Текст книги "Полтергейст"

Автор книги: Кэт Ричардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Не зная никого, кто умел бы входить во Мглу, я могла использовать только один источник информации – Карлоса, чьи навыки некроманта каким-то загадочным, непостижимым для меня образом были связаны с моими способностями. Вероятно, он и сам не понимал, как именно. Меньше всего я желала получить в наставники вампира. Кроме того, Карлос уже обзавелся куда более подходящим протеже. Но мне нужна была помощь. Любая. Даже самая маленькая подсказка, любой небольшой толчок могли оказаться решающими.

Я подъехала к «Фантазиям для взрослых». Мне повезло: Карлос находился в своем крошечном кабинете на подвальном этаже.

Помещение скорее напоминало кладовку с письменным столом и стулом, втиснутыми в угол. Карлос впустил меня, не спуская с меня жесткого взгляда, от которого у меня мурашки побежали по спине и внутри все сжалось.

Мне не хотелось признаваться в своих трудностях, но я выдавила из себя:

– Я в затруднении…

Он заворчал, не отрывая взгляда от бумаг на столе, за что я была ему благодарна… В его глазах был холодный ад.

Я зажмурилась и заговорила:

– Знаю, однажды я уже просила тебя мне помочь, но мне нужно больше узнать о передвижении во Мгле. Слои времени – или как… – Я замолчала, избегая слова «мы». Карлос был знаком с Дэнзигерами, но мне не хотелось, чтобы это знакомство продолжилось по моей вине. – Расскажи мне о времени.

Он положил ручку и сплел пальцы, положив руки в круг света на журнал записей. Его оценивающий взгляд был холоднее снега.

– Мои знания могут и не пригодиться.

– Это лучше, чем ничего.

Скоро он и сам поймет, сколь мизерной информацией я обладаю, юлить смысла не было.

– Время принимает разные формы. Тебе самой придется их выучить. Время может быть рекой, окном, равниной или неприступной скалой, возвышающейся над равниной.

– Как их распознать? И что с ними делать?

– Прошлое жесткое, оно с трудом гнется. Оно не хочет, чтобы его перемещали. Я не могу двигать время. Ты можешь. Ты ходишь по нему, дышишь им, плаваешь в нем. – Его глаза вспыхнули и засверкали. – Полагаю, для тебя время – как камни в воде, а ты рыба. Как рыба, ты сама научишься чуять его запах, распознавать по подводным течениям.

Я задышала быстрее, словно после легкой пробежки, и, несмотря на леденящий холод, исходящий от Карлоса, мне вдруг захотелось действовать. Он молча меня изучал, глядя из-под сдвинутых бровей.

– Время… разные формы. Вода, – повторяла я, снова и снова обдумывая эту мысль. Странная трактовка идей Эйнштейна… Время как вода.

– Для тебя. Да.

Я встала и без единого слова вышла.

Теперь к моему разочарованию добавилось замешательство. Может, в его словах что-то и было, но это никак не помогало мне решить проблему с Селией. Целиком погрузившись в тревожные мысли, я очнулась только на парковке у офиса. Покачав головой, я пришла к выводу, что раз мое подсознание решило прогуляться на свободе, не мешало бы и остальному телу слегка расслабиться и пропустить пару стаканчиков прямо здесь, на Пайонир-сквер. Осталось только найти компанию. Исторический район кишел призраками, а в моем нынешнем состоянии общение с призраками было противопоказано. Я достала телефон и набрала номер.

Мы с Квинтоном встретились и обнялись возле «Совы и Чертополоха» – шумного ирландского паба, названного в честь претенциозной сводной сестры – раньше в этом здании находился банк на Первой. Как часто банки уходят из бизнеса, чтобы стать пабом? В десять часов вечера в пятницу паб стоял буквально на ушах. Группа «Селтик Метал» – уже не металл, но и не совсем фолк, несмотря на скрипача – старалась как могла, внося свой вклад в энергичность и шум толпы, опьяневшей от пива и регби.

Квинтон по блату заполучил дальний столик рядом с доской для дартса и достаточно далеко от музыкантов, чтобы люди, которые все же решили станцевать на крошечном пространстве, не посбивали наши напитки. Разговор проходил под стук дартса и цоканье бильярдных шаров; мы склонились друг к другу, пытаясь не отвлекаться на завывание музыкантов, исполнявших кавер-версию «Бутылки дыма» группы «Погз».

Я уже наполовину допила первую пинту, когда мне пришло в голову, что я так и не поужинала, а в пабе еду так поздно не заказать.

– Вот черт, – пробормотала я.

– Что не так? – спросил Квинтон.

– Ужин пропустила. Ах да… «Пейте „Гиннесс“», – добавила я, указав на жестяную табличку, на которой был изображен комичный тукан, скосивший глаза на бокал в огромном клюве.

Квинтон рассмеялся и посмотрел на меня.

– Эй. Я серьезно. Что случилось? Это на тебя не похоже: вот так позвонить и пригласить меня куда-нибудь посидеть.

– Хочешь сказать, мы никогда просто так не встречаемся?

– Нет. Я хочу сказать, что ты никогда не настаиваешь. Обычно я слышу: «Эй, пойдем сыграем в бильярд» или «Эй, может, по пивку?». И я заметил, что сегодня тебе не до бильярда. Да, игрок из тебя никакой, но причина явно в другом – потому что это никогда тебя не останавливало.

– Ты сам начал, – возразила я, чувствуя, что не знаю, как продолжить разговор. – До встречи с тобой я в бильярд не играла.

– И кое-кто считает, что так и не научилась. Обычно ты не уходишь от вопросов. Так что… в чем дело? Это из-за твоего расследования?

Я невольно закатила глаза.

– Расследование… Оно закрыто. Мне заплатили – кстати, напомни отдать тебе деньги. Но у меня из головы не идет это проклятое дело. Я не могу просто взять и уйти. Эта штука – призрак, который они создали, – представляет собой серьезную проблему. И еще он каким-то образом ко мне прицепился. Новый повод для беспокойства. Это злобный призрак. И я считаю, что он убил одного из членов группы…

Квинтон поперхнулся портером.

– Как может призрак кого-то убить?

– Призрак – всего лишь орудие. А управляет им кто-то из оставшихся участников.

Я откинулась на спинку стула и коротко описала поведение полтергейста, упомянув о неожиданном скачке активности, о том, как он вдруг стал действовать самостоятельно, как стал жестоким и мстительным, когда кто-то захватил контроль, и как вконец разбушевался после смерти Марка Луполди.

Квинтон скривился и покачал головой.

– Это может напугать…

– Это может убить. Не знаю, кто им управляет, но Марка убил полтергейст. Не думаю, что он или она захочет остановиться теперь, только войдя во вкус.

Квинтон кивнул и положил локти на стол.

– Судя по всему, полтергейст черпает энергию у других. Я думала над схемой его активности: похоже, когда он действует, он сжигает энергию. Если пришлось попотеть – например, он швырялся столами и ломал людям ребра, – он теряет энергию и должен подзарядиться. Именно этим он сейчас и занимается. Когда он наберется сил, погибнет еще кто-нибудь: эта тварь сосет энергию из всех, кто ее подкармливает, а затем идет искать жертву. Из меня она тоже тянет соки, поэтому я чувствую вину. Кто знает, может, я как-то причастна к гибели Марка? Понимаю, это не моя работа, арестовать убийцу должен Солис, но Солис ведь не арестует призрака! Он не мыслит такими категориями, ему не понять, что улик, связывающих убийцу с орудием преступления, просто нет. Да Солис меня и слушать не станет… Ни он, ни суд. Правда, существуют еще ключи Марка, но никто не знает, где они. Должно быть, они у убийцы, но как мне или Солису их заполучить?

Квинтон прикончил пиво и сделал знак официанту принести еще.

– Но зачем? – спросил он, копаясь в своем неизменном рюкзаке в поисках бумажника.

Я дала официантке забрать кружку и наклонилась вперед, запихивая бумажник Квинтона обратно к нему в рюкзак.

– Даже и не думай. Раз уж тебе приходится это выслушивать, плачу я. Понимаешь, полтергейст никуда не денется. Он может ослабнуть, если группа перестанет в него верить, или если все погибнут, но у него есть масса других источников энергии, а управляет им психопат, который уже наделал бед. Призрак не остановится. И я не знаю, кто, кроме меня, может его выследить… Правда, я пока не знаю как. Я пыталась найти способ его выследить, но пока ничего не получается. Не знаю, что буду делать, если его поймаю, пока главное – придумать, как его изловить. И еще я никак не могу вычислить, кто им управляет, не влезая при этом в расследование, в которое обещала не лезть… А если и вычислю, как мне убедить Солиса арестовать преступника? Я имею в виду не призрака, а настоящего убийцу?..

Квинтон усмехнулся.

– Зачем тебе это? Зачем выполнять за других их работу? Да, они не могут понять, что здесь замешан призрак, ну и что? Главное, чтобы убийства прекратились.

– Семья убитого парня может с тобой не согласиться.

– Я все понимаю, но зачем стараться, если тебе все равно не поверят? Сперва тебе нужно позаботиться о себе, потому что мертвая ты никому не поможешь. Оно уже к тебе примерялось – помнишь, ты рассказывала мне о летающих книгах? Они запросто могли проломить тебе голову. Полтергейстом управляет псих, который не захочет ни с кем делиться своей игрушкой. Раз у полтергейста имеется другой источник энергии, рано или поздно убийца начнет устранять конкурентов – пусть даже за счет временной потери части энергии. Всех, кто как-то связан с его полтергейстом и, следовательно, представляет угрозу. И, поверь мне, ты будешь в этом списке, и чем больше проблем ты причинишь этому парню, тем быстрее он попробует от тебя избавиться. Твое чувство долга здесь неуместно. Главное сейчас – как можно быстрее освободиться от этого призрака, пока он не причинил еще больше вреда.

Он отхлебнул еще пива и продолжил:

– Ты зациклилась на поиске решения, а не на самой проблеме. Тебя заботят другие люди, а ведь монстр угрожает и тебе. Именно поэтому надо как можно быстрее его уничтожить. По-моему, ты можешь его отыскать. Полтергейст наверняка крутится рядом с хозяином или возле следующей жертвы. Если ты хочешь обезвредить призрак, нужно лишить убийцу возможности его контролировать. Когда изолируешь человека, который им управляет, будет легче справиться с самим призраком. Прежде чем возиться с электрооборудованием, я всегда выдергиваю вилку из розетки. Может, это и не лучший способ, но других я не вижу… Судя по тому, что мы видели на ранних записях, сам по себе призрак не слишком умен, решений он не принимает. Он умнеет, когда взаимодействует с группой. Если обрезать связь, он резко тупеет, и одолеть его не составит труда. Если отвлечь хозяина, призраком некому будет управлять.

Я смерила его восхищенным взглядом.

– Как ты догадался?

– Проанализировал информацию и сделал логический вывод. Правда, обычно я не рассуждаю вслух. Извини, если выгляжу, как идиот.

– Ты гений.

Он улыбнулся.

– Приятно слышать. Почаще мне это говори.

– Хорошо. А теперь, гений, просвети меня еще немного. По-моему, я начинаю понимать.

– Хорошо. – Он сделал еще глоток, прежде чем продолжить. – Можно попробовать приблизиться к призраку, когда его хозяин будет занят, и изолировать его. Остальные проблемы не составят, ведь они не так уж часто им пользуются.

– Они им вообще не пользуются… В последнее время у них отбили всякое желание…

– Тем лучше. Если изолировать призрака, скорее всего вся система развалится. Не сразу, конечно, но все же. Судя по всем признакам, система очень нестабильна, а законы физики гласят, что нестабильные системы перестают функционировать, если убрать обратную связь, благодаря которой сохранялось относительное равновесие. Просто изолируй это существо – например, при помощи лейденской банки, – и входной сигнал прервется. Заряд останется в банке и медленно рассеется или разрядится сам по себе.

По непонятной причине я вдруг представила, как Хаос затаскивает свои игрушки в майонезную банку и гоняет ее по полу.

– Постой… Лейденская банка – это что-то вроде… батарейки?

– Скорее, конденсатора. Электричество хранится между двумя пластинами в виде электростатического заряда. В конденсаторе нет тока, поэтому рассеивание происходит медленно, зато довольно легко получить разряд. В батарейках же задействован ток, электричество образуется в химическом растворе и постоянно разряжается. Впрочем, не важно, это всего лишь метафора. Ты же не можешь ловить призраков при помощи лейденской банки.

На самом деле именно это я и собиралась сделать. Я вспомнила о зеркалах, замедляющих течение Мглы, и об особых свойствах стекла, и решила подыскать подходящую банку, чтобы изловить в нее вредного джинна, пока его хозяин будет занят.

– Квинтон, прости. Мне надо позвонить. Я сейчас.

Я выскочила наружу, забыв про поздний час, и набрала номер Дэнзигеров. Подошла Мара, и она явно была не в духе.

– Вы знаете, который час?

– Мара, это Харпер. Прости, что так поздно.

– О-о, – зевая, ответила она. – Я думала, это декан – тот еще гусь, вечно звонит за полночь. Что случилось?

Я поделилась с ней своими мыслями. Она заинтересованно хмыкала в перерывах между зевками.

– Гениально! Приходи к нам завтра, с утречка. Позавтракаешь с нами. Мы с Беном что-нибудь придумаем. – И она еще раз громко зевнула, а потом попрощалась.

Я вернулась к столику, радуясь компании Квинтона и возможному решению одной проблемы и одновременно ощущая, как другая проблема зависла надо мной дамокловым мечом. И еще я совсем забыла, что должна была позвонить Уиллу, а когда вспомнила, было уже слишком поздно.

Глава двадцать пятая

В субботу я бодро вскочила с постели, ощущая ясность мысли и прилив сил. Есть еще один источник информации о зловредном полтергейсте. Выполнив привычный утренний ритуал, я позвонила и договорилась о встрече. А затем поехала завтракать к Дэнзигерам.

Я встретила Бена на подъездной дорожке. Он вприпрыжку бежал к увитой розами арке, украшающей его крыльцо, и махал мне рукой.

– Привет! – выдохнул он. – Смотри, что у меня есть. – Он вытащил большую стеклянную емкость, которая напоминала гигантскую старинную лампочку, только с вытянутым горлышком. В другой руке он держал пухлый конверт.

– Что это? – спросила я.

– Дистиллятор. По сути, перегонная колба. Из огнеупорного стекла. Мне ее дал один профессор химии, живущий по соседству. На горлышке небольшой скол, поэтому ему она больше не пригодится – все равно растрескается или станет нестерильной. Собираюсь поставить эксперимент и посмотреть, можно ли ее превратить в ловушку для джинна.

– A-а! Так Мара тебе сказала!

– Ага, – ответил он, поднимаясь на крыльцо. Я пошла за ним. – Она меня разбудила, пришлось поломать голову. Сегодня утром я позвонил соседу и спросил, есть ли у него то, что ты просила. Нужной емкости у него не оказалось, зато он предложил мне это и объяснил, как нанести зеркальное покрытие на внутреннюю поверхность. Тебе ведь нужно, чтобы зеркало было изнутри? – добавил он, открывая дверь.

Я начала было отвечать, но меня отвлек заливистый детский смех.

Если учитывать предыдущие приветствия Брайана, прогресс был налицо, и все же я с опаской изучила прихожую, прежде чем войти. Признаков мальчика в прихожей не оказалось.

Бен понес свой трофей на кухню.

Мара подняла вафлю над тарелкой Брайана, покрутила вилкой, и вафля затрепетала, как бабочка. Ее сын снова радостно взвизгнул и потянулся ручонками к вафле. Мара отвела руку.

– Жадина… А где волшебное слово?

– Пы-жа-а-ста…

– То-то же. – Она положила вафлю на тарелку, полила яблочным соусом и украсила полоской бекона. Брайан мигом расправился с беконом, запив тремя большими глотками молока.

Мара заметила нас с Беном.

– Это оно?

Бен помахал колбой в воздухе.

– Ага. – Он протянул жене конверт. – Джон дал мне немного отражающей пленки, обклеить снаружи. – Он посмотрел на меня. – Выглядеть, конечно, будет не очень, но должно сработать.

– Ты уверен? – спросила я.

– Ну, по логике…

Мара всполошилась.

– Так! Сиди смирно и не пихай в рот большие куски, а то, по логике, кое-кому достанутся горелые вафли!

Бен сел за стол, подальше от Брайана, и воткнул перевернутую колбу в стакан из-под молока, соорудив нечто вроде гигантского стеклянного одуванчика.

– Вафличи? – предложила Мара.

– Чего? – не поняла я.

– Сандвичи из вафель, – ответил Бен. – В нашем случае с беконом: удобно есть одной рукой… Да, пожалуйста, – добавил он, обращаясь к жене. Взяв «вафлич» в одну руку, второй он принялся обклеивать колбу. Он одновременно объяснял.

– Видишь, эта колба заработает, только если мне удастся нанести пленку ровным слоем. Можно использовать более толстое стекло, но пока сгодится и такое. Вообще-то материал скорее керамика, чем стекло – он прозрачный, но очень плотный. Энергия с большим трудом сквозь него проникает, а отражающая поверхность не даст пойманному призраку выбраться наружу.

– Осталось только его поймать… Не подскажешь как? – спросила я, уминая бекон с вафлями и запивая кофе.

– Это самое интересное… Отражающая краска в сочетании с плотностью и свойствами стекла дает потрясающий эффект: зеркальная поверхность с одной стороны и легкое затемнение – с другой. Похожую технику используют для тонировки стекол. Разновидность майлара, только очень тонкая, с клейкой отражающей стороной. Когда я обклею колбу, снаружи все будет прекрасно видно, а то, что попадет внутрь, увидит только отражения и тени. Хм… о чем это мы?

– Как поймать джинна в бутылку, – напомнила я.

– Ах да. Так вот, у призрака есть два пути – либо через стенку, что займет много времени, либо через горлышко. Придется найти способ его зачерпнуть. Если ты направишь открытый конец на полтергейст и заманишь внутрь его часть, эту штуку засосет целиком благодаря проводимости материала. Как только полтергейст окажется внутри, он будет ослеплен зеркалами. И вот тут ты должна закупорить колбу при помощи плотной пробки – например, резиновой… Спасибо Джону Бурке, в конверте как раз есть такая. Призрак застрянет внутри; отражающая поверхность и плотность стекла не позволят ему рассеяться. Если ты сможешь заманить его в какую-нибудь глухомань – место, где нет истории, нет фрагментов памяти, в которые он бы улизнул, – призраку не останется ничего другого, как направиться к тебе и твоей ловушке. Самое сложное – загнать его в угол.

– Да уж, самое сложное, – с горькой усмешкой согласилась я. Осталось только выследить этого гада.

Мара фыркнула и вернулась к готовке. Я наблюдала за тем, как Бен накладывает тонкие, как паутина, полоски отражающей пленки на стекло и разглаживает их медицинским шпателем.

Брайан шумно потребовал добавки и заерзал на стуле.

– Черт!.. – выругался Бен, когда одна из полосок пошла складками. Он отскреб бракованную полоску, использовав опасную бритву… Мне стало интересно, откуда такие берутся: в голове не укладывалось, что кто-то до сих пор ими бреется.

Я повернулась к Маре и Брайану, который извазюкался, просыпав на себя большую часть завтрака. Он играл в самолетики: как можно выше поднимал ложку над головой и только потом отправлял груз из вафель и яблочного соуса в рот. Я подумала, как нам повезло, что у него пока короткие ручки.

Наблюдая разыгравшийся спектакль, я спросила:

– Правда, что у детей особые отношения с Мглой?

Дэнзигеры ответили не сразу. В глазах Бена мелькнуло любопытство, Мара же выглядела удивленной.

– Ну, конечно, – сказала Мара и посмотрела на Бена.

Тот кивнул, вновь погрузившись в работу.

– Определенно. Дети воспринимают мир иначе. Известно, что детский мозг до определенного возраста отличается от мозга взрослого, организм не вырабатывает некоторых гормонов, задействованы другие физические и умственные процессы.

– Младенцы до пяти месяцев не обладают пространственным зрением, и кто знает, что они видят, пока глаза учатся воспринимать образы? – добавила Мара, пытаясь вытереть лицо своему отпрыску. – Не вертись! Ты мальчик или червячок?

– Чир-рвяк!

Она вздернула брови.

– Червяк, говоришь? Посадить тебя в грязь? Может, пожуешь землицы вместо завтрака? У нас есть вкусненькая рыбная требуха… М-м, вкусняшка. А рыбу скушаем мы с папой.

– Не-е! – Глаза Брайана округлились от ужаса.

– Не хочешь?.. Ну так и быть. Сиди смирно и не вертись, а я попробую найти твое лицо под слоем еды… – Брайан зажмурился и поджал губы, подставляя матери заляпанную мордашку. Та воспользовалась минутным затишьем, чтобы продолжить рассказ: – Да, судя по всему, дети гораздо лучше видят Мглу, чем взрослые.

– В теории, – подхватил Бен, – восприятие Мглы контролируют определенные фильтры в мозгу. Часть фильтров дана нам при рождении, а часть включается по мере приобщения к социуму. Большинство людей видели бы гораздо больше, если бы не культурные условности. Мы фокусируем внимание на определенных вещах, поскольку в современном обществе существует слишком много раздражителей и мозг пытается как-то с ними справиться. Мы довольно быстро перестаем видеть некоторые вещи, только потому что не должны их видеть по мнению других. Лишь полные упрямцы или люди, чей фильтр функционирует неправильно, упорно продолжают видеть то, чего не существует для остального мира. Так вот, согласно моей теории, есть некая неисследованная часть мозга, которая отвечает за так называемую глубину фильтра Мглы и его наличие. Понимаешь, это объяснило бы, почему некоторые, вроде меня, не могут видеть Мглу, хотя я годами пытаюсь отключить фильтры. Большинство людей буквально слепы в этом смысле, как дальтоники слепы в отношении цветов.

Почистив сына, Мара протянула ему кусок вафли.

– Теорий столько, сколько звезд на небе, – предупредила она. – Некоторые считают, что, соприкоснувшись с Мглой в раннем детстве, человек сохраняет способность ее воспринимать. Другие полагают, что это наследственное или что этому можно научить. Или что-то заразное, как корь или гонорея, или передается с пищей и водой, как фтор. Можно оспорить любую их этих теорий или все вместе. Но дети действительно обладают редкой восприимчивостью, которой нету взрослых. А почему ты спрашиваешь?

Я отхлебнула кофе.

– Я так и не научилась перемещаться во Мгле, чтобы проследить нить. Я хотела разобраться, что за «слои времени», – объяснила я. – Пыталась выяснить у Карлоса…

Мара ошарашенно уставилась на меня и на миг отвлеклась от Брайана.

– У Карлоса? Зачем ты к нему ездила?

– Потому что он обладает ретровосприятием, заглядывает в прошлое. Я подумала, может, он видит во Мгле, как я, и знает больше о времени.

– И что, знает? – спросила она.

– Немного, хотя он ясно дал понять, что наше с ним восприятие Мглы различается. У меня от его слов мурашки по коже…

– Сильнее, чем обычно?

Я вспомнила голодный взгляд Карлоса и содрогнулась.

– Угу… – Я стряхнула дрожь. – Ну да ладно! Мне казалось, что я чего-то недоглядела, пропустила какую-то важную деталь. Я хотела понять, в чем ошибка. Дети одной из участниц играют с полтергейстом. Брайан играете Альбертом. Значит, это несложно. По крайней мере даже дети входят во Мглу. Я собираюсь поговорить с их матерью.

– Прямо сейчас?

– Как только закончим. Как там наша бутылка для джинна?

– Ах да. Ловушка для призрака, – отозвалась Мара. – Работа продвигается? – Липкие яблочные брызги приземлились ей на плечо. – Ох, Брайан…

Брайан сделал большие глаза.

– О-оу… – Он угрем выскользнул на пол и метнулся в коридор.

Мара зарычала и закрыла глаза.

– Как думаешь, может, нам его подкинули? Ну, там, в роддоме подменили, например? Если так, я бы хотела вернуть обратно своего малыша. Да ради одной недели тишины я готова нагишом и босиком пройти по Голуэю [18]18
  Голуэй – графство в Ирландии.


[Закрыть]по битому стеклу.

– Дай ему еще виски, – предложила я.

– Еще чего! – простонала она и устремилась в погоню.

– Ну, или… Наложи на него какое-нибудь заклятие, чтобы успокоился и вернулся.

– Злоупотребить магией?.. Нет уж, уволь! Да и побочные эффекты опять же… Изловлю по старинке. Обманом и хитростью.

Она рассмеялась, а затем на цыпочках стала красться по коридору. Я повернулась к Бену. Тот усмехался.

– Наша ведьмочка явно лукавит, – сказал он. – Мара справляется куда лучше меня.

– Ты тоже справляешься.

Он засмеялся.

– Твоими бы устами!.. А, не важно… Ну, как тебе?

Он поднял повыше стеклянный сосуд. Нижнюю колбу почти целиком покрывала тонкая синяя пленка, переливающаяся всеми цветами радуги. Во Мгле обклеенная часть выглядела черной и непроницаемой. В обычном же мире достаточно было чуть наклонить голову и скосить глаза, и колба становилась прозрачной. Результат меня приятно удивил.

– Здорово!

Бен улыбнулся.

– Спасибо. Вообще-то я не мастер работать руками. Будем надеяться, не напортачил. Доделаю горлышко, и можешь забирать.

Я подняла чашку с кофе.

– За то, чтобы сработало!

На этот раз усмешка Бена прозвучала как-то невесело:

– Надежда умирает последней.

Он сосредоточился на работе.

– Только бы не вышло, как в прошлый раз.

Сердце защемило: я вспомнила первое погружение. Тогда я переоценила свои силы и жестоко за это поплатилась… Мгла не прощает ошибок. Я явственно почувствовала, как удушливая гарь наполняет ноздри. Память о тех событиях навсегда останется со мной, в узелке Мглы у сердца, вместе с магическим предостережением, которое не дает мне говорить о некоторых вещах.

– Ты не виноват, – сказала я. – Тогда, в музее… Все, что там произошло, целиком на моей совести. Сколько раз тебе повторить? На каком языке объяснить, чтобы ты наконец поверил? Может, по-японски? Хватит двух-трех уроков. Научи меня, как сказать «mea culpa», и покончим с этим!

Он нахмурился.

– Почему?

Я не могла объяснить. Слова не шли, плотно закупоренные подкатившим к горлу комком из чувства вины и магического запрета. Тяжко… Я лишь покачала головой.

– Ты ни при чем, – пробормотала я.

Бен доделал ловушку в тишине. Он заткнул отверстие резиновой пробкой и передал мне то, что получилось. В коридоре заскрипели половицы: Мара и Брайан возвращались.

– Будь осторожна.

Я взяла колбу обеими руками.

– Обязательно. – И улыбнулась широкой, лучистой и чуть глуповатой улыбкой. – Все будет хорошо. Спасибо.

В коридоре я попрощалась с Марой, поблагодарила ее за завтрак и бочком, чтобы уберечь ноги от выходок Брайана, юркнула к двери.

– Пока, носорожик! – крикнула я, выскальзывая за дверь.

– Гра-а! – прорычал Брайан. До меня донесся его смех, и дверь между нами закрылась.

Брайан начинал мне нравиться. Сегодня у меня вышел «детский день». Если так и дальше пойдет, глядишь, к концу дня я научусь любить этих маленьких чудовищ.

Патриция была не слишком рада снова меня видеть. Я снова к ней вторглась, и снова в воскресенье – единственный день, когда она видела своего мужа, о чем не преминула мне сообщить.

– Простите, миссис Рейлсбек, – сказала я, вновь входя на детскую площадку. – Скажите, вы понимаете, что полтергейст будет и дальше нападать на членов группы, в том числе и на вас, если от него не избавиться? Вам ведь звонил доктор Такман? – Она кивнула. – Я пытаюсь помочь, но мне понадобится содействие ваших детей. Это займет несколько минут, не больше.

– Ума не приложу, при чем тут мои малыши!

– Они играют с Селией. И у них есть свои, лишь им известные способы.

– А мне кажется, это Марк творит…

– Возможно, но именно Селия убила Марка, и именно от нее мы должны избавиться.

У нее отвисла челюсть.

– Марка убила Селия?

Я посмотрела Патриции в глаза, вновь пропустив через себя худшие мгновения этого жуткого дела: медленное, секунда за секундой, осознание того, чем является Селия, и что она творит. Наши взгляды пересеклись, и, когда она в ужасе отпрянула, в ее зрачках мелькнул отблеск понимания.

– О нет… Так это правда? – пробормотала она.

– По всей вероятности, да.

Она попятилась.

– Это ужасно! Ужасно!.. – Патриция затрясла головой. Мне показалось, она пытается выбросить жуткие образы, что рисовал ее мозг. – Ладно. Можете поговорить с детьми, только недолго: я еще должна их переодеть, сегодня мы обедаем с папочкой.

– Спасибо.

Патриция подозвала детей.

– Так, ребятки, это Харпер. Она хочет с вами поговорить. Согласны?

Дети, которые смотрели на мать, нетерпеливо топчась с ноги на ногу, закивали.

– У-гу, – хором проговорили они.

– Оки-доки. Харпер, это Итан, Ханна и Дилан, – объяснила она, указывая на всех по очереди. На лицах детей отразились разные эмоции. Итан глядел на меня с подозрением, Ханне было скучно, а Дилан смутился.

– Привет, – заговорила я, присев на корточки, чтобы быть с детьми на одном уровне. Ростом ни один из них не дотягивал даже до пяти футов, и на их фоне я ощущала себя эдакой неуклюжей великаншей.

Они выглядели как уменьшенные копии взрослых.

– М-м… Я знаю, у вас есть подруга – особая подруга, которую другие люди видеть не могут, и я бы хотела вас о ней расспросить.

– Друг! – не согласился Итан.

– А вот и нет! – прошипела Ханна. Потом посмотрела на меня ясными, честными глазами. – Наше привидение – девочка.

– А вот и нет! – выпалил Итан. – Он мальчик.

– Да уж, – вздохнула я. – Эй, а пойдем посидим на качелях? А то я так скрючилась, что стала похожа на большую лягушку.

Дилан засмеялся.

– Вы не похожи на лягушку. Вы похожи на обезьянку.

– Хм, обезьянки любят карабкаться… Может, пойдем на шведскую стенку? – предложила я.

– Это не шведская стенка. Это детские джунгли, – поправил меня Итан. Сразу видно, авторитет.

Я встала.

– Наверно, джунгли тоже сгодятся. Ну что, идем?

Я взглянула на Патрицию, взглядом спросив разрешения. Она пожала плечами и горько усмехнулась.

– Они в вашем распоряжении.

Ханна и Дилан ухватили меня и потащили к детскому городку. Облачко желтой энергии, кружащее возле детей, было едва заметным – может, я напрасно все это затеяла.

Как только мы подошли к городку, произошла разительная перемена.

Ханна увлекла меня к качелям, а Дилан и Итан взобрались на горку.

– Селия – девочка, – прошептала она мне, – а Итан – дурак.

– Откуда ты знаешь?

– Я ее вижу. Она во-он там, прямо сейчас. – Девочка ткнула пальчиком в затененную часть двора, туда, где зеленый полог вьющихся растений свисал почти до земли. Я присмотрелась: нитяное облачко окрепло и выросло, превратившись в столб светло-желтого цвета, пронзенный яркими осколками времени. Оно явилось на зов ребенка, хотя эта Селия размером явно уступала монстру, который в среду бушевал в аудитории номер двенадцать. Моя догадка оказалась верна: создание уменьшалось от использования и сейчас, вероятно, перезаряжалось. Оно даже не попыталось на меня напасть.

– Да, я ее вижу, но для меня она выглядит как простая клякса, – призналась я.

– Она стесняется, – пожала плечами Ханна.

Мальчишки шумно съехали с горки и плюхнулись в опилки у наших ног.

– Эй, – спросила я. – Покажете мне вашего друга?

Оба мальчика указали на желтый туман.

– Вон там, – сказал Итан.

– Хорошо. Когда вы играете с вашим другом, вы делаете что-нибудь особенное? – Я молила, чтобы эти дети уже умели выражать свои мысли и смогли объяснить суть игры.

Итан фыркнул.

– Еще бы! Сперва надо открыть двери. И попасть в страну призраков.