Текст книги "Двор чудес"
Автор книги: Кестер Грант
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Я киваю ей, приказывая согласиться.
– Д-да.
– Умница.
Он стягивает серый плащ у нее с плеча и наклоняет ее голову, обнажая нежную кожу за ухом. К нам приближается Волк с длинным железным прутом в руках, конец которого раскален докрасна.
– Будет больно, – предупреждает Орсо.
Этти смотрит на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Я беру ее за руку.
Раскаленный прут прижимается к ее шее. Пошатнувшись, Этти вскрикивает от боли. Я поддерживаю ее, ощущая острый укол совести. Хочу прошептать: «прости», но Двор чудес не признает жалости. Волк отнимает железо от ее кожи, и она падает мне на руки. Я крепко держу девочку, пока все ее тело содрогается. Держу ее руки, когда она судорожно тянется к шее, чтобы расчесать кожу, которая сейчас будто пылает в огне. У нее по щекам текут слезы. Она всхлипывает.
И тут слышится песня. Сначала тихая, она все набирает силу, пока не воспаряет к потолку над нашими головами.
Брат, мы во тьме с тобой рождены,
Забыты всеми, погребены,
Но вместе теперь нам неведом страх,
Наши зубы остры и есть сила в когтях.
Все больше голосов присоединяются к хору, они звенят в воздухе, наполняя весь огромный зал, вместе с тем сливаясь в один.
Сестра, мы крови с тобой одной,
Мы Законом связаны и судьбой,
И когда тебя Смерть за собой уведет,
Брат последнюю песнь над тобою споет!
Этти постепенно перестает всхлипывать. Время от времени она все еще вздрагивает от боли.
– Хватит плакать, милая, – говорит Орсо. – Я знаю, тебе больно, но сейчас не время для слез. После боли наступит великая радость.
Он делает мне знак. Я увожу Этти со сцены, избегая смотреть на Тенардье. Орсо устраивается на ступеньках, ведущих к сцене. Призраки собираются вокруг него как тени. Они расступаются, освобождая для меня место. Я сажусь среди них, а они начинают что-то бормотать, глядя на метку на шее Этти. Она кладет мне голову на колени, а я глажу ее по золотым кудрям. Этти дрожит. А может быть, это я дрожу. Теперь уже не разобрать.
14. Рука мастера
Лицо у Тигра – бледное и напряженное. Песня смолкает, и повисает тишина. Все глаза направлены на Орсо.
Он широко улыбается и поднимает руки.
– Ну что же вы, откуда такая печаль? Я думал, мы будем праздновать мое возвращение.
Опять слышится музыка. Толпа Призраков, Игроков и Воров поет под звуки старого пианино.
Рядом с Орсо появляется Волк с кубком вина. Все вдруг начинают смеяться и болтать. Гиены спускаются со своих мест в верхних рядах, насильно хватают себе партнеров и кружат их в своих безумных танцах.
Этти поднимает на меня глаза. Она перестала дрожать.
– Я теперь в безопасности, правда?
– Да, – говорю я. – Теперь они не могут причинить тебе вреда.
И теоретически это правда. Теперь ее защищает Закон. Но Тигр смотрит на Этти голодными, суровыми глазами. Он никогда не славился особым уважением к Закону.
Томасис перехватывает мой взгляд. По легкому движению его головы я понимаю, что он хочет со мной поговорить. Выбираюсь из толпы Призраков и подхожу к нему с виновато опущенной головой. Он наклоняет голову и проницательным взглядом изучает мое лицо. Цепи и ожерелья на его шее сверкают в свете свечей.
Он начинает говорить, так тихо, что только я способна услышать его слова.
– Справедливость как огонь прожигает тебя до костей. Закон тяжким бременем лежит у тебя на сердце. – Он протягивает ко мне твердую руку и проводит пальцем по краю моего лица, по щеке и за ухом, остановившись на метке нашей гильдии на шее. – В свое время ты станешь хорошей баронессой Воров.
Я вздрагиваю, испугавшись его слов. Я не хочу быть баронессой, Томасис – барон моей гильдии, мой Отец при Дворе чудес. Думать о чем-то другом просто кощунственно.
– Я не всегда буду рядом, Котенок, – говорит он, будто прочитав мои мысли. Его глаза удивленно сверкают при виде выражения моего лица.
Я даже подумать не могу о том, что означают его слова. Невозможно представить себе мир без Томасиса. Невообразимо, чтобы однажды его подкосили старость или тяжелый недуг. Я не смогу смотреть на то, как другие руки снимают с его шеи все эти украшения и надевают их на чью-то чужую, на шею нового барона гильдии Воров. Я точно не смогу этого сделать.
– Барон гильдии делает все возможное, чтобы защитить своих чад, – ласково говорит Томасис. – Но барон гильдии, кроме того, мудро выбирает себе врагов. – Он смотрит поверх голов на Тигра, который все еще, будто окаменев, сидит за Высоким столом, не спуская глаз с Орсо и Этти. – Есть вещи, от которых даже я не могу тебя защитить.
Он протягивает руку, я беру ее в свои и целую костяшки его пальцев. Достаю жестяную кружку, которую «спасла» из Шатле, и подаю ему. Он хмурится, рассматривая помятую жестянку, в недоумении приподнимает бровь, а затем переворачивает кружку и рассматривает дно. Потом замечает слова, выгравированные на дне кружки – «Большой Шатле» – и начинает смеяться.
Мы смотрим на танцующих до поздней ночи. Музыканты играют наши любимые песни, и все гильдии присоединяются к хору поющих, а я решительно отказываюсь разъяснять для Этти слова. Стараюсь унять поднимающееся внутри беспокойство. Стараюсь не думать о том, что будет завтра. Здесь я окружена братьями. Завтрашний день пусть подождет.
Всю ночь разнообразные знакомые кивают мне в знак признательности за то, что я совершила. Господин Жорж снимает передо мной шляпу и предлагает обучить танцам знати. Пытаюсь усмирить сильно бьющееся сердце: один из Чудесных Двора чудес сейчас снизошел до того, чтобы заговорить со мной. Феми требует рассказать ему, как я это сделала, а весь зал вокруг нас гудит рассказами о том, как самая юная Кошка гильдии Воров вызволила Мертвого барона из Шатле.
Делаю вид, что не слышу их, и стараюсь не слишком сиять. Но на самом деле просто лопаюсь от гордости. Слава для Отверженных – как хлеб с маслом. Борюсь с желанием всматриваться в длинные тени, туда, где мог притаиться небезызвестный Мастер ножей. Изо всех сил пытаюсь не придавать значения тому, что он сейчас обо мне думает.
Вино передают по кругу; кубок приходит к нам от Волка. Мы поднимаем его, произнося особый тост Двора: «Идите сюда, братья и сестры, давайте забудем обо всем». Вино такое крепкое, что на меня накатывает волна жара, тепло и головокружение разливаются по всему телу. Этти делает один глоток и закашливается.
– Привыкнешь, – усмехаюсь я.
Этти теперь в безопасности. Насколько это вообще возможно. Но лицо Тенардье не обещает ничего хорошего. А когда он пьян, то становится бешеным и неуправляемым, кулаки сами сжимаются, чтобы ударить что-то или кого-то. Делаю большой глоток вина – для храбрости и чтобы успокоиться.
За несколько часов до рассвета музыка стихает, а певцы переходят к балладам и грустным любовным песням. Весь зал будто опьянел от смеха и плясок Отверженных.
Орсо поднимается со своего места, и все Призраки поднимаются вместе с ним. Я тоже встаю и помогаю встать Этти.
– Пора уходить, дети, – говорит он.
Мы вместе выходим из театра, снова пробираемся через заброшенные дома. Я останавливаюсь, а Этти продолжает идти вперед без меня, не замечая, что меня уже нет рядом. Потом она удивленно оборачивается.
– Пойдем, – говорит Этти.
– Не могу, – отвечаю я как можно ласковее.
– Как это? – Она видит, что я настроена решительно, и у нее начинают дрожать губы. – Ты не можешь оставить меня, Нина. – Она говорит тихо и испуганно. Бросает взгляд на Призраков. – Ты не можешь оставить меня с ними.
У меня нет выбора. С ними она в безопасности.
– Нина.
Я беру ее за руку.
– Это ненадолго.
– Нина, не уходи. Останься со мной, останься с нами!
– Я Вор, – отвечаю я, – а не Призрак.
– Ты говорила, что… что теперь мы будем присматривать друг за другом! – Ее слова звучат для меня как пощечина.
– Этти… – начинаю я, но она бросает мою руку и отступает.
– Ты лгунья, – у нее по лицу текут слезы, – ты как maman! Она сказала, что придет за мной, и не пришла. Оставила меня там, с тобой.
Весь страх и вся злость Этти выплескиваются наружу.
– А теперь и ты оставляешь меня!
– Я вернусь, клянусь тебе, – произношу я обещание, которое не могу сдержать.
Этти не берет протянутую руку. Она даже не смотрит на меня. Отступает к серым теням Призраков, но я успеваю заметить выражение ее лица. Сейчас она меня ненавидит.
Ненависть – это хорошо. Это значит, она еще жива.
В одиночестве я иду по холодной улице, удаляюсь от Призраков, которые смотрят мне вслед, и от Этти, которая не смотрит.
Иду навстречу тому, что меня ждет.
«Ты должна быть храброй», – сказала мне Азельма.
Расправляю плечи и делаю вид, что мне не страшно.
* * *
Через несколько минут у меня на пути возникают тени.
– Что вам нужно? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно.
Монпарнас наклоняет голову, и я подавляю дрожь в теле.
Так странно думать, что еще несколько дней назад я его боялась. Сейчас я смотрю на него только с легкой опаской. Гораздо проще справляться с тем, что тебя ждет, если об этом не думать. Ну что ж, у меня была целая жизнь, чтобы об этом не думать.
– Сегодня ты оказала услугу Торговцам смертью. Баронесса Кордей… – он ищет подходящее слово, – счастлива.
Это странно звучит из его уст. Мне сложно вообразить, чтобы Кордей проявила хоть какие-то эмоции, особенно – связанные со счастьем.
– Я подумал, тебе это может пригодиться. – Он протягивает мне кинжал. Его кинжал, с рукояткой из слоновой кости. Тот самый, которым он обычно поигрывает, как бы угрожая собеседнику. Тот, что Убийцы носят с собой до самой смерти. Я никогда не слышала, чтобы Убийцы отдавали свои кинжалы другим людям.
Я очень удивлена, и осознаю оказанную мне таким подарком честь.
– У меня в запасе еще несколько таких, а у тебя, судя по всему, есть враги.
Беру кинжал. Он легкий, но клинок острый и выглядит опасно. Ручка из слоновой кости украшена изображениями черепов и филигранью.
Но он не защитит меня. От этого не защитит.
Монпарнас смотрит на меня. Его глаза выискивают на моем лице какой-то знак. На секунду возникает желание попросить его остаться со мной. Знает ли он, что должно случиться?
Знает, иначе не отдал бы мне свой кинжал.
Но его нельзя сюда впутывать: он Убийца, а я Вор, и он не может вмешиваться в мои дела. Поэтому он дает мне оружие, чтобы я сама себя защитила.
– Спасибо, – говорю я.
Не знаю, что делать, а потому просто иду дальше, оставляя его позади.
Думаю о кинжале из слоновой кости. Думаю об Этти.
Передо мной встает солнце. Пробиваются первые лучи света. Мы, Отверженные – ночные создания. А эта ночь заканчивается. Поднимаю голову и свистом напеваю Утреннюю песнь. Ко мне присоединяется второй голос.
– У тебя новые друзья? – Рядом со мной появляется Феми. – Можно подумать, что с нынешними у тебя мало хлопот.
Я улыбаюсь.
– Ты не обязан идти со мной, – говорю я ему.
Феми кивает, но продолжает шагать рядом. Он помнит обещание, которое дал кое-кому несколько лет назад. Обещание присматривать за мной. Я рада, что он здесь.
Они поджидают нас в переулке. Лицо Тенардье перекошено от ярости. Он пьян, и с ним четверо Хищников.
– Нина, – говорит Феми, – мы можем убежать.
Вспоминаю, как много лет назад, когда я была еще ребенком, он уже произносил такие слова. Но и тогда это не сработало.
– Он моя кровная родня. Мастер моей гильдии. Как долго я смогу от него скрываться?
Феми смотрит на меня так, будто перед ним стоит Азельма. Он знает все слова, которые я не произношу. Если Тенардье выместит весь свой гнев на мне, может быть, он не тронет Этти. Ему запрещено причинять вред Этти, но по тому, как он раскачивается из стороны в сторону, подозреваю, что сейчас Тенардье наплевать на все правила и законы.
– Так-так, а вот и моя дочурка-кошечка.
Тенардье хватает меня и с силой бьет о стену. Слышу, как хрустят ребра, чувствую, что весь воздух разом вышел из легких; голова начинает кружиться.
– Знаешь, сколько денег я потерял? – спрашивает он меня.
Чувствую его тяжелое, пропахшее вином дыхание, и в голове проносится тысяча воспоминаний. Грязные слова, приступы ярости, сотни синяков, десяток сломанных костей. Вспоминаю, как Азельма умоляла его прекратить.
– От того, что ты побьешь меня, она не вернется. Она теперь под защитой Орсо, – отвечаю сквозь стиснутые зубы.
– Ты права, ее это не вернет, зато мне подарит огромное удовлетворение.
Он толкает меня, и я падаю, ударяясь головой о холодные камни.
– Тенардье, Томасис не будет рад, если ты покалечишь его лучшую Кошку! – кричит Феми.
Он встает перед Тенардье, но тот в пьяном угаре отталкивает его.
– Томасис пусть катится к Изенгриму! – бросает он.
Оскорблять Томасиса в присутствии Феми – большая ошибка, но, кажется, Тенардье слишком пьян и не понимает этого.
– Она приносит гильдии в десять раз больше того, что можешь принести ты, Тенардье. Подумай об этом. Если переломаешь ей ноги или руки и она не сможет больше добывать свою долю, представь, что он скажет!
Тенардье улыбается.
– Верно, но это не я покалечу ее, – говорит он.
Он щелкает пальцами, и ко мне приближаются Хищники.
Если мне суждено умереть от чьей-то руки, я бы хотела успеть нанести хоть несколько ударов. Хотела бы пасть в бою. Но если сейчас ввяжусь в драку, если хоть раз подниму руку, Тенардье выместит весь свой гнев на Этти. Он будет терпеливо подстерегать ее повсюду, пока она не испытает на себе вкус его ярости. Такой он человек.
– Тенардье! – Феми предупреждающе повышает голос.
– Их подослал не я. – Тенардье отступает, чтобы наблюдать за происходящим с голодным блеском в глазах. – Представь, что я просто посланник, – говорит он и смеется при виде ярости Феми.
– Ты теперь шакал Тигра, Тенардье? Это плохо для тебя кончится.
Тенардье пристально и сурово смотрит на меня из-за массивных фигур Хищников.
– Ах, Ястреб, я бы и рад вмешаться, но ты же меня знаешь. – Его лицо расплывается в хищной улыбке, золотые зубы блестят. – Я всегда на стороне победителей.
Хватаюсь за стену и встаю на ноги, пока Хищники кружат вокруг меня как шакалы.
С первым же ударом я падаю на землю, даже не пытаясь защищаться.
Во рту металлический вкус. Пальцы скребут холодную, влажную землю, в ушах звенит от боли. Будет легче, если не думать. Если спрятаться, закрыться.
Чувствую, как под ладонями бьется сердце моей матери, Столицы, и шепчу слова, которые говорила в детстве, множество раз произносила, как молитву, лежа на липком, залитом вином полу.
«Все в порядке, это просто боль. Скоро все закончится».
– Ради Ренара, она же твоя дочь! – умоляет Феми.
Меня охватывает бешенство, усиленное болью. Я могла бы быстро покончить со всем этим. Но я поднимаю голову.
Мне не следует этого говорить, но я не могу сдержаться.
– Я никогда не буду его дочерью. Я чадо гильдии Воров. Томасис – мой Отец.
Тенардье смеется.
Мне на лицо опускается сапог, и мир гаснет перед глазами.
Впадаю в забытье, и мне грезится, будто где-то вдалеке кричит Этти, будто Феми тихо с кем-то спорит. Потом кажется, что меня подняли в воздух, и я слышу, как кто-то тихо, будто дуновение ветра, шепчет мне в ухо:
– Не умирай, Котенок.
* * *
Я запуталась во времени, помню лишь долгое падение в темноту и тишину. Не могу сказать, сколько времени прошло: несколько дней, часов или недель.
Иногда рядом со мной сидит Этти, тихо говорит что-то, захлебываясь слезами. Иногда мне кажется, что Гаврош пристально смотрит на меня своими темными, ничего не выражающими глазами.
Иногда наступают моменты ужасающей ясности, когда боль пронзает все тело и каждая мелкая деталь видится ярко и четко.
Иногда ощущаю, как колеблется воздух вокруг – это движутся Призраки: они втирают мне дурно пахнущие мази, что-то жгут, кипятят воду в больших чанах, от которых валит пар, меняют мне повязки, укрывают одеялами.
Иногда я слышу шорох абсолютно черной одежды, вижу блеск серебряного клинка, ощущаю прикосновение холода и смерти.
Однажды, много времени спустя, проснувшись, я вижу посылку. Черная коробка, перевязанная лентой. На ней написано: «Pour la Chatte Noir[13]13
Для Черной Кошки (фр.)
[Закрыть]».
– Ее прислал Томасис, – говорит мне Мастер ножей ледяным тоном. – С наилучшими пожеланиями.
Должно быть, это что-то получше, чем мерзкие лекарства, которые вечно приносит Монпарнас. Сваренные Отравителями подарки от Кол-Бланша, которые должны исцелять, но только обжигают горло. Но судя по тому, что я еще жива, Мастер ядов все-таки не хочет меня отравить.
Этти развязывает ленточку, поднимает крышку и едва не роняет коробку.
Внутри – кисть руки. Из запястья торчат обрубки костей, видны сгустки запекшейся крови. Волосатые пальцы, украшенные множеством колец, я узнаю с первого взгляда – ведь они оставили столько следов на моем лице.
Тенардье.
Это заявление от Томасиса всему Двору чудес. Плотью, кровью и костью он показал, что теперь я его чадо. Что теперь он мой Отец и я под его защитой. Что всякий, кто обижает меня, наносит оскорбление и ему, и будет наказан. Даже если этот человек – Мастер зверей.
Несмотря на боль и туман в голове, я улыбаюсь.
* * *
Иногда голос Орсо эхом прокатывается по всей огромной пещере, долетая и до моего маленького грота, когда он рассказывает своим чадам о мышах в королевстве кошек, о заколдованных птицах и жестоких змеях. Открыв глаза, я могу различить только уголок главной пещеры, Зала Мертвых. Серые горы спящих Призраков, которые вповалку лежат друг на друге: мертвецы, спящие в своей украшенной костями могиле глубоко под городскими улицами. Все пещеры гудят от храпа, посапываний и шепота, они, как странная колыбельная, успокаивают мое измученное сердце.
Этти теперь одна из них.
Она в безопасности.
И все-таки лицо Тигра то и дело возникает у меня перед глазами, я помню его непреклонный, голодный взгляд.
В Зале Мертвых он не может тронуть ее.
Она в безопасности.
Во всяком случае пока.
Я закрываю глаза и не открываю их много дней.
Часть 3
Цена хлеба
Сказка о шести маленьких мышках
Из историй Двора чудес, рассказанных Мертвым бароном
«Il était une fois… в одной стране было столько мышей, что они заполонили все города, большие и маленькие.
Это были очень трудолюбивые мышки, они выращивали урожай и возводили все лучшие постройки в городе, от прекрасных дорог до величественных домов.
В сердце этой страны был двор котов. Котов было совсем немного, но у них был шелковистый мех, изящная походка, да к тому же они знали, что именно они должны нести ответственность за всю страну.
А потому коты забрали себе все, а мышам оставили совсем чуть-чуть. Некоторым же и вовсе ничего не дали. Потому что земля принадлежала котам. И дома, и дороги, построенные мышами, принадлежали котам. Коты даже на битву отправляли мышей вместо себя.
Мыши были голодны и бедны. Их дети умирали от недостатка хлеба, и хотя хлеба было достаточно для всех, его полностью забирали себе коты. Они устраивали пышные праздники, на которых пили и ели до тех пор, пока не пресыщались до изнеможения. Все, что оставалось лишнего, они берегли для себя на всякий случай – вдруг это понадобится им позднее, а еще, потому что просто не любили делиться.
И вот однажды шесть храбрых мышек подумали: «Почему наши дети голодают, если мы собственными руками выращиваем столько зерна?» Сначала они обсудили это друг с другом, а потом и с другими мышками. Рассказали им правду о том, что хорошо, что правильно и что справедливо. По всей стране, во всех уголках их внимательно слушали мыши. И те, кто слушал, попросили этих мышей идти к котам, чтобы убедить их в своей правоте ради спасения детей.
Шесть маленьких мышек спросили котов, нельзя ли им получить немного хлеба. Коты ответили, что на хлеб нет денег, потому что идет война. Но мыши знали, что это ложь, ведь они сами вырастили пшеницу, сами сражались во всех битвах и знали, сколько должно быть хлеба. В этих мышках зародился великий гнев.
Однажды ночью эти шестеро тайно отвели всех мышей в городе к дворцу котов. Пока коты спали, шесть мышей велели своим сообщникам связать им лапы, передние и задние. И отнесли всех котов до единого в такое место, где они должны были честно ответить за все ужасные страдания, причиненные мышам.
Проснувшись, коты ужасно разозлились. И когда шесть храбрых мышей стали требовать у них ответа, они отказались отвечать. Они не боялись мышей, их не могли разжалобить мышиные страдания.
Тогда мыши решили, что им в стране больше не нужны коты. Они создадут новую страну, и их дети не будут больше умирать от голода и жажды. А потому они возвели эшафот и подготовили петли для всех котов.
Когда коты увидели эшафот, они замяукали так громко, что их услышали братья в других странах. Собралась разъяренная кошачья армия, которая напала на мышей и ворвалась в город. Они сожгли все, что попалось им на пути, освободили котов из петли и убили треть мышей умышленно, а еще треть – просто из азарта.
В конце они схватили шесть храбрых мышек, чьи вопросы воспламенили всю страну, и согнали всех оставшихся мышей, чтобы те наблюдали за происходящим. Они повесили шестерых за храбрость на глазах у всех их братьев, чтобы остальные мыши научились их бояться.
Легенда гласит, что одна из шестерых мышей выжила, та, что родилась без хвоста. Потому что в смятении, которое началось, когда коты уже наступали, один смелый молодой мышонок сказал:
– Если погибнут все шестеро, мы забудем правду, которую они нам принесли. Мы забудем, что когда-то были храбрыми. Брат, разреши мне занять твое место. Меня повесят вместо тебя, а ты продолжишь жить под моим именем.
– Как ты сможешь занять мое место на виселице? – спросил шестой мышонок. – Меня узнает любой, ведь у меня нет хвоста.
Но смелый мышонок отрубил себе хвост и занял место шестого мышонка.
Коты, которые не могли отличить одну мышь от другой, схватили смелого мышонка и сказали:
– Вот тот, кто нам нужен!
Они повесили его вместе с остальными, и все мыши, видевшие это, были напуганы. С того дня по всей стране воцарилось долгое молчание.
Но говорят, ветер и до сих пор иногда доносит голос, который шепчет о том, что хорошо, что правильно и что справедливо. А где-то далеко, в затерянном уголке страны, до сих пор живет мышь без хвоста».
