Текст книги "Джокер"

Автор книги: Кен Макклюр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

Прибыв в Министерство иностранных дел за десять минут до начала встречи, Стивен обнаружил, что в зале собралось уже более полусотни человек. Некоторых он знал, других видел впервые. Один из знакомых был Фред Каммингс, консультант-микробиолог, прикрепленный к управлению по делам здравоохранения в Лондоне. Фред выделялся из толпы благодаря ярко-рыжей шевелюре и пристрастию к спортивным пиджакам кричащей расцветки.

– Много народу, – поздоровавшись, сказал Стивен.

– Люди из Портона хотят выступить сразу перед всеми, кто имеет отношение к этому делу, вместо того чтобы созывать ряд встреч с главами отделений здравоохранения и местными властями, – сказал Каммингс.

– Значит, им удалось определить, что это за вирус?

– Будем надеяться, – хмыкнул Каммингс. – Уж больно долго они с ним возятся. Ставлю пятерку, что это Эбола.

– Лихорадка Эбола на Олд-Кент-роуд – это серьезно, – сказал Стивен, проигнорировав пари.

– Кому ты рассказываешь, – улыбнулся Каммингс. – У меня маковой росинки во рту не было с тех пор, как приземлился этот чертов самолет.

Мужчина сановного вида – чиновник Министерства иностранных дел, решил Стивен – призвал к порядку, и гул голосов стих. На возвышение поднялись четыре человека и представились командой ученых из Портон-Даун. Их глава, доктор Клайв Фелпс, высокий угловатый мужчина с копной седых волос и всклокоченной бородой, занял место чиновника министерства перед микрофоном и дважды постучал по нему, прежде чем заговорить. Стивен лениво размышлял, как ему удается прятать свою бороду под хирургической маской.

– Добрый вечер, – начал Фелпс. – Я понимаю, что все присутствующие – не считая сотрудников Министерства иностранных дел, у которых имеются личные причины интересоваться информацией, – являются работниками здравоохранения, поэтому я не буду ходить вокруг да около. Это филовирус.

– Ну-ну, удивил, – пробормотал Каммингс. – «Дэйли Мэйл» твердит нам об этом уже несколько недель.

– Но, в противовес сообщениям в прессе и слухам, это не Эбола, – продолжал Фелпс.

– Значит, Марбург, – прошептал Каммингс. – Этих филовирусов всего два вида.

– И это не Марбургская лихорадка.

– Черт побери! – выдохнул Каммингс. – Как же тогда его можно назвать филовирусом? – спросил он громко, стараясь перекрыть гул голосов, вновь заполнивших помещение.

– По данным электронной микроскопии, вирус принадлежит к классу филовирусов, поскольку образует ветвящиеся нити длиной до четырнадцати тысяч нанометров. Другими словами, он выглядит как филовирус и вызывает геморрагическую лихорадку, подобную – если не сказать, идентичную – лихорадке Эбола. У больных появляется высокая температура, спазмы в желудке и рвота, а также профузные кровотечения практически отовсюду.

– Тогда почему вы говорите, что это не Эбола?

– Все четыре подтипа вируса Эбола, которые мы знаем и которые были описаны ранее, имеют диаметр, равный восьмидесяти нанометрам. Диаметр нового вируса составляет сто двадцать нанометров.

– Это может быть новый подтип, – предположил Каммингс.

– Такое возможно, – признал Фелпс, пожав плечами, – но мы так не считаем. Мы исследовали нуклеиновую кислоту этого вируса – именно это заняло так много времени – и обнаружили существенные отличия. Вот почему мы заявляем, что это новый вирус.

– Только этого нам не хватало, – прошептал Каммингс на ухо Стивену. – Очередной чертов африканский вирус!

– Есть какие-нибудь предположения по поводу источника? – спросили из зала.

– Никаких, – ответил Фелпс. – Но, если говорить начистоту, мы до сих пор не имеем представления по поводу источника лихорадки Эбола, а эту болезнь мы изучаем уже более тридцати лет. Природный резервуар этого заболевания и по сей день является такой же загадкой, как и во времена, когда эта болезнь была открыта.

– Будет ли справедливым сказать, что этот новый вирус не такой активный, как вирус Эбола, учитывая то, что его удалось так быстро остановить? Я помню, как люди умирали словно бабочки во время вспышек лихорадки Эбола в Заире несколько лет назад.

– Нет, это совершенно ошибочное впечатление, – ответил Фелпс. – И я хочу особо подчеркнуть это. Инцидент в Хитроу был остановлен с видимой легкостью благодаря профессионализму всех участников. Во время вспышки в Африке, которую вы имеете в виду, все было гораздо хуже, чем на самом деле могло быть, вследствие низкого уровня медицины в местных больницах и недостаточной информированности персонала о путях распространения заболевания. Использование одного шприца для нескольких пациентов было обычной практикой в то время и до сих пор остается во многих больницах Африки. Вы может сами домыслить, что происходит, когда в такой среде появляется больной лихорадкой Эбола, – болезнь распространяется быстрее, чем плохие новости. Другим фактором распространения вспышки в Заире являлся медсестринский уход. В африканских больницах базовый уход за больным ложится на плечи членов семьи. От них, разумеется, не следует ожидать соблюдения правил антисептики, поэтому они контактируют с зараженными выделениями больного и сами заболевают. Вот почему вспышки в Африке заставляли предположить, что вирус переносится по воздуху и распространяется как пожар.

– Можем ли мы быть полностью уверены, что инцидент в Хитроу не станет началом большой эпидемии? – спросил женский голос.

– Абсолютно. Хэмфри Барклай был источником эпидемии, если вам угодно так ее называть. Остальные заразились путем контакта с выделениями его организма. Барклай и остальные погибшие были кремированы, так что мы полностью уверены, что вирус умер вместе с ними.

– А как насчет остальных пассажиров? – спросил мужчина, представившийся профессором вирусологии из Лондонской школы гигиены и тропической медицины.

– Что вас интересует?

– Нет ли вероятности, что они могут быть носителями?

– Нет. Инкубационный период заболевания длится от четырех до десяти дней. Это время уже прошло, и все до сих пор здоровы.

– От четырех до десяти дней – это для лихорадки Эбола, – возразил профессор.

– Справедливое замечание, – согласился Фелпс. – Конечно, существует вероятность, что новый вирус может иметь более длительный инкубационный период, чем вирус Эбола, но это маловероятно, если судить по малому промежутку времени, через который заболели стюардесса и остальные контактировавшие с Барклаем.

– Но у них был прямой контакт с Барклаем, – не унимался профессор, явно не желая закрывать тему.

– На что вы намекаете, профессор? – спросил Фелпс с легким раздражением в голосе.

– Просто на то, что некоторые другие пассажиры могли получить меньшую начальную дозу вируса, и следовательно, могут заболеть позже.

– Что вы имеете в виду?

– При кашле или насморке Барклай мог выделять крохотные капли жидкости, которые, в сущности, могут расцениваться как выделения организма.

– Я понимаю, о чем говорите, профессор, и мы обсуждали этот аспект, но выжившая стюардесса сообщила нам, что у Барклая не наблюдалось признаков кашля или насморка во время нахождения на борту самолета, хотя у него была однократная рвота.

Ответное скептическое молчание профессора было красноречивее слов.

У Фелпса заметно задергался левый глаз.

– Словом, на настоящий момент все остальные пассажиры совершенно здоровы, – подытожил он, надеясь положить конец этому неприятному диалогу.

– Буду ли я прав, если предположу, что новый вирус имеет стопроцентный уровень смертности? – спросил глава медицинской службы Хитроу. – Выживших не было, так ведь?

– Вы правы, – сказал Фелпс, – но, к счастью, у нас было крайне небольшое количество пациентов, и в статистическом отношении нельзя говорить определенно. Однако, к сожалению, действительно, – все заболевшие скончались.

– Значит, в этом отношении новая болезнь даже серьезней, чем Эбола?

– Да, если основываться на этих пяти случаях, – кивнул Фелпс. – Сам вирус Эбола имеет уровень смертности от семидесяти до восьмидесяти пяти процентов. Было бы довольно странно обнаружить вирус с более высоким уровнем смертности. Будем надеяться, что мы видели последний случай этого вирусного заболевания, и у нас не будет возможности сравнить их.

– Мы все на это надеемся, – пробормотал кто-то позади Стивена.

– Насколько я понимаю, у вас нет предположений, каким образом мог заразиться сам Барклай? – спросил Фред Каммингс.

– Боюсь, что так. Насколько я знаю, в Нданге и прилежащих странах не наблюдалось вспышек геморрагических лихорадок, так что способ заражения Барклая по-прежнему покрыт мраком.

Стивен вышел из зала заседаний вместе с Каммингсом, и они зашли в буфет.

– А ты почему интересуешься всем этим? – спросил Каммингс, усаживаясь за столик с кружкой пива в руках.

– Министр иностранных дел планирует посетить Ндангу в течение последующих двух недель. Его люди хотят быть уверенными, что в стране нет очага заболевания Эбола или чего-то подобного, поэтому они попросили «Сай-Мед» по возможности выяснить ситуацию, узнать что-нибудь по «сарафанному радио».

– И?

– По всем признакам там чисто, но, как сказал выступающий, остается тайной, как сам Барклай заразился этим вирусом.

– К счастью, не мне ее разгадывать, – сказал Каммингс. – Сальмонелла из подозрительного ресторана – с ней я еще могу справиться, случайный контакт с больным открытой формой туберкулеза, сезонные вспышки менингита – это ладно, но мысль о том, что по улицам Лондона гуляет какой-нибудь африканский вирус, повергает меня в ужас… Проблема в том, что это наверняка случиться в один прекрасный день. Я более чем уверен в этом.

– А разве мы не готовы к этому?

Глотнув пива, Каммингс на секунду задумался.

– Есть реальная опасность оказаться слишком беспечными, – сказал он. – Люди в Хитроу потрудились отлично, но фишка в том, что их проблема ограничивалась самолетом. У них была куча времени остановить распространение вируса, что они и сделали. Однако существует опасность, что люди теперь подумают – это всегда будет так же легко и вирус на самом деле на такой уж опасный. Единственный урок, который можно извлечь из этого происшествия, – тот факт, что профессиональная медсестра, соблюдавшая все мыслимые меры предосторожности, умудрилась заразиться этим вирусом. Пусть Фелпс говорит что угодно, но на самом деле очень трудно избежать контакта с выделениями организма другого человека, особенно в быту, где люди не ходят в скафандрах с автономной системой очистки воздуха и не держат в кухне стерильные резиновые перчатки. Откровенно говоря, это не просто трудно – это невозможно. Думаю, если лихорадка Эбола или Марбург появится в большом жилом районе, то картина будет совершенно иной, чем в самолете на высоте тридцать пять тысяч футов.

– Выброси это из головы, – посоветовал Стивен.

– А знаешь, что самое худшее? – не обращая внимания на его слова, продолжал Каммингс. – Если такое произойдет, все врачи, вместе взятые, ничего не смогут сделать. Мы будем совершенно беспомощными, как во времена великих эпидемий Средневековья. Нам останутся только окуривание и молитвенники.

– Значит, нужно перехватить проблему в истоке, – сказал Стивен. – Выявить природный резервуар этих вирусов и уничтожить его прежде, чем они проникнут в жилые районы.

– К сожалению, этот источник находится в Африке, а в Африке ничего не бывает легко. Центр по контролю и профилактике заболевания в Атланте пытается выявить природный источник вируса Эбола уже несколько десятилетий – и безуспешно. Пастеровский институт в Париже пытается справиться с этим заболеванием, изучая всю информацию, накопленную за все эти годы, но информация эта крайне скудная.

– Могу себе представить…

Вернувшись домой, Стивен плеснул в бокал джин-тоника и поставил диск в проигрыватель. Комнату заполнили проникновенные звуки саксофона Стэна Гетца. В лотке факса лежало два письма. Стивен уселся в свое любимое кресло у окна и принялся читать. Сообщения были от двух его знакомых из благотворительных организаций – один работал в «Красном кресте», другой – в организации добровольцев под названием «Медик Аутрич». Оба заявляли, что, насколько они знают, в Нданге в течение определенного времени не было и нет в данный момент случаев геморрагической лихорадки. Стивен отправил им по факсу письма с благодарностями, затем выключил свет, откинулся на спинку кресла и долго смотрел в небо. Ночь была ясной, и он мог видеть звезды – именно поэтому он так любил сидеть в этом кресле. Стивен размышлял о том, насколько легко оказалось выяснить то, что ему было нужно. Никто не сказал, что «не знает» или что «не уверен». Все утверждали, что в Нданге нет геморрагической лихорадки. Происшествие с бедолагой Барклаем, заразившимся этой болезнью, было одной из тех «необъяснимых случайностей»… однако такое объяснение годилось для кого угодно, но не для научного сообщества. Впрочем, чем бы ни объяснялось невезение Барклая, Стивен с уверенностью скажет утром Макмиллану, что министр иностранных дел может спокойно ехать в Ндангу. А сам он, если повезет, успеет на дневной рейс до Шотландии и к вечеру уже будет обниматься со своей дочкой в Дамфришире.

Пятилетняя дочь Стивена, Дженни, жила в семье своей тетушки Сью и ее мужа Ричарда в поселке Дамфришире неподалеку от Гленвэйна и воспитывалась вместе с их собственными детьми – восьмилетней Мэри и шестилетним Робином. Так продолжалось уже два года, с тех пор как Лиза, жена Стивена и сестра Сью, умерла от опухоли головного мозга. У Стивена вошло в привычку наведываться в Шотландию каждые две-три недели и оставаться на выходные, чтобы Дженни не забывала, кто ее настоящий отец, а он сам мог наблюдать за ее взрослением. Несмотря на нежный возраст, в Дженни очень многое напоминало Стивену Лизу, и он тихо радовался этому – особенно выражению глаз девочки, когда она думала, что отец что-то от нее скрывает. Этим она настолько походила на Лизу, что Стивен просто таял от боли и нежности.

Сказать, что Стивен тяжело перенес смерть Лизы, было бы большим преуменьшением. Хотя у него было семь месяцев, чтобы приготовиться к неизбежному исходу после того, как поставили окончательный диагноз, смерть жены поразила его в самое сердце, и после похорон он буквально махнул на свою жизнь рукой. Он девять месяцев не работал, предпочитая искать утешение в алкоголе, и отчаянно пытался жить прошлым, закрываясь от настоящего и отрицая даже малейшую возможность будущего. Однако, как и большинство людей, переживших потерю близкого человека, он выжил и оказался «на другой стороне» – может быть, имея не самый приятный опыт за плечами, но зато зная о себе самом гораздо больше, чем раньше. Теперь он мог оглядываться на свое болезненно короткое счастье с Лизой – чуть больше четырех лет – с огромной нежностью. Он по-прежнему тосковал по ней, но больше не испытывал того ужасного ощущения «ножа в животе».

Ситуация с Дженни была далеко не идеальной, но специфика работы Стивена исключала возможность взять няню. Некоторое время он баловался идеей найти работу поспокойнее, чтобы ночевать дома и жить с Дженни, но, если говорить начистоту, это были не более чем умственные спекуляции. Возможно, это было эгоистичным – фактически это так и было, признавался себе Стивен, – но он слишком любил работу в «Сай-Мед», чтобы уйти оттуда. Каждый раз, когда у него возникало чувство вины, он успокаивал себя тем, что Дженни была, в общем, счастлива, живя со Сью и Ричардом, а они относились к ней, как к собственной дочери.

Композиция Гетца сменилась еще более задушевной, и Стивен непроизвольно оглядел комнату, залитую неярким светом уличных фонарей. На стене висела фотография Лизы в форме – она работала медсестрой в Глазго, где он и познакомился с ней, выполняя задание, – и их совместная фотография, когда они ездили в отпуск в Скай. Он вспомнил, что тогда неделю подряд лил дождь, и только напоследок погода подарила им чудесный денек, который они потратили на прогулку в Куиллинс и наконец узнали, каким красивым был этот остров. Еще была фотография Дженни с детьми Сью на пляже в Дамфришире – держась за руки, они шлепали босиком по воде, а глаза горели ребячьим восторгом. Была фотография самого Стивена в униформе и еще одна в гражданской одежде с Миком Филдингом, с которым они вместе служили в спецназе. Сейчас Мик держал таверну в Кенте – во всяком случае, именно этим он занимался, когда Стивен слышал о нем в последний раз: Мик неохотно общался со старыми друзьями. Помоги Господи всем дебоширам в Кенте, подумал Стивен с улыбкой.

После смерти родителей ему удалось спасти кое-что из своей прежней жизни – в основном книги, а также испанскую гитару, которую он купил в восемнадцать лет и до сих пор иногда поигрывал на ней, когда находило настроение. Не такое уж серьезное имущество для человека, которому перевалило за тридцать пять, подумал Стивен. Музыка остановилась, он поднялся, чтобы налить себе еще порцию, и по дороге включил телевизор, намереваясь послушать выпуск новостей.

– Вирус, который не так давно забрал жизни трех пассажиров самолета, стюардессы и медсестры, ухаживающей за больными, – это новый вирус, прежде неизвестный медицине! – провозгласил диктор.

– Быстро же они это пронюхали, – посетовал Стивен.

– Таким было заключение ученых-медиков, которые занимались анализом образцов, взятых у жертв инцидента в Хитроу в наисекретнейшей лаборатории Портон-Дауна, научно-исследовательского центра по биологической защите. Источник вируса до сих пор не известен. Однако представители здравоохранения в интервью «Скай Ньюс» час назад подчеркнули, что вспышка не представляет угрозы обществу.

Вот черт, подумал Стивен, неужели в наше время любая информация тут же оказывается достоянием прессы?

Отчет был точным, а значит, информация явно просочилась через кого-то, присутствовавшего на встрече. Впрочем, любые правительственные уверения об отсутствии угрозы населению могли оказаться фальшивыми, как, например, те, которые правительство раздавало направо и налево во время эпидемии коровьего бешенства, подумал Стивен.

Редактор выпуска новостей решил раскрутить историю и разыскал микробиолога, согласившегося дать интервью.

– Доктор Мари Розен – медицинский микробиолог ведущей лондонской больницы. Как вы думаете, откуда возник этот вирус? – спросил журналист.

– Ну, я еще не видела отчет, – ответила женщина. Она была одета в «удобную» одежду и очки без оправы, сползшие на кончик носа. Ее кожа отчаянно нуждалась в увлажнении, а волосы была в таком состоянии, словно она недавно попала в бурю. – Но я знаю, что самолет, в котором летел заболевший, прибыл из Африки. Вероятнее всего, эта страна и является источником вируса. Это не первый случай появления вируса… «из Африки». – По-видимому, она была очень довольна своим остроумием.

– А почему это происходит, как вы считаете, доктор? – допытывался журналист, даже не потрудившись улыбнуться. – Почему новые вирусы все время появляются из Африки, и больше ни откуда?

– Я бы задала встречный вопрос – действительно ли это новый вирус? – ответила Розен. – Думаю, высока вероятность того, что вирус гнездился там все время, но в последние годы Африка широко распахнула свои двери, и люди путешествуют гораздо больше, чем раньше, и теперь мы видим, что происходит, когда беззащитное население подвергается воздействию фактора, с которым прежде не встречалось.

– Похоже на ситуацию с коренными жителями Америки, когда им завезли корь отцы-пилигримы?

– Совершенно верно.

– Но тогда получается, что это лишь вопрос времени и рано или поздно один из этих вирусов преодолеет барьер и будет угрожать всем нам?

– Думаю, скорость, с которой власти справились с проблемой Хитроу, показывает нам, что защита на высоте, – сказала Розен.

– Вот бы вам поговорить с Фредом Каммингсом, – пробормотал Стивен себе под нос. Досмотрев новости, он выключил телевизор и принялся собирать сумку для завтрашней поездки в Шотландию, напомнив себе, что после разговора с Макмилланом нужно купить подарки Дженни и детям Сью.

Глава 4

Манчестер, Англия

Мисс Уоррен взглянула на светящий циферблат часов, стоящих на прикроватном столике: половина третьего ночи. Повернувшись на другой бок и накрывшись с головой одеялом, она снова попыталась уснуть, но безрезультатно – уж слишком громко играла музыка. Мисс Уоррен не знала, что это за музыка (это была песня Брюса Спрингстина «Река»), но она звучала не переставая вот уже два часа. Девушка подняла глаза к потолку и вздохнула, скорее недоуменно, чем раздраженно, поскольку все это было в высшей степени необычно. Точнее, такого вообще никогда не случалось в респектабельном квартале Палмер Корт.

Когда музыка только началась, мисс Уоррен решила, что ее соседка сверху, Энн Дэнби, устроила вечеринку. Это само по себе было необычно, но, возможно, был какой-то особенный повод – день рождения, например, или повышение по работе. Однако время шло, и мисс Уоррен обратила внимание, что из квартиры сверху не доносятся голоса людей, звон бокалов, топот ног, взрывы смеха – только громкая непрекращающаяся музыка.

Хотя мисс Дэнби была моложе остальных жильцов – по мнению мисс Уоррен, ей было лет двадцать пять, – она была совершенно под стать Палмер Корт. Мисс Дэнби хорошо одевалась, работала в серьезной конторе (хотя мисс Уоррен не знала, где именно) и всегда была вежлива и любезна, когда они встречались в подъезде. Более того, она первой платила за стрижку газона и лифтовые услуги и посещала все собрания жильцов – чего совсем нельзя было сказать об остальных обитателях Палмер Корт.

Мисс Уоррен решила, что больше не вынесет этой музыки – она поднимется к соседке и поговорит с ней. Девушка решительно встала с кровати, надела тапочки и халат и потуже затянула пояс. По дороге она мельком глянула в зеркало, затем прошествовала к двери, ведущей на пожарную лестницу. Она чуть было не отказалась от своей идеи, услышав голоса наверху и решив, что, наверное, это все-таки была вечеринка и гости наконец расходятся, но в следующую секунду узнала голос Джорджа Дэйла, соседа мисс Дэнби.

Мисс Уоррен поднялась по лестнице и толкнула дверь лестничной площадки. Джордж и Люси Дэйл, одетые в одинаковые халаты темно-синего цвета с зеленым кантом, обернулись к ней.

– Что происходит? – спросила мисс Уоррен.

– Она не открывает дверь, – ответила Люси. – Джордж стучится уже пять минут. Этот шум просто с ума сводит.

– Совсем не похоже на мисс Дэнби, – сказала мисс Уоррен. – Вы не пробовали разглядеть что-нибудь сквозь щель в почтовом ящике?

Джордж с некоторым трудом опустился на колени и осторожно наклонился к двери.

– В спальне горит свет, – сообщил он. – Господи, я чувствую себя Томом Подглядой… [5]5
  По легенде, граф Мерсийский наложил непосильный налог на жителей города Ковентри. Когда его жена, леди Годива, заступилась за них, граф сказал, что отменит налог, если леди Годива осмелится в полдень проехать обнажённой через весь город. Чтобы не смущать её, все жители закрыли ставни своих домов. Один только портной Том стал подсматривать в щёлку, и был тут же поражён слепотой.


[Закрыть]Однако никакого движения. Мисс Дэнби! Вы здесь?

Он несколько раз повторил вопрос, но ответа не было.

– Знаете, ей вообще-то нездоровилось, – сказала Люси. – Я на днях встретила ее на площадке, и она пожаловалась, что, наверное, у нее начинается грипп.

– Может быть, вызвать полицию? – предложила мисс Уоррен.

Люси с сомнением покачала головой.

– Что-то не нравится мне эта идея. Полицейские будут топтаться здесь повсюду… Может, она просто приняла снотворное и заснула под музыку?

– Если она может спать в этом шуме – она единственная, кто на это способен! – фыркнул ее муж. – Я согласен с мисс Уоррен. Думаю, нужно вызвать полицию.

– Милый, а она не обидится? – протянула Люси. – В последнее время столько пишут о ссорах между соседями…

– Мы делаем это из лучших побуждений, – уверила ее мисс Уоррен. – Мы же беспокоимся о ней.

Как и договорились, вернувшись в квартиру, мисс Уоррен позвонила в полицию. По своему обыкновению она долго извинялась, и успокоилась только когда ей сообщили, что полицейская машина уже выезжает. Мисс Уоррен продиктовала дежурному номер своего домофона, чтобы она могла встретить полицейских, когда они прибудут, и села у окна. Когда вдали показались приближающиеся синие вспышки, сердце у нее забилось. Трагедии не приветствовались обитателями Палмер Корт. К счастью, полиция хотя бы не включила свою ужасную сирену.

Встретив двух констеблей, мисс Уоррен коротко обрисовала им ситуацию.

– Никто не отвечает, говорите? – переспросил старший из них, констебль Леннон.

– Нет, причем мистер Дэйл стучал и звал несколько раз.

– Хорошо, мисс, оставьте это нам.

Пока полицейские поднимались по пожарной лестнице, их рации потрескивали от скопившегося на ней статического электричества.

– Милое местечко, – заметил констебль Кларк.

– Чтобы жить тут, денег нужно немало, – отозвался Леннон. – Приходи сюда, когда станешь начальником.

Они проделали то же, что и Джордж Дэйл, затем решили все-таки высадить дверь. Леннон, как более крепкий, три раза налег плечом на дверь, наконец, замок с треском подался и на пол посыпались деревянные щепки. Когда дверь распахнулась, звуки музыки стали еще громче. Войдя внутрь, полицейские в который раз услышали, как Брюс Спрингстин скорбно плывет «вниз по реке». Они осторожно миновали коридор, но звать не стали, понимая, что не смогут соперничать с Брюсом.

Знаком велев Кларку вырубить музыку, Леннон наблюдал, как молодой напарник пытается разобраться в панели управления дорогой акустической системы. Потеряв терпение, он просто выдернул шнур из розетки. В квартале Палмер Корт воцарилась добропорядочная тишина.

– Мисс Дэнби, вы здесь?

Полицейские прошли в спальню и обнаружили на кровати женщину в ночной сорочке, лежащую поверх одеяла с закрытыми глазами. На подушке виднелись следы рвотных масс, а сорочка промокла от пота.

– Мисс Дэнби!

Подойдя ближе, они увидели на прикроватном столике пустую бутылку из-под виски. Рядом с ней лежала пустая упаковка от лекарства.

– Милая, неужели жизнь была настолько поганой? – пробормотал Леннон, пытаясь нащупать пульс на шее.

– Она мертва, Том?

– Да, бедняга. Очередное доказательство того, что за деньги счастья не купишь.

Мужчины дружно оглядели дорогую обстановку квартиры.

– Я на таком вызове в первый раз… – сказал Кларк, глядя на тело сверху вниз. – А кажется, будто она спит.

– Смерть наступила недавно, она еще не остыла. Вот подожди, увидишь как-нибудь труп, неделю пробывший в реке или месяц пролежавший летом на полу только потому, что человек никому не был нужен…

В этот момент «труп» пошевелил головой, и Кларк от неожиданности отпрянул.

– Господи! – воскликнул Леннон. – Я же не мог нащупать пульс! Вызови «скорую». Мисс Дэнби! Мисс Дэнби, вы меня слышите?

Женщина тихо застонала.

– Давайте, просыпайтесь! Вы слышите меня, мисс Дэнби? Просыпайтесь!

– Мужчины…

– Что? Что «мужчины»?

– Все мужчины… сволочи.

– Давайте, мисс Дэнби, просыпайтесь. Не отключайтесь опять!

Голова девушки безвольно откинулась на подушку.

– Черт! Наверное, у нее забиты дыхательные пути. Такое бывает, когда человека рвет в алкогольном опьянении. Давай-ка, сынок, помоги мне.

Кларк перевернул девушку на бок, а Леннон попытался пальцем очистить рот.

– Давайте, мисс Дэнби, надо прокашляться, милая.

Мужчины изо всех сил старались восстановит дыхание, но женщина снова откинулась на подушку и лежала совершенно неподвижно.

– Может, попробовать дыхание «рот-в-рот», Том?

Кларк усердно делал искусственное дыхание по всем правилам, пока Леннон не остановил его.

– Бесполезно, сынок, она мертва. Ты сделал все что мог, но благодарить тебя уже некому. Она добилась, чего хотела. Давай-ка приведем себя в порядок, пока едет машина.

В 4.15 утра тело Энн Дэнби увезли из Палмер Корт. Мисс Уоррен, которой так и не удалось заснуть, стояла у окна, наблюдая, как застегнутый на «молнию» полиэтиленовый мешок грузят в ожидавшую во дворе машину «скорой помощи». Когда двери закрылись и машина тронулась, девушка вздохнула.

– Прощайте, мисс Дэнби, – прошептала она. – С богом!

Тело Энн Дэнби отвезли по тихим пустынным улицам в районную больницу, где ее смерть была документально зафиксирована дежурным врачом. Ночной санитар отвез ее на каталке в морг и переложил на металлический поддон в четвертом ряду третьего отсека холодильника морга. На большой палец левой ноги привязали бирку с указанием фамилии, даты и времени поступления.

Полиция не зафиксировала подозрительных обстоятельств: это было чистой воды самоубийством, но, как и во всех случаях внезапной смерти, прежде чем оформить свидетельство о смерти, нужно было провести посмертное вскрытие – без него невозможно было организовать похороны. Установление точной причины смерти являлось обязанностью полицейского патологоанатома. Организация похорон ложилась на плечи родителей Энн Дэнби, которые в этот час – в половине пятого утра – еще не знали о смерти своей дочери. Сообщить им об этом должны были полицейские, которые обнаружили тело.

– Еще один «первый раз», – сказал Леннон, когда они свернули на улицу, где жила чета Дэнби – в зеленом, усаженном деревьями пригородном районе. – Эй-эй, проснитесь, ваша дочь мертва… Господи, врагу не пожелаешь.

Кларк искоса взглянул на напарника.

– Как я понимаю, вам много раз доводилось делать такое, – осторожно сказал он.

– Больше раз, чем ты обедал, сынок. Ваш муж попал в автокатастрофу… С вашей женой случился несчастный случай… Ваш сын упал с мотоцикла… Мы обнаружили в реке тело и предполагаем, что это может быть…

– Так, может быть, вы скажете им? – с надеждой в голосе спросил паренек.

– Ладно. Ты еще успеешь…

– Слушаю, кто это? – спросил женский голос за дверью с номером двадцать восемь.

– Полиция. Пожалуйста, откройте дверь, мадам.

– У вас есть удостоверение?

Леннон просунул свое удостоверение в щель почтового ящика, и дверь открылась. Перед ними стояла невысокая женщина в ночном халате, седые волосы были забраны в сетку.

– Что-то с Джонни? – ахнула она. – Он попал в аварию, да? О господи, он…

– Нет, это не с Джонни, мадам. Можем мы войти? Ваш муж не спит?

Когда все устроились в гостиной, полицейские сообщили супругам Дэнби о смерти их дочери. Казалось, тот факт, что это было самоубийство, потряс их гораздо больше, чем собственно сообщение о смерти.

– Просто не могу поверить! – прошептал мистер Дэнби. – У Энн было все, что только можно пожелать… Ее очень ценили на работе и как раз обещали очередной раз повысить в должности. Господи, почему она решилась на такое?

– Когда вы в последний раз видели свою дочь, сэр?

Мистер Дэнби повернулся к жене, которая сидела, уткнувшись лицом в носовой платок.

– По-моему, недели две назад, – сказал он. – Она забегала к нам в перерыве на обед. У нее все было отлично. Но ты недавно вечером говорила с ней по телефону, так ведь, Элисон?

Женщина молча кивнула, затем прошептала:

– Энн сказала, что, видимо, заболевает гриппом, и возможно, ей придется взять отгул на работе. Ей это не нравилось, она всегда была очень добросовестной.