Текст книги "Три дня до смерти (СИ)"
Автор книги: Келли Мединг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Глава 7
56:40
Я называю его Макс, потому что язык горгулий не имеет прямого перевода на английский. Или любой человеческий язык, если на то пошло. Имена не переводятся. Как и у птиц, звуки, которые горгульи издают, меняются по высоте и характеру общения. Немногие из них пытаются понять тонкости человеческой речи; ещё меньше людей учат язык горгульи.
В этом сезоне Макс сидел на крыше Публичной библиотеки на Четвертой улице. Большинство его соплеменников выбирали места в центре города ближе к остальному населению Падших. Он предпочёл верхний город. Птицы слетались туда весной и летом из-за меньшей угрозы. Голуби были деликатесом для горгульи, и по какой-то необъяснимой причине голуби любят библиотеки.
Вайят припарковался на коротенькой боковой улице, и мы вернулись, пройдя пешком три квартала, к библиотеке. Её впечатляющие каменные ступени поднимались вверх, как перед греческим театром, и четырехэтажное здание казалось таким же впечатляющим. Статуя льва охраняла парадный вход, сжимая в своих мраморных когтях знак, который гласил: «Входите все, кто ищет знания».
Прямо про нас.
К счастью, библиотека открылась рано, и мы одними из первых вошли внутрь. Пожилая женщина с очками для чтения на золотой цепочке посмотрела на нас из-за стойки регистрации. Я улыбнулась, и она улыбнулась в ответ. В главном фойе знакомо пахло кожей и старыми книгами.
Я подошла к лестнице и направилась на третий этаж. Вайят медленно следовал за мной, украдкой бросая взгляды через плечо, хотя мы были почти одни. Никто из библиотекарей не обратил на нас никакого внимания. На третьем этаже коридор разветвлялся, налево располагался отдел беллетристики. Непосредственно впереди мраморные ступени превратились в металлическую спираль, продолжавшуюся вверх. Красная бархатная веревка висела поперек, с табличкой: «Только для сотрудников».
Убедившись, что мы всё ещё одни, я перешагнула через веревку и продолжила подъем. Наши шаги эхом отдавались в замкнутом пространстве, и чем выше мы поднимались, тем тише оно становилось. На следующей площадке нам встретились две двери: одна с надписью «ЧАСТНЫЙ», а другая – «Доступ на крышу». Мы выбрали дверь номер два и снова поднялись.
Я открыла дверь. Яркое утреннее солнце светило мне в глаза. На востоке оно висело над горизонтом города, словно оранжевый огненный шар. Прохладный ветерок щекотал мои щеки. Я вдыхала запахи бензина, выхлопных газов и асфальта – запах моего города.
Вайят дотронулся до моего локтя, и я отошла в сторону.
Наружная часть двери была выкрашена в тон внешнему камню, который возвышался, как башня замка, создавая фальшивый пятый этаж. Эти альковы и пустое пространство внутри – идеальное место для отдыха горгульи. Гравийная дорожка окружала пустую верхнюю часть. Это единственный барьер между зданием и падением с четвертого этажа вниз на асфальт.
Мы пересекли гравий и свернули за угол к северной стене. Одна из оконных вставок оказалась разбита вдребезги, открывая доступ в темное помещение шириной в четыре фута.
– Думаешь, он дома? – спросил Вайят.
– Должен быть, – ответила я. – Уже рассвело, а у Макса аллергия сильнее, чем у большинства. Просто разговоры о солнце заставляют его кожу потрескивать.
Распространенное заблуждение о горгульях: днем они не превращаются в камень, а ночью свободно летают, как предполагают некоторые мифы. Каменная горгулья мертва. Как и их собратья вампиры, горгульи имеют сильную аллергию на прямые солнечные лучи. Воздействие солнца высушивает их кожу и медленно превращает её в камень. Пять минут или больше прямого солнечного света полностью их меняет. Разница в генетике делает вампира менее стабильным, ему легче разлететься в пыль. Горгульи, наоборот, твердеют.
С тех пор как были обнаружены первые каменные горгульи и установлены на церквях и соборах, люди создают свои собственные, моделируя их из кошек, собак и всех других животных, которые только можно вообразить. Настоящие горгульи больше похожи на людей квадратной формы, с квадратными головами, клыками, широкими ртами, длинными передними руками и короткими крыльями. Как им удается летать с этими маленькими крылышками, я не понимаю, но они летают.
– Он узнает тебя, как Смедж? – спросил Вайят.
– Надеюсь, что это так. Мне не хочется прыгать с этого здания, если он станет раздражительным.
– И мне.
Я пролезла первой, глаза быстро приспосабливались к тусклому интерьеру. Сначала меня поразил слабый, сладкий запах гнили, но не настолько сильный, чтобы вызвать чувство страха. Макс любил чистоту в своем гнезде. Даже не глядя, я знала, что в левом углу искусственной пещеры навалена куча птичьих костей – в основном голубиных, но Макс согласился бы на ласточку или малиновку, если бы ничего другого не было.
Дальний правый угол находился в глубокой тени, располагаясь дальше всего от входа. Наши тела блокировали тонкие солнечные лучи, создавая узор тюремной решетки на каменном полу. Что-то в тени сдвинулось, издав звук, как наждачная бумага по металлу. Глубокий рык заполнил пространство, отозвавшись вибрацией в моей груди. Короткие волоски на моём затылке встали дыбом.
– Макс? – позвала я. – Это Эвангелина Стоун и Вайят Трумен.
Сопение, а затем густой баритон, полный щелчков и хрипов, спросил:
– Почему новый образ, Эвангелина?
– Я умерла и снова воскресла. У нас возникли небольшие проблемы. Ты собираешься выйти и сказать привет?
Он вышел из тени, неуклюже двигаясь вперед на толстых лапах. Его спина выглядела слегка изогнутой из-за веса массивных мускулистых предплечий. Голова была почти идеально квадратной, а рот таким же широким, как и всё лицо. Два толстых клыка свисали над нижней губой. Острые брови подчеркивали большие, сияющие глаза. У горгулий нет волос, только заостренные уши и гладкая голова.
Макс продвинулся вперед, на тусклый свет. Позади меня Вайят занял оборонительную позицию. Я потянулась назад, нашла его руку и сжала. Он успокоился, но под рубашкой ощущалось напряжение. Я не виню его. Большинство людей пугались при виде горгульи высотой в семь футов.
– Привет, – сказал Макс. – Слышал от кланов, что ты умерла, Эвангелина. Мне приятно знать, что ты воскресла, и я этому рад.
– Не радуйся слишком сильно – это временно, – сказала я. – Мне нужно решить головоломку, и я надеялась, что ты сможешь дать мне несколько подсказок.
– Тебе нужно только попросить помощь, и ты её получишь. Ты знаешь это, так как много раз ко мне приходила.
Очень верно. Кроме Даники и моей триады, Макс был самым близким из моих друзей, и я часто просила его совета.
– Я пришла к тебе неделю назад, – начала я. – Зачем?
– Ты не помнишь?
– Нет, в моем воскрешении произошел сбой. Я не могу вспомнить очень важную информацию, для раскрытия которой меня вернули.
Никогда не играй в покер с горгульей. Они олицетворяют термин «каменное лицо», и это не каламбур. Его бесстрастное лицо маячило надо мной несколько секунд, ничего не выдавая, пока он наконец не сказал:
– Мы не разговаривали лично уже две недели, Эвангелина. Если ты приехала в верхний город неделю назад, ты либо не обнаружила меня дома, либо вообще не нашла.
Я раскрыла рот, теряя надежду:
– Без шуток?
– Я серьезно. Мы не понимаем вашего юмора.
– Где ты был в ночь со среды на четверг на прошлой неделе? – спросил Вайят, подходя ко мне.
Снова поразительно бесстрастное лицо горгульи.
– На охоте, – ответил он. – Я редко бываю дома в ночное время; Эвангелина знает это. Глупо было думать, что она найдет меня здесь той ночью.
– Я бы дождалась твоего возвращения, – проговорила я. Раздражение пламенем вспыхнуло во мне, разочарование раздуло его в слабый пожар. – Подождала, если бы то, что я собиралась спросить у тебя, так важно, а это, черт побери, так и было. Вайят – последний человек, которого я помню перед тем, как у меня пропала память, и если он говорит, что я поехала на Четвертую улицу, значит я пришла к тебе.
– Я не сомневаюсь в намерении, только в результате. Возможно, твое путешествие прервали другие силы. – Макс мельком взглянул на Вайята. – Если ты действительно шла в этом направлении.
– Что, чёрт возьми, это должно значить? – возмутился Вайят.
Я успокаивающе положила руку на грудь Вайята. Его сердце яростно билось от гнева.
– Я доверяю Вайяту, – объяснила я Максу. – Если он говорит, что я отправилась сюда, то я так и сделала. Или попыталась, но возможно не дошла. Но раз уж у меня, очевидно, это не получилось, и мы сейчас здесь с тобой, что ты слышал о договоре между гоблинами и кровососами?
Что-то мелькнуло на его каменном лице. Я не смогла это поймать. Может быть, удивление или смятение. Мои слова, наконец, произвели впечатление.
– Такой договор стал бы разрушительным для людей, – ответил Макс.
– Ты так думаешь? – Я невозмутима. Затем, вспомнив о недостатке юмора, добавила: – Да, так и будет. Очень разрушительным, и это, очевидно, то, что я расследовала, когда меня похитили и замучили до смерти. Ты что-нибудь слышал?
– Вампиры и гоблины не работают вместе.
– Обычно, нет, – сказал Вайят. – Но прошла неделя, чтобы попробовать что-то новое, не так ли? Вроде как ответить на простой вопрос.
Макс нахмурил брови – верный признак глубокой задумчивости.
– Пожалуйста, поверьте, что я хочу помочь.
– Я знаю это, – сказала я.
Вайят сделал шаг вперед, с сжатыми по бокам кулаками.
– Тогда постарайся ответить на заданный вопрос.
– Вайят. – Я потянулась к его руке, но отстранилась, ужаленная. Энергия вспыхнула вокруг него, как статическое электричество в шерстяном свитере. Я никогда не чувствовала такого прилива сил от него раньше.
– Что ты знаешь о союзе между вампирами и гоблинами? – спросил Вайят, его голос принял тот низкий, размеренный тон, который он приберегал на момент перед атакой. Остаточная энергия заставила Макса сделать два шага назад. Вайят готовился использовать свой дар. Грубая сила против горгульи – это глупо, так какого чёрта он собирается вызвать?
Я отступила и позволила ему работать. Я доверяла Максу, но он в любом случае Падший. Вайяту я верила больше.
Макс зарычал – более страшный звук, чем рык злой собаки.
– Я живу в огромном океане по сравнению с вашим маленьким прудом, Вайят Трумен. И знаю многое, но есть то, что я не могу открыть. То, что придёт с восстановлением памяти Эвангелины.
Моя рука дернулась. Это признание вины? Какой-то идиотский способ сказать, что он что-то знал, но не мог рассказать мне? Я разинула рот, наконец-то, увидев Макса таким, каким он был на самом деле. Больше не доверенное лицо, а ещё один Падший, заслуживший мои подозрение и скептицизм.
– Ты видел меня в ту ночь, когда я исчезла? – спросила я.
Макс продолжал смотреть на Вайята:
– Мы не говорили в ту ночь.
– Это не ответ.
– Это единственный ответ, который у меня есть, Эвангелина. Мне жаль.
Вайят поднял правую руку ладонью вверх, на уровне глаз. Свет искрился над ней, сначала просто мерцая. Затем он вырос, превратившись в солнце размером с бейсбольный мяч, которое излучало тепло и светилось желто-оранжевым. Макс отступил в дальний угол гнезда, подальше от светящегося шара. Испуганная неожиданной реакцией горгульи, я разглядывала вызвавший такую реакцию предмет, пытаясь понять, что напугало Макса в углу. Я почувствовала жар, исходящий как от шара, так и от Вайята. Ощутила чудовищность того, что он сделал.
Вайят вызвал солнечный свет.
Он шагнул к Максу, увеличивая силу солнечного шара. Макс взревел, звук сотряс каменные стены вокруг нас. Комната наполнилась мягким треском и запахом озона.
– Ты убьёшь меня и всё равно ничего не узнаешь, – проговорил Макс.
– Я не хочу тебя убивать, – ответил Вайят, делая ещё один шаг ближе. – Просто хочу выяснить, что ты знаешь, поэтому, если не хочешь получить худший в мире солнечный ожог, предлагаю тебе всё выложить.
– Я ничего не могу рассказать ни вам, ни вашему виду. Никакая угроза не может изменить этот факт.
– В самом деле?
Солнечный свет становился ярче, треск более выраженным, как будто кто-то шел по полу, заваленному арахисовыми скорлупками. Последовал тихий скулеж – два звука, связывающие и создающие симфонию боли Макса. Однако больше, чем эффект на Макса, меня ошеломило проявление силы Вайята. Несколько раз в прошлом я видела, как он вызывал небольшие предметы, оружие, иногда даже искру пламени, когда нуждался в спичке. Но никогда силу самого Солнца, сконцентрированную и полностью ему подконтрольную.
Озон продолжал заполнять комнату, вызывая у меня тошноту. Макс больше не двигался в своем углу. Он стоял высокий и прямой, не дрогнув от угрозы или своей неминуемой смерти, потому что я не сомневалась, что Вайят полностью превратит его в камень.
– Он не скажет, Вайят, – сказала я. – Он не может.
Вайят вздрогнул, но не отвел взгляд от Макса.
Я попробовала ещё раз:
– Он горгулья. Его слово – это его связь. Как только он дает слово в обещание, он не может его нарушить. Что бы он ни знал, он пообещал кому-то нам не рассказывать.
Все молчали, никто не двигался. Ярость Вайята на Макса бурлила прямо на поверхности, но Макс реагировал только в соответствии со своей природой. За этот единственный недостаток я не могла позволить ему умереть. В моей прежней жизни он был верным другом и за это заслуживал пощады. Я обошла Вайята, преграждая ему путь к Максу.
Наши глаза встретились в горячем сиянии солнечной сферы. Оранжевый свет отражался во взгляде Вайята, освещая черные глубины, которые я так хорошо знала. В этом свете проглядывало что-то ещё, что-то более зловещее – глубоко укоренившееся желание отомстить любой ценой. Ненависть к определенным Падшим проецировалась на всех без причины или направления. Пот выступил на его лбу, и появилась кровь в носу – верные признаки физического ущерба от его дара.
– Не убивай его, – попросила я. – Пожалуйста.
Вайят сжал кулак. Солнечный шар пропал, остаточное тепло исчезло через долю секунды. Оранжевый свет остался в его глазах на короткое мгновение, мерцая, как живое пламя, прежде чем погаснуть.
С этим светом ушел тщательный контроль, который Вайят установил над своим телом. Он покачивался, как высокая трава на ветру. Пот тонкими струйками стекал по щекам.
– Вайят?
– Я в порядке, – проговорил он, заминка в его голосе выдавала, что это совершенно не так. Он вытер рукой под носом, размазывая кровь по пальцам. Даже при плохом освещении было видно, что он побледнел. Он посмотрел на меня и рявкнул: – Я же сказал, всё в порядке.
Я почти указала ему на обратное, но Вайят никогда не признался бы, что ему больно. Особенно перед Максом, который не двигался, и любой нанесенный ущерб был скрыт тенями. Только виднелось его лицо, и оно ничего не показывало.
– Ты можешь нам что-нибудь сказать, Макс? Хоть что-нибудь? – спросила я.
– Только то, что если ты вернешься, меня здесь не будет, – сказал он. – Грядет война, Эвангелина. Надеюсь, ты выберешь правильную сторону.
Леденящие душу слова вонзились в мое сердце, как лезвие.
– Макс, если мы снова встретимся в этой жизни, то будем врагами?
– Мы больше не встретимся. – Он говорил с такой убежденностью, что мое сердце дрогнуло. Есть старая шутка о том, что нельзя дружить с едой. Как охотнику, мне не следовало дружить с Максом. Нежный или порочный, добрый или жестокий, в конечном итоге – или в конце мира, как медленно указывали события, – он всё же оставался Падшим. Он меня предал.
Вайят коснулся моего плеча:
– Пойдем, Эви. Мы здесь закончили.
Я позволила ему отвести меня обратно к выходу, на яркое утреннее солнце.
– Никому не доверяй, Эвангелина, – произнес Макс. – Даже своим собственным людям.
Предупреждение прозвучало у меня в голове, когда я выбралась обратно на гравийную дорожку. Внизу грохотало и гудело движение, продолжая свой утренний распорядок, не обращая внимания на происходящее высоко наверху. Вайят следовал за мной, бледный на солнце, как я и подозревала в темноте. Он двигался медленно, осторожно, как старик, боявшийся упасть и сломать бедро. Он поймал меня за подглядыванием и свирепо посмотрел, его мысль ясна.
Не обращая на него внимания, я пошла обратно к лестнице и спустилась в недра библиотеки.
Внизу служебной лестницы дрожащими пальцами я потянулась к двери. Колени дрожали. Закрытое пространство накренилось. Я схватилась за стену, но мои ноги превратились в желе. Дрожащие руки обвили мою талию, и мы опустились на ступеньки. Вайят обнял меня, держа в тепле и безопасности. Мурашки побежали по моему телу. Руки и грудь покрылись гусиной кожей. Я прислонилась к нему, благодарная за поддержку и ненавидя себя за внезапную слабость.
Его дыхание обжигало мне ухо, когда он шептал слова, которые я не могла расслышать из-за рёва в голове. Слезы навернулись на глаза. Я быстро моргнула и прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы их прогнать. Психануть прямо сейчас совсем не вариант. У нас всё ещё слишком много работы, и часы, отсчитывающие мои последние дни на Земле с неизменной настойчивостью, невозможно остановить.
– Извини, – прошептала я.
– За что?
– За это.
– Думаю, ты имеешь на это право, Эви. – Одной рукой он нашёл мою, и наши пальцы переплелись. – Не могу представить себя на твоем месте. Твоя жизнь перевернулась с ног на голову, и ты делаешь всё возможное, чтобы с этим справиться.
– Я продолжаю надеяться, что проснусь и с радостью обнаружу, что всё это просто кошмар. Один большой, жуткий кошмар.
– Мне бы хотелось, чтобы это было так.
Он сжал мою руку, и у меня затрепетало в животе. Каким бы срочным ни было наше дело, и как бы ни понимала, что нам необходимо найти следующую зацепку, я рада посидеть здесь какое-то время. Я находилась в безопасности в руках Вайята, защищенная кем-то таким же сильным, как я – хотя, возможно, и более сильным; я только что видела, как он обуздал солнце.
Вайят убрал прядь волос с моей щеки и заправил её за ухо. Он положил подбородок мне на плечо, казалось, так же непринужденно, как я ощущала себя в наших импровизированных объятиях. Боковым зрением я могла разглядеть его профиль. Лоб нахмурен, губы поджаты. Почувствовала слабый запах кофе и пота, и более простой запах, который не смогла сразу распознать. Может быть, запах мужчины? Дикий, сильный и пьянящий.
И возбуждающий.
Я закрыла глаза и погрузилась в его аромат. Вспомнила его вкус – но как? У нас никогда не было физических отношений. Он мой босс, а не любовник. Так почему же я вспомнила нежную силу его поцелуев, твердые узлы мышц на спине и плечах? Я не должна знать таких вещей.
До тех пор пока прекрасно воссозданные воспоминания не пронеслись в моем сознании, наконец-то, освободившись из тюрьмы. Не все, но достаточно. Я раскрыла глаза.
Вайят напрягся:
– Что такое, Эви?
Я крепче сжала его руку, черпая из него силы и не чувствуя ни шока, ни стыда за то, что, как теперь знала, произошло. Только безмерное облегчение.
– Я кое-что помню, – призналась я. – Помню нас.
Глава 8
11 мая
Пустой лодочный сарай пахнет прохладной морской водой и свежей рыбой – верные признаки того, что несколько гоблинов только недавно покинули помещение, так как ни рыба, ни лодка не видели паутину этого эллинга, по крайней мере, десятилетие. Я знаю, этот запах характерен для гоблинов, и, как всегда, меня тошнит.
Эш выходит из-за кучи заплесневелых парусов, её фонарик высвечивает узоры в пыли и грязи.
– Вот тебе и наша горячая наводка, – говорит она.
– Тебе нужны источники получше, – отвечаю я.
– Я не слышала, чтобы твой тролль хоть что-нибудь сдавал в последнее время.
Я пожимаю плечами, не в настроении играть в «У кого лучше стукач?» Гоблинов здесь больше нет, но этот участок доков Черной реки печально известен тем, что привлекает темную толпу. Что-то похуже может скоро случится, а мы без одного человека в команде. Джесси ушёл час назад, чтобы заскочить к Вайяту. Наш куратор не выходил на связь весь проклятый день – не нормальное для него поведение. Совершенно.
Джесси должен был доложить…
Телефон Эш звонит. Она достает его из кармана и проверяет экран.
– Это Джесси.
Подумай о дьяволе, и он появится.
Она хмурится, затем печатает сообщение. Что-то звенит в ответ. Она убирает телефон.
– Мы нужны ему на железнодорожном мосту Коркоран как можно скорее.
– Он сказал зачем?
Её суженные миндалевидные глаза полны беспокойства.
– В сообщении сказано, что он нашёл Вайята.
У меня внутри всё упало. Я бегу к машине, отбивая страх ментальной палкой. Мы почти в миле от того берега реки, и дорога туда бесконечна. Эш молчалива, мужественна, такая спокойная рядом с моим постоянным беспокойством. Корейско-американская инь моей Барби янь. Я благодарна ей за сосредоточенность – это значит, что мне не нужно вести машину.
Приходит в голову мысль позвонить Джесси и потребовать, чтобы он точно сказал, что нашёл, только я не хочу знать. Триады могут пережить смерть охотника, но немногие остаются целыми и невредимыми после потери куратора. Вайят – наш клей. Он должен быть в порядке.
Железнодорожный мост – черное пятно на фоне полночного неба, железный путепровод, возвышающийся над двумя пересекающимися переулками и полудюжиной заброшенных строительных площадок. Коркоран-Плэйс – известное место Падших – дрянной район в центре города без фактических остановок вдоль маршрута поезда. Никто не ходит туда специально. Кроме нас.
Джесси стоит, прислонившись к железной опоре, когда мы приближаемся. Он выпрямляется и бежит навстречу нашей машине. Эш паркуется в тихом переулке, и я выскакиваю прежде, чем заглохнет двигатель.
– Где он? – требую я, кружа перед машиной.
– Где кто? – спрашивает Джесси, вопросительно нахмурив брови. Он смотрит через мою голову, пока Эш захлопывает дверь машины. – Что происходит? Ты вызвала меня полчаса назад, чтобы встретиться здесь. Вы останавливались за кимчи по дороге?
– Да пошел ты, мальчик тако, – фыркает Эш.
Я бью кулаком его по груди.
– Где, чёрт возьми, Вайят?
– Да откуда я знаю, – говорит Джесси. – Его не было дома.
Эш появляется рядом со мной и осторожно отцепляет мою руку от рубашки Джесси.
– Тогда почему ты написал, что нашёл его? – спрашивает она.
Джесси моргает:
– Я тебе не писал.
Узел в моем животе затягивается сильнее.
– Ты не просил нас прийти сюда? – Я боюсь его ответа.
– Я думал, ты меня вызвала.
– Чёрт.
Словно мое гневное проклятие – сигнал для них, рой полукровок появляется из тени – из-под брошенных автомобилей, между опор, будто бы из воздуха. Один прыгает на капот машины. Я насчитала тринадцать, все двигались с обученной легкостью, как боевая единица. Не это у меня ассоциируется с дикими стаями полукровок.
Трое против тринадцати – плохие шансы.
Мы создаем треугольник, спиной друг к другу, когда полукровки замыкают свой круг. Мой пистолет в кобуре на лодыжке, вместе с двумя моими любимыми охотничьими ножами. Собачий свисток на шнурке на шее, спрятан под футболкой.
Страх во мне ослабевает. Адреналин зашкаливает. К чёрту шансы, это то, ради чего мы живём. Они не возьмут нас без боя.
Только они не нападают.
Так дело не пойдет.
– Эй, Джесси, – громко говорю я, – знаешь, что уродливее мертвого полукровки?
– И что? – хмыкает он.
Я смотрю прямо на рыжеволосого полукровку на капоте:
– Живой полукровка.
Он бросается на меня. Без превосходящей скорости и ловкости полнокровного, атака выглядит неуклюжей, но она сигнализирует другим сближаться. Я опускаюсь на одно колено, достаю пистолет и стреляю антикоагулянтом прямо ему в горло. Кровь брызгает мне на руки и лицо, тяжелая и воняющая ржавчиной. Вскакиваю на ноги, заменяя пистолет ножами, и ищу другую жертву.
Эш вращается в гуще полукровок, нанося два точных удара в висок. Самозванный ребенок любви международного чемпиона по джиу-джитсу, она заставляет боевые искусства выглядеть изящными. Я завидую этому. Мои собственные движения сильны, но я всегда чувствую себя неестественной, неустойчивой.
Джесси, с другой стороны, размахивает своим топором с двумя лезвиями, как дровосек.
Кто-то сбил меня с ног, и я сильно ударилась о тротуар спиной. На мне полукровка, его руки вцепились мне в шею. Он отрывает собачий свисток. Я замахиваюсь ножом, целясь ему в горло, но он отпрыгивает, свисток у него в руке, я не успеваю его схватить. Снова вскакиваю на ноги и ввязываюсь в драку, прежде чем кто-то из нападавших может воспользоваться моим лежачим положением.
Число полукровок быстро сокращается вдвое, но они приводят меня в бешенство своими коллективными нападками на моих партнеров. Снова и снова я откидываю их или пинаю.
Что? Я не стою усилий, чтобы попытаться меня убить?
Полукровка с крашеными синими волосами сбивает Эш на землю и садится ей на живот. Я бросаю нож, хватаю пистолет и отстреливаю синюю голову. Кто-то натыкается на меня. Я теряю равновесие и переворачиваюсь, возвращаясь на колени под удивленный крик Джесси.
Полукровка закручивает правую руку Джесси за спину, а другой перехватывает грудь Джесси, ему едва хватает роста, чтобы удержать охотника. Мое сердце почти останавливается, когда клыки глубоко вонзаются в шею Джесси. Я встречаю потрясенный взгляд моего друга, кофейные глаза широко раскрыты от шока, узкий рот округляется, кровь течет по его лицу. И его шее, когда полукровка кормится.
Похожий на укус комара, укус вампира требует обмена онемевшей слюной. Те, кому не повезло быть выпитым до смерти, заражаются и в конечном итоге превращаются в изгоев-полукровок, разрушающих хрупкий мир между расами.
– Нет!
Я не уверена в том, кто кричит, я или Эш, только мы обе двигаемся. Она достигает его, когда кормящийся полукровка отпускает свою жертву, её клинок немедленно оказывается между глаз полувампира. Джесси падает на колени, его глаза остекленели. Полукровка в спортивной куртке тянется к Эш; я хватаю зверя, сворачивая ему шею в нашем третьем падении на тротуар.
Разворачиваюсь. Эш стоит на коленях перед Джесси, пытаясь рассмотреть рану. Болтовня о том, что мы сможем помочь, слезы в её голосе. Я пытаюсь встать, и мир замедляется.
Вспышка серебра в руке Джесси соответствует новому блеску в его глазах. Эш смотрит на меня через плечо. Я кричу ей. Немыслимо. Джесси перерезает ножом горло Эш. Кровь булькает изо рта и капает вниз по подбородку. Глаза, которые могут одновременно смеяться и ненавидеть, смотрят на меня в шоке, а потом жизнь в них умирает.
Также как и Эш.
Мне холодно. Я не могу кричать. Всё это неправильно. Этого просто не случилось. Это невозможно.
Четверо оставшихся полукровок, кажется, растворяются в тени, оставив меня с моими товарищами. Один мертв, один обращен, оба потеряны для меня.
Джесси встает, его глаза блестят в оранжевом свете уличных фонарей. Скоро его волосы побелеют, и вырастут клыки. Он теперь один из них, один из тех, на кого я охочусь и уничтожаю. Он смотрит на меня, потом на тело у своих ног. Возвращается ко мне, и я вижу то, чего не ожидаю: замешательство.
– Думаю, что сделал что-то плохое, – говорит он. – Но её кровь пахла так сладко, Эви. Даже сейчас.
Пронзительный стон вырывается из моего горла. Дрожа с головы до ног, я делаю два шага вперед, ближе к нему и тому месту, где уронила пистолет.
Он прищуривается, глядя на меня:
– От тебя сладко пахнет. Такая сладкая и чистая.
Если он чувствует во мне чистоту, ему нужно проверить нос. Этот монстр передо мной – не мой Джесси. Это не тот человек, которому я однажды призналась в своих самых страшных грехах за бутылкой текилы, миской лимонов и солонки. Он только на него похож. У себя в голове я кричу, чтобы Вайят вел меня. Я знаю, что нужно сделать, просто не знаю, смогу ли.
Джесси подходит, облизывая губы. Я отступаю. У меня есть один нож, зажатый так крепко в левой руке, что костяшки пальцев побелели.
– Знаешь, что мне понравится? – он спрашивает, больше не двигаясь.
Я смотрю на пистолет, лежащий прямо за ним. В пяти футах от меня.
– Что?
– Выражение лица Трумена, когда мы постучимся в его дверь.
– Что заставляет тебя думать, что я пойду с тобой куда-нибудь?
Улыбается, и это ужасно. Он проводит кончиком языка по маленьким точкам на своих растущих клыках.
– Потому что всё, что требуется, – это один маленький укус.
– Попробуй, – рычу я.
Джесси атакует. Я падаю, группируюсь и перекатываюсь. Встав на колени, я с пистолетом в руке разворачиваюсь, целюсь и стреляю. Он не успел повернуться. Мой выстрел попал ему прямо в спину, прямо в сердце. Он падает, голова трескается о тротуар, и он остается лежать.
Я сажусь на землю, тело дрожит так сильно, что я прикусываю язык до крови. Как я это объясню? Вайят простит меня за то, что я сделала? Я прощу себя когда-нибудь?
Хочу ли я этого?
У меня нет ответов. Я не могу думать. Мне нужна помощь. Я не хочу бросать его, но мой телефон сломан. Кусочки его болтаются в моем кармане. Я не могу заставить себя обыскать два тела поблизости. Тела, на которые не могу смотреть, не говоря уже о прикосновениях.
Онемевшая, измученная и на грани истерики, я бегу трусцой, оставляя свою семью. Триады помогут. Они должны.
* * * * *
Два дня спустя я призываю смерть. Я расстелю для неё приветственный ковер, если такое возможно. Я заплатила высокую цену за свою эгоистичную натуру и никогда не перестану платить – до тех пор пока мне не позволят упокоиться с миром.
Я приседаю в темном переулке, слушая визг сирен пожарной машины. Неповоротливые машины рвутся по улице к пылающему многоквартирному дому, красные огни мигают, объявляя о своем присутствии спящему району. Они прибудут слишком поздно.
Даника мертва. Уолкины уничтожены, убиты людьми, которых я когда-то считала друзьями. Убиты в своих домах, наказаны за молчание, за верность и непоколебимое желание защитить меня – даже не одну из них. Я побежала к ним за защитой после того, как мой народ предал меня. Их смерть – моя вина, и я знаю, что буду гореть за это.
Но не раньше, чем предатели присоединятся ко мне в аду.
Мой маршрут ведет меня глубже в переулок, к служебной улице, которая проходит за зданиями. Я держусь ближе к тени, не обращая внимания на вонь гниющего мусора. Воздух тяжелый, уже горячий для мая, и давит, как одеяло. Что-то шипит, но это не бездомная кошка. Это что-то другое, говорящее мне держать дистанцию. Я так и делаю.
Пригнуться, теперь быстрее. Ещё два квартала, и я окажусь в мертвой зоне. Движимая страхом и чувством вины и черпая остаток сил из уставшего тела, я устремляюсь вперед. В конце квартала пересекаю оживленный перекресток. Сигналит автомобильный гудок. Перепрыгнув через низкую каменную стену с неизменной грацией, я ударяюсь, перекатываюсь и бегу. Дальше через темный парк, ржавая карусель в нем сломана и накренилась. Качели свисают с разорванных цепей. Горка деформирована, лесенка покрыта грязью.
