Текст книги "Всегда твой (ЛП)"

Автор книги: Кай Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Что ж, по моим подсчетам, это было как минимум пять минут спокойствия без драмы после моего тоста с Беллами.

Прогресс.

– Мало того, что ты появляешься в моей академии, теперь ты еще и в моем доме?

– Я здесь не из-за тебя, я…

– Заткнись. – Он шипит. – Очевидно, я не могу эффективно передать, как сильно я тебя ненавижу. – Он хватает меня за волосы и откидывает мою голову назад под углом, нависая надо мной. – Что нужно сделать, чтобы ты поняла, а? – он шепчет, отводя меня назад и удерживая за волосы. – Мне нужно причинить тебе боль? – парень подносит другую руку к моей шее и хмыкает, когда она смыкается вокруг моего горла. – Может, мне тебя придушить? – затем он хватает мою задницу. – Или отхлестать тебя по заднице и бедрам до крови?

Я смотрю на него, застыв, возбужденная и напуганная, пока он овладевает мной. Я подсознательно выгибаюсь навстречу его прикосновениям, прежде чем успеваю остановить себя.

– Ты пришла сюда, одетая как дешевая шлюха, так почему бы мне не обращаться с тобой как со шлюхой? – он насмехается, его хватка на моей талии становится все крепче.

Я с силой вырываюсь из его хватки, теряя при этом несколько волос, и топаю прочь от него, не обращая внимания на боль в голове.

Не успеваю я отойти и на десять футов, как слышу сердитое «блять», а затем громкие, властные шаги, преследующие меня, и я убегаю за линию деревьев, моя единственная цель – убежать от него.

– И это все, ты просто уходишь? – он издевательски смеется. – Что случилось с девушкой, которая на этой неделе устроила скандал? Она хотя бы сделала эту игру интереснее.

Я поворачиваюсь к нему, останавливая его на пути, и обеими руками бью его в грудь.

– Это не игра, это моя жизнь.

Прежде чем я понимаю, что происходит, я оказываюсь лицом в грязи, руки держат мои за спиной, а колено Феникса впивается мне в поясницу.

Его колено так сильно давит на мой позвоночник, что мне кажется, что я нахожусь на расстоянии одного глубокого вдоха от того, чтобы случайно сломать его надвое.

– Подумай дважды, прежде чем снова поднимать на меня руки, – говорит он, его голос леденяще приятен, когда он опускает мою голову в грязь.

– Отпусти меня, – требую я, мой голос дрожит от испуга и возбуждения.

– Умоляй.

– Пожалуйста, – прошу я, случайно вдыхая грязь носом. – Отпусти меня.

Он отпускает меня и переворачивает на спину, прижимая мои запястья над головой. Он смотрит на меня сверху вниз с нечитаемым выражением лица, где-то между очарованием и зацикленностью, и у меня мелькает воспоминание о том, как мы играли в прятки в лесу за нашими домами.

Интересно, помнит ли он?

Я наблюдаю за тем, как его глаза за что-то зацепились, а затем он прижимает мою руку к земле, чтобы рассмотреть это поближе.

Его большой палец проводит по участку моей кожи, словно пытаясь что-то там удалить. Я точно знаю, что он только что обнаружил, и мое сердце замирает в горле, когда я смотрю ему в лицо, но он продолжает пристально смотреть на мою кожу.

– Что это? – требует он.

– Ты знаешь, что это, – шепчу я. – Это татуировка…

– Божьей коровки. – Феникс прерывает меня, его голос лишен интонаций.

Я киваю, и сердце так громко стучит в моих венах, что я боюсь не услышать его, когда он заговорит.

Это было одно из двух «к черту» решений, которые я приняла с Нерой за лето. Я называю это «к черту», потому что на меня очень не похоже делать что-то настолько поспешное и необдуманное, особенно если речь идет о таком постоянном решении, как это.

Мы были в Лондоне и прогуливались мимо тату-салона, когда Нера предложила нам зайти. Я колебалась несколько секунд, а потом согласилась, к ее восхищенному удивлению.

Я вышла оттуда с черно-белой тонкой татуировкой божьей коровки на запястье размером с ноготь. Стиль был художественным, а детали – реалистичными, и я была в восторге от этого. Астор все еще занимает то же место в моем сердце, что и в детстве, и я хотела увековечить его как часть себя.

– Когда ты ее сделала? – спрашивает он, его плечи напряжены.

– Два месяца назад.

Его челюсть дергается, а руки сжимают мои запястья с такой силой, что я понимаю: завтра у меня будут синяки.

– Было время, когда я гонялся за тобой по всему лесу, и тебе бы это нравилось, – рычит он. Шутки ради, если судить по тому, как заныл мой живот при одном упоминании об этом, мне бы и сейчас это понравилось. – Но мне на тебя уже плевать. Ты каким-то образом одурачила всех вокруг своим поведением хорошей девочки. Их заманивают твоей фальшивой добротой и фальшивыми улыбками, и они не видят тебя настоящую. Бессердечную, высасывающую душу предательницу, которая скрывается под ней. – Он отталкивается от меня и встает, глядя вниз на мое распростертое тело с презрением на лице. – Не возвращайся сюда, если не хочешь пострадать. – С этими словами он уходит, его тело с легкостью растворяется в ночи.

Слезы катятся из уголков моих глаз и по бокам лица, я сажусь и вытираю их.

Никто не умеет причинять мне боль так, как он. Он делает это без усилий, его цель точна и безошибочна.

Я надеялась, что он отреагирует на татуировку лучше. Я думала, он поймет, как я предана памяти Астора, как хочу сохранить ее для тех немногих из нас, кто знал его, и тех, кого лишили возможности узнать его.

Я должна была знать, что он никогда не увидит этого. Ирония в том, что он назвал меня шлюхой, заключается в том, что после Макса я больше ни с кем не целовалась, я даже не была активной участницей этого поцелуя.

Феникс же перетрахал, кажется, половину Швейцарии, выставляя их передо мной снова и снова, причем до такой степени, что я начала сомневаться, не делает ли он это ради моего интереса.

Кто знает, будет ли у меня когда-нибудь шанс проверить, смогу ли я влюбиться в кого-то еще. Уж точно не здесь, когда он отстранил меня от всех парней в школе. Да и будет ли мне это интересно, даже если кто-то приглянется мне?

Ведь правда в том, что я умоляла Феникса отпустить меня не потому, что мне было больно. Я умоляла его, потому что боялась, что он поймет, что мне нравится то, что он делает. Что он проведет пальцами по моим складкам и обнаружит, что я мокрая для него.

ГЛАВА 12

Феникс

Мне удалось игнорировать Сикстайн в течение двух долбаных лет, и все эти усилия пошли прахом меньше чем за неделю до начала нашего последнего курса в АКК.

Когда я впервые увидел ее после Гонконга, я не очень хорошо отреагировал на то, что увидел ее в коридорах АКК. Последние пару лет я активно работал над тем, чтобы мысль о ней не переполняла меня ядовитым гневом, и вдруг – вот она.

И она собиралась быть там и на следующий день, и на следующий, и каждый последующий день в течение еще четырех лет.

Я делал все возможное, чтобы ее выгнали или отправили домой, но безрезультатно. Мой гнев нарастал с каждой бесплодной попыткой и в конце концов вылился во взрыв, когда я застал ее целующейся с Максом на втором курсе.

Я позволил себе настолько ослепнуть от ненависти к ней, что когда я вышел и увидел его с ней, то был совершенно застигнут врасплох тем фактом, что доминирующей эмоцией, которую я почувствовал, был не гнев, а ревность.

Его губы на ее губах, его рука на ее талии, ее рука на его плече.

Увидеть ее мягкие губы на его губах, когда они фигурировали в каждом моем сне и кошмаре с тех пор, как мне исполнилось десять лет, было ударом в левую верхнюю часть груди, нанесенным с такой силой, что он выбил все дыхание из моих легких.

На минуту я решил, что именно так ощущается нарушение сердечного ритма и остановка сердца.

Правда в том, что я провел столько времени рядом с ней, пытаясь разрушить ее жизнь, что наша близость разжигала угли моих чувств к ней, пока среди холодного пепла не разгорелся маленький огонек.

Я привык проводить с ней время, даже если единственной целью было сделать ее жизнь несчастной.

На долю секунды я потерял бдительность, и она заставила меня за это заплатить. Я потерял концентрацию, позволив ей обмануть меня, заставив на мгновение забыть о том, что она призналась в своих чувствах к Астору, хотя все это время она делала вид, что будет моей.

Это должно было стать для меня первой подсказкой, что она вырастет неверной шлюхой. Мне не следовало удивляться, когда я застал ее с Максом, но я удивился.

Ярость, которую я почувствовал, невозможно описать. Она полыхала во всем моем теле, как спичка, брошенная на бензин, и больно ударяла в грудь. Ощущения были физическими, как при мучительной изжоге: сочетание гнева, горечи и зависти мощно пульсировало в моем нутре.

Мне удавалось сдерживать свой гнев, но с трудом. Потому что, хотя Макс отделался несколькими сломанными пальцами, если бы я напустил на него своего монстра, он бы умер, а она провела бы остаток своей обычной жизни, прикованная цепями в моем подвале.

Это было похоже на еще одно предательство, еще одно напоминание о том, что мне нужно держаться от нее подальше. Позволяя гневу управлять собой, я ничего не добился, и если мы будем продолжать в том же духе, я боялся, что сорвусь и сделаю что-то, о чем потом буду жалеть. И я не знал, что это будет – убийство или поцелуй, или о чем из двух я буду жалеть больше.

Поэтому я стер ее, как мог, вычеркнув из памяти те воспоминания о ней, которые засели в моем мозгу, и отключив все эмоции, которые я к ней испытывал. Я попрощался с гневом, горечью и завистью и поздоровался с небытием.

В течение двух лет это срабатывало. Я переключил тумблер, отключил ее голос и вообще не обращал на нее внимания.

Хотя иногда я не мог удержаться от того, чтобы не подглядывать за ней.

Я отключался на середине урока и поднимал на нее глаза, быстро отводя их, прежде чем она успевала поймать мой взгляд.

Этот новый подход работал, и я выживал. Я провел лето на яхтах и в клубах, отдыхая на Средиземном море и пользуясь всеми преимуществами того, что мне наконец-то исполнилось восемнадцать.

Мне оставалось прожить еще один год, чтобы больше никогда ее не увидеть. Прежде чем я освобожусь от шквала эмоций, которые овладевали мной всякий раз, когда она оказывалась рядом.

А потом Роуг, мой бессердечный психопат, лучший друг, решил поссориться с ее соседкой по комнате, что привело к неожиданному ядерному столкновению между нами двумя и в один миг свело на нет годы работы.

Комично, как быстро мы вернулись к прежней ненависти и жарким противостояниям. Единственное заметное отличие в том, что она начала сопротивляться. Не сильно, она все равно неизбежно сдается и отступает, но это уже перемена.

Что-то новое.

И, черт возьми, если эта вновь обретенная уверенность не заставляет мой член напрягаться.

Вместо того чтобы отвести взгляд, она теперь смотрит на меня, ее огненно-зеленые глаза буравят мое лицо. Она отвечает горячо, и мой взгляд постоянно ловит на том, как яростно двигается ее рот, когда она говорит мне, чтобы я шел к черту.

И вот я снова вступаю с ней в схватку.

Что бы я ни делал и как бы ни старался, эта токсичная, гноящаяся рана связи продолжает возвращаться в мою жизнь.

Невозможно удержать свой интерес, когда она постоянно возвращается на мой путь.

***

Когда она появляется у меня дома на нашей вечеринке, алкоголь и сдерживаемое разочарование, бурлящее в моих венах, переполняют меня. Я отхлебываю пиво, когда вижу, как она появляется в поле моего зрения из-за края моего бокала.

Она выглядит просто нереально. Ее волосы длинные и распущенные, как раз то, что мне нравится. В голове мелькает мысль, словно пойманная муха, отчаянно ищущая выход, – подойти к ней, обхватить кулаком ее волосы и выдернуть из комнаты подальше от посторонних глаз.

На ней платье, созданное для пыток мужчин, с искусными вырезами во всех нужных местах. Я знаю, что каждый мужчина в этой комнате представляет себе, как она будет выглядеть под платьем, и я счастлив, как никогда, что сразу ограничил их общение с ней.

Вопреки распространенному среди моих друзей мнению, это не потому, что я хочу ее для себя. А потому, что я не хочу, чтобы она была счастлива.

Если она так сильно хотела Астора, она не должна быть ни с кем другим.

Единственный человек, который когда-либо нарушал эту политику, больше не появлялся в кампусе после того, как я сломал ему руку, так что я уверен, что мне не стоит беспокоиться о том, что я буду придерживаться этой политики и дальше.

Когда она поворачивается, чтобы улыбнуться подруге, ее губы кроваво-красного цвета растягиваются вокруг белых зубов. Она выглядит знойной и горячей, как ходячая влажная мечта, и я ни черта не хочу, чтобы она была здесь.

Почему она не может остаться дома, в мешковатой пижаме, подальше от меня и всех остальных мужчин здесь?

В итоге я срываюсь три раза подряд. Сначала, когда я прикасаюсь к ней. Мои руки блуждают по ее телу и замыкают мой мозг, пока он не срывается во второй раз, когда я, игнорируя все кричащие голоса в моей голове, бегу за ней к краю участка.

И в третий раз, когда я обнаруживаю татуировку на ее запястье.

Это столь необходимое, хотя и болезненное напоминание о том, что она принадлежит моему брату, а я не могу ее забрать. Что я не могу склониться над ее распростертым телом в темном лесу с разметавшимися вокруг волосами и мечтать о том, чтобы впиться зубами в ее красные губы.

Что я не могу сделать ее задницу такой красной, как мне хочется.

Она никогда не была моей, чтобы обладать ею или прикасаться к ней, сколько бы раз я ни пытался убедить себя, что это так.

Поэтому я оставляю ее позади себя и топаю обратно к дому, борясь с каждым внутренним демоном, поднимающим свою уродливую голову. Желание бороться почти физическое, и я отвожу взгляд, пока пробираюсь через дом. В таком состоянии, если кто-то хоть на секунду задержит взгляд, я, скорее всего, брошусь с кулаками.

У меня черный пояс первой степени по дзюдо и я занимаюсь всеми видами ММА, так что я смертельно опасен со своими руками и кулаками. Тот, кто получит этот удар, вряд ли будет в сознании до завтра.

Кто-то зовет меня по имени, но я игнорирую его и направляюсь в свой номер. Я достаю телефон и пишу Свену, другу и одному из моих татуировщиков.

Феникс: Ты нужен мне наверху через десять минут.

Когда он заходит ровно через десять минут, то застает меня сидящим без рубашки спиной к двери, лицом к окнам моей спальни. Я смотрю на него через плечо.

– Делай что хочешь, – говорю я, наклоняя подбородок к татуировочному пистолету и набору, который я держу в комнате. – На моей спине – где захочешь.

Он вскидывает подбородок, молча подтверждая мое требование, и собирает оборудование, после чего садится на стул рядом со мной.

– Тяжелая ночка?

Я сердито хмыкаю. Если бы я хотела поговорить с ним, я бы поговорила. Я чертовски не люблю, когда люди задают ненужные вопросы или пытаются влезть в мои дела.

– Не твое дело. – Я откусываю кусочек, прежде чем снова выглянуть в окно. – Просто мне нужна боль.

Именно так. Она мне нужна, я жажду ее, особенно когда чувствую, что ухожу в темноту. Она помогает заземлить меня, усмирить опасные порывы причинить боль и перенаправить меня.

Я сижу тихо, не дергаясь и не издавая ни звука, пока он наносит татуировку пантеры на правую сторону моей спины.

Это длится часами, но я не двигаюсь, мой мозг воспроизводит образы Сикс, согнутой в моих руках, а затем лежащей под моим коленом, пока мой эрегированный член не запульсирует так сильно, что заглушит боль в спине.

ГЛАВА 13

Феникс

Очевидно, что Сикс делает все возможное, чтобы избежать меня в течение следующей недели.

Она последней входит в дверь на занятия и первой собирает свои вещи и выбегает, когда звенит звонок, стараясь избегать любых столкновений со мной. Мне нравится видеть, как она старается избегать меня, когда я могу все испортить, не прилагая никаких усилий.

Но я этого не делаю. Мне нужно держаться от нее подальше, как и ей от меня.

Я вхожу на кухню в одних трениках и направляюсь к кофеварке.

– Пантера хорошо заживает, – говорит Роуг у меня за спиной. Его тон может показаться странным даже тем, кто не знает его так, как я, но у него есть скрытые намерения, я чувствую.

– Так и есть, – отвечаю я просто.

– Напомни нам, когда ты ее сделал? – спрашивает Рис, невинно улыбаясь.

– А почему это важно?

– О, это не важно, – отвечает он небрежно.

Роуг вскакивает.

– Нам просто интересно, сделал ли ты ее в ту же ночь, когда два десятка человек видели, как некая рыжая девушка бежала, пытаясь спасти свою жизнь, а за ней очень близко топала темноволосая тень. Это навевает самые разные воспоминания, не так ли, Рис?

– Множество, – соглашается он, и они оба получат по морде, как только я допью свой кофе. – Вы, ребята, любили играть в очень похожую игру, когда мы были детьми.

Спустя целую неделю воспоминания о том, как она корчилась в грязи, пока я удерживал ее, все еще заставляют мой член быть таким же твердым.

– Я говорил ей, что ей здесь не рады и чтобы она покинула вечеринку, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

– Конечно, а когда она сделала то, что ты просил, и начала уходить, ты, естественно… последовал за ней?

Роуг уже вовсю ухмыляется, его улыбка злая, и желание выбить ему пару зубов бурлит в моих жилах.

– Ты не так понял.

– Кстати, не пропустил ли я пункт, где мы снова с ней разговариваем? – Рис спрашивает, прежде чем очаровательная улыбка, которую он использует, чтобы добиться своего, легко растягивается на его лице. – Ты должен был дать мне знать, Феникс, мне и самому есть что ей сказать. Может быть, мы с ней встретимся на этой неделе. – В завершение он подмигивает мне.

Я огибаю стол и спокойно подхожу к нему. Я знаю, что он думает, будто я собираюсь ударить его, но почему я должен обижаться из-за этого ублюдка?

Я вдавливаю большой палец в плоть его плеча прямо за ключицей и слегка надавливаю. Он тут же краснеет, на его лбу проступает вена, боль пронзает все тело, и он заваливается на спину, его мышцы болезненно сокращаются.

Он пытается вырвать мою руку, но я держу крепко.

– Ты не сделаешь этого, – говорю я с удовольствием.

Наконец я ослабляю хватку и отступаю назад, пока он сжимает плечо.

– Принято к сведению, приятель. – Он говорит, задыхаясь. – Черт, как больно.

– Придурок, – говорю я ему, возвращаясь к стойке, чтобы взять свой кофе со льдом.

Роуг меняет тему, прежде чем мы перейдем ко второму раунду.

– Что ты думаешь о следующих выходных?

За последние пару лет я начал участвовать в подпольных боях. В зависимости от даты или места проведения, это обычно разные виды боев, от ММА и муай-тай до стандартного бокса и кикбоксинга.

Я доминировал в ММА и муай-тай, а в боксе только пробовал. Так как я хотел повысить свой уровень, я договорился о бое в следующие выходные против Троя Фрейзера, подпольного чемпиона по боксу, который был непобедим в своих последних десяти боях.

Это будет интересный, кровавый поединок, и все предвкушают долгую, изнурительную борьбу между нами, я в том числе.

– Думаю, все хорошо, – отвечаю я, надеясь, что смогу сосредоточиться на подготовке к бою, а не на великолепной рыжей, из-за которой мой член натягивает штаны каждый раз, когда я думаю о ней. – Должно быть хорошее шоу. Парни, вы собираетесь поставить на него деньги?

– Мы будем хорошими приятелями и поставим на тебя, Феникс, но…., – начинает Рис и смотрит на Роуг в поисках помощи.

– Но трудно игнорировать эти десять побед подряд. – Завершает он без эмоций.

– Я когда-нибудь проигрывал кому-нибудь из вас деньги? – спрашиваю я, осушая свой стакан.

– Нет.

– Нет, – подтверждает Рис.

Я бросаю на них острый взгляд и ухожу, предоставив этому факту говорить самому за себя. Эти двое точно знают, что получают, когда ставят на меня.

***

Через несколько дней мы с Рисом заканчиваем футбольную тренировку и вместе с другими игроками направляемся к лифту. Я перевожу внимание на себя: я только что принял душ и одет в простую белую футболку и джинсы, пока мы все подшучиваем друг над другом.

– Удачи, Макли. Похоже, она тебе понадобится, – говорит Бен, смеясь.

– Похоже, она тебя терпеть не может, приятель. – Халил добавляет.

– Никто из вас не должен беспокоиться обо мне. И за нее тоже, – отвечает Рис, его тон кусается. – Она будет моей до того, как истечет время пари, это я вам гарантирую.

Я захожу в лифт и встаю в углу сзади, прислонившись головой к стене позади себя, и молча слушаю.

Рис – идиот. Как только он увидел Тайер – четвертую соседку Сикстайн, Неры и Беллами, – он стал одержим ею. Он заключил дурацкое пари с Девлином, одним из наших товарищей по команде, на ее счет.

Возможно, ситуация с пари отчасти была спровоцирована мной. В мою защиту он снова заговорил о Сикстайн.

Как собаки Павлова, я собирался стимулировать его – с помощью наказаний вместо поощрений – держаться от нее подальше.

Я испытываю некоторое чувство вины из-за пари, потому что Тайер кажется клевой, но главное – я знаю, что Рис будет жить и жалеть об этом. Я чувствую это.

Лифт опускается вниз и открывается на этаже под нами под звуки возбужденных разговоров. Мой обзор загораживает Бен, который стоит прямо передо мной, поэтому я не вижу, кто это.

– Извините, нам придется немного потесниться. – Раздается голос, затем звуки нескольких шагов по лифту, и люди затихают, чтобы освободить место.

Это группа девушек, идущих из своей раздевалки, и когда я вижу, как несколько из них пробираются за Беном, чтобы занять свободное место, я узнаю ее.

С ее мокрых волос капает вода, а голова наклонена, когда она протискивается между людьми и в конце концов оказывается передо мной.

– Ой, простите! – говорит она, случайно наступив мне на ногу. – Я не хотела… – Слова замирают у нее на языке, когда она наконец поднимает голову и смотрит в мои темные глаза. Легкая улыбка сползает с ее лица, когда она узнает меня.

Так близко я могу пересчитать каждую веснушку на ее лице. С самого детства я хотел это сделать.

Я чувствую запах шампуня с ароматом розы, исходящий от ее волос, и мои глаза закрываются, когда я сопротивляюсь желанию зарыться в него носом, чтобы запечатлеть этот запах на своих обонятельных рецепторах.

Вместо этого я напрягаюсь.

– Какого черта ты себе позволяешь? – огрызаюсь я, когда она придвигается ближе ко мне.

Люди продолжают набиваться в лифт, толкая тех, кто уже в нем, друг к другу. Бен делает шаг назад и натыкается на Сикс, заставляя ее попятиться ко мне. Ее ладонь ударяется о стену между моей рукой и боком, когда она ловит себя, но это не помогает ей оторваться от меня.

Все ее тело прижато к моему, словно мы два идеально подходящих друг к другу кусочка пазла. Я чувствую каждую ее часть, от бедер до плеч, так как они остаются приклеенными ко мне.

Она смотрит на меня снизу вверх, ее шея полностью выгнута назад из-за разницы в росте, но я держу голову наклоненной назад к стене, уставившись на счетчик номеров над дверями.

Каждый ее изгиб прижимается ко мне, умоляя прикоснуться к нему.

Это чертова пытка.

Если я посмотрю на нее, если загляну в эти широко раскрытые зеленые глаза, мой член станет твердым. Мне требуется все, чтобы сдержать себя, чтобы не смотреть ей в лицо.

– Это не моя вина, – возражает она, немного запыхавшись – то ли от усилий, то ли от волнения, я не уверен, – прежде чем попытаться отодвинуться от меня.

Ничего не получается, она только еще сильнее трется об меня.

Я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на своей вынужденной медитации, но они так же быстро открываются, когда я чувствую, как что-то упирается мне в живот.

На этот раз я смотрю на нее сверху вниз.

Не может быть, чтобы это было то, о чем я думаю.

Ее глаза еще больше расширяются, когда она смотрит на меня, а губы слегка приоткрываются. Она знает, что я это почувствовал, но ждет, когда я заговорю.

Я медленно наклоняю голову, прижимаясь губами к ее уху, чтобы никто меня не услышал. Здесь чертовски шумно, девчонки болтают с парнями о выходных, и никто не обращает на нас внимания, но я все равно решаю говорить шепотом.

Мое горячее дыхание ритмично падает на ее кожу, когда я выжидаю несколько тактов, прежде чем заговорить, посылая медленную дрожь по ее позвоночнику.

Мой рот прижимается к ее уху.

– Скажи, что мне, блять, показалось.

Ее голос звучит с придыханием, когда она говорит.

– Феникс…

– У тебя проколот сосок? – я рычу, звук зарождается в моей груди и поднимается в горло.

Она напрягается и начинает отступать, но я не собираюсь позволить этому случиться, пока не подтвердил свое новое открытие.

Я хватаю ее за бедра обеими руками и заставляю прижаться к моему телу.

Она замирает, когда чувствует, как мой теперь уже явно твердый член упирается ей в живот.

– Отпусти меня, – шипит она, но в ее просьбе нет ни капли тепла.

Я игнорирую ее и прижимаюсь грудью к ее груди, вверх-вниз и влево-вправо, ища трения с ее пирсингом.

Ошибки быть не может, это штанга, проходящая через ее левый сосок.

У меня темнеет в глазах и раздуваются ноздри, когда я снова чувствую прикосновение металла на себе. Наша одежда служит защитным барьером, но я все равно чувствую его.

Я не хочу опускать взгляд и проверять, видно ли его сквозь одежду, потому что если да, то я сойду с ума.

– У тебя проколот сосок. – Я подтверждаю, вытягивая слова против раковины ее уха.

От вожделения у меня голова идет кругом.

Я хочу увидеть, как выглядит пирсинг на ней.

Я хочу знать, какого цвета ее соски, какой формы и каковы они на вкус, когда я их облизываю и покусываю.

Я хочу схватить ее сиськи, зарыться лицом и членом между ними и трахать их, пока не исполню свои самые грязные фантазии.

Вопреки здравому смыслу, моя рука движется вверх, пока я не касаюсь боковой поверхности ее сисек. Прикосновение невинное, хотя по испуганному взгляду Сикс мне кажется, что я без предупреждения засунул два пальца глубоко в ее киску.

Я чувствую, как вздымается ее идеальная грудь, и думаю о том, что если я сдвину большой палец на несколько дюймов в сторону, то смогу щелкнуть по этому украшению.

Позади нас все зашли в лифт. Дверь закрывается, и он начинает спускаться.

Она переставляет ноги под предлогом необходимости их переставить, но игрок узнает игрока. Так же, как я двигался раньше, чтобы почувствовать ее пирсинг, она двигается, чтобы потереться о мой член.

Если она продолжит тереться об меня, я кончу в свои джинсы прямо здесь, рядом с пятью моими самыми близкими друзьями.

Она смотрит на меня из-под ресниц и бросает взгляд, от которого у меня стынет кровь. Мои глаза уже прикованы к ней, я вижу, как она краснеет, как учащается ее пульс и бьется о кожу, как ее глаза кокетливо двигаются вокруг нас, стараясь, чтобы никто не увидел эту эротическую сцену.

А я тем временем наслаждаюсь тем, как хорошо она реагирует на мои прикосновения.

И я хочу увидеть больше.

Я передвигаю большой палец на пару сантиметров, пока он едва не задевает украшение. Она тихонько вздыхает, но в остальном замирает, потрясенная моим смелым шагом.

Я провожу большим пальцем под металлическим стержнем и поднимаю его вверх. Она стонет, и я чуть не теряю дар речи.

Стон едва слышен, поэтому никто больше его не замечает, и слава богу, но это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышал. Словно животное зовет своего самца.

Мне требуется каждая йота самообладания, чтобы не трахнуть ее у стены на глазах у нашей публики.

В последний раз, когда я видел ее, я прижал ее к земле, называя шлюхой, а теперь она позволяет мне играть с ее соском, ее глаза расфокусированы от вожделения.

Я снова щелкаю штангой, и ее колени подкашиваются.

– Не могу поверить, что у тебя проколоты соски, – мурлычу я ей в ухо, полностью потерявшись, зарывшись носом в ее волосы, как я и хотел. – Разве ты не должна быть хорошей девочкой?

Рука, не играющая с ее твердым пиком, скользит вниз по спине, пока мои пальцы не касаются верха ее попки.

– Я такая и есть, – уверяет она, ее голос звучит с придыханием и не более чем шепот.

– У хороших девочек соски не проколоты. А у тебя оба?

– Только один. – Поправляет она, и теперь уже я почти стону. Почему это кажется бесконечно горячим?

– На половину ангел, на половину дьявол, – замечаю я. – Я удивлен.

– Мне все равно, если тебе это не нравится, – бросает она.

Я хихикаю низким голосом, стараясь не привлекать к нам внимания, но все парни заняты тем, что развлекают кого-то другого. Я обхватываю ее бедра и притягиваю к себе еще плотнее, вдавливая свою эрекцию в ее плоть.

– Очевидно, это единственное, что мне в тебе нравится, – едко замечаю я.

Она снова вздрагивает, и я клянусь, что слышу, как между нами оживает связь. Но это уже новая Сикс, и она больше не уклоняется.

– Ну, это было сделано не для тебя.

Лифт пикает на первом этаже, и она оглядывается через плечо, когда двери открываются. Я знаю, что скоро упущу ее из виду, но я не позволю ей уйти от этого гребаного заявления.

Мои пальцы сгибаются на ее бедрах, пока ногти не впиваются в кожу достаточно сильно, чтобы пустить кровь. Другой рукой я обхватываю большим и указательным пальцами ее проколотый сосок и сжимаю его.

Она тихонько вскрикивает, но на этот раз достаточно громко, чтобы Рис услышал, когда выходит из лифта. Он поднимает на нас бровь и ухмыляется, но ничего не говорит, прежде чем уйти.

– Для кого же тогда это, черт возьми? – я рычу, жестоко дергая ее за сосок.

Она выгибается дугой, а ее руки отчаянно впиваются в мою рубашку. Мысли о том, чтобы сорвать с нее одежду и впиться в нее, жестко трахнуть ее у стены, снова набрасываются на меня, пока у меня не начинает кружиться голова.

Я даже не задумывался о том, что она могла сделать это для другого парня. Мы только что вернулись с летних каникул; она могла встретить кого-то, пока путешествовала по Европе с Нерой.

Вот и все. В следующий раз, когда я открою Instagram, я буду следить за ней, чтобы всегда видеть, чем она занимается.

Эта мысль развеивает головокружение и возвращает гнев, заставляя меня ущипнуть ее сильнее.

Она толкает меня в грудь, но я не отпускаю ее. Я слышу, как кто-то зовет ее из лифта, но не поднимаю глаз. Я ни за что не отпущу ее сейчас, не тогда, когда она только что это сказала.

Я настолько захвачен новой вспышкой ярости, что не замечаю, как она сгибает колено и целится мне в яйца.

Я двигаюсь в последнюю секунду, но недостаточно быстро, чтобы полностью пропустить удар.

Удар попадает в мягкую ткань верхней части бедра и заставляет мою ногу согнуться, когда я издаю болезненный стон. Это достаточно отвлекает Сикс, чтобы вырваться из моей хватки.

Она выбегает из лифта, затем разворачивается, нажимает кнопку на внешней панели и кладет руки по обе стороны от дверей. Они начинают закрываться, и я делаю предупреждающий шаг к ней, когда она произносит,

– Для кого угодно, только не для тебя.

Двери захлопываются перед моим лицом, подкрепляя ее слова и подтверждая то, что я всегда знал.