Текст книги "Полтергейст"

Автор книги: Кэт Ричардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Абсолютно исключено.

– Почему?

Он принялся терпеливо объяснять:

– Поскольку все идет к тому, что группа скоро распадется, важно сделать как можно больше, не прерывая процесс. И вы ни в коем случае не должны прекращать расследование – работайте в обычном порядке. Пока проект продвигается, на вас не будут обращать особого внимания. Но стоит остановить эксперимент, и группа разделится, отвлечется на вас или на Марка, вместо того чтобы сосредоточиться на работе. Я не могу этого допустить. Следующий сеанс пройдет, как запланировано. Вы не должны сообщать участникам о смерти Луполди, пока я не найду способ преподнести им новость с минимальным вредом для проекта. Теперь вы понимаете?

– О, я-то понимаю, а вот вы, боюсь, нет. Вас вот-вот втянут в криминальное расследование, которое ведет один из самых цепких и упертых в своем деле следователей. Вместо сердца у него айсберг, при этом он очень умен и очень не любит, когда ему вешают лапшу на уши. Если он решит, что вы сознательно скрыли факт смерти Луполди от участников программы и сотрудников, то задастся вопросом, почему, и рано или поздно докопается до причины. И в отличие от меня ему плевать на ваши научные успехи. Если вы не собираетесь отменять сеанс и сообщать группе о том, что произошло с Луполди, будьте готовы объяснить ваше поведение. Я работаю на вас и, если вы настаиваете, вынуждена подчиниться, но настоятельно рекомендую подумать о том, как это будет выглядеть в глазах полиции.

– Мисс Блейн, у вас вошло в привычку читать мне лекции, и меня это крайне раздражает.

– Подозреваю, вас раздражает любой, кто не позволяет собой помыкать. Я пытаюсь выполнить свою работу и уберечь вас от необдуманных действий, которые могут навредить проекту. А уж прислушиваться к моим советам или нет, дело ваше.

Было слышно, как он кипит от злости.

– В воскресенье я проинформирую группу. А пока работайте, ищите злоумышленника.

Только я собралась дать ему достойный ответ, как он повесил трубку.

Я обзвонила других участников проекта, застав лишь двоих: Дейла Сталквиста и Кена Джорджа. По голосу я узнала в Джордже художника, нарисовавшего портрет Селии, а в Сталквисте – светловолосого, средних лет бизнесмена. Джордж собирался уходить, сказав, что согласен на короткую встречу в субботу утром. Сталквист любезно выделил мне последний час своего рабочего времени при условии, что я буду у него в офисе через десять минут. Шикарный Коламбия-центр находился примерно на таком же расстоянии от Пайонир-сквер с ее пыльным очарованием, что и дворец правосудия, только вверх по холму. Я сказала, что сейчас буду, и помчалась к выходу.

Глава одиннадцатая

Коламбия-центр – самое высокое здание в Сиэтле. Оно вздымается над Пятой авеню подобно трем столбам застывшей лавы, по странному капризу вулкана сплавленным в один обсидиановый пик. Наперекор господствующим ветрам изгибы здания, словно черные паруса, обращены к заливу Пьюджет-саунд. Это оплот многомиллиардных корпораций и топ-менеджеров. Некоторые называют его самым бесстыдным выпячиванием эго на Тихоокеанском побережье, и, вероятно, в этом есть доля правды. Два верхних этажа занимает самый дорогой бизнес-клуб в городе – клуб «Коламбия Тауэр» – переплюнувший даже уважаемый «Вашингтон Атлетик». Дейл Сталквист встретил меня внизу, в холле из красного камня.

Сталквист оказался одним из тех высоких, светлокожих блондинов, которым в кино всегда достаются роли нацистов или викингов. Несмотря на мой немаленький рост плюс высоченные каблуки туфель «на выход», которые я специально надела для этой встречи, я все равно уступала ему в росте.

Сталквист смотрел на меня сверху вниз, скосив глаза к узкому, похожему на птичий клюв носу.

– Так, – прогремел он, пожимая мне руку, – давайте поднимемся наверх. В клубе можно спокойно пообщаться с глазу на глаз.

– Хорошо, – согласилась я, втайне надеясь, что заплатит он.

– Итак, – сказал он, когда мы поднимались в лифте, – вы, значит, одна из аспиранток Такмана?

– Нет, мистер Сталквист. Я частный детектив.

– Правда? Не знал, что они существуют на самом деле. Как интересно. Никогда бы не подумал… Вы не похожи на сыщика.

– Да, я выше, чем Богги. [11]11
  Богги – ласковое прозвище Хамфри Богарта – знаменитого американского киноактера, в 30–50-х годах ставшего эмблемой жанра нуар и часто игравшего роли детективов.


[Закрыть]

Он рассмеялся.

– И гораздо симпатичней.

Я, конечно, считаю себя привлекательнее Хамфри Богарта, и тем не менее до эталона мне далеко. Сталквист явно пытался меня подкупить грубой лестью – только вот непонятно зачем. Наверное, он бы и дальше морочил мне голову, если бы как раз в тот момент, когда он открыл рот, лифт не остановился на семьдесят четвертом этаже.

– О! Мы на месте… Прошу, – добавил он, жестом пропуская меня вперед, в неброскую роскошь нижнего вестибюля «Коламбия Тауэр». Сталквист отметился у большой, сделанной из красного дерева стойки регистрации гостей, попросил меня сделать то же и увлек в салон – впрочем, я успела заметить небольшую табличку, благодарящую гостей за соблюдение дресс-кода. Джинсы здесь не котировались. Может, и к лучшему, что я не успела постирать одежду, и плевать на счет из химчистки.

Ничего не скажешь, вид отсюда открывался умопомрачительный, даже несмотря на накрапывающий дождь. Широкая прозрачная стена из сплошного стекла выходила на залив. Стекло огибало даже внешний угол; небольшой участок, за которым находились служебные помещения, был специально затемнен чуть сильнее. Внизу, у подножия сиэтлских холмов, плескались холодные волны, которые закат окрасил в розовые и оранжевые тона, а на западе взрезали облака белоснежные острые пики Олимпийских гор. Несмотря на тонированное стекло, казалось, стоит сделать шаг, и я воспарю над чудесным пейзажем, невесомая и свободная. Не лучшее место для тех, кто боится высоты.

Было уже четыре часа, в салоне становилось довольно многолюдно, и к моему облегчению, все места за барной стойкой с видом на панораму оказались заняты. Впрочем, нас усадили за двухместный столик, с которого открывался все тот же вид – если слегка повернуть голову. Я выбрала место с обзором похуже, и Сталквист, как истинный джентльмен, не мог со мной спорить: садящееся солнце светило в лицо ему, а не мне. Пускай я при любом освещении вижу куда больше, чем Сталквист, зачем отказываться от старомодного преимущества?

Он попытался было заказать мне какой-то крутой коктейль, но я настояла на простой минералке с лаймом.

– На работе не пью.

– Ах да. А я, пожалуй, закажу «Балвени» пятнадцатилетней выдержки со льдом… спасибо.

Официант кивнул и с улыбкой удалился. Сталквист снова переключился на меня:

– Итак, Харпер, чем я могу вам помочь?

– Я провожу дополнительную проверку для доктора Такмана и хотела бы задать вам несколько вопросов.

– От чьего лица вы действуете?

Я улыбнулась, хотя он не мог этого видеть.

– Не могу вам сообщить. Это проблема?

– В принципе нет. Мне скрывать нечего.

– Простите, Дейл, но, честно говоря, мне непонятно, чем проект Такмана мог заинтересовать такого человека, как вы.

Сталквист недовольно поморщился – ему не понравилось, что я назвала его по имени. Официант принес напитки, и мой собеседник, перед тем как ответить, отхлебнул свой скотч.

– Да, действительно. Дело в том, что моя жена дружит с Такманом еще с университета. – Сталквист явно не приветствовал эту дружбу. Он принялся расписывать свою учебу в колледже, карьерный рост и финансовые успехи, швыряясь именами и цифрами. Его интересовали лишь деньги. Такой карьерист, как Сталквист, вряд ли стал бы устраивать трюки с привидениями. Ему это было попросту ни к чему.

Некоторое время я кивала, а затем подтолкнула его к теме разговора:

– Вы ведь в проекте с самого начала, так как вам успехи? И как вы относитесь к теории Такмана о том, что человеческое сознание – реальная сила?

– Сперва относился скептически. Меня раздражает вся эта мистическая чушь. Такман абсолютно прав: магия – это всего лишь суеверная абракадабра, не более того. Мир держится на людях, его построивших. Люди действительно обладают огромной силой, способной двигать… да что там, сворачивать горы! Вот что меня радует.

Еще бы не радовало. Глядя на Сталквиста сквозь Мглу, я видела, как он сияет от возбуждения. Он упивался своей властью и статусом. Пока он раздувал щеки, рассказывая об открывающихся возможностях, я заметила тонкую желтую нить энергии, обвивающую его голову. Кончик нити тянулся на север, тускнея и растворяясь в солнечном свете. Чтобы проследить за тем, куда он ведет, мне пришлось бы шагнуть глубоко во Мглу – чего я делать не собиралась, по крайней мере здесь и сейчас. Желтая нить… Что-то знакомое. Пытаясь вспомнить, что именно, я перестала слушать. И вдруг почувствовала, как на мое колено легла чья-то рука. Сталквист выжидающе смотрел на меня.

Я скользнула взглядом по его руке и посмотрела прямо в глаза.

– Сомневаюсь, что ваша жена это одобрит.

– Кара сама распоряжается своей жизнью. А я – своей.

Наглость этого типа зашкаливала. Даже во Мгле он выглядел скользким и изворотливым. Какая гадость! Я осадила его ледяным взглядом.

– Права распоряжаться моей ногой я никому из вас двоих не предоставляла.

Потрясенный Сталквист отдернул руку, сделав вид, что просто хотел посмотреть на свой «ролекс».

– Становится поздно. Что еще вы хотели узнать?

Я спросила, что он думает о других участниках, и, пока он отвечал, стала следить затем, как мелькают и колышутся цвета: оранжевые и красные вспышки сменялись выбросами болезненно-зеленого. Он заявил, что все участники группы успели сдружиться, хотя сам он, совершенно очевидно, их презирал. Он завидовал привязанности Селии к Кену, художнику, и авторитету пожилого военного. Дейл Сталквист чувствовал, что заслуживает большего, и требовал признания как от призраков, так и от людей. В том числе от собственной жены. Что-то в семейных отношениях явно расстраивало Сталквиста, и он пытался это скрыть.

За весь разговор он только один раз ответил честно. Когда я спросила, не могли их кто-то разыгрывать, Сталквист со смехом покачал головой.

– Невозможно. Такман обо всем позаботился. Все по-настоящему. – Он убедил себя, несмотря на то, что, по собственным словам, не верил в «суеверную абракадабру». Похоже, Такман успешно поработал.

Я встала и протянула Сталквисту руку.

– Что ж, это все, что я хотела выяснить. Спасибо за потраченное время. Можно вам позвонить, если появятся дополнительные вопросы? – Желтая ниточка так ни разу не колыхнулась, и я все еще ломала голову над тем, куда она ведет.

Он тоже поднялся.

– Конечно, Харпер. Было очень приятно с вами познакомиться. – Он пожал мне руку и проводил взглядом до дверей. После рукопожатия Сталквиста на моей ладони осталось странное холодное пятно.

Когда я вышла на Пятую авеню, в длинную темную тень от черной башни за спиной, уже зажглись фонари. Дорога была забита машинами, вся левая полоса перед поворотом на шоссе 1–5 в южном направлении стояла намертво. Хорошо, что я пошла пешком. Я повернула и направилась вверх по улице к торговому центру «Уэстлейк», размышляя о той желтой нити: она очень напоминала потоки энергии из клубка, который я видела под столом для сеансов. Салон «Пейджер Карт» давно прогорел. Я порыскала по округе и нашла палатку с сотовыми телефонами, пейджеров у них не было. Обойдя еще два места, я вышла из магазинчика на подземном этаже торгового центра «Пасифик Плейс» с мобильником в руке. Продавец заверил меня, что новый телефон сможет принимать любые сообщения и даже звонки, переадресованные из моего офиса. Меня слегка насторожил двухлетний контракт, который нужно было подписать, чтобы стать счастливой обладательницей этого миниатюрного пластмассового чуда техники, но в конце концов я не устояла, поразившись, что телефон ловит хоть какой-то сигнал двумя этажами ниже уровня улицы.

Я потыкала кнопочки: уже заработал! Солнце давно село, и я попробовала набрать номер Кэмерона. Услышав мой голос, он не мог сдержать нетерпения.

– Ну, что? – спросил он.

– Мертвее мертвого. И смотреть не на что.

– Хорошо. Просто отлично. Спасибо тебе, Харпер. Я твой должник.

– Угу. О'кей. Но я бы хотела, чтобы подобных просьб больше не поступало.

– От меня точно не будет.

Хорошо бы ни от кого. Закончив дела с Кэмероном, я сделала еще один звонок. В Лондоне было два часа ночи, но меня ждали.

Голос Уилла казался усталым.

– Привет, Уилл, – начала я.

– Привет, Харпер. Тебя плохо слышно, словно издалека. Обычно твой голос звучит гораздо ближе. Кажется, протяни руку, и… Так хочу к тебе прикоснуться.

Мое лицо начала заливать краска.

– Я по сотовому, вот почему странно звучит. С подземного уровня в «Пасифик Плейс». Если чуть отойду, связь пропадет.

– О… – Пауза затянулась, пока Уилл восстанавливал утраченную нить разговора, и несколько минут мы молчали. Затем он сказал: – Я уже лег, через четыре часа вставать…

– Зря я позвонила.

– Ты всегда звонишь по пятницам.

– Может, не надо звонить. Может…

– Может, не надо звонить из торгового центра.

– Что?

– Знаешь, просто сложно нормально общаться, когда ты находишься в людном месте с плохой связью. Я многое хотел бы тебе сказать, но так не могу. Я хочу…

– Что?

Я представила, как он качает головой: случайный отблеск уличного фонаря в предрассветном полумраке отражается в светлых волосах.

– Ничего. Спокойной ночи, Харпер.

Я пожелала спокойной ночи в ответ, но в трубке уже пищали гудки. На меня вдруг навалились усталость, разочарование и грусть. Чтобы хоть немного развеяться, я побрела в другой конец торгового зала, к книжному. Ноги болели, я весь день ничего не ела, поэтому купила еды и с романом Майкла Коннелли завалилась в кафе на углу книжного магазина.

Больше всего в этом книжном мне нравилось его расположение – он находился так глубоко под районом Денни Регрейд, что никакие призраки сюда не забредали. «Пасифик Плейс» занимает южный угол того, что некогда было холмом Денни – пока Р. Э. Томсон [12]12
  Реджинальд Эбер Томсон – американский инженер-строитель, самоучка. Работал в штате Вашингтон, в основном в Сиэтле. В 1892 году стал главным городским инженером и двадцать лет занимал эту должность.


[Закрыть]не втащил на его отвесный склон гидравлическое горное оборудование. Вода сточила северную часть до нужного размера, и центр города пересекли широкие, отлого спускавшиеся к морю проспекты, которые инженер предпочел вертикальному безумию, характерному для первоначального облика города. Сегодня уровень улиц на углу Пайн и Седьмой авеню на сто футов ниже некогда возвышавшегося здесь холма, а фундамент книжного магазина вжат в ледниковые наносы, которые не трогали до девяносто восьмого года. Я наслаждалась непривычной тишиной за чашкой супа в компании Гарри Босха, [13]13
  Детектив Гарри Босх – персонаж романа Майкла Коннелли «Черное эхо», написанного в 1992 году.


[Закрыть]пока не набралась сил, чтобы пойти домой.

Мы с Хаос разложили белье, которое вдруг вздумало левитировать и перемещаться по комнате – хорьку это понравилось, а мое недовольство переросло в раздражение. Я наорала на разлетающуюся одежду и отчитала сумочку, которая разбросала содержимое по всей кухне, усеяв пол деньгами и мелкими предметами на забаву Хаос. Я легла поздно и в таком паршивом настроении, что всю ночь мне снились бессвязные злые сны. Проснулась крепко спеленутая, как средневековый младенец.

Глава двенадцатая

Субботним утром за завтраком в кафе «Алки» я встречалась с Кеном Джорджем. Я уже имела представление о том, как он выглядит, поэтому без труда его узнала в молодом человеке, который остановился возле встречающей посетителей официантки. Та указала в глубь ресторана, а я помахала рукой. Из-за мерзкой погоды посетителей было немного, и никто не пытался поскорее меня выпроводить, как в другие субботние утра – и слава богу: я только-только справилась с дурным настроением, мучившим меня со вчерашнего вечера, залив в себя изрядное количество кофе.

Кен был примерно одного со мной роста, худощав, и отличался непринужденной пружинистой походкой, от которой его кожаная куртка распахнулась. Теперь, прочитав досье, я знала, что догадка Квинтона оказалась верна: Кен Джордж родился в Индии, о чем говорила его внешность: смуглая кожа, темно-карие глаза. Впрочем, одевался и вел себя он на западный манер, щеголевато, словно рисуясь. Образ дополняли очки в тонкой оправе и коротко стриженная эспаньолка.

Он остановился у моего столика.

– Здравствуйте. Вы… Харпер? – Его голос напомнил мне Шона Коннери, только без заметного акцента – низкий, грубоватый, он словно шел из люка сразу за зубами, а не из горла. Его улыбка была белоснежной, с резцами как у вампира.

Я кивнула.

– Вы Кен Джордж.

Он улыбнулся и наклонил голову.

– Да. Простите, что опоздал. Никак не освоюсь с автобусами. – Он растянулся напротив, повесив черную молодежную сумку под столом. Он пригнул голову и иронично улыбнулся, крутя в длинных пальцах столовые приборы.

– Итак. О чем вы хотели поговорить?

Мимо проходила официантка, и он привлек ее внимание при помощи той же мальчишеской улыбки.

– Слушайте, не принесете чашечку кофе?

Она заулыбалась в ответ.

– Конечно.

Когда Кен Джордж отвернулся, я тайком взглянула на него во Мгле и обнаружила, что меня блокируют. Нас разделяла стеклянная, подвижная пустота, сквозь которую просачивались лишь короткие вспышки цвета. Это напомнило мне мой собственный щит во Мгле. Барьер Кена казался неполным и зыбким, а его хозяин, похоже, не заметил вмешательства. Подобно глухой стене Солиса, барьер был обращен к миру, а не во Мглу, и явно частенько использовался. Мне стало любопытно и в то же время немного не по себе.

Он смотрел на меня, приподняв брови, и я сменила выражение лица и улыбнулась.

– Я собираю дополнительную информацию по проекту Такмана и хотела бы задать вам несколько вопросов.

– Валяйте.

– Как вы попали в проект?

Он с улыбкой нагнул голову, разворачивая салфетку со столовыми приборами, а затем снова посмотрел мне в глаза.

– Я влюблен. – Кен издал короткий смешок. – Нет, не так. Когда я начинал, то не был влюблен.

Он замолчал, размышляя и пощипывая край салфетки. Затем он привстал, наклонился вперед и не мигая посмотрел мне в глаза.

– Как я попал в группу… Мне было скучно. Признаюсь вам, Харпер, еще пару лет назад я считал себя крутым парнем. – Его голос, низкий и вкрадчивый, с едва уловимым ритмом растягивал слова. – Я сводил всех с ума, вляпывался в истории, попадал в тюрьму, приставал к людям, совершал глупые поступки, просто потому что мог. И мои друзья тоже считали меня крутым. Или им просто нравилось смотреть, как я влипаю. Кучка придурков. В конце концов я понял, что веду себя как идиот. И с тех пор пытаюсь наладить свою жизнь. Но иногда… ну, скучаю, что ли. И вот, когда один знакомый предположил, что изучать призраков интересно, я и подумал, это будет… весело. Таку я понравился, и меня приняли. – Он откинулся на спинку стула, пропуская официантку с чашкой кофе. Кен поблагодарил ее, так искренне заглянув в глаза, словно она его осчастливила. Едва она ушла, он стал крутить чашку, старательно избегая моего взгляда.

– Весело, – повторила я, стряхивая странное оцепенение, которое он на меня нагнал. – Поэтому вы постучали по столу на первом сеансе?

Он вздернул голову и с удивленным видом уставился на меня.

– Что? – пискнул он. – Я?

Я кивнула.

– Я видела запись. Это были вы.

Он рассмеялся, став вдруг совершенно обычным, прочные стены вокруг попадали, и я увидела тонкую желтую нить энергии, обвившуюся вокруг его головы.

– Хорошо, хорошо. Да, это сделал я. Просто это было так… глупо. Все сидели такие серьезные, чинные, а я угорал со смеху. Ну и не выдержал: ударил по столу коленом. Все так разволновались. Я чуть не расхохотался. Умора! Но потом… словно тот мой удар сломал лед, и стали происходить разные вещи. – Он понизил голос и посерьезнел, а вокруг вновь выросла глухая стена.

– Что вы думаете о теории Такмана?

– Теория Такмана… – Он задумался. – Выглядит правдоподобно. Понимаете, вообще-то я в призраков не верю. Все эти сказочки про жуткие завывания под окном… Ну, не бред ли? Но… Мне кажется, однажды я видел призрака. Во всяком случае, что-то там было. Это случилось, когда мне было тринадцать, я только начал курить, и вот как-то ночью я вышел на улицу и заметил странную тень. То есть там, где ее быть не могло. И я, как настоящая сволочь, пошел и встал на эту тень. Просто встал. И там было холодно. Вообще-то дело было летом, но именно в том месте мне стало чертовски холодно. Потом она задвигалась и исчезла. И я до сих пор гадаю, что это было. Проект не дал ответа, зато благодаря нему я задумался – и то хорошо. Непонятно, но интересно.

Он вдруг рассмеялся.

– Я скучаю: на занятиях, даже на работе – и всегда тяну до последнего, а в ночь перед сдачей леплю что-нибудь на скорую руку. Все в восторге, но я-то понимаю, что это всего лишь халтура. А тут такое не проходит. Дело не только во мне. Круто создавать вместе что-то необычное. И довольно весело.

– Так же весело, как в начале?

– Весело?.. В смысле?

Я заметила, что он повторяет за собеседником, давая себе время обдумать ответ.

– В смысле, вы больше не разыгрывали остальных?

Кен фыркнул.

– А зачем? Все происходит само собой, у меня бы так и не вышло. В среду стол скакал по комнате, как заправская лошадь. Смеху было!

– На ваш взгляд, могло ли что-то из происходящего быть розыгрышем?

– Могло, но вряд ли. Главное не это.

– А что главное? – Его ловкие увертки и холодный щит раздражали меня. Он напомнил мне одного моего наглого дружка, от которого я сбежала в колледже. Тот тоже был обаятельным и привлекательным, избегал неприятных вопросов, а позже отыгрывался на мне и всегда выходил сухим из воды. Я пыталась избавиться от этого ощущения, но каждый раз, когда я смотрела на Кена, сходство бросалось в глаза.

Он крутил в руках чашку.

– Главное? Группа, наверное. Сила мысли. Самоконтроль. Мы работаем вместе, оставаясь при этом собой, и самостоятельно управляем своим творением. – Он замолчал и отпил кофе. Потом сдвинул брови и чуть отвел глаза. Его барьер стал прочным и гладким, как стекло. – Хотя я не уверен. Подумаю на досуге.

– Хорошо. А что вы думаете об остальных участниках?

– Остальные участники… – Вокруг Кена вдруг вспыхнуло, постепенно затухая, яркое пятно. Когда он снова посмотрел на меня, его глаза лучились улыбкой. – Половина – козлы. Остальные нормальные.

– Кто именно?

– Марк нормальный. Он забавный, с ним можно тусануть, выпить пивка. Свой парень. Уэйн приятный…

Я его перебила.

– Я пока не разобралась, кто есть кто – подскажите, если не сложно.

– О'кей. Марк – это парень с длинными волосами. Уэйн – пожилой мужчина со стрижкой ежиком – иногда ведет себя, как будто до сих пор в армии, но человек он неплохой. Кара – блондинка, замужем за Дейлом Сталквистом, очень богата и к тому же красавица. Она… – Его тон стал холодным, в голосе слышалась горечь: – Хотя нет… Я могу считать ее привлекательной и даже хотеть. Но, поймите, она меня сожрет и не подавится, а голову выставит как трофей… Ана, китаянка… волшебная девушка. – Он пожал плечами и потупил взгляд. Его смуглая кожа успешно скрывала краску. Кен исподлобья посмотрел на меня. – А остальные так себе.

– Так себе? – отозвалась я.

Он хмыкнул.

– Ладно. Остальные козлы.

– У меня еще один вопрос.

– Валяйте.

– Когда вы стали всерьез относиться к проекту?

– Не уверен. Может, когда начал общаться с Аной.

– А почему вдруг решили нарисовать портрет Селии?

– Вы сказали, один вопрос.

Я развела руками.

– Я солгала. Так почему?

Он развел руками в ответ.

– Так я же занимаюсь живописью. Один из моих трюков, срабатывает безотказно. Людей впечатляет, что я умею пользоваться иллюстратором и фотошопом, будто это сложно. Из меня и художник-то неважный. Но когда загораюсь, довожу дело до конца. Мне хотелось знать, как выглядит Селия. Без этого я не мог поверить в ее реальность, я просто обязан был выяснить. И тогда я ее нарисовал. – Кен пристально на меня посмотрел. Окруженный красным ореолом ярости, он казался более человечным и в то же время более опасным. – А ей, видите ли, не понравилось! Да я несколько дней работал над портретом! Блин!.. Знаете, как тяжело нарисовать человека, которого даже не видишь? Ни человека, ни хотя бы фотографии. Пришлось придумать что-то вроде вопросника. Я чуть не сорвался, чуть не разгромил там все на фиг. Обидно, понимаете?

– Вы считаете, Селия реальный человек?

Он заморгал, и барьер снова скользнул на место.

– Человек? Нет. Реальная личность? Да. – Он нахмурился и пожевал нижнюю губу. – Это важно?

Я пожала плечами.

– Не знаю. А Такман что говорит?

– Ха. Наверное, пробубнил бы что-то вроде «личность превыше всего».

Мы оба расслабились, и я присмотрелась к стеклянной пустоте вокруг него.

Интересно, что он пытается скрыть. У него не особо получалось удерживать щит, хотя я вполне допускала, что он делает это намеренно. Сквозь барьер наружу вырывалось нечто яркое и необузданное, но Кен тут же это прятал. Ранимость, не вписывающаяся в образ крутого парня? Или что-то еще?

От моего молчания Кену стало явно не по себе. Он посмотрел на часы.

– Ого. Мне пора.

– Спасибо за разговор.

– Да ерунда, было приятно вам помочь. Честно.

– Можно в случае чего вам позвонить?

– Конечно. Без проблем. Я побежал.

Он схватил сумку и размашистым шагом вышел. Честно говоря, я мало что узнала от Кена. Он что-то скрывал, и я должна была выяснить, что именно. Он ответил на мои вопросы, правда, умолчав про учебу в театральном перед переводом на художественный. Его одержимость портретом Селии выглядела несколько необычно. Я точно знала, что в своем раздражении упустила нечто важное. Вряд ли он осознавал, как воздействует на Мглу. Если бы ему было известно, что я все вижу, он бы не дал щиту соскользнуть. Что-то другое воздвигло ту ментальную стену, но я не понимала, что именно, как ни ломала голову.

Я расплатилась за завтрак – официантка забыла выставить Кену счет – и взяла мобильник, к которому еще не привыкла. Самое время обзвонить других участников проекта. Наверняка многие сейчас дома. Как приятно, что не надо тратить время на дорогу в офис! Конечно, рано или поздно придется порыться в биографиях этой компашки – после разговора со Сталквистом и Кеном у меня руки чесались копнуть поглубже. Да и кто знает, чего я добьюсь от остальных?.. Но, так как все учреждения по субботам закрыты, я решила не сидеть в Интернете, а потратить любезно выделенное Солисом время на опрос участников.

Я сделала несколько звонков, застав дома почти всех участников проекта, и назначила встречи на время до вторника. Интересно, почему я раньше не додумалась приобрести мобильник?

Патриция Рейлсбек – несчастная издерганная домохозяйка с записей сеансов – встретилась со мной на детской площадке Харбор Степс, под серым небом, которое грозило дождем, но все никак не могло разродиться. Из-за волос, наскоро собранных в хвост на затылке, ее лицо под слоем макияжа казалось странно обнаженным, свет падал на темные круги под глазами – следы бессонницы. Никакая косметика не могла спрятать неудовлетворенное, загнанное выражение лица. Ссутулив плечи под модным шерстяным жакетом, Патриция не отрывала взгляда от крохотной детской площадки, зажатой между двумя из четырех башен комплекса.

На горке и брусьях резвились три ребенка, то и дело спрыгивая на землю и взбивая облачка кедровых опилок. С балконов над головой и с оранжевых балок, которые соединяли жилые башни, свисал зеленый плющ. Патриция устроилась сбоку, присев на покрытую резиной ограду, чтобы можно было одновременно разговаривать со мной и вполглаза приглядывать за детьми.

Я окинула взглядом визжащий и хихикающий кавардак. Дети играли в какую-то сложную игру, взбираясь вверх и прыгая вниз.

– Который ваш? – спросила я.

Она вздохнула.

– Все трое… Итан, Ханна и Дилан, – добавила она, показав на всех по очереди, от старшего к младшему. – Подрастающие эксперты-разрушители. – Большой кусок коры пролетел у Патриции над ухом, застряв в волосах. – Эй! – крикнула она, стряхивая его. – А ну-ка, хватит! Нельзя бросаться в людей!

Ханна с Итаном остановились и посмотрели на нее.

– Это не мы! Это привидение! – прокричала Ханна.

Патриция закатила глаза.

– Черт, – пробормотала она себе под нос. – Ладно! Только потише там, хорошо? Призраки умеют летать, а вы нет, поэтому не особо скачите. И не надо швыряться и сваливать все на призраков.

В ответ прилетело беззаботное «Хорошо, мама!».

Я посмотрела на Патрицию краешком глаза и заметила яркий желтый отсвет вокруг ее головы.

– Ваши дети знают о проекте?

– О Боже… Да. Можно и так сказать. – Когда она говорила, уголки ее рта опустились, словно выдавливая слова. – Волей-неволей подружишься с призраком, когда отца целыми днями нет дома. Так они развлекаются – у многих детей есть воображаемые невидимые друзья, а мои играют с всамделишным полтергейстом.

– Вы уверены, что это Селия?

Она закатила глаза и покачала головой.

– А кто еще? Я живу только домом, детьми да этим проектом.

Каждое ее слово сочилось горечью. Патриция была обижена на жизнь – хотя, на мой взгляд, она не так уж и плохо устроилась для женщины без диплома и внешности. Может, она переживала из-за постоянных отлучек мужа или из-за чего-то еще. Провести полжизни в тени успешного мужчины, механически выполнять свой долг, когда чувства давно угасли – тут любая завоет. И все-таки, если не считать участия в этом безумном проекте, Патриция Рейлсбек не предпринимала попыток вырваться из домашнего плена. Жизнь текла по замкнутому кругу: дом, семья, проект.

В школе Патриция посещала драмкружок – и, по-моему, даже теперь слегка переигрывала. Судя по всему, это было единственным ярким моментом в ее жизни. Мне показалось, что она обижена на детей, которые приковали ее к золотой клетке; ей хотелось внимания – желательно мужского, – и именно его она ждала от проекта. Но не сложилось. Патриция не нашла общего языка ни с молодежью, ни со старшим поколением. Единственным, с кем она хоть раз нормально поговорила, был Марк: как-то раз, когда у его велосипеда спустила шина, она подвезла его до дома. Остальные ей не нравились, хотя она этого и не сказала. Зато Патриция верила, что их полтергейст настоящий, что перемещение вещей, стуки и мигание света – результат объединенной силы мысли. Ее не смущало, что группа действует сообща, хотя участники по большей части ненавидят друг друга.

Пока она жаловалась на жизнь, я пригляделась к трем детям, которые сидели на земле вокруг кучи опилок и листьев, подбрасывая вверх то листик, то кусок коры. Время от времени лист или стружка вдруг отскакивали в сторону, и дети начинали хихикать. Чем они там занимаются? Я покосилась на них сквозь Мглу и увидела неровный желтый силуэт, истыканный серебристыми лучами: он колыхался поблизости, передвигая листву и опилки. Заметив, что я не слушаю, Патриция тоже посмотрела на детей, и ее желтая нить протянулась к странному силуэту.

– Что они делают? – спросила я.