Текст книги "Двор чудес"

Автор книги: Кестер Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

39. Отец Черной Кошки

На улице слышится стук копыт по булыжной мостовой, и я вылезаю из кладовой обратно в сад. Солдаты приближаются, как я и планировала. Скоро они окружат дом в поисках революционеров.

Смотрю на фасад здания. Комнаты Тигра – на верхнем этаже. Я не могу проникнуть туда через кладовую, как мы изначально планировали, потому что Монпарнас будет выводить женщин тем путем. И хотя меня будет видно с улицы, у меня нет другого выбора, кроме как карабкаться по стене. Обматываю ладони полосками ткани, закрепляю на них свои «когти» и взбираюсь по стене так быстро, как только могу.

Оставляю внизу одно окно, пустую комнату, и ненадолго замираю, прислушиваясь. Из дома до меня доносятся громкие голоса. Вероятно, Хищники окружили студентов; слышится голос Сен-Жюста. Он пытается убедить их присоединиться к победоносной революции. Мрачно улыбаюсь и лезу дальше.

Я почти добралась до верха, когда над моей головой раздается голос, громкий, как церковный колокол:

– Ну здравствуй!

Я успеваю только посмотреть вверх и увидеть, как из открытого окна высовывается голова с грязными, напудренными волосами.

Тенардье.

Он приветственно машет мне пистолетом, зажатым в здоровой руке, а затем стреляет.

Переношу весь вес на одну руку, повисаю в воздухе, и пуля свистит совсем рядом с моим ухом.

Голова Тенардье исчезает в доме, а я, выругавшись, слезаю к окну комнаты этажом ниже. Раскачиваюсь на руках, машу ногами вперед и назад и наконец пробиваю оконное стекло. Слышу треск со всех сторон и проваливаюсь в комнату.

Я лежу на грубом деревянном полу. Кожа поцарапана, из ран сочится кровь; осколки попали мне даже под ногти. Но, по крайней мере, комната пуста. Люди Тигра внизу, пытаются разобраться с революционерами и солдатами. Даже сквозь шарф слышу сладкий запах опия. Это хорошо, от этого они станут двигаться медленнее, им не захочется забить до смерти каждого встречного. Мы можем только надеяться. Хочу встать и морщусь: я подвернула ногу.

Какого Изенгрима…

Слышу тяжелые шаги по деревянным ступеням.

Сжав в руке кинжал, придвигаюсь к двери, стараясь не опираться на больную ногу.

Неужели так все и закончится? Кошку подведет вывихнутая в доме Тигра лодыжка? Как же глупо было думать, что я смогу добраться до него в его собственном логове.

Дверь со скрипом открывается. У меня перехватывает дыхание, но я готова к атаке. Если кто-то вздумает меня убить, я тоже хочу успеть нанести несколько ударов. Хочу погибнуть в сражении.

У меня уходит целая секунда на то, чтобы узнать мужчину, загородившего дверной проем, а когда я узнаю его, гора сваливается с плеч.

– Мэр! – Я приподнимаюсь, а он в три шага оказывается рядом, ставит меня на ноги, перекидывает мою руку себе через шею, и я даже не успеваю возразить.

– Твой мальчик там задает им жару, – говорит он.

– Это не мой мальчик, – возмущаюсь я и улыбаюсь, представив, как Сен-Жюст нападает на гильдию Тигра.

Мэр практически тащит меня на себе через пустой коридор к лестничному пролету. Комнаты Тигра – наверху, и Мэр не хочет оставлять меня одну.

– Оружие? – спрашиваю я.

Мэр широко улыбается.

– Я провел полную проверку – ружья, ножи и все остальное. Вытащил все патроны. Порох высыпал в уборную.

– И они просто отдали их вам?

– Никто не задает вопросов Людям Пера.

Он прав. Все уважают и боятся гильдию Хранителей знаний.

Может быть, мы справимся.

– Но у нас мало времени. Они уже сейчас могли обнаружить это предательство.

И если сегодня мы проиграем, его действия будут восприняты как объявление войны между гильдией Пера и гильдией Тигра. Мы оба это знаем.

Что я устроила?

Под нами раздаются звуки драки, крики разъяренных мужчин. Потом по лестнице, ведущей на первый этаж, начинают грохотать шаги. Одного взгляда достаточно, чтобы увидеть трех разъяренных Хищников, бегущих в нашу сторону. Мэр смотрит на меня.

– Ты не справишься с ними, – говорит он.

Он прав: они огромные и привыкли убивать, а я, даже со здоровой ногой, всего лишь Вор, а не Гиена.

А вот Мэр – огромный мужчина, по силе не уступающий четверым. Он может их одолеть.

– Уходи, – решительно говорит он и подталкивает меня к лестнице, ведущей наверх.

Чуть не упав, я хватаюсь за перила, когда Хищники оказываются уже на нижней площадке.

Увидев Мэра, они ненадолго останавливаются, потому что он, в конце концов, член гильдии Хранителей Знаний.

Я не оглядываюсь.

Ни тогда, когда они кричат на него. Ни тогда, когда он им отвечает. Ни тогда, когда слышу звук удара дубинки о кость. Волоча за собой больную ногу, я поднимаюсь на верхний этаж.

На этом этаже всего одна дверь, и я знаю, что за ней он меня ждет.

Я Черная Кошка, и это моя охота.

Я Черная Кошка, и это моя охота.

Ручка на двери – рычащий латунный тигр. Чувствую ее холод у себя под пальцами. Поворачиваю ее и толкаю дверь. Она со скрипом открывается.

Волосы встают дыбом. Шрамы на спине начинают ныть. Они всегда болят, если он поблизости.

Комната Тигра напоминает бордель, она богато украшена шелковыми подушками, экзотическими ковриками, низко свисающими лампами. По углам комнаты насчитываю восемь фигур: это Сестры с густо накрашенными лицами и глазами, мутными от опия, которым их в изобилии снабжает Тигр. В глубоком опьянении они, развалившись, лежат на стульях или свернулись калачиком на подушках на полу. Две девушки совершенно голые, остальные – полуобнаженные. Одна вводит себе в вену отвратительного вида иглу.

В дальнем конце комнаты сам Тигр сидит на низком ложе, сделанном из подушек. Рядом с ним – Этти, она старается отодвинуться от него как можно дальше.

Справа стоят Тенардье и Томасис.

У меня сжимается сердце, я усилием воли заставляю себя выпустить из легких воздух, потому что становится трудно дышать. Томасис здесь. Я знала, что они с Тигром достигли некоторого взаимопонимания, но не ожидала увидеть его здесь, в доме гильдии Плоти.

– Я же говорил вам, она непременно придет, – замечает Тенардье и машет в мою сторону обрубком руки. – Она не знает, как выбраться отсюда в одиночку.

– Привет, Котенок, – произносит Тигр душевным голосом, пока я напряженно приближаюсь.

У Этти связаны руки. Под глазом синяк, из носа по лицу течет струйка крови.

Едва-едва, не слишком уважительно, наклоняю голову перед Тигром и совершенно не обращаю внимания на Тенардье.

– Какое удивительное отсутствие родственной любви. Ты не собираешься поприветствовать отца? – спрашивает Тигр.

– Отец, – склоняю голову перед Томасисом. Он встречается со мной хмурым взглядом.

Тигр от души смеется.

– Дикий маленький зверек до самого конца, – говорит он. – Я имел в виду Тенардье.

Смотрю на Тенардье. Он прислонился к стене и, забавляясь, наблюдает за происходящим.

– Он пытался меня застрелить.

– Я всегда на стороне победителей, – говорит Тенардье.

– Ты всегда на стороне тех, кто больше заплатит.

Он беззлобно смеется. Его страсть к золоту всем широко известна.

Быстро осматриваю комнату. В ней не видно никакого оружия, кроме пистолета в руках у Тенардье. Только высокие лампы, канделябры и странный стул.

– Тебе не стоило находить ее, – говорит Томасис. – Я всегда знал, к чему это приведет.

– Томасис приставил людей следить за тобой, Котенок, – говорит Тигр. – Он заставил твою собственную гильдию смотреть за тобой и доносить ему.

Делаю вид, что от этих слов мне совсем не больно.

– Я пришел сюда, чтобы положить этому конец, – говорит Томасис, указывая на Этти. – Само ее существование постоянно угрожает гильдиям войной.

Он говорит осторожно и медленно, как будто ему больно произносить эти слова.

– Она Призрак. – Я с мольбой смотрю на Томасиса. – Вы дали клятву, когда я заплатила вам хлебом, что не причините ей вреда.

Тигр смеется.

Томасис не смотрит мне в глаза.

– Мы пришли к соглашению. Эта девушка – корень всех проблем. Если она умрет, борьба между Призраками, Ворами и гильдией Плоти закончится.

– Монсеньор, но Закон! – Я подхожу к нему. – Вы не можете этого сделать!

Томасис бьет меня по лицу, я отшатываюсь.

– Я твой барон. Ты не смеешь задавать мне вопросы, – говорит Томасис. Он повышает голос, но при этом дрожит. – Ты должна починяться своему барону и верить, что для него на первом месте всегда интересы его гильдии.

Пытаюсь выпрямиться, а он протягивает руку, чтобы поддержать меня. Одной рукой сжимает мою ладонь, а другой – берет за подбородок и поворачивает мое лицо к себе, так, чтобы я смотрела ему в глаза. А затем тихо произносит:

– Главный долг каждого барона – защитить своих чад. Ты это знаешь. Ты моя дочь, и я сделал все, что мог, чтобы защитить тебя от гнева Каплана. Но теперь вижу, что слишком потворствовал тебе, давал слишком много свободы.

– Она – всего лишь одна из Призраков, – продолжает он. – И я не позволю ей больше подвергать опасности ни тебя, ни других моих детей. – Его пальцы оставляют синяки у меня на коже, но в голосе слышится мольба. – Разве ты не видишь, малышка? Она ведет нас к войне, и я не могу этого позволить.

В моих глазах стоят слезы. Я слышу его слова. Он мой Отец, и я знаю: то, что он говорит, – правда. И все-таки не готова с этим смириться.

– Разве мы не Отверженные? – говорю я хриплым голосом. – Мы, чада Двора чудес. Разве мы не связаны Законом?

Он отворачивается от меня, как будто так может скрыться от моих вопросов.

– Ты не понимаешь. Ты слишком молода и не помнишь последнюю войну между гильдиями.

Тигр смотрит на нас, его глаза горят чистым восторгом; он запускает пальцы в кудри Этти и сжимает их в кулаке. Она кричит, а он притягивает ее к себе. Прижимает лицо к своему.

– Слышишь, маленький Призрак? Ты сегодня умрешь.

Я в отчаянии смотрю на Томасиса, но он по-прежнему избегает моего взгляда. Ему все это совершенно не нравится, но он не будет ничего предпринимать. В тот момент я понимаю, что уже потеряла его.

– Оставь ее в покое. – Я делаю шаг к Тигру, но Томасис оказывается быстрее. Он хватает меня, разворачивает и прижимает к себе. Я стараюсь высвободиться, но он лишь сильнее сжимает меня. Расслабляю руку, спускаю кинжал по рукаву, хватаю рукоятку, и одним резким движением вверх разрезаю кожу на руке Томасиса. Выругавшись, он крепко хватает меня за запястье и ударяет руку о свое колено. Я кричу и понимаю, что рука сломана, но все равно продолжаю сопротивляться.

– Довольно! – приказывает Томасис.

Не перестаю драться, чтобы высвободиться из его хватки, чтобы добраться до Этти, окаменевшей от страха. Пытаюсь лягать его ногами. Он может обездвижить мои руки, но с ногами ничего поделать не может.

Поняв это, Томасис поднимает глаза на Тенардье.

– Стреляй ей в ногу.

Пуля входит мне в ногу. Чувствую, как она разрывает мою плоть. Потом накатывает волна боли, и Томасис поддерживает меня, чтобы я не упала.

В отчаянии стараюсь не переставать дышать, не терять сознания; не выпускаю из виду Тенардье, который пытается одной рукой перезарядить пистолет.

– Вы мой Отец. Вы клялись защищать меня, – говорю я Томасису сквозь сжатые зубы. – Вы дали клятву.

– Я и сейчас защищаю тебя, – говорит он мне на ухо, и его голос звучит так же уверенно и успокаивающе, как бывало всегда. Его слова всегда были правильными и истинными. Только доверяя ему, я могу быть в безопасности.

Но Этти погибнет, Азельма будет спать вечно, а Тигр останется жив.

– Томасис, позвольте мне убить его, пожалуйста!

– Дитя, ты сошла с ума?! Только если будешь слушать меня и молчать, ты, может быть, выйдешь отсюда живой.

– Вы думаете, я хочу жить в мире, где есть он? Где все мы прячемся и скрываемся, опасаясь его гнева? Он берет у нас все, что хочет. Отрывает от нас сестер, жен и дочерей. Он занимается работорговлей. Он – пятно на чести Двора!

– Ты не понимаешь, что такое война между гильдиями, – повторяет Томасис.

– Я принесла вам клятву. Я так любила вас, монсеньор! – Мой голос дрожит от слез, потому что я правда очень любила его, ведь он мой Отец. Но кого я люблю больше, Томасиса или своих сестер? А как насчет остальных? Тех женщин, которыми набита кладовая? Как насчет Сестер, спящих на грязных кроватях по всему городу?

Внутри меня что-то ломается. Наверное, именно так болит разбитое сердце.

«Иногда приходится платить ужасную цену, чтобы защитить то, что любишь».

Сосредотачиваю все внимание на Тенардье, который по-прежнему держит в руках оружие и смотрит на меня с некоторым интересом. Делаю выбор. И смотрю ему прямо в глаза.

– Если ты убьешь его сейчас, – произношу я, и чувствую, как слова с трудом вырываются из горла, – то станешь бароном гильдии Воров.

Тигр смеется. Томасис поворачивается ко мне, я вижу ужас на его лице. Он отпускает меня, поднимает руку и зовет Тенардье по имени. Но тот уже поднял пистолет, и его здоровая рука не дрожит.

В нос ударяет запах пороха. И когда Томасис падает, кто-то кричит как раненое животное, визжит и визжит, не переставая. Кажется, это я.

Падаю на колени рядом с Томасисом. Он бледен и изо всех сил пытается ухватить меня дрожащими пальцами. По моим щекам текут слезы, и я слышу собственные всхлипы, когда крепко обнимаю его.

– Простите меня, простите меня, – говорю я снова и снова, как будто эти слова помогут отменить то, что я натворила.

Он шарит пальцами у себя на шее, нащупывает талисман Карла Великого и протягивает мне. Я беру его, а Томасис тянется рукой к моему лицу и гладит по щеке; у него начинаются судороги. Его трясет, а изо рта идет кровь, когда он с трудом открывает его, чтобы произнести свои последние слова.

– Защити их, – шепчет он.

Прошу у Томасиса прощения. Говорю ему, что сделаю все, о чем он просит. Я крепко держу его, пока он дергается в конвульсиях. Не отвожу от него взгляда, когда он уходит, его тело слабеет, из глаз, в которых всегда дрожали огоньки смеха, уходит жизнь и он превращается в пустую оболочку.

Тигр встает, забыв про Этти. Он подходит ко мне, и сквозь свою ужасную боль я почти не слышу его слов.

– Вставай. – Он хватает меня за плечо и ставит на ноги, отрывая от Томасиса. – Его слова как ножи режут мой слух. – Я знаю, что ты любила его. Доверяла ему. Знаю, что твое сердце разбито. Но это он предал тебя. – Тигр трясет меня. – Не плачь о нем, Кошечка, – говорит он и берет мое лицо в свои руки. – Он должен был защищать тебя, но не сделал этого. Не трать на него свои слезы. Не будь такой слабой.

– В этом ее главная проблема, – говорит Тенардье за моей спиной. – Она слишком привязывается к людям.

И хотя мне кажется, что я тону в своем горе, все равно продолжаю думать как Кошка. Оглядываю комнату и прикидываю свои шансы.

Томасис мертв.

Их осталось только двое.

40. Песня смерти

– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит Тигр, все еще сжимая мои плечи. – Знаю, как болит сейчас все твое существо. Боль гложет тебя изнутри, будто вырывая сердце.

Подходит Тенардье и пинает ногой Томасиса, убеждаясь, что он мертв.

– Ты думаешь, это конец, – говорит Тигр мне на ухо. – Но ты ошибаешься. Это только начало. Я думал о тебе, Кошечка. – Он хмурится. – Не смотри так взволнованно, тебе это не идет.

Он отпускает меня и поднимает руки, показывая, что не собирается нападать на меня.

– Я пытался припомнить все с самого начала, проигрывал все снова и снова у себя в голове, – говорит он. – И сказал себе, что эта девочка не так долго была рядом с тобой, когда я в первый раз предложил за нее свою цену. – Он оборачивается и через плечо смотрит на Этти. – Странно, что ты оказалась так к ней привязана. Так не хотела ее отдавать. Ты даже согласилась получить эти шрамы из-за нее. Но ты пыталась спасти не ее, правда?

Он улыбается мне.

– Тенардье сказал, что я забрал у тебя еще кое-что. Сестру. Как ее звали? – этот вопрос он бросает Тенардье, и тот открывает рот, чтобы ответить.

– Не смей произносить ее имя, – шиплю я.

Тенардье смотрит на меня и решает, что в его интересах – не спорить со мной сейчас.

– Они были очень близки, – вот все, что он говорит.

– Она заменила тебе мать, правда? Вырастила тебя, любила? Вот тогда все обретает смысл. Я забрал у тебя сестру, и ты ничего не могла с этим поделать. Из-за того, что я забрал ее, ты убежала к Томасису. Просила у него защиты. Все в твоей жизни – и твоя ярость, и твои шрамы, и кинжал в твоей руке – появилось из-за меня. Я создал тебя, так же как мой отец создал меня в тот момент, когда обрек на плети работорговцев.

Он протягивает руку и проводит пальцем по моему лицу, лбу и по щеке, рисуя воображаемую линию, повторяющую шрамы на его собственном лице.

– У тебя на спине уже есть мои шрамы. Я вырезал свое имя на твоей коже. Ты принадлежишь мне.

Я вздрагиваю.

– Я принадлежу гильдии Воров. А у вас нет чести, нет Закона…

Он издает короткий смешок.

– Закона? А где был Закон, когда собственный отец продал меня, сломил, чтобы сам он мог выжить? Он сделал меня таким, какой я есть. Я – надругательство над Законом. Я – кошмар, который он породил. Я – его возмездие.

Он берет меня за плечи и притягивает к себе.

– Двор чудес боится меня. Они кланяются, лебезят и прячутся. Они так боятся, что я могу учуять запах страха, исходящий от них. Все они – слабые.

Он наклоняет голову и смотрит на меня.

– Но ты… ты не такая, как они, правда? Ты котенок, который взял в лапы плеть. Кошка, напавшая на барона гильдии. Единственная, кто посмел пойти против Тигра, – говорит он.

Он наклоняется ближе, его губы почти касаются моего уха. Изо всех сил стараюсь не дрожать.

– Знаешь, на кого ты похожа?

В его голосе слышится теплота.

– Ты похожа на меня.

Тигр отстраняется и смотрит мне в лицо, на котором отражается недоверие. Он улыбается.

– Кто еще, кроме нас с тобой, мог каждый день в течение прошедших двух лет думать об Этти? Кто еще провел столько часов, размышляя, как ее вернуть? Мы с тобой одинаковые. Я собираюсь уничтожить ее, – продолжает он, – не потому что этого хочу; сейчас уже нет. Она миленькая вещица, такая же, как все милые вещицы. Но я уничтожу ее ради тебя, потому что хочу увидеть, как ты станешь ужасным, беззаконным, бесчестным существом. Хочу увидеть, как ты сломаешься и изменишься. Станешь такой же, как я.

Он поднимает мое лицо, взяв за подбородок, чтобы я смотрела ему в глаза.

– Сегодня ты возродишься. Возродишься в крови, боли и ярости.

Чувствую его горячее дыхание у себя на щеке, когда он шепчет:

– В конце концов, ты убила Отца своей гильдии. Тебе уже недалеко. Ты просто маленькое чудовище, которое еще не отрастило все свои клыки.

Замечаю легкое движение за спиной у Тигра. Он забыл про Этти, потому что для него она всего-навсего слабая, милая вещица.

Глупец.

Несколько лет назад я научила ее освобождаться из пут, и вот она стоит на ногах позади Тигра и Тенардье и приближается уверенными, бесшумными шагами. В ее руке – кинжал, который я дала. Все это время она постоянно натачивала его.

Лицо Тигра озаряется улыбкой, когда он продолжает:

– Я говорил тебе, Котенок, мы одинаковые. Ты такая же, как я.

– Она совсем не такая, как вы! – В голосе Этти слышится неприкрытая ненависть.

Тигр оборачивается, но слишком поздно: собрав все свои скромные силы, Этти вонзает острие кинжала в его улыбающуюся щеку.

Он жутко кричит. С громким стуком падает навзничь, кровь брызжет во все стороны. Этти хочет подойти ко мне, но Тенардье, хоть и с расширившимися от изумления глазами, все-таки направляет на нее дуло пистолета. Я пытаюсь запрыгнуть ему на спину, но у меня повреждена нога, а у него прекрасно развиты все инстинкты. Он швыряет меня через всю комнату, и я падаю лицом вниз.

Оглушенная воплями Тигра, пытаюсь приподняться на здоровой руке, но от боли кружится голова, и я еле шевелюсь.

Забавно, какие странные детали мы начинаем подмечать, когда над нами нависает смертельная опасность. Ясно вижу структуру дерева на дощатом полу, проглядывающем между толстыми османскими коврами. Вижу шнурки ботинок одной из Сестер, сидящей в тени напротив меня; обращаю внимание на ее поношенное голубое шелковое платье, уже рассыпающееся на куски, подшитое по подолу неровными большими стежками. Я хмурюсь, пытаясь сосредоточиться на этой строчке.

«Я знаю эти стежки», – думаю потрясенно.

Смотрю на ее лицо, и сердце сжимается.

Азельма.

Моя сестра.

Конечно, она здесь. Конечно, Тигр привел ее, чтобы помучить меня.

Волосы прилипли у нее к лицу, в руках она сжимает шприц. Но ее глаза… Она смотрит на меня. Фокусирует взгляд на моем лице.

Она видит меня!

Она знает, кто я такая. Ее губы шевелятся, когда она беззвучно произносит мое имя. Она видит, что моя рука висит безжизненной плетью вдоль тела. Видит мою раненую ногу, покрытую темной кровью. Потом поднимает взгляд на вопящего Тигра. И я вижу в ее глазах странный блеск.

Она кладет шприц на пол и подталкивает ко мне. Хватаю его здоровой рукой, прижимаю к ноге и медленно поднимаюсь. Она смотрит на меня голодными глазами. Мне удается встать, и я снова смотрю на шприц. Он полон.

Тигр кричит Тенардье что-то нечленораздельное. Он зажал щеку руками, но трудно говорить четко, когда у тебя в щеке зияющая дыра. Он весь залит кровью, а его слова невозможно разобрать. Тенардье смотрит на него, сжимая в руке пистолет и наклонив голову набок, как собака, размышляющая над дальнейшими действиями.

– Пристрели ее! – выдавливает Тигр, а изо рта у него течет кровь. Этот приказ, по крайней мере, понятен.

Этти стоит в углу, как оружие сжимая в руке высокий деревянный канделябр. В ее руках он кажется особенно тяжелым, и она держит его совершенно неправильно.

– Я всегда на стороне победителей, – спокойно говорит Тенардье Тигру. – А сейчас, кажется, ты не побеждаешь.

И к величайшему ужасу Тигра, Тенардье затыкает пистолет обратно за пояс и смотрит на меня.

– Я не держу на тебя зла, – весело говорит он. – Если ты выживешь сегодня ночью, я сделаю тебя Мастером Воров.

И в последний раз улыбнувшись, он выходит из комнаты.

Этти приближается к Тигру, волоча за собой канделябр. Тот низко пригнулся, как борец перед боем. Глаза бешено вращаются, скорее от гнева, чем от боли. Даже раненый он страшен.

Этти смотрит настороженно, широко раскрытыми глазами. Он бросается на нее, она замахивается лампой. Но подсвечник слишком тяжел для нее. Тигр наваливается сверху, с громким стуком отшвыривает ее к стене и пытается вырвать оружие из рук. Она визжит и кричит, как мегера, а потому он не замечает, как я ползу к нему через комнату. Потом он чувствует укол иглы в шею; яд быстро попадает в кровь, и его собственное оружие теперь работает против него.

Поднявшись, он отталкивает меня. Один удар – и я уже на полу. Он хватается за шприц и выдергивает его из шеи. Но наркотик очень силен, и он уже начинает действовать. Тигр оступается, как раненое животное, ему тяжело стоять. Его движения замедляются, он выглядит довольно глупо и уже совсем не так страшно.

Этти стоит, крепко сжимая в руке канделябр. Она уже замахнулась, но Тигр даже не видит ее, он ослеплен болью, сбит с ног головокружением. Она наносит ему удар по голове, и на этот раз он обрушивается на Тигра со всей силы. Он падает на пол, руки и ноги дрожат; он пытается что-то сказать, но мы слышим только животный рык. Этти приближается к нему и снова заносит над головой свое оружие. Бьет по спине. Закричав от боли, он пытается отползти от нее. Но она следует за ним, как ангел мести, и еще раз поднимает светильник над головой; ее глаза полны слез и ненависти, когда она обрушивает на Тигра третий удар.

– Этти… – Она не слышит меня, полностью поглощенная своей ужасной миссией. – Я тянусь к ней. – Этти! – И хватаю ее за руку.

Она будто просыпается от забытья и смотрит на меня. Этти дрожит, она вся в крови.

– Хватит.

Ее лицо говорит, что она не согласна. Этти смотрит на него.

Тигр лежит на полу, его тело дергается в конвульсиях, из горла доносится бульканье, он истекает кровью.

Краем глаза замечаю движение. Сестры. Словно ужасные изломанные тени, они выступают из всех углов комнаты. С суровым выражением лиц, поднятыми руками они угрожающе приближаются к нам.

Этти крепче стискивает канделябр, но я поднимаю руку, чтобы остановить ее.

Их ведет Азельма.

– Подожди, – говорю я Этти тихим, жалким голосом. – Это моя сестра, Азельма.

Этти держит лампу на вытянутых руках перед нами, чтобы отпугнуть Сестер. Но они не обращают на нас внимания.

Я закрываю глаза, а когда открываю их снова, понимаю, что девушки прошли мимо и образовали плотный круг вокруг Тигра. Они стоят, глядя вниз, на него. Он ослаб от потери крови, от нанесенных Этти ударов, от яда, растекающегося по венам.

Он протягивает руку к одной из них, прося помощи.

И я с болезненной ясностью понимаю, что сейчас произойдет.

– Этти, пойдем.

Но она не двигается, завороженная зрелищем.

– Этти, пожалуйста.

Азельма разглядывает руку Тигра, потом встает перед ним на одно колено и осторожно погружает палец в рану у него на щеке.

Он начинает кричать.

– Этти! – зову я ее, но она не уходит и вообще не двигается.

Я отворачиваюсь: не хочу ни видеть, ни слышать всего этого.

До конца своей жизни не забуду его крики. Я бы с радостью отрезала себе уши, лишь бы избавить себя от них. Но я остаюсь ради Этти. Этти, которая стоит, дрожа, с широко распахнутыми глазами. Милая Этти, которая всегда всего боялась.

Теперь она не боится.

Где-то вдалеке слышится шепот Города. Он сжимает в своих когтистых пальцах мужчину, который был чудовищем, и забирает его. Это была хорошая печальная история: мальчик под ударами плетки. Но наша Мать, Столица, требовала жертвы, и эта оказалась самой темной, какую я могла ей принести.