Текст книги "Удары жизни"
Автор книги: Кайли Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Мягкий смех пронизывает воздух между нами, казалось, делая наше маленькое укрытие еще теснее. Как может смех звучать так сексуально? Это же невозможно.
– Котенок, – говорит он глубоким голосом, окутывая чертово слово нежностью, заставляя меня легче переносить это прозвище. Черт, думаю, он мог бы читать мне телефонный справочник, и я бы возбудилась. – Я видел, как ты смотрела на меня ранее, – продолжает он. – Я серьезно сомневаюсь, что ты сделала бы что-то, что могло бы не понравиться моим яйцам.
Я замираю, когда моя рука застревает внутри кармана его потертых, слишком обтягивающих джинсов, так что мой рот непроизвольно раскрывается от произошедшего провала.
Он специально сказал мне это.
Деклан усмехается, держа всю эту кучу дерьма в руках, и когда мое лицо становится пунцовым, подмигивает мне.
У меня появляется внезапное желание ударить по его мальчикам, только чтобы насолить ему.
– Ты может быть и красавчик, но ты – такая задница, – при этом дарю ему ядовитую улыбку, когда мои пальцы касаются холодного металла его ключей.
– Все так говорят, – его ямочки становятся больше, когда он улыбается мне. Похоже, ему нравится быть предельно честным при общении со мной.
Я не знаю, что делать и как реагировать, так что игнорирую его и вытаскиваю ключи.
– Какой из них? – спрашиваю, рассматривая связку сплетенного металла.
– Черный.
Я с легкостью нахожу черный ключ и, прежде чем поднести его к замочной скважине, мельком замечаю на нем рисунок в виде белого черепа и скрещенных наверху костей.
Свет из коридора проникает в темную гостиную. Этого достаточно, чтобы увидеть гигантский плоский экран, висящий на стене, и напротив него большую темную комнату. Квартира со свободной планировкой, поэтому гостиная плавно совмещена с кухней слева от меня. Везде приборы из нержавеющей стали и блестящие столешницы.
Бьюсь об заклад, что это гранит. Пластмасса так свет не отражает.
Эта шикарная, очевидно, недавно переделанная квартира вовсе не такая, какой представляется берлога красивого татуированного засранца – потенциального серийного убийцы.
Деклан несет мои вещи по коридору и входит в темную комнату слева. Бросая его сумку на диван, пячусь назад, вытягивая шею, чтобы увидеть, куда он пошел. Я не собираюсь идти в неосвещенную комнату с почти двухметровым незнакомцем, который выглядит так, что способен уложить пятерых таких, как я. Меня не волнует его привлекательность или какие грязные идеи нашептывает мне мое влагалище. Некоторые вещи, как, например, включение светильника, заботят меня гораздо больше.
Комната заполняется светом, когда Деклан щелкает переключателем.
– Ты можешь остаться в моей комнате.
Я заглядываю в комнату и вижу огромную, королевских размеров кровать. Он положил мои вещи в глубине, и я неторопливо пробираюсь к ним, придерживаясь стены. Наклонившись, украдкой опускаю руку в кошелек, осторожно пытаясь вытащить газовый баллончик на всякий случай.
Он собирает простыню и бросает ее в корзину грязного белья, затем открывает дверь чулана и исчезает. Через секунду парень возвращается с новой стопкой белья.
– Ты можешь спрятать свои когти, Котенок. Я не собираюсь причинять тебе боль.
Я выпрямляю спину.
– Не понимаю, о чем ты.
– Прибереги его, – говорит он, раскладывая простыню на матрасе. – Я видел газовый баллончик в твоем кошельке и знаю, что ты его вытащила. – Он тянет ткань за угол и смотрит на меня. – Ты не настолько незаметна, как тебе кажется. Теперь иди сюда и поправь края.
Неохотно ставлю баллончик на тумбочку и расправляю простыню по углам матраса.
– Знаешь, я ведь могу быть убийцей.
Его ямочки вновь появляются на щеках.
– Думаю, я могу справиться с тебе подобными.
Черт, вероятно, он может справиться и с самим гризли.
– Ну, я могу украсть что-нибудь. Ты проснешься утром и обнаружишь, что все твое барахло исчезло.
Он смотрит на меня милым, слегка хмурым взглядом и с полуулыбкой говорит:
– Ты же не сделаешь этого?
Я кусаю губу, пытаясь подавить улыбку, но безуспешно.
– Ну что ж, ладно. Но только потому, что ты так любезно спросил. В противном случае, я бы обчистила тебя.
Улыбаясь, он качает головой.
– Тебя слишком много. Что же я буду делать с таким фейерверком, как ты?
Жар приливает к щекам, когда я смотрю вниз на простыню. Я не знаю, как реагировать на это. Смех заставляет мой живот напрячься и делает мои колени неустойчивыми. Я привыкла к менее тактичным парням, которые называют меня «детка» и обещают положить весь мир к моим ногам. Мы знаем, что эти обещания так же глубоки, как рюмка водки: нелепые и пустые, и я знаю, как вести себя с ними, поэтому они безвредны. А поведение Деклана – это обещание того, что что-то несомненно произойдет, и у меня нет сомнений, что он добьется своего.
Я провожу пальцем по вышитым узорам на простыне. Различные оттенки серого превосходно сочетаются с черной кожаной спинкой кровати.
– Тебе не следует отдавать мне свою кровать, – бормочу я. – Мне будет хорошо и на диване.
Простыня взлетает, когда Деклан подбрасывает ее, расстилая над кроватью.
– Я не позволю тебе спать на диване. Я – не полная задница.
Его глаза ненадолго встречаются с моими прежде, чем он хватает сложенное серое одеяло у подножия кровати.
Это одно из тех плисовых, супермягких одеял из микрофибры, при виде которого я едва могу сдержать свой восторг, когда Деклан расстилает его. Я кусаю губу, глядя с нетерпением на гигантскую кровать и одеяло, когда чувство вины охватывает меня из-за переезда Деклана из своей постели на диван.
– Тебе, действительно, нет необходимости делать это. Честно, диван очень даже подойдет.
– Я – твой босс, и ты должна делать то, что я говорю, а я говорю тебе, что ты спишь здесь. Так что выполняй это.
Мой рот дергается в улыбке, соответствуя той, что носит он. Откуда взялся этот капризный и задумчивый парень?
– Спасибо… Будет здорово растянуться на настоящей постели.
Его быстро появившаяся улыбка исчезает, пока он сердито смотрит на меня по другую сторону кровати.
– Я все еще не могу поверить, что ты спала в машине. Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Не говоря уже о безрассудстве и глупости.
Внутри меня, как торнадо, проносится возмущение, поднимая на своем пути боль и унижение, которые разрушают все внутри меня, не находя выхода наружу. Что ж, я позволю им выбраться.
– Это должно быть прекрасно никогда не беспокоиться о поиске безопасного места на ночь, где шансы быть изнасилованной или убитой не равны нулю, просто немного менее вероятны. И это должно быть превосходно никогда не выбирать между едой и стиркой белья, потому что ты не можешь позволить себе оба варианта.
Деклан бледнеет, но я продолжаю, практически выплевывая яд, когда добавляю:
– Вещи, которые ты принимаешь как само собой разумеющиеся это то, ради чего я могла бы убить, так что не смей стоять там и судить меня, когда ты ничего не знаешь обо мне или о выборе, что мне приходится делать.
Деклан выглядит больным.
–Ты права. Ты абсолютно права. Саванна… Мне очень жаль.
Жалость. Боже, я ненавижу этот взгляд. Деклан может взять свое сочувствие и засунуть себе в задницу. Я не нуждаюсь в ней и не хочу ее.
– Я смогла выжить и без этого, так что пошел ты куда подальше.
Мои гневные слова повисают в пространстве между нами пока текут секунды. Его молчание делает их еще более резкими.
Я оборачиваю руки вокруг себя, потому что нуждаюсь в физическом барьере. Понимаю, что сказала слишком много и, внезапно, хочу взять свои слова назад. Эмоциональные вспышки, как эти, ранее были не свойственны мне. Я хороша в том, что могу все контролировать и подавлять внутри себя, и понятия не имею, какого черта сейчас было, откуда это взялось.
– Не надо, – я смотрю на него, сжимая челюсть и смущаясь от непрошеных слез, которые начинают резать мне глаза. Я ненавижу эту природную склонность моего тела начинать плакать, когда я выхожу из себя. Почему так происходит, если слезы все равно ничего не решают? – Не смотри на меня, как на сломанную маленькую куклу, которую нужно починить. Я ненавижу этот взгляд.
Когда я украдкой поднимаю на него глаза, замечаю, как его челюсть напрягается так сильно, что выглядит, словно каменная. Прежде, чем я понимаю, что происходит, он хватает одну из моих корзин с бельем и выходит из комнаты.
Черт, я действительно достала его. Он выпроваживает меня.
Я бегу за ним, выкрикивая его имя, но парень игнорирует меня. Я не могу винить Деклана за то, что иногда бываю прямолинейной сукой, но это не значит, что мне нравится быть нею. Это просто защитный механизм.
Люди не захотят быть рядом с тобой, если ты обладаешь скверным характером, и не смогут подобраться слишком близко, чтобы причинить боль. И, на самом деле, не стоит меня узнавать.
По правде говоря, у меня ничего нет, что можно предложить кому-либо.
Я потеряла все.
Мои брови поднимаются от удивления, когда Деклан вместо входной двери направляется прямо на кухню. Он начинает бросать мои вещи в стиральную машину, находящуюся в подсобном помещении рядом с ней.
Он стирает мою одежду? Почему?
Я пытаюсь вытащить обратно свое белье, которое он положил в машину, но все смешалось внутри большого металлического барабана.
– Что ты делаешь?
Деклан видит, что я пытаюсь с ним бороться. Почему он просто не остановится?
– Я стираю твое белье. На что еще это похоже? – его слова жалят, и мне это не нравится. Я не прошу его стирать мое белье. Я вообще не прошу его о чем-то.
– Ты остановишься?
Поиск одежды – безнадежное дело, поэтому я устремляюсь к корзине, хватаясь за его огромные руки и пытаясь остановить парня.
– Деклан!
Он, наконец, останавливается и смотрит на меня.
Его черные брови сходятся на переносице, а челюсть сжата с такой силой, что выступают желваки. Когда Деклан смотрит вниз на меня с таким напряженным взглядом, воздух в моих легких просто испаряется. То, что я ошибочно принимаю за гнев, оказывается состраданием.
Но почему?
Внезапно, я не знаю, что сказать. Я ошеломлена и смущена.
– Зачем ты стираешь мое белье? – эти слова звучат почти бесшумно, а взгляд Деклана приковывает меня к месту.
Его челюсть медленно разжимается.
– Потому что хочу помочь тебе.
Но там есть нечто большее. Я вижу, как блестят его глаза прямо сейчас.
– Я ценю это, но…
– Просто позволь мне сделать это для тебя, – говорит он, и в его голосе слышатся нотки отчаяния, которые мне непонятны, но вместо того, чтобы остановиться, я продолжаю, ведь есть очень веская причина, по которой ему нет необходимости делать это для меня. И на этот раз она не имеет ничего общего с моей гордостью.
Я сглатываю, боясь признать свою оплошность.
– Эти вещи уже чисты. Сегодня я пронесла их тайком в спортзал и постирала, – сообщаю я, кусая ноготь на большом пальце и глядя на него, затем опускаю глаза на тонкий белый хлопок, натянутый на груди. Мне слишком стыдно, чтобы поддерживать зрительный контакт. – Прости. Этого больше не повторится.
Использовать имущество компании в личных целях считается непростительным почти на любой работе, и если он уволит меня, так тому и быть. Сама виновата, в конце концов.
– Эй, – Его голос звучит нежно, когда его грубые пальцы прикасаются к моему подбородку и аккуратно поднимают мою голову, вынуждая посмотреть на него. – Мне все равно. Ты можешь использовать эти машины в любое время, когда захочешь.
Эта доброта, которая исходит от этого кажущегося угрюмым человека, приводит в замешательство. Я не знаю, что делать или как ответить на это.
– Почему ты так добр ко мне?
Он хмурится, когда убирает свою руку с моего подбородка.
– Я просто делаю то, что любой другой сделал бы на моем месте.
Что-то похожее на насмешку вырывается из меня, прежде чем я могу остановить это, и тут же начинаю чувствовать себя неблагодарной скотиной. Я признательна Деклану за все, что он делает, но он слишком сильно переоценивает человечество. Любой другой на его месте просто закрыл глаза.
– Никогда не пытайся скрыть что-то подобное от меня, хорошо? Если тебе что-то нужно, скажи мне.
Я утвердительно киваю, все еще упорно избегая его взгляда, когда он добавляет:
– Кроме тех вещей, что ты собираешься украсть у меня. Любой ценой скрой это от меня, потому что я не хочу знать об этом.
Почти мгновенно моя неловкость рассеивается, и я не могу сдержать улыбку, появляющуюся на губах. Подшучивания, что ж это я могу. А вот выдерживать пристальные взгляды и говорить, что на самом деле у меня на уме? Не так уж весело.
Моя улыбка только растет, когда я смотрю на него и вижу, как широко он улыбается с этими милыми маленькими ямочками на щеках. Эти ямочки навлекут на меня беду, я просто знаю это.
– Договорились, – говорю, указывая на черные кружева, все еще зажатые в руках Деклана. – Теперь я могу получить назад мои трусики?
– Что? – его глаза расширяются и устремляются вниз на кусок ткани. – Иисус, – он бросает их в меня, будто обжегся.
Я смеюсь так сильно, что становится больно. Мой бок сводит судорогой, когда слезы застилают мои глаза. Он нервно протирает руки об джинсы, смотря куда угодно, но только не на нижнее белье, что я держу в руках. Я не помню, когда в последний раз так смеялась.
Возможно, никогда…
Деклан чешет шею, а я успокаиваюсь.
– Я, э-э, приготовлю нам что-нибудь поесть. Ванная прямо по коридору, если тебе нужно воспользоваться нею.
Мой смех стихает, когда я провожу своим пальцем вдоль нижней линии ресниц и скрещиваю руки, восстанавливая барьер между нами. Иногда я нуждаюсь в стене так же, как воздух необходим моим легким. Так спокойнее и привычнее. Некоторые дети чувствуют себя в безопасности под одеялом или в обнимку с любимой мягкой игрушкой. Я же прячусь за маской безразличия.
– Я не голодна.
На самом деле, я умираю от голода, но не хочу, чтобы он что-то еще делал для меня. Я не благотворительный проект, и он уже выходит за пределы. Нам где-то придется обозначить границы, а его желание меня накормить подходит как раз под этот случай.
Брови Деклана сдвигаются вместе, а лицо ужесточается.
– Мне все равно. Ты слишком худая. Тебе следует поесть.
Мои глаза расширяются от гнева. Я открываю свой рот, собираясь высказать ему, куда он может все это засунуть, но парень прикрывается рукой и морщится, словно выставляя заслон от потока моих оскорблений.
– Просто сделай это ради меня, хорошо? Я не усну сегодня ночью, если буду думать, что ты голодна. Позволь мне уговорить тебя съесть что-нибудь, и тогда я оставлю тебя в покое, я обещаю.
Я не смогу уснуть ночью, если буду думать, что ты голодна.
Его слова повторяются в моей голове, а я стою там, удивляясь, почему он заботится обо мне даже тогда, когда, как я запоздало понимаю, мой сбитый с толку взгляд мог быть неверно истолкован, как свирепый.
– Пожалуйста, – просит он.
И снова оно – словно пытка, мученическое выражение. Это тянет за что-то внутри меня, что глубоко похоронено и давно забыто, и я нахожу себя кивающей ему в знак согласия, так что закрываю свой рот и обхватываю себя руками.
Он поворачивается, чтобы уйти, секунду спустя я слышу щелчок выключателя, после чего кухня заливается светом.
Я смотрю на беспорядочную кучу моего чистого белья, валяющегося на полу и вываливающегося из темной серой машины с таким огромным количеством кнопок и большим цифровым экраном, что скорее смахивает на машину времени, чем на любую стиральную машину, которую мне довелось видеть.
Вздохнув, начинаю заново собирать свое белье в корзину. Когда я заканчиваю, Деклан зовет меня:
– Все готово.
Оставляя вещи на полу, подхожу к обеденной зоне рядом с кухней. Деклан уже сидит за маленьким круглым столом, опираясь локтями на темную глянцевую поверхность и взяв кусок огромного сэндвича. Я смотрю на пустой стул напротив него и блюдо перед ним, заваленное индейкой, листьями салата и помидорами. Мои ноги прирастают к полу. Это не может быть для меня. Этот сэндвич размером с мою голову.
Деклан опускает на меня свой взгляд, когда я отодвигаю стул.
– Я не знал, любишь ли ты майонез, но, – он пожимает плечами, – подумал, что тебе не помешают калории.
Я закатываю глаза, пытаясь не позволить еще больше обидеть меня.
– Прости, что мое тело не твоем вкусе.
Я не слепая и знаю, что за последние два месяца потеряла добрых пять с половиной килограмм, потому что была не в состоянии позволить себе такую роскошь, как нормальная пища и все остальное. Но это исходит от Деклана? От великолепного настолько-совершенного-что-не-знаю-как-он-может-быть-таким-без-фотошопа Деклана?
Что ж, его инсинуации недостаточно хороши, чтобы причинить боль. Но последней вещью, которая тебе понравится, когда находишь кого-то привлекательным, будет указание на то, что ты таковой не являешься для него.
Он, вероятно, привык к таким девочкам, как стриптизерша с загорелой кожей, крутыми изгибами и очень большими сиськами, которые вываливаются из чашек. По сравнению с такими девушками у меня грудь четырнадцатилетнего подростка.
Деклан откусывает от сэндвича, его глаза оказываются на одном уровне с моими, когда он жует, а затем проглатывает кусок.
– Я никогда не говорил, что оно мне не нравится, я сказал о необходимости быть чуть больше.
Жар приливает к моему лицу, когда я опускаю глаза на нетронутый бутерброд передо мной. Боже, я веду себя как глупый страус. Только потому, что я не могу видеть его, не значит, что он не замечает румянец, покрывающий мои щеки. Я поднимаю бутерброд и хмурюсь, когда он начинает разваливаться.
– Это не сэндвич, это шведский стол.
Так или иначе, мне удается несколько раз надкусить сэндвич без выпадения из него продуктов. Мне кажется, что Деклан смотрит на меня все это время. Не люблю, когда за мной наблюдают вовремя еды, особенно кто-то супергорячий. Он заставляет чувствовать меня ужасно неловко, поэтому я не могу даже взглянуть на него.
Между прочим, сэндвич действительно хорош. Так хорош, что я пытаюсь не закатывать глаза и не стонать так, как было бы уместно только при занятии сексом. Думаю, это лучший чертовый сэндвич, который я когда-либо пробовала, но он может показаться таким лишь потому, что кто-то ничего не ел в течение всего дня.
Я заканчиваю с половиной бутерброда и кладу обратно оставшуюся часть. Проглотив кусок, беру высокий стакан молока рядом с моей тарелкой. Делаю глоток, смотря мимо Деклана в сторону гостиной, а он начинает сверлить меня своими глазами.
– Мои кулинарные навыки очень ограничены, так что…
Ставя на место стакан, я облизываю губы, чтобы убрать с моего рта все оставшиеся крошки.
– Нет, очень вкусно, – признаю я, заставляя себя улыбнуться.
Он хмурится, смотря на мою оставшуюся часть сэндвича.
– Тогда почему ты не ешь?
Потому что ты не прекращаешь таращиться на меня, а я боюсь, что измажу все свое лицо едой, как неумелый подросток.
– Я сыта. – Отодвигаю тарелку, хотя могла бы легко доесть это, если бы не имела зрителей.
Деклан придвигает ко мне тарелку назад.
– Меня не волнует. Ешь.
Ничто не может быстрее взбесить меня, чем его властное поведение и требования, которые включают во мне режим суки.
– Нет, если ты собираешься сидеть здесь и смотреть на меня, как извращенец.
Он наклоняется вперед, кладя локти на стол.
– Что если я посижу здесь и поговорю с тобой?
– Не похоже, что я смогу тебя остановить. – Это очевидно, исходя из последних событий…
Я поднимаю вторую половину сэндвича и осторожно кусаю, бросая на него «ну, и?» взгляд.
– Как получилось, что ты спишь в своей машине? Тебя бросил парень или что-то еще случилось?
Конечно, он так или иначе спросил бы меня об этом. Задерживаю дыхание, потому что не собираюсь говорить об этом, я поднимаю стакан молока к моим губам и делаю длинный глоток, прежде чем поставить его обратно.
Мои движения медленные, протяжные и немного томные.
– Это твой способ спросить меня: есть ли у меня парень?
– Нет. Если бы я хотел спросить об этом, я бы напрямую задал вопрос.
Его глаза скользят по участкам моей кожи, неприкрытые майкой, прежде чем они возвращаются ко мне. Улыбка играет на уголках его рта, но не принимает окончательную форму.
– У тебя есть парень?
Смеясь, я качаю головой:
– Нет. Я не завожу отношений.
Деклан хватает свое пиво, готовясь сделать глоток.
– Знаешь, большинство девушек, которые так говорят, фактически ищут отношения.
Я пожимаю плечами, застенчиво улыбаясь.
– Я не из большинства девушек.
Это было шустро, даже для меня. Он забыл, что спрашивал меня, как я оказалась в моей машине, после моих отвлекающих маневров. Деклан делает глоток и продолжает:
– Почему ты не заводишь отношения?
Мои брови поднимаются, когда я сморю на него.
– Хочешь сказать, что ты заводишь?
Нет. Это точно не тот долбаный случай, когда такой красивый татуированный Бог предпочитает моногамию бесконечному потоку женщин, готовых визжать от возможности оседлать его.
– Почему это звучит так абсурдно? – спрашивает он, нахмурившись.
Я начинаю моргать, потому мои глаза расширяются. Похоже, он собирается заставить меня объяснять свои слова.
– Ну… посмотри на себя, – начинаю я, показывая на руки, выглядывающие из-под рукавов его однотонной белой футболки.
– Ты не похож на тот тип людей, которые заводят серьезные отношения.
– А к какому типу людей я, по-твоему, отношусь?
К безрассудному типу, специализирующемся на невероятном сексе.
Я пожимаю плечами, инстинктивно облизывая свои губы, когда смотрю на него.
– Которые заводят мимолетные интрижки.
Он откидывается на спинку стула и скрещивает руки за головой. Деклан лениво пожимает плечами, когда дарит мне дерзкую улыбку.
– Ну, ты не совсем неправа. Я не завожу отношения ни те, ни другие, только одноразовый секс.
Мои губы сжимаются в тонкую линию, пытаясь подавить улыбку. Я угадала. Я, мать его, знала это.
– И ты заставил меня объяснять это дерьмо в то время, как я была права? Ты – задница. – говорю я, игриво пиная его под столом.
Он смеется, глубоко и хрипло, откидывая голову назад. Мне нравится этот звук. Когда парень снова смотрит на меня, его зеленые глаза светятся теплом.
– Итак, расскажи мне, Котенок, почему ты не заводишь отношения?
Мои глаза сужаются, когда я смотрю на него, потом поднимаю свой сэндвич и откусываю следующий кусок. Мне не должно нравиться это прозвище, но оно очаровывает меня все больше и больше. После того, как я прожевываю и глотаю кусок, я отвечаю:
– Почему бы и нет?
Его губы забавно дергаются.
– Я первый спросил.
Мои глаза закатываются на незрелый ответ, но этот разговор куда более занимателен, чем я предполагала, так что иду ему навстречу.
– Потому что это пустая трата времени и отличной косметики. Я всегда говорю: береги себя от сердечной боли и драмы. Купи вместо этого вибратор.
Стул Деклана продвигается вперед, когда его локти облокачиваются на стол, а его лицо становится оживленным
– Подожди, у тебя есть вибратор? Могу взглянуть?
Я чуть не давлюсь, когда смех вырывается наружу.
– Нет! Черт, нет. – я никогда не покажу ему. Я скорее умру.
Мое лицо вспыхивает от его радостного взгляда. Мне следовало бы догадаться, что он может отнять вибратор и убежать с ним.
– Просто ответь на вопрос. Насколько он большой?
Моя челюсть практически отвисает до пола и я, клянусь, что мое лицо вот-вот лопнет от негодования. Его дерзкая улыбка вынуждает меня сжать губы, пытаясь сдержать улыбку, когда я говорю:
– Больше, чем тот, которым ты упакован, я уверена.
Смех вырывается из Деклана, когда он хлопает в ладоши и запрокидывает голову назад.
– Во что бы то ни стало, Котенок, загляни под стол и сравни их.
Он кусает губу и смещается в кресле, потянув джинсы под столом.
О боже, у него стоит.
Я моргаю и опускаю глаза, возвращаясь к оставшемуся сэндвичу, только чтобы занять себя чем-нибудь, но я действительно желаю увидеть маленькое представление.
– Это вполне осуществимо, – мужчина продолжает. – Без шуток.
Я закатываю свои глаза, пока жую. Совсем не смешно, мать его.
Он пожимает плечами.
– Есть много вещей, которые умеет мужчина, но не сможет сделать вибратор.
Бросив ему циничную улыбку, отправляю последний кусочек сэндвича в рот.
– Возможно, – бормочу, проглатывая еду. – Но вибратор не может разбить сердце.
Деклан смотрит на меня, когда я хватаю стакан молока и допиваю его содержимое.
– Так вот оно что? Ты собираешься двигаться дальше по жизни, соблюдая целибат?
– Я не говорила, что дала обет безбрачия, я лишь сказала, что не завожу отношений. Секс и моногамия – не исключают друг друга.
Стакан звенит о столешницу, когда я ставлю его обратно и кокетливо улыбаюсь. Ему не нужно знать, что я сейчас живу в целибате. Немного флирта еще никому не навредит.
Его брови нахмурены.
– Думаю, я люблю тебя, – и усмехаясь, он добавляет: – Серьезно, где ты была всю мою жизнь?
Несмотря на улыбку, играющую на моих губах, я закатываю глаза.
– Любовь – это вымысел. Это только куча химических веществ, которые сеют хаос в твоем мозгу.
Улыбаясь, Деклан закусывает губу и стучит по столу.
– Вот где ты не права. Любовь – самое реальное, что я видел.
Мои брови поднимаются на его страстный ответ.
– Да неужели?
Он кивает.
– Мой дед был женат на моей бабушке сорок один год, прежде чем она оставила его, и до самой ее смерти он смотрел на нее, как… Я не знаю. Будто она была Рождественским утром.
Мой сарказм умирает от его признаний. Он ясно вспоминает жизнь и семью, полную любови, которую мне не понять никогда. По моему опыту, любовь живет только в фильмах и книгах.
Недолго думая, я говорю.
– Я так понимаю, что твой отец никогда не смотрел так на твою маму? – и сразу же жалею о своем вопросе. Это неприлично, и это не мое дело.
Губы Деклана кривятся, когда он погружается в неприятное воспоминание, будто вновь его переживая.
– Нет. Обычно он приберегал эти взгляды для чего-то особенного, как бутылки Джима, Джека или Хосе (прим.: Джим Бим (Jim Beam), Джек Дэниэлс (Jack Daniels), Хосе Куэрво (Jose Cuervo) – крепкие алкогольные напитки).
– Ох, – говорю я, пытаясь казаться равнодушной. Итак, его отец страдает алкогольной зависимостью. Или страдал. Я не уверена, но выяснять не собираюсь.
Вопросы, задаваемые людям об их прошлом, побуждают людей думать, что они могут спросить тебя о том же, но это не так, не со мной. Хотя они могут попробовать, но ответа не получат.
Деклан склоняет на бок голову и скрещивает руки на груди.
– Знаешь, а ты никогда не отвечаешь на мои вопросы. Например, о том, как ты оказалась вынуждена спать в машине. Ты отвлекла меня разговорами о сексе и вибраторах.
– Гм, ты сам отвлекся на разговор о вибраторах.
Его глаза сужаются, словно он изучает меня.
– Ты делаешь это снова.
Я медленно киваю.
– Да, делаю.
Черт. Деклан более внимателен, чем я думала. Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, изучая меня глазами, но он не выглядит сердитым или раздраженным. Он кажется… заинтригованным.
– Ты не собираешься рассказывать, не так ли?
Деклан определенно проницательный, и я буду отдавать ему то не многое, что могу. Я качаю головой, сводя губы в грустной улыбке.
– Не сегодня. Это слишком личное.
Он поднимает брови.
– А как же разговоры о сексе?
Я снова качаю головой.
– Секс это не личное.
Кривая усмешка касается его рта.
– Тогда ты делаешь это неправильно.
Я еле сдерживаю себя, чтобы не закатить глаза на его фразу. Вместо этого, опускаю локти на стол и наклоняюсь вперед, открывая ему обзор на мое небольшое декольте.
– И я уверена, ты хочешь показать мне, как сделать это правильно, так?
Он моргает глазами, пытаясь не смотреть на мои сиськи. И отвечая на мою насмешливую улыбку, он произносит:
– И на этой ноте, думаю, мне пора готовиться ко сну, пока я не совершил какую-нибудь глупость.
Опираясь ладонями на стол, он встает, и трудно не заметить сквозь джинсы выпуклость его эрекции. Мои глаза расширяются, когда я вижу, что у него член несомненно больше, чем мой вибратор. Деклан улыбается, глядя на меня, словно думая о том же.
Деклан
Перестань думать об этом. Просто ложись спать.
Я вздыхаю и поднимаю свою руку к глазам, создавая ею темноту в гостиной, но это бесполезно. Я тверд как камень. И нахожусь в таком состоянии уже час. Все, о чем я могу думать, это Саванна и ее проклятый вибратор. Какой он? Как выглядит она, когда пользуется им. Я стону и тяну простыню на лицо, желая, чтобы эти глупые мысли исчезли. Я действительно не хочу мастурбировать, потому что считаю, что тем самым перехожу все границы. Саванна – мой сотрудник. Мой бездомный работник. Дрочить, представляя ее, будет неправильно с моей стороны, верно?
Спустя еще пять беспокойных минут, я бормочу:
– К черту. – И стягиваю простыню вниз.
Я мужчина. Я должен быть неправильным. Кроме того, чего она не знает, ей не навредит. Вставая с дивана, направляюсь в ванную, мой член маячит впереди меня, как проклятый компас.
Закрываю за собой дверь и включаю свет, щурясь от резкого света. Мои глаза, наконец, привыкают, и я начинаю рыться в шкафу под раковиной в поисках какого-нибудь лосьона.
Думаю, я нашел что-то…
Игры с моим пенисом – это не то, что я обычно делаю, но когда я этим занимаюсь то, это всегда происходит в душе. Освобождение – наиболее легкий путь, но я не думаю, что мне хочется принимать душ в этих целях прямо сейчас.
– Бинго. – Я, наконец, нахожу старую бутылку лосьона для тела Jergens и впрыскиваю необходимое количество на ладонь, затем тяну мои боксеры вниз под яйца и скольжу влажной рукой вдоль моего ствола.
Черт, холодно.
Становится теплее после пары надавливаний, и довольно скоро гладкие, скользящие движения заставляют работать быстрее мое сердце, а я упираюсь свободной рукой на раковину для равновесия.
Мой разум возвращается к Саванне. Она не похожа на других девушек, что я встречал. У нее лицо ангела, но Иисус Христос, у этой цыпочки острый язычок. Я и понятия не имел, что она так взрывоопасна. Я был увлечен беседой с ней и наслаждался каждой секундой этого. Представляю, как бы мне понравилось целовать эти совершенные надутые губки и блуждать пальцами в этих длинных волнистых волосах, пока я скользил бы глубоко в ней. Или то, как она выглядит с вибратором между ее ног, ее рот открывается в экстазе, пока она двигается, чтобы доставить себе удовольствие.
Моя рука начинает работать быстрее, мое дыхание учащается, когда я чувствую напряжение, поселившееся в моих мышцах. Мои яйца набухли. Я так близок…
– О, Боже! – выкрикивает Саванна, с удивлением и ужасом.
Я задыхаюсь, находясь в высшей точке блаженства. Моя кровь превращается в лед, когда я замираю, встречаясь с взглядом большими глазами Саванны.
Ебать, этого не может быть.
Я дергаю вверх мои боксеры, когда она резко отворачивается и врезается лицом в открытую дверь. Девушка обхватывает свой нос руками, когда я морщусь от ее удара и спешу к ней.
