Текст книги "Мечты о полете (ЛП)"
Автор книги: Келли Сент-Клэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Я вздыхаю. Я оборачиваюсь и вздрагиваю, когда вижу, что за нами шла жена Малира.
– Садра, – приветствую я её.
Она улыбается мне, немного нерешительно. Я понимаю, каким шоком будет моё внезапное появление для всех делегатов и других моих друзей.
Служанка приносит воду и бульон, и тогда Садра принимается за дело. Она вливает жидкости в горло Оландона мизерными порциями, пока я его мою. Я выливаю кувшин за кувшином воды, пока он не становится настолько чистым, насколько это возможно. Слёзы текут по моему лицу, когда я обнаруживаю, что могу обхватить пальцами его голень. Он исхудал, стал почти неузнаваем, а его кожа кажется бумажной и хрупкой. Когда становятся видны выступающие ребра, я прижимаю вуаль к лицу, чтобы вытереть слёзы.
– Он будет в порядке? – запинаюсь я.
Садра убирает свои припасы.
– В течение следующих двух дней ему нужно будет пить бульон и воду каждые полчаса. По ложке или по две, – говорит она.
Я киваю и вижу, что она оставила кувшин с каждым из продуктов рядом с кроватью.
– Я вернусь утром, чтобы проверить его, – она направляется к двери, а затем с улыбкой оборачивается. – И я рада снова увидеть тебя, Татума.
Дверь с мягким стуком закрывается.
Она не сказала мне, что он будет в порядке.
Я остаюсь рядом с Оландоном все два дня, кормлю его, как велела Садра. Кто-то приносит мне еду, но я не могу её есть. Я сплю только четыре-пять раз в день, когда она ненадолго заходит проведать его.
За это время мой брат не приходит в сознание, а она так и не отвечает на мой вопрос. Хотя я слишком боюсь спрашивать снова. Я знаю, что он так долго не приходит в сознание, не очень хороший знак.
Снова ночь. Я не могу вспомнить какая по счёту. Третья? Может четвёртая? Я ловлю себя на том, что задремала, и встаю, чтобы пройтись по комнате. Пора снова кормить его? Наверное, пора. Я приподнимаю его голову, чтобы влить воду и бульон в его горло. Он стонет, когда я заканчиваю. Это первый звук, который он издал.
– Ландон? – спрашиваю я.
Ответа нет. Я всё равно говорю с ним.
– Ты в порядке, братец. Я здесь. Я буду присматривать за тобой, и ты будешь в безопасности. Обещаю.
Я наклоняюсь и целую его в лоб.
– Я люблю тебя.
Моя голова запрокидывается, когда меня поднимают, едва ли пробуждая от самого глубокого сна, в который я когда-либо проваливалась. Сильные руки укладывают меня на меха. Я погружаюсь в них, как в перья.
Меня разбудила рука, поглаживающая мою макушку. Устало моргая, я смотрю сквозь вуаль на Оландона.
– Привет, – я зеваю, а потом сажусь прямо. – Ты очнулся!
Я освобождаюсь от мехов, желая получше рассмотреть его. Его лицо всё ещё исхудавшее и осунувшееся, но в глазах есть жизнь. И он в сознании. Это должно быть хорошим знаком. Я смотрю на него, безмерно благодарная, но всё ещё в страхе, что смерть заберёт его.
– Да. Прошу прощения, что разбудил тебя, но я отчаянно нуждаюсь в воде и не могу добыть её самостоятельно, – хрипит он.
Старый Оландон был бы смущён, признав это, но мужчина передо мной говорит об этом, как о факте.
– Конечно.
Мой голос скрипит, предавая эмоции. Я прочищаю горло.
– Не знаю, когда я уснула.
Я улыбаюсь Оландону и вспоминаю, что он не может этого видеть. Я хмурюсь, вспоминая сильные руки, укладывающие меня в меха. Был ли это Джован?
Оландон так хочет пить, что я даю ему пять ложек воды.
– Ты можешь выпить больше, если Садра разрешит. Слишком много сейчас вредно, – говорю я.
Я призываю его отдохнуть.
– Ты не отчитала меня за то, что я прошёл через Оскалу, – замечает он.
Я глажу его по волосам. Да, я вскоре догадалась, что именно это он и сделал, после того как первоначальный шок от встречи с ним прошёл, хотя я не могла поверить в это, пока не услышала его подтверждение только что.
– Я жду, пока ты наберёшься сил.
Сейчас я больше беспокоилась, почему он это сделал.
– Близнецы в порядке? Аквин? Приют? – спрашиваю я.
Он улыбается мне потрескавшимися губами, сухими от недостатка воды:
– Все они в порядке. И ты жива. Всё замечательно.
За исключением него.
Я вздыхаю и смотрю в окно, в которое льётся солнечный свет.
– Нам о многом надо поговорить.
Когда он не отвечает, я поворачиваюсь и вижу, что он снова погрузился в бессознательное состояние или сон. Я натягиваю на него меха и отодвигаю кувшин, наблюдая за ним.
Конечно, я должна сказать ему, что у меня голубые глаза. Я не могу хранить втайне от него что-то столь значительное, не тогда, когда последствия коснулись и его. Я надеялась, что это можно будет отложить на подольше. Возможно, я поборола свою фобию по отношению к самому материалу, но я боюсь, что сам акт показа лица всегда будет невыносимым.
Когда я вхожу в обеденный зал, в комнате воцаряется предсказуемая тишина.
Сегодня утром урчание в животе напомнило мне, что я не ела несколько дней. Я иду прямо к столу и беру две груши и несколько печений. Достаточно, чтобы мне не пришлось спускаться сюда до завтра. Я бросаю взгляд в сторону задней части обеденного зала, но не вижу там никого из моих друзей по бараку. Скорее всего, они вернулись во Внешние Кольца. Я планировала снова выйти, но меня окликает голос:
– И куда, по-твоему, ты собралась?
Санджей встаёт из-за стола делегатов. Ещё одна вещь, которую я не ждала с нетерпением. Сделав глубокий вдох, я подхожу и изучаю группу своих друзей. Я вижу, что Жаклин выглядит несчастной, увидев меня. На лицах других улыбки. Страх немного ослабевает.
– Привет, – глупо говорю я.
Повисает тишина, и потом Санджей смеётся.
– Если можно выглядеть застенчиво в вуали, я думаю, именно так ты и выглядишь.
Его замечание снимает напряжение, и я присоединяюсь к смеху.
Фиона обнимает меня, и Садра снова обнимает меня. Аднан, Малир и Роман приветствуют меня, а Рон поднимает бровь, которую я игнорирую и обнимаю его. Я беспокоюсь, что поднятая бровь может быть своего рода вызовом. Я всё ещё не уверена, связал ли Рон меня и Мороз.
Жаклин встаёт и уходит, прежде чем я добираюсь до неё. Роман извиняется и идёт за ней, а я бью Санджея по руке.
– Ты пропала на месяцы. Куда ты исчезла? Мы все искали тебя. И что на тебе надето? – болтает Санджей.
– Ты не должен держать всё это в себе, Санджей. Это тебе не на пользу, – говорю я, а остальные смеются.
Я успешно уклоняюсь от его вопросов. Аднан с интересом рассматривает мой костюм. Несомненно, ему интересно, что это за материал. Возможно, он уже думает о том, что из него можно сделать. Я не подумала о том, что моя одежда может вызвать нежелательный интерес. В действительности мне всё равно не во что было переодеться.
– И я искренне сожалею, что обманула вас всех. Я не собиралась отсутствовать дольше нескольких дней. Мне нужно было кое-что сделать, но вы не заслужили переживаний, которые я причинила. Надеюсь, со временем вы примете мои извинения, – говорю я с поклоном.
Малир прочищает горло.
– Как раз об этом. У нас будет долгий разговор о том, как тебе удалось ускользнуть от Дозора по дороге.
Я пригибаю голову.
Если только это не долгий разговор о том, как я спасла ему жизнь в Куполе. Король, должно быть, наговорил Малиру гадостей, когда я исчезла. Садра улыбается Малиру и берёт его за руку.
– Извини, – повторяю я.
Санджей фыркает.
– Что бы вы ни говорили, ребята. Я считаю, это уморительно. Крошечная девчонка, которая заставила всех нас бегать кругами в течение нескольких месяцев.
Фиона накрывает ладонью его руку.
– Ты притворяешься, что не был так же обеспокоен, как и остальные? – спрашивает она.
Его шея краснеет, и остальные смеются над его неловкостью. Мой смех застревает в горле. Я и не подозревала, как сильно скучала по этим людям. Даже после того, как я обманула их и сбежала, они готовы оставить это в прошлом. Вот так просто. Ну, кроме Жаклин. Интересно, почему она так сердится? Полагаю, она приняла предательство ближе к сердцу, чем остальные.
– Я хотела бы поговорить ещё, но мне нужно вернуться к брату. Я не хочу оставлять его одного, на случай если он снова проснётся, – говорю я.
– Он приходил в себя? – спрашивает Садра, вставая. – Почему ты не сказала мне.
Я отступаю в сторону, и она проносится мимо. Я бросаюсь за ней вдогонку, глубокий смех Малира раздаётся позади меня.
Садра сообщает, что сердце Оландона окрепло, а его кожа приобрела здоровый цвет. Она говорит, что он пролежит в постели ещё несколько недель, чтобы восстановить силы. И даже после этого ему понадобятся физические упражнения, чтобы восстановить мышцы. Она упоминает, что могут быть некоторые постоянные последствия для его здоровья. Я просто радуюсь тому, что он будет жить.
– Откуда ты знаешь, что не изнуряешь себя ещё больше? – спрашиваю я Оландона.
Ему очень хочется выйти из комнаты, и он решил ускорить своё выздоровление, делая упражнения в постели. Теперь он дольше бодрствует. И может стоять, пока я помогаю ему умываться.
– В конце концов, это придётся сделать, – ворчит он, скользя пяткой вперёд-назад под мехом.
Каждый день, когда его лицо становится немного полнее, это хороший день для меня.
– Я хочу, чтобы ты стал таким толстым, чтобы не было видно ни одного ребра, и у тебя было три подбородка, – говорю я.
Он смеётся.
– Ты хочешь, чтобы я выглядел, как Сатум Офрид, – уточняет он.
Я гримасничаю. Мне не нравился Сатум Казначейства Осолиса.
– Может быть, только два подбородка.
– Тогда мне нужен завтрак, – говорит он.
Я собираюсь пойти в обеденный зал, сердце согревается от его смеха.
– Брат, нам нужно поговорить…
У него отвисает челюсть, и он отводит взгляд. Я жду ответа, которого, как я знаю, не будет. Это не первый раз, когда я спрашиваю.
Я вздыхаю и оставляю это на потом.
– Пойду, принесу тебе поесть.
Я испытываю обычное беспокойство, входя в переполненный зал. Прошло уже две недели, а Джован до сих пор не сказал мне ни слова. Он даже не смотрит на меня. Ну, я бы не узнала, если бы он посмотрел на меня, потому что я твёрдо решила не смотреть на него. Вскоре после моего первого появления за едой в комнату принесли три комплекта одежды. Фиона сказала, что на этот раз это была не она. Интересно, это приказал Джован? По крайней мере, я вернулась в образе Татумы и с вуалью на лице. Не знаю, смогла бы я вернуться в облике Мороз. Я бы не смогла доверять выражению своего лица рядом с Королём.
Я машу делегатам и получаю несколько взмахов в ответ. Я рада, что отношения с ними постепенно возвращаются в нормальное русло. Я иду к столам с едой и прохожу в самый конец. Но ждёт меня там пустое блюдо, на котором обычно лежали мои груши. Кто их все съел? Никто никогда не ест груши! Это какая-то месть от Джована?
Я издаю стон и расправляю плечи, откидывая голову назад по кругу, чтобы размять руки, затёкшие от заботы об Оландоне.
Не знаю, что заставляет меня оглянуться. Возможно, мерцание, когда свет попадает на наконечник стрелы.
Ещё секунда уходит на то, чтобы поверить в реальность того, что я вижу.
Высоко на стропилах, в самом деле, стоит лучник. Тетива натянута. Я даже не успеваю почувствовать ужас, как уже следую по его линии прицела к цели стрелы.
Я бросаю массивное блюдо, одновременно выкрикивая имя.
Его цель уклоняется от швырнутого в него блюда, и по странному стечению обстоятельств стрела отскакивает от блюда и вонзается в стену позади него.
ГЛАВА 23
Ашон хватается за голову, об которую ударилось блюдо. Остальные за тронным столом смотрят на меня в недоумении. Большинство не понимают, что произошло.
– Не дайте ему сбежать! – ревёт Джован, указывая вверх на лучника, который, должно быть, немного шокирован, потому что высокий, худой, незнакомый мужчина не двигается.
Я запрыгиваю на помост у трона и выкручиваю стрелу из стены.
Руки трясутся, я вытаскиваю стрелу Кедрика из ботинка и подношу их друг к другу. Вообще-то мне даже не нужно их сравнивать. Я запомнила стрелу Кедрика.
Ощущения не похожи ни на что, что я когда-либо чувствовала. Всё происходит как в замедленной съёмке. Но в то же время моё сознание движется слишком быстро, чтобы чувствовать себя комфортно.
Стрелы одинаковые. Наконец-то я нашла совпадение.
В моих ушах нарастает рёв. Гнев, который я считала иссякшим и угасшим, поднимается откуда-то из глубины души, в ярости, такой горячей, что, должно быть, обжигает мои внутренности. Стрелы выпадают из моей хватки, и я бросаюсь с платформы вслед за убийцей.
Я всегда думала, что убью этого человека стрелой Кедрика. Что это послужит поэтической справедливости. Но стрела только замедлит меня. Я убью его голыми руками.
Меня поднимают и опрокидывают на спину.
Надо мной нависает Джован.
– Ты не пойдёшь за ним, – говорит он, тяжело дыша.
– Джован, лучше отвали от меня, прямо сейчас. Стрелы идентичны! Этот человек убил Кедрика, – грубо шепчу я.
Я хочу выкрикнуть эти слова, но он давит на меня. Он не может знать, иначе не стал бы меня удерживать. Как только он поймёт, он отпустит меня.
Он прижимает меня к себе, а другой рукой хватает за подбородок. Его глаза выглядят не так, как должны. В них нет ни капли гнева. Это… страх?
– Нет, – мягким голосом говорит он.
Я изо всех сил пытаюсь вырваться из его хватки. Ему едва удаётся удержать меня, пока я использую против него все имеющиеся в моём арсенале приёмы. Я знаю, что прошло уже слишком много времени, чтобы я смогла поймать лучника. Но я продолжаю метаться из стороны в сторону, чтобы избавиться от Джована.
– Прошу прощения, мой Король? – говорит кто-то.
– Что? – он огрызается через плечо.
– Я собрал первоначальный отчёт. Никто из караульных не видел, как убийца входил или выходил. Я удвоил Дозор снаружи и поставил стражу на крыше, – докладывает Малир. – На данном этапе, кажется, он исчез.
Ассамблея издаёт вздох.
Отчаянный крик вырывается из моих уст. Стремление бороться покидает меня, и бесполезные слёзы катятся по моим щекам, когда я опускаюсь, поверженная. Темноволосый убийца снова ускользнул из моих рук. И это вина Джована.
– Возможно ли, что он всё ещё в замке? – требовательно спрашивает он. – Это был не один из нас. Я не узнал его.
Я слышу отрицательный ответ мужчины. Я снова толкаю Джована, он опускается на корточки и, наконец, отпускает меня. Дозорный устремляется прочь, а Король поворачивается ко мне, всё ещё стоя на коленях – идеальная высота.
Я бью его по лицу так сильно, как могу. Когда зал взрывается гневными криками, я слышу, как несколько человек подходят ко мне сзади. Джован поднимает руку, двигая челюстью вперёд-назад.
Мой голос сорван, и когда я говорю, раздаётся хриплый шепот:
– Ты позволил сбежать убийце своего брата. Как ты мог так поступить?
Он не отвечает.
– Как ты мог так поступить со мной?
Мой голос настолько хриплый, что слова едва слышны.
Я смотрю на него, стоящего передо мной на коленях и пристально смотрящего туда, где, по его мнению, должны быть мои глаза, и я ненавижу его.
Следующие пару часов я мечусь по комнате, радуясь, что Оландон спит, иначе он бы потребовал рассказать, что произошло. Я тоскую по боксерскому мешку в казармах. Джован остановил меня. Почему? Он знает, что я могу о себе позаботиться.
В этом была его проблема? Он не хотел, чтобы я раскрыла свои бойцовские навыки. Чтобы люди поняли, что я Мороз. И он заслужил этот удар. Я игнорирую чувство вины. Я не собиралась переживать из-за этого. И человек был незнакомцем! Я вообще его не узнала. Единственным положительным моментов в этом деле было то, что делегаты были невиновны.
Я намереваюсь больше никогда не спускаться в обеденный зал, но у четырёх Дозорных, которые приходят к нашей двери, другие планы. Все должны спать в обеденном зале, пока замок не будет обследован надлежащим образом. Больше никто даже не покинул зал. Я указываю на то, что покушение произошло там, где мы должны спать. Меня заверяют, что на крыше выставлены Дозорные и территория безопасна. Они также сообщают мне, что Король полагает, что мне может понадобиться помощь с Оландоном. Я горько усмехаюсь, собирая вещи. Конечно, он хочет помочь сейчас, когда уже слишком поздно.
Дозорные ждут снаружи, пока я помогаю Оландону одеться. Входят четверо мужчин: двое собирают наши постельные принадлежности, а остальные предлагают помощь моему брату. Он отмахивается от них. Вздохнув, я передаю кувшины одному из мужчин и обнимаю Оландона. Он опускает часть своего веса на меня, и я тихо смеюсь над его гордостью. Спустя некоторое время он усмехается вместе со мной.
Требуется много времени, чтобы доставить моего брата вниз. Когда мы подходим к арке, я издаю вопросительный звук, и он кивает. Я жду пока он докажет, что может стоять самостоятельно, а затем веду его в зал.
Люди всеми силами избегают меня. Я не чувствовала такого с тех пор, как я в последний раз проходила через одну из деревень на Осолисе. Но люди снова обращаются со мной так, будто у меня какая-то болезнь, которую они могут подхватить. Никто не бьёт Короля и не выходит сухим из воды. На этот раз я заслужила это.
Дозорные направляют нас к помосту для тронов и расстилают наши меха в одном из углов. Я смотрю на Оландона и вижу, что он потеет от усилия удержаться в вертикальном положении. Гордость – понятная вещь. Она имеет своё место, если только ты можешь видеть сквозь неё. Я уже собираюсь помочь ему лечь, когда кто-то проносится мимо меня. Ашон опускает моего брата, не обращая внимания на протестующие руки Оландона, а затем встаёт и поворачивается ко мне лицом.
Он бросает взгляд вокруг себя и смотрит на моего брата, который, похоже, потерял сознание. Затем он опускается передо мной на колени и берёт мою руку в свою.
– Я невероятно сожалею, – шепчет он. – Обо всём. Я думал, это ты убила моего брата, – его хватка граничит с болью. – Но ты спасла меня. После всего, что я сделал, ты спасла меня. Я не заслуживаю этого, – говорит он в порыве волнения.
– Я прощаю тебя, – говорю я и сжимаю его пальцы прежде, чем попытаться освободиться.
– Нет, ты не понимаешь, – говорит он. – Моё горе ослепило меня. Он был моим лучшим другом, и моё единственное оправдание в том, что я просто не мог вынести этого. Я заплатил мужчинам…
Я закрываю его рот рукой, возможно, слишком решительно.
– Я знаю, что ты сделал, – я смотрю на него, пока его глаза не расширяются, и я вижу, что он понимает. – И я прощаю тебя. Мы все совершаем ошибки, и хотя твоя ошибка была больше, чем у большинства, кажется, ты усвоил свой урок.
Он садится на край помоста.
– Ты более милосердна, чем был бы я, – наконец говорит он. – Как давно ты знаешь?
Я пожимаю плечами.
– Кедрик всегда говорил, что думал, что мы подружимся. Мне нравится чтить его память, когда я могу. Но к тому же я провела достаточно времени с молодыми людьми, – я опускаю взгляд на своего брата, – чтобы распознать, когда человек сбился с пути. И я предполагаю, что ничто из того, что я сейчас скажу, не заставит тебя чувствовать себя так же плохо, как ты уже чувствуешь.
Я игнорирую его второй вопрос. Ашон быстро моргает. Слёзы. Он снова моргает от слёз. Похоже, это тема всего вечера.
– Есть одна вещь, о которой я бы попросила, – быстро добавляю я, стремясь закончить и оставить его зализывать раны.
Я тщательно подбираю слова.
– Водиться с бандитами или даже нанимать их – скользкий путь. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что немедленно сойдёшь с этого скользкого пути, и что ты больше никогда никого не будешь избивать.
Я смотрю на Ашона в поисках ожидаемого обещания, но он смотрит через мое плечо, и на его лице отражается ужас.
– Что ты сейчас сказала? – вкрадчивый, опасный голос раздаётся позади меня.
Я бросаю взгляд на Ашона. Как много Джован подслушал? Я открываю рот, чтобы заговорить, но Ашон опережает меня.
– Я нанял бандитов, чтобы они избили Татуму, когда мы были в Третьем Секторе, – признаётся он.
Я поворачиваюсь, чтобы оценить, насколько серьёзными будут последствия. Всё плохо. Джован дрожит от подавляемой ярости. На его челюсти синяк от моего удара. Я встаю перед его братом.
Ашон продолжает рассказ через мою голову.
– Затем я нанял других бандитов, чтобы заставить замолчать первых бандитов. Но я не знал, что им вырежут языки, – говорит он.
Я смотрю на него и вижу искреннее раскаяние в его глазах. Как, по его мнению, бандиты заставят их замолчать? Мой взгляд мечется между двумя мужчинами. Один свирепый, другой в отчаянии. Всё быстро летит под откос.
Я делаю шаг к Джовану с поднятыми руками, на время отбросив затаённую на него злость.
– Ашон совершил ошибку, – начинаю я.
– Ошибку? – шипит он. – Он сломал тебе рёбра, непрерывно пинал в спину. Нанёс тебе столько ударов по лицу, что удивительно, как ты не умерла.
– Это сделал не он, – слабо говорю я.
– С таким же успехом он мог бы это сделать. Я поклялся привлечь свинью, которая это сделала, к ответственности! – кричит он, теряя контроль над собой.
Зал затихает. Я смотрю, как он пытается вернуть самообладание. Я никогда не видела его в такой ярости. Он делает подобие бесстрастного лица и смотрит вокруг себя, пока суета не возобновляется.
– Ашон твой брат. Единственный, который остался, – тихо говорю я.
– И всё же он не поступает в соответствии с человеческой моралью. Он считает себя неуязвимым для моих законов.
– Я приму своё наказание, каким бы оно ни было, – тихо говорит Ашон.
Джован мгновенно сокращает дистанцию, выражение его лица дикое.
– Джован, стой! – кричу я.
Он обращает свой яростный взгляд на меня. Я стою на месте.
– Почему ты защищаешь его? – спрашивает он. – Разве ты не видишь, насколько это извращенно? Или твоя мать била тебя так сильно, что тебе понравилось, когда из тебя выбивают дерьмо?
Я резко вдыхаю от его слов и отшатываюсь назад, как будто он ударил меня. Я оглядываюсь на Ашона, который смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Он слышал. Теперь он тоже знает.
– Ашон, может быть, и навредил мне физически, но своими словами ты ранил меня сильнее, – говорю я. – Всё-таки ты заслужил этот удар.
Его лицо утрачивает цвет.
– Мне жаль. Я просто…
Я отворачиваюсь от него, от них обоих, и направляюсь в зал заседаний рядом с Тронным помостом. Я тихо закрываю за собой дверь и заливаюсь слезами.
Я возвращаюсь, когда все уже спят, и бужу брата, чтобы покормить его, а затем ложусь спать спиной к Тронному помосту.
В течение ночи я просыпаюсь ещё три раза, чтобы покормить Оландона. Грета, которая расположилась рядом, каждый раз помогает мне усадить его.
На следующее утро меня будит суета и шум движущихся людей. Я не хочу ничего, кроме как раствориться в воздухе и продолжать спать. Я чувствую себя выжатой после вчерашней эмоциональной перегрузки. Я уже чувствую, что это будет один из тех дней, когда мне кажется, что я всех подвела. В первую очередь Кедрика.
Прислуга замка расставляет столы с едой. Я проверяю свою вуаль и заплетаю под ней волосы. Я оставляю брата спать и складываю свои меха, не обращая внимания на королевский стол. Я вижу сапоги Джована рядом со мной. Я чувствую, как он наблюдает за мной.
– Ландон, – зову я, встряхивая его, чтобы он проснулся.
Его кулак летит прямо в воздух, и я едва успеваю повернуть голову.
– Вени. Лина! Мне жаль, – бормочет он, потирая лицо руками.
Под глазами у него тёмные круги, и я знаю, что это нарушение сна не идёт ему на пользу.
– Голод не притупил твои рефлексы, как я вижу, – говорю я.
Он улыбается и перекатывается на бок. Я складываю его одеяла, а два Дозорных подходят и забирают у нас постельные принадлежности.
– Часто такое случается? – спрашивает он, оглядываясь вокруг, прищуривая глаза по мере того, как ассамблея становится всё громче и громче.
Из главного коридора приносят столы для завтрака.
– С тех пор как я здесь, это первый раз, когда я спала в зале. И это первое покушение с тех пор, как я здесь. Но если ты спрашиваешь, всегда ли они такие громкие, то нет.
Облегчение отражается на его лице. Я позволяю ему насладиться этим мгновением.
– Обычно они гораздо громче, – добавляю я, смеясь, когда он в ужасе дёргается.
Заносят столы, и я веду Оландона к моим друзьям. Я беспокоюсь о том, каким будет приём после моей ссоры с Джованом. Но они, как всегда, дружелюбны. Думаю, они, как никто другой, знают, как повлияла на меня смерть Кедрика. Волоски на затылке дают мне знать, что Джован продолжает наблюдать за мной. Я вздыхаю, жалея, что не могу вернуть многое назад. Чтобы между нами всё было как прежде. Я в любой момент соглашусь на ссору, вместо этой неловкости.
– Это мой брат, Оландон, – говорю я в интересах женщин.
Делегаты бормочут свои приветствия. Присутствуют все, кроме Рона. У Санджея на лице хитрая ухмылка, что меня немного настораживает.
Оландон подходит к Садре и кланяется ей.
– Вы помогли восстановить моё здоровье. Я благодарю вас.
Он отходит назад и садится рядом со мной. Садра краснеет. На самом деле, многие женщины с интересом наблюдают за моим братом, сейчас он был голоден лишь на четверть. Им стоит подождать, пока он совсем не проголодается. Сомневаюсь, что они смогут сдержать себя, если эта реакция может хоть о чем-то свидетельствовать.
Малир, как всегда надежный, спрашивает о его здоровье.
– Татума очень хорошо обо мне заботилась, – отвечает Оландон.
Я кладу руку на его плечо.
– Все за этим столом зовут меня Олина, – говорю я.
Рот брата распахивается. Я почти смеюсь, но чувство неловкости останавливает меня.
– Они… все? – заикается он.
Я киваю, мой дискомфорт растёт. Позволить такому количеству людей опустить мой титул, было бы шоком для Осолиса. Это показало бы людям, что я считаю себя дешёвкой, и подразумевает, что у меня было несколько любовников. Здесь же это такая же норма, как холодная погода.
– И так же пара человек за тем столом, – я указываю на Томи и несколько других делегатов. – И ещё Король и пожилой мужчина справа от него, – говорю я, указывая на Роско.
Я изучаю стол, пока у меня есть повод смотреть в ту сторону. Ашона нигде не видно. Интересно, синяк Джована стал хуже? Я не могу разглядеть из-за вуали.
Оландон глубоко потрясён. Я чувствую лёгкое неодобрение, исходящее от него, по тому, как он слегка отстраняется от меня. Остальные сосредотачиваются на еде.
Закатив глаза, я прохожу к прилавкам с едой и набираю немного фруктов для нас обоих. Я колеблюсь и беру немного мяса для брата. Сомневаюсь, что он будет его есть, хотя оно поможет ему восстановиться. Стоит попробовать.
Он удивляет меня тем, что почти заглатывает его. Я возвращаюсь и приношу ему ещё. Садра наблюдает за ним и останавливает его на половине второй тарелки, призывая быть осторожным. Он прислушивается.
– Ты хорошо знаешь этих людей, – говорит Оландон.
Он встревожен моим откровением больше, чем я ожидала. Неужели прошло столько времени, что я забыла о важности наших обычаев? Просто здесь всё иначе. В Гласиуме я делаю то, что никогда бы не подумала сделать в Осолисе, я приспособилась.
– Это так. Ты не узнаёшь этих людей? Это делегаты из Осолиса, – говорю я.
Мой брат дёргается на своём месте. В нашем мире это эквивалентно переходу из сидячего положения в стоячее. Сегодня он уже дважды это сделал.
– Эти люди взяли тебя в заложники, и ты всё же позволяешь им не использовать твой титул? – спрашивает он.
– Наверное, это звучит плохо, если так говорить.
Я смеюсь. Это срабатывает, напряжение за столом несколько рассеивается.
– Потому что это плохо. Они обращались с тобой – будущей королевой – как с какой-то деревенщиной, – говорит Оландон.
– Брат, – предупреждаю я, – много чего произошло после смерти Кедрика. Многого ты ещё не знаешь. Я попрошу тебя не выносить суждений, пока у нас не будет лучшей возможности поговорить.
Настала его очередь вспыхнуть, покраснеть. Он наклоняет голову.
– Как скажете, Татума.
Фиона начинает говорить, снимая остатки напряжения.
– Как долго мы здесь пробудем?
– Недолго, мой цветочек. Стражники должны скоро закончить, – говорит Санджей, громко целуя её.
Аднан ударяет его, когда поцелуй продолжается слишком долго.
– Они часто так делают, нанося удары. Это означает, что ты им нравишься, – объясняю я Оландону.
Сидящие за столом пялятся на меня. Малир почесывает голову.
– Хах, – говорит он. – Полагаю, так и есть.
Я улыбаюсь ему и смотрю в сторону волнения под аркой. Я наполовину встаю, не успев ничего сделать. Появляется Рон. Рядом с ним сидит Каура. Конечно, ему разрешили бродить по замку, пока все остальные сидели здесь. Должно быть, он был на псарне.
Я вскакиваю со скамейки и свищу ей. Вспомнит ли она меня?
Она резко поворачивает пушистую голову в мою сторону. Я вижу, как она нюхает воздух. Затем она летит между столами ко мне. Смеясь, я раскрываю руки, приветствуя её. Прежде чем я успеваю обнять её, передо мной появляется тело. Каура останавливается и, рыча, выгибает спину.
– Ландон, что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Эта тварь нападает на тебя, – говорит он, не сводя глаз с моего возлюбленного питомца.
Я подаю сигнал Кауре, чтобы она отступила.
– Она моя, – говорю я.
Я обхожу брата и прижимаю её к полу в объятиях. Каура скулит, яростно бьётся хвостом в мой бок. Она переворачивается на спину и покачивается из стороны в сторону, как раньше.
– Каура – мой щенок. Ну, я полагаю, что теперь она собака, – объясняю я моему молчаливому брату.
Она лижет мои кисти, мои руки. Все открытые места. Я крепко прижимаю её к себе. Её безоговорочное принятие меня после исчезновения так много значит.
– Я люблю тебя, девочка. Прости, что оставила тебя, – я чешу ей живот, пока она пихается лапами. – Разве она не прелесть? – говорю я через плечо.
– Я не уверен, – отвечает Оландон.
Каура рычит на него, когда я снова сажусь на скамейку, ближе к нему.
– Она тоже не уверена насчёт тебя.
Я улыбаюсь его обиженному выражению лица.
Замок освобождается к обеду. Последние два часа мой брат молчит. Я думаю, это смесь шока и усталости. На этот раз он принимает помощь Дозорного, чтобы вернуться наверх.
В нашей комнате мужчина усаживает Оландона на кровать и отодвигает шлем.
– Ашон! – вскрикиваю я. – Что ты тут делаешь?
Он пожимает плечами. Насколько человек в доспехах может пожать плечами. Обычно в замке Дозорные носят только нагрудную пластину и открытый шлем. Почему он в полном облачении?
– Это моё наказание. Я должен охранять тебя и носить доспехи, пока ты будешь здесь, – объясняет он.
Я строю гримасу. Это будет не очень удобно.
– За что ты наказан? – спрашивает Оландон.
Я в корне пресекаю этот разговор. Мой брат ни за что не простит Принцу избиение. Я не хочу создавать ещё большее напряжение между нашими мирами, чем то, которое я уже создала с Джованом.
– За что-то, за что он извинился и исправляется, – говорю я.
Меня терзает слабое чувство тревоги, но я не могу понять, что меня беспокоит.
Оландон смотрит на него с того места, где он покачивается.
– Ты помог мне прошлым вечером, – говорит он.








