Текст книги "Порция красивого яда (ЛП)"
Автор книги: Келси Клейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Она оглядывается на меня, уголки ее губ слегка приподнимаются. Боже, все было бы гораздо проще для меня, если бы я мог злиться на нее. Но я прекрасно понимаю, что имел в виду Кэм, когда говорил, что он слаб, когда дело касается Мали. У Лейкин тот же эффект.
Мы все вместе смотрим видео, ищем что-нибудь необычное в кодировке, на которую мы смотрели последние два часа, но ничего нет. Даже когда мы видим момент, когда Кэм выхватывает у меня телефон, я понимаю, что за мной следили.
– Да, здесь ты ничего не найдешь, – говорю я. – Если бы это было так, то это было бы там.
Генри хмыкает, нажимая еще несколько клавиш. – Это бессмысленно. Чтобы заблокировать этот код или удалить его из каждого видео, нужно быть очень опытным хакером.
– Ну да, – говорю я, – одни выигрывают, другие проигрывают.
Единственное, что это мне объяснило, так это то, почему хакер, которого мы использовали в деле Монти, был взломан, а затем убит. Им что-то от него было нужно, и, как только он закончил, они от него избавились.
Вернее, заставили нас избавиться от него.
– Спасибо за попытку, Генри, – говорю я, кладя руку ему на плечо. – Я ценю это.
На самом деле, нет. Он был относительно бесполезен, и я чувствую, что зря потратил последние два с половиной часа своей жизни. Но на данный момент все так, как есть.
Генри смотрит на меня, потом на Мали. – Эм, остается вопрос оплаты.
– Что?
Мали подталкивает меня. – Ты должен заплатить человеку.
Ты, наверное, издеваешься надо мной. – За что? Он ничего не сделал!
Генри возмущается, расправляя плечи. – Я сделал твой межсетевой экран почти непробиваемым.
– От чего? От дошкольника с айпадом? – насмехаюсь я. – Убирайся отсюда на хрен.
Лейкин оборачивается с неуверенным выражением лица. – Детка, учитывая все, с чем мы сейчас имеем дело, ты действительно хочешь оказаться на плохой стороне разъяренного хакера?
Мои плечи опускаются, и я начинаю размышлять о том, действительно ли Мали нуждается в защите, которую мы ей постоянно предоставляем, пока я достаю бумажник. Ведь работать на смене в одиночку не так уж безопасно, а прогулка по темному переулку ночью? Для нее это детская забава.
– Сколько?
– Сотня, – отвечает Генри.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Мали, и она быстро отводит взгляд. Вытащив половину своих сегодняшних чаевых, я пересчитываю их, чтобы убедиться, что все правильно, и протягиваю ему.
– Вот, – говорю я, не скрывая сарказма в своем тоне. – Хорошего вам вечера.
Генри с радостью принимает их, говорит Мали и Лейкин, что был рад познакомиться с ними, а я следую за ним к двери. Когда он уходит, я наконец-то могу отказаться от этого гребаного образа хорошего парня. Я поворачиваюсь и мысленно бросаю кинжалы в Мали.
– Ну, он был милым, – говорит она.
– Он был гребаным мошенником, – говорю я ей. – О чем ты, блядь, думала? Ты не заходишь в даркнет и уж точно не приглашаешь случайных людей из него в этот чертов дом! Ты что, хочешь, чтобы тебя убили? Может, нам просто сделать это сейчас?
Она оглядывает меня с ног до головы и скрещивает руки на груди. – Это была хорошая идея, и он был очень авторитетным хакером.
– Он просто гик! – кричу я. – Этот парень не мог бы взломать доступ в публичную библиотеку.
Но, как мы уже говорили, злость друг на друга ничего не исправит. Это то, чего они хотят. Мы слабее, когда мы врозь, и если я злюсь на них, это подвергает риску всех нас.
Все было бы намного проще, если бы они не испытывали мое чертово терпение на каждом шагу.
– Возможно, это было не так уж и бессмысленно, в конце концов, – воскликнула Лейкин. – Кто-нибудь из нас проверял Райли?
– Райли? – Кэм кивает. – Я. А что?
Она нажимает пару кнопок на моем ноутбуке и перезапускает последнее видео, которое мы смотрели. – Пока все смотрели код, я смотрела видео, и не могла не заметить ее лицо, когда Хейс подошел поговорить со мной.
Мы наблюдаем за тем, как я смотрю на Лейкин и начинаю готовить ей напиток, прежде чем подойти к столу. Как только я подхожу к ней, она ставит видео на паузу и увеличивает изображение Райли. Она, конечно, смотрит на нас, но я не уверен, что это что-то доказывает.
– Я имею в виду, что, учитывая то, как она хочет залезть в штаны Хейса, я не вижу в этом ничего необычного, – говорит Кэм, высказывая мысли, которые я собирался оставить при себе.
Лейкин кивает и берет свой телефон. – Да, но посмотрите на фон этой фотографии с моего дня рождения.
Она показывает нам фотографию, сделанную Мали в тот момент, когда пробило полночь, а на заднем плане стоит Райли с тем же выражением лица.
– Она выглядит так, будто хочет моей смерти, – говорит Лейкин.
Выражение лица Мали говорит о том, что ее эго растет по мере того, как мы разговариваем. – Мне никогда не нравилась эта сучка.
Я закатываю глаза и обращаю внимание на Лейкин. – Детка, я все понимаю. Я правда понимаю. И мы будем иметь это в виду, но я не думаю, что это Райли. Правда, не думаю.
– Извини, сестренка, – говорит Кэм. – Я должен согласиться. Она хочет его. Уже больше года безрезультатно. Я не ожидаю, что она когда-нибудь будет счастлива, глядя на вас двоих. Особенно когда он смотрит на тебя так, как смотрит. Боже, даже меня тошнит от этого.
Я показал ему средний палец, прежде чем протянуть руку Лейкин. – Давай. Идем спать.
Она не выглядит убежденной, но все равно кивает, закрывает компьютер и идет со мной. Перед тем, как мы достигаем лестницы, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Мали.
– Кстати, ты должна мне сотню, – говорю я ей.
Нельзя отрицать, что она не в восторге от этого, но она все понимает и кивает.
Мы с Лейкин поднимаемся в нашу комнату, и как только мы заходим внутрь, я закрываю дверь. Наконец-то я чувствую, что могу отпустить часть стресса последних нескольких часов. Повернувшись, я снова беру Лейкин за руку и поворачиваю ее так, чтобы она оказалась лицом ко мне.
– Детка, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие.
Она вздыхает. – Я знаю, что ты собираешься сказать, но ты должен знать, что это была идея Мали, и я не знала об этом, пока он не приехал.
– И ты не подумала сообщить мне, что какой-то случайный парень пришел к нам домой? – спрашиваю я. – Да ладно, Лей. Ты же намного умнее этого.
Она опускает голову и кивает. – Прости. Я просто так надеялась, что это сработает. Вы же собирались использовать хакера, пока не поняли, что он мертв.
– Это был настоящий хакер. Тот, который не ходит по домам, потому что он легальный.
Она вздрагивает от моего тона, и я снова сдерживаю свой гнев, прижимаясь поцелуем к ее лбу.
– Я не сержусь на тебя, Лей, – говорю я ей. – Но мне нужно, чтобы ты была осторожнее. Потерять тебя снова – значит уничтожить меня, а жить без тебя я больше не намерен. Так что больше никакого даркнета и никаких незнакомцев, входящих в эту дверь. Хорошо?
Кивнув, она обхватила меня за талию и положила голову мне на грудь, и я выдохнул, потому что это то, что мне было нужно.
Это то, в чем я всегда нуждаюсь.
Она.
26

Позвольте заметить, что я законченная лицемерка. Я признаю это, и я это понимаю. Всего пару дней назад я читала Хейсу лекцию о важности сна, и вот я уже допоздна занимаюсь исследованиями, а он спит рядом со мной.
Добро пожаловать в сумеречную зону.
По какой-то причине я не могу выбросить из головы выражение лица Райли. Это не был типичный ревнивый взгляд. В нем было что-то более темное. Что-то более зловещее. Я знаю, что Кэм и Хейс уверены, что это не она, но я не совсем уверена в этом, и не думаю, что Мали тоже.
Так что не помешает взглянуть на вещи еще раз.
Я прохожу через весь процесс, который мы создали, начиная с ее социальных сетей. На самом деле, там не так уж и много. Нет фотографий с друзьями или семьей. У нее нет своего TikTok, но она ведет его для бара. Конечно, в основном это видео с Кэмом и Хейсом, поскольку это все, что люди хотят видеть. Редкие ролики с приготовлением напитков не набирают и половины просмотров. Единственный Instagram, который я могу найти, содержит всего шесть фотографий, и последняя из них была опубликована несколько лет назад, так что он, по сути, мертв.
Я перехожу к фотографиям из ежегодника, истории работы и другим вещам, но это трудно, потому что она лишь немного моложе парней. Она только-только вступила во взрослую жизнь. Здесь мало что можно найти, если только вы не относитесь к тем людям, которые выкладывают всю свою жизнь в Интернет.
К коим Райли явно не относится.
Становится понятно, почему Кэм смог вычеркнуть ее из списка. С ней не так уж много связано. И мне ничего не остается, как проглотить свою гордость и признать, что они были правы. Не похоже, что Райли – наш преследователь.
Но это не значит, что она мне нравится.
Я имею в виду, кто бросает грязные взгляды за то, что кто-то разговаривает со своим мужем? Шлюха, разрушающая семью, вот кто.
Но то, что Кэм и Хейс так быстро исключили ее, меня беспокоит. Не то чтобы я думала, что что-то происходит. Я знаю лучше. Но это напоминает мне, как я вела себя, когда один из них предположил, что за всем этим стоят родители Монти. Я сразу же исключила их, а теперь думаю, что не стоит вычеркивать никого из списка, пока они не будут тщательно изучены.
Я начинаю с его мамы, и, конечно, поскольку она жена сенатора, в Интернете о ней можно найти массу информации. На это у меня уходит несколько часов, но я прочесываю большую часть информации. Это трудно, потому что большинство СМИ, похоже, копируют и вставляют то, что говорят другие, и переставляют пару слов местами, так что каждую статью приходится читать дважды, но я не вижу в ней ничего такого, что бросилось бы мне в глаза.
Затем я перехожу к отцу Монти. Сенатор Роллинз. Если бы кто-нибудь узнал, что я ищу его, люди бы потребовали, чтобы мою голову насадили на пику. Его любят в обществе, и мало кто может сказать о нем что-то плохое. Но, как я уже сказала, я не исключаю никого, основываясь только на веских доказательствах или их отсутствии.
Прокручивая все результаты, я переключаюсь на вкладку "Изображения" и просматриваю их там. Это гораздо приятнее для глаз, и в любой статье, рисующей его в положительном свете, не окажется фотографии, на которой он улыбается.
За исключением, может быть, этой.
Это фотография Джеремайи Роллинза, та самая, которая использовалась для его предвыборной кампании в сенаторы, но эта фотография была осквернена. Его глаза окрашены в красный цвет, а на макушке нарисованы дьявольские рога – как будто вы нарисовали в своем выпускном альбоме человека, которого ненавидели больше всего на свете. Вот только немного удивительно видеть такое на странице СМИ.
Я нажимаю на ссылку и провожу глазами по экрану, читая статью.
Похоже, что сенсационная история с потенциальным сенатором все-таки не состоится. Наш информатор, оказавшийся бывшей главной помощницей г-на Роллинза Терезой Холландер, говорит, что у нее изменилось мнение. Что в политике означает, что ей заплатили. Ну что ж. Мы остаемся при своем мнении о политике, и если мы правы, то это лишь вопрос времени, когда кто-то еще выйдет на свет в поисках своего вознаграждения.
Все это выглядит достаточно невинно. Подобные кампании не редкость, особенно во время столь важных выборов. Но когда я прокручиваю страницу вниз и вижу статью, связанную с этой, я хмурю брови.
В верхней части экрана – фотография молодой женщины, выходящей из офиса в слезах. Согласно статье под ней, она ушла внезапно. Судя по всему, у них все было замечательно. Идеальная команда, которая планировала вместе захватить власть в мире бизнеса. Но в один прекрасный день они перестали быть таковыми.
Какая-то часть меня задается вопросом, не был ли он с ней жестоким. В конце концов, женщина на этом этапе своей карьеры, вероятно, уже прошла через свою долю критики. Я представляю, как много нужно сделать, чтобы она покинула офис в слезах. И если у него есть опыт насилия, то, возможно, потеря сына подтолкнула его к этому.
Возможно, это не самая надежная зацепка, но это то, на что можно опираться, когда у нас больше ничего нет.

На то, чтобы убедить ребят в том, что я не сошла с ума и что, возможно, пойти к женщине домой и попросить ее поговорить со мной – не пустая трата времени. И еще больше времени уходит на то, чтобы убедить их, что им не стоит ехать со мной и Мали.
Я понятия не имею, с чем мы здесь имеем дело. Но что я точно знаю, так это то, что ты либо дерьмовый человек, либо находишься в очень плохом положении, чтобы продавать историю прессе. Особенно если речь идет о чьей-то кампании. Судя по всему, пока все не закончилось, Джеремайя и Тереза были сильной командой, и я хочу знать, что заставило ее превратиться из правой руки Джеремайи в почти что помощницу в атаке на его кампанию.
И что это была за история, которую она собиралась продать?
После долгих уговоров и обещания постоянно держать их в курсе событий мы с Мали наконец-то получили разрешение. Хотя, возможно, это произошло потому, что я указала на то, что, по крайней мере, я рассказала им об этом, а не просто пошла и сделала это.
Намекало ли это на то, что я поеду независимо от того, нравится им это или нет? Да, конечно. Есть разница между защитой и контролем, и я не сука.
Я быстро целую Хейса и бросаюсь к двери, пока он не передумал и мне не пришлось идти за его спиной.
– Люблю тебя! – кричу я, таща за собой Мали.
Он ворчит себе под нос, но я не задерживаюсь, чтобы выяснить, что он сказал.
У меня есть зацепка для расследования.

Дом найти достаточно просто. Когда ты присматриваешься к любому, кто хоть раз взглянул в твою сторону, узнать адрес – проще простого. Это милое местечко с небольшим крыльцом и садом перед домом. Я не могу представить себе ничего, кроме счастливой жизни здесь. А внутри все пахнет печеньем, которое печется в духовке.
– Что ты ей скажешь? – спрашивает Мали.
– Я просто буду умолять ее поговорить со мной.
– А если она не захочет?
Я хмыкнул, удивляясь, зачем я взяла ее с собой. Ах да, ведь альтернативой были Хейс или Кэм. – Я не приму отказа.
Выйдя из машины, Мали последовала за мной. – Как скажешь, Нэнси Дрю.
Понятно, что она не верит в меня, но разве это что-то новое? Меня всю жизнь недооценивали, и я не думаю, что это прекратится в ближайшее время. Но сейчас я полна решимости докопаться до истины, пока она не уничтожила меня и всех, кто мне дорог.
Мы подходим к двери, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, прежде чем постучать. Мое сердце бешено колотится. Мысль о том, что она может захлопнуть дверь прямо у меня перед носом, не покидает меня, но я должна попытаться.
Проходит минута, но наконец дверь приоткрывается, и из нее выглядывает та самая женщина с фотографий, которые я видела. – Чем могу помочь?
– Привет, – мило говорю я. – Меня зовут Лейкин, а это моя подруга Мали. Мы просто хотели спросить, можем ли мы поговорить с вами минутку? Речь идет о Джеремайе Роллинзе.
– Извините, я не общаюсь с представителями СМИ, – говорит она.
Но прежде чем она успевает закрыть дверь, я спешу заговорить снова. – Мы не СМИ. Я обещаю.
Тереза скептически осматривает нас обеих. – Тогда почему вы хотите поговорить о Джере?
Джер. Это довольно интимный способ обращения к своему бывшему боссу. Большинство людей называли бы его сенатором Роллинзом или даже мистером Роллинзом.
– У нас просто есть несколько вопросов, – говорю я ей. – Пожалуйста? Я бы не пришла сюда, если бы не была в полном отчаянии.
Я стою перед женщиной, которую никогда раньше не встречала, в надежде, что она сможет сказать мне что-то, что положит конец всему этому. Должно быть, она видит испуганную девушку, которая скрывается под поверхностью моей стойкости, потому что она вздыхает и открывает дверь дальше.
– Ты в порядке?
Я не могу ответить на этот вопрос, но если откровенность поможет нам получить ответы, я готова дать ей все, что смогу. – Пока да, но все может измениться, если мы не найдем то, что ищем. Видите ли, мы с Мали дружили с Монтгомери Роллинзом, и поскольку мы оставили его в доках в ночь его смерти, кто-то угрожает нам. Они обвиняют нас в его смерти.
Сочувствие наполняет ее глаза. – Это ужасно. Монтгомери утонул. Это не ваша вина.
Я резко сглатываю. – Мы просто хотели бы задать вам несколько вопросов. Посмотрим, сможем ли мы выяснить, кто мог это сделать, или хотя бы исключить некоторых людей.
– Хорошо, – соглашается она. – Заходите.
Когда мы заходим внутрь, я слышу голос Хейса, который читает мне лекцию о том, что не стоит входить в дом незнакомца, но именно поэтому его здесь нет. Если я хочу получить ответы на интересующие меня вопросы, мне нужно сделать так, чтобы эта женщина чувствовала себя максимально комфортно, а что может быть лучше, чем ее собственный дом?
Интерьер выглядит именно так, как я и предполагала: обои вместо краски, обшивка лестницы. Он напоминает мне дом моей бабушки, когда я была маленькой. Даже на посудном шкафу в углу стоят такие же безделушки.
– Ваш дом восхитителен, – говорю я ей, когда она ведет нас дальше в гостиную.
– О, спасибо, – отвечает она. – Это дом моей мамы. Я жила у нее, когда она болела, а когда она умерла, я просто не могла заставить себя уйти.
– Ну, мне нравится. Очень уютно.
Мы втроем садимся в гостиной, и она понимает, что ее чашка пуста. – Ой, простите. Как грубо с моей стороны. Не хотите ли вы обе чего-нибудь выпить?
Мы с Мали в унисон покачали головами, пробормотав слова благодарности за ее предложение. Достаточно того, что я нахожусь в ее доме. Если Хейс узнает, что я выпила то, что она мне дала, то он будет требовать, чтобы меня поместили под стражу по причине невменяемости.
Тереза уходит на кухню, чтобы налить себе еще выпить, а когда возвращается, садится и тепло улыбается нам.
– Извините, что я была такой замкнутой, – говорит она. – В прошлом средства массовой информации не были так добры ко мне.
Она не лжет. – Я это заметила. Но меня удивило то, что все изменилось почти мгновенно, как только вы перестали работать на мистера Роллинза.
Она грустно кивает. – Да. Я не думаю, что люди понимают, насколько жестокими могут быть их слова. Особенно в такой публичной форме, когда миллионы людей читают это и верят в то, что о тебе говорят. И самое ужасное, что все это неправда.
– Так вот почему вы собирались продать историю прессе во время его кампании в сенаторы?
– Отчасти. Да. – Она делает паузу, чтобы отпить глоток чая. – Я хотела рассказать правду о том, что между нами произошло, и восстановить свою репутацию.
– А правда ли, что вам заплатили за молчание?
– Я бы сказала, что это не совсем так. Да, я получила деньги, но меня не подкупили. Я ничего не имею против Джера. Больше всего вреда нанесла его жена.
Мои брови удивленно поднимаются. – Правда? Она всегда казалась такой милой.
– Ну да, – вздыхает она. – Я не могу винить ее за то, что я ей не нравлюсь. Мне бы тоже не понравилась женщина, которая спит с моим мужем.
Ох, ничего себе.
– У вас двоих был роман? – спрашивает Мали.
Тереза кивает, и по ее лицу я вижу, что ей стыдно за это, но какие-то остаточные чувства все же присутствуют. – Когда работаешь с кем-то в таком тесном контакте, легко допустить, чтобы границы были пересечены. Джер был самым милым человеком, которого я когда-либо встречала. И до сих пор им остается, если честно. Когда он узнал, что я собираюсь продать историю о нашем романе, именно он и появился. Он узнал, что его жена занесла меня в черный список, и я не смогла найти другую работу. Он был так разочарован в ней. Он уверял меня, что ничего не знал, и я верю, что это действительно так. У нее хорошо получается изображать из себя идеальную жену, оказывающую поддержку. Он дал мне достаточно денег, чтобы оплатить счета, и сказал, что если я все еще хочу продать эту историю, то это мое право. Но я не смогла бы жить с собой, если разрушу его шансы на пост сенатора.
– Похоже, что вы все еще испытываете к нему сильные чувства, – признаю я.
Она смотрит на свои колени и улыбается, словно вспоминая счастливое воспоминание. – Он был любовью всей моей жизни.
Я была на ее месте, когда приходилось жить без человека, за которого ты отдала бы все, чтобы провести с ним вечность. И скажу я вам, это не то, чего я пожелала бы своему злейшему врагу.
– Вы не возражаете, если я спрошу, почему все закончилось? – осторожно спрашиваю я.
Она не сразу отвечает. Мы не просто так хороним подобные эмоции, и когда их приходится откапывать, с ними трудно справиться.
– Я забеременела, – признается она. – Джер и его жена уже несколько лет безуспешно пытались завести ребенка. А тут я забеременела, потому что порвался презерватив. Я думала, что он будет счастлив. Я поверила ему, когда он сказал, что в нужный момент он уйдет от жены ко мне. Но в итоге она забеременела примерно в то же время, что и я, и когда дело дошло до драки, он выбрал ее.
Моя челюсть практически упала на пол. Эта женщина отнюдь не невинна. Она спала с женатым мужчиной и знала, во что ввязывается. Но она была влюблена, а это имеет свойство затуманивать разум.
– Он дал мне денег на аборт, – продолжает она. – И еще столько же, чтобы я могла прожить какое-то время. Но я не могла заставить себя сделать это. Я была воспитана в убеждении, что аборт – это неправильно, а этот ребенок был сделан по любви. Поэтому я не стала прерывать беременность. Признаюсь, что часть меня, наверное, надеялась, что он передумает, но когда я увидела фотографию его счастливой семьи на первой странице газеты, я поняла, что шансов на это нет.
– Должно быть, это было так тяжело для Вас, – сочувственно говорю я. – Как вы смогли это пережить?
Она пожимает плечами. – Я была беременна. Пройти через это было единственной возможностью.
– Значит, вы были матерью-одиночкой?
– Я пыталась. Но, как я уже сказала, миссис Роллинз нанесла непоправимый вред. Никто не хотел брать меня на работу, а деньги, которые Джер дал мне, уже давно закончились. Я не могла обеспечить своего ребенка, поэтому приняла самое трудное решение в своей жизни. В шесть месяцев я отвезла ребенка в больницу и ушла.
Мне неловко приходить к ней в дом и заставлять ее заново переживать самое болезненное время в ее жизни. Судя по тому, как она говорит об отце Монти, я не думаю, что в нем есть хоть одна жестокая косточка. Однако мне хочется побольше узнать о его матери. Я всегда считала ее милейшей женщиной, но, как показывают факты, я не тот человек, которому можно доверять, когда речь идет о суждениях относительно характера.
– Ты когда-нибудь искала его? – спрашивает Мали.
Она качает головой. – Нет. Я думаю, что она сейчас примерно твоего возраста, но я никогда не пыталась ее искать.
Мое сердце замирает. – Значит, это была девочка?
Кивнув, она потянулась к столу рядом с собой и взяла пыльную фотографию в рамке, сдув ее. – Это было всего за несколько недель до того, как я ее отдала.
Я беру фотографию, и моя кровь становится ледяной. Ребенок на этой фотографии выглядит почти так же, как на снимке, который я видела в Instagram Райли, – вплоть до родимого пятна на правом виске. Если она сводная сестра Монти, то это дает ей много поводов для того, чтобы отомстить за его смерть.
– Вообще-то, я бы не отказалась от стакана воды, если ты не против, – говорит ей Мали.
Она улыбается. – Конечно, дорогая.
Пока Тереза встает и идет на кухню, я делаю снимок на телефон. Не идеально, но сойдет. Когда я закончила, мы с Мали переглянулись, и я поняла, что она думает о том же, о чем и я.

В итоге мы пробыли у нее больше часа, просто разговаривая с Терезой на разные темы. Она очень милая, и у меня сложилось впечатление, что она одинока, что объясняет, почему она вывалила столько информации, как только начала говорить. Она живет в своем доме, чтобы избежать внимания прессы, и даже не может встретиться с людьми с работы, потому что миссис Роллинз так хорошо постаралась, чтобы ее больше никто не взял на работу. Думаю, ей просто было приятно, что есть с кем поговорить, поэтому мы оставались с ней столько, сколько могли.
Мы с Мали обнимаем ее на прощание, и она машет нам рукой из дверного проема, когда мы садимся в мою машину. Как только мы отъезжаем от дома и выезжаем на улицу, я практически кричу.
– О Боже!
– Я знаю! – соглашается Мали.
– Как ты думаешь, Монти знал?
Она пожимает плечами. – Если и знал, то никогда не говорил мне об этом. Он делал вид, что в его семье все идеально. Единственное, на что он жаловался, так это на то, что не хочет идти в политику, как его отец.
Я делаю глубокий вдох. – Мэл, если у Монти была сводная сестра примерно нашего возраста, то есть шанс, что мы не ошиблись насчет Райли.
– Да, но как мы собираемся убедить в этом ребят? У нас нет способа доказать, что это она.
Я потянулась за спину и достала расческу, которую украла, когда мы ходили в ванную. – Правда?
Глаза Мали загораются, когда она берет ее у меня, и она видит все пряди волос, прикрепленные к расческе, причем некоторые из них все еще с корнем. – К черту Шерлока Холмса. Ты мой новый любимый детектив.
Остается только надеяться, что Хейс и Кэм не будут нам мешать.

Ладно, они точно не впечатлены. Хейс, похоже, больше зациклился на том, что мы зашли внутрь, а Кэм провел с Мали целую лекцию о том, как легко эта женщина могла подсыпать наркотики в ее напиток, даже если это была вода. Его не волнует, что бутылка была запечатана, и мы быстро понимаем, что с ними невозможно договориться.
– Может быть, вы просто послушаете меня хоть одну чертову минуту? – умоляю я. – Вы должны нам поверить. Тереза была беременна ребенком сенатора Роллинза! Это значит, что у Монти где-то есть сводная сестра. И мы с Мали думаем, что это Райли.
Кэм закатывает глаза, а Хейс выглядит уставшим от всего этого. – На каком основании? То, что они обе девочки, родившиеся примерно в одно время? Эти две вещи исключают примерно половину населения, и это при том, если она вообще живет в Северной Каролине.
Я протягиваю руку к телефону Мали и открываю фотографию из Instagram с надписью: «Единственная детская фотография, которая у меня есть, но, по крайней мере, я знаю, что была очаровательной». На своем я открываю фотографию ребенка Терезы. Держу их рядом, и сходство просто поразительное.
– Скажи мне, что эти двое не похожи на одного и того же ребенка.
Хейс на секунду бросает на них взгляд, но все равно не подает виду, что его что-то смущает. – Это ребенок, Лей. Все дети похожи на других детей.
Это начинает раздражать. – Почему ты так упорно защищаешь ее?
– Нет, но я также не собираюсь обвинять нашего единственного сотрудника в том, что она – псих-преследователь, который живет, чтобы мучить нас, на основании чего-то, что может быть просто совпадением, – говорит он.
– Ты хочешь поговорить о совпадениях? – возражаю я. – Это не просто совпадение, что где-то там есть сводная сестра Монти. Этого не может быть.
– Скорее всего, он даже не знал о ней, – рассуждает Хейс. – Господь свидетель, этот парень был воплощением синдрома единственного ребенка.
Отойдя на секунду, я поворачиваюсь и поправляю волосы. Я понимаю, о чем он говорит. Им потребовалось время, чтобы найти кого-то, кого они хотели бы нанять, а Райли прекрасно справляется со своей работой на данный момент. И по большей части она их очень поддерживает. Она всегда приходит на работу и оказывает им дополнительную помощь, когда это необходимо. Она может быть занозой в моем боку, но не для них. Но все же я не могу избавиться от ощущения, что не должна этого допустить.
Я делаю несколько глубоких вдохов и поворачиваюсь лицом к Хейсу, зная, что у меня больше шансов убедить его, чем Кэма.
– Детка, послушай, – говорю я спокойно. – Мне нужно, чтобы ты мне доверял. Мы оказались в этой ситуации, потому что я не поверила тебе, когда у тебя возникло плохое предчувствие. Я должна была с самого начала прислушаться к твоим словам о Монти, но я этого не сделала. Из-за этого мы оказались здесь, и это чуть не разрушило нас.
Я делаю шаг к нему и обхватываю его шею руками, глядя ему в глаза, чтобы он понял, как это важно для меня.
– Пожалуйста, не совершай ту же ошибку, что и я.
27

Стресс имеет свойство настигать вас. Когда вы так долго переживаете что-то, это лишь вопрос времени, когда это начнет вас ломать. И, скажем так, звонок от врача, который сказал, что нужно увеличить дозу обезболивающих препаратов для моей мамы, не улучшил ситуацию.
Я волнуюсь за нее.
Я волнуюсь за нас.
И нет ничего хорошего в том, чтобы идти по улице и гадать, не является ли каждый, кто смотрит в твою сторону, человеком, вызывающим у тебя такое душевное смятение.
Я прислоняюсь к углу бара, откидываю голову назад и закрываю глаза. Какая-то часть меня задается вопросом, будет ли преследовать меня дерьмо, если я попытаюсь уехать в отпуск. Появится ли записка в моем гостиничном номере? Не окажется ли моя арендованная машина настроенной на самоуничтожение?
Как будто это вообще возможно. Я никогда не брошу маму. Даже Девин трудно с этим смириться. Она звонит мне при каждом удобном случае, но этого недостаточно. А ежедневные видеозвонки с мамой – это не то.
Это еще одна причина, по которой я так стараюсь разобраться с этим дерьмом – чтобы мама и сестра могли проводить больше времени вместе. Меня убьет, если мне придется держать ее на расстоянии до конца жизни моей мамы. Конечно, я просто пытаюсь обезопасить Девин, но это несправедливо по отношению к ним обеим.
– Все в порядке?
Я подпрыгиваю от звука ее голоса и, открыв глаза, вижу стоящую передо мной Райли. – Черт, ты меня напугала.
Она тихонько смеется. – Извини. Просто ты выглядишь немного напряженным.
– Да, – признаю я.
Она выглядит обеспокоенной. Она искренне беспокоится о моем благополучии. – Я могу чем-нибудь помочь?
Я качаю головой. – Нет, но спасибо. Просто личное дерьмо.
Она прислонилась боком к стойке, выглядя так, будто хочет, чтобы я ей доверился. Я думаю о том, что сказала Лейкин – как она считает, что Райли может стоять за анонимными сообщениями и всеми этими мучениями, но я все еще не вижу этого. Я знаю ее уже больше года, и она никогда не давала мне повода не доверять ей. Я никогда не стану тем, кем она хочет меня видеть, но она отличный сотрудник, и я даже считаю ее другом.
Но Лейкин тоже считала Монти своим другом.
– Знаешь, я неплохо разбираюсь в личном дерьме, если ты дашь мне шанс, – говорит она мне.
Я усмехаюсь. – Это правда?
– Да, – улыбается она. – Я серьезно. Положись на меня.
Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. Я не могу рассказать ей о том, что происходило, так что, наверное, буду просто придерживаться более безопасной темы.
– Ну, моя мама умирает от рака, – говорю я. – Так что это отстой.








