Текст книги "Всегда твой (ЛП)"

Автор книги: Кай Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Сикстайн! Mais qu'est ce qui s'est passé? Ты в порядке? – спрашивает она, ее тон обеспокоен.

– Я в порядке, – заверяю я ее, когда что-то движется за окном гостиной и привлекает мое внимание. Я продолжаю смотреть, надеясь, что снова увижу то, что это было.

Через несколько секунд в окне снова появляется голова и остается там достаточно долго, чтобы я смогла разглядеть лицо Феникса, сияющее в лучах фонарей.

Мы смотрим друг на друга пару секунд, прежде чем он наклоняет ко мне подбородок и незаметно исчезает в ночи.

Я не могу побороть счастливую улыбку, которая появляется на моих губах. Я не знаю, почему он так поступил и что это значит, но это усиливает во мне пламя, которое уже горит для него.

Я поворачиваюсь к маме с той же улыбкой, все еще задыхаясь, когда произношу,

– Лучший день в моей жизни.

ГЛАВА 3

Феникс, 10 лет

Март

– Куда ты идешь?

Сикс подпрыгивает при звуке моего голоса и испуганно хлопает рукой по сердцу. Щипцы для копыт, которые она держала в руке, падают на пол рядом с ее ногами.

Она нагибается, чтобы подобрать их, и бросает в ящик для груминга, коротко оглянувшись на меня.

– Ты меня напугал, – говорит она. – Тебе не следует позволять себе так тихо двигаться, за исключением пряток.

– Мне нравится заставать тебя врасплох.

Она краснеет и поворачивается к своему пони, Марлоу, затягивая ремень основного седла так, чтобы он плотно облегал ее живот.

– Мы просто собираемся покататься по лесу, – говорит она, отвечая на мой вопрос.

– Кто мы?

– Я и Астор.

Я скрежещу зубами, внутренне укоряя себя за то, что не являюсь искусным наездником. Когда мне было семь лет, я предпочел дзюдо верховой езде, и до этого момента мне не казалось, что это неправильный выбор.

Я подхожу к Марлоу и глажу ее по шее, позволяя уютной тишине растянуться.

– Ты можешь поехать с нами.

Краем глаза я смотрю на Сикс. За последние несколько месяцев я вырос на целый дюйм, так что теперь я намного выше ее.

Не могу сказать, что мне не нравится эта новая точка обзора.

– Может быть, когда-нибудь, – говорю я, потому что мне не очень нравится вся эта история с верховой ездой. Мне кажется, что все может быстро пойти наперекосяк, и это будет совершенно не в моей власти.

А я не люблю, когда в таких ситуациях не контролирую ситуацию.

Она кивает, подтверждая мой ответ, затем переходит на левую сторону Марлоу и ставит одну ногу в стремя, после чего делает паузу.

– Хочешь, я помогу с противовесом, чтобы ты могла сесть? – спрашиваю я.

– Да, пожалуйста.

Я кладу руку на стремена с другой стороны и тяну вниз, когда она отталкивается от земли, помогая ей вскочить одним быстрым движением.

Она оседает на спину Марлоу, а ее правая нога отталкивается, когда она нащупывает стремя носком сапога. Она не замечает, что он прижат к седлу.

Я хватаю ее за лодыжку, снова напугав ее при этом. Она смотрит на меня сверху вниз и безмолвно наблюдает, как я сжимаю ее пятку и просовываю ногу в петлю.

Вместо того чтобы отпустить ее, когда я закончил, я еще мгновение держу ее за ногу, провожу рукой по икре и сжимаю ее. Она вздрагивает, ее глаза расширяются, когда она смотрит вниз на то место, где я ее трогаю.

– Будь осторожна там, дикарка, – я говорю ей, ущипнув ее за икру и заставив ее вскрикнуть. – Я единственный, кто может причинить тебе боль. Никто и ничто другое.

Она натягивает поводья, заставляя Марлоу отступить и повернуть из конюшни, направляя ее к моему дому.

– Я же говорила, что от тебя одни неприятности, Феникс.

Я бегу, чтобы догнать ее.

– Каждому нужен дьявол на плече. Твой – это я, – говорю я, бегая трусцой, чтобы не отстать от Марлоу.

– Не обязательно. Папа говорит, что я очень послушная, может быть, мне подойдет только ангел. – Она гордо вскидывает голову, а у меня портится настроение. – Может, мне вообще не нужен дьявол.

Я знаю, что она не говорит конкретно об Асторе, что она не выбирает его вместо меня, и все же это именно то, что я чувствую. Что, оказавшись перед выбором между ним и мной, она может вообще не рассматривать меня.

– Похоже, это была бы скучная жизнь. – Я говорю это угрюмым тоном и начинаю уходить. Я не успеваю далеко уйти, как она окликает меня.

– Феникс, подожди!

Я не спешу оборачиваться, зная, что это заставит ее волноваться. После нескольких месяцев, проведенных вместе почти каждую минуту, я знаю ее, как самого себя, и знаю, что больше всего на свете она ненавидит задевать чьи-то чувства, особенно случайно.

Когда я наконец смотрю на нее, у нее страдальческое выражение лица и она грызет один из своих ногтей.

– Не расстраивайся.

– Я не расстраиваюсь.

– Расстраиваешься.

– Нет, не расстраиваюсь.

Она смотрит на меня ничего не выражающим взглядом.

– Никс.

Я имитирую тот же взгляд и возвращаю его ей с таким же напором.

– Сикс.

Она выдыхает, но я вижу намек на улыбку, дергающуюся в уголках ее губ.

– Ты невозможен.

– Я невозможен и приношу неприятности? Что-нибудь еще? – спрашиваю я, притягивая ее к себе. Я снова подхожу к Марлоу и глажу ее по шее, а моя рука при этом задевает ногу Сикс.

– Ты сварливый.

– Ага.

– Раздражающий.

– Ммм…

– Забавный.

– Определенно.

– Потрясающий.

Я пару раз похлопываю Марлоу, прежде чем, наконец, поднимаю глаза и встречаю взгляд Сикс.

– Похоже, тебе все-таки нужен дьявол, – говорю я с ухмылкой.

Она закатывает глаза и пинает каблуками, указывая Марлоу идти.

– Отлично, иди, найди моего брата и наслаждайся поездкой, – говорю я. – Но вернись ко мне после.

Мое лицо пылает, когда я понимаю, как я сформулировал последнюю часть. Я уже собираюсь отказаться от своих слов, когда она поворачивается в седле и с улыбкой смотрит на меня.

– Всегда.

ГЛАВА 4

Сикстайн, 10 лет

Июнь

Я лежу на спине, наслаждаясь теплым солнцем на своей коже, когда на меня падает тень, закрывая свет и погружая меня в темноту.

Я знаю, кто это, даже не открывая глаз.

Есть только один человек, который, кажется, всегда знает, где я, только один человек, на которого я втайне надеюсь, будет искать меня, когда я уйду в одиночество.

– Ты загораживаешь мне солнце, – говорю я, не открывая глаз.

– Ты поблагодаришь меня, когда не обгоришь. Твои щеки и так уже красные. – Феникс отвечает мне, его тон ровный. – Скоро будет больно.

Я открываю глаза и смотрю на него. Он стоит, слегка наклонившись надо мной, засунув руки в карманы, и с любопытством наблюдает за мной.

– А ты единственный, кто может причинять мне боль, верно? – я отвечаю, вспоминая, как несколько месяцев назад он сказал мне те же самые слова.

Я не знаю, что он имел в виду, потому что Феникс никогда не причиняет мне боли. Скорее, он – постоянный защитник, скрывающийся в тени и присматривающий за мной, когда я не смотрю.

А если я все же смотрю, то этот тщательно незаинтересованный взгляд снова опускается на его черты, и он отступает за пределы своей защиты.

Он не заинтересован в том, чтобы быть золотым мальчиком или героем, более того, он уклоняется от этого при любой возможности.

Но мне, как и большинству девушек, не нужны герои. Меня больше интересуют негодяи и злодеи, которые сжигают все на свете только для того, чтобы ты завладеть тобой.

Некоторые утверждают, что это глупо.

Его глаза вспыхивают, и по лицу расползается ухмылка.

– Именно так.

Этот взгляд обещает, что, хотя он и не причиняет мне вреда сейчас, однажды он намерен это сделать. Дрожь пробегает по моей коже, и вместо того, чтобы в страхе убежать, как, я уверена, поступили бы все остальные девушки, я сажусь и поворачиваюсь к нему лицом.

Указывая на место рядом с собой на одеяле, я жестом приглашаю его присоединиться ко мне. К моему удивлению, он так и делает, садясь со скрещенными ногами и ковыряясь в моей цветочной короне рядом с собой.

– Что это?

– Моя мама сделала ее для меня. Правда, красиво? – спрашиваю я, аккуратно кладя ее на голову и улыбаясь, подперев руками подбородок.

Его глаза не отрываются от моего лица, когда он отвечает.

– Да, – говорит он, пробегая взглядом по веснушкам на переносице. – Очень красиво.

Я краснею до корней волос и отвожу взгляд, не в силах встретиться с ним глазами.

– Хочешь, я сделаю тебе такую же? – спрашиваю я.

– Конечно. – Он пожимает плечами, изображая незаинтересованность, как сделал бы любой другой мальчик. Но его глаза блестят и односторонне сосредоточены на моих руках, наблюдая за тем, как мои пальцы отщипывают несколько цветков и начинают заплетать их вместе.

– Это может быть твоим прошлогодним подарком на день рождения. – Я говорю, глядя на него из-под ресниц.

За последний год я столько раз думала, что он наконец-то попросит подарок, который я ему задолжала, но он так и не сделал этого. По сути, он не вспоминал о нем с тех пор, как потребовал его на свой день рождения.

Тем не менее, груз того незавершенного диалога висит между нами.

Может быть, это усугубляется тем, что сам подарок остается метафоричным. Это значит, что каждый раз, когда я обхватываю пальцами новую игрушку или вещь, которая мне нравится, я жду, что он потребует ее от меня.

Например, когда мама дала мне мои карманные деньги в присутствии его и Астора, я бросила в его сторону пугливый взгляд, чтобы проверить, не обратил ли он внимания на то, как быстро я засунула купюры в карман.

Или когда я выиграла плюшевого медведя на местной ярмарке в прошлом году. Я ожидала, что он вырвет его у меня из рук еще до того, как я успею прижать его к груди.

А когда папа привез мне конфеты из Китая, я предполагала, что должна буду немедленно отдать их.

Если он попросит, а я не захочу дать ему то, что он хочет, я знала, что смогу отказать ему напрямую или прибегнуть к помощи родителей, чтобы они поддержали меня, если понадобится. Но как бы я ни боялась всей этой ситуации, я знала, что, когда придет время, я отдам ему то, что он хочет.

Вот насколько он властен надо мной.

Но он никогда не просил. Даже не поднимал эту тему, и, возможно, это потому, что он забыл.

Его ответная ухмылка говорит мне о том, что я ошибаюсь в этом предположении.

– Нет, то, что ты предложила сделать мне корону, не считается. К тому же я буду знать, чего хочу, когда наконец увижу это, – говорит он, зажав травинку между зубами.

– Как?

Он на секунду задумывается над этим, пару раз покрутив травинку на языке, прежде чем снова заговорить.

– Я ведь долго ждал, чтобы попросить о чем-то, верно?

– Да.

– Тогда, когда я наконец попрошу, это будет потому, что я нашел что-то, без чего не могу жить.

– Не слишком радуйся. Мои родители не дают мне столько карманных денег. – Я отшучиваюсь, потому что очевидно, что я никак не смогу подарить ему что-то столь же приятное, как то, на что он рассчитывает.

– Начинай копить деньги, – щебечет он.

Я бросаю в него несколько цветов, которые лежат у меня на коленях, и хихикаю, когда они попадают ему в лицо.

– Ты меня покалечила. – Он говорит, резко прикрывая глаз.

Я смеюсь над ним, но не раньше, чем незаметно проверю, не поранила ли я его на самом деле. Это последнее, что я хочу сделать.

Он поднимает один из цветов, которые теперь разбросаны по его одежде, и протягивает его мне. Это всего лишь стебель цветка, а все его лепестки исчезли.

– Чем он тебя так разозлил?

Я снова смеюсь, понимая, как это должно выглядеть. Я действительно оторвала все лепестки, но не в эмоциональном смысле.

Я оглядываю траву рядом с нами, пока не замечаю белый цветок. Встав на колени, я дотягиваюсь до него и вырываю из земли, держа его между нами.

– Этот и тот, что у тебя в руках, – маргаритки. Мама показала мне игру, в которую мы можем с ними играть.

– И в какую же?

Вспомнив о переводе, я краснею и избегаю его взгляда.

– На самом деле это не так уж и весело, – говорю я.

– Я хочу поиграть, – настаивает он. – Расскажи мне.

– Ладно, – говорю я, сдаваясь. – В общем, ты начинаешь с того, что говоришь «je t'aime», или «Я люблю тебя» по-английски, и хватаешь один из лепестков. Затем ты отщипываешь их один за другим и каждый раз, когда ты отрываешь один из них, ты должен сказать «un peu», «beaucoup», «passionnément», «à la folie» или «pas du tout». Повторяя их в том же порядке для каждого оторванного лепестка, ты ходишь по кругу, пока не закончишь. Строчка, соответствующая последнему лепестку, означает, как мало или как сильно ты любишь другого человека. – Я говорю, прежде чем прочистить горло.

Мне хочется раствориться в земле, настолько я смущена тем, что говорю с ним о любви.

Неужели он не видит, как сильно он мне нравится? Не выдаю ли я себя каждую секунду, когда говорю с ним об этой игре?

Почему-то кажется, что нет.

– Что они все значат? – спрашивает он.

– Это значит «я люблю тебя», как я уже сказал, и варианты: «немного», «много», «страстно», «безумно» или «совсем нет».

Он наклоняет подбородок к маргаритке.

– Ну же, сделай это для меня.

– Зачем?

Он пожимает плечами.

– Мне скучно, – отвечает он, но его глаза не отрываются от цветка в моих руках.

– Хорошо, – говорю я, выбирая случайный лепесток и начиная с него. – Je t'aime… un peu…

Он прерывает меня, положив руку мне на предплечье, прежде чем я успеваю отщипнуть первый лепесток.

– По-английски, чтобы я понимал, – приказывает он, уже властный в своем возрасте.

– Я люблю тебя немного… много… страстно…

– Что вы делаете?

Я подпрыгиваю, слегка испугавшись, когда Астор говорит справа от меня. Каким-то образом я была настолько сосредоточена на том, что делаю, что пропустила его появление.

– Играем в игру, – говорю я ему, и когда я объясняю правила, он садится рядом с нами и наблюдает за мной.

– Продолжай, я следующий! – восторгается он.

– На чем я остановилась? – полуриторически спрашиваю я, поскольку два прерывания внесли сумятицу в мой и без того измученный мозг.

– Страстно, – осторожно указывает Феникс. – Следующим будет безумно.

– Точно. Безумно… вовсе нет… я люблю тебя немного… много…, – подхватываю я, повторяя слова снова и снова, пока не дохожу до последних лепестков.

Мое сердце опускается, как свинцовый шарик, в самый низ живота, когда я понимаю, что сейчас произойдет.

– Страстно… безумно… совсем нет. – Я заканчиваю, собирая последний лепесток и зажав его между пальцами.

Я неловко смеюсь, но не осмеливаюсь поднять взгляд на лицо Феникса.

– Уф, это отстой, Феникс. Похоже, Сикстайн тебя ни капельки не любит. Теперь моя очередь! – говорит Астор, хлопая в ладоши и счастливо ухмыляясь.

– Давай сыграем в другую игру, – говорю я, потому что шансы на то, что мне выпадет лучший исход для Астора, составляют четыре к одному, и что-то подсказывает мне, что Фениксу это не понравится.

– Сделай это! – требует Феникс, вскакивая.

– Никс… – начинаю я, но не знаю, что еще сказать.

– Да ладно. Я хочу играть и хочу знать, как сильно ты меня любишь, – говорит Астор голосом, которым он очаровывает людей.

– Ладно, ладно, спрячь свои ямочки, – говорю я ему, поднимая руку, чтобы скрыть его лицо.

Он усмехается и срывает цветок, протягивая его мне.

Я начинаю отрывать лепестки по одному, повторяя те же движения и строчки из нашей первой игры. Когда я добираюсь до последних десяти или около того лепестков, я инстинктивно знаю результат, и мне не нужно считать.

Я делаю глубокий вдох, убирая последнюю пару лепестков.

– Страстно… безумно.

Астор сбрасывает меня на землю под одобрительные возгласы и крики на ухо.

– Ты любишь меня! Ты любишь меня!

Часть меня хихикает вместе с ним, смеясь над выходками моего лучшего друга, но другая часть затаила дыхание, ожидая, что же предпримет Феникс.

Это всего лишь глупая игра, но я знаю, что ему не понравится такой исход, потому что он не «выиграл». Не то чтобы тут вообще было что выигрывать, но таков уж он.

Он придумывает соревнования там, где в них нет необходимости, и его настроение становится мрачным, если он чувствует, что не справляется с воображаемым соперничеством.

И что-то в энергии, которую я чувствую от него, кажется крайне неустойчивым, как будто она может стать реактивной, если я вступлю с ним в зрительный контакт.

Он отталкивается пятками и встает, смахивая с коленей оставшиеся цветы. Я вижу, что он собирается уйти, не сказав ни слова, поэтому зову его по имени.

– Феникс, подожди. – Его глаза переходят на мои, и даже сейчас в их черной глубине невозможно прочесть: – А как же твоя корона?

Он окидывает меня мрачным взглядом, а затем небрежно бросает через плечо.

– Отдай ее Астору.

Мои плечи опускаются, а пальцы бесцельно играют с половинкой цветочной короны, разложенной на моих коленях.

Я делала ее для него, а не для Астора.

– Кажется, он не в себе, – размышляет Астор, а затем смотрит на меня с наглой ухмылкой: – Не думаю, что ему понравилось, что ты любишь меня больше, божья коровка.

Я пихаю его локтем в ребра, и он сгибается от смеха.

Если бы только прозвище «Божья коровка» вызывало у меня бабочек, как это делает «дикарка», то все мои проблемы были бы решены.

Вместо этого я наблюдаю, как брат, которым я с каждым днем все больше и больше одержима, уходит от меня.

***

Я проникаю в дом Феникса во время обеда и незаметно подкрадываюсь к его комнате. Не обращая внимания на очевидные соображения безопасности, я очень горжусь своей скрытностью, когда опускаю цветочную корону на его подушку. Я провела остаток дня, совершенствуя ее для него.

Я подумываю оставить какую-нибудь записку, но он и так знает, от кого она. К тому же я не знаю, что бы я сказала.

– Мне кажется, ты мне очень нравишься, ты чувствуешь то же самое?

Нет, глупо.

Глупо, глупо, глупо.

Он бы порвал записку и раздавил цветы, если бы я оставила что-то подобное в его комнате.

Поэтому я покидаю его дом так же, как и вошла, – как ночной вор, прижимаясь к стенам, чтобы меня не обнаружили. Только вместо того, чтобы что-то взять, я оставляю частичку себя, так что я фактически худший вор на свете.

Найдя цветочную корону на своей кровати, Феникс не признает ее.

Мое сердце замирает в груди, и я задерживаю дыхание, когда вижу его на следующий день на нашем первом совместном уроке, но он просто склоняет ко мне подбородок и проходит мимо меня к группе девушек, которых обычно игнорирует.

Глупые слезы застывают в уголках моих глаз, когда я сажусь рядом с Астором, но мне удается сдержать их и не расплакаться на глазах у всего класса.

Маленькая победа.

Он не замечает меня ни на следующий день, ни через день, но когда в пятницу я прихожу домой и с расстроенным вздохом бросаю рюкзак на стул, на моем столе меня ждет Маргаритка.

Она лежит на боку, и у нее осталось всего четыре лепестка.

Я люблю тебя…

…немного

…сильно

…страстно

…безумно.

Это просто игра. Это ничего не значит.

Мы просто два маленьких ребенка.

И все же именно так он меняет физиологию моего сердцебиения.

ГЛАВА 5

Сикстайн, 10 лет

Август

На следующей неделе у Феникса и Астора день рождения, и я очень волнуюсь, что им подарить.

Особенно Фениксу.

Я впервые дарю ему что-то, и мне хочется, чтобы это было потрясающе.

В прошлом году на мой день рождения он и его родители купили мне новое седло для Марлоу. Но настоящим подарком для меня стало то, что он вырезал рисунок на стволе моего домика на дереве.

Он нарисовал мне несколько вариантов на бумаге, и в итоге я выбрала тот, где были все три наших имени, потому что это был их домик на дереве, так же как и мой.

Он перенес их на ствол дерева и вырезал на нем одним из охотничьих ножей своего отца.

Теперь каждый раз, когда я прихожу в свой домик на дереве, я провожу рукой по нашим именам, радуясь тому, что на них навсегда выгравированы наши имена.

Я хочу подарить ему что-то, что сделает его таким же счастливым, и, наверное, это должно быть что-то, что я могу сделать своими руками, но я не уверена, что именно.

– Что это за обеспокоенное выражение на твоем лице? – спрашивает Астор с моря подушек, на которых он сидит в углу домика на дереве.

Мы ехали из школы домой на велосипедах и укрылись в домике на дереве, когда начался дождь.

– Ничего, просто думаю о твоем дне рождения и о том, что тебе подарить. – Я говорю, беспокойно грызя ногти, и добавляю. – И Никсу.

– Не притворяйся, что ты нервничаешь из-за того, что подарить мне, жучок. – Он отвечает, ухмыляясь. – Ты купишь мне новые игры для Xbox, и они мне понравятся. Ты беспокоишься о том, что подарить именно Фениксу.

Я притворяюсь, что не понимаю.

– Это неправда.

– Ты в него влюблена, – настаивает он.

Я закатываю глаза в притворном отвращении.

– О боже, Астор, фу. Я не люблю его.

– Я твой лучший друг, а он мой брат. Почему ты не хочешь сказать мне правду? – спрашивает он, и я улавливаю нотки обиды в его голосе.

– Потому что ты… ты… расскажешь ему, – шепчу я, бросая на него взгляд сквозь ресницы.

– Никогда, – клянется он, прежде чем его выражение лица растягивается в улыбку, и он заговорщически приподнимает бровь. – Так он тебе нравится?

Я киваю, но едва заметно.

– Немного.

Не могу поверить, что только что сказала это. Это первый раз, когда я признаюсь в этом или произношу слова вслух. Часть меня радуется тому, что я была честной, другая часть просто хочет запихнуть эти слова обратно в горло и забыть о них.

Он вскрикивает и садится, опустив челюсть на ладонь и глядя на меня.

– Я так и знал! Ты не сможешь ничего от меня скрыть, божья коровка. – Он встает и садится рядом со мной на пол, прижимаясь спиной к дивану. – Может быть, когда-нибудь ты станешь моей невесткой.

– Не будь чудаком, Астор.

Он смеется, его золотистые волосы падают на лоб, когда он обхватывает меня за плечи.

– Тебе очень повезет, если ты станешь моей родственницей. Ты собираешься сказать ему?

– Нет, – говорю я, пораженная. Я ни за что не смогу встретиться с ним лицом к лицу и признаться, что влюблена в него. Мало того, что я стесняюсь и недостаточно смелая для этого, так еще и он, скорее всего, засмеется и скажет, что не чувствует того же самого.

– Ты должна.

– Почему?

– Он не может скрыть от меня ничего, кроме того, что можешь ты, божья коровка. К тому же, телепатия близнецов выводит это на совершенно другой уровень.

– О чем ты говоришь?

Он поднимает плечо, а затем неопределенно добавляет.

– Скажи ему, что он тебе нравится. Обещаю, ты не пожалеешь.

– Я не могу, Астор.

Он хмыкает, его взгляд блуждает по содержимому домика на дереве и загорается, когда он останавливается на блокноте и ручке в углу.

Он берет их и снова садится рядом со мной.

– Если ты слишком боишься сделать это лично, можешь написать ему записку.

Я неуверенно смотрю на предметы в его руках. Должно быть, мое лицо выдает мою неуверенность, потому что он продолжает.

– Я могу отдать ее ему, или ты можешь подбросить ее в его комнату, как ты сделала это с цветочной короной.

Я смотрю на него с удивлением.

– Откуда ты об этом знаешь?

Я никогда не говорила ему, что закончила ее для него или что оставила ее в его комнате.

– Мне сказал Феникс.

– Правда? – спрашиваю я, хмуря брови – Он никогда не упоминал об этом.

Если честно, он оставил маргаритку в моей комнате, и я тоже никогда не упоминала об этом. Я не знала, что сказать, что, похоже, часто случается, когда речь заходит о нем.

Его легкая улыбка перерастает в ухмылку.

– Он хотел убедиться, что я знаю, что ты сделала это для него, а не для меня.

Я снова хмурюсь.

– Но ты не…? – я запнулась. – Верно?

– Люблю тебя? Фу, нет. – Он быстро добавляет. – Не то чтобы ты не была лучшей, но ты моя сестра.

Я радостно вспыхиваю и сжимаю его руку.

– Я люблю тебя, ты знаешь.

– Я тоже тебя люблю, – говорит он, сжимая мою руку в ответ. Он отпускает мою руку и берет блокнот, держа его между нами. – Итак, что же это будет?

Я пожевала губу, колеблясь. Я изо всех сил пытаюсь найти идеи для подарка на день рождения, но это может быть то, что нужно. Хуже того, если он не влюбился в меня, тогда он просто не примет записку, как это было с цветочной короной.

– Ладно, давай сделаем это, – быстро говорю я, прежде чем успеваю передумать. – Что мне вообще написать?

Он вырывает листок бумаги и кладет его поверх блокнота. Хмыкает, кажется, погрузившись в раздумья, и многократно постукивает ручкой по губам.

Наконец он наклоняет голову и начинает писать на бумаге.

– Как насчет этого? – спрашивает он, поворачивая бумагу ко мне, чтобы я могла ее прочитать.

Ты мне нравишься. А я тебе нравлюсь?

Да

Нет

– Ты можешь даже добавить сюда вопрос «будешь ли ты моим парнем?», – говорит он, записывая это дальше.

– Папа говорит, что я слишком маленькая, чтобы заводить парня.

Мой папа – самый лучший папа на свете, но он может показаться страшным людям, которые не являются мной или моей мамой. Я бы не хотела, чтобы Феникс попал под его дурное влияние. Хотя я еще маленькая, я достаточно понимаю, чтобы знать, что мой отец может заставить его исчезнуть, если он перейдет черту в отношениях со мной.

– Можешь не отвечать, но для протокола я знаю, что Феникс ответил бы именно так. – Он говорит, а затем ставит галочку в квадратике «да» и рисует рядом с ним дюжину сердечек.

Мое сердце бьется со скоростью миллион километров в час. Я не могу поверить, что собираюсь сказать ему, что он мне нравится. Это страшно и волнительно, и я знаю, что мое сердце будет стоять комом в горле, пока я не увижу, как он отреагирует.

Астор вырывает еще одну страницу и протягивает ее мне вместе с ручкой.

– Твоя очередь, – говорит он, складывая черновик, который он сделал.

Я копирую версию Астора, за вычетом вопроса о парне, и использую дополнительные цветные маркеры, которые он мне принес, чтобы нарисовать сердечки и смайлики.

Когда я заканчиваю, я поднимаю лист и показываю ему.

– Идеально.

– Ты уверен, что он не будет смеяться надо мной?

– Он не будет смеяться над тобой, – говорит он, наклоняясь, чтобы обнять меня.

Мы отпрыгиваем друг от друга, когда раздается стук дверной ручки, возвещающий о чьем-то приходе. Единственный человек, который приходит сюда, кроме нас, – это Феникс.

Я бросаю на Астора панический взгляд, когда мы хватаем записки и судорожно запихиваем их в карманы.

Мы успеваем как раз вовремя. Феникс входит как раз в тот момент, когда Астор запихивает написанный им черновик в карман джинсов.

Его взгляд переходит от слишком невинного лица Астора к моему нервному, молча рассматривая разбросанные вокруг меня блокнот и маркеры.

Он весь промок, его волосы прилипли к виску, а с одежды повсюду капает вода.

– Что вы, ребята, делаете? – подозрительно спрашивает он. Я знаю, что наша сцена выглядит совершенно неестественно.

– Ничего. – Мы с Астором говорим одновременно, что делает ситуацию еще хуже.

Между нами повисает молчание, а потом Астор поворачивается ко мне.

– Пойдем к тебе домой? Ты же хотела показать мне одну вещь. – Он говорит, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Да, хотела. В смысле, хочу. Пойдем, – добавляю я. – Увидимся позже, Никс.

Я не смотрю ему в глаза, проходя мимо него, моя рука сжимает карман брюк, как будто записка может случайно выскочить и попасть ему в руки.

– До встречи, брат, – слышу я сзади себя слова Астора.

Снаружи по-прежнему льет дождь. Мы быстро спускаемся по лестнице и хватаем велосипеды, которые мы беспорядочно положили на землю, пытаясь укрыться от ливня.

– Как думаешь, он что-нибудь видел? – спрашиваю я.

– Нет, – быстро отвечает Астор, крутя педали впереди меня. – Но он определенно подумал, что мы что-то замышляем. Мы не были очень скрытными.

– Я знаю, я запаниковала.

– Все в порядке, он будет счастлив через несколько дней, когда узнает, что это было. – Он кричит так, что я его слышу.

– Эй, подожди меня. – Я кричу, пытаясь крутить педали быстрее, чтобы догнать его, но он не слышит меня из-за дождя. – Астор!

Расстояние между нами увеличивается, пока он крутит педали в двадцати футах впереди меня. Дождь мешает мне видеть и не позволяет донести мой голос, когда я снова зову его по имени.

Мое переднее колесо задевает корень дерева, и я лечу, приземляясь на бок с велосипедом, который все еще частично находится у меня между ног.

– Ой, – простонала я, осторожно садясь и осматривая свое тело.

Я вся в грязи с ног до головы, но, слава богу, хотя бы ничего не сломано. Я надеру Астору задницу за то, что он меня бросил, когда доберусь до него.

Я вскидываю голову, когда громкие звуки нарушают тишину, наступившую после дождя. Они доносятся в ужасающей последовательности отдельных звуков, которые рассказывают историю, которую я отказываюсь понимать.

Визг и треск шин.

Громкий, леденящий душу стук.

Ужасающий крик.

Он доносится с дороги. С того места, где Астор ехал на велосипеде.

Весь воздух высасывается из моих легких, как будто их запечатывают в вакууме, и ужас опускается на мое тело.

– Нет, – шепчу я. – Нет, нет, нет.

Я отпихиваю велосипед от себя, освобождая ногу, которая все еще застряла под ним, и бегу к дороге, надеясь, что машина только что очень громко затормозила.

– Астор! – кричу я на бегу, ноги стучат по мокрой земле, легкие разрываются от нехватки воздуха, но я не останавливаюсь.

Пожалуйста, – в отчаянии думаю я, – пожалуйста, ответь мне.

– Астор! – снова зову я, приближаясь к дороге. Я не обращаю внимания и снова спотыкаюсь, мои колени скребут по каменистой земле.

Я впиваюсь ногтями в землю и, используя опору, поднимаюсь на ноги и пробираюсь сквозь строй деревьев. Мой взгляд бешено мечется, пытаясь осмыслить происходящее передо мной.

Кажется, что мои глаза и мозг движутся в замедленной съемке, когда я по частям рассматриваю сцену.

Машина припаркована неровно, по диагонали, остановилась наполовину на улице, наполовину на тротуаре.

Искалеченный велосипед, частично попавший под переднее колесо.

И наконец, пара ступней и начало ног, остальная часть маленького тела, к счастью, заслоненная машиной, которая его прикрывает.

– Нет, – слабо кричу я, отказываясь верить в то, что вижу. – Астор? Астор, вставай, – зову я, чувствуя, как слезы текут по щекам и попадают на язык.

Я делаю шаг к нему, желая, нет, нуждаясь в том, чтобы быть с ним, но кто-то останавливает меня. Я не знаю, кто именно, это какой-то безымянный, безликий взрослый, который протягивает руку и удерживает меня, в конце концов удерживая меня полностью, когда мои ноги подкашиваются и я падаю на землю.

Последнее, что я помню, – это капли крови на асфальте и ощущение дождя, бьющего по щекам, прежде чем меня настигает темнота.

***

Когда я просыпаюсь, уже ночь. Я лежу в своей кровати, а моя мама спит в кресле для чтения в углу моей комнаты.

– Мама, – говорю я, зовя ее, и на секунду позволяю себе надеяться, что все это было сном. Но когда ее глаза открываются и я вижу в них тяжесть мира, я понимаю, что это была реальность. – Где Астор? С ним все в порядке? Могу я его навестить? – быстро спрашиваю я, сбрасывая с себя одеяло.

Она пересекает комнату и садится на кровать рядом со мной, заставляя меня лечь обратно. Она тихонько гладит меня по волосам, как она всегда делает, когда я расстроена.