Текст книги "Мечты о полете (ЛП)"

Автор книги: Келли Сент-Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Теперь ты там, где я хочу, маленький Морозец.

Я перестаю бороться.

– Правда?

Его хватка несокрушима для человека моей комплекции, но я не проиграю этот бой. Я бросаю на него взгляд, который видела у шлюхи, и поднимаю голову, решив поцеловать его. Мои губы касаются его губ. У меня нет времени анализировать это, но на каком-то уровне я знаю, что это не те ощущения, которые были с Кедриком. Приятно, но в поцелуе нет ничего, кроме влечения.

Грех моргает и ослабляет хватку. Я представляю, что никто ещё не пытался сделать это с ним в яме. Толпа кричит. Я бью ладонью под его нос и слышу удовлетворительный хруст. Когда Грех пытается увернуться в сторону пустого пространства, моё колено соприкасается с чувствительной зоной между его ног.

Он падает на землю, и мужчины на трибунах сочувственно стонут. Я жду, пока он встанет. Когда встаёт, он не ухмыляется.

А я – да.

Я бросаю взгляд на его левую ногу, затем бросаюсь на него, намеренно снова устремляя взгляд влево. Конечно, в последнюю секунду перед ударом он поворачивается так, что его левый бок оказывается в стороне от меня.

Я отбиваю его правую ногу, и он падает на землю, раскинув ноги. Я наношу ему удар правой, пока он сидит, сопровождая удар полным весом своего тела, поворачивая заднюю ногу так, чтобы увеличить силу удара.

Гнев ухмыляется мне, когда я прохожу мимо него. Полагаю, он счастлив, что он больше не единственный мужчина в казармах Трюкача, избитый женщиной. Остальные, думаю, немного шокированы. По правде говоря, я тоже. Поединок был сложный. Он бы не попался дважды на мой обман. Тем не менее, я подмигиваю мужчинам, проходя мимо. Пусть думают, что я более умелая.

Осколок хлопает меня по спине, когда я бросаюсь на скамейку. Остальные громко аплодируют и свистят. Лавина приносит чистые тряпки и воду. Очевидно, моё лицо в крови. Я не помню этого удара.

– Ты только что побила одного из лучших бойцов в соревнованиях! – пропевает Вьюга, наклоняясь и ухмыляясь мне прямо в лицо.

Он буквально пропел это. И это придаёт ему нелепый вид. Полностью разрушает его имидж. Его ухмылка только усиливается, когда я говорю ему об этом.

Алзона будет в восторге. Мы выиграли все матчи. Вьюга вышел второй раз в яму, поскольку уложил своего первого оппонента за рекордное время. Он жаловался на счёт дополнительной работы, но я согласна с Осколком. Если мы не измотаны в первом раунде, имеет смысл продолжать. Но я волнуюсь, что сделает Алзона, если узнает, что он дрался дважды. Я бы не возражала, чтобы она начала ставить нас дважды каждую неделю, вне зависимости от сложности первого боя.

Осколок – прирожденный организатор наших матчей, как я и думала. Его личный опыт в яме даёт ему преимущество, которое Алзона никогда не сможет достичь. Шквал говорит, что все остальные владельцы казарм это бывшие бойцы из ямы. Если бы Алзона почаще использовала Осколка, наши победные показатели резко бы выросли.

Мы начинаем свой обратный путь в Первый Сектор вместе с Трюкачом и его группой. Мы проходим мимо многих путешественников, направляющихся обратно. Кажется, никого не волнует, что увидят Дозорные, когда веселье закончится. Я думаю, это может быть способом дать им понять, что ямы всё ещё работают, несмотря на их усилия по их закрытию. Тихий бунт.

Грех оправился от нашего боя и продолжает касаться множества синяков на своём лице, вздыхая. Он говорит всем, что влюбился. Наш поединок был обращён в его пользу. Мужчины считают, что он отлично справился с поцелуем в яме. Как будто это была его идея. Втайне я рада, что Грех подшучивал над всей этой ситуацией. Возможно, мы могли быть друзьями, раз он понял, что я не собираюсь делать с ним детей.

– Там упряжка. Смотрите! Она едет сюда! – кричит Лёд в начале нашей группы.

Я выглядываю из-за Лавины, мои глаза напряжены. Я обнаружила, что непрерывное ношение вуали на протяжении всей жизни повлияло на моё зрение. Другие, похоже, видят гораздо дальше. Однако я замечаю упряжку, которая меняет курс, направляясь в сторону нашей группы. Я прищуриваюсь и различаю в упряжке две фигуры. Моё сердце учащенно бьётся, когда я вижу их размеры. Знакомых таких больших людей у меня немного. Только трое. И один из них, Лавина, стоит прямо передо мной.

Этого не может быть. Насколько распространены собачьи упряжки?

Когда я вижу Рона, стоящего на задней части упряжки, из моего рта вырывается писк. Лавина поворачивается ко мне. Я качаю головой и оглядываюсь через плечо.

Мы находимся меж двух заснеженных подъёмов. Закругленный угол одного из них находится всего в нескольких метрах позади меня. Другой массивный, без единого укрытия на крутом склоне.

Я замедляюсь, пропуская мужчин, которые идут позади меня. Всё внимание приковано к приближающимся саням. Я обхожу насыпь с другой стороны и пробираюсь по снегу глубиной по колено, который не был утрамбован, как грязный снег на тропе. Ширина насыпи гораздо больше, чем я подумала вначале. Я продолжаю обходить насыпь по всей длине, дыхание сбивается, а ноги скользят.

Я замираю, когда до меня доносится голос Джована. Требовательность его тона незабываема. Вдалеке виднеются горы, но в пространстве между ними нет никакого другого укрытия. Я ничего не вижу. Если он появится здесь, я буду поймана.

– Ребёнок побежал по задней стороне холма. С чего это? – раздаётся командный тон Джован.

Я крадусь сбоку и высовываю голову. Я не могу их видеть.

– Он писает, мой Король, – слышу я, как лопочет Алзона. – Должна ли я позвать Бобби для вас? Из него получился бы отличный слуга. У него ещё пока осталось большинство зубов.

– Нет необходимости, – говорит Джован своим властным тоном. – Движемся дальше.

Рон выкрикивает команду:

– Пошли!

И собаки лают, двигаясь вперёд – к счастью, подальше от меня.

Я жду, пока упряжка не окажется по другую сторону от меня, прежде чем снова присоединяюсь к группе. В ушах стучит кровь. Я иду рядом с Осколком. Он не говорит ничего, но я вижу задумчивый блеск в его глазах.

– Почему ты сбежала, девчушка? – проговаривает Лёд.

Вьюга ударяет его по голове.

– Никаких вопросов, тупица, ты знаешь дурацкие правила Алзоны, – он бросает быстрый взгляд на Алзону.

Все смеются, но я чувствую на себе настороженные взгляды. Хотела бы я, чтобы группа Трюкача этого не видела, хотя они самые надежные из всех казарм, которые я встречала.

Я нахожусь в небольшом оцепенении после столь близкого провала.

Но почему я вообще считаю это провалом? Джован узнал бы меня и отвёз обратно в замок. Он бы не выдал меня. Его невозмутимость могла обмануть лучшего карточного игрока. Рон мог бы догадаться, но я сомневаюсь, что кто – то ещё догадался бы. Так почему же я убежала? Боялась ли я его гнева? Джован был бы в ярости, но мысль о его реакции не беспокоит меня так, как раньше. Мои воспоминания о нём кажутся почти разумными после того, как я столкнулась с Брумами во дворе шлюх. Мне требуется несколько секунд, чтобы найти причину. Но теперь я помню. Я не могу уйти, пока не узнаю больше о стрелах. Всё верно. Я знала, что этому есть объяснение.

Остальные пялятся. Я понимаю, что они ожидают ответ на недопустимый вопрос Льда.

– Я не люблю собак, – неубедительно говорю я.

Лавина фыркает и хлопает меня по спине, опрокидывая лицом в снег. Я сижу, отплёвываясь, снег залепляет мои волосы и ресницы. Именно тогда я узнаю, что такое настоящая снежная битва.

Шестнадцать бойцов из ямы используют сложные борцовские приёмы, чтобы набить снег в чужие брюки и рубашки. Они разбивают снежные шары ударами кулаков и ног. А пять человек удерживают Лавину, чтобы я могла затолкать снег ему в уши.

Это самое большое веселье за всю мою жизнь.

Только потом, когда моя бдительность ослаблена, я могу признать правду. Я спряталась, не потому что моё дело со стрелой было не окончено. Я спряталась, потому что это место и эти люди стали ощущаться домом.

ГЛАВА 6

Я чувствую себя свободной, сидя на ступеньке и наблюдая за людьми во дворе шлюх. Люди сторонятся меня, потому что знают о моём мастерстве, а не потому, что я ношу маску. Не страх перед моей матерью удерживает их. Это страх перед тем, что я могу сделать. Уважение, которое я заслужила. Всю свою жизнь я знала, кем стану, каков мой план. Я буду терпеть издевательства матери, пока она не умрёт, а потом начну царствовать. Но теперь я безымянная Брума, и у меня так много возможностей. Нет никакого давления, относительно поведения или дипломатии. Кроме того, что я тренируюсь изо всех сил и продолжаю разыскивать дерево Седир, у меня нет никаких забот. Это вызывает привыкание. Возвращение к своим обязанностям Татумы с каждым мгновением становится менее привлекательным. В любом случае, моему народу нужна кареглазая Олина, а не голубоглазая.

Я могу быть счастлива здесь, с моими новыми друзьями. И надо ли мне нужно знать, кто мой отец?

– Не везёт тебе с этими вопросами, да?

Я оборачиваюсь и вижу перед собой красивую женщину, на которую все мужчины останавливаются поглазеть. Почему она говорит со мной?

Я пожимаю плечами, восстанавливая контроль после потрясения.

– Ты так старалась, что это заинтересовало меня, – говорит она горловым голосом, покачивая бёдрами, придвигаясь вплотную.

Каждый раз, когда я прихожу в это место, она одета во что-то новое – хотя и не менее откровенное. Полагаю, мне стоит спросить её о материале для вуали. Было бы неплохо оставить себе выбор, независимо от того, чего я хочу.

– У тебя красивая одежда, – говорю я, намекая на вопрос.

Я впервые использую здесь вопрос в стиле Солати, и я не совсем понимаю, почему делаю это.

Она не отвечает тут же. Она кружит вокруг меня, проводя пальцами по моей спине. Я вздрагиваю и делаю шаг в сторону, что вызывает у неё забавный смешок. Но это не ехидный смех. Он не наполняет меня опасениями, как это происходит с Хейлом.

– Да, это так. Я трачу большую часть своих денег на новую одежду.

– Ты получаешь деньги? За то, что ты делаешь?

– За великолепный секс? – спрашивает она.

Я киваю, не кривя лицо.

– Конечно. Если ты приводишь достаточно клиентов, хозяйка даёт тебе долю. Как и в вашей профессии, я полагаю, – она изгибает бровь, и я понимаю вложенный второй смысл.

– Мы обе выступаем за определённую плату, – говорю я.

Она смеётся.

– Ты мне нравишься, – заключает она. – Вот что скажу тебе. Мне всегда нужны деньги. Дай мне восемь золотых, и я дам ответ на твой вопрос.

– Ты не хочешь сперва узнать, что у меня за вопрос?

Она машет рукой в воздухе.

– Я уже знаю.

Я обдумываю её предложение. У меня есть двадцать пять золотых монет, и их должно хватить надолго.

– У меня всего шесть золотых, но я готова с ними расстаться. Ты получишь три сейчас и три, когда я получу информацию. Для ясности я хочу знать места, где можно найти стрелы из дерева Седир, – говорю я и вижу, как загораются её глаза, но она мигом скрывает своё воодушевление.

Чёрт, надо было предложить ей четыре.

Она кивает, и я кладу три монеты ей на ладонь. Они исчезают в её кулаке.

– Приходи в это же время через неделю. У меня будет ответ для тебя.

Когда она сказала «неделя», это было недолго по сравнению с тем, сколько я уже ждала, но время тянется. Я на шаг ближе к тому, чтобы выяснить, кто из делегатов виновен. Но что, если это Рон? А как насчёт Санджея, Малира или Аднана?

Но если это был Блейн…

Я нахожу его присутствие и его контакты во Внешних Кольцах очень предосудительными. Я всегда отклоняла мысль о Блейне в качестве убийцы, потому он был слишком очевидным выбором. Изгнанник был изворотливым, хитрым. Если бы он собирался кого-то убить, то сделал бы это так, чтобы отвести от себя все подозрения. Это был один из немногих случаев, когда я хотела ошибиться.

Мне нужно узнать, кто сделал это. Стрела слишком долго была моей единственной целью. Я не могу остановиться. Я разберусь с последствиями, когда всё закончится. Когда я почувствую, что наконец – то смогу жить дальше.

– Свинячье дерьмо вместо мозгов, – кричит Алзона.

Я прижимаюсь к стене, когда она проносится мимо меня.

Я сижу рядом со Шквалом.

– Что не так с Зоной? – спрашиваю я.

Он улыбается сам себе.

– Она такая каждую перемену, – говорит он. – Приближается время турнира.

Мне интересно, пришла ли она в себя после появления Блейна.

– Я приберегу удар, которому ты меня научил, для больших соревнований, – говорю я, воруя у него немного еды.

– Ставлю на то, что ты используешь его против Греха в финале, – предсказывает Шквал.

– Сомневаюсь. Я даже ничего не знаю о турнире.

Лёд присоединяется к нашей дискуссии, накладывая яйца в свою тарелку.

– Не так уж много нужно знать. Каждая казарма может выставить столько людей, сколько хочет. Большинство заявляет всех своих ребят. И есть три приза. Лучший бой один на один, Лучший групповой бой и Лучшая казарма.

Пока я расспрашиваю о подробностях, появляется Осколок с несколькими бутылками в руках. Он открывает одну и наполняет деревянную кружку для каждого из нас. Кристал колеблется, но потом берёт свою кружку. Я обмениваюсь с ней сочувственным взглядом, одновременно жалея себя. Она ухмыляется и говорит мне «ой-ёй».

– Тост, – говорит Вьюга.

Когда я слышу это слово, оно заставляет меня скучать по моим друзьям делегатам.

Уже не в первый раз, я жажду увидеть их. Попал ли Малир в неприятности за то, что позволил мне сбежать? Как поживает Рон и его стая собак? Беспокоятся ли Фиона и Джеки о том, что надеть на следующий бал? По-прежнему ли Роман и Санджей обмениваются отвратительными шуточками? В порядке ли Аднан, Сандра и Грета? И как поживает маленький Камерон? И Каура, мой щенок. Только она уже не щенок. Я никогда не собиралась оставлять её или кого-либо из друзей так надолго. Один глоток свободы, и я готова полностью отказаться от них. Каким человеком это меня делает? Что если бы я родилась с нормальной жизнью, без мучительного детства и без груза стольких обязательств и забот?

Я поднимаю свою кружку вместе с остальными. Я проделывала это движение уже много раз. Слишком много раз. Так же я выучила урок. Я разбавляю напиток водой или останавливаюсь на небольшом количестве. Малир, один из делегатов и глава Дозорных, дал мне этот совет. Иногда я просыпаюсь с небольшой головной болью, но это происходит редко. На самом деле, довольно приятно, когда я контролирую своё состояние.

– За лучший результат за всю нашу историю!

Мужчины делают здоровые глотки напитка. Я же делаю маленький глоток. Я больше не давлюсь и не кашляю. Я горжусь этим фактом, хотя это заставляет меня беспокоиться о том, как обстоят дела с моими внутренностями. Вместо меня давится Кристал. Я встаю и похлопываю её по спине, как когда-то жена Санджея, Фиона, похлопывала меня, а мужчины смеются.

Все по кругу говорят тосты. Скоро наступает моя очередь.

– Тост! – кричу я сквозь громкий смех и бренчание подлатанной гитары Вьюги.

Я узнала, кто создавал эту преследующую меня музыку, в пьяную ночь после моей первой драки в яме. Мне показалось, что он был почти так же хорош, как мужчина, который играл на балу в замке.

Лавина поддерживает меня, и я наклоняюсь в сторону.

– Не смейся надо мной!

Я тычу пальцем в дрожащую фигуру Осколка. Он трясётся сильнее, и к нему присоединяется Лёд.

Я игнорирую их глупое мужское поведение.

– За казармы, за…

Я ищу остатки предложения в голове.

– За что?

Мы все оборачиваемся и видим Алзону в дверном проёме. Лёд вздрагивает и цепляется за руку Шквала. Я показываю пальцем и хихикаю.

– За то, что каждую неделю бросаешь нас в яму! – кричит Вьюга.

– За то, что ставишь нас с бойцами, которых мы не можем победить, – добавляет Лёд, колотя по столу.

– За то, что не тренируешь нас достаточно усердно! – кричу я и смеюсь с остальными.

Лёд прикрывает мой рот рукой. Я закатываю глаза, чтобы доказать его лень.

– За дерьмовые матрасы! – взвывает Шквал.

Мы останавливаемся и смотрим на него. Он пожимает плечами. Я бросаю взгляд на Алзону, пока остальные обсуждают со Шквалом его комментарий. Кристал разговаривает с ней, держа её за руку. Алзона вырывает руку и убегает. Кристал вздыхает и проводит рукой по своим длинным прямым волосам. Я перебираю в памяти то, что мы все только что сказали, и понимаю, что это было не особенно приятно.

Я взбалтываю оставшееся содержимое своей кружки, вспоминая, почему я решила не пить в больших количествах. Остальные дружно стучат кружками, а Осколок стоит на скамейке и громко поёт похабную песню под аккомпанемент Вьюги. Я привычно улыбаюсь, но настроение у меня испорчено.

Я думаю о том, как ушла Алзона, и встаю из-за стола, прихватив с собой кружку. Я нахожу её на крыше. Таким образом, она передвигается по ночам. Именно так она смогла добраться до меня вовремя, предупредить и завербовать.

Я сажусь рядом с ней, и мы долгое время сидим в тишине. Я передаю ей кружку, и она делает глоток.

– Ух, ненавижу алкоголь, – говорит она, но потом выпивает оставшееся одним глотком.

– Итак, полагаю, я знаю, что вы все обо мне думаете, – продолжает она, не встречаясь со мной взглядом.

Я смотрю вперёд, пытаясь собрать свои беспорядочные мысли.

– Я благодарна за то, что ты приняла меня. Из всех людей, с которыми я могла бы здесь столкнуться, я благодарю удачу, что это была ты, – я смотрю на неё. – Думай о том, что ты услышала внизу, как о предложениях. Ничего личного. У тебя есть отряд опытных бойцов, которые хотят отплатить тебе добром.

Она тяжело сопит.

– Я не слабая женщина, которой нужна помощь. И я помогала вам всем только для того, чтобы помочь себе.

Если она хочет сохранить эту иллюзию, я позволю ей. Вероятно, это правда, отчасти. Но я пробыла здесь достаточно долго, чтобы знать, что есть места, где легче найти бойцов, чем шатаясь ночью по крышам. За её словами стоит нечто большее, чем то, что произошло внизу. Её боль глубже. Я гадаю, помог ли Блейн вселить эти сомнения в самую решительную, хотя и слишком амбициозную женщину, которую я когда-либо встречала?

Я откидываюсь назад, упираясь на руки.

– Ты – единственная женщина, которая владеет казармами. У тебя шесть бойцов, сражающихся за тебя. Не просто для того, чтобы спасти свою шкуру или набить карманы монетами.

– Правда? – спрашивает она.

Я киваю, слегка покачиваясь.

– Это отнюдь нелегко.

И я искренне верю в это. У меня не было бы ни малейшего представления о том, с чего начать организацию казармы.

– Ты пьяная сучка, посмотри на себя.

Она фыркает и встает, протягивая мне руку. Я принимаю её, и Алзона поднимает меня на ноги.

Мы спрыгиваем вниз, к люку в крыше. Я останавливаю её рукой, когда она опускается.

– Между нами говоря, думаю, это будет считаться провалом, если ты не последуешь совету, который тебе дали твои друзья.

С этого дня отношения между мной и Алзоной становятся более уважительными. Мы обе знаем, что каждая бежит от каких-то неприятностей, и помогаем друг другу избежать их. К восторгу других бойцов, Алзона прислушивается к моему совету и за завтраком за пару дней до нашего следующего боя объявляет о некоторых изменениях.

Она только что объявила, что Осколок будет помогать ей договариваться о поединках. Хотя последнее слово будет за ней. Вьюга будет отвечать за поиск нового инвентаря и его обслуживание.

Кристал прочищает горло, привлекая всеобщее внимание и зарабатывая взгляд из-под вскинутой брови Алзоны. Перебивать – против правил. Любой другой получил бы от неё словесную взбучку.

– Я бы не отказалась от помощи. С приходом Мороз я была завалена работой. А с учетом приближающегося турнира… – она прерывается, её лицо краснеет.

Её глаза мечутся между Алзоной и мной. Она избегает смотреть на остальных.

– Я займусь едой, – ворчит Лавина, скрестив руки на своей огромной груди.

Его лицо, покрытое шрамами, и гротескно двигается, когда он говорит.

Молчание.

– Что? – спрашивает Осколок.

– Я займусь едой, – повторяет он.

– С каких пор ты готовишь? – спрашивает Лёд, даже не пытаясь скрыть ухмылку на лице.

Свою я прячу. С большим трудом.

Лавина пожимает плечами. Благодаря ему Рон кажется разговорчивым.

– Ты будешь… готовить еду? – спрашивает Вьюга в ошарашенной, но задумчивой тишине. – Или просто съешь её?

Я давлюсь смехом от искренности его вопроса. Шквал пихает его локтем в бок.

– Что? Это вполне справедливо. Мы все видели, как он поглощает свою еду. Однажды, клянусь, он съел и тарелку, – продолжает Вьюга.

Я ничего не могу с собой поделать. Я разражаюсь бурным смехом.

– Мы можем дать ему попробовать, – говорит Осколок.

Его предложение встречает общее одобрение.

– Тогда, решено. Лавина временно будет новым поваром, – объявляет Алзона.

– Самый уродливый повар, которого я видел, – громко шепчет Лёд.

Лавина бросает кружку ему в голову. Алзона смотрит на нас, пока мы снова не затихаем.

– Не думайте, что вы все получаете право голоса в принятии решений только потому, что в этот раз я попросила вас внести свой вклад. Правила всё ещё действуют.

Она прочищает горло и смотрит на меня, в то время как остальные ворчат по поводу правил.

Я улыбаюсь ей и киваю головой.

– У меня есть ещё один пункт на обсуждение, – в её голосе звучит волнение. – Я хочу, чтобы Мороз стала тренером.

Я замираю на середине кивка.

– Мороз трудится, не уставая, а Осколок говорит, что она лучший боец. Думаю, это пойдёт нам всем на пользу, – быстро заканчивает Алзона.

Я оглядываюсь на остальных, надеясь, что это не вызовет неудобства. Это может быть оскорблением для тех, кто находится здесь дольше. К моему удивлению, большинство мужчин кивают. Лёд выглядит не слишком довольным. Но я полагаю, что это потому, что он предвидит тяжёлую работу в своём ближайшем будущем.

Осколок наклоняется вперёд, опираясь локтями на стол, пока анализирует её заявление.

– Хорошая идея, – медленно соглашается он, а потом более энергично добавляет, – это обеспечит организованность и даст мне возможность выучить несколько её трюков.

– Она знает, что нам нужно делать. Она наблюдает за нашими тренировками, – добавляет Шквал.

– А ты наблюдаешь за её, – бормочет Вьюга.

Шквал бьёт его по голове и становится пунцовым. Я моргаю несколько раз, оставаясь безмолвной. Они понимают, что я понятия не имею, как руководить тренировками?

Мужчины кивают и бормочут в согласии. Прежде чем я успеваю полностью осознать происходящее, Алзона заканчивает обсуждение, и все расходятся по своим комнатам. Я даже не соглашалась на это, но интуиция подсказывает мне, что отказ всё равно не будет принят.

Похоже, теперь я новый тренер.

Следующим утром я сопровождаю Алзону и Осколка на обычную для Алзоны «беседу перед ямой», а затем ухожу на встречу со шлюхой. Я даже её имени не знаю. Кажется неправильным звать её шлюхой.

Четыре золотых лежат в верхней части моего сапога. Договор был на три, но, если она даст мне стоящую информацию, я дам ей четыре. Должно быть, она получает много информации от тех, кто… нанимает её. Она может пригодиться в будущем.

Я стою напротив дома шлюх и жду. Проходит совсем немного времени, и я вижу, как она приближается, покачивая бёдрами.

– Приветствую, Мороз, – звонко произносит она.

Её голос звенит, как ветряной талисман. Интересно, как долго она тренировалась этому?

– Приветствую… извини, я не знаю твоего имени, – говорю я.

Она играет со складками своего платья.

– Не многие его знают, – говорит она, но не уточняет.

Я осматриваю крыши и людей, которые окружают нас, на возможность подслушивания. Вообще-то это бессмысленно. Алзона рассказала мне, что тут на улицах сотни укромных мест. Я представляю, сколько людей сейчас слушают наш разговор.

– Информация? – спрашиваю я.

Она складывает руки.

– Да. Это было сложнее, чем я ожидала, – говорит она, изучая свои ногти.

Мне кажется, она затягивает с этим. Для развлечения?

– Я заплатила за информацию, а не за представление, – говорю я.

Я ожидаю, что она оскорбится, но она смеётся. С придыханием. Мужчины мотают головой, слыша её. Их взгляды впиваются в неё.

– Ты никогда не реагируешь так, как я ожидаю. Мне это нравится.

Она хлопает руками, придвигаясь настолько ближе, что наши тела едва ли не прижимаются друг к другу.

– Я не смогла ничего узнать о стрелах из Седира.

По её тону я могу сказать, что её это раздражает. Она не часто слышит слово «нет».

– Я узнала о копьях из Седира, дротиках, но ничего о стрелах.

– Вен… Эм, ебать, – я запрокидываю голову, так чтобы видеть её лицо.

– Это я люблю, – со смехом говорит она.

Она вздыхает в ответ на мой смущённый взгляд.

– Я выведала название оружейного магазина, который продаёт другое оружие из Седира. Думаю, это лучший вариант. Он называется «Джазирс». Он находится там, где Первый Сектор переходит в Шестой.

Это не совсем то, на что я рассчитывала, но это не очередной тупик, к которым я уже привыкла.

– Спасибо, – говорю я и извлекаю четыре монеты.

– Всегда пожалуйста. Я сообщу тебе, если попадётся что-нибудь ещё, – говорит она.

Монеты исчезают в её кулаке. Она не уходит, как я ожидала, а остается рядом со мной. Я позволяю своим глазам блуждать по зданию передо мной.

– На что похож дом шлюх изнутри? – спрашиваю я.

Она снова смеётся.

– Ты имеешь в виду бордель? – долгое время она смотрит на меня. – Знаешь что? Пойдём со мной. Я покажу тебе, хотя бы для того, чтобы увидеть твоё девственное выражение лица.

– Эм… а это безопасно? – спрашиваю я.

– Вполне. Хотя я не знаю, почему ты беспокоишься.

Любопытство побеждает осторожность. Я следую за ней через толпу, которая расступается перед ней. Вернее, она останавливает мужчин на их пути, облегчая проход. Когда я рядом с ней, получается идти значительно быстрее. Похоть здесь выше страха.

Мы проходим через вход в здание, и я чувствую, что мои глаза пытаются покинуть свои глазницы. Повсюду голые женщины. Пятеро из них стоят в ряд, а мужчина ходит взад-вперёд перед ними. Я отвожу глаза и сосредотачиваюсь на лестнице, но и там есть несколько женщин.

– Твои щёки ярко-красные, – хихикая, шепчет мне она на ухо. – Я покажу тебе мою комнату.

Что угодно, лишь бы уйти от всей этой наготы. Она тянет меня вверх по нескольким лестничным пролетам в верхнюю комнату, в которой я видела её танцующей.

– Ты лучшая… эм, шлюха? – спрашиваю я.

Она опускает голову и идёт к своему гардеробу.

– Я наслаждаюсь тем, что делаю. Ты, вероятно, видела тех, кому это не нравится?

Она поворачивается, чтобы удостовериться, что я понимаю, прежде чем продолжает:

– Обычно они находятся в самом низу.

Мой шок от того, что было на нижнем этаже, прошёл настолько, что я поняла, на что смотрю.

Я встала и приблизилась к её гардеробу.

– У тебя так много одежды, – говорю я.

Я тянусь, желая прикоснуться к ткани, но потом вспоминаю, что она делала в ней, и отдёргиваю руку.

Она смотрит на меня.

– Она прекрасна, не правда ли? И кое-что необычайно дорогое, – она растягивает последнее слово и хихикает. – Прямо как я.

– Ты уже решила, на что потратишь семь золотых?

Она смеется.

– Четыре золотых. Остальные я уже потратила.

Она не поблагодарила меня за дополнительную монету.

– Со всеми деньгами, которые ты потратила на эту одежду, ты могла бы уйти из борделя, – говорю я, намекая ещё раз.

Она пожимает плечами.

– Я же сказала тебе. Мне это нравится. В отличие от других, – она становится серьёзной. – Я не согласна с тем, что людей нужно принуждать к этой жизни. Или к любой другой жизни. Там, внизу, есть девушки, которые убили бы за то, что есть у тебя. Твои боевые навыки.

Я прерываю осмотр одежды от её слов.

– Почему они не учатся? – спрашиваю я.

Я осматриваю остальной её гардероб. Чёрная ткань в нём отсутствует, остальное либо слишком плотное, либо слишком тонкое. Я отрицаю лёгкость, которая наполняет меня вместе с открытием. Конечно, это не облегчение.

Она фыркает.

– Где бы они этому научились? И как бы заплатили за это? Эти девушки не зарабатывают деньги, потому что им не нравится то, что они делают. И только те, кто хочет переспать с кем-то против желания этого человека, будут нанимать их. Для многих это короткая жизнь.

Я в ужасе смотрю на неё.

– Это… чудовищно.

Она несколько раз моргает, проясняя затуманенные глаза, и поворачивается, чтобы захлопнуть дверцы шкафа.

– У тебя нет ничего чёрного, – говорю я.

Я задерживаю дыхание в ожидании её ответа. Она качает головой.

– Нет. Мне не идёт чёрный цвет. Однако ты прекрасно выглядишь в чёрном. Это ещё больше подчеркнёт голубой оттенок твоих глаз.

Будь проклята моя совесть. Я не могу от неё отделаться.

– Я думала о том, чтобы купить платье, – я подхожу к её гардеробу и снова открываю его. – Мне нужен материал примерно в два раза толще, чем этот. И, если ты говоришь, что мне подойдёт чёрное, то, полагаю, оно должно быть чёрным, – говорю я.

В этом нет никаких сомнений. Я определённо чувствую облегчение и даже счастье, когда она качает головой.

– Я не знаю, где ты рассчитываешь это найти. Если бы такое платье существовало, я бы приобрела его. Советую выбрать более тонкий материал. Мужчинам он нравится, потому что он не прочный и легко рвётся, – признается она с волчьей улыбкой.

Я прочищаю горло.

– Я буду иметь это в виду. Спасибо, что показала мне свой… дом, – говорю я, отступая к двери.

– Ох, вероятно, это я должна благодарить тебя, Мороз. Ты просто сотворила чудеса с моей репутацией, – она ухмыляется мне.

Я ломаю голову над её словами, но не могу понять их смысл.

– И, кстати, я Уиллоу, – говорит она, прямо перед тем, как я закрываю дверь.

Вырвавшись из потока обнажённых женщин и развратных мужчин, я пробираюсь наружу. В поле зрения появляется чёрная макушка Алзоны, и я пробиваюсь к ней.

– Что с тобой случилось? Ты бледная, – спрашивает Осколок.

Я качаю головой. Никто не узнает о моём визите в бордель.

ГЛАВА 7

Кулак врезается в камень рядом с моей головой. Я перекатываюсь под рукой и бью ладонью в бок мужчины. Ребро ломается, и я знаю, что выиграю. Конечно же, вскоре после этого мужчина колеблется. Я держу его в удушающем захвате, пока он теряет сознание.

Я выхожу, отмахиваясь от руки Греха, когда он пытается коснуться моей поясницы.

– Не трогай то, что не можешь себе позволить, – говорю я, не сбавляя шага.

В один из дней я услышала, как это произнесла Уиллоу.

Осколок протягивает мне тряпку, чтобы вытереть бисеринки пота с тела.

– Хороший бой, – говорит он.

Я даю «пять» команде, а затем перехожу в состояние покоя, наблюдая за следующим боем. Я не знаю этих двух мужчин. Они из казарм другого Сектора. Мужчины – всего лишь достойные бойцы, и они равны по силам. Я смотрю на толпу, чтобы оценить реакцию. Массивная фигура выделяется на фоне остальных. Рон? Я прищуриваюсь и придвигаюсь немного ближе.

Крик мешает мне выяснить это. Он доносится сверху. С пятого или шестого уровня. Что происходит? Начинают звонить сразу несколько колоколов. Я стою на месте во время хаоса, ошеломлённая внезапной суматохой вокруг меня.