Текст книги "Три дня до смерти (СИ)"
Автор книги: Келли Мединг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Три гремлина, ростом не выше моей ноги, разбегаются, когда прохожу мимо. Я игнорирую их, не заботясь об их сегодняшних делах. Падшие получают бесплатный пропуск, и у меня нет времени наслаждаться их замешательством. Сегодня у меня нет претензий к нечеловеческим существам. Мой враг – Департамент полиции города. За один день я превратилась из звездного охотника в разыскиваемого беглеца, обвиняемого в убийстве.
Они не дали мне шанса объяснить, как умерли мои напарники.
В дальнем конце заросшего парка перепрыгиваю очередной каменный забор. Приземляясь в лужу, я обливаю прохладной водой кроссовки и черные джинсы. Вот тебе и не оставлять следов. Недолго подумываю избавиться от промокших кроссовок, но не могу бегать по городу босиком.
На оживленном тротуаре, в пределах видимости десятков окон квартир, я снижаю скорость до быстрой ходьбы. Это хороший шанс перевести дыхание, обдумать варианты. Я могу только убежать и никогда не оглядываться назад, выбраться из этого проклятого города и от Падших. Найти место где-нибудь ещё, без резко очерченных границ. Никаких триад. Никаких кураторов. Просто обычные люди.
Но я не могу этого сделать. Побег означает отсутствие справедливости для Уолкинов. Это значит, что нет справедливости для Джесси и Эша, нет справедливости для меня. А что насчет Вайята? Я не видела его уже два дня. Когда двое его охотников мертвы, а третий в бегах, что с ним происходит? Начальство его нейтрализует?
«Моя главная преданность – вам троим, – сказал нам однажды Вайят. – Так будет всегда».
В конце квартала врываюсь в телефонную будку, копаюсь в кармане в поисках мелочи. Несколько монет – это всё, что у меня есть сейчас, и я бросаю большинство из них в слот. Набираю номер, знакомый по дате моего рождения, и жду. Компьютеризированный гудок звучит на конце линии.
«Будь там. Давай Вайят. Ответь на звонок».
На линии щелкает, и знакомый голос спрашивает:
– Да?
– Это я.
Тишина.
– Не приходи сюда, Эви, – говорит он. – Начальство знает, что ты сделала. Я ничем не могу тебе помочь.
Слова ранят. Зубами я впиваюсь в губу, чтобы заглушить другую боль.
– Они убили Уолкинов. Ты слышишь меня, Вайят? Они убили невинный клан.
– Это мертвый номер, Эви, я не могу тебе помочь. Ты должна идти по этой дороге одна, прости. – Щелчок обрывает соединение.
Я бросаю трубку обратно на рычаг, надежда рискует выглянуть сквозь облако страха, окутавшее мое сердце. Если я права, то это шифр. Улица Мертвеца – грунтовая дорога, идущая вниз по Черной реке и железнодорожным путям. Он попросил меня встретиться с ним там, он должен прийти.
Поверив в это, потому что у меня нет выбора, направляюсь на юг. Без транспорта дорога займет не менее часа. Я не могу рисковать, идя по главными улицами города. Шпионы повсюду, и они продают свою информацию дешево. Я держусь в тени, набираюсь храбрости и бегу.
* * * * *
Я присела под заброшенным вагоном. Пахнет человеческими отходами и гнилой древесиной. К этому присоединяются запахи масла и дыма, окрашенные машинной смазкой. Железнодорожные пути вокруг меня молчат. Ничто не нарушает тишину залитого лунным светом железнодорожного депо, кроме случайного автомобиля, который проезжает по мосту Уортон-стрит выше, отбрасывая прерывистые лучи света. Я жду около часа, ориентируясь только на звон церковного колокола на другом берегу реки.
Он не собирается появляться. Я обманула себя, думая, что у меня всё ещё есть союзник. Мои руки дрожат от страха, неизбежности, ненависти. Рельсы выглядят как прекрасное место, чтобы броситься на них в следующий раз, когда по ним поедет поезд.
Гравий хрустит. Я выглядываю из тени вагона. Звук приближается, легкие шаги пытаются замаскировать себя – неудачно. Фигура появляется в ста футах от угла погрузочной платформы. Он останавливается, ждет. Мое сердце воспаряет, облегчение бьёт меня в живот. Вайят оглядывает территорию, лунный свет блестит на черных волосах, подчеркивая вездесущую тень на его лице, которую, кажется, не трогает никакая бритва.
Не двигаюсь. Даже облегчение не побеждает моё врожденное чувство выживания. Я охотник. Я не сдвинусь с места, пока не буду уверена в своем окружении. Это всё ещё может быть ловушкой.
Вайят выходит во двор депо и начинает расстёгивать рубашку. Я смотрю. Он стягивает её с себя, держит на расстоянии вытянутой руки и медленно поворачивается. Обнаженный. Без оружия. Просит меня ему доверять. Я вздохнула с облегчением. Он снова надевает рубашку, разглядывая всё вокруг. Смотрит по сторонам.
Удовлетворённая, я выползаю из своего укрытия. Он замечает меня и раскрывает рот. Я понимаю, что, должно быть, в беспорядке, с кровью на одежде и в волосах, пепел и сажа добавляют серого к красному. Он делает шаг вперед, останавливается. Я машу ему рукой. Он идёт.
Забираюсь в вагон, предпочитая его грязный, затянутый паутиной салон сидению под ним. В дверях появляется Вайят, освещенный лунным светом. Я протягиваю руку и помогаю ему забраться внутрь. Его рука такая теплая, я не хочу отпускать. Он удивляет меня, крепко обнимая. Руками я обхватываю его за талию.
– Я так рад, что ты меня поняла, – говорит он. – Ты в порядке.
Дурацкий вопрос.
– Я совсем не в порядке, Вайят. Триады, люди, с которыми я работала четыре года, больше меня не слушают. Почему они не дают мне объяснить, что произошло?
Он разнимает объятия, держит меня на расстоянии вытянутой руки. Черные глаза, кажется, видят меня насквозь.
– Ты же знаешь, почему нет, Эви. Они не дают второго шанса. Ты отмечена как угроза. Они не перестанут посылать за тобой триады, пока ты не умрёшь.
– Думаешь, я этого не знаю? – Вырываю руки из его и удаляюсь в тень вагона. Тьма и гниль давят на меня. – Я думала о том, чтобы сдаться. Черт, даже думала о впечатляющем прыжке с моста, потому что это кажется проще, чем всё происходящее. У меня никого нет.
– У тебя есть я.
Заявление о его единичной поддержке нервирует меня. Я не заслуживаю его преданности, хотя каждая клеточка моего существа её жаждет. Жаждет знать, что я не одинока в этой битве.
– Если Совет узнает, что ты мне помогаешь, они убьют и тебя.
– Они могут попытаться, но не захотят.
Эта уверенность не успокаивает меня.
– Ты этого не знаешь, Вайят.
– Знаю. – Он делает шаг вперед, слабый свет отбрасывает странные угловатые тени на его выразительное лицо. Вера и беспокойство столкнулись там, и глаза его сверкают жизнью. Будто чему-то изумляясь, он улыбается.
– Мне так сказал старейшина Товин. У нас счастливый конец, Эвангелина Стоун.
– Старейшина Товин? – Дрожь пробирает меня с головы до ног. Старейший и мудрейший среди нелюдей в городе, Товин, по слухам, эльфийский принц, изгнанный своим народом за выбор невесты вне своей расы. Ходят слухи, что он живёт в грибе, ест кошек на завтрак и летает в полнолуние. Ни один человек, с кем я знакома, кроме Вайята, никогда не видел его или любого другого эльфа. Ни фейри, ни Падшие не живут по шестьсот лет, как эльфы. Товин, предположительно, провел последние четыре века среди людей.
– Вот где я был той ночью, Эви. Он попросил меня навестить его. Сказал, что у него есть важная информация для меня. Когда Товин зовет, ты идёшь.
Та ночь. Ночь, когда я убила Джесси. В ту единственную ночь, из всех других, я действительно нуждалась в мудрости Вайята, и он провел её, совещаясь с эльфом. Я задавалась вопросом, мне нужно было знать, и теперь я знала. Сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони.
– Счастливый конец? – огрызаюсь я. – Он видел счастливый конец, но не понимал, как сильно ты нужен мне рядом? Может, всё было бы не так плохо, если бы ты оказался там.
Он вздрагивает, но быстро берет себя в руки.
– Это путь, Эви.
– Не впаривай мне эту чушь про судьбу. Ты же знаешь, я на это не куплюсь.
– И ты знаешь, что я знаю, так что один из нас будет выглядеть довольно глупо, когда всё закончится.
– Думаю, один из нас уже знает, потому что, если судьба имела в виду именно это, ты можешь сказать ей, чтобы она сожрала меня. У таких как мы не бывает счастливого конца.
Гнев мелькает на его лице.
– Бывает, если они работают достаточно усердно. Мы можем это исправить. Тебе не придется всю оставшуюся жизнь оглядываться через плечо.
– Департамент меня не выслушает, и ты это знаешь.
Убраться к черту из Доджа кажется единственным жизнеспособным решением. Ничего нельзя исправить, только пережить. Не пройдет много времени, как начальство захочет результатов и доложит обо мне в обычную полицию. Как только это произойдет, когда и государственные, и частные лица правоохранительных органов будут преследовать меня, всё закончится. Мне больше некуда будет обратиться.
Единственное, чего я до сих пор не понимаю, это сроки. Как, чёрт возьми, у начальства появился приказ нейтрализовать меня в течение нескольких минут после моего ухода с места предполагаемого преступления? Не часов, а минут.
– Кто сообщил об этом? – спрашиваю я.
– Сообщил о чём?
– Кто сообщил о том, что произошло в Коркоране? Кто сказал начальству, что это убийство, и подставил меня?
– Не знаю, Эви. Связь с начальством односторонняя, помнишь?
Верно. Три неизвестных и неназванных офицера в высших чинах Департамента полиции, которые сидят на своей гребаной горе Олимп с представителями Совета фейри, дышащими им в затылок, когда они дергают за ниточки. Щелкнув коллективными пальцами и по чьему-то слову, они приказали девяти другим триадам ликвидировать одну из своих. Потому что начальство знало, что это исполнят. Охотники хорошо обучены следовать приказам. Реагировать на требования начальства, как собаки Павлова на этот проклятый колокольчик.
Слава Богу, Вайят, наконец-то, глух к его мелодии.
– В одну сторону, правильно, – говорю я. – Так что, полагаю, это сделает мою жалобу примером того, как слова не доходят до глухих ушей?
– Они могут выслушать, если ты принесёшь им что-нибудь полезное. Нечто ценное.
– Как что? Голова Горгоны?
– Я думал о чём-то менее мифическом и более осязаемом. Информация.
Он игнорирует каждую саркастическую реплику, зацикливаясь на какой-то воображаемой идее прощения и сказочном финале. Я обречена, и он это знает. Тем не менее маленькая часть меня хочет верить ему. Поверить, что есть шанс, что я смогу выбраться из этого целой и невредимой.
– Какого рода информация?
– Товин сказал мне кое-что ещё, причину, по которой он меня вызвал, но мы не должны говорить об этом здесь, – говорит Вайят. – Никогда не знаешь, кто услышит. У меня есть номер в отеле недалеко отсюда. Он под защитным барьером, так что никто нас не найдет. Мы поговорим об этом там.
Это всё ещё может быть ловушкой. По крайней мере, здесь, в этом грязном вагоне, мы находимся на знакомой территории. Я охотилась и убивала здесь. Знаю все тайники. Но я доверяю Вайяту, потому что ничего, что он сказал, не звучит как ложь. Он умен и искусен, но никогда не умел мне врать.
– Прекрасно. Пошли, – говорю я.
* * * * *
Мы не разговариваем во время десятиминутной прогулки до «Вест-Инна», двухэтажного мотеля с плохо освещенной парковкой и грязными окнами. Это тихое, уединенное место, как раз то, что нам нужно. Он расположен прямо на краю Мерси-Лота, в окружении торговых центров и комиссионных магазинов.
Мы добираемся до мотеля посреди ночи. Пешеходов нет, но я всё равно останавливаюсь, прежде чем перейти улицу. Ни машин, ни признаков жизни, только глухая тишина, практически неслыханная в городе нашего размера. Вайят первым переходит дорогу, вытаскивая ключ от комнаты. Его комната в самом конце, ближе всего к улице и дальше от офиса. Я просматриваю все возможные точки отхода и пути эвакуации – одно переднее окно, путь через парковку или тротуар, прямой доступ ко второму этажу или крыше – прежде чем за ним последовать.
Я ожидаю нападения в любой момент и с облегчением добираюсь до двери. Кожу покалывает, когда переступаю порог и прохожу через защитный барьер. Вайят закрывает дверь и поворачивает ключ в замке.
Номер маленький, едва хватает места, чтобы разместить пару односпальных кроватей. Пластиковый стол и стулья отодвинуты в передний угол, ближайший к единственному окну. Отвратительные полосатые шторы задернуты, защищая от любопытных глаза и неоновых уличных фонарей. Мятая одежда лежит грудой у двери ванной. Туалетные принадлежности заняли весь туалетный столик.
– Ты здесь уже некоторое время, – говорю я.
– Несколько дней. Ещё до того, как поговорил с Товином, я забеспокоился. Чувствовал, что что-то происходит. Я не знал, кому могу доверять. Не хотелось быть там, где меня могли найти.
Никто, даже я. Вижу электрический чайник на дешёвом бюро в комнате, а рядом с ним коробку пакетиков какао. Улыбка появляется на моих губам прежде, чем я могу её остановить. Хочу разозлиться на него, но сейчас просто устала. И воняю. Покрытая потом, пеплом и кровью.
Как будто читая мои мысли, он говорит:
– В ванной есть свежие полотенца, Эви. Иди приведи себя в порядок, а потом поговорим.
Я хочу поспорить, чтобы избежать насмешек и обвинений. Вместо этого прохожу мимо него, не сводя глаз с двери ванной. Я смогу лучше надрать ему задницу, когда не буду чувствовать себя такой смертельно уставшей.
* * * * *
Через час я растягиваюсь на одной из кроватей в одолженной футболке и снова чувствую себя более или менее человеком. Более или менее, потому что я никогда не чувствовала себя полноценной.
Охотников набирают по многим причинам. Чаще всего потому, что мы умные, сильные и нам нравится насилие. Это также лучшая альтернатива тюрьме. Вербовщики видят потенциал силы, хитрости и послушания. Мы, как правило, сироты, обычно нежелательные и всегда безнаказанные, которых учат думать только о следующем убийстве. Следовать за одним лидером и доверять группам из трех – нашей Триаде.
Со мной они попали на золотую жилу: осиротела в десять лет и находилась в приемной семье до своего ареста в нежном четырнадцатилетнем возрасте. Я отпраздновала свой восемнадцатый день рождения с помощью взлома с проникновением, который привлек ко мне внимание городской полиции. Я провела их веселой погоней по району Мерси-Лот, сопротивляясь аресту, и получила билет в один конец в тренировочный лагерь вместо тюремного заключения. Всё лучше, чем тюрьма.
По крайней мере, раньше я так думала.
Джесси и Эш потеряли старшего товарища по команде за неделю до того, как меня назначили к Вайяту. Они поверили в меня быстрее, чем он. По крайней мере, раз в неделю он говорил, что у меня нет того, что нужно, чтобы стать охотником. Времена изменились.
Вайят протягивает мне дымящуюся фарфоровую кружку. Я вдыхаю насыщенный запах какао, напоенный нежным ароматом шоколада. Горячая кружка обжигает пальцы, но это приятная боль. Я пью. Жидкость обжигает мне горло и согревает нутро.
Он сидит на краю кровати, пристально глядя на меня.
– Расскажи мне об этом, Эви.
– О чём? – спрашиваю я, изображая тупость. Выиграть время, чтобы призвать слова. Он молчит, на этот раз не подыгрывая. Я сжимаю кружку обеими руками. Кожу обжигает.
И вот я рассказываю. Когда дохожу до части о смерти Джесси, Вайят скользит по кровати, пока не касается моей руки. Я не отодвигаюсь, а нахожу крошечное утешение в его прикосновениях, в его тепле. Он смахивает рукой мои слезы, предлагая то, что мне было нужно две ночи назад – безусловную любовь. Принятие трагедии и надежду. Я поставила кружку на единственную тумбочку в комнате и бросилась в его объятия, уткнувшись лицом в плечо. Он обнимает меня, гладит по спине, мягким голосом бормочет пустые слова.
– Мне не сказали, – говорит он. – Начальство ничего не говорило о том, что Джесси обратили, просто выстрелили в спину.
– А как насчет полукровок? – спрашиваю я, поднимая голову. – Их тела не успели бы разложиться.
Вайят качает головой:
– Никого не нашли, только Джесси и Эш. Кто-то подставил тебя, Эви. Кто-то, кто хотел, чтобы вы все погибли.
Я кладу голову ему на грудь, черпая силу. Он обнимает меня за талию. Его сердце, находящееся так близко к моему уху, учащенно бьется. Он сдвигается. Я помню его слова час назад: счастливый конец для нас. Какой счастливый конец видел Товин? Я люблю Вайята так сильно, как может любить любой человек, но не в романтическом смысле. У меня никогда не было таких чувств к нему, и сейчас их нет.
Закрываю глаза, но вижу только бой, в котором погибли мои товарищи. Мои друзья. Я вижу, как яростно полукровки набрасываются на Джесси в первые мгновения. Вижу Эш, черные волосы развеваются, когда она становится воином, которым я всегда мечтал быть. Борьба настолько хорошо скоординирована, так неожиданно для полукровок. Они ходят стаями и дерутся грязно. Сейчас же всё спланировано, сфокусировано – только не на мне.
Резко открываю глаза. Должно быть, я ошибаюсь. Но, прокручивая в уме битву от первого удара к последнему, прихожу к тому же выводу. После моей первой насмешки никто из них не двинулся в мою сторону. А остальные полукровки рассеялись, когда Эш упала, и я осталась последним человеком.
Чертовски невозможно.
Нет, я просто устала, у меня сильный стресс. Логика кричит «это кто-то из своих», и я просто не хочу углубляться в это. Нет, пока я снова не смогу думать ясно.
– Я не понимаю, Вайят, – шепчу я. – А триады?..
– Прямо сейчас я не доверяю триадам. Или Совету, если уж на то пошло. Нет способа узнать, замешан ли кто-то из них в этом деле. Но мы можем заставить их тебя выслушать.
– Ты уже упоминал об этом. Насчёт информации?
Он отпускает меня, и я скучаю по его объятьям, чувствую холод без него. Он шагает в другую сторону комнаты, сжимая кулаки. Я почти вижу воображаемые колесики, вращающиеся в его голове.
– До Товина уже несколько дней доходят слухи, в основном через информаторов и вагон сплетен, о возможном союзе между королевами гоблинов и одной из вампирских семей. И теперь я тоже начал их слышать.
Мое сердце колотится. Холодок пробегает по спине, вызывая внезапную тошноту.
– Это невозможно. Гоблины и кровососы ненавидят друг друга.
– Обычно да, но людей и фейри они ненавидят ещё больше. Такой союз стал бы катастрофой для нас и Совета фейри, и для всего, что нам удалось построить за последнее десятилетие. Это заставило бы другие расы сделать выбор, и не все они встали бы на нашу сторону.
– Насколько надежны ваши данные?
– Никто не шутит о подобном, Эви. Если они слышат это, значит, так и есть. Теперь возникает вопрос, когда и почему? Если мы сможем разобраться с этими вещами, найдем что-то, что можно дать Совету. Информацию, которая поможет им подготовиться к возможной войне видов, это будет иметь большое значение для того, чтобы руководство выслушало твою версию событий. Прямо сейчас у нас есть приказ стрелять в тебя на месте.
Я вздрагиваю.
– Думаю, мне повезло, что ты нашёл меня первым.
– Я буду защищать тебя, Эви. – Он возвращается к кровати, садится передо мной. – Я обещал, и я буду. Мы разберемся с этим вместе.
Руками он сжимают мои щеки и заставляет посмотреть в его глаза, которые, кажется, видят меня насквозь, заглядывая прямо в мое сердце и душу. Такой заботливый и любящий. Я жажду таких вещей. Если бы только их было достаточно, чтобы заставить меня поверить в его обещанный счастливый конец.
Его дыхание сладкое, как шоколад, согревает моё лицо. Я чувствую каждую мозоль на кончиках его пальцев, каждый шершавый участок кожи на ладонях. Большим пальцем он нежно гладит меня по щеке, будто легкое прикосновение перышка. Мир становится ярче, хотя бы на мгновение.
Вайят впивается губами в мой рот, и мир исчезает. Мне нечего терять, а ему есть. Он хочет этого. Не знаю, нравится мне это или нет, но я подчиняюсь. Инстинкт берет верх. Я тянусь к нему.
Руками он ласкает мою плоть. Одежда падает, сменяясь прикосновениями и поцелуями. Я чувствую вкус его пота, он – мой. Наши тела одно целое – гладят, берут, нуждаются. Время – ничто. Мир ничего не значит. Мы наслаждаемся друг другом, находя неуловимое утешение в этой внезапной близости.
Всё закончилось слишком быстро. Он прижимает меня к своей груди спиной, всё ещё тяжело дыша мне в шею. Мое тело дрожит, как от удовольствия, которое он мне доставил, так и от страха перед завтрашним днем. Всё изменилось. Пути назад нет.
– Я люблю тебя, Эви, – шепчет Вайят.
Я молчу.
Глава 9
56:06
Уверенная, что моя смерть наступит скоро и неизбежно, я не чувствовала стыда, поддавшись соблазну. Не той ночью. Позор поглотил меня неделю спустя, когда я сидела на нижней ступеньке мокрой служебной лестницы библиотеки. Мое тело лгало Вайяту, притворяясь влюбленным, когда жаждало только ощущений. Прикосновений. Последний вечер перед смертью.
Прекрасный момент для нас обоих, если бы он позволил мне остаться мертвой.
– Прости меня, Вайят. – Мой голос отозвался резким, пронзительным эхом. Мне хотелось вырваться из рук Вайята, сбежать как можно дальше от него, но я не смогла сдвинуться с места. Не из-за его объятий, меня держали мои собственные эмоции. Я чувствовала себя живой в эти интимные моменты. Живой, желанной и необходимой, способной противостоять всему, что Падшие мне устроили. На этой сырой лестнице в библиотеке я сгорала от стыда.
– Простить за что? – спросил Вайят.
– Мне не следовало спать с тобой.
Дрожь прошла по его телу, и я остро это почувствовала. Не совсем дрожь, но близко. Я хотела вернуть эти обидные слова, стереть их из его памяти. Избавляя его от необходимости отталкивать меня, я встала, убирая его руки с моей талии. В два шага достигла двери на лестницу. И потянула за ручку. Вайят рукой хлопнул по двери, и та снова закрылась. Я вскрикнула.
– Не убегай от меня, Эви, – проговорил он.
Он схватил меня за запястье. Сработал инстинкт. Я повернула свою руку, сделала шаг влево и провела захват. Подтянув его руку за спину, прижала Вайята лицом к двери, свободной рукой сжала его плечо. Я сворачивала шеи с этой позиции, убила десятки полукровок одним острым ударом в сердце, но не собиралась причинять боль Вайяту. Отнюдь нет. Мне просто нужно время подумать.
– Не делай так, – прошипела я ему на ухо. – Никогда.
– Извини.
Я отпустила его и отошла подальше в этом крошечном пространстве. Вайят остановился на мгновение, затем медленно повернулся. Челюсть сжата, губы вытянулись в прямую линию. Его такой мрачный и отчаянный вид погасил мой гнев.
– Это идея Товина про счастливый конец? – спросила я. – Я умираю, ты ставишь себя на кон, чтобы вернуть меня, и ради чего? Чтобы остановить войну в мире, который не хочет, чтобы мы оставались в нём? Которому будет глубоко наплевать, если мы оба проиграем и умрём? Это то, за что мы боремся?
Вайят покачал головой:
– Нет, я не сражаюсь за этот мир. Я сражаюсь за тебя, потому что, вопреки здравому смыслу, Эвангелина, я влюбился в тебя. В твои блеск, энергию и остроумие. В то, как ты стригла свои волосы, хотя они никогда не выглядели прямыми или ровными. В выражение твоего лица, когда ты пила горячий шоколад. Во всё, что ты вложила в свою работу и так с неё и не вернулась.
Его слова резали, как стекло, прямо сквозь крепкую стену, которую я годами возводила. Хотелось провалиться под землю. Спрятаться от его эмоционального стриптиза. Положить джинна обратно в бутылку и притвориться, что он никогда не выходил.
Но он не позволил.
– Я люблю тебя, – продолжил он. – Я не знал, любишь ли ты меня, а теперь не думаю, что любишь. Но это нормально, потому что я никогда тебя об этом не просил. Всё, что я делал, было моим выбором и только моим. – Он начал говорить ещё, потом остановился, подыскивая нужные слова.
– Я не та, кем была раньше, Вайят.
У меня было два мнения о его признании. Старая часть меня хотела сорвать его праздник любви прямо здесь и сейчас. Новая я – та часть Чалис Фрост, которая осталась живой и находила привлекательным Вайята, та часть, которая почувствовала невидимую силу, привязывающую Вайята к магии фейри – восстала. Так много всего воевало против меня, желающей позволить себе снова чувствовать.
– Ты можешь выглядеть по-другому, но это всё ещё ты, – сказал он. – Я не был влюблен в твои светлые волосы и голубые глаза, Эви. То, что внутри, делает тебя тем, кто ты есть.
– Этого недостаточно, если тебя не влечет к кому-то тоже.
Сузив глаза, он начал рыскать взглядом вверх-вниз по моему одолженному телу. Я сжалась под его пристальным взглядом, не привыкшая к такому откровенному прочтению.
– Ты права, – сказал он после нескольких секунд молчания. – Наверное, я был дураком, раз думал иначе.
Это было оскорбление? Он изогнул бровь, изображая разочарование и безразличие. Я ощетинилась, сжимая кулаки, преодолела расстояние между нами в два шага, намереваясь ударить его по лицу.
Он обнял меня руками за шею и поцеловал так сильно, что наши зубы столкнулись. Я ответила, наши рты и тела соединились. Руками он запутался в моих волосах, блуждал по шее, по плечам. Наши языки танцевали, дразня и пробуя друг друга на вкус.
Хотелось остановиться. А ещё я хотела его. В отличие от нашего первого раза, когда пригласила его в свое тело для его удовольствия, теперь я желала его для себя – если он действительно был моим. Моя кожа горела там, где он прикасался. Я жаждала его запаха, его вкуса так, что не могла объяснить. Едва себя контролировала.
Прервав головокружительный поцелуй, отступила назад. Я не могла не заметить легкую выпуклость в штанах и блеск любопытства в глазах Вайята. Я не знала, что было мной, что памятью, а что Чалис. Слишком много эмоций в одной голове. А сейчас не время для этого.
– Я люблю тебя, Вайят, – сказала я. – Всегда любила, но не романтически. Прости, если заставила тебя думать иначе.
– А сейчас?
– Сейчас?
Насколько любовь была физическим влечением? Я не знала, но мои губы все еще горели от его поцелуев. Мое сердце забилось быстрее при виде его, раскрасневшегося и запыхавшегося. Я вспомнила, как чувствовала его внутри себя и что-то новое – и исключительно Чалис – хотела его снова. – Сейчас? То, чего я желаю, не подходит для публичной библиотеки.
– Что изменилось?
Всё. Я, он, мир. Мы не были такими, как пять минут назад. Когда мои воспоминания вернутся, я продолжу развиваться. В ту, кто боролась против чужого желания и ставила долг выше личных интересов. Ту, кто умрет через пятьдесят с чем-то часов. Ту, кто бросит его снова.
– Эви?
Он сверлил меня взглядом. Я смотрела вниз, не в состоянии вернуться к своему прежнему легкомыслию. И чувствовала лишь всепоглощающую грусть – тяжелую, осязаемую и удушающую.
– Мы должны идти, – сказала я. – У нас заканчивается время.
Открыла служебную дверь и выбежала в светлый коридор третьего этажа. Вайят последовал за мной на некотором расстоянии, и мы больше не разговаривали, пока не вернулись к его машине.
* * * * *
– Чалис!
Голос незнакомца раздался от здания позади меня. Я застыла на месте, с коснувшимися дверной ручки пальцами. С другой стороны машины напрягся Вайят. Мы оба повернулись в сторону библиотеки.
Парень лет двадцати бежал по тротуару, его длинные каштановые волосы развевались на ветру. Он был в мешковатых джинсах и двигался со всей грацией новорожденного жеребенка. Один раз споткнулся, но продолжил целенаправленно двигаться ко мне.
– Привет, Чал, – сказал он, остановившись и чуть меня не сбив.
– Привет, – ответила я, понятия не имея, кто этот парень. Будь проклята Чалис с её друзьями.
– Что с тобой случилось вчера? – Он обладал высоким, гнусавым голосом, который, как мне показалось, становился довольно раздражающим, если долго слушать. – Слушай, Бакстер был в ярости, когда ты не появилась, а потом забеспокоился, потому что ты никогда не опаздываешь. – Парень посмотрел на повязку на моем предплечье. – Ты в порядке?
– Да, теперь да, – сказала я, поднимая руку. Ложь вылетела у меня изо рта. – Пожар в моей квартире. Мой, эм, брат, Вайят, был в гостях и захотел приготовить жаркое. Он облил меня маслом, но потом у меня проявилась аллергия на обезболивающие в больнице, иначе я бы позвонила. – Скажи… э… – Какое имя он сказал? – Скажи Бакстеру, что я прошу прощения.
Парень наклонил голову влево, анализируя мои слова. С моей удачей, Чалис могла оказаться единственным ребенком, и все могли это знать. Он поймал бы меня на этом, и мне пришлось бы выдумать очередную ложь.
– Сама скажи Бакстеру, Чал, он будет там, когда ты сегодня вечером придёшь на смену, – сказал он наконец.
Я закусила щеку, чтобы не рассмеяться. Да, это должно было случиться.
– Ага, конечно. Слушай, я ненавижу грубить, но мне правда нужно идти.
– Ну, ладно. – Он пожал плечами, казалось, не смущенный моим внезапным уходом. Посмотрев на машину, он отдал Вайяту бестолковый салют. – Чувак, твоя сестра потрясающая. – Повернулся и продолжил свое шаткое путешествие по улице.
После того как парень отошёл на двадцать футов, я повернулась и уперлась ладонями в крышу машины.
– Это было несколько сюрреалистично.
– Брат? – спросил Вайят, всё ещё прозрачно-бледный после использования дара, но вряд ли его унесёт сильным ветром.
– С языка сорвалось. По крайней мере, я не сказала, что пропустила свою смену, потому что оказалась мертва и ещё не назначила четырехчасовое воскрешение.
– Выражение его лица было бы бесценным.
– Почему я не могла очнуться в теле бездомного, которого никто не знал? Это может оказаться очень, очень сложным.
– Думаю, мы уже прошли эту отметку. Ты сказала, что познакомилась с соседом Чалис. Теперь мы знаем, что у неё где-то есть работа, поэтому люди обязательно её узнают.
– Не говоря уже о рапорте о самоубийстве, который какой-то городской коп, вероятно, подал вместе с фотографией Чалис.
Он выдохнул через рот, нахмурив брови.
– Мы должны заставить тебя исчезнуть, Эви. Удалить данные о Чалис Фрост из системы.
– Ты сейчас думаешь об этом?
– Меня немного отвлекли другие детали, например, выслеживание тебя и уход за твоими самозаживающими ранами. Если бы ты появилась там, где должна, это не стало бы проблемой.
Я закатила глаза.
Он передразнил меня, а затем сказал:
– Мы должны сделать это, тогда сможем сосредоточиться на твоей памяти.
Он прав. Надеяться, что прежняя жизнь Чалис Фрост не станет проблемой, глупо. Мы должны разобраться с этим прямо сейчас. Время исправить ошибку. Я просто не знала, что делать с Алексом Форрестером, но вырубить его и запереть в шкафу на ближайшие два дня звучало многообещающе.
Я открыла дверь и забралась на пассажирское сиденье.
– Ну и как нам это сделать?
Вайят повернул ключ, и двигатель машины заревел.
– Мне нужно зайти в пекарню.
Я уставилась на него.
Вайят подмигнул:
– Верь мне.
