Текст книги "Порция красивого яда (ЛП)"

Автор книги: Келси Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Хейс достает из кармана свой телефон и открывает его, прежде чем передать мне. – Я получил это на обратном пути.

У тебя это хорошо получается. Практика помогает достичь совершенства, верно?

– Господи, – проворчала я себе под нос, передавая телефон Мали. – Я полагала, что они будут следить за тобой.

Он пожимает плечами. – Я бы предпочел, чтобы они следили за нами, а не находились рядом с тобой.

Вот он – защитник Хейс, которого я знаю. Именно такие мелочи дают мне надежду на то, что мы будем вместе. Маленькие моменты, когда он показывает мне, что еще не совсем отпустил нас.

Хейс садится на диван и жестом приглашает меня сесть рядом с ним. Я охотно соглашаюсь, Мали занимает кресло, а Кэм садится на пол, опираясь руками на журнальный столик.

– Итак, кто может быть подозреваемым? – спрашиваю я.

Мали хмыкает. – Я бы первым делом подумала на Монти, но он мертв. – Она делает секундную паузу и смотрит между Хейсом и Кэмом. – Он ведь мертв, да? Как мертвый, мертвый?

– Да, – отвечают они в унисон, но Хейс продолжает. – Он был с нами на лодке в течение получаса, прежде чем мы выбросили его тело в океан. Он мертв, мертв.

Она кивает, принимая этот ответ и двигаясь дальше.

– А что насчет мамы Монти? – предлагает Кэм. – Лей, ты ведь ходила к ней на обед?

– Да, но я не думаю, что она вообще способна на такое, – отвечаю я. – Она избалованная, но милая домохозяйка.

– И убитая горем мать, – добавляет Хейс. – Есть ли что-нибудь, что ты могла сболтнуть или ляпнуть? Разве ты не была в ее доме, когда получила сообщение?

– Была, но, честно говоря, я не думаю, что это была она.

Кэм не выглядит убежденным. – Честно говоря, я не думал, что мой лучший друг может совратить мою младшую сестру, так что простите меня, если я внесу ее в свой список, несмотря ни на что.

Я поворачиваюсь к Хейсу, ухмыляясь. – Слышишь? Ты развратил меня.

Он закатывает глаза, но я вижу намек на улыбку, которая прячется под поверхностью.

– Знаешь, это может быть не мама Монти, – говорит Мали, – но это может быть кто-то из персонала.

Это первая разумная вещь, которую она сказала за весь день. – В этом есть смысл. У них был бы доступ ко всему, что делал Монти, и мотив для мести.

– Ты действительно думаешь, что человек, делающий все это безумное дерьмо, является сотрудником какой-нибудь богатой семьи? – цинично спрашивает Кэм.

– Если бы это была любая другая богатая семья, я бы сказала, что нет, – объясняет Мали. – Но Джеремайя нанимает только людей со степенью бакалавра и навыками работы в службе безопасности. Неважно, кто ты – шеф-повар или чертов садовник. Этот человек не будет шутить.

Ладно, по крайней мере, у нас есть хоть какая-то потенциальная зацепка.

Кэм выдвигает идею Лукаса из-за его бесконечной любви ко мне, но мы быстро исключаем его. Если бы это был он, он бы заставил Хейса уехать, чтобы я была предоставлена сама себе, или просто посадил бы его в тюрьму.

– А как насчет Айзека? – предлагаю я.

Судя по их лицам, они все согласны, что это возможно, но есть одна проблема.

– Он, наверное, самый вероятный подозреваемый, но никто из нас не видел его уже много лет, – говорит мне Кэм. – Насколько я знаю, он до сих пор живет где-то в захолустье, играя в хоккей.

Ладно, справедливо. Но моего предположения об Айзеке достаточно, чтобы завести речь о его брате.

– Крейг? – Хейс поворачивается ко мне. – Ты вообще что-нибудь слышала о нем?

Я фыркнула. – Даже ты не мог со мной связаться. Ты думаешь, Крейг мог? Думаешь, я сделала для него исключение?

Он усмехается и признает свое поражение. – Верно подмечено.

Пока мы пытаемся вспомнить, кто мог бы нас преследовать, тишину прорезает сигнал автомобильной сигнализации, раздавшийся снаружи. Мы все переглядываемся, прежде чем выскочить за дверь. Это соседская машина, но, поскольку фары мигают вместе с сигнализацией, они освещают место, где припаркованы наши машины.

– Кэм, включи наружный свет, – говорит ему Хейс.

Он подходит и протягивает руку к двери, включает свет, и только тогда мы имеем возможность – это увидеть.

На каждой из наших машин краской из баллончика написаны разные слова.

На машине Мали написано «ПРЕДАТЕЛЬ».

На моей – «ПРОДАЖНАЯ».

У Хейса – «ЛЖЕЦ».

Но больше всего настораживает надпись на машине Кэма – «УБИЙЦА».

– Как, блядь, мы не заметили, что они были прямо на улице? – паникует Хейс.

Кэм тяжело вздыхает. – Я не знаю. Мы все очень вымотались после сегодняшнего дня.

Нам не нужно было произносить это вслух, чтобы понять, что они могли подслушивать. Слышали каждое наше слово, когда мы пытались понять, кто они такие. Хотя, опять же, когда это не так?

Когда я смотрю на новые рисунки на наших машинах, у меня что-то щелкает. – Ну, мы можем исключить Айзека и Крейга.

– Что? Почему? – спрашивает Хейс.

Я киваю в сторону машин. – Они не знают, какая из них твоя, а какая Кэма. Смотри. Они написали «Лжец» на твоем грузовике и «Убийца» на джипе Кэма.

Все внезапно становится напряженным, когда Кэм бросает взгляд на Хейса. – Ты, блядь, еще не сказал ей?

– Что не сказал?

Хейс вздыхает. – Нет, потому что в этом нет никакого смысла!

– Ладно, почему бы нам не вернуться в дом, пока твои соседи не узнали о том, о чем они не просили, – предлагает Мали.

Мы вчетвером возвращаемся в дом, и Кэм явно взбешен, но он будет не единственным, если я не получу ответы в ближайшее время.

– Одному из вас лучше начать говорить прямо сейчас, – требую я.

Кэм смотрит на Хейса. – Ты должен ей сказать.

– Зачем? Какой в этом смысл? Все уже сделано.

– Потому что она заслуживает того, чтобы знать! – кричит он на него.

Очевидно, что Хейс не собирается говорить мне, поэтому Кэм вскидывает руки вверх и бросает бомбу, которую я никак не ожидала услышать.

– Хейс не стрелял в Монти в ту ночь, – начинает он.

– Кэм, не надо! – Хейс пытается остановить его, но Кэм делает признание, не дав ему даже шанса.

– Это сделал я.

18

Моя челюсть практически лежит на полу, когда я смотрю на своего брата. В моей голове то и дело мелькали мысли о том, не застрелил ли Хейс Монти специально, но он не мог этого сделать. Он даже не стрелял в него.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

Его глаза на секунду закрываются, и он вздрагивает, как будто вспоминая момент выстрела. – Это был несчастный случай. После того как мы получили доказательства того, что он снимал вас с Мали, мы пытались прижать его к стенке, чтобы он уехал из города. Сначала он вел себя так, как будто собирался достойно принять поражение, но потом достал пистолет.

– Сначала он направил его на Хейса. Он говорил о том, что он тебя не заслуживает и что ты должна быть с таким человеком, как он. Но что-то укусило его за ногу, и это отвлекло его достаточно надолго, чтобы Хейс смог выхватить у него пистолет.

Хейс возвращается на диван, опускает голову на руки, но мне нужно это услышать.

Все это.

– Как только он отобрал у него пистолет, он бросил его мне, и я направил его на Монти. Хейс сказал ему, что все кончено, и что если он не оставит тебя и Мали в покое, то мы покажем тебе видеозаписи, и тогда ты все равно не захочешь иметь с ним ничего общего. Но потом я услышал крик Мали, и это меня напугало.

– И это заставило тебя нажать на курок, – закончила я за него.

Черт возьми. В этом столько смысла. У Хейса не было причин корить себя за смерть Монти, потому что он не был тем, кто это сделал. Он просто помог убрать место преступления.

Развернувшись лицом к Хейсу, я смотрю ему в глаза. – Я не понимаю. Почему ты сказал, что застрелил его?

– Он был еще на испытательном сроке, Лейкин. И его криминальное прошлое не отличалось особой чистотой, – объясняет он. – Если бы что-то пошло не так и нас поймали, у него не было бы ни единого шанса.

– Но ты мне солгал! – кричу я, чувствуя, что моя ярость растет с каждой минутой. "Ты позволил мне поверить, что это был ты!

– Я должен был.

– Чушь собачья! Ты мог бы мне сказать!

– Нет, не мог! – прорычал он в ответ. – Потому что, если бы все пошло прахом, и нас схватили бы за это, тебе пришлось бы выбирать между мной и своим братом! Я не собирался подвергать тебя такому испытанию!

Я насмехаюсь. – Значит, позволить мне думать, что ты мог кого-то убить, было для тебя лучшим вариантом?

Из него вырывается сухой смешок. – Это все ты. Я не виноват, что ты в меня не верила.

– О, отвали! Я знала, что ты не стрелял в него специально! Ты можешь быть мудаком, но ты не убийца. – Я останавливаюсь, качая головой. – Но ты мне солгал.

Он встает, вышагивая по полу гостиной. – Не надо мне этого дерьма. Ты тоже солгала! Ты не сказала мне ни о сообщениях, ни об угрозах, ни о том, что собиралась уйти из моей жизни!

– Это было другое! – У меня закипает кровь. – Если бы я знала, что ты не нажимал на курок, я бы, может быть, вообще не ушла!

– Ты думаешь, я этого не знаю? Что я об этом не думал? – кричит он. – Это мучило меня первые три месяца, пока тебя не было! Но даже если бы я мог вернуться, я бы все равно тебе не сказал! Мы женаты, а значит, по закону они не могут заставить тебя свидетельствовать против меня. Но то же самое не относится к Кэму. Этот закон не распространяется на братьев и сестер. Ненавидь меня за это, сколько хочешь, но я защищал Кэма и защищал тебя!

– И что, по-твоему, означал мой уход? – кричу я, наконец-то достигнув предела. – Я защищала тебя!

Кэм и Мали смотрят с широко раскрытыми глазами на то, как ссора, копившаяся последние несколько недель, наконец-то разгорается, и понимают, что ничего не могут сделать, кроме как позволить этому случиться. Этого давно следовало ожидать, и ничего не получится, пока мы не разберемся с этим дерьмом. Но, учитывая то, как это происходит, я не знаю, останется ли от нас что-нибудь к концу.

– Ладно, – говорит Хейс через минуту, но в его тоне звучит яд. – Допустим, эти два фактора уравновешивают друг друга. По этой части мы квиты.

Он делает пару шагов ко мне и смотрит на меня с таким возмущением в глазах, какого я раньше не видела. Даже когда я впервые появилась и пришла навестить его в больнице.

Он такой мрачный.

Злой.

Чертовски нестабильный.

– То, что ты защищала меня, оправдывает то, почему ты ушла, – усмехается он. – Но давай, попробуй оправдать то, как ты ушла. Скажи мне, почему это нормально, что ты ушла от меня так же, как мой отец.

Я перестаю дышать.

О. Мой. Бог.

Мои глаза наполняются слезами, когда я понимаю, что он прав. Я сделала это. Я даже не задумывалась об этом, потому что все происходило в таком чертовом вихре, и единственной моей мыслью было защитить Хейса. Я не сказала ему об этом, потому что прекрасно знала, что он бы боролся за то, чтобы я осталась здесь, и я бы не уехала.

Но я не понимала, что повторила один из худших моментов, которые когда-либо случались с ним.

– Эйч, – кричу я.

Он отступает назад, увеличивая расстояние между нами. – Да, спасибо за это.

Повернувшись, он берет ключи с тумбочки и направляется к двери.

– Куда ты идешь? – спрашивает Кэм.

– За чертовым баллончиком краски! Мне нужно закрасить это дерьмо!

Это официально: я самый худший человек на свете. Серьезно. Для таких, как я, есть отдельное место в аду. Неудивительно, что Хейс до сих пор не простил меня. Он и не должен меня прощать. Никогда.

Я уничтожила его.

Я на собственном опыте убедилась, насколько он испорчен тем, что его отец ушел. Он пытался скрыть это, но он был опустошен. Кэм несколько месяцев помогал ему пережить это. А потом я пошла и сделала то же самое.

Я все еще сижу, свернувшись клубочком в кресле, и плачу, думая о том, как сильно я его обидела. Честно говоря, если он больше никогда не захочет смотреть на меня, я не стану его винить. Этому нет оправдания.

Мали садится на диван рядом со мной и проводит пальцами по моим волосам.

– Он меня ненавидит, – говорю я ей.

Она вздыхает. – Нет, не ненавидит. Ему просто больно.

Но этого недостаточно. – Ну, он должен меня ненавидеть. Я ужасный человек. Он должен просто развестись со мной и найти кого-то получше.

– Пожалуйста, – говорит она. – Нет никого лучше тебя. Ну… кроме, может быть, меня.

Это должно было меня рассмешить, но я не думаю, что в данный момент что-то может это сделать. Я смотрю на нее сквозь мокрые от слез ресницы.

– Ты знала, что это Кэм застрелил Монти?

Она качает головой. – Нет, однако я знала, что он воспринимал ситуацию, когда ты ушла, как ситуацию с его отцом.

Я поворачиваюсь к ней всем телом. – Почему ты мне не сказала?

– Потому что какой от этого был бы толк? Посмотри на себя. Ты вся извелась из-за этого. Если бы я тебе сказала, ты была бы такой же, как сейчас, но ты была бы одна.

Я могла бы спорить и дальше, но какой в этом смысл? Это не сделает то, что я сделала, лучше. Ничто не сделает это лучше.

Ничто.

Когда Хейес вернулся, он закрасил граффити теми цветами, которые смог найти. Его грузовик и джип Кэма в итоге выглядят вполне нормально – черный цвет легче замазать. Но наши с Мали машины? Не очень.

– Завтра я поговорю с Эйденом и узнаю, сможет ли его отец отшлифовать и покрасить ее, – говорит он Мали.

– Это было бы здорово. Спасибо, Эйч.

Честно говоря, сейчас я меньше всего беспокоюсь о своей машине. Все мои приоритеты сейчас сосредоточены вокруг Хейса и того, как я могу исправить то, что я натворила.

– Лей, ты готова ехать? – спрашивает Кэм.

Он хочет, чтобы я сегодня ночевала у него, и настаивает на том, чтобы мы проследили за Мали до дома, чтобы убедиться, что она добралась благополучно. Но я не готова идти. Пока не готова.

Я сижу на ступеньках крыльца, когда Хейс проходит мимо меня, чтобы войти в дом. Я думаю о том, чтобы ничего не говорить, но я не могу оставить все как есть.

– Хейс, – говорю я, вставая и поворачиваясь. – Я…

Но он прерывает меня прежде, чем я успеваю произнести еще одно слово. – Не надо. Пожалуйста.

Такое ощущение, что кто-то зажал мое сердце в тиски и сжимает его до тех пор, пока оно не разорвется. Между поражением в его глазах и болью в его голосе, я сломлена внутри.

Так же, как и он.

И все это из-за меня.

– Просто эта ночь была достаточно напряженной, – объясняет он. – Я просто не могу сейчас с этим справиться.

На глаза наворачиваются слезы, и я быстро вытираю их, стараясь быть сильной. – Ладно.

Стоя на месте, я смотрю, как он заходит в дом, в котором мы жили вместе, и закрывает за собой дверь. Моя нижняя губа дрожит, и как бы я ни старалась сдержаться, у меня не получается. Я ощущаю всю боль, которую причинила ему, и знаю, что она сожрет меня заживо.

Я собираюсь навсегда потерять самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Хейс и Кэм решают оставить бар закрытым еще на один день, пока они наводят порядок и меняют замки. Как бы мне ни хотелось, я решила сегодня не работать там и дать Хейсу немного пространства.

Кэм сначала был против, но я сказала ему, что это не его дело. Тогда он изменил курс и попросил меня хотя бы остаться в безопасном или общественном месте. Итак, половину дня я работаю в Starbucks, а вторую половину – в доме родителей, когда они возвращаются домой.

К концу дня я выматываюсь. Все как будто настигает меня, и единственное, что я хочу сейчас сделать, – это принять душ и переодеться во что-нибудь удобное. Кэм сказал, чтобы я не возвращалась в мотель одна. Он мне не доверяет. Но мне нужно что-то, чтобы я не чувствовала себя выброшенной на помойку.

Пока я еду в мотель, единственное, о чем я могу думать, – это Хейс. Мне нужно поговорить с ним. Искренне извиниться и сказать ему, что если он не может забыть об этом и не хочет, чтобы у нас все получилось, я пойму. Никаких обид.

Но я очень надеюсь, что он не выберет это.

Невозможно объяснить, как много он для меня значит. Поверьте, я много лет пыталась выразить это в песне. Такие чувства, с такой интенсивностью – это гарантированно стало бы платиной. Но все слова в словаре даже близко не подходят.

Я люблю его – этого недостаточно.

Он нужен мне – это тоже не то.

Все сонеты и поэмы мира меркнут по сравнению с тем, что я чувствую по отношению к нему.

Припарковав машину и выйдя из нее, я решаю попробовать позвонить ему. Прижав телефон к уху, я слушаю, как тот звонит, пока иду к своей комнате.

«Привет, это Хейс. Оставь сообщение или просто напиши мне, как нормальный человек».

Я усмехаюсь, заходя внутрь и закрывая дверь, ожидая звукового сигнала. Когда он прозвучит, я оставлю сообщение, которое, я даже не уверена, что он прослушает.

– Привет, Эйч. Слушай, я бы не хотела говорить об этом через твою голосовую почту. Это разговор для личной встречи. Но я не могу передать, как мне жаль. Клянусь, я бы никогда так не ушла, если бы заранее распознала эту связь. Обидеть тебя – это последнее, что я хотела сделать. Ты должен это знать. Ты должен знать, что я не стала бы намеренно разрывать тебя на части. Я лю…

Не успела я произнести слова, которые не произносила с ночи перед отъездом, как в комнате начался хаос. Кто-то стоит возле моего номера в мотеле, выбивая все окна в угловом блоке и разбрасывает осколки по комнате. И последнее, что записывает телефон, – это звук моего крика.

19

Я выхожу из дома престарелых после встречи с мамой, когда замечаю, что у меня пропущенный звонок от Лейкин. И еще голосовое сообщение на автоответчике. Это жалко, но я уже планирую сохранить его, независимо от того, что там написано. Если она когда-нибудь снова решит уехать, у меня хотя бы останется что-то, что я смогу прослушать и услышать ее голос.

В голове проносится все события прошлой ночи, как и весь день. Боже, как я ненавижу ссориться с ней, но в последнее время, похоже, это все, что я могу сделать. Я все еще чертовски зол на нее за то, что она ушла так, как ушла. Она не только создала новую рану, когда ушла, она еще и разорвала старую.

Я думаю, что самое страшное – это то, что она знала. Она была одной из немногих, кто знал, как мне было плохо после всего этого. Она была одним из немногих людей, с которыми мне не нужно было притворяться. Поэтому то, что она ушла от меня так же, как это сделал он, меня чертовски расстроило.

Сев в машину, я завел ее и включил голосовую почту. Из динамика доносится голос Лейкин, и по всему моему телу разливается тепло. Потому что в этом-то и дело. Как бы я ни был взбешен и как бы сильно она меня ни обидела, она все равно остается девушкой, которая украла мое сердце прямо из груди, не дав мне ни единого шанса остановить ее.

«…Причинить тебе боль – это последнее, что я хотела сделать. Ты должен это знать. Ты должен знать, что я не стала бы намеренно разрывать тебя на части. Я лю…»

Я затаил дыхание, ожидая услышать эти слова, даже не понимая, как сильно они мне нужны, но вместо них я слышу звуки дикого хаоса. В трубке раздается звон разбивающегося стекла, и Лейкин издает пронзительный крик, прежде чем голосовая почта отключается.

Нет.

Черт! Нет!

Паника охватывает меня, когда я пытаюсь открыть приложение, которое мы все загрузили, чтобы поделиться друг с другом нашими местоположениями. Руки трясутся, ожидая, пока оно загрузится, и как только я вижу, что Лейкин в мотеле, я вжимаю педаль газа в пол.

Синие и красные огни заливают улицу, когда мой грузовик с визгом останавливается перед ее мотелем. Полицейские машины, пожарные машины и скорая помощь не позволяют мне подъехать ближе. Я бросаю машину на стоянку прямо посреди улицы и выпрыгиваю из нее.

Я судорожно оглядываюсь в поисках Лейкин, но нигде ее не вижу. Из комнаты на углу выходят два офицера, и тут я вижу, что все окна разбиты.

Это объясняет звон разбитого стекла.

Ноги сами несут меня в том направлении, пока меня не останавливает голос Кэма, зовущего меня по имени. Я оборачиваюсь и вижу, что он стоит у задней стенки машины скорой помощи, а когда фельдшер отходит в сторону, я еще никогда не испытывал такого облегчения. Лейкин сидит там, с приличного размера раной на лбу, но это гораздо лучше, чем все те ужасные вещи, которые я представлял себе по дороге сюда.

– Что, блядь, случилось? – спрашиваю я, как только оказываюсь достаточно близко.

Кэм смотрит на Лейкин, но она явно слишком потрясена, чтобы ответить. – Кто-то разбил все окна в комнате, пока она была внутри. Стекло разлетелось повсюду, и один из осколков здорово пробил ей голову.

Я выдыхаю и поворачиваюсь к Лейкин, но прежде чем я успеваю сказать ей хоть что-то, Мали протискивается мимо меня и обхватывает ее руками.

– О, слава Богу, – вздыхает она. – Ты что, с ума сошла? Какую часть фразы «Не ходи в мотель одна» ты не поняла?

Лейкин закатывает глаза и наклоняет голову к Кэму. – Спасибо, мам, но я уже получила лекцию от папы.

В том, как она обращается к Кэму и Мали, есть доля неловкости, но, возможно, это то, с чем я смогу смириться. Сейчас, однако, я сосредоточен только на одном.

– Подождите, как, черт возьми, вы оба узнали, что должны быть здесь? – спрашиваю я.

– Она позвонила мне, – спокойно отвечает Кэм. – А я позвонил Мали, когда ехал сюда.

– И ты, блядь, не подумал позвонить мне?

Он смотрит на Мали, выглядя неуверенно. – После прошлой ночи мы не были уверены, что ты этого хочешь.

– Я, блядь, всегда хочу, чтобы мне звонили, когда речь идет о ней! – рычу я.

Наверное, я не должен признаваться в этом, особенно перед Лейкин, но пошло оно все. Правила больше не действуют, насколько я понимаю. И Кэм должен был догадаться хотя бы прислать мне сообщение об этом.

– Думаю, можно с уверенностью сказать, что мотелей для тебя больше не будет, – говорит Мали Лейкин. – Они недостаточно безопасны.

Кэм качает головой. – Все в порядке. Она поедет ко мне.

– Хрен она поедет, – рычу я.

Все трое смотрят на меня с шокированными выражениями на лицах, но мне все равно. Этот ублюдок был с ней наедине. Он мог убить ее на хрен. У нее трехдюймовая рана на лбу, черт возьми. Если кто-то из них думает, что я упущу ее из виду, то они думают совершенно неправильно.

– Она едет ко мне, и я не хочу слышать об этом ни слова, – говорю я им.

Кэм смотрит на Лейкин в поисках ее одобрения и получает его, когда она кивает. Я подхожу к ней ближе и кладу руки ей на щеки, приподнимая ее голову, чтобы я мог хорошо рассмотреть рану. Санитары уже очистили ее, но она все еще выглядит довольно плохо. А значит, я могу только представить, как это выглядело раньше.

– Ты в порядке?

Она пристально смотрит на меня. – Я не уверена.

Чертов ад. Она снова начинает паниковать, и никакие страхи не могут остановить меня от того, чтобы обнять ее прямо сейчас.

– Иди сюда, – говорю я, притягивая ее к себе и стараясь не причинить ей боли. – Мы все решим. Хорошо? Ты в безопасности. Я обещаю.

Она прислоняет ко мне голову и находит во мне утешение, которое ищет. Не в Кэме. Не в Мали. Во мне. Именно там, где ей и место – в моих объятиях.

Все вокруг на грани, все мы знаем, что могло произойти сегодня ночью. Если раньше Лейкин не понимала, как важно, чтобы она не оставалась одна, то теперь, я уверен, понимает. Но я даже не могу сказать, что злюсь на нее сейчас.

Не могу.

Не тогда, когда я так чертовски рад, что с ней все в порядке.

– Вот черт, – вздохнула Мали.

Лейкин хмурит брови, медленно отрывает голову от меня и смотрит на свою лучшую подругу. – Что?

Но ей не нужно отвечать, потому что мы все трое следуем за ее взглядом через улицу. Я почти не узнаю его, стоящего там с руками в карманах и веселой ухмылкой на лице. Но это он.

Это точно он.

– Когда, блядь, он вернулся? – спрашивает Кэм.

Айзек замечает, что мы смотрим на него, и вытягивает одну руку, чтобы издевательски помахать нам ею. У меня сводит челюсти, а руки сжимаются в кулаки.

– Я убью его на хрен, – рычу я.

Но когда я собираюсь сделать шаг к нему, Лейкин спешит схватить меня за руку, а Кэм останавливает меня, прижав две руки к моей груди.

– Ты что, с ума сошел? Здесь около пяти полицейских машин, – говорит он мне. – Ты и пальцем не успеешь пошевелить, как они посадят тебя за решетку.

Он прав. Черт. Я знаю, что он прав. Но я почти хочу рискнуть. Видя, как он наблюдает за последствиями, которые он вызвал, как будто он гордится этим… Я хочу ударить его головой о бордюр и использовать его кровь, чтобы покрасить улицу в красный цвет. Но это означает риск оставить Лейкин одну, а на это я не готов.

Я не свожу с него глаз, пока он не решает уйти. Вскоре после этого полиция и медики разрешают Лейкин покинуть территорию. Она благодарит их и встает. Я обхватываю ее за плечи и начинаю вести к своей машине.

– Подожди, а как же моя машина?

Мали кивает, чтобы она шла. – Я отвезу ее прямо к дому. Кэм может отвезти меня за моей машиной позже. Поезжай с Хейсом.

Да, эта девушка – просто божий дар.

Я не хочу выпускать ее из рук прямо сейчас. Не после такого дерьма. Кэм подходит и укладывает ее вещи в кузов моего грузовика, дважды постучав по заднему стеклу, чтобы дать мне понять, что он закончил. Я отъезжаю от места преступления и направляюсь к себе домой.

– Эйч, – вздыхает она. – Мне правда очень жаль. Я не могу поверить, что я…

Я прерываю ее, тихонько шикнув на нее. – Не сейчас.

Единственное, что меня сейчас волнует, – это то, чтобы она вернулась домой и убедиться, что с ней все в порядке. Сейчас у меня нет места для беспокойства о чем-то еще. Все это не имеет значения.

Только она.

Лейкин решает принять душ. Видимо, именно для этого она вернулась в номер мотеля, прежде чем там начался ад и посыпались стекла. Мали сидит в спальне и следит, чтобы с ней все было в порядке. Тем временем мы с Кэмом пьем пиво на кухне.

– Это должен быть он, верно? Не может же быть совпадением, что он вернулся в город, когда происходит все это дерьмо.

Я покачал головой. – Ты же видел его лицо – весь такой самодовольный и нахальный. Это он. Это должен быть он.

Кэм крепко сжимает бутылку, отхлебывая половину пива. – Не могу поверить, что мы когда-то дружили с этим парнем.

– Нет, ты с ним дружил, – поправляю я. – Я терпел его во имя хоккея.

Он фыркнул. – Что ж, будем надеяться, что шайба, которую ты запустил ему прямо в яйца, сделала так, что он не сможет размножаться.

– У него не будет члена, чтобы размножаться, когда я с ним закончу.

Не могу поверить, что никто из нас не знал, что он вернулся в город. Я думал, что если бы он вернулся, то кто-нибудь из парней сказал бы мне. Но все, что произошло, было сделано под покровом темноты. Насколько мы знаем, он мог скрываться все это время, не давая никому знать о своем возвращении, пока ему не захотелось раскрыться.

– Айзек, конечно, сволочь, но он не дурак, – замечает Кэм. – Мы должны придумать, как застать его одного. Где-нибудь в укромном месте, где его свиноголового братца не будет рядом, чтобы записать, что мы с ним делаем.

Я киваю. – Загнать его в угол, наверное, будет сложнее, если он будет показываться только тогда, когда ему захочется. А если он следит за нами, то заманить его в ловушку, скорее всего, тоже не удастся.

Кэм поджал губы. – Если только он не будет знать, что это ловушка.

– Я слушаю.

Но он не стал сразу объяснять. Вместо этого он достает телефон и звонит.

– Оуэн, привет, – говорит он. – Помнишь, когда из-за Моррисона меня арестовали, ты сказал, что хочешь помочь?… Да, мне нужна услуга.

Когда Мали начинает зевать, Кэм решает уйти. Он говорит, что им еще нужно забрать ее машину, но мы-то знаем, что она просто переночует у него. Точно так же, как я сейчас не спускаю глаз с Лейкин, он чувствует такую же заботу о ней.

Я не совсем в курсе его плана, но он, похоже, уверен, что его идея может сработать. Просто это займет немного времени. Но если в конце концов я останусь наедине с Айзеком, я не буду возражать против того, чтобы какое-то время оставаться в неведении.

Лейкин сидит на диване и устало смотрит в пространство. Глубоко вздохнув, я подхожу к ней и протягиваю руку. В ее глазах застыл страх, когда она наклонила голову, чтобы посмотреть на меня.

– Давай ложиться спать, – говорю я ей.

Она вздыхает, кивает и берет меня за руку.

Мы не говорили о том, как будем спать. Только то, что это будет под моей крышей. Но, честно говоря, сейчас я даже не хочу отпускать ее в другую комнату. Он доказал, что запертая дверь его не удержит, а значит, она всегда будет рядом со мной.

Когда мы поднимаемся по лестнице, она поворачивается в сторону комнаты для гостей, но я останавливаю ее, чуть крепче сжав ее руку.

– Что ты делаешь? – спрашивает она.

Я киваю в сторону нашей общей спальни. Ту самую, в которой я не спал с той ночи, когда она ушла. – Ты знаешь, что эта кровать удобнее, и я не смогу заснуть, если тебя не будет рядом со мной.

Ей не нужно много времени, чтобы сдаться. Честно говоря, она кажется слегка довольной этой идеей. Но когда мы входим в комнату, я чувствую, как у меня сжимается грудь при мысли о том, что я снова буду спать здесь с ней.

– Ты можешь занять кровать, – говорю я ей, хватая подушку и бросая ее на пол.

– Что? Почему?

Я потираю затылок. – Я не хочу причинять тебе неудобства.

Это не совсем ложь. Спать вместе – это совсем другая близость, чем секс. И последний раз, когда мы лежали в этой постели вместе, прокручивается у меня в голове с того самого дня, как она вернулась.

Она усмехается. – Хейс, мы буквально вчера занимались сексом. Я не думаю, что совместное использование одной и той же массивной кровати вызовет какие-то неудобства.

Черт. – Ладно.

Я наклоняюсь и беру подушку, кладу ее обратно на кровать, игнорируя голос в голове, кричащий, что это плохая идея.

Достаточно того, что она одета в шорты и одну из моих футболок. Конечно, это моя вина. Я знал, что так ей будет комфортнее после душа, поэтому взял ту, что была на ней, и поменял ее на свою. Но я не услышал от нее ни одной жалобы по этому поводу.

Я разделся до одних боксеров и подождал, пока она заберется в постель, прежде чем выключить свет. Как только она улеглась, я щелкнул выключателем и подошел к кровати, чтобы лечь рядом с ней. Мне никогда не нравилось, что эта кровать большая, но это не имело значения, когда мы оба спали посередине. Но сейчас я жалею, что это не двуспальная кровать.

Она слишком далеко. Конечно, я могу протянуть руку и дотронуться до нее, но этого недостаточно. Мне нужно, чтобы ее тело было прижато к моему, а мои руки обвивали ее. Но какая-то доля тревоги не дает мне этого сделать, а я и так сейчас на взводе.

Мы лежим вдвоем, и, как ни странно, звук ее дыхания и осознание того, что она рядом, успокаивают меня. Мой мозг затихает, когда я слушаю ее ровное дыхание. Но когда мои глаза закрываются, мне кажется, что я сплю всего пару минут, прежде чем просыпаюсь от резкого вздрагивания.

– Что случилось? – спрашивает Лейкин.

Должно быть, она почувствовала, как затряслась кровать, или услышала мой вздох.

– Ничего, – уверяю я ее. – Я в порядке.