Текст книги "Невеста-изменница"
Автор книги: Кэт Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
В нем опять пробудилось желание, могучее и ненасытное. Чтобы не поддаться соблазну отнести ее в постель и снова заняться любовью, Рис начал приводить в порядок свою одежду.
Почувствовав на щеке прикосновение ее ладони, он поднял глаза.
– Не уходи… – прошептала Элизабет. – Останься со мной.
У него перехватило горло. Ему до боли в сердце хотелось остаться. Но в памяти всплыла та ночь, когда, приехав в первый отпуск, он узнал, что его невеста вышла замуж за другого. Вспомнилась всесокрушающая боль, чувство невыносимой потери. Вспомнились годы злости, сделавшие его другим человеком.
Он убрал ее нежную ладонь со своей щеки и заставил себя отвернуться.
– Спокойной ночи, Элизабет.
Уже в коридоре Рис услышал, как она всхлипнула, и он чуть не вернулся в комнату, чтобы заключить ее свои объятия, но… «Нет!» – сказал его разум.
Элизабет стояла на коленях перед алтарем в крошечной часовне Холидей-Хауса. Это было красивое и тихое место со стенами, отделанными резными панелями из розового дерева, сквозь цветные стекла лился мягкий свет. Сюда приводила ее мать, когда она была маленькой девочкой. Потом, став старше, она не раз приходила сама, но тогда все выглядело уже иначе.
В это утро у Элизабет возникло желание снова посетить часовню, зажечь на алтаре свечи, встать перед распятием на колени и просить прощения за свои грехи.
Когда-то она истово верила в Бога. Потом, когда вышла замуж за Эдмунда, ее вера угасла – наверное, от боли, которую не могли уменьшить никакие молитвы. Потом Эдмунд умер, и управлять ее жизнью стали Мейсон и Френсис. Бог, похоже, снова отвернулся от нее и от сына.
В ту ночь, сбежав из Олдридж-Парка, она молилась Господу с таким жаром, с каким не молилась много лет. Она просила Его помощи в спасении сына и Его мудрости, и Он отправил ее к Рису. Дал шанс исправить ошибку, вернуть сыну и отцу то, чего их лишила, дал возможность обрести счастье, которого не знала с того момента, когда много лет назад потеряла Риса.
Склонив голову, Элизабет начала молиться, прося у Господа совета и помощи: как найти выход из положения, в которое сама себя поставила, как найти обратный путь к Рису?..
Из горла ее вырвался плач, из глаз хлынули слезы. Господи, как же она его любила!
Элизабет не знала, как долго простояла она на коленях. Когда поднялась, колени ныли, и кружевная шаль сползла с головы на плечи. Ее щеки были мокры от слез, а сердце разбито. Все же она не оставляла надежды. Она любила Риса и, возможно, со временем найдет способ заставить его снова поверить в ее любовь.
Повернувшись к выходу, Элизабет заметила, что кто-то вышел из часовни. Должно быть, один из слуг, решила она.
Рис по-прежнему сохранял бдительность. Он не доверял Мейсону. Завтра они поедут в Лондон, чтобы встретиться с адвокатом Риса и оформить официальный отказ Джереда от титула графа Олдриджа. Элизабет убедила мужа снять в городе на несколько недель дом с мебелью, поскольку поездки в Холидей-Хаус и обратно были утомительны, и неизвестно, сколько времени займет процедура оформления и вообще удовлетворит ли суд их прошение.
А пока Мейсон не стал графом, ей, как и Рису, надлежало быть начеку.
И не терять надежды.
«Всемилостивый Боже, помоги ему снова полюбить меня!» – безмолвно молилась Элизабет, направляясь к выходу из часовни.
Глава 23
Рис уходил из маленькой часовни с тяжелым сердцем. Он собирался поговорить с Элизабет о предстоящей поездке в Лондон. А может, просто хотел ее увидеть. Он нашел ее стоящей в молитве на коленях и, уважая ее уединение, не стал мешать.
Рис невольно задумался, не о прощении ли она молила – ведь по ее милости он столько лет не знал о своем сыне. Хотя в последнее время его все чаще посещала мысль, что страдания от насилия, претерпеваемые ею от Олдриджа, уже послужили для нее достаточным наказанием.
Но утверждаться в этой мысли Рису не хотелось. Он предпочитал пестовать свой гнев и не поддаваться тому сильнейшему влечению, что к ней испытывал. Снова и снова напоминал он себе о предательстве восьмилетней давности и тех муках, что претерпел, продолжая ее любить. Снова и снова внушал себе, что Элизабет не заслуживает доверия.
Желая взглянуть на сына, Рис вышел из конюшни, стараясь изо всех сил раздуть в себе пламя гнева, но делать это день ото дня становилось все труднее.
Увидев, что Джеред работает на арене с учителем верховой езды мистером Хоббсом, Рис остановился на минуту понаблюдать за ним. Сидя верхом на маленькой серой лошадке, мальчик слушал инструктора и улыбался от уха до уха.
Рис расчувствовался. Джеред – его сын, плоть от плоти его, кровь от крови его. Господь подарил ему ребенка, о котором он мечтал всю жизнь. Только теперь Рис увидел сходство, которого не замечал раньше. Разлет бровей, небольшая ямочка на подбородке. Даже изгиб рта и тот был его. Рис недоумевал, как он сразу не заметил этих примет родства.
Вероятно, его ввело в заблуждение утверждение Элизабет, что мальчик – сын Олдриджа, и уверенность, что предпринятые им в ту ночь предосторожности могли уберечь ее от нежелательного зачатия.
Хотя на самом деле он не мог быть ни в чем уверен, потому что был новичком в сексе и любви и толком не знал, что делать.
Рис не спускал глаз с мальчика на ринге. Джеред был прирожденный наездник, как и сам Рис. В возрасте семи лет – не шести, как считал Рис, – он сидел в седле как влитой, управляя лошадью легко и уверенно, несмотря на вчерашнее неожиданное падение. Рис смотрел, как Джеред кружит по рингу, заставляя животное прибавлять скорость.
– Очень хорошо, мой мальчик! – похвалил инструктор, стройный мужчина сорока лет с такими же темными волосами, как у Джереда. – Ты прекрасно управляешь Дасти, и он доволен не меньше, чем ты.
– А можно мне с ним прыгнуть?
Хоббс покачал головой:
– Пока нет, ты еще новичок. Просто подведи его к барьеру и заставь перешагнуть. Пусть он научится делать само упражнение.
Джеред выполнил задание, позволив пони изучить низкий барьер, а затем перешагнуть через него.
– Теперь еще раз.
Мальчик заставил животное повторить действие несколько раз, пока урок не закончился. Хоббс улыбнулся:
– На сегодня достаточно. Ты очень хорошо позанимался.
Джеред нехотя протянул поводья одному из конюхов и, выбежав с ринга, помчался к дому, чтобы приступить к школьным занятиям. Риса он не заметил, пока едва не налетел на него. Мальчик резко остановился, и улыбка мгновенно сползла с его губ.
Рис заставил себя улыбнуться, теряясь в догадках, что может означать подобная сдержанность, чем вызвана непонятная настороженность ребенка.
– У тебя сегодня замечательные успехи на ринге.
Джеред ничего не сказал, а только продолжал на него смотреть. Рис видел на его лице растерянность и смесь тревоги и страха.
– В чем дело, сын? – спросил он, опускаясь перед мальчиком на колени и чувствуя, как его охватывает тревога.
Джеред бросил быстрый взгляд в сторону дома, затем посмотрел на Риса, как будто хотел сказать нечто важное, но не знал, как начать.
Давай выкладывай.
– Ты сердишься на мою маму.
Это признание поразило Риса, хотя он должен был ожидать чего-то подобного. Мальчик любил мать и наверняка заметил возникшее между ними отчуждение.
– Мы поссорились. Такое иногда происходит в семьях.
Джеред вскинул подбородок, и Рис заметил, что его руки непроизвольно сжались в кулачки.
– Я не позволю тебе обижать ее.
У Риса от волнения перехватило дыхание. Он сожалел о том, что произошло, и тосковал о том, чего не могло быть.
– Я никогда не обижу ни тебя, ни твою маму. Что бы вы ни сделали.
– С ней… такое уже случалось. Раньше.
– Ты имеешь в виду… до вашего приезда сюда? – Рис тщательно подбирал слова.
Джеред кивнул, но задиристую позу сохранил.
– Я видел это. Видел, как он ее бил. И это было не раз.
– Олдридж?
Снова медленный кивок головой. Рис коснулся щеки мальчика.
– Я никогда не ударю ее. Даю тебе слово.
Темные глаза Джереда наполнились слезами. Рис наклонился, он хотел взять его на руки, прижать к себе, чтобы придать мальчику уверенности в себе, которой ему не хватало. Но по его выражению Рис понял, что Джеред хочет что-то добавить. Он затаил дыхание, молчанием понуждая мальчика продолжать.
Джеред поднял на него взгляд, и его нижняя губа задрожала.
– Я должен был помочь ей. Должен был остановить его… но не сделал этого. Я боялся, что он и меня ударит.
У Риса сжалось сердце.
– Ты всего лишь маленький мальчик. Ты не мог его остановить. Ты ничего не мог сделать.
У Джереда по щекам потекли слезы, и он сердито стер их.
– Я никому не позволю снова обижать ее.
Рис не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Грудь болела так, будто его ударили. Схватив ребенка в охапку, он прижал его к себе.
– Я защищу твою маму и защищу тебя. Вы оба будете в безопасности. Тебе нечего больше бояться.
Джеред обнял его ручонками за шею и зарылся лицом в его плечо. У Риса защипало в глазах, а в горле застрял ком. В следующий миг мальчик разрыдался по-настоящему. Рис даже не пытался его утешить и только нежно обнимал ребенка, пока плач не затих.
– Все хорошо, – говорил он, сжимая в руках напряженное тельце. – Все образуется.
Мысленно проклиная Эдмунда Холлоуэя, Рис сделал медленный вдох, чтобы справиться с охватившими его чувствами.
Боль в ноге была ничто по сравнению с болью в груди. Дойдя до задней двери, Рис поставил сына на ноги и носовым платком вытер с его лица следы слез.
– Готов идти домой?
Джеред кивнул. Он, казалось, стал выше ростом, – может быть, оттого, что угнетавшее его много лет чувство незаслуженной вины наконец его отпустило. Рис взял мальчика за руку, и они вдвоем вошли в дом.
– Все в порядке? – заспешила им навстречу Элизабет, подстегиваемая материнским инстинктом, и с беспокойством посмотрела на сына.
– Все хорошо.
Мальчик взглянул на Риса. Тот понял ребенка, и они молча дали друг другу слово, что произошедшее останется между ними.
Элизабет повернулась к Джереду:
– Тебя ждет мистер Коннелли. – В ее голосе еще звучали нотки озабоченности. – Он уже начал тревожиться.
– Это моя вина, – объяснил Рис. – Я задержал его на конюшне.
Элизабет заставила себя улыбнуться.
– Тебе лучше пойти наверх, Джеред. Не стоит задерживать мистера Коннелли.
Бросив на Риса еще один полный благодарности взгляд, Джеред вприпрыжку устремился к лестнице. Рис провожал его глазами, пока мальчик не поднялся на второй этаж и не скрылся за дверью бывшей детской, переоборудованной в классную комнату.
– Он беспокоится о тебе, – обернулся он к Элизабет.
– Я знаю.
Она посмотрела на площадку второго этажа.
– Я не хочу, чтобы он беспокоился о тебе или о ком бы то ни было.
– Я поговорю с ним. Скажу, что со мной все хорошо. – Элизабет неуверенно улыбнулась.
Рис нежно взял ее за плечи.
– Я сказал ему, что буду заботиться о тебе. Я буду заботиться о вас обоих.
– У меня это никогда не вызывало сомнений.
Что бы ни произошло между ними, ее вера в него оставалась неколебимой.
– Мы переживем это, Элизабет, – вырвалось у Риса внезапно. – Мы должны это пережить. У нас есть сын, о котором нужно думать, мальчик, которому нужны и мать, и отец.
У нее сжалось горло и в глазах заблестели слезы.
– Как бы мне хотелось изменить прошлое. Но мы оба знаем, что это невозможно. Мне следовало сказать тебе правду сразу, как только я приехала в Брайервуд. Я хотела, но…
– Но что? Чего ты ждала, Элизабет?
– Никак не могла собраться с духом. После… после того как мы поженились, я хотела дать нам возможность узнать друг друга заново. Дать нам возможность испытать счастье.
Что-то в нем перевернулось. Рис тоже этого хотел.
– Не в моих силах исправить ошибки прошлого, – продолжала Элизабет, – но если ты дашь мне шанс, обещаю, Рис, я сделаю все, чтобы стать тебе такой женой, какую ты заслуживаешь.
Женой, какую он заслуживал. Какой она могла стать восемь лет назад, когда была совсем юной девушкой?
Наверное, она могла стать страстной любовницей, а потом – заботливой, любящей матерью.
Как ни странно, но именно о такой женщине он и мечтал.
– Мужчине достаточно и того, что есть, – сказал Рис несколько грубовато.
Но за его словами стояло большее, гораздо большее. Элизабет могла полюбить его.
С удивлением для себя он обнаружил, что хочет этого всем сердцем.
Время было позднее. От сгущающегося плотного тумана на улицах в этой части Лондона было сыро и скользко. Трэвис с трудом разобрал русские буквы на вывеске над головой, на которую падал свет лампы из ближайшего окна. Таверна называлась «Малая Россия».
Большинство вывесок в округе имели надписи на английском языке. В конце концов, шла война, и никто не искал неприятностей.
Трэвис прошел мимо входа в «Малую Россию». Из питейного зала доносился грубый смех и стук чокающихся бокалов из толстого стекла. Его путь лежал в заведение под названием «У Николая». До него оставалось еще полквартала.
Трэвис знал хозяина заведения. Николай Годунов был женат на дальней кузине его матери. Начав обход окрестностей, Трэвис решил возобновить старые знакомства. Когда он был ребенком, мать, навещая друзей в округе, брала его с собой. В русской общине все друг друга знали, а его мать помнили как известную балерину.
Толкнув двери, Трэвис вошел в прокуренный зал с низкими потолками. Здоровенный, как медведь, мужчина махнул ему рукой.
– Эй, Алексей! – окликнул он Трэвиса его вторым русским именем. – Заходи, угощу тебя выпивкой.
– Рад тебя видеть, Николай, – отозвался Трэвис по-русски, направляясь к барной стойке.
Здоровяк налил рюмку водки и поставил перед ним на прилавок. Трэвис взял рюмку и осушил одним залпом.
Рюмку тут же снова наполнили. Но на этот раз Трэвис торопиться не стал, поскольку знал, что за второй последует третья, а он много пить не умел и до русских стандартов явно не дотягивал.
– Что привело тебя сюда в такую ночь? – поинтересовался Николай низким, как у медведя, голосом, на которого так походил.
Трэвис пожал плечами:
– У меня в Лондоне не так уж много знакомых. Теперь, когда я вернулся, мне приятно послушать людей, говорящих на языке моей матери.
Николай кивнул, как будто понял, и переместился вдоль стойки, чтобы обслужить другого клиента. Трэвис обвел посетителей взглядом. Совершая обходы, он останавливался в «Малой России» и еще ряде других мест. Прошел слух, что он хочет продать кое-какие секреты. Рано или поздно к нему должен был кто-нибудь подойти.
Проведя час у Николая, другой – в «Малой России» и еще один – в заведении под названием «Тройка», он понял, что сегодня ожидать нечего. Огорченный тем, что потраченные усилия не дали никакого результата, Трэвис нанял на углу красивый кеб и вернулся в свой городской дом.
Наблюдение за его домом уже не велось, разве что от случая к случаю. Его слуги, в большинстве своем проживавшие в других местах, разошлись по домам, а дворецкий, вероятно, уже удалился к себе, в свою комнату на третьем этаже.
Из окна первого этажа струился мягкий свет. Очевидно, старик оставил для него внизу зажженную лампу. Трэвис тихо вошел в дом и направился в гостиную, чтобы потушить свет.
В дверях он резко остановился. На плюшевом рубиновом диване лежала, свернувшись калачиком, Аннабелл Таунсенд. Рядом с ней покоилась раскрытая книга. Шляпку она сняла, и на щеку ее ниспадала тонкая прядка слегка спутанных светло-каштановых волос.
Когда он подошел ближе, ее ресницы дрогнули, и глаза распахнулись. Женщина резко села.
– Трэвис… ты вернулся…
– Аннабелл… Какого дьявола ты тут делаешь? – Его охватило беспокойство. Наверняка она не пришла бы, если бы не нуждалась в его помощи. – Что случилось? Ты в порядке?
Откинув с лица локон, Аннабелл улыбнулась Трэвису:
– Со мной все хорошо. Я сказала дворецкому, что должна срочно тебя увидеть. Он ответил, что тебя нет, но, по-видимому, ты скоро вернешься. – Она взглянула на часы. – Вижу, что он ошибся.
– Зачем я тебе понадобился?
Трэвис остановился перед ней и стоял так близко, что чувствовал тонкий запах ее цветочных духов.
– Тебе, наверное, нелегко сейчас. Я пришла убедиться, что с тобой все в порядке. Так ведь?
– Разумеется, в порядке. Тебе не следует здесь находиться, Анна.
Но он не мог отрицать, что рад видеть ее у себя в гостиной. В этом слегка помятом платье из голубого шелка, с очаровательным румянцем на щеках.
Анна поднялась с дивана и, слегка сдвинув брови, шагнула к нему.
– Тебя довольно долго не было. Ты, случайно, не к женщине ходил?
Трэвис сделал большие глаза и нахмурился:
– Нет, конечно же. Но если бы и ходил, какое тебе дело?
– Вероятно, никакого, хотя, возможно, было бы… если б у нас с тобой завязался роман.
Роман с Аннабелл Таунсенд?.. От одной этой мысли его тело подало тревожный сигнал, но Трэвис обуздал похотливое желание.
– Между нами ничего нет, Анна. И ничего не будет.
– Но ты же не станешь отрицать, что нас влечет друг к другу.
Он собирался, он должен был сказать ей, что она ничуть его не волнует. Но это было трудно сделать: при одном лишь взгляде на нее он испытывал возбуждение.
– Ну так что?
– Ты красивая женщина, Анна. Я не стану отрицать, что чувствую к тебе определенное влечение.
Она остановилась перед ним.
– Хочешь заняться со мной любовью, Трэвис?
У него сильнее забилось сердце, отзываясь пульсацией в виске и паху. Трэвис не мог поверить своим ушам.
– Ты не должна задавать мне подобные вопросы.
– Скажи, Трэвис, хочешь поцеловать меня? Хочешь снять с меня одежду и предаться дикой, необузданной страсти? Потому что я этого хочу.
– Анна… – прошептал он сквозь стиснутые зубы.
– Ответь. Ты хочешь этого?
Он мог бы сосчитать удары своего сердца, так громко они отдавались в ушах. Нужно было прекратить это немедленно, пока они не зашли слишком далеко.
– Хочешь знать правду, Анна? Я хочу сорвать с тебя одежду, всю до последней нитки. Хочу видеть тебя нагой, хочу уложить на диван, раздвинуть твои красивые ноги и окунуться в тебя. Хочу владеть тобой во всех мыслимых и немыслимых позах, владеть до тех пор, пока у нас хватит сил. Ты это хотела услышать?
Трэвис ждал, что она в ужасе отшатнется. С криком выскочит из дома. Что никогда больше не заговорит с ним. И хотя ему было бы бесконечно больно разорвать их дружбу, Трэвис сознавал, что должен это сделать. Он должен был спасти ее. Спасти от него и, вероятно, от нее самой.
– Я знала это! – улыбнулась Анна и, приподняв юбки, бросилась к нему и, вскинув руки ему на шею, крепко поцеловала.
Трэвис со стоном обнял ее за талию и притянул к себе, хотя знал, что она ощутит его возбужденное естество, но это его уже не волновало. Он всем сердцем желал того, что она ему предлагала.
– Мы не можем, – прошептал он между нежными поцелуями. – Мы не должны этого делать, Анна. – Но поцелуи делались жарче и сильнее, и он боялся, что взорвется от напряжения, – Я не… я не хочу порочить твое доброе имя.
– Я вдова, – произнесла она тихо, целуя его в шею. – И я никогда не была с мужчиной, которого желала. Я хочу тебя, Трэвис. Я хочу, чтобы ты овладел мной.
– Анна…
Он напомнил себе, что она была лучшей подругой его сестры. Ивелел себе поступить подобающим образом – оторвать женщину от себя и отправить прочь, в холодную ночь. Но вместо этого продолжал целовать ее и не мог остановиться, пока она не взяла его за руку.
– Давай поднимемся наверх, Трэвис. Покажи, как приятно заниматься любовью.
Он покачал головой, но не отпустил ее руки. В следующий момент они уже поднимались по ступенькам – он вел ее в свою спальню. Комната была чистой, аккуратной и по-спартански суровой по сравнению с остальным домом. Как-никак он был человеком военным. Выражение одобрения на ее лице почему-то вызвало у него чувство облегчения.
– Ты уверена, Анна? Ты уверена, что тебе не будет противен человек с одной рукой?
Анна подарила ему одну из своих лучистых улыбок.
– Твоя рука меня вообще не волнует. Ты самый мужественный мужчина из всех, кого я знаю. И я никогда не испытывала большей уверенности, чем испытываю сейчас.
Ее слова вошли в его сердце. Это глупость, если не сказать– чистое безумие. Он никогда не женится на ней. Ведь он не создан для семейной жизни. Но когда она лежала под ним в нагом великолепии и он овладел ею, то подумал: нет на свете ничего лучше, чем быть в постели с Анной Таунсенд. Когда же он довел ее до фантастического экстаза, сравнимого разве что с его собственным, то уже не мог представить, что когда-нибудь ее отпустит.
Гоня прочь непрошеную мысль, Трэвис нагнулся и поцеловал ее.
Глава 24
Ройял созывал Гребцов. Получив приглашение брата присоединиться к ним, Рис готовился вечером ехать в «Уайтс», где была назначена встреча. Все Дьюары являлись членами этого элитного лондонского клуба джентльменов, но в отличие от своих братьев Рис редко его посещал.
Все же встречи с Гребцами он ждал с нетерпением. Он надеялся, что кто-то из них нашел сведения, способные помочь Трэвису. А может, появились новости о Мейсоне Холлоуэе.
При мысли о Холлоуэе Риса затошнило. Способный ради достижения цели лишить жизни невинных людей, Холлоуэй был гнилью на теле человечества. И хотя Рис не хотел, чтобы его сын получил богатство Олдриджа или графский титул, его угнетала мысль, что Холлоуэй путем шантажа заставили Элизабет сделать то, чего они так добивались.
Рис не сомневался, что обеспечить сыну полную безопасность могло лишь физическое устранение мерзавца, и идея эта представлялось ему весьма заманчивой. Конечно, ему приходилось убивать людей на войне, но убийство в обыденной жизни – это совершенно другое: оно привело бы его на виселицу, а он хотел любить свою жену и спокойно воспитывать сына.
Карета остановилась перед большим эркерным окном с вывеской клуба. Рис вышел из экипажа и, почти не опираясь на трость, направился к двери. Его раненая нога успешно восстанавливалась, отчасти не без помощи капрала Дэниелса. Рис рассчитывал, что в скором времени он сможет снова ездить верхом.
Дверь перед ним распахнули два светловолосых лакея. Рис вошел в тихий холл. Когда он был моложе, эта тишина выводила его из себя: слишком беспокойным и активным был тогда он сам. Но теперь атмосфера покоя подействовала на него умиротворяюще.
С удивлением для себя Рис обнаружил, что за последние годы сильно изменился. Жизнь, полная впечатлений и разъездов, его больше не привлекала.
Он пересек главную гостиную и прошел в зал для собраний, где был назначен сбор. В комнате за длинным столом из красного дерева уже сидели Ройял, Шерри Ноулз, Квент Гаррет и Диллон Сент-Майлз. Джонатан Сэвидж вошел следом за ним.
– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался Джонатан, садясь напротив Риса.
Не хватало лишь его брата Рула.
При мысли о нем Рис про себя улыбнулся.
В свои двадцать три его младший брат еще не остепенился и был несколько безответственным типом. Но Рис не сомневался, Что со временем это пройдет.
Собравшиеся мужчины дружески беседовали между собой, пока Ройял не попросил их внимания.
– Прошу вас обменяться собранной информацией. Я знаю, что некоторым из вас удалось найти ценные сведения. Надеюсь, после анализа того, что нам теперь известно, мы сможем применить информацию с пользой для дела.
– Действительно, – подтвердил Сент-Майлз, откидываясь на спинку кресла.
– Шерри…
Ройял сосредоточил взгляд на своем лучшем друге, виконте Уэллсли.
– Боюсь, это всего лишь сплетни. Я слышал, что Мейсон Холлоуэй влез в крупные долги. Он полностью сменил свой гардероб, покупает все самое лучшее. Его жена также тратит больше, чем они могут себе позволить. Холлоуэй уверяет продавцов, что в скором времени сполна с ними расплатится, ссылаясь на наследство, которое вот-вот должен получить.
У Риса на щеке задергался мускул, но он постарался сохранять спокойствие.
– Мы с женой приняли решение: от имени Джереда отказаться от графского титула. Это единственный способ обеспечить мальчику полную безопасность.
– За исключением физического устранения Холлоуэев, – протянул Сент-Майлз.
– Поверь мне, я тоже размышлял на эту тему. К несчастью, без доказательств их гнусных намерений убийство Холлоуэя приведет меня на виселицу.
Губы Шерри изогнулись в улыбке, обнажив внизу несколько кривых зубов.
– Да, не исключено.
– Ройял, вероятно, уже сообщил вам, – продолжал Рис, – что мальчик – мой сын, а не Олдриджа, и я буду только рад, если моего сына ничто не будет связывать с ублюдком, который скверно с ним обращался.
Сэвидж стрельнул в Риса темным взглядом.
– Я понимаю ход твоих мыслей, но согласись – ты отказываешься от слишком многого. Став старше, мальчик может возненавидеть тебя за это.
– Возможно, но надеюсь, этого не случится.
– Что у тебя, Квент? – Ройял снова обратился к собравшимся.
– Ничего особенного. За исключением того, что Холлоуэй в последнее время много играет.
Рис тихо выругался.
– Что у тебя, Сэвидж? – спросил Ройял. – Есть что-нибудь новенькое об убийстве Ван Меера?
Сухощавая фигура в кресле вытянулась.
– Я занимался этой проблемой вместе с Морганом. Ван Меер, подстрекаемый Холлоуэем, организовал какое-то фальшивое предприятие, в которое инвесторы вложили хорошие деньги. Собранные деньги исчезли еще до убийства Ван Меера, да так и не объявились. Судя по слухам, их поделили два человека.
– Думаешь, Холлоуэй убил Ван Меера, чтобы присвоить его часть денег, заработанных на мошенничестве? – предположил Рис.
– Все чертовски хорошо сходится.
– А хоть какие-то доказательства у тебя есть?
– Морган продолжает вести расследование. Обходит окрестности, пытаясь найти людей, располагающих хоть какими-то сведениями. У Ван Меера был сын. Морган хочет его разыскать.
Рис кивнул. Теперь они знали больше, но все равно недостаточно.
Ройял, сидевший во главе стола, перевел взгляд на Сент-Майлза. Тот лишь покачал головой:
– Прошу прощения, но у меня пока ничего нет, хотя я держу ушки на макушке. Возможно, что-нибудь да откроется.
– Будем надеяться, – сказал Ройял и обратился к черноволосому мужчине, сидевшему с очень серьезным видом: – Найтингейл?
Граф вздохнул:
– Как вы знаете, я занимаюсь проблемой капитана Грира. Но, боюсь, новости у меня не слишком радостные. Я разговаривал со своим приятелем из иностранного ведомства. Похоже, они считают, что июньские поражения нашей армии в Редане и Малахове обусловлены полученной русскими секретной информацией. Незадолго до этого капитан Грир был в Лондоне. В ведомстве полагают, что он мог каким-то образом раздобыть эти сведения и передать в руки врага.
– Абсурд, – возразил Рис. – В прошлом месяце мы разбили русских под Черной. Они отступают. Еще немного, и война закончится.
– Это не освобождает Грира от обвинений, – заметил Найтингейл. – С другой стороны, абсолютной уверенности у властей нет, иначе капитан уже сидел бы в тюрьме.
– Значит, у Трэва еще есть время, – заметил Рис, – чтобы обнаружить того, кого мы ищем.
– Надеюсь, это случится уже скоро.
Ройял встал из-за стола и обвел собравшихся взглядом.
– Тогда все. У кого-нибудь есть что добавить?
Но прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, дверь распахнулась и в помещение размашистым шагом вошел Рул, в распахнутом пальто, со взъерошенными от ветра волосами.
– Простите, что опоздал.
Присутствующие уже начали вставать.
– Мы только что закончили, – пояснил Ройял. – Я введу тебя в курс последних событий чуть позже.
– У меня есть кое-какие новости, которые вам будет небезынтересно услышать, – улыбнулся Рул.
Мужчины расселись по местам.
– И что это за новости? – осведомился Рис.
– Яузнал, что лорд Сандхерст не совсем такой, каким кажется.
– Вот как? – Рис почувствовал, что улыбается. – Похоже, что у вас с леди Сандхерст была еще одна встреча.
Рул расплылся в улыбке, и на его щеках заиграли ямочки.
– Можно и так сказать. В конце она сделала интересное признание: оказывается, у нее с мужем никогда не было нормальных супружеских отношений, потому что ее муж… словом, его интересуют мужчины.
Сент-Майлз присвистнул:
– Любопытно, если не сказать более.
– Сандхерст – красавчик, – добавил Квент, – и наружность у него достаточно мужественная. Я и представить не мог…
– Думаю, он пользуется внешней привлекательностью для достижения каких-то своих целей. Вопрос в том, что это за цели.
– Несомненно, – согласился Рис, решив, что лично займется Филиппом Китоном, графом Сандхерстом.
Начнет следить за ним, проверит, куда он ходит по вечерам, с кем встречается. Трэвиса граф наверняка узнает, а вот его – вряд ли. Они не были знакомы.
Рис встал.
– Хочу поблагодарить вас всех за проделанную работу. Вы сделали больше, чем я ожидал.
Сэвидж тоже поднялся.
– Если нам станет известно что-то еще, мы обратимся к тебе непосредственно.
Рис кивнул:
– Спасибо.
Но шансов найти что-то еще было мало. Мужчины уже использовали все свои связи в обществе. Правда, Морган еще пытался выявить причастность Холлоуэя к убийству Ван Меера. Но прошло слишком много времени, и вероятность обнаружить хоть какие-то доказательства сводилась к нулю.
Успокаивало лишь то, что после завершения процесса отречения от графского титула Холлоуэй получит желаемое и перестанет угрожать благополучию Джереда.
А пока мальчика следовало надежно охранять. Вместе с Гиллеспи и Джеком Монтегю Рис привез в арендованный городской дом и других слуг. Слушания по усыновлению Джереда были назначены на завтра. С Божьей помощью к концу завтрашнего дня Джеред станет его законным сыном.
От этой мысли у Риса защемило в груди. Ему бы хотелось открыто признать Джереда своим по крови, но из-за Элизабет он не мог этого сделать. Ведь это он был виноват в том, что оставил ее одну с ребенком и она претерпела столько страданий.
Попрощавшись с братьями и близкими друзьями Ройяла, ставшими и его друзьями, Рис переключил мысли на женщину, ожидавшую его дома. Они не занимались любовью с той ночи, когда он сам пришел к ней в спальню.
Не потому, что не хотел ее. Но потому, что хотел слишком сильно.
Его гнев потихоньку угасал, уступая место желанию быть с ней. Это удивляло и пугало его. Нужно было обуздать свои эмоции и защитить себя от той власти, что она над ним приобрела.
Со временем все образуется, сказал он себе, повторив те слова, что говорил ей. Элизабет была его женой. Если он будет осмотрителен, то сможет заботиться о ней и заниматься с ней любовью, не впуская глубокие чувства в свое сердце, хотя это будет нелегко.
Качая головой, Рис вышел из клуба и направился по дороге к ожидавшему его экипажу. Нужно отбросить мысли об Элизабет и сосредоточиться на Трэвисе. Над его другом нависла смертельная угроза. Тюрьма казалась неизбежной, как надвигающийся шторм. Если в ближайшее время ничего не произойдет, Трэвиса повесят.
Единственной зацепкой оставался Сандхерст. Только поймав его за руку, можно отвести от Трэвиса нависшую над ним угрозу. Чутье подсказывало Рису, что за графом надо установить слежку. Для того имелось три причины: граф обвинил Трэвиса в предательстве, он был сексуальным извращенцем и необъяснимым образом улучшил за последнее время свое материальное благосостояние.
