Текст книги "Удары жизни"

Автор книги: Кайли Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Ну не так близко и лично, по крайней мере.

Деклан останавливается у блестящего черного автомобиля старой модели, который я вижу каждый день на парковке. Мне следовало догадаться, что это его машина. Она так и кричит «Деклан!»

– Я сделаю тебе предложение, – начинает он над крышей своего автомобиля, когда открывает свою дверь. – Ты показываешь мне свой вибратор, я демонстрирую свой член, и ты все сможешь рассмотреть сама.

Я закатываю глаза, но чувствую, как краска разливается по щекам и переходит на шею от его предложения «продемонстрировать». Что, конечно же, заставляет его шире улыбнуться, когда он садится внутрь и открывает мою дверь.

Забираясь, я бормочу:

– Я не хочу посмотреть, мне просто любопытно.

– Ммм-гмм, – он смотрит на меня, когда вставляет ключ в замок зажигания. – Так вот почему прошлой ночью ты вломилась ко мне? Потому что тебе было любопытно?

Мои щеки вспыхивают еще сильнее от его намека, что это было более, чем простое стечение обстоятельств. Но, безусловно, это не так. К черту, и почему краснею я, когда именно он был пойман за мастурбацией?

Деклан включает зажигание, двигатель с шумом оживает. Мне сразу становится обидно, что машина, которая старше моей древней Хонды на двадцать лет, с легкостью заводится без всяких уговоров и сладкой болтовни. Несправедливо. Вчера мне пришлось трижды сказать своей машине «я люблю тебя» прежде, чем сработало зажигание.

Требовательная сука.

– Ты же знаешь, что говорят про любопытство и кошку, правда, Котенок? – Деклан подмигивает мне, самодовольно ухмыляясь.

Я сжимаю губы, когда качаю головой и пристегиваюсь ремнем безопасности. Он хочет подразнить меня? Прекрасно. Но ради его эго, я надеюсь, что он так же относится приколам над собой, как и к шуткам над другими.

– Жаль разрушать твои фантазии, но не из-за любопытства я ворвалась к тебе.

Протягивая руку, он кладет запястья на верхнюю часть руля. Я ничего не могу с собой поделать – невозможно отвести взгляд от его крепких мускулов.

– Да? – говорит он с интересом. – Так что же это тогда было?

– Нужда, – мои глаза устремляются к его. – Я только закончила игры со своим вибратором, и мне было необходимо привести себя в порядок. Я была такой влажной, когда случайно натолкнулась на тебя, занимавшимся тем, что делала я, только на несколько минут раньше.

Улыбка Деклана гаснет, лицо сникает, когда он откидывает голову на подголовник и закрывает глаза.

– Мне все равно, если ты шутишь. Я просто хочу притвориться, что ты говоришь серьезно, потому что, черт побери, это так горячо.

– Я серьезно. Мне пришлось прикусить одну из твоих подушек, чтобы сдержать крик. И, гм, возможно, мне следует постирать твои простыни, когда мы вернемся. Они немного намокли.

Он сжимает челюсть и сильнее жмурит глаза. Его руки цепляются за руль с такой силой, что костяшки пальцев белеют.

Это слишком легко.

Я смеюсь, как сумасшедшая, когда он поправляет свои джинсы, пытаясь освободить место для невозможно-не-заметить выпуклости, выступающей на его промежности.

– Ты понятия не имеешь, что только что сделала, – говорит низким и хриплым голосом, когда смотрит на меня, даря жалкую улыбку. – Из-за этого я собираюсь быть ходячей эрекцией всю оставшуюся жизнь.

Я кусаю губу, пытаясь сдержать победную улыбку.

– Тебе необходимо вернуться назад и, э-э, позаботиться об этом? – спрашиваю я, указывая вниз.

– Если только ты присоединишься ко мне.

Его ответ заставляет меня хихикнуть, наклоняя голову вперед.

– Этому не бывать.

Он смеется, затем включает передачу, и, закидывая свою руку на спинку общего сиденья, оглядывается назад. Отъезжая от стоянки, он смотрит на меня.

– Ты забавная. Ты мне нравишься.

Деклану нравлюсь не я, а флирт со мной. Это большая разница. Но он прав, это весело. Раньше я никогда не славилась этим.

Когда мы выезжаем со стоянки, я смотрю на трафик вокруг нас и витрины на оживленной улице, но чувствую на себе его взор, наблюдающий за мной, и мою кожу начинает покалывать под его внимательным взглядом.

– Я… не ненавижу тебя, – говорю я, бросая на него быстрый взгляд.

Он прикусывает нижнюю губу, сверкая солнечными бликами от своего маленького серебряного колечка, когда пытается подавить улыбку.

– Ты даже не можешь признать, что я нравлюсь тебе?

Это кольцо на губе дразнит меня. Я не думала, что Деклан может быть еще более сексуальным, но почему-то этот маленький кусочек металла кажется глазированной вишенкой на вершине очень вкусного торта. Я хочу вонзить в него свои зубы и всосать это колечко в мой рот.

– «Нравится» это сильное слово, – с придыханием произношу эту фразу, и будь я в здравом уме, я бы немного смутилась.

Деклан прочищает горло и смотрит в сторону, словно его мысли утекают в непристойное русло, как и мои. Держа руль, он говорит еще тише:

– Что же мне с тобой делать, Котенок?

Это риторический вопрос, поэтому я не отвечаю. Но пошлая, сексуально-озабоченная часть меня хочет сказать ему: «Все, что ты хочешь».

Деклан

Я опускаю локти на ручку тележки для покупок, когда мы останавливаемся рядом с секцией хлебобулочных изделий и спрашиваю:

– Что дальше?

Саванна хмурится, грызя кончик ручки, когда пробегает глазами по своему списку покупок. Она все еще одета в нашу фирменную футболку с надписью: «Спортзал Whitmore & Son». Ее волосы стянуты над плечами в низкий конский хвост с вьющимися волнами локонов. Это единственный вариант укладки, что я видел у нее, но, эй, нет необходимости исправлять то, что в этом не нуждается. Так она выглядит нежной и… привлекательной.

Господи, посмотри на меня, ударившегося в лирику о женских прическах.

Я прочищаю горло и стараюсь думать о чем-нибудь другом, осматривая людей вокруг нас. Саванна либо очень хороша, не замечая их, либо ее действительно не волнует, что кто-то может увидеть ее со мной, потому что она и глазом не ведет на все изумленные взгляды, обращенные на нас в этом дорогущем продуктовом магазине.

Я привык делать покупки в «Остановись и купи» рядом со спортзалом, а не в местах с рядами суши в отдельных секциях для деликатесов. Но мой необузданный первобытный инстинкт накормить ее взял вверх, и, на мой взгляд, дорогое – значит лучшее. Итак, мы здесь, делаем покупки в магазине, куда типичные домохозяйки приезжают на роскошных внедорожниках вместо минивэнов.

– Тебе нравится феттучини Альфредо? (прим.: итальянская паста, популярная в Америке)

– Да, вполне.

– Хорошо, тогда нам понадобятся густые взбитые сливки, сыр пармезан, мускатный орех…

Она считает ингредиенты на пальцах, глядя вверх, будто считывает вещи с невидимого листка.

– Для соуса? – спрашиваю я. – Ты знаешь, что у них есть готовый?

Она бледнеет и смотрит на меня так, будто у меня выросли две головы.

– Нет. Нет, нет, нет. Сделать соус самим всегда лучше.

– Ладно, – говорю я, пытаясь не закатывать глаза, когда следую за ней по проходу. Она ответственна за приготовление еды, так что, если она говорит, что хочет все сделать сама вместо того, чтобы подогреть содержимое одной банки, то кто я такой, чтобы спорить?

Мы заворачиваем за угол, и внезапно оказываемся в маленькой Италии. Должен признаться, что это круто, когда каждый отдел магазина оформлен дизайнером в соответствии с видами продуктов, и состоит из поддельных маленьких зданий и других элементов соответствующего декора. Впереди нас Чайна-таун, а там справа есть секция с Каджун-продуктами. (прим.: Каджун (Cajun) – острая приправа)

Я смотрю, как она осматривается в рядах итальянской кухни, и спрашиваю ее:

– Так что насчет твоей истории?

Обычно люди шире раскрывают свои глаза, когда слышат, что мой отец – алкоголик, или показывают какую-нибудь шокирующую реакцию, но Саванна осталась беспристрастной. Только ее простое «Ох», как будто я сказал ей, что мой любимый цвет – это синий. Заставляет задуматься, сколько же ей пришлось хлебнуть дерьма в своей жизни, что моё ее даже не смутило.

Она хмурится, когда тянется к полке за большой упаковкой с сыром пармезан, и спрашивает:

– Моей истории?

– Да. Что случилось в твоей жизни, что ты оказалась здесь? – я осторожничаю, чтобы не использовать слово «бездомной». Во-первых, не думаю, что она этому обрадуется, во-вторых, мы в общественном месте, в конце концов. Выяснять у кого-то, как он оказался в таком положении – спать в своей машине, точно не беседа, которую вы хотите, чтоб услышали другие, но сейчас мы одни.

Она бросает на меня свирепый взгляд и начинает уходить, чего и следовало ожидать. Колеса тележки скрипят, когда я пытаюсь догнать ее.

– Ты не можешь винить меня за любопытство, – говорю я, идя рядом с ней в неторопливом темпе. – Такое не каждый день случается с большинством людей.

Она пожимает плечами, когда мы следуем по магазину.

– Моя рассказ не так уж отличается от истории любого другого человека, оказавшегося в такой же ситуации, – она смотрит на меня мрачным взглядом. – Просто обстоятельства сложились не в мою пользу.

Я сужаю глаза, оценивая ее вид.

– Ты никому не рассказывала о своей жизни, так?

Об этом не трудно догадаться, когда она для защиты вырыла вокруг себя трехметровый ров, чтобы не подпускать людей близко. Ее бравада меркнет на секунду, позволяя мне увидеть уязвимую девушку, что прячется внутри. И в этот момент моей миссией становится снести эти стены и освободить Саванну.

Глаза девушки отрываются от меня, и тут же вся ее манера поведения меняется. Стены вокруг нее возвращаются на место. Скрещивает руки на груди, чтобы укрепить свою оборону, удерживая ее от разрушения. Словно любое крошечное усилие, может их поколебать.

– Никто не интересовался настолько, чтобы спросить, но это не значит, что нет людей, знающих мою историю.

– Да?

Она кивает.

– О, да, есть много людей из СЗД, кто знает о случившемся.

– СЗД? Что, черт возьми, такое СЗД?

– Служба защиты детей, – отвечает она, смотря вперед и держа руки в карманах. – Видишь ли, я переходила из одного приюта в другой после того, как у моей мамы-наркоманки была передозировка, когда мне было четыре года. Когда мне исполнилось восемнадцать, я вышла из системы, и мои приемные родители выгнали меня. Я являлась для них лишь способом заработка, и как только деньги перестали поступать…

Она пожимает плечами, как ни в чем не бывало, а я слушаю, шокированный и с раскрытым ртом, когда она продолжает рассказывать.

– Остальное не требует разъяснений. Мне пришлось бросить последний год в старшей школе, чтобы позволить себе такие вещи, как жилье и еда, я должна была работать, а чтобы иметь постоянный доход, я не могла учиться тридцать пять часов в неделю, и угадай что? Никто не хочет нанимать сотрудника, не закончившего одиннадцать классов, так что единственные варианты, на которые я могла рассчитывать, были полны унижений, и там платили дерьмово.

Она останавливается и смотрит на меня.

– И мы уже довольно близко к тем трем дням, когда зашла к тебе в офис и попросила взять меня. Я была в отчаянии и готова выполнять любую работу, где не требовалось бы снимать одежду.

Я потираю лицо, переминаясь с ноги на ногу в оглушительной тишине. Саванна сцепила перед собой свои руки, внезапно выглядя стесненной и смущенной от того, что вывалила на меня без прикрас свою трагедию. Моргнув, я отвожу взгляд в сторону. Чувствуя до сих пор тяжесть от ее слов, засевших у меня в голове. Они рвут меня на части, ломая что-то внутри, что я считал, уже сломать невозможно.

– Срань Господня, – слова оказываются грубее, чем я предполагал, но я сержусь не на нее, я просто… злюсь. Все так запущено и неправильно. – Ты должна прекратить делать это.

– Делать что? – спрашивает она, по-прежнему сохраняя свою оборонительную позицию.

– Бить меня по голове, как обухом, правдой. Мои нежные чувства не могут с этим справиться.

Я ожидаю услышать от нее смех или хотя бы увидеть улыбку, но не получаю ничего. Она просто говорит:

– Ты сам спросил.

– Знаю, но, Боже, … В следующий раз предупреди меня прежде, чем повторить это снова.

Она ухмыляется, но ничего не произносит и по-прежнему не смотрит на меня. Саванна смотрит или на мою футболку, или на пол. Чем сводит меня с ума. Я хочу видеть эти глаза, которые выражают больше, чем она, вероятно, понимает. Я хочу знать, что происходит внутри ее прелестной головки, потому что прямо сейчас сложно ее прочесть.

Странные вещи творятся у меня в груди. Мое сердце неровно бьется, и в то же время сжимается. Я хмурюсь от этих странных ощущений, когда она, не обращая на меня внимание, говорит:

– Моя жизнь совсем не сахар, Деклан. Все хреново и ужасно.

Я-то думал, что мой старик был плохим. Он всего лишь пьяница, шатающийся по парку, по сравнению с тем, через что ей пришлось пройти.

– Ты слишком расстроишься, если я обниму тебя?

Она поднимает взор на меня, и я почти вздрагиваю от ненависти и отвращения, светящейся в этих серых стальных глазах, обращенных на меня.

– Да.

Я должно быть взираю на нее взглядом, который она ненавидит. Знаете, сочувственным. Таким, каким будет смотреть обычный человек после всего услышанного.

– Что если я попросил это для себя, не для тебя?

Ее брови поднимаются, говоря «ты издеваешься надо мной?», и я не могу сдержаться, улыбаюсь.

– Это правда. После такой жуткой истории как эта, мне необходимо утешение. Я нуждаюсь в твоей поддержке, Котенок.

Она округляет глаза, но я вижу улыбку, мелькнувшую на ее губах.

– Тебе не сбить меня с толку своим страдающим видом.

Я указываю на свою левую руку, покрытую различными образами, словами и красками.

– Не позволяй татуировкам одурачить тебя. Моя мама была очень любящей и многому научила меня. Ты не найдешь лучших объятий, чем мои.

Она смеется, а я улыбаюсь, думая, как мне нравится этот звук.

– Только никому не говори, ладно? Я должен сохранить свою репутацию.

Саванна кусает губу и ухмыляется, и часть меня умирает от этого вида. Она так чертовски красива.

– Твой секрет в безопасности, – произносит она.

Снова хватая тележку, я киваю на забытый список, торчащий из кармана.

– Ладно. Что там у нас дальше?

Она вынимает листок, просматривает его и поворачивается, чтобы осмотреть полку позади нее.

– Почему здесь все так дорого? – ворчит девушка, указывая на неприлично дорогие макароны. – Ты разве не знаешь, что неподалеку от тебя есть магазин «Остановись и купи»?

Уже темно, когда мы выходим на парковку продуктового магазина. Сентябрьский воздух все еще горячий и немного влажный, но это ненадолго. Вскоре наступит зима, и мне придется сказать «прощай» коротким шортам Саванны. Данная мысль раздражает меня, но я тут же воспрянул духом, представляя, как мы будем согреваться в холода.

Впервые за долгое время я с нетерпением жду снег в Бостоне.

Наша корзина наполнена до краев белыми полиэтиленовыми мешками, пока я толкаю тележку через стоянку. Останавливаюсь позади машины и достаю ключи из кармана. Саванна пальцами проводит по блестящему черному металлу, который плавно изгибается вверх над окном пассажирского сиденья.

– Что это за машина? – спрашивает она. – Она красивая.

Люблю женщин, которые ценят шикарные машины.

– Шевроле Импала шестьдесят седьмого, – отвечаю, открывая багажник. – Я привел его в порядок с моим дедом еще до того, как он умер.

– В самом деле? – она поднимает брови, изучая машину, и я начинаю укладывать продукты в машину. – Вы, ребята, проделали большую работу.

– Спасибо. Мы обошли множество разборок, пытаясь найти запчасти, чтобы починить ее. Это было нелегко.

Я кладу внутрь последний пакет, и Саванна откатывает тележку в сторону, пока я захлопываю багажник и открываю двери машины. Саванна садится внутрь, а я завожу машину. По привычке включаю радио, не помня, что в последний раз я слушал на диске. Громкая гитара и тяжелые басы прорываются через динамики.

– Прости, – говорю я, уменьшая громкость.

Она морщит лоб, когда пристегивается ремнем безопасности.

– Кто это?

– Атрею, – отвечаю, когда сам тянусь к ремню. (прим.: Atreyu (Атрею)– американская группа из Калифорнии, играющая метал-кор)

– Мне нравится.

Моя рука останавливается, и я смотрю на нее. Я никогда не соотносил ее с тем типом девушек, которым нравится метал.

– Это одна из самых тихих песен. Остальные гораздо более кричащие.

Я поворачиваю голову в ее сторону, наблюдая, как она слушает звуки тяжелой гитары. Потрясающее зрелище. Большинство девушек не любят такую музыку, но Саванна не вздрагивает и не корчит лицо на громкие крики и барабанные дроби, льющиеся из звуковой системы. Нет, Саванна слегка улыбается, когда песня набирает обороты. Я смотрю на ее рот, как загипнотизированный, и меня охватывает непреодолимое желание поцеловать ее.

Эта девушка загадка, я клянусь. Она никогда не реагирует так, как я ожидаю, и когда я нахожу очередной кусочек мозаики, обнаруживаю, что есть еще десять, которые нужно поставить на место. У меня нет ни малейшего шанса, так что придется принять это как должное. На самом деле, мне это нравится.

Глава 5

Саванна

– О Боже, это было потрясающе.

Глаза Деклана темнеют в блаженном, почти хмельном выражении, когда он гладит свой живот, находясь чуть ли не в коме после целой тарелки моих фетуччини Альфредо. Мне приходится закусить щеку, чтобы сдержать улыбку. Я рада, что ему нравится, как я готовлю. Это буквально единственное, что я вношу в это очень странное, одностороннее… партнерство? Дружбу? Я даже не знаю, кто мы друг другу.

– Говорила же тебе, что готовить все самостоятельно всегда лучше, – напоминаю ему, поднимаясь и хватая пустые тарелки, но Деклан забирает их у меня.

– Я возьму их.

Мои брови поднимаются в недоумении.

– Ты собираешься мыть посуду?

Обнажая свои совершенные зубы и ямочки, он отвечает:

– Если под «помыть посуду» ты подразумеваешь сложить ее в посудомоечную машину, то да. – Он кивает на диван, выглядывающий из гостиной. – Иди. Сядь. Расслабься.

Тебе не придется повторять это дважды…

Взяв пульт с журнального столика, я погружаюсь в черную кожу и включаю громадный плоский экран. Минуту спустя приходит Деклан и садится рядом со мной. Я передаю ему пульт, но он только качает головой и говорит:

– Подойдет все, что ты захочешь посмотреть.

Мои глаза возвращаются к программе передач на экране, но я чувствую на себе взгляд Деклана.

– Что?

– Ничего. Я вот думаю, что наверняка это не твоя заветная мечта работать в тренажерном зале, так чем же ты хочешь заниматься по жизни?

– Это довольно серьезный вопрос.

Он пожимает плечами, приподнимая уголки губ вверх.

– Я достаточно глубокий парень.

Я закатываю глаза, что становится чрезвычайно частым явлением рядом с этим парнем.

– Я не знаю. Я надеялась, что у меня будет время подумать над этим в течение первого года в колледже, но он накрылся.

Он сводит брови и наклоняется вперед.

– Почему?

Мои глаза возвращаются к телевизору. Я не люблю говорить об этом. Это напоминает мне, что когда-то я была близка к тому, чтобы выбраться из беспросветного, нищенского существования, которое, кажется, я обречена влачить всю свою жизнь.

– Зачем все эти расспросы?

– Просто любопытно. Тебе не нужно отвечать, если не хочется.

Что-то в его словах заставляет меня чувствовать себя плохо. Как будто я пнула щенка или что-то в этом роде. Я вздыхаю и произношу:

– Стипендия, с помощью которой я планировала оплатить колледж, как бы пропала, когда я бросила учиться. Я могла бы взять кредит, но это не имеет никакого смысла, так как у меня нет денег, чтобы погасить его, и не будет.

Я смотрю на Деклана краем глаза, но не могу разобрать выражение его лица. Готова поспорить, что мне оно не понравится.

– Клянусь Богом, что если я повернусь и увижу, что ты испытываешь ко мне жалость, то я прибью тебя.

Он смеется.

– Ладно. Свои чувства я буду держать при себе, обещаю.

– Хорошо.

– Ты рассматривала вариант стать шеф-поваром? Ты – гений на кухне.

– Спасибо. И нет, не всерьез.

– Как получилось, что ты так хороша в этом?

Я делаю длинный выдох и пожимаю плечами, насколько это возможно, прижимаясь спиной к дивану.

– Частично из-за необходимости и частично из-за желания угодить моим приемным родителям.

Когда Деклан хмурится, я продолжаю.

– Приемные родители такие же, как и обычные: некоторые замечательные, некоторые хорошие, а некоторые не занимаются воспитанием детей. Когда я была младше, я оказалась у пары выше среднего класса. На бумаге они казались совершенными: хорошая работа, прекрасный дом, красивые машины, – но они были невнимательными, жестокими. У них было еще двое приемных детей, и трое из нас были их маленькими горничными. В наши обязанности входили уборка дома, стирка белья, приготовление еды, и если мы что-то делали не так или отставали от графика, они наказывали нас. Но они делали это умно. Били там, где не будет видно. Им нравилось, как я готовлю, так что мне приходилось работать усерднее, чтобы усовершенствовать свои навыки.

Я уставилась в пространство перед собой, вспоминая вещи, которые так долго пыталась забыть. Такие, как жалящая боль от ремня или вкус носка, засунутого мне в рот, чтобы приглушить крики.

– Это реально сводило меня с ума, понимаешь? Пытаться угодить людям, которым ты не доверяешь и так сильно презираешь. Будучи молодой и наивной, я продолжала думать, что «если мне удастся заработать похвалу, то, возможно, они станут лучше ко мне относиться».

Деклан наклоняется вперед, приподнимая мой подбородок, когда локтями упирается в колени.

– Я хочу больше знать о тебе, но чем больше я узнаю, тем больше это меня бесит.

Я слегка толкаю его своим плечом.

– Так перестань спрашивать.

Он выглядит явно злым, когда смотрит в пол, качая своей головой.

– Это совершенно неправильно, Саванна. Ты рассказывала кому-нибудь? Социальному работнику, или…?

– Единственный раз, когда я видела социального работника, это было, когда я переехала в новый дом, и она оказалась не особенно полезной. Она никогда не объясняла «что», «как» и «зачем». Каждый раз, когда мне приходилось переезжать – это было страшным и пугающим, и я быстро научилась скрывать, если мне не нравился дом, потому что приемные родители не потерпят подобного дерьма. Это словно «избежать тюремного заключения», только вместо обретения свободы, я переезжала в другую темницу. – Я потираю руками по моим выцветшим шортам, когда мой голос мягко звучит. – В итоге я выбралась оттуда.

Его глаза сужаются, когда он изучает меня, как будто он в первый раз действительно меня рассмотрел. Никто раньше не видел эту сторону меня. Это пугает и нервирует, что хочется замолчать и ничем больше с ним не делиться.

Изумление чувствуется в его голосе, когда он спрашивает:

– И как ты просто не… сломалась?

Грустно улыбаясь, я пожимаю плечами.

– Кто сказал, что нет?

Его глаза исследуют меня, словно обнажая мою душу, пока я не чувствую себя наиболее беззащитной, чем когда-либо прежде.

– Ты – нет, – просто произносит он. – Ты слишком смелая. Если бы ты была подавлена, в тебе не было бы никакой искры.

И этим он задевает что-то такое, что заставляет меня хотеть открыть ему больше, чем эти маленькие кусочки моего замурованного в стене прошлого. Я знаю, что создаю опасный прецедент, но не могу остановиться.

– Так что случилось с двумя другими детьми?

Я пожимаю плечами.

– Ад, насколько я знаю.

У меня не было ни способа, ни желания поддерживать связь.

Деклан раскрывает шире свои глаза, когда смотрит на меня, будто приходит к некоторому пугающему пониманию.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты осознаешь, что не обязана готовить для меня. Это ведь так, да? Ты не должна ничего для меня делать, чтобы остаться здесь.

Он никогда не скрывал, что беспокоится о моем благополучии, но все же каждый раз, когда он делает это, я поражаюсь. Я бы никогда не догадалась, что под этими мускулами и татуировками скрывается такое доброе сердце. Я боюсь, что на самом деле он может научить меня, как использовать мое.

Опустив глаза на колени, отвечаю:

– Я знаю. Но я хочу. Это мой способ отблагодарить тебя.

– Ты уверена? Это не вызывает у тебя каких-либо негативных чувств, связанных с прошлым?

– Деклан, ты не такой как они. Тот факт, что ты об этом беспокоишься, доказывает, насколько ты отличаешься. Я обещаю тебе, что готовка – не будет для меня большой проблемой.

Он хмурится и потирает челюсть.

– Я не знаю…Мне все еще хреново от этого.

– И я тоже буду чувствовать себя дерьмово, если ты не будешь есть мою стряпню, – из меня вырывается тихий смех, когда я смотрю на него. Он забавен. – Деклан, мне необходимо есть, так что я собираюсь готовить, и будет глупо, если ты будешь есть что-то другое, когда я уже потрудилась состряпать целый обед. Ты хочешь ранить мои чувства?

Он резко вздыхает и кладет голову на спинку дивана.

– Прекрасно. Выкручиваешь мне руки, не так ли?

Мои глаза автоматически начинают блуждать по узорам и цветам, покрывающим его кожу.

– Я не стану делать что-то подобное с чудесным творением искусства.

– Думаешь, они прекрасны?

Я слышу усмешку в его голосе, но я потерялась, изучая татуировки на его предплечьях. Мои глаза бродят по розам, карманным часам, черепу и тени, которая все соединяет. В основном, все сделано в оттенках черного и серого, но розы представлены в приглушенном красном, а часы – в тускло-золотом цвете, чтобы не перегружать и не отвлекать внимания от целой картины. Между часами и черепом имеется надпись: «Время никого не ждет».

Рисунок перетекает в черных и серых ангелов, кажущимися живыми, на его бицепсах; их крылья распростерты на голубом небе, выглядывающем из-под его футболки. Татуировка создана с удивительным чувством вкуса, для того, что занимает каждый видимый сантиметр его тела.

– Думаю, это красиво. – говорю я, касаясь пальцами крыльев ангелов.

Его кожа, обтягивающая тугие мускулы, ощущается обжигающе горячей и посылает покалывание сквозь меня. Мой взгляд поднимается, встречаясь с его закрытыми глазами, когда из его кармана начинают реветь звуки «Beat on the Brat» рок-группы Ramones. Это пугает меня настолько, что я отдергиваю от него свою руку.

Мое сердце бьется где-то глубоко внутри, и меня заполняет противное ощущение, как чувство вины. Я не могу это объяснить, но, кажется, будто нас застукали за чем-то незаконным. Возможно, это просто подскочивший адреналин.

Деклан стонет и закатывает глаза, когда смещается, чтобы взять телефон. Нажимая кнопку на экране, он выключает звук и кладет мобильный на журнальный столик.

Уже поздно. И судя по его реакции, похоже, что звонок был от девушки. Бывшей? Или может быть нынешней? Стараясь казаться равнодушной, я спрашиваю:

– Не собираешься ответить?

– Нет, – отвечает он коротко, когда внезапно проявляет интерес к давно забытому телевизионному шоу.

– Почему нет? Не хочешь, чтобы твоя девушка узнала, что ты зависаешь со мной? –ухмыляюсь, игриво подталкивая его в плечо.

Он кидает на меня быстрый взгляд.

– Мы уже обсуждали, что я не встречаюсь с женщинами. Джейми просто…удовлетворяет мои потребности.

– Тьфу, ненавижу это имя, – говорю и морщусь. – В школе, в которой я училась, была девушка, которую звали так же, и она постоянно дразнила меня, и … это действительно очень обижало.

Вообще-то, «дразнила» не совсем подходящее слово. Эта сучка превратила мою жизнь в ад на годы. Период ее террора длился с седьмого класса до тех пор, пока я не бросила старшую школу. Так что да, ее имя оставляет горечь во рту, и что совершенно неразумно, на мой взгляд, в некотором роде я злюсь, что Деклан спит с ней.

– Хочешь, чтобы я надрал ей задницу?

Я смотрю на Деклана, видя его задорную улыбку.

– Я сделаю это сама, если снова увижу ее.

Если бы моя школа не придерживалась политики нулевой терпимости, когда дело касалось драк, то я бы уже много лет назад надавала ей тумаков. Я боялась, что отстранение от занятий отразится на моих шансах получить стипендию. Толку из этого все равно не вышло, раз я бросила обучение…

– Что же такого ужасного она сделала?

Я смеюсь и опускаю голову на спинку дивана. Сейчас это звучит глупо, но в седьмом классе, это было похоже на конец света. В то время, у меня было раннее развитие, и некоторые девушки – некоторые плоскогрудые особи – думали, что я набиваю свой лифчик.

– Джейми была лидером их маленькой шайки и распространяла обо мне всевозможные слухи. Ну, например, что я набивала свой бюстгальтер, что я грязная шлюха и прочее. Джейми, конечно, была богатой и популярной, так что все ей верили. Несколько моих подруг перестали общаться со мной, потому что не хотели скатиться вниз в школьной иерархии, а мальчики…ну, я была «шлюхой» с «огромными» сиськами, – смеюсь без особого веселья. – Нет необходимости говорить, что парни были моими новыми лучшими друзьями.

– С переходом в восьмой класс я была еще тем везунчиком, и оказалась с Джейми в одном спортивном классе. Спустя две недели с начала учебного года она и ее маленькие любимчики зажали меня в угол в раздевалке и натянули спортивную футболку поверх моего лица, временно ослепив меня, пока снимали мой лифчик. Предполагаю, они ожидали увидеть, как выпадут мотки тканей или связки носков, или что-нибудь еще, но все, что они получили – это лишь полный обзор моей груди, – бормочу саркастично, указывая на мои чашечки размера В.

– После этого слухи о том, что я набиваю свой бюстгальтер, прекратились, но Джейми всегда находила что-то новое, чтобы унизить меня. Что моя одежда не была брендовой, или что у меня не было друзей… Потом она узнала, что я – приемный ребенок, и для нее это стало основным оружием против меня, пока я не бросила школу.

Я не хотела быть такой красноречивой, но я ненавижу эту девушку.

– Вот же тварь.

Я оборачиваюсь к Деклану и вижу на его лице взгляд полный отвращения, что заставляет меня засмеяться. Я хватаюсь за бока, в то же время слезы начинают скатываться по моим щекам. Когда я, наконец, успокаиваюсь, вытираю глаза и говорю:

– Спасибо. Мне это было необходимо... Так что по поводу твоей Джейми?

Свет в его глазах, наблюдающих за мной, тускнеет, на его лицо опускается тень.

– Она не моя Джейми.

Я сужаю глаза, изучая его профиль.

– А она знает об этом?

В его горле проскальзывает смех.

– О, да.

Пожимая плечами, он говорит:

– Мы встречались время от времени, но сейчас все кончено.

– Почему? Ты устал от нее?

– В определенной степени.

– Вот поэтому я одна, – бормочу, хотя его честность тонизирует.

– Нет, это не потому… – он сдвигает брови, наклоняя голову. – Подожди-ка. Почему ты одна? Потому что боишься, что кто-то устанет от тебя?

Мои щеки покрывает румянец, и я сразу же сожалею о сказанном.

– Перестань подвергать меня психоанализу. Что ты хотел сказать?

Он хмурится в мою сторону чуть дольше секунды, прищуривая глаза, пока не делает выдох.

– Мне не было с ней скучно, просто она мне разонравилась. Она – не приятный человек, и похоже, что хороший секс не является достаточным аргументом, чтобы мириться со всем ее дерьмом. – Он морщится. – Боже, звучит отстойно, да?