Текст книги "Если женщина хочет..."
Автор книги: Кэти Келли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)
Кэти Келли
Если женщина хочет...
Пролог
Когда по горбатому мосту проехал еще один шумный экскурсионный автобус, изрыгающий ядовитые выхлопы, Мэри-Кейт Донлан вышла из своей аптеки и заперла дверь. Если какой-нибудь обитатель деревни Редлайон во время ленча захочет купить губную помаду или лекарство от гриппа, ему придется уйти несолоно хлебавши. После того как ее помощник Отис ушел в отпуск, она несколько недель довольствовалась сандвичем, проглоченным в перерывах между посетителями, и была сыта этим по горло. Но сегодня она наконец поест как следует и всласть поболтает со своей племянницей Дельфиной.
Придерживая воротник пальто, Мэри-Кейт быстро пошла по главной улице в сторону «Вдовы Мэгуайр», симпатичной каменной пивной с окнами-фонарями, традиционными музыкальными вечерами два раза в неделю и лучшей кухней в округе. Стройная женщина средних лет с прямыми короткими волосами и без следа косметики на лице миновала бутик с вывеской «Люсиль: фасоны на все случаи жизни», мельком заглянув в витрину. Фасоны Люсиль всегда казались ей чересчур эксцентричными. На этой неделе в витрине было выставлено множество ярких вязаных вещей с узором в шишечку и одно нарядное летнее платье, которое хорошо смотрелось бы на юге Франции, но совершенно не подходило для климата графства Керри, где в октябре зуб на зуб не попадает.
Заметив впереди Эммета из магазина товаров повседневного спроса, она замедлила шаг. Не дай бог он захочет составить ей компанию! Этот брюзгливый старый бандит со слабостью к портеру мог заговорить и мертвого. После двух пинт пива он неизменно впадал в сентиментальное настроение и начинал оплакивать добрые старые времена. Едва Эммет нырнул в пивную, Мэри-Кейт снова устремилась вперед. Больше бояться было нечего: когда она доберется до дверей, Эммет уже вцепится в какого-нибудь беднягу.
Рядом с пивной припарковался серебристый «Мерседес», из которого вышла высокая рыжеволосая женщина в модном брючном костюме.
– Привет, Лара, – поздоровалась с ней Мэри-Кейт.
– Привет, – сердечно ответила женщина, – Как идет торговля?
– Полным ходом. Здесь полно ипохондриков. Мне следовало бы купить акции какой-нибудь фармацевтической фирмы.
Обе засмеялись.
– А как твои дела? – спросила Мэри-Кейт.
– Чудесно, – ответила Лара. – Только что продала владения старого О'Брайена.
– Замок Шэнрок? – Эта новость произвела на Мэри-Кейт сильное впечатление. Обветшавший замок с заросшим сорняками садом в пятьдесят акров мог купить только очень богатый человек, готовый потратить целое состояние на реставрацию поместья. – И кто же его купил? Очередная рок-звезда?
Редлайон мог похвастаться четырьмя рок-звездами, как минимум шестью романистами и одним эксцентричным композитором, писавшим серьезную музыку. Рок-звезды, как ни странно, вели спокойную жизнь, а буйные пирушки проходили в доме композитора.
– Нет, на этот раз актриса. Не стану называть ее имя, но она из тех, кто хранит свои «Оскары» в туалете.
Мэри-Кейт усмехнулась.
– Они все говорят одно и то же… Я должна встретиться с Дельфиной. Посидишь с нами?
Не успела Лара сказать «да», как на стоянку вырулила побитая малолитражка, из которой выпорхнуло роскошное рыжее создание в красном бархатном пальто.
– Привет, девочки! – Дельфина Райан поцеловала тетку и крепко обняла школьную подругу. – Лара, я не видела тебя сто лет. Что здесь новенького?
Они сели за столик и начали болтать обо всем на свете – от цен на недвижимость до ужасающего состояния местных дорог.
– На Блэкглен-роуд есть рытвина размером с бассейн, и я туда чуть не угодила, – пожаловалась Лара. – Если у моего «мерса» сломается колесо, я подам на местный совет в суд!
– А я люблю Блэкглен-роуд, – вздохнула Дельфина. – Мы с Юджином даже хотели купить там один красивый старый дом, но он оказался нам не по карману. Там такие замечательные старинные камины…
– Ты, наверное, имеешь в виду Килнагошелл-хаус, бывший пансион, – сказала Лара. – Я продала его шесть месяцев назад одной вдове из Дублина, Вирджинии Коннелл. Она симпатичная и, кажется, тоже одинокая. Мэри-Кейт, вам следовало бы как-нибудь навестить ее.
– Если она не желает ни с кем знакомиться, это ее право, – рассудительно ответила Мэри-Кейт. – Не стоит нарушать ее покой. Когда она захочет общаться с людьми, тогда посмотрим. Лара доела сандвич.
– Девочки, мне пора. Сегодня днем я должна оценить симпатичный маленький коттедж на Килларни-роуд.
– Дом старого Гароида? – удивилась Мэри-Кейт. – Его что, продают?
– Похоже, нет, – ответила Лара. – Скорее всего, после оценки он достанется племяннику Гароида, который живет в Британии. Бог ему в помощь, – пожала плечами она. – Гароид оставил дом в ужасном состоянии. Кроме того, мне нужно осмотреть ферму Ричардсонов. Какая жалость, что они уезжают из деревни.
Они славные люди.
– Мне тоже пора. – Дельфина встала из-за стола. – Сегодня у меня еще полно работы: две маски для лица, педикюр и эпиляция. Счастливо, Мэри-Кейт. – Она поцеловала тетку на прощание.
– Значит, я смогу спокойно допить кофе. – Серые глаза Мэри-Кейт потеплели. – Старость имеет свои преимущества. Берегите себя, девочки.
Молодые женщины вышли из пивной.
– Отличный день, правда? – заметила Лара, когда они на мгновение остановились, наслаждаясь неярким октябрьским солнцем. – Когда светит солнце, Редлайон кажется сказочным королевством. Должно быть, Ричардсоны рехнулись. Не представляю себе, как можно уехать отсюда.
– Кажется, я тебя понимаю, – откликнулась Дельфина, с любовью глядя на извилистую главную улицу с домиками пастельных тонов, лениво гревшимися на солнце. – Тут царят мир и спокойствие, которые лечат душу. Не потому ли ты вернулась?
– Ничего подобного! – уныло возразила Лара. – Когда я жила в Дублине, то ежедневно выпивала десять чашек кофе, таблетку прозака, по меньшей мере полбутылки вина и чувствовала себя нормально. А к спокойной жизни меня, как ни странно, потянуло только после возвращения домой…
– Спокойная Лара Стэнли? Этот день войдет в анналы истории! – пошутила Дельфина.
Лара усмехнулась.
– Да, как же, станешь тут спокойной… Это место особенное. Знаешь, когда я оставила работу в Дублине, все мои коллеги считали, что только чокнутый может заживо похоронить себя в такой глуши. А я ответила, что в Редлайоне вовсе не скучно.
– Да, жизнь здесь бьет ключом. Даже чересчур, – кивнула Дельфина. – Постоянно что-то происходит. На следующей неделе в нашем отеле начинается очередная конференция политологов, и Редлайон затопят толпы журналистов и политиков, сгорающих от желания увидеть свои фотографии в газете.
– Все как обычно, – откликнулась Лара. – Теперь о тихой жизни в деревне приходится только мечтать. Но я бы не стала говорить это городским. Иначе они все бросят и переедут сюда.
Дельфина засмеялась.
– А мы хотим, чтобы Редлайон оставался нашей маленькой тайной, верно?
1
Хоуп Паркер остановилась у секции литературы по кулинарии и выпустила из рук пакеты с покупками. У нее разбегались глаза. «Домашнее печенье», «Полнейшая китайская поваренная книга», «Блюда для приемов», «Блюда быстрого приготовления»… Но рецепты блюд быстрого приготовления были ей не нужны – она знала их назубок. Нет, ей требовалась подробная и в то же время доступная поваренная книга. Большая, толстая и содержательная, подробно объясняющая, что такое пароварка, как пользоваться дрожжами и нужен ли для готовки сушильный шкаф. Хоуп хотела купить книгу, которая наконец объяснила бы ей, как приготовить блюдо, для которого недостаточно цыплячьих грудок и банки готовой томатной пасты.
Рассеянно посмотрев на толстый учебник французской кухни для «подготовленных читателей», Хоуп заметила рядом с ним толстый том с яркими золотыми буквами на корешке: «Кулинарии для трусих: как стать королевой кухни». Королевой кухни? О да, именно этого она и хотела! Хватит с нее готовой лазаньи и замороженных цыплят в фольге. Она научится готовить великолепную домашнюю пищу, и Мэтту больше не придется приглашать важных клиентов в дорогие рестораны Бата. Вместо этого он сможет приводить их домой, а она, одетая во что-нибудь элегантное, но сексуальное, выпорхнет из кухни, благоухая ароматом крем-брюле. Солидные бизнесмены будут уписывать тающее во рту мясо с густой подливкой и спрашивать, почему она работает в банке, а не открывает собственный ресторан.
Тоби и Милли тоже обрадуются. Конечно, когда немного подрастут. Они будут думать, что самодельный майонез – самая обычная вещь, и станут хвастаться перед одноклассниками, что их мама «самая лучшая повариха в мире». Хоуп помнила такие разговоры со времен учебы в школе. Однако она и ее сестра Сэм всегда сторонились споров о том, чья мать лучше всех готовит. У их тети Рут было много достоинств, но кулинарные таланты в их число не входили. Хоуп часто задумывалась над тем, умела ли готовить их мать. Тетя Рут никогда не говорила о таких вещах. Может быть, мама была замечательной кулинаркой и это качество передалось ей по наследству? В таком случае от Хоуп требовалось только одно: проверить это, отказавшись от цыплят быстрого приготовления. Хоуп подхватила пакеты, заплатила за книгу и поспешила в универмаг «Джолли». Она не собиралась заходить в отдел женской одежды, но искушение было слишком велико. Хоуп потрогала цветастую юбку из тонкого хлопка с изящным узором из роз. Фон был светло-синим, цвета веджвудского фарфора; мелкие лиловые цветки чередовались с малиново-розовыми. Хоуп грустно вздохнула. Это была не юбка, а стиль жизни. Стиль жизни, при котором женщина обитает в уютном коттедже с послушными, хорошо воспитанными детьми и с любящим, ценящим ее мужем. Эта женщина сама шьет наволочки, умеет сушить лаванду и консервировать овощи и фрукты вместо того, чтобы покупать их в супермаркете. Она не застегивает юбку английской булавкой и не повышает голоса на детей, если те по утрам выливают на себя полный пакет молока, после чего их нужно переодевать с головы до ног. Нет. Такая женщина пользуется цветочными духами в старомодных флаконах и порхает по магазину с корзинкой, покупая натуральные овощи, к которым прилипли комочки земли. О таких женщинах люди говорят: «Ну разве она не прелесть? Чудная мать, замечательная кулинарка… Вы пробовали ее яблочный пирог? А ведь она еще и работает…»
Ага, как же! После дождичка в четверг… Она никогда не была Миссис Цветастой Юбкой и никогда не будет ею. Она была Миссис Рабочей Лошадью, дети которой привыкли к крику: «Прекрати немедленно, а то убью!» Она никогда не «порхала» – что весьма затруднительно, если ты устала как собака и ноги у тебя пудовые, – и никогда не разговаривала с соседями, так что у них не было возможности составить о ней какое-нибудь мнение. А что говорить о наволочках, если она так и не удосужилась пришить пуговицу к юбке и та несколько месяцев держалась на булавке!
Хоуп тряхнула головой, чтобы избавиться от неуместных мечтаний, подхватила покупки и заторопилась в отдел мужской одежды, в секцию галстуков. Прошла целая вечность, прежде чем она нашла то, что могло бы понравиться Мэтту: бледно-желтый шелковый галстук с отчетливым рисунком. Правда, он стоил дороже, чем ее пальто… Ну и черт с ним!
Женщина за стойкой аккуратно положила галстук в коробку.
У нее были тщательно уложенные волосы, хорошо ухоженные ногти и безупречно накрашенные губы; казалось, она только что вышла из салона красоты. Светлые волосы Хоуп, собранные в конский хвост, растрепал ветер, а от помады, нанесенной утром, осталось одно воспоминание. В присутствии продавщиц Хоуп неизменно чувствовала себя разбойницей с большой дороги. А ведь она еще помнила те времена, когда тщательно ухаживала за собой, те далекие времена до рождения детей, когда на французский маникюр у нее уходил весь воскресный вечер. Теперь она проводила воскресные вечера, потея над гладильной доской, думая о том, что необходимо купить на следующей неделе, и пытаясь выудить из огромной кучи белья два одинаковых носка.
– Это подарок? – спросила продавщица, намекая на то, что женщины типа Хоуп покупают дорогие вещи лишь раз в год.
– Да, – сказала Хоуп, борясь с желанием злобно ответить: «Нет, это для меня. По уик-эндам я наряжаюсь в мужскую одежду, а сейчас подыскиваю партнершу для встречи лесбиянок, любительниц мотоциклов „Харлей-Дэвидсон“.
Однако пришлось сделать вежливую мину. Честно говоря, Хоуп еще никогда не платила столько денег за галстук. Он был чудовищно дорогим даже в качестве подарка на сорокалетие. Утешало только одно: он должен был понравиться Мэтту. Галстук прекрасно подходил к недавно купленному мужем импозантному костюму, да и вообще к имиджу Мэтта, тоже очень импозантному. Единственной неимпозантной вещью в гардеробе Мэтта Паркера была сама Хоуп. «Может быть, беда именно в этом?» – с внезапной тревогой подумала она.
С недавних пор Мэтт перестал быть похожим на себя. Он всегда был оптимистом, счастливчиком и везунчиком, но в последние недели постоянно пребывал в плохом настроении, хмурился и был спокоен только тогда, когда что-то делал. Он все время искал себе занятие – даже в тех редких случаях, когда дети не дрались и появлялось время посидеть и спокойно поговорить. Взвинчен – вот как это называется. Мэтт был взвинчен, и Хоуп терзали мрачные предчувствия, что это имеет отношение к их семейной жизни. Или к ней самой.
Выйдя из магазина, Хоуп свернула за угол на Юнион-стрит и столкнулась с толпой туристов, охавших и ахавших при виде каждого изящного георгианского особняка из песчаника. Бат действительно был красивым городом, но Хоуп, прожившая в нем пять лет, уже привыкла к его красотам. В первые шесть месяцев она едва не свернула себе шею, любуясь местными достопримечательностями, однако сейчас, как и все жители Бата, ходила по городу, не обращая на памятники никакого внимания и проклиная туристов, которые шатались по улицам, как школьники, сбежавшие с уроков.
Хоуп толкнула стеклянную дверь ипотечного банка Уизерспуна, зная, что сейчас уже без двадцати три, а она должна была вернуться в четырнадцать тридцать. Мистер Кэмпбелл, местный управляющий и большой педант, тоже знал, сколько сейчас времени.
– Миссис Паркер, вы опоздали на десять минут, – негромко сказал он.
Хоуп сделала вид, будто ужасно запыхалась. Впрочем, после пробежки по Юнион-стрит это было нетрудно.
– Мне очень жаль, мистер Кэмпбелл, – пролепетала она. – Сегодня моему мужу исполняется сорок лет, и я покупала ему подарок…
– Ничего страшного, – успокоил ее управляющий. – Но чтобы это было в последний раз.
Хоуп быстро прошла в комнату для служащих, положила покупки в шкаф, сняла синее шерстяное пальто и поспешила занять место за стойкой.
– Как тебе удается опаздывать и при этом не злить нашего тирана? – спросила Ивонна, сидящая за соседней стойкой.
– Потому что у меня невинное лицо, – ответила Хоуп, продолжая улыбаться мистеру Кэмпбеллу через стеклянную перегородку, – а у тебя физиономия проныры.
Хоуп знала, что подруга будет польщена. Ивонне нравилось быть пронырой. Кроме того, она обладала чувством юмора и никогда не обижалась. В отличие от второй лучшей подруги Хоуп, которую звали Бетси. Бетси обижалась на все и непременно спросила бы, что имела в виду Хоуп, назвав ее пронырой. Сама Хоуп просто не могла выглядеть пронырой. У проныр не бывает кудрявых от природы русых волос – особенно если они окружают спокойное круглое личико с удивленными большими темно-серыми глазами и маленьким ротиком, как у девочек с портретов французских художников восемнадцатого века.
Мэтт однажды обмолвился, что полюбил ее за вид «не от мира сего». «Как будто ты вышла из исторического телесериала, переоделась и оказалась в двадцать первом веке», – сказал он. У Мэтта дар говорить необычные, романтические вещи. «Он напрасно тратит свой поэтический талант, работая в рекламном агентстве», – с любовью подумала Хоуп.
Следующие полчаса за всеми пятью стойками кипела лихорадочная работа. Толпы нетерпеливых туристов стремились поменять аккредитивы на наличные, чтобы до возвращения в автобус купить как можно больше кухонных полотенец, маек и керамических кружек с изображением Батского аббатства.
Когда поток наконец схлынул, Хоуп откинулась на спинку стула, думая о сегодняшнем вечере, главным украшением которого должен был стать праздничный ужин. Они с Мэттом будут только вдвоем – конечно, если Милли не взбрыкнет и не откажется идти спать. Девочке было только четыре года, но она уже держала всех домашних в ежовых рукавицах. Двухлетний Тоби был полной противоположностью своей старшей сестре. Он был таким тихим, что Хоуп каждое утро нервничала, отводя его в ясли. Она знала, что Милли сумеет постоять за себя, но станет ли девочка заступаться за братишку? Задир среди детей хватало, и Хоуп была готова убить любого, кто обидел бы ее ненаглядного Тоби. Нежное бледное личико и внимательные глаза делали его похожим на Хоуп в детстве. Она молила небо, чтобы мальчик вырос таким же большим и сильным, как его отец.
– Что ты купила Мэтту? – спросила Ивонна, протягивая Хоуп пакет со сливочными тянучками.
– Галстук, бутылку его любимого вина и одеколон, – ответила Хоуп, развернув конфету.
– Неплохо, – промычала Ивонна с набитым ртом. – Но я бы тебе посоветовала сегодня сделать Мэтту особый подарок.
– Какой?
Ивонна понизила голос, потому что как раз в этот момент мистер Кэмпбелл вышел из кабинета и остановился у фотокопировальной машины.
– Надень что-нибудь сверхсексуальное и скажи Мэтту, что это последняя часть подарка.
Хоуп зарделась, как всегда, когда кто-нибудь заговаривал о ее интимной жизни. Тетя Рут приучила ее не болтать о таких вещах. Когда у Хоуп начались первые месячные, тетка молча вручила ей книгу для девочек-подростков, и эта тема больше никогда не затрагивалась.
– Ивонна, я начинаю думать, что у тебя мания.
– Ага. На сексуальной почве, – хихикнула Ивонна, отбросив со лба прядь черных как смоль волос.
Тут вошли сразу три посетителя, и Хоуп сумела забыть про предложение Ивонны. Нельзя сказать, что ей претила мысль надеть сексуальное белье и удивить Мэтта. Но ей казалось, что муж гораздо больше обрадуется новому галстуку и бутылке хорошего вина.
Два часа спустя Хоуп уже ехала домой по Молтингс-лейн. Одна из наиболее современных улиц Бата представляла собой извилистый ряд красивых домов, выстроенных из котсуолдского камня медового цвета. Поскольку дома были маленькими и относительно недорогими, здесь селились молодые работающие пары с детьми, не имевшие времени на уход за палисадниками размером с носовой платок.
Когда они переехали сюда пять лет назад, Хоуп носилась с грандиозными планами стать умелым садоводом и купила энциклопедию приусадебного хозяйства вместе с книгой о том, как создать рай на крошечном участке перед окнами. Теперь эти опусы пылились на полке рядом с трактатом об оформлении дома, купленным Хоуп на распродаже по сниженным ценам. Сегодня же Хоуп даже не взглянула на палисадник, зная, что если заберет детей позже, чем в шесть пятнадцать, Марта выйдет из себя. Марта была хозяйкой яслей «Ваши маленькие сокровища», которые ежедневно посещали Тоби и Милли. Ясли считались образцовыми, и Хоуп приходилось помалкивать о том, что при общении с родителями своих питомцев Марта превращается в настоящую злобную стерву. За место в «ВМС» шли настоящие битвы, и Хоуп предпочитала не связываться. На каждое освободившееся в яслях место претендовало тридцать семей. Ясли закрывались в шесть пятнадцать, и каждый родитель, опоздавший хотя бы на минуту, выслушивал лекцию типа «если вы считаете, что моим временем можно злоупотреблять, то сильно ошибаетесь». Но Хоуп не могла представить себе человека, который посмел бы злоупотреблять временем Марты.
Вынув сумки из багажника, Хоуп отнесла их в дом, сунула продукты в холодильник и опрометью помчалась в ясли. Благо, они находились за углом, и ей не приходилось, подобно другим усталым родителям, по полчаса искать место для парковки.
– Привет! – делано весело поздоровалась она с Мартой, которая стояла в дверях, как ротвейлер, сосредоточенно решавший, кого лизнуть, а кого укусить. – Прохладно, правда?
– Уже почти октябрь, – бросила Марта, сердито тряхнув цыганскими серьгами.
Хоуп искательно улыбнулась, ненавидя себя за трусость. Если бы ей хватило смелости сказать Марте, куда она может засунуть свои саркастические реплики! Уже не в первый раз Хоуп предавалась своей любимой мечте: будто они с Мэттом выиграли в лотерею, она бросила работу и посвятила себя воспитанию детей. Этот воображаемый мир предусматривал приходящую уборщицу, прачку и человека, который доставлял бы продукты из супермаркета. Тогда она смогла бы сказать Марте все, что о ней думает, потому что больше не нуждалась бы в яслях. Большое спасибо, отныне она сама будет присматривать за своими детьми. Сможет проводить с ними каждый день, учить их рисовать, рассказывать им сказки, варить какао и рисовую кашу, не вздрагивая При мысли о том, что они опаздывают в ясли. Она будет готовить вкусную домашнюю еду, а не покупать полуфабрикаты, освоит рукоделие и превратит сад в прекрасно ухоженные джунгли. Настоящий рай земной…
В главном помещении яслей – просторной комнате, окрашенной в теплые тона и обставленной детской мебелью, – ее ждали Милли и Тоби, закутанные в теплые стеганые куртки и похожие на маленьких эскимосов. На розовом личике Милли, такой же нетерпеливой, как и ее отец, застыло сердитое выражение. Зачем ее нарядили в тесную куртку и заставили ждать, если в это время можно было поиграть в кубики? Тоби, бледный и серьезный, тихо стоял с шапкой в руках. При виде Хоуп его пухлое личико озарила улыбка.
– Мамочка, получил звездочку! – радостно воскликнул он.
– Неправильно! – злобно перебила его Милли, которая всегда заботилась о чистоте языка. – Нужно говорить «я получил звездочку»! У Тоби вытянулось лицо.
– Милли, – укоризненно сказала мать, – будь с братом повежливее!
– Он маленький и глупый! – фыркнула девочка, сморщив курносый носик.
– Он твой брат, ты должна заботиться о нем и не обижать.
Милли тут же взяла Тоби за ручку и посмотрела на мать снизу вверх, ожидая похвалы. Хоуп волей-неволей пришлось улыбнуться. В чем, в чем, а в сообразительности Милли отказать было нельзя.
Попрощавшись с Мартой, которая стояла на крыльце и вглядывалась в даль, звеня ключами, как тюремщик, они пошли домой, держась за руки. Милли весело болтала, Тоби молчал. Так было каждый вечер – Тоби вел себя очень тихо примерно полчаса. Потом, оказываясь в теплом, уютном доме, он постепенно оттаивал, начинал говорить, смеяться и играть. Поведение сынишки тревожило Хоуп. Она подозревала, что Тоби ненавидит ясли, но боялась спрашивать. А вдруг малыш вцепится в нее и попросит не посылать его туда? Каждый вечер Хоуп пристально рассматривала лицо Тоби, отыскивая на нем следы слез. Если бы ребенок плакал в яслях, она не колеблясь бросила бы банк и сказала Мэтту, что нужно найти другой способ выплачивать жилищную ссуду. Разве она смогла бы ходить на работу, зная, что ее дорогой малыш страдает? Но Тоби никогда не плакал. Он каждое утро безропотно надевал куртку с капюшоном и только широко раскрывал глаза, когда Хоуп крепко обнимала его на виду у бдительной Марты.
– У вас очень спокойный мальчик, – сказала ей воспитательница Клер, с которой Хоуп однажды поделилась своей тревогой. – Не волнуйтесь, он вполне доволен жизнью. Честное слово. Он любит лепить из пластилина и слушать сказки. Мы знаем, что он немного стеснителен, и заботимся о нем, так что можете не беспокоиться.
Едва войдя в дом, Милли отправилась в детскую, собрала кукол, усадила их за стол, велела пить молоко и вести себя как следует, если они не хотят неприятностей. Она точно повторяла интонации Марты, разговаривавшей с родителями. Хоуп опустилась на колени, снимая с Тоби курточку.
– Хорошо прошел день, милый? – тихо спросила она, обняв мальчика.
Тоби кивнул, и Хоуп поцеловала его в макушку, вдохнув аромат мягких светлых волос.
– Тоби, малыш, ты знаешь, как мама тебя любит? Больше всех на свете!
Он улыбнулся и пухлой ручкой погладил мать по щеке.
– Маме нужно приготовить для папы праздничный ужин, а вы пока поиграйте, хорошо?
Тоби снова кивнул.
Хоуп с гордостью подумала о новой поваренной книге, которая лежала в пластиковом пакете, оставленном в коридоре. Скоро она будет готовить чудесные блюда, которые придутся по вкусу всем. А пока… Хоуп сняла упаковку с бифштексов и сунула их в микроволновку. Она с удовольствием отправилась бы поужинать в ресторан, однако лучший друг Мэтта Дэн через три дня сам отмечал день рождениями решено было праздновать вместе. Кроме того, агентство получило очень выгодный заказ и устраивало по этому случаю банкет, так что праздник предстоял объединенный. Говорить, что Хоуп предпочла бы скромный обед на две персоны в ресторанчике неподалеку, было бессмысленно. Мэтт был гораздо более общительным человеком и любил большие сборища, где можно очаровывать всех направо и налево и выслушивать комплименты в свой адрес. Но Хоуп на таких праздниках всегда чувствовала себя неуютно.
Она напомнила себе, что к банкету нужно обязательно купить новое платье. У Адама, босса Мэтта, была красивая молодая жена, которую звали Джесмин. Мэтт как-то проговорился, назвав ее «лучшим украшением Бата», после чего Хоуп решила, что не имеет права ударить в грязь лицом.
Думая о предстоящем празднике, она положила детям на тарелки рыбные палочки, а себе заварила чай.
– Тоби! Милли! Ужинать! – позвала она.
Милли, как всегда, притащила с собой Барби и начала ее кормить, разбрасывая вокруг кусочки.
– Милли, ешь аккуратно! – недовольно предупредила Хоуп. Она отняла у девочки куклу, и Милли тут же заревела. На пол упало еще несколько кусочков.
– Милли, это просто безобразие! – сказала Хоуп, пытаясь справиться с гневом и жалея, что она слишком устала. Чтобы иметь дело с детьми, нужно много терпения.
В ответ девочка извернулась и толкнула стол так, что из чашки Хоуп выплеснулся чай.
– Милли! – крикнула Хоуп, когда чай пролился на юбку, в которой она ходила на работу. Черт, нужно было переодеться сразу же, как только она пришла домой!
– Когда я подошел к двери и услышал крики, то понял, что не ошибся адресом, – кисло заметил Мэтт, появившись на пороге кухни. Как всегда, он был безукоризненно одет и выглядел на запущенной кухне довольно неуместно.
Хоуп стиснула зубы. День рождения мужа представлялся ей совсем по-другому. Пламя свечей, аромат свежеприготовленных блюд, она сама облачена в бархат и благоухает духами… Вместо этого в доме хаос, она растрепана, как чучело, и воняет потом после беготни по магазинам. Сомневаться не приходилось: дети и романтические обеды при свечах – понятия взаимоисключающие.
Милли тут же прекратила рев, подбежала к отцу, обхватила руками его колени и зарылась лицом в серые шерстяные брюки.
– Папочка! – радостно заворковала она, как будто только что не разбрасывала еду по кухне, словно озорной эльф.
Мэтт подхватил ее на руки, и две темноволосых головы оказались рядом: одна кудрявая, другая коротко стриженная, с сединой на висках. Мэтт был высоким, мускулистым и стройным, с темными, глубоко сидящими глазами, от которых у женщин учащался пульс, и решительным квадратным подбородком. Седина шла Мэтту так же, как новая прическа; его красота казалась более зрелой и мужественной. Даже после семи лет совместной жизни при виде улыбающегося мужа у Хоуп начинало гулко биться сердце. Но ей отравляла существование мысль о том, что при виде жены пульс Мэтта ничуть не ускорялся.
– Что, ссоришься с мамой? – спросил Мэтт. Милли сдавленно всхлипнула.
– Да, – грустно сказала она.
– Она ничего не ест, разбрасывает еду, пролила мой чай и всю меня забрызгала! – Хоуп знала, что напрасно так сильно сердится, но ничего не могла с собой поделать.
– Пустяки, – небрежно ответил муж, даже не взглянув на нее. – Чай легко отстирывается.
Он взъерошил Тоби волосы и прошел в гостиную с Милли на руках. Тоби сполз со стула и побежал за ним. Через секунду оттуда донеслись хихиканье и смех.
Хоуп мрачно посмотрела на свою белую блузку, забрызганную чаем, поднялась наверх и переоделась в зеленый бархатный костюм. Потом причесалась, вдела в уши жемчужные серьги, брызнула на себя духами, села за туалетный столик и повернула овальное зеркало, собираясь красить губы.
Она знала, что выглядит старомодно и напоминает не роскошных и властных героинь современных любовных романов, а тихих и спокойных женщин с тревожными серыми глазами, которых любила описывать Джейн Остин. Хоуп подошли бы фасоны времен королевы Виктории, которые подчеркнули бы ее пышную грудь и скрыли широковатую талию и полные ноги. Она лучше всего выглядела в платьях приглушенных, теплых тонов, делавших еще более выразительными ее глаза с пушистыми ресницами.
Хоуп подколола волосы, обнажив стройную шею, и на счастье прикоснулась к стоявшей на туалетном столике серебряной шкатулке с эмалью. Шкатулка принадлежала ее матери, и ежедневное прикосновение к ней стало для Хоуп такой же привычкой, как чистка зубов после еды. Мать Хоуп умерла рано, и шкатулка с изображением орхидеи была единственной памятью о ней. У Сэм была своя такая же шкатулочка, только на той были изображены анютины глазки.
Родители девочек погибли в автокатастрофе, и тетя Рут сразу увезла обеих к себе в Виндзор. Так что сувениров на память о Сэнди и Камилле Смит у их дочерей почти не осталось.
Хоуп улыбнулась и подумала, что бы она сама оставила детям, если бы скоропостижно умерла. Скорее всего, грязную тряпку для вытирания пыли…
Внизу Мэтт смотрел телевизор. По обе стороны от него сидели очень довольные дети. Хоуп остановилась за диваном и поцеловала мужа в макушку.
– Извини, что я ворчала, когда ты пришел, – нежно сказала она. – Давай уложим эту парочку спать и сядем за праздничный ужин.
– Папа, ты должен почитать мне сказку! – умоляющим тоном пробормотала Милли.
– Почитаю, моя радость, – рассеянно пообещал Мэтт.
– Только длинную, – сказала довольная Милли. – Про троллей и фей!
– Никаких троллей, – по привычке ответила Хоуп. – Тебе будут сниться кошмары. – Не будут! – заупрямилась девочка. – Никаких троллей, – решительно повторила мать.
Исполнив свой долг, Мэтт снова спустился в гостиную, пощелкал пультом и нашел спортивный канал. Сквозь двойную стеклянную дверь, отделявшую гостиную от кухни, Хоуп увидела, что он переоделся в самые старые джинсы и линялую фланелевую рубашку, которую она давно собиралась выкинуть. Вздохнув, она пожала плечами. В конце концов, это его день рождения. Пусть надевает что хочет.
