Текст книги "Мутация"

Автор книги: Кен Макклюр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Четыре

Джон Мотрэм не торопясь шел по улицам Оксфорда, наслаждаясь очарованием этого места и чувствуя, как многовековая история буквально пронизывает его насквозь. Он улыбнулся, осознав, что его уважение к дремлющим шпилям было вызвано не одним лишь почтением к науке – в свое время он был заядлым фанатом инспектора Морса.[3]3
  «Инспектор Морс» – многосерийный теледетектив о преступлениях в Оксфорде; транслировался «Независимым телевидением» с 1987 по 1991 год; инспектора полиции Морса играл известный актер Дж. То (John Thaw).


[Закрыть]

Джон поймал себя на том, что непроизвольно высматривает на дороге «ягуар» «Марк семь».

Внутри Бейллиол-Колледжа тоже все осталось по-прежнему – пожалуй, даже стало еще лучше.

– Мастер готов встретиться с вами, – почтительно сообщила Джону секретарь, внешность которой – начиная с высокого воротничка, на котором красовалась брошь с камеей, и заканчивая ботинками из грубо выделанной кожи – сделала бы честь любому церковному союзу.

Мотрэма проводили в большой кабинет, который поражал воображение. Минимализмом тут и не пахло, металл и пластик играли далеко не первые роли в его интерьере. Балом правило дерево – старое полированное дерево, которое нежилось в солнечном свете, падавшем сквозь высокие окна со свинцовыми переплетами. Кроме солнца, окна впускали и колокольный звон, подтверждающий, что Мотрэм прибыл ровно в назначенное время – в одиннадцать часов утра.

Из-за письменного стола, улыбаясь, поднялся высокий мужчина с аристократической внешностью.

– Доктор Мотрэм! Как хорошо, что вы приехали. Я Эндрю Харвей, мастер Бейллиол-Колледжа. Прошу, присаживайтесь. Вам, наверное, не терпится узнать, в чем дело…

Последняя фраза была скорее констатацией факта, чем вопросом, но Мотрэм, который последнюю неделю ни о чем другом не мог думать, отозвался:

– Я солгал бы, если бы сказал, что ничуть не заинтригован.

– Понимаю, – кивнул Харвей. – К сожалению, я не силен в микробиологии, но знаю, что вы являетесь экспертом как в области современных вирусов, так и в области эпидемий прошлых веков, если можно так выразиться…

– Все верно, мистер Харвей.

– А чем для вас интересны эпидемии чумы прошлых веков, доктор?

– Причиной, их вызывавшей. Многие люди и не подозревают, что микробиология – молодая наука. Бактерии были открыты лишь в конце девятнадцатого века, а вирусы еще позже, так что выявление причины великих эпидемий прошлого основывается преимущественно на догадках… или допущениях.

Харвей улыбнулся язвительности, которую Мотрэм вложил в последнее слово.

– Слышал, что в отношении источника «черной смерти» между вами и вашими коллегами-учеными существуют… некоторые разногласия. Я прав?

– Правы.

– Будьте добры, расскажите мне об этом.

Мотрэм слегка нахмурился. Он не вполне понимал, к чему ведет собеседник, но выполнил его просьбу:

– В обществе и среди некоторых моих коллег бытует предположение, что пандемии четырнадцатого века, называемые «черной смертью», которая выкосила треть населения Европы, были вызваны вспышкой бубонной чумы.

– Боюсь, мне придется признать, что я один из «общества», кто согласен с такой точкой зрения, – сказал Харвей. – А разве было не так?

– Я так не считаю.

– Тогда как же?

– Я уверен, что эпидемии были вызваны вирусом.

Харвей явно был потрясен, и Мотрэм улыбнулся, признавая, что вопрос непростой.

– Между вирусами и бактериями существует очень большое различие, – сказал он. – Это совершенно различные организмы, но, по неведомой мне причине, люди упорно не желают учитывать этот факт.

– А, просвещение общества! – вздохнул Харвей и понимающе улыбнулся, откидываясь на спинку кресла. – Это всегда было нелегким делом. Но чем они отличаются, доктор? – ему удалось сопроводить вопрос невысказанным вслух продолжением «И что это меняет?»

– Бактерии способны к самостоятельному существованию, – объяснил Мотрэм. – Они являются живыми организмами, которые могут жить сами по себе. Они способны расти и размножаться, при условии, что найдут во внешней среде подходящее питание. Вирусы же могут существовать только в клетках живого организма. На самом деле, уже давно длятся споры по поводу того, можно ли их вообще называть живыми существами.

– Понимаю, – покивал Харвей.

– Другое существенное, особенно с практической точки зрения, отличие заключается в том, что бактериальные инфекции можно вылечить с помощью антибиотиков – тогда как против вирусов антибиотики бесполезны.

– И что же заставляет вас думать, что «черная смерть» была вирусным заболеванием, а не бактериальным, учитывая то, что вы только что рассказали?

Мотрэм несколько секунд помолчал, словно подбирая слова, затем ответил:

– Палочковидная бактерия Yersinia pestis получила свое название в честь русского микробиолога Иерсена, работавшего с Луи Пастером. Вначале она была названа Pasteurella pestis, но в итоге справедливость восторжествовала.

Харвей страдальчески улыбнулся, давая понять, что информация чересчур подробная, и Мотрэм сократил лекцию.

– Я заинтересовался этим вопросом лет десять назад, когда изучал скорость распространения «черной смерти» по Европе. Имеющиеся на этот счет данные совершенно не укладывались в картину распространения бактериальной инфекции типа чумы, кроме того, отсутствовали сезонные колебания, которые следовало ожидать в данном случае.

– Она распространялась быстрее или медленнее, чем вы ожидали?

– Гораздо быстрее. Чума – это преимущественно болезнь крыс, люди заражаются от блох. А «черная смерть» распространялась со скоростью пожара, словно переносилась воздушно-капельным путем, как, например, грипп.

– Вы одиноки в своих подозрениях?

– Уже нет, – улыбнулся Мотрэм. – Ученые изучали генетическую мутацию у людей, которые демонстрируют устойчивость к некоторым вирусным инфекциям. Мутация называется «дельта тридцать два» – считается, что она приводит к отсутствию рецепторов на поверхности определенных клеток организма, что не дает вирусам прикрепиться к этим клеткам, которые у других людей обязательно поражаются.

Харвей задумчиво помолчал, затем сказал со вздохом:

– Простите, я, должно быть, кажусь ужасно тупым, но… каким образом это связано с чумой?

– До того, как «черная смерть» пронеслась по Европе, частота мутации «дельта тридцать два» в популяции, по оценкам ученых, составляла примерно один на сорок тысяч.

– А после? – с интересом спросил Харвей.

– Примерно один на семь.

Харвей изумленно присвистнул.

– Теперь понимаю, – кивнул он. – То есть люди без мутации были более восприимчивы к чуме, чем те единицы, в генах которых имелась мутация.

– Именно так. Обладание мутацией «дельта тридцать два» в средние века явно было большим преимуществом. Самое важное, с моей точки зрения, – это то, что мутация предотвращает попадание в клетки вирусов, а не бактерий. Бактерия не испытывает необходимость проникать в клетки организма. Для нее нет никакой разницы, есть у вас мутация «дельта тридцать два» или нет.

– Вот оно что, – протянул Харвей. – Получается, вы выиграли гейм, сет и матч. Чума была вызвана вирусом, а не бактерией.

– Ну, по крайней мере, я в этом уверен.

Харвей уловил двусмысленность в ответе Мотрэма.

– Разве эта информация не положила конец всем спорам? – удивился он.

– К сожалению, нет. Старая гвардия по-прежнему настаивает, что «черная смерть» была бактериальным заболеванием, и называет результаты последних исследований «псевдонаучной чепухой» – третий вид лжи по Дизраэли, если хотите.

– Статистика, – улыбнулся Харвей.

– А те, кто переместился в «вирусный» лагерь, в настоящее время спорят о том, какой это мог быть вирус. Фаворитом в этом отношении является оспа, и учеными было доказано, что она могла вызвать «давление отбора», необходимое для такого существенного генетического изменения в популяции, тогда как чума точно на это не способна. Некоторые предполагают, что это могло быть сочетанием инфекций, кроме того, существует еще одна захватывающая возможность: с тем же успехом «черная смерть» могла быть вызвана совершенно иным вирусом – который существовал тогда, но неизвестен нам сегодня.

– Убийца из прошлого? – поднял брови Харвей. – Простите мою неграмотность, но разве нельзя выяснить причину, просто… так сказать, покопавшись в прошлом?

– Таких попыток было несколько, – сказал Мотрэм. – Но мы говорим о временном промежутке в семь сотен лет. Бренные человеческие останки не могут сохраниться так долго.

Харвей оперся локтями на стол и оперся подбородком на сплетенные пальцы.

– Знаете, – немного помолчав, заговорил он, – однажды мне довелось читать доклад группы исследователей, которые заявили, что выделили возбудителя чумы из тел жертв «черной смерти»… где-то в Европе, по-моему.

Мотрэм кивнул.

– Во Франции. Они обнаружили бациллы чумы в пульпе зуба эксгумированного трупа. Проблема в том, что никто не может воспроизвести их исследования. Все остальные попытки потерпели неудачу.

– То есть данные французских ученых… сомнительны?

– Ну, я не был бы так категоричен, – сказал Мотрэм. – Не вызывает сомнений, что тело, которое они исследовали, принадлежало погибшему от чумы, но без полноценных доказательств нельзя с уверенностью сказать, что именно чума была причиной эпидемии «черной смерти».

Харвей задумчиво покивал.

– Значит, вам несказанно помогло бы, если бы у вас в распоряжении оказалось несколько тел людей, погибших от «черной смерти», в хорошем состоянии?

– О, безусловно, – улыбнулся Мотрэм, – но по прошествии семисот лет шансы на это…

– Именно поэтому я и попросил вас приехать, доктор Мотрэм.

Пять

Дверь открылась, и секретарь внесла чай на серебряном подносе. Мотрэм задумался, нет ли у Харвея за спиной кнопки, которую тот незаметно нажал в самый подходящий момент.

– С молоком или с лимоном?

– Ни то, ни другое, – ответил Мотрэм. – Просто чай, пожалуйста.

– Хороший выбор. Первосортный дарджилинг[4]4
  Сорт черного чая, выращивается в окрестностях одноименного города в северной горной части Индии в Гималаях. Дарджилинг иногда называют «чайным шампанским». Он традиционно ценится выше прочих черных чаев, особенно в Великобритании и бывших британских колониях.


[Закрыть] не нуждается в сопровождении.

Мотрэм взял из рук секретаря чайную пару китайского фарфора, размышляя над тем, как давно он не держал в руках подобные предметы. На его собственном письменном столе стояла обычная кружка, давно нуждавшаяся в хорошей чистке.

– Что вы знаете о Бейллиол-Колледже, доктор?

– Насколько я понимаю, это старейший колледж в Оксфорде.

– Настолько старый, что дата его основания точно не известна, но считается, что это примерно 1263 год.

Мотрэм улыбнулся.

– Даже раньше, чем появилась «черная смерть».

– Вы правы, даже раньше, – отозвался Харвей. – Соучредителями нашего университета были Джон Бейллиол, состоятельный владелец имений во Франции и Англии, и его жена Деворджилла, дочь шотландского аристократа и сама по себе очень интересная женщина. Их отпрыск, названный в честь отца, Джон Бейллиол, стал королем Шотландии, хотя и совершенно непримечательным, надо сказать, и потому был довольно быстро забыт потомками. Деворджиллу, однако, помнят очень хорошо. Кроме того, что она была соучредителем этого колледжа – именно ей принадлежит первая печать колледжа, которая хранится у нас и по сей день – она пожертвовала деньги на строительство нового цистерцианского аббатства в Дамфрисе и Галлоуэе, которое являлось дочерним монастырем Дандреннанского аббатства. Его должны были назвать Новым Аббатством, но, по определенной причине, которая может показаться мрачноватой, в итоге он стал носить имя «Возлюбленное аббатство».[5]5
  Sweetheart Abbey, аббатство Суитхарт.


[Закрыть]

Харвей остановился, чтобы глотнуть чаю. Этот человек всегда точно знает, где лучше всего сделать паузу в рассказе, отметил про себя Мотрэм.

– Когда в 1269 году муж Деворджиллы скончался, она была вне себя от горя. Она велела извлечь и забальзамировать его сердце, чтобы повсюду носить его с собой в шкатулке из серебра и слоновой кости. – Увидев выражение лица Мотрэма, Харвей с удовлетворением произнес: – Вижу, вы испытываете ту же смесь восхищения и отвращения, что и многие, слышавшие эту сказку.

– Простите, – Мотрэм улыбнулся. – И продолжайте, пожалуйста.

– Когда в 1273 году в память о муже леди Деворджилла основала аббатство, монахи решили назвать его «Dulce Cor» – «сердце возлюбленного», вместо «Нового Аббатства», как было задумано вначале, и это название сохранялось за ним на протяжении семисот лет. Деворджилла и ее муж лежат в одной могиле на кладбище этого аббатства, и шкатулка с сердцем покоится у нее на груди.

– Ну и история, – сказал Мотрэм, стараясь не подать виду, что больше всего его интересует, какое это имеет отношение к чуме.

– Недавно в распоряжении колледжа оказалось нечто, добавляющее подробностей к этой сказке, – продолжал Харвей. – В одном из домов Шотландских границ были обнаружены бумаги, в которых рассказывается о семействе Ле Клерков, занимавшемся бальзамированием сердца Джона Бейллиола. Судя по всему, они имели репутацию профессионалов в своем деле и передавали свои секреты из поколения в поколение. Когда в 1346 году «черная смерть»… – Харвей сделал паузу, чтобы насладиться блеснувшим в глазах Мотрэма интересом, – поразила Англию, Шотландию вначале эпидемия обошла стороной. Правительство Шотландии, давно ожидавшее подходящего момента, решило, что это отличная возможность начать вторжение. Шотландская армия расположилась лагерем в лесах вокруг Селкерка, ожидая приказа к атаке. Приказ так и не пришел – «черная смерть» опередила его. Люди сотнями умирали в лесах Шотландских границ.

– Могу себе представить, – сказал Мотрэм, и он знал, о чем говорит. Картина чумы, разразившейся в военном лагере и превратившей его в ад, грязь и антисанитария во всех подробностях встали перед его мысленным взором. Дезертиры бежали прочь во всех направлениях, но лишь распространяли инфекцию, а не спасались от нее. Повсюду горы гниющих трупов. Зловоние разлагающейся плоти наполняло воздух под аккомпанемент криков больных, стонов умирающих…

– Когда новости дошли до городов Шотландии, знатные шотландские семейства твердо заявили, что не могут позволить, чтобы тела их любимых детей сгребли в кучу, свалили вместе с другими в лесные овраги и предали общему погребальному костру. Семейству Ле Клерков было дано задание провести бальзамирование тел членов знатных семейств, которых они смогут разыскать, и переправить их в Эдинбург, чтобы похоронить подобающим образом.

Этого так и не произошло – «черная смерть» снова опередила людей. К тому времени, как процедура бальзамирования была закончена, чума уже распространилась на север и принялась опустошать Шотландию. Тела знатных воинов остались в Шотландских границах, где были захоронены в секретном склепе Драйбургского аббатства – в документах, о которых я говорил, рассказывается, где расположен этот склеп. Шестнадцать жертв «черной смерти», над которыми поработали мастера своего дела, лежат там нетронутые вот уже семь столетий… Вам интересно, доктор?

Мотрэм расплылся в улыбке.

– У меня такое ощущение, словно Рождество в этом году наступило раньше обычного, – сказал он. – Восхитительная история, и какая интригующая! Хотя… – Улыбка его померкла. – К сожалению, горизонт надежды закрыт облаками. Судя по всему, финансирование моих работ в этой области не возобновится, а без этого стоимость расходов на раскопки будет для меня неподъемной.

Харвей откинулся на спинку кресла, словно был хозяином положения, и сказал:

– Знаете, мы, кажется, в состоянии вам помочь.

– В самом деле?

– Вы слышали что-нибудь о фонде Хотспера?

Мотрэм покачал головой.

– Не припоминаю.

– Я тоже узнал о нем лишь несколько недель назад, когда нас – выбрав из нескольких других научных институтов страны – попросили рекомендовать подходящих кандидатов на финансирование, «ведущих ученых», выражаясь словами газетчиков, в определенных областях. Вы попадаете в одну из этих категорий.

– Со своими эпидемиями средних веков? – недоверчиво переспросил Мотрэм.

– Ну, фонд больше интересует несколько иная область ваших профессиональных интересов, – улыбнулся Харвей, – а именно ваши знания в области механизмов передачи вирусных инфекций. Но ведь никто не мешает убить двух зайцев одним выстрелом, а, доктор? Деньги можете тратить на свое усмотрение.

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – задумчиво произнес Мотрэм. – Кто стоит за этим фондом?

– Неизвестно, – пожал плечами Харвей, – но это обычное дело в таких случаях. Может быть, одинокий миллионер, искупающий прошлые грехи, которые позволили ему разбогатеть… не хотел бы я о них знать. Пытается перед смертью купить себе билет в рай, простите мой цинизм.

Мотрэм улыбнулся.

– А что конкретно эти люди ждут от меня в ответ?

– Единственное условие – в течение нескольких следующих месяцев в любой момент могут понадобиться ваши профессиональные навыки, и вы должны быть к этому готовы. Подробностей не сообщается.

– Довольно туманно, – пробормотал Мотрэм. – Что ж, если этот фонд позволяет мне продолжить работу и дает возможность раскрыть секреты Шотландских границ – я полностью в его распоряжении.

– Значит, я предлагаю вашу кандидатуру?

– Будьте так добры… – Мотрэм запнулся. – Рискуя показаться невежливым и, возможно, даже неблагодарным, я все же хотел бы узнать, какая от всего этого польза вам и вашим коллегам?

Харвей улыбнулся.

– Престиж, доктор – то, что мы ценим более всего. Кроме того, если вы добьетесь успеха, получится, что мы поспособствовали разрешению важного научного спора, так ведь?

– Абсолютно, – кивнул Мотрэм.

– Вот и отлично! – воскликнул Харвей. – Тогда, думаю, нужно оформить наше соглашение как полагается. Я отправлю руководству вашего университета письмо с предложением назначить вас почетным научным сотрудником нашего колледжа на время исследования, и озвучу ваши права на получение финансирования от фонда Хотспера. А сейчас, может быть, вы найдете время пообедать вместе со мной?

Обед, предложенный Мотрэму, заставил его порадоваться тому, что он поехал в Оксфорд не на своем автомобиле, а на поезде. Он с недоумением размышлял, как люди, которые регулярно обедают так плотно, умудряются работать во второй половине дня, однако, надо признать, Харвей выглядел совершенно бодрым. Мотрэма интересовало еще кое-что, и он спросил:

– А почему вы решили обратиться именно ко мне?

Харвей улыбнулся.

– Мы не выбирали ваше имя наугад, если вы об этом, – сказал он. – Когда в нашем распоряжении оказались документы, добытые в Шотландских границах, мы принялись искать человека, который больше всех выиграл бы от этой находки. Ваша репутация и профессионализм – не говоря уже об известности научного спора, о котором мы говорили – подняли ваше имя в начало списка. Должен признаться, мы не предвидели появление на сцене фонда Хотспера, но зачем докапываться до истины, рискуя спугнуть счастливый случай? Сведение всех этих факторов вместе для обоюдной выгоды – в этом и заключается моя роль.

– И вы очень хорошо с ней справляетесь, – заметил Мотрэм. – Хотя, честно говоря, этот фонд Хотспера порядком меня заинтриговал.

– Как я уже сказал, благотворители-одиночки вполне обычное явление, хотя мне сообщили, что в данном случае размеры фонда более чем солидные.

– Ну, может быть, такие благотворители вполне обычное явление для Оксфордского университета, – отозвался Мотрэм, нарочно утрируя свой акцент. – Однако для нас, живущих на севере, все по-другому. Как это работает? В смысле – кто принимает решения, кто распоряжается расходами?

– В данном случае, мы имеем дело с известной лондонской адвокатской конторой, хотя было бы наивно предполагать, что именно они принимают решения. На самом деле контора отвечает за обеспечение анонимности своего клиента, выполняя роль передатчика их инструкций и пожеланий.

– Я припоминаю, что вы сказали, будто финансирование поддерживает исследования в «определенных областях», – сказал Мотрэм. – Не могли бы вы рассказать подробнее?

– Ну, если говорить в общих чертах, то сфера их интересов ограничивается вирусными инфекциями, иммунными реакциями, трансплантационными технологиями и послеоперационным уходом.

– Эх, мода, мода, – вздохнул Мотрэм. – Никто не стремится финансировать научные исследования артритов, глухоты и прочих болезней, которые превращают поздние годы жизни многих людей в сплошное страдание. К сожалению, на качество жизни пожилых людей не принято обращать внимание, все списывается на старость.

– Грустная правда, – сочувственно покивал Харвей. – Главным врагом человека считается смерть…

– …И мы будем жить вечно, если нам удастся справиться со смертельными болезнями, – с сарказмом докончил Мотрэм. – Своеобразное мышление…

– Порожденное страхом, – философски заметил Харвей. – Страхом великой неизвестности, так всегда было и будет. «Могилы – недурной приют, но нам обняться не дают».[6]6
  Строка из стихотворения Эндрю Марвелла «К застенчивой возлюбленной» (перевод И. Бродского).


[Закрыть]

– Лучше и не скажешь, – невесело улыбнулся Мотрэм.

Харвей вновь наполнил бокалы из хрустального кувшина с надписью на латинском, которую Мотрэм все пытался прочесть целиком, но судьба никак не давала ему такого шанса.

– Расскажите мне подробней, почему вы так уверены в том, что чума была вызвана вирусом, а не бактерией, – попросил Харвей. – Уверен, вы знаете больше, чем кто бы то ни было, о том, как вирусы поражают человеческий организм. Изучая вашу кандидатуру по заданию фонда, я прочитал одну из ваших статей, и она произвела на меня очень большое впечатление. Я не ученый, но узнал из статьи много интересного. У вас потрясающие преподавательские способности. Вы больше стремитесь делиться знаниями, чем завоевывать авторитет с помощью сложности текста, что является бедой очень многих научных трудов.

– Ну что вы…

– Однако меня беспокоит один момент…

– Какой же?

– В разговоре вы упомянули о возможности того, что «черная смерть» была вызвана неизвестным нам сегодня вирусом?

– Всего лишь о возможности, – откликнулся Мотрэм.

– Все равно – если предположение окажется верным, не станет ли склеп в Шотландских границах чем-то вроде ящика Пандоры, открыв который мы выпустим на свободу безжалостного убийцу? Мне бы очень не хотелось, чтобы колледж призвали к ответу за то, что он «подарил» миру новую пандемию…

– Ну, если вас интересует мое мнение – я не считаю, что такое возможно, – успокоил его Мотрэм. – Вирусы не могут существовать вне живой ткани, а эти трупы пролежали в усыпальнице семь столетий.

– Однако мы надеемся, что они неплохо сохранились, – напомнил Харвей.

– Большинство методов консервации включает в себя прекращение жизни макроорганизма, – объяснил Мотрэм. – Когда хозяин перестает существовать, то же происходит и с вирусом. Конечно, есть метод консервации, который подразумевает поддержание процессов жизнедеятельности хозяина, но он основан на глубокой заморозке. Если этому семейству Ле Клерков, жившему в четырнадцатом веке, в самом деле удалось сконструировать морозильную камеру, которая беспрерывно в течение семисот лет поддерживала бы температуру в семьдесят градусов ниже нуля, тогда, конечно, перед нам встает большая проблема.

– Звучит вполне логично, – Харвей взял хрустальный графин, чтобы в очередной раз наполнить бокал Мотрэма. – Однако имейте в виду, что мы можем столкнуться с вирусом, о котором абсолютно ничего неизвестно.

– Согласен, – усмехнулся Мотрэм. – Если он прилетел к нам из космоса, тогда я, разумеется, ни за что не ручаюсь.