Текст книги "Невеста-изменница"

Автор книги: Кэт Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

Тяжелый стук в дверь вывел Риса из состояния сна. Нахмурившись, он свесил ноги с высокой кровати и заставил себя встать. Пока надевал шелковый темно-синий халат, стук повторился.

Ворча, Рис взял трость, пересек спальню и, рывком распахнув дверь, обнаружил в коридоре Тима Дэниелса.

– В чем дело, парень? Хочешь весь дом перебудить?

В свете масляной лампы, которую Тим держал над головой, его рыжие вихры пламенели огнем.

– Срочное дело, сэр. Там внизу женщина, сэр. Она сказала, что должна с вами увидеться. Говорит, дело не терпит отсрочки.

– Уже далеко за полночь. Какого дьявола женщине понадобилось со мной встречаться в этот час ночи?

– Не могу знать, сэр. Она с сыном, и, похоже, ей плохо.

От дурного предчувствия у Риса по спине поползли мурашки. Два дня назад он встретил Элизабет с сыном. Хотя вряд ли ночная гостья имеет к ней отношение. Но в совпадения он не верил.

– Скажи ей, что я спущусь, как только оденусь.

– Слушаюсь, сэр.

Тимоти исчез, и Рис вернулся к шкафу. Безотчетно массируя ногу, он выбрал пару черных брюк и белую батистовую рубашку, присел на кровать и оделся. Когда заправлял рубашку, ощутил, как ногу прострелило болью. С тех пор как он получил заряд шрапнели в Инкермане, нога почти не гнулась, но когда он начинал ходить, постепенно разрабатывалась. Правда, сейчас чертова нога казалась свинцовой кочергой, присоединенной к его телу.

Но Рис старался не обращать на нее внимания. Одевшись, он спустился вниз, гадая по дороге, что за проблема ждет его в середине ночи.

Внизу он обнаружил своего высокого, сухощавого, весьма респектабельного вида дворецкого рядом с женщиной в черном.

Время, казалось, замедлило свой бег. Он узнал эти тонкие черты, бледную кожу, волосы цвета вороного крыла, идеально очерченные брови и губы цвета розы. Его память наводнили образы. Элизабет в саду своего дома несется со смехом с ним наперегонки к бельведеру. Элизабет в его объятиях кружится в бальном зале. Элизабет на террасе, ее пальцы скользят по его волосам, а губы у нее мягкие и податливые.

Расправив плечи, он твердо встретил ее взгляд.

– Вас сюда не приглашали.

Когда она шагнула к нему, он заметил, что ее бьет дрожь, хотя движения оставались такими же грациозными и женственными, как прежде. Маленькая женщина, никогда не казавшаяся маленькой.

– Мне нужно поговорить с вами, милорд. Это безотлагательно.

Он не привык к такому обращению, и оно его покоробило. «Майор» импонировало ему больше. Он хотел сказать ей, что у него нет времени на женщину столь низкую, как она, но тут он увидел, что Элизабет не одна. Рядом с мальчиком, ее сыном, которого Рис видел в деревне, стояла седоволосая женщина.

– Пожалуйста, милорд.

– Проходите.

Едва заметно хромая, он направился в сторону гостиной, надеясь, что его суровый тон вынудит ее повернуть назад и уйти. Войдя в гостиную, Рис остановился, пропуская Элизабет вперед, и, проходя мимо, она задела его пышными юбками. Он закрыл раздвижные двери, создав обстановку уединения, но сесть ей не предложил и сам не сел.

– Сейчас глубокая ночь. Что вам угодно?

Она горделиво приподняла подбородок, и он заметил, что ее лицо бледнее обычного. Самообладание давалось ей с большим трудом, и наблюдать это доставляло ему удовольствие.

– Я… я знаю, что вы думаете обо мне. Знаю, как ненавидите меня.

Он невесело рассмеялся:

– Вы не можете представить даже сотой части этого.

Элизабет прикусила нижнюю губу. Все такую же полную и манящую, как раньше. У него свело живот. Черт бы ее побрал! Будь она проклята!

– Я пришла сюда умолять вас о помощи. Мой отец умер. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни настоящих друзей. Вы – человек чести, ветеран войны. Я здесь потому, что верю: вы не прогоните со своего порога несчастную женщину с ребенком, какие бы личные чувства ни испытывали.

Элизабет слегка качнулась, и на ее лбу проступили бисеринки пота.

Рис нахмурился:

– Вы нездоровы?

– Я… я не знаю. Последнее время я неважно себя чувствую. Это одна из причин, почему я пришла к вам. Меня волнует, что станется с Джередом, если мое состояние ухудшится.

– Джеред? Так зовут вашего сына?

– Да.

Она снова качнулась, и Рис устремился к ней, лишь раз воспользовавшись тростью, пока пересекал разделявшее их пространство, и подхватил ее за руку, чтобы помочь сохранить равновесие. Что делать? Он джентльмен, как бы это порой тяжело ни давалось.

– Присядьте, а то упадете.

Элизабет шагнула вперед и неуверенно опустилась на диван цвета бордо, уронив на колени черную шелковую сумочку. Коснувшись дрожащей рукой лба, она взглянула на него прекрасными серыми глазами, которые неотступно преследовали его во сне. Но воспоминания о множестве бессонных ночей лишь укрепили его враждебность. Линия его подбородка затвердела.

– Вы не к тому обратились.

– У меня больше никого нет.

– У графини Олдридж наверняка кто-то да найдется.

Ее руки стиснули сумочку на коленях.

– Я хотела отправиться в Лондон. И даже попыталась бы сделать это уже сегодня ночью, если бы не чувствовала себя так скверно. – Она снова посмотрела на него умоляющими серыми глазами. – Боюсь, что мои родственники подсыпают мне что-то в еду и питье. Если мое состояние будет ухудшаться, мой сын может оказаться в смертельной опасности.

Рис сжал зубы.

– Вы говорите о Мейсоне и Френсис Холлоуэй?

– Да. Более того, я уверена: если бы мне удалось благополучно добраться до Лондона, мой деверь незамедлительно прибыл бы следом и, боюсь, нашел бы способ заставить меня вернуться в Олдридж-Парк. А там… – Она покачала головой. – Я боюсь, милорд. Я здесь потому, что не знаю, куда идти.

– А чего вы ждете от меня?

– Я надеюсь, что ваша честь вынудит вас помочь мне. Вы – сильный человек, способный защитить моего сына. Я надеюсь, несмотря на то что я сделала, вы не сможете выставить меня за дверь.

В нем клокотала ярость. Она знала, как высоко он ценит свою честь. Она знала о нем больше, чем кто-либо на свете. Рис с трудом унял чувства, заставившие сильнее биться его сердце.

– Боюсь, вы слишком о многом просите, графиня.

Он нарочно использовал ее титул, чтобы напомнить о том, что произошло между ними.

– Элизабет… – мягко поправила она. – Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы соблюдать такие формальности.

На его лице появилась жесткая улыбка.

– Полагаю, можно сказать, что мы хорошо знакомы. Слишком даже хорошо.

На мгновение на ее щеках, стирая бледность, вспыхнул румянец, но она не отвела взгляда.

– Вы мне поможете?

Рис покачал головой. Он не мог этого сделать. Не мог вынести ее присутствия в своем доме, под своей крышей. Не мог вынести болезненных воспоминаний.

Элизабет встала с дивана и подошла к нему, подошла так близко, что он мог бы измерить невероятную длину ее густых черных ресниц.

Ладонь в черной перчатке нежно легла на его локоть.

– Пожалуйста, милорд. Умоляю, не отказывайте мне. Вы нужны моему сыну. Вы нужны мне. Вы единственный человек на земле, кто может помочь нам… единственный человек, кому я доверяю.

Ее слова больно ударили его. Она доверяет ему? Когда-то и он доверял ей!..

Рис смотрел на стоявшую перед ним красивую женщину. Когда-то он любил ее. Неистово и без оглядки. Теперь же ненавидел с такой же страстной силой.

Но он видел ее отчаяние, ее страх. Он был, как она сказала, человеком, для которого честь превыше всего. Женщина обратилась к нему за помощью. Как мог он отказать ей?

– Я велю Хопкинсу проводить вас наверх. – Его губы искривила суровая усмешка. – Полагаю, вы еще помните, где находятся комнаты для гостей.

С лица Элизабет исчезло выражение напряженности. Она отвела взгляд.

– Благодарю, милорд. Клянусь, я найду способ, как вернуть вам долг.

И упала без чувств к его ногам.

– Капрал Дэниелс!

Элизабет шевельнулась, когда Рис поднял ее на руки. Мысли путались в голове. Вскинув на него глаза, она всмотрелась в суровые, словно выточенные из камня, черты его лица.

– Я… я в порядке. Вам не нужно…

– Дэниелс! – снова крикнул он.

Рядом тотчас появился мускулистый рыжеволосый молодой человек.

– Да, сэр?

Рис бесцеремонно передал ее в его руки.

– Из-за проклятой ноги я не могу нести ее по лестнице.

Капрал Дэниелс взглянул на женщину в своих руках и улыбнулся:

– Не волнуйтесь, мадам. Я в один миг отнесу вас наверх.

Не успела Элизабет и слово сказать, как он уже вышел из гостиной.

– Мама! – бросился к ней Джеред, когда Дэниелс вышел в холл, и отчаянно вцепился в ее юбки.

– Все в порядке, милый. У меня немножко кружится голова. И все. Возьми миссис Гарви и идите наверх.

Джеред вернулся к стоявшей в ожидании пожилой даме и схватил ее за руку.

В сопровождении дворецкого они последовали за капралом, отстав от него на несколько ступенек. Он внес Элизабет в одну из гостевых спален и осторожно положил на кровать.

– Я приведу Джильду, чтобы помогла вам, мадам. Это горничная.

Элизабет не возражала. Ее голова все еще оставалась легкой, хотя уже не кружилась. Лежа на подушке, она устремила взгляд в потолок. Он был белый, а стены – светло-желтые. Комната с мебелью из розового дерева и занавесками из узорчатого желтого шелка выглядела довольно мило, хотя краску не мешало бы и освежить. Протертая недавно от пыли мебель так и просила, чтобы ее отполировали лимонным маслом.

Рис позволил ей остаться в Брайервуде. Он согласился ей помочь. Ее опасения, что он не даст ей прибежища, рассеялись. Впрочем, в глубине сердца она верила, что Рис, какие бы личные чувства к ней ни питал, не смог бы прогнать ее со своего порога.

Спустя несколько минут он вошел в комнату, высокий и мускулистый, воплощение силы и надежности. Набалдашник эбеновой трости в его руках сверкнул серебром. Элизабет слышала о его ранении, но не знала, сколь серьезным оно было.

Ледяной взгляд голубых глаз замер на ее лице.

– Вы здесь временно, и вам ничто не грозит. Я велю капралу Дэниелсу пригласить врача…

– В этом нет необходимости. Мне нужно выспаться. Возможно, завтра…

– Вы уверены?

Она ни в чем не была уверена, кроме того, что доставила ему чересчур много беспокойства для одной ночи.

– Да.

– Хорошо, подождем до завтра.

– Спасибо.

– Утром, надеюсь, вы расскажете, в чем, собственно, дело.

Элизабет попыталась сесть, опираясь на резную спинку кровати. Это удалось ей с большим трудом. Рис не шевельнулся, не помог.

– Завтра мой деверь обнаружит, что нас с Джередом нет. Рано или поздно он выяснит, где мы находимся.

– Как я уже сказал, пока вы здесь, вам ничто не угрожает. Отдыхайте. Ваша миссис Гарви – с мальчиком. Утром поговорим.

Отвернувшись, он вышел из спальни, и только тут Элизабет почувствовала, как быстро бьется ее сердце. До этого момента она и представить не могла, как больно будет слышать его голос, как трудно переносить его отвращение.

Оказывается, чувства, которые она считала давно похороненными, находились почти на поверхности.

Придется быть все время начеку, тщательно скрывать свои эмоции, не давать им выплеснуться наружу. Если она позволит сердцу хотя бы чуточку приоткрыться, то просто не сможет вынести этой боли.

Дом наполнился светом ясного осеннего дня. Рис шел в столовую, солнечную комнату с окнами в сад. В этой комнате с желтовато-кремовыми стенами и обитыми мшисто-зеленой тканью стульями вокруг стола он любил сидеть и читать за завтраком утреннюю газету.

Но не сегодня.

Сегодня, после бессонной ночи, он находился в мрачном расположении духа. Обычно, проснувшись, он работал несколько часов в своем кабинете, затем шел проверять хозяйство.

Вдобавок к крупному черному мерину по кличке Воин – ветерану войны, как и Рис, – он по возвращении домой приобрел несколько кобыл и породистого жеребца-чистокровку. Из-за проклятой негнущейся ноги Рис сомневался, что когда-либо снова сядет в седло, но все же тренировал и растягивал мышцы. В любом случае, даже если ему придется отказаться от верховой езды, расставаться с лошадьми он не собирался.

Его последнее приобретение, жеребец по кличке Александр Великий, относился к скаковой породе лошадей, завоевывавших на скачках первые призы. Рис видел, как он бегает, и верил, что произведенное жеребцом потомство будет побеждать на скачках в Эскоте и Эпсом-Даунсе.

Он шел по коридору, когда его внимание привлек шум, доносившийся из столовой. Войдя в комнату, Рис увидел сидевших за столом Элизабет и ее сына. От этого зрелища у него перехватило дыхание.

Сделав глубокий вдох и медленный выдох, он вошел в залитую солнцем комнату. Мать и сын ели на завтрак колбасу, отборную сельдь и яйца, хотя Элизабет не ела, а скорее водила вилкой по тарелке. Она подняла на него глаза, и благодарность, которая светилась в них, заставила его сердце сжаться еще сильнее.

Это от ненависти к ней, сказал он себе, от злости, что втравила его в эту неприятную историю, возникшую в результате ее брака с Олдриджем.

– Джеред обычно ест со своей няней в комнате для занятий, – заметила Элизабет несколько нервозно, – но поскольку дом ему незнаком, я привела его вниз, чтобы он позавтракал со мной. Надеюсь, вы не против?

Рис посмотрел на мальчика с темными, круглыми, неуверенными глазами. Он сидел на самом краю стула, готовый в любой момент сорваться и убежать. На столе перед ним стояла маленькая серебряная лошадка – единорог.

– Не против.

Рис отвернулся от ребенка. Было трудно смотреть на наследника Олдриджа без чувства ревности. Мальчик должен был быть его, как и сама Элизабет.

Но деньги и власть оказались для нее важнее обещаний и признаний в любви.

С другой стороны, возможно, она никогда его и не любила. Возможно, только притворялась.

– Я поел, мама, – сказал мальчик. – Можно мне встать из-за стола?

Ребенок перестал есть, как только Рис появился в дверях. Казалось, Элизабет почувствовала, что он расстроен, и попыталась улыбнуться. Она выглядела бледнее обычного, и ее серые глаза, казалось, утратили свойственную им мягкую голубизну, которая делала их необычно привлекательными.

– Можно, – сказала она сыну. – Я скоро поднимусь наверх. – Ее взгляд, несколько рассеянный, как заметил Рис, стоя по другую сторону стола, вернулся к нему. – Возможно, его светлость позволит нам прогуляться в саду. Деревья в это время года такие красивые.

Рис ограничился кивком. Он не собирался наказывать мальчика за грехи, совершенные его матерью.

Ребенок сполз со стула, схватил единорога и выбежал из столовой. Рис прошел к буфету и налил себе кофе из серебряного кофейника. Направляясь в столовую, он испытывал голод, но при виде Элизабет, сидящей здесь, словно жена, о которой он когда-то мечтал, у него пропал аппетит.

Когда лакей убрал ее почти не тронутую тарелку, Рис отодвинул от стола стул и сел напротив нее, прислонив трость к краю стола.

Элизабет смотрела в окно на запущенный сад. Перебравшись через низкие кирпичные ограды, растения расползлись по дорожкам. Повсюду валялись опавшие листья. Садовник покинул поместье еще до возвращения Риса из армии. Нанять другого он пока не успел, но дал себе слово, что скоро обязательно займется этим вопросом.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Рис.

– Немного лучше. Голова продолжает болеть, но не так сильно.

– Объясните мне еще раз причину вашего здесь появления.

Дрожащей рукой она взяла фарфоровую чашку и аккуратно сделала глоток, давая себе время сформулировать ответ. После чего неуверенно поставила чашку на блюдце.

– Зная вашу любовь к правде, я не стану смягчать слова. У меня нет абсолютной уверенности, поскольку нет доказательств, но я считаю, что Мейсон и Френсис Холлоуэй травят меня чем-то. Мой сын – наследник всего состояния Олдриджей. Если со мной что-то случится, они станут его опекунами. Мой деверь и его жена – жестокие люди, не знающие жалости. Боюсь, они охотятся за деньгами Джереда.

Рис никогда не любил Эдмунда, равно как и его брата Мейсона. Эдмунда отличало высокомерие и надменность, а никчемный Мейсон был к тому же олицетворением алчности. Нетрудно догадаться, что младший Холлоуэй положил глаз на наследство покойного брата.

– Продолжайте, – попросил Рис.

Ему показалось, что ей трудно сосредоточиться, но, возможно, только показалось.

– Несколько месяцев назад у меня пошатнулось здоровье. Поначалу не то чтобы… не то чтобы слишком. Стала побаливать голова и слегка подташнивать. За последние недели симптомы усилились. Появились проблемы с памятью. Иногда я видела все как в тумане и не могла ни на чем сосредоточиться. Думаю, мой деверь рассчитывает, что в конце концов я потеряю связь с реальностью и тихо помешаюсь.

Элизабет сняла с колен салфетку, нервно ее расправила и снова расстелила на своей пышной черной юбке.

– Он все навязчивее и навязчивее пытается меня контролировать. И даже начал… вести себя… неподобающим образом по отношению к вдове своего покойного брата.

Рис ощутил, как у него напрягся каждый нерв.

– Не хотите ли сказать, что Мейсон Холлоуэй делал неприличные предложения?

Она сглотнула.

– Да, – прошептала Элизабет очень тихо, словно надеялась, что ее не услышат.

Его охватил гнев. Ярость.

Эти чувства поразили Риса. Неужели им до сих пор владеет ревность? После всех этих лет! Он сделал глубокий вдох, чтобы подавить неожиданные эмоции.

Элизабет подняла на него глаза.

– Мне кажется, Мейсон пытается подчинить себе мое тело и разум и обрести таким образом контроль над моим сыном и его богатством.

Рис задумался над ее словами. Из того, что он услышал, трудно было сразу понять, что правда, а что – нет. С другой стороны, ночной обморок Элизабет заставлял верить в правдивость ее рассказа.

– Предположим, что ваш рассказ – правда. Как, по-вашему, Мейсон это делает?

– Я… я не знаю. Может, подсыпает мне в еду или питье какие-то порошки. Я пробовала одно время не есть, но начала слабеть, а поскольку не была уверена, что проблема в еде, то отказалась от этой идеи.

– И врача не приглашали?

Она снова сглотнула и отпила из чашки, как будто чай придавал ей силы. Когда вернула чашку на блюдце, кудряшки ее черных волос на бледной щеке, выбившиеся из тугого пучка на шее, пришли в движение. Его тело под столом пробудилось к жизни. Чувствуя прилив крови в паху, Рис безмолвно выругался.

Ему нужна женщина, сказал он себе. Одного визита в эксклюзивный лондонский бордель мадам Лейфон, очевидно, мало для удовлетворения нужд мужчины после стольких месяцев воздержания.

– Мейсон приводил кого-то, чтобы осмотрели меня, – продолжала Элизабет, возвращая его мысли к теме разговора. – Доктора по имени Смитсон. Он сказал, что я поправляюсь. Я его не знаю. И не уверена, что он в самом деле доктор.

– Врач моего брата – надежный человек. Я приглашу его сюда в ближайшее время.

Рис ждал ее согласия – хотел убедиться, что ее болезнь не уловка.

– Думаю, это хорошая идея. Я, безусловно, оплачу его услуги.

Это заявление рассердило Риса.

– Вы, несомненно, богаты, графиня, но, являясь гостьей в этом доме, находитесь под моей опекой. Я не бедняк, живущий на пособие, хотя, возможно, по сравнению с графом представляюсь вам таковым.

– Я не хотела…

Он поднялся со стула, шаркнув по деревянному полу ногами, и взял трость.

– Мне пора заняться делами. Полагаю, и вас ждет ваш сын.

Элизабет ничего не сказала, продолжая сидеть и смотреть на него большими серыми обиженными глазами. Рис отвернулся, полный решимости проигнорировать слабое чувство вины, которое возникло у него после собственных слов.

Он ничем ей не обязан. Ничем, сказал он себе, направляясь из столовой.

Глава 4

В то утро Рис отправил брату Ройялу записку, в которой спрашивал имя его врача, жившего вблизи Суонсдауна, не называя причины своего интереса. Он знал, что брат спустит на него всех собак, если узнает, что Элизабет находится в его доме.

Но надолго она не задержится, заверил себя Рис. Он отвезет ее в Лондон. Возможно, уже завтра.

Врач прибыл даже раньше, чем он рассчитывал. В два часа дня. Тонкий, как тростинка, седовласый джентльмен по имени Ричард Лонг вошел в холл. Жалуясь на головную боль, Элизабет снова поднялась в спальню и легла. Рис провел доктора в ее комнату, представил изможденной женщине, лежащей под одеялом, и спустился вниз ждать его вердикта.

Как Рис ни старался сосредоточиться на бухгалтерских книгах, все еще лежавших у него на столе, мысли его прыгали. Он пытался внушить себе, что здоровье Элизабет волнует его лишь по одной причине: когда, окрепнув, она сможет покинуть его дом?

Он все еще изучал цифры, уставясь в лежащую перед ним бумагу, когда легкий стук в дверь объявил о приходе доктора. Рис пригласил его войти, и доктор Лонг устроился в коричневом кожаном кресле, стоявшем напротив его большого письменного стола из дуба.

– Как она? – задал Рис вопрос, который не мог бы задать еще несколько дней назад.

– Боюсь, не слишком хорошо. Леди Олдридж чрезвычайно истощена. У нее началось сильное потоотделение, и мне кажется, что скоро откроется рвота. Я оставил с ней одну из горничных.

Шевельнувшееся в нем чувство тревоги Рис проигнорировал. По крайней мере она не лгала и была действительно больна, как и говорила.

– Графиня была со мной вполне откровенна, – заметил Лонг. – Она подозревает, что ее кто-то травит. Я склонен думать, что она не ошибается в своем предположении.

Рис невольно сжал руку в кулак.

– Не могу сказать, как яд попадает в ее организм, – продолжал доктор. – Похоже, что ее сиятельство страдает от последствий длительного применения настойки опия.

Настойка опия? Действие лекарства, облегчающего боль, было Рису знакомо. Ему давали большие дозы препарата после ранения, во время и после операции, когда вырезали из ноги шрапнель.

– Постепенно у нее развилось пристрастие к препарату, – сказал Лонг. – Сегодня она не получила привычную дозу, а организм требует свое. Пока вещество окончательно не выйдет из организма, она будет страдать от синдрома абстиненции.

Рис с трудом сдерживал себя. Элизабет подвергали воздействию наркотика, и делал это человек, призванный быть ее защитником. Риса так и подмывало выхватить саблю и поразить Мейсона Холлоуэя в самое сердце.

Но доказательств вины или хотя бы причастности к тому Холлоуэя у него, естественно, не было. Элизабет могла и сама употреблять наркотик. Люди легко привыкают к чувству эйфории, возникающему при приеме средства, дающего временное избавление от боли и стресса.

– Сколько времени это займет?

– Несколько дней, полагаю. Описываемые ею симптомы свидетельствуют, что доза была незначительной.

– Вероятно, поэтому она и затрудняется сказать, как ее получала.

– Вы сообщите властям?

– Как вы говорите, невозможно сказать, как препарат попадал в ее организм. Даже сама леди Олдридж не знает, кого в этом винить.

– Вы сознаете, что чрезмерное использование препарата может вызвать изменения личности и даже смерть?

– Сознаю.

– Могу ли я предположить, что вы намереваетесь помочь графине в выздоровлении?

– Да, – заставил себя произнести Рис.

– Значит, вам придется обеспечить ей безопасное проживание, пока дело не разрешится.

Темные глаза доктора смотрели на него с тревогой.

Элизабет придется остаться у него. Рано или поздно об этом станет известно, и, если у нее не будет компаньонки, поднимется невообразимый скандал. Еще бы – она проживает в доме холостяка! О себе Рис не беспокоился, но следовало подумать о мальчике.

– Я попрошу тетю пожить здесь, пока Элизабет не поправится. Уверен, она не откажется.

Хотя в действительности такой уверенности у Риса не было. Его тетка Агата, вдовствующая графиня Тависток, горячо порицала Элизабет за то, что та вышла замуж за графа Олдриджа. Поскольку своих детей у нее не было, она яростно заботилась о трех двоюродных племянниках. К тому же она знала, как сильно Рис был уязвлен.

Все же он верил, что она приедет хотя бы ради того, чтобы защитить его от женщины, которую считала ядовитой гадюкой, испортившей ему жизнь.

Идея, что он нуждается в защите от маленькой темноволосой женщины, наверное, заставила бы Риса улыбнуться, если бы не воспоминание о том, как отреагировало утром на нее его собственное тело. Даже сейчас, представляя ее лежащей в постели, он ощутил нарастающее возбуждение.

Ему нужна женщина, сказал себе Рис и пообещал себе заняться поиском подруги, как только позволят обстоятельства.

А пока придется провести кое-какую следственную работу и разузнать о Мейсоне и Френсис Холлоуэй и о жизни Элизабет с мужем.

О чем ему меньше всего хотелось бы знать.

Элизабет лежала, обливаясь потом. Время от времени ее била дрожь. Дважды ее рвало в ночной горшок, который поставила рядом с кроватью маленькая горничная по имени Джильда. Настойка опия, сказал доктор. Еще он сказал, что она страдает от абстинентного синдрома, поскольку, вероятно, получала препарат ежедневно, но по истечении нескольких дней ее муки должны закончиться и она поправится.

О чем-то подобном Элизабет догадывалась, но не могла представить, как давали ей средство. Возможно, добавляли мелкий белый порошок в еду. Она правильно сделала, что сбежала. Новые спазмы в животе грозили снова вывернуть желудок наизнанку.

Но несмотря на неприязнь Риса, здесь она в безопасности.

Элизабет старалась не думать, каким красивым он был утром, когда вошел в столовую, и как сильно забилось при виде его ее сердце. Теперь же она пыталась разрешить загадку, отчего тогда закружилась ее голова: от наркотика или от присутствия Риса?

С первого момента, когда она увидела его много лет назад, он всегда оказывал на нее такое влияние. Их познакомила его двоюродная тетка леди Тависток на балу, устроенном в честь семнадцатилетия Элизабет. Ее отец Чарлз Клеменс, третий сын маркиза, надеялся, что ухаживать за ней будет старший брат Риса, Ройял, наследник герцогского титула. Но ей больше понравился Рис – темноволосый, голубоглазый Дьюар, невообразимо нежный и даже немного робкий в присутствии молодой незамужней женщины.

Ощутив новый прилив тошноты, Элизабет потянулась к горшку. Если бы Эдмунд был жив и не обращался для удовлетворения своих потребностей к другим женщинам, она могла бы подумать, что забеременела, раз страдает от утренней тошноты, как тогда, когда вынашивала Джереда. Но к беременности это не имело никакого отношения. Ее отравили наркотиком. Как она и предполагала.

Элизабет постаралась сосредоточить мысли на сыне, на том, что нужна ему. А эти несколько дней она как-нибудь выдержит.

Молча она поблагодарила Риса за то, что, отбросив свои чувства, он дал ей с сыном приют.

Дом уже не был таким тихим, как до появления Элизабет. В нем постоянно толклись какие-то люди.

Вместе с Элизабет, ее сыном и доктором, несколько раз навещавшим пациентку, в то утро прибыл еще один посетитель. Это был Трэвис Грир, капитан 1-го Королевского драгунского полка, служивший когда-то под командованием Риса. Во время битвы при Балаклаве Грир спас Рису жизнь, когда под ним застрелили лошадь и он остался лежать без сознания на поле боя.

Капитан Грир с риском для жизни вынес старшего офицера в безопасное место. Во время этой акции капитан сам потерял левую руку. Рис был перед ним в долгу. С тех пор они стали близкими друзьями, и Рис был чертовски рад его видеть.

– Проходи, старина, – приветствовал Рис Трэвиса, провожая его в кабинет, и впервые за несколько дней ему захотелось улыбнуться. – Рад тебя видеть.

– Как и мне тебя, майор.

Мускулистый, с золотисто-русыми волосами и квадратной челюстью, Трэвис носил маленькие очки в золотой оправе, смягчавшие его черты. Он был интересным, хорошо образованным человеком. Его мать была русской балериной, а отец, покойный сэр Артур Грир, – профессором Оксфордского университета.

– Надеюсь, ты не возражаешь, что я заехал, – сказал Трэвис. – Я возвращаюсь в Лондон. Услышал, что ты здесь, и подумал: почему бы не заглянуть и не узнать, как ты поживаешь?

Мужчины пожали руки. Левый рукав сюртука Трэвиса был пуст ниже локтя. Рис испытал чувство вины, хотя его вины в ранении приятеля не было. Война есть война. Солдат ранят. Трэвис потерял руку. Рис покалечил ногу. Но им обоим повезло остаться в живых.

– Выпьешь чашку кофе или чая? Или предпочтешь бренди?

Рис направился к буфету. Он два часа прокорпел над бухгалтерией Брайервуда и заслужил перерыв.

– Бренди? Звучит заманчиво.

Рис наполнил два хрустальных бокала и протянул один своему приятелю.

– Я думал, ты обосновался в Дорсете. Что за дело у тебя в Лондоне?

– Хочешь – верь, хочешь – нет: работа! – просиял Трэвис. – Мне предложили вести колонку в лондонской «Таймс». Я буду писать о воинской службе и о войне.

– О какой? – сухо спросил Рис, потому что на смену одной войне всегда, казалось, приходила другая.

Трэвис улыбнулся:

– Преимущественно о той, на которой мы воевали, а еще я буду делиться своими мыслями о войне вообще.

– Это именно то, что тебе нужно. Ты всегда хотел быть журналистом. Похоже, ты наконец получил свой шанс. – Рис поднял бокал: – Поздравляю!

Трэвис поднял свой:

– Спасибо.

В этот момент в дверь постучал дворецкий Батлер.

– В чем дело? – спросил Рис, когда дверь открылась.

– Пришел человек по имени Холлоуэй. Он хочет с вами повидаться, милорд.

Рис стиснул зубы. Он ждал, что Мейсон Холлоуэй рано или поздно появится.

– Проводи его в гостиную и скажи, что я сейчас буду. – Он поставил бокал на стол. – Боюсь, тебе придется меня извинить. Это не займет много времени.

«Не займет?» – подумал он и, прихватив трость, направился к двери.

Мейсон Холлоуэй встал с дивана, когда Рис вошел в гостиную, уютную, хотя и требующую ухода.

– Милорд?

Холлоуэй был крупным, высоким мужчиной с темными усами и несколько приторной улыбкой.

– Холлоуэй. Надеюсь, вы простите мое неожиданное появление в вашем доме. Я только что узнал, что моя дорогая невестка находится в Брайервуде.

– Да, она здесь. Вместе с мальчиком.

Холлоуэй издал вздох облегчения:

– Слава Богу! А то я уже начал всерьез беспокоиться. Такое опрометчивое поведение несвойственно Элизабет. Но последнее время она плохо себя чувствовала. Ее мысли порой путались, но я… то есть моя жена и я не ожидали от нее ничего подобного.

– Леди Олдридж и вправду была не здорова, когда прибыла сюда, но сейчас, заверяю вас, ей гораздо лучше. Более того, она чувствует себя достаточно хорошо, чтобы провести здесь некоторое время с моей теткой.

– Вашей теткой? – повторил Мейсон, запинаясь, словно слова застревали у него в горле.

– Все верно. Леди Тависток едет в Брайервуд, с нетерпением ожидая встречи с леди Олдридж после стольких лет.

Это была полная ложь. Записка тети Агги была предельно короткой:

«О чем ты только думал, впустив эту женщину в свой дом? Выезжаю немедленно.

Тетя Агата».

Притворная улыбка сползла с лица Холлоуэя.

– Нигде лучше, чем дома, не позаботятся о леди Олдридж и ее сыне. Я приехал на большой карете для дальних поездок, чтобы им было удобно преодолеть короткий путь домой. А теперь, если бы я мог поговорить с ней…