Текст книги "Всегда твой (ЛП)"

Автор книги: Кай Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 40

Сикстайн

Я сижу в потрясающем клубе в самом красивом городе мира, окруженная своими лучшими друзьями и бесчисленными бутылками шампанского, и мне просто хочется пойти домой, надеть пижаму и заплакать.

Я до самого конца надеялась, что Феникс передумает. До тех пор, пока нам физически не пришлось расстаться, когда в аэропорту мне пришлось идти налево, а ему направо.

Я затаила дыхание, ожидая, что он скажет что-нибудь, сделает что-нибудь, что покажет, что он не хочет, чтобы между нами все было кончено, потому что это решение должно было исходить от него, а не от меня.

Это он назначил дату окончания отношений. Он тот, кто отказывается говорить о прошлом, кто не хочет открыться мне.

Это он повернулся ко мне лицом, поцеловал меня так, словно собирался на войну, а потом ушел.

– Увидимся, когда увидимся, – сказал он.

Я смотрела, как он направляется к частному самолету, который должен был доставить его в Женеву, пока он не исчез, надеясь, что он обернется, но он так и не обернулся.

Тогда я села на свой собственный самолет и проплакала весь полет до Франции.

Слезы не появлялись, когда мы собирались в отеле, и я сдерживала их до сих пор в клубе, но мне казалось, что в любую секунду они могут вырваться наружу и вывести меня из себя.

– Ты в порядке? – спрашивает Нера, садясь рядом со мной и сжимая мою руку.

– Да! – отвечаю я, немного слишком ярко.

– Это было почти убедительно, – говорит Тайер, одаривая меня доброй улыбкой.

– Тебе не нужно притворяться, что у тебя все хорошо, понимаешь? – говорит мне Беллами.

– Я знаю, но если я снова начну плакать, то могу не остановиться, а я не хочу портить нам вечер.

– Разве все прошло не так хорошо, когда вы были дома? – спрашивает Тайер.

– Наоборот, – говорю я, делая длинный глоток шампанского. – Это было потрясающе. Я думала, что, возможно… это все изменит. Думаю, я была просто наивной.

Нера резко сжимает мою руку, переключая мое внимание на себя.

– Ты видишь лучшее в каждом человеке и в каждой ситуации, Сикс, ты такая. Если он не оправдывает твоих ожиданий, это не значит, что ты должна сомневаться в себе. Ты не наивная. Ты оптимистична, верна и всегда руководствуешься любовью. Он дурак, если не может понять, что у вас есть, и позволяет тебе ускользнуть от него.

– Кто дурак? – спрашивает Роуг, входя в нашу зону.

– Привет, малыш, – говорит Беллами, взволнованно вскакивая на ноги и обнимая его.

Рис следует за ним по пятам и входит в VIP-зону сразу после него, его глаза сразу же находят Тайер и смягчаются.

– Привет, любимая, – он ласково говорит, наклоняясь, чтобы заключить ее в свои объятия.

Сегодня утром они оба приехали в Париж со своими девушками, но решили присоединиться к нам позже, чтобы мы могли устроить небольшой девичник.

Я эгоистично отвожу взгляд, наблюдая за тем, как два лучших друга Феникса умиляются моим друзьям.

Рис устраивается на диване рядом с Тайер, закидывает руку ей на плечо и прижимает ее к себе, а Роуг делает то же самое с Беллами.

Чего бы я только не отдала, чтобы Феникс сделал то же самое со мной.

За всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя более одинокой, а это о многом говорит.

– Вижу, он наконец-то одел на нее кольцо, – говорит Рис, кивая на бриллиант на моей левой руке.

Я насмехаюсь, рассеянно играя с кольцом.

– Да, по принуждению.

– Это ведь так похоже на него. Он известен тем, что позволяет другим людям заставлять его делать то, что он не хочет, в конце концов. – Он отвечает, сарказм просачивается из каждого слова.

– Ну, с завтрашнего дня между нами все кончено. Мы возвращаемся к прежнему статусу, как это было до того, как мы начали встречаться, и будем вести раздельную жизнь, когда поженимся. – Я вздохнула и сделала еще один большой глоток. – Так что, думаю, в этом ты прав.

– Почему ты думаешь, что все кончено? – спрашивает Рис, нахмурившись.

Я встречаю его взгляд.

– Его ведь здесь нет?

– Он придет, – говорит мне Роуг.

Он говорит это так, будто это неизбежность.

Все головы поворачиваются в его сторону, а Беллами спрашивает.

– Откуда ты это знаешь?

Он с вожделением смотрит на нее, прежде чем ответить прямо мне. – Потому что он так поступает. Неважно, где он, что он делает или насколько это важно; куда бы ты ни пошла, он последует за тобой. И он бросит все, чтобы сделать это.

Я качаю головой.

– Нет, не бросит.

Сегодня утром в аэропорту у него была возможность сделать именно это, но он ушел.

Настала его очередь вздыхать.

– Он нашел тебя в Барокко, когда ты флиртовала с этим ублюдком. – Он спорит, пересчитывая пальцы на руке, лежащей на плече Беллами. – Он прилетел в Гонконг на один день, в основном для того, чтобы посмотреть, как ты заказываешь обед, пока он прячется за деревом. На прошлой неделе он появился в доме твоих родителей, хотя поклялся никогда не возвращаться туда ни по каким другим делам, кроме семейных. Черт, если хочешь, я пойду еще глубже, он решил посещать АКК. Напомни мне еще раз, сколько поколений твоей семьи учились в нашей школе на сегодняшний день? Ты с самого рождения знала, что поступишь сюда, верно? Мы все знали это о тебе. И все же он решил приехать сюда, чтобы быть рядом с тобой, хотя тогда он якобы ненавидел тебя. Это лишь некоторые из них, но я могу продолжить, если хочешь.

Пока он говорит, Беллами поворачивается ко мне, положив руку на сердце и выпятив нижнюю губу, с милым выражением на лице.

Он продолжает.

– Он придет, потому что ты – Сикстайн, а он – Феникс, и он всегда придет за тобой. Ты даже не представляешь, на что он готов пойти ради тебя. Если тебе от этого станет легче, думаю, он просто сам все понял.

Слезы, которые я сдерживала с момента приезда во Францию, возвращаются с новой силой, жаля уголки глаз.

Я пытаюсь осмыслить его слова. Неужели он прав насчет Феникса?

Я отчаянно хочу, чтобы он был прав.

– Почему ты упомянул Гонконг? Он точно не приезжал ко мне.

– Тебе стоит спросить его об этом. Он как раз вон там, – говорит он, и знакомая ухмылка начинает кривить его губы, когда он склоняет подбородок к моему плечу.

Я встаю и поворачиваюсь так быстро, что чуть не теряю равновесие. Тайер ловит меня, и она, Беллами и Нера тоже встают, удивление окрашивает их лица, когда они смотрят в толпу.

Я слышу, как Нера говорит.

– Может, он все-таки не такой уж и дурак.

Ее слова отдаленно звучат в моих ушах, потому что все, на чем я могу сосредоточиться, это на том, что, когда я оборачиваюсь, Феникс уже там.

Он идет по клубу решительными шагами, пробираясь сквозь толпу, как Моисей через Красное море, его взгляд непоколебимо горит в моем, когда он направляется ко мне, и мое сердце замирает в горле, потому что я все еще не уверена, что не просто желаю его появления на свет.

Я не жду, пока он подойдет ко мне, чуть не столкнувшись со столом в своей спешке покинуть VIP-зону. Я сбегаю вниз по нескольким ступенькам, насколько это возможно на моих каблуках, и начинаю проталкиваться сквозь толпу людей, чтобы добраться до него.

Его взгляд следит за мной все это время, его глаза не отрываются от моих, пока я приближаюсь к нему. Розовые и фиолетовые лампы верхнего света отбрасывают на его лицо резкие тени, которые ничуть не смягчают дикие черты его лица.

Он наблюдает за мной с такой пристальностью, что нервы трепещут в моем животе и увеличиваются в количестве с каждым шагом, приближающим меня к нему.

Он действительно здесь.

Когда меня отделяет от него менее пяти метров, я останавливаюсь, но он не останавливается. Он продолжает идти вперед, пока не врезается в меня, его сильные руки подхватывают меня и прижимают к своей груди.

Я обхватываю его за шею и прижимаю к себе. Если бы я стояла перед зеркалом, думаю, мое отражение показало бы, что моя улыбка простирается от этого места до конца света.

Одна из его рук защитно опускается на мою попку, прикрывая голую плоть, обнаженную из-за его прижимания к моему микроплатью.

Его губы касаются моего уха.

– Я рад, что ты надела зеленое, детка.

Я превращаюсь в бескостную лужицу в его объятиях и понимаю, что теперь мне хочется плакать от радости.

Я не в себе, не судите меня.

В конце концов он опускает меня на землю и зажимает мое лицо обеими руками, приникая своим ртом к моему.

Его губы двигаются по моим со знанием дела и тоской, мастерски раздвигая мои губы и встречая мой язык, и давая мне понять, что он скучал по мне.

Он целует меня так, будто последний раз целовал меня двенадцать лет назад, а не двенадцать часов назад. Как будто следующий раз он поцелует меня в другой жизни, а не в этой.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, задыхаясь и улыбаясь, когда он отстраняется.

Он не отвечает, его темные глаза находят мои. Он кладет руки мне на талию, его прикосновение становится теплым и властным, когда он спускается к моим бедрам.

Его голова наклоняется, и его лицо оказывается напротив моего, когда он прижимает свои следующие слова к моему уху.

– Потанцуй со мной.

Мои руки встречаются с его затылком, а его руки крепко обхватывают меня. Прижавшись друг к другу, словно боясь, что другой исчезнет, если мы отпустим его, мы медленно покачиваемся в такт музыке.

Мы почти не попадаем в ритм клубной песни, звучащей из колонок, но это неважно.

Мы танцуем, и я знаю, что запомню эту ночь на всю жизнь.

– Я знал, что именно здесь я должен быть, – шепчет он мне в шею. Его губы горячо смыкаются вокруг моей точки пульса, и он втягивает мою кожу в свой рот.

Я стону, и он отпускает мою шею, выпрямляется во весь рост и смотрит на меня сквозь тяжелые веки.

– Я проехал на красный свет по дороге на встречу, и меня осенило: когда сегодня пробьет полночь, ты будешь свободна и сможешь поцеловать кого-то другого. – Его глаза потемнели от гнева. – Я избавлю тебя от подробностей того, как это меня взбесило, но я подумал, что должен тебе сказать.

– Что ты не хочешь, чтобы я целовалась с кем-то еще?

– Что я хочу больше времени.

У меня дыхание сбивается в горле. Он говорит это просто, как будто это самая очевидная вещь в мире.

– Сколько еще времени?

– Я не знаю. Но я знаю, что еще не готов отпустить тебя.

Еще.

Это резкое замечание, прозвучавшее в конце его фразы, как пощечина. Она прорезает тонкую оболочку счастья и приносит сомнения.

Это не совсем то, что я хотела бы услышать, но он здесь, и разве этого не достаточно на данный момент?

Нера сказала бы, что это не так, что я только подготавливаю себя к новым сердечным страданиям, но здесь нет простого решения.

Уйти сейчас и пытаться залечить разбитое сердце, пытаться забыть его, когда я не могла этого сделать годами, или продолжать и надеяться, что однажды он полюбит меня так, как люблю его я.

– Я думала, что проще вернуться к ненависти ко мне. – Я указываю на это, возвращая ему его же слова.

Он хмурится, а его руки сжимаются на моей талии, словно он боится, что я отступлю и вырвусь из его объятий.

– Я никогда не говорил, что хочу того, что проще.

– А как же правила?

– К черту правила. – Он рычит, его челюсть опускается. – Больше никаких правил.

– Никаких? – спрашиваю я, потому что он помнит, что одно из этих правил было о том, что это просто веселье без чувств?

– Никаких. Только ты и я. – Он снова зарывается лицом в изгиб моей шеи, и я уверена, что слышу его слова. – Мне не следовало садиться на этот самолет, – но их заглушает шум в клубе.

Он целует меня в шею, челюсть и ухо, где шепчет.

– Скажи «да».

– Только вопрос.

Его глаза говорят мне, что он слушает, когда он наклоняет подбородок, чтобы я заговорила.

– Когда я жила в Гонконге, – начинаю я, оценивая его реакцию, но забываю, с кем имею дело. Он сохраняет бесстрастное выражение лица. – Ты прилетел туда и приехал ко мне?

Он кивает.

Такая непринужденная реакция на ответ, который опрокидывает все, что, как мне казалось, я знала, на корню.

– Почему?

Он мог бы сказать мне, что это два вопроса, а не один, но не делает этого. Вместо этого он отвечает так, будто это самый очевидный ответ в мире.

– Мне нужно было тебя увидеть.

Такой простой ответ, и все же его слова разрушают годы предвзятых представлений и предположений.

Он подталкивает меня к миллиону последующих вопросов, но я знаю, что больше ничего не добьюсь от него на эту тему.

В конце концов, именно слова Неры помогают мне принять самое легкое решение.

– Ты всегда руководствуешься любовью.

Так что именно так я и поступлю.

– Да, – вздыхаю я, и сердцебиение учащается, когда его рука проскальзывает под левой складкой моего платья и прижимается к моей груди.

– Спасибо, черт возьми.

Он берет меня за руку и, помахав рукой и улыбнувшись нашим друзьям, наблюдающим за нами из VIP-зоны, ведет меня в гардеробную. Он вручает служащему несколько купюр в обмен на тишину и уединение, а затем начинает трахать меня у стены.

Когда часы пробьют полночь, мы снова окажемся на танцполе, и он будет жадно целовать меня, шепча на ухо, что именно в этом году я стану его женой.

Когда часы бьют час, мы все семеро отправляемся на ужин в круглосуточное заведение, где заказываем блинчики, вафли и бекон и едим вместе, смеясь до самого восхода солнца.

И я начинаю верить, что, возможно, в конце концов все получится.

ГЛАВА 41

Феникс

Сорвать встречу с Бахманом было объективно ужасной идеей, но ничего не поделаешь. Мне не терпелось увидеться с Сикс и сказать ей, что я не хочу, чтобы наша договоренность закончилась этой ночью.

Мне потребовалось ступить на землю в Женеве, чтобы понять, что я совершил ошибку. Я полагал, что смогу просто уйти, как и планировал, но мои мысли были поглощены ею с того самого момента, как я уехал.

Хотелось написать ей сообщение, чтобы убедиться, что она поела и не пропустила ужин в предвкушении сегодняшнего вечера. Хотелось попросить ее сфотографироваться в зеленом платье.

Хотелось позвонить ей, просто чтобы услышать ее голос.

Эти пять дней в ее доме все изменили. Она только-только начала позволять мне целовать ее, и я не был готов отказаться от этого и от нее.

Я знал, что в конце концов придется это сделать, но рассудил, что не обязательно сейчас. План с Бахманом все еще был в разработке, а до свадьбы оставались считанные месяцы.

Мы могли бы продолжать еще пару месяцев или до тех пор, пока один из нас не решит, что с него хватит, и тогда покончить с этим.

Увидев ее на другом конце клуба с потрясенным и полным надежды выражением лица, я едва не лишился чувств. Людей было слишком много, слишком большая толпа, и мне показалось, что путь к ней займет несколько часов.

Я не сводил с нее глаз, даже не моргал, боясь потерять ее из виду, и когда мои руки сомкнулись вокруг нее, а она засмеялась мне в ухо, я почувствовал, что вернулся домой. Или, по крайней мере, то, каким я представлял себе возвращение домой – как тепло, безопасность и почти передозировку допамина.

В первые дни нового года не меняется ничего и меняется все. О нашей помолвке объявляют и сообщают в новостях по всему миру.

О нас заговорили в школе, и Сикс, которая до этого года в АКК была почти анонимной, внезапно оказалась в центре внимания.

Она встречает перемены в равной степени с недоумением и незаинтересованностью, тоскуя по дням, когда она могла ходить по коридорам, а люди, игнорировавшие ее годами, не подходили к ней, чтобы сделать неприкрытое предложение дружбы.

Теперь, куда бы мы ни пошли и что бы ни делали, на нас всегда смотрят любопытные глаза. Они следят за любой сплетней, как стервятники за тушей, пытаясь понять, принимаю я в этом участие или нет.

За неделю, прошедшую с момента объявления новостей, мы провели вместе не так много времени, как мне хотелось бы. Мне почти сразу пришлось уехать с отцом в Корею по делам, оставив Сикс дома.

Переход от практически совместной жизни к тому, чтобы видеться всего пару раз с нового года, был тяжелее, чем мне хотелось бы признать, и я с нетерпением ждал возможности снова быть с ней, о чем еще два месяца назад думал, что никогда не скажу.

***

Я приземлился тридцать минут назад и уже садился в машину, возвращаясь в Обонну, когда завибрировал мой телефон.

Сикс : Я у тебя дома, жду тебя.

Сикс : Здесь творится полный дурдом.

Сикс : Не могу дождаться встречи с тобой <3

В моей груди разливается тепло при мысли о том, что она ждет моего возвращения домой. Если я не буду осторожен, то могу привыкнуть к этому.

Рис предупредил меня, что они собираются пригласить несколько человек, но, судя по сообщению Сикс, это превратилось в буйство. Не то чтобы я был против, громкая музыка и алкоголь – именно то, что мне нужно, чтобы расслабиться после изнурительной недели.

Первые переговоры с корейцами о доступе в их порты прошли успешно, но это только начало. Мне придется съездить туда еще пару раз, чтобы не только продолжить переговоры и создать видимость продвижения деловых интересов моей семьи, но и чтобы эти связи были установлены непосредственно через меня.

Как только я вырвусь на свободу, я перехвачу этот контракт до того, как мой отец успеет его завершить. Он будет ненавидеть это, это может убить его.

Я ухмыляюсь при этой мысли.

Машина подъезжает к дому, и я впервые вижу, насколько он переполнен. Люди вываливаются из переднего и боковых входов на лужайку и подъездную дорожку, а из всех открытых дверей доносится громкая музыка. Слава Богу, ближайший сосед находится в нескольких милях от нас.

Я выхожу из машины и взбегаю по ступенькам еще до того, как она останавливается, забыв про свой багаж. Я разберусь с ним позже, а сейчас я просто хочу найти Сикс.

И я почти сразу же нахожу ее. К сожалению, она стоит на кухне, а на ее плечи свободно накинута рука другого парня.

Мое кровяное давление подскакивает, настроение падает, а насилие пульсирует по рукам, сжимаясь в кулаки.

Она смотрит в свой телефон, явно отвлекаясь, но это не имеет значения. Что-то злобное проникает в мою кровь, когда я обнаруживаю ее в чужих объятиях, хотя всю неделю мечтал о том, чтобы заключить ее в свои. Есть намек на облегчение от того, что я наконец-то увидел ее, но он похоронен под тем, как мое тело вибрирует от неконтролируемого гнева.

Он приковывает меня к месту и подпитывает мое садистское собственничество, заставляя временно спящего монстра снова выйти на поверхность.

Словно почувствовав перемену в воздухе, она поднимает голову и встречается взглядом с моим. На ее лице расплывается улыбка, и она торопливо направляется ко мне.

Ее шаги замедляются на полпути ко мне, когда она видит грозное выражение моего лица.

Она осторожно подходит и нервно почесывает бровь, бросая на меня неуверенный взгляд.

– Эй, я ждала, что ты напишешь…

– Где твое кольцо?

Тонко завуалированная грань насилия в моем тоне заставляет ее вздрогнуть. Она опускает руку и смотрит на свой голый безымянный палец с ошеломленным выражением лица. Когда она снова поднимает на меня глаза, то озабоченно кусает губу.

– Я сняла его, когда готовила ужин, чтобы не испачкать. Наверное, я забыла надеть его обратно.

Моя челюсть работает, а мышца на щеке яростно дергается.

– А парень? Как ты объясняешь, почему у него были руки вокруг тебя?

Мой голос дрожит от едва сдерживаемой ярости, и глаза Сикс расширяются в ответ. Она делает шаг назад, но я хватаю ее за руку и прижимаю к себе, от моей хватки остаются синяки.

– Это Джуд, брат Неры. Он приехал навестить ее. – Она успокаивающе кладет ладонь мне на грудь. – Он просто друг, Никс.

Я рычу в ответ и тащу ее в сторону своей комнаты, ворча ей на ухо предупреждение.

– Я говорил тебе, что ты моя, что ты принадлежишь мне. Что никто не прикасается к тебе, кроме меня. Но ты все равно ни хрена не слушаешь, и если слова не помогают, значит, придется действовать.

Я заталкиваю ее в свою комнату, а затем захлопываю за нами дверь, замок зловеще щелкает.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она, ее голос теперь дрожит.

– Разденься, – приказал я, опасливо скользя глазами по ее телу.

Она стоит посреди комнаты, чуть в стороне от кровати, но не двигается. Я съедаю пространство между нами в два больших шага, перехожу к ней и зажимаю ее горло между своими жестокими пальцами.

Прижимаюсь к ней ртом, как хотел сделать с тех пор, как уехал, но теперь в нем злость и жестокость, и я знаю, что уничтожу ее сегодня.

Я знаю, что буду наслаждаться каждой секундой этого.

– Я сказал, раздевайся. Тебе не понравится, если мне придется делать это самому, – обещаю я.

Дрожащими руками она хватает подол своей майки и стягивает ее через голову, обнажая великолепные сиськи. Они покрыты выцветающими следами укусов и синяками разных цветов, оставшимися с тех пор, как я ворвался в ее ванную и трахнул ее на стойке, прежде чем мне пришлось уехать в Корею.

То, что они все еще остаются на ее коже, не успокаивает меня и не рассеивает мой гнев, а лишь усиливает мое чувство собственничества, превращая его в разрушительный торнадо, на пути которого стоит только она.

Я обхожу ее и иду к комоду, доставая то, что мне нужно для задуманного.

Когда я поворачиваюсь обратно, она стоит ко мне спиной и выпрямляется, сняв шорты. Идеально.

Я сокращаю расстояние между нами и хватаю ее за руки, сжимая их за спиной.

– Что ты делаешь? – она чувствует металл, затем слышит, как наручники смыкаются вокруг ее запястий, неловко затягивая их за спиной. – Феникс, нет.

Я переворачиваю ее лицом к себе и берусь за горло, крепко сжимая его между пальцами, напоминая ей, кто здесь хозяин.

– Почему ты позволила ему прикоснуться к себе? – угрожающе рычу я.

– Он просто старый друг, ничего больше. – Она отвечает мне, ее голос ласков.

– Я старый друг. – Я угрожающе рычу, и мой голос звучит искаженно даже для моих собственных ушей. Неистовый, смертоносный и такой пугающий, что она сглатывает, прижимаясь к моей ладони. – Я старый друг, и ты трахаешь меня каждый день.

– Я бы не стала, – говорит она, качая головой, – не с ним. Ни с кем другим. Я скучала по тебе.

Я толкаю ее, пока она не падает спиной на кровать, и тихий крик вырывается из ее губ, когда она приземляется. Моя рука прижимает ее к матрасу за горло, а я переползаю через нее.

– Я был на другом конце света, а ты не надела свое чертово кольцо. Ты позволила ему прикоснуться к себе. Ты стояла там, пока он обнимал тебя. Он, наверное, думает, что у него есть шанс; он, наверное, думает о том, как трахнет тебя сегодня вечером. – Я зарычал. – Ты думаешь, я просто так это оставлю?

– Мне жаль, – умоляюще говорит она.

– Этого недостаточно. – Я говорю, отпускаю ее и отхожу в угол комнаты.

Я слышу, как она ерзает на кровати, пытаясь устроиться поудобнее из-за того, что ее запястья связаны сзади.

Я подтаскиваю тележку с оборудованием к кровати и замираю, нависая над ней.

Вся эта голая, нетронутая кожа, распростертая на кровати, ждет меня. Этого достаточно, чтобы довести мужчину до безумия.

– Что ты с этим делаешь? – спрашивает она, и страх окрашивает ее слова.

– Убеждаюсь, что ты понимаешь, кому, черт возьми, ты принадлежишь. Тебе и всем, кому ты посмеешь позволить прикоснуться к себе после того, как мы закончим.

– Нет, ты ка…, – обрываю я ее слова, вставляя кляп между ее губ и заставляя замолчать.

Ее глаза расширяются, и она пытается отползти от меня, но я вижу, как расширяются ее зрачки, как возбужденно двигается ее грудь.

– Я говорил тебе, что только я могу причинить тебе боль, помнишь? Так вот, сейчас будет немного больно, но то, что будет дальше, будет гораздо больнее.

Она раздвигает ноги, и я хватаю их, упираясь одной в бедра, а другой – в руку, и одним движением срываю с нее трусики.

Я не могу удержаться, чтобы не попробовать ее на вкус, ведь я слишком долго был вдали от ее киски.

Раздвигая ее складочки языком, я пожираю ее грубыми движениями, пока она не начинает мычать через кляп.

Мне чертовски нравится слышать, как она пытается стонать для меня, но не может этого выразить. Она издает разочарованный звук, когда я отстраняюсь, и я шлепаю ее по киске. Сильно.

Она вскрикивает, но звук снова становится приглушенным.

– Это не для того, чтобы тебе было хорошо. Речь идет обо мне и о том, чего я хочу.

Я беру ватный шарик из тележки и смачиваю его спиртом, а затем протираю им кожу на ее правом бедре, чуть сбоку от киски.

Когда все чисто, я выбрасываю ватный шарик и беру пистолет для татуировок. Я окунаю его в черные чернила и включаю. Он оживает с характерным жужжанием, игла двигается вперед-назад, пока я держу его так, чтобы Сикс могла его видеть.

– Покажи мне, какая ты хорошая девочка, и не дергайся. Ты же не хочешь, чтобы я устроил беспорядок.

Трепет, паника и что-то похожее на безумное предвкушение светятся в ее глазах, когда она смотрит, как игла опускается на ее кожу.

Она громко стонет при первом проколе.

Похожий звук раздается и в моем горле, когда я провожу по ее коже нисходящую линию и украшаю ее полукругом. Я останавливаюсь и стираю излишки чернил, обнажая первую законченную букву.

Перевожу взгляд на ее лицо и вижу, что нижняя половина ее тела выгнулась дугой навстречу моим прикосновениям, но голова откинута назад и наклонена к потолку.

Она пытается поджать ноги и отстраниться от меня, но я прижимаю ее к себе, положив ладонь ей на живот.

– Я же сказал тебе не двигаться. Думаю, ты знаешь, что последует за этим – насколько я буду нежен или нет, зависит только от тебя.

Она выдыхает, как воздушный шарик, и из уголков ее глаз вытекают слезы. Я слизываю их, прежде чем они успевают упасть с ее лица на матрас, наслаждаясь ее соленым вкусом.

То, что она связана, с кляпом во рту и полностью в моей власти, делает со мной что-то невыразимое.

Я снова опускаю иглы на ее кожу и провожу следующие несколько линий, время от времени останавливаясь, чтобы стереть чернила. Я не даю ей никаких других перерывов и не разговариваю, сосредоточившись на том, чтобы закончить начатое.

Когда я завершаю работу на девяносто процентов, она вздрагивает, и я наблюдаю, как по ее коже и вокруг татуировки бегут мурашки. Я в восторге от того, как ее тело реагирует на меня, независимо от того, какие чертовы вещи я с ней делаю.

Я заканчиваю и стираю чернила в последний раз, прежде чем встать и посмотреть на свою работу. Из моего горла вырывается рычание, когда я нежно провожу большим пальцем по слову, которое я написал на ее коже.

Феникс

Я чувствую маниакальную одержимость, глядя на него, наслаждаясь осознанием того, что пометил ее навсегда. Темный трепет пробегает по моим венам, когда я понимаю, что Астор – не единственный, кто будет навсегда увековечен на ее коже.

Мне было неприятно осознавать, что он был на ее теле, а я нет, но теперь я буду на ее теле как постоянное напоминание, даже спустя долгое время после того, как она уйдет от меня.

И в отличие от божьей коровки на ее запястье, это мое имя.

Мое имя.

Я почти кайфую от этого ощущения, от того, что я помечаю ее так, как никто другой никогда не пометит.

Я тянусь вверх и развязываю кляп, говоря ей.

– Я предупреждал тебя, что сделаю это навсегда, если ты не будешь осторожна. Тогда ты не послушалась, но сейчас должна послушаться. – Мой голос хриплый и на пару октав ниже ее обычного тона. – Если ты хоть раз позволишь кому-то увидеть это, я убью его. – Я прижимаюсь губами к кляпу в фальшивом, дразнящем поцелуе. – Ты же знаешь, что я на это способен.

Освободив рот, она опускает взгляд на свои бедра и впервые видит мой рисунок, сделанный от руки. Буквы ровные, полдюйма в высоту и выделены курсивом.

Что еще важнее, на них написано мое имя, которое навсегда связывает ее со мной.

Ее глаза расширяются от шока, а голос дрожит, когда она говорит.

– Ты сумасшедший.

Я резко улыбаюсь в ответ.

– А ты моя, так что же это значит?

Я подхватываю ее за бедра и тяну к краю кровати. В следующее мгновение я освобождаю свой член из брюк, приставляю его к ее отверстию и вхожу в нее до упора.

Она вскрикивает, что-то среднее между стоном и криком, и ее нога обхватывает мою талию, чтобы прижать меня к себе. Все еще находясь внутри нее, я опускаю верхнюю половину себя и наклоняюсь, пока не оказываюсь нависающим над ее телом.

Я отклоняю бедра назад, пока не выхожу почти полностью, и приостанавливаюсь, мои глаза буравят ее, когда я снова вхожу в нее. Ее рот складывается в маленькую букву «о», а с губ срывается тихий, почти удивленный вздох.

– А еще я нарцисс, – делаю упор, – потому что мне нравится смотреть на свое имя, когда я трахаю свою киску.

Толчок.

– Психопат, – упор, – потому что я уже продумал десять разных, очень наглядных способов, как я буду пытать этого парня за то, что он прикоснулся к тебе.

Удар.

– О, Боже, пожалуйста, не надо. Он брат Неры, ты не можешь причинить ему боль.

Ее глаза расширены и умоляющи, а мои темнеют, пока ярость почти не ослепляет меня.

Удар.

– И монстр, – удар, – потому что теперь я собираюсь взять твою задницу за то, что ты снова защищаешь другого парня.

Схватив ее за левое бедро, я переворачиваю ее и укладываю лицом вниз на матрас, все ее тело приклеено к простыням.

Она стонет, когда белье трется о ее бедро.

– Это натирает твою татуировку? Прости, детка. – Я мурлычу ей в ухо.

Я хватаю ее за запястья, которые все еще связаны у нее на спине, и провожу одной рукой по каждой из ее ягодицы.

– Что ты делаешь? – спрашивает она с нотками истерики в голосе.

– Я хочу, чтобы ты раздвинула для меня ягодицы. Дай мне попробовать твою маленькую симпатичную попку, прежде чем я ее трахну.

– Нет-нет, putain.

Все слова, которые она собиралась произнести, оборвались, когда я прижал язык к ее сжимающемуся отверстию, проводя по его тугому ободку жадными движениями. Она взвизгивает, руки отпускают ее ягодицы, и она отталкивается от меня, реагируя так, будто я впервые прикасаюсь к ней здесь, хотя она уже должна была привыкнуть к этому.

Я хватаю ее за запястья и с силой возвращаю их к ее попке, продолжая поедать ее красивый розовый омут грубыми ударами языка. Положив ее руки на каждую ягодицу, я продолжаю держать свои руки на ее руках и отвожу их еще дальше назад, открывая ее проход для моего вторжения.

Я погружаюсь глубже между ее выпуклостями, вылизывая ее от киски до попки, где я прощупываю языком ее вход. Она задыхается, ее собственные ногти впиваются в кожу, пока она борется за то, чтобы удержать свои руки на месте.

Когда она близка к оргазму, я отступаю назад, вытирая рот тыльной стороной ладони. Несмотря на ее молчаливое молчание, ее соки залили все мое лицо, и я не собираюсь тратить их попусту.

Я слизываю их со своей руки, глядя на нее, распростертую передо мной. Она держит ягодицы открытыми, как я приказал, выставляя свою мокрую киску и крошечную попку на мой жадный взгляд.

Сжимая в кулаке свой ствол, я поглаживаю его вверх и вниз твердыми, мощными толчками, пока иду к другой стороне кровати, чтобы ее лицо оказалось напротив меня.