Текст книги "Моя профессия спаситель (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
Бабуля Сатор не без кокетства утверждала, что старческая деменция[1] ее уже не только посетила, но и навещает с завидной регулярностью. Ну что тут поделаешь? Время никого не щадит, а старость неизбежна. Правда, с точки зрения Ани, неизбежность эта вместе со всеми прилагающимися неприятностями и сложностями, у бабушки наступала очень выборочно. Например, когда начальство грозно вопрошало, почему госпожа преподаватель изволила выкинуть зачетные листы студентов в окошко. Тогда и накатывала та самая деменция. Ну бывает, затмение нашло, запамятовала, что на бумажечке надо оценочку прописать и автограф оставить. Примерещилось, будто это и не зачетка никакая, а голубь, из газетки сложенный.
Это уже дома, так сказать, в тесном кругу старушка, попыхивая неизменной папироской вещала, что, мол: «Если топ-анатомии[2] не знает, то кукиш ему с формальдегидом, а не сессия. Плевать на ректора, проректора и весь деканат скопом. Пусть он Регентше любимым сыночком приходится, а раз не знает, что такое лякрималис, то и никакие зачеты ему не пригодятся, в полотеры без них берут!».
Профессор Сатор, вкупе с академиком Сатор, профессором Лангером и младшими дамами Сатор, степеней не имеющими, предпочитали помалкивать, потому как вздорный характер бабули знали не понаслышке, а о том, что такое лякрималис[3] имели весьма смутное представление. Впрочем, начальство грозной преподавательницы тоже лишь вздыхало, увольнять «старушку с маразмом» не спеша. Во-первых, деменция не мешала ей блестяще владеть предметом. А, во-вторых, сынок-академик вряд ли оценил бы непочтительное отношение к матушке.
В общем, госпожа Сатор не стеснялась говорить, что думает, и делать, что считала нужным. Слабоумие же!
– Кстати, все заметили, что девочка влюбилась? – эдак невзначай поинтересовалась заботливая бабушка, размазывая по тоненькому кусочку сухой булки почти невидимый слой масла – за здоровьем своим, равно как и за фигурой, преподавательница следила очень тщательно. – Не пора ли нам принять меры?
Дедуля уронил вилку, зачем-то полез ее поднимать, сшиб локтем еще и бокал с водой – в общем, под столом у старшего Сатор дел нашлось в избытке. Дядюшка Лангер преувеличенно аккуратно положил приборы и замер, гипнотизируя взглядом остатки омлета на тарелке. Отец Ани, поперхнувшись кофе, закашлялся, да так, словно глоток ему поперек глотки встал. Матушка, предварительно утерев мужу забрызганную бородку, прижала салфетку к груди, видимо, успокаивая зашедшееся сердце. Ну а сама Анет, тоскуя и мечтая провалиться куда-нибудь поглубже, очень заинтересовалась собственными коленями, вернее, подолом, который просто необходимо было разгладить.
– Возможно, я опять что-то не так поняла, – будто ни в чем не бывало, продолжила бабуля, – но вчера вечером девочка интересовалась у кухарки, как печь пирожки. Впрочем, я, вероятно, ошиблась. Скорее всего Анет решила стать поваром.
– Ани, детка! – пораженно воскликнула мама, но, не до конца осознав масштаба трагедии, продолжать не стала, потому и призвала на помощь супруга. – Милый, скажи! – пихнула остреньким локтем мужа в бок.
– М-м… – невнятно промычал отец, безуспешно пытаясь справиться с кашлем. – Это нехорошо, – выдавил Сатор, наконец.
– Конечно, разум мне отказывает, – заключила бабуля, промокая уголки губ салфеткой, – но до вас доходит, как до студентов. Дорогая, – преподавательница с ласковостью кобры улыбнулась снохе, – помнится, когда вы пытались надеть шлейку на моего сына… Ох, простите старуху, сама не знаю, что несу! Я имела в виду, что перед самой свадьбой вы тоже увлеклись кулинарией. Тот косорыленький… кхм!.. замечательный тортик с синими розочками я никогда не забуду.
– Помилуй Леди! – выдохнула матушка, за долгие годы супружества наловчившаяся вылавливать из потока свекровиной любви только то, что действительно имело значение.
– В общем-то, перед нами типичная ситуация, – не слишком внятно пробормотал из-под стола дед, – Согласно теории компенсанаторики, человек, получивший душевную травму…
– Ой, да перестаньте вы занудничать, старый хрыч! – поморщилась бабушка. – Скажите проще: девочка решила доказать подонку, что он ей ни к Хаосу не сдался и потому собралась с этим мерзавцем под венец!
– Подонок – это?.. – осторожно уточнил отец.
– Тот, прошлый, – пояснила бабуля резко.
– А мерзавец?
– Будущий, – припечатала благородная дама, – кому она пирожки пекла. И я считаю, что нам необходимо вмешаться, пока не стало поздно.
– С чего вы взяли, уважаемая, что он мерзавец? – тихо поинтересовался у недоеденного омлета дядюшка Лангер.
– Вы желаете убедить меня в обратном? – язвительно поинтересовалась преподавательница.
– Ни в чем я не пытаюсь вас убедить, – начиная раздражаться, буркнул профессор, – Я даже понятия не имею, о ком идет речь!
– Вот именно, понятия не имеете, – бабуля своих позиций сдавать явно не собиралась. – Вы всегда поощряли эти дикие эскапады, желая вырастить из девочки совершенно авантюрную, безответственную личность, то есть полное подобие себя самого! Друг мой, вы там отсидеться решили? – госпожа Сатор приподняла край скатерти, пытаясь заглянуть под стол. – Смею напомнить, речь о вашей внучке идет!
– Собственно, с точки зрения прикладных теорий… – охотно отозвался дедушка, вылезать, впрочем, не спеша.
– Мама, успокойтесь! – всполошилась средняя Сатор. – У вас же сердце!
– У меня сердце, – не стала спорить бабушка, – а вот у вас всех, похоже, данный орган отсутствует вовсе, хотя это и нонсенс! Мало ребенок страдал? Желаете еще?
Ани, придерживая стул, чтобы он ножками по паркету не скрипнул, поднялась и тихонечко скользнула в дверной проем, по летнему времени прикрытый лишь легкой занавеской.
А на террасе было по-настоящему хорошо. Солнце уже поднялось над деревьями, но еще не палило, трава поблескивала непросохшей росой, из сада тянуло утренней умытой свежестью, потому и дышалось легко, свободно, как-то вкусно. Тюль на распахнутых окнах заигрывал с ветром, где-то лениво, не всерьез тявкала собака.
Анет стало по-детски просторно, будто каникулы только-только начались и лета впереди еще много, радость пока можно и не экономить.
Девушка обеими руками оперлась на перила террасы, привстала на носочки, потягиваясь всем телом, глубоко-глубоко, так что в груди больно стало, втянула пахнущий теплом воздух, улыбнулась невидимому за яблонями солнцу. А на звук шагов даже не обернулась. Чего оборачиваться, если и так знаешь кто идет?
– Ну что? – медведем проворчал Сатор, обнимая дочь. Ани прижалась к выпирающему мячом, мягкому животу – никакой подушки не надо. – Ничего, – сам себе ответил академик, – и это пройдет.
Анет промолчала, слушая, вернее, лопатками чувствуя, как ровно, гулко бьется отцовское сердце. А еще в академике что-то побулькивало – в желудке, наверное.
– Правда, что ли, влюбилась? – со слоновьей деликатностью поинтересовался родитель.
– Папа! – возмутилась Ани.
Вернее, хотела было возмутиться, а вышло устало-досадливо.
– Да я-то что? Я ничего. Только вот…
– Ну что? – огрызнулась Анет, продолжения не дождавшись.
– Да мыслишка мне в голову пришла. Вот скажи, дочь, может, я не прав, а?
– В чем? – удивилась младшая Сатор, откидывая голову, упираясь затылком в мощную отцовскую грудь.
Вернее, в рубашку, несмотря на все старания матушки все-таки заляпанную кофе. Впрочем, потеки могли и от соуса остаться. Или от варения, например.
– Да понимаешь, какая затыка, – смущенно прогудел отец, эдак пристально что-то в саду рассматривая. – Я вот сам говорил: ну зачем против ветра плевать, так? Мол, лучше переждать, когда пройдет, а там потихонечку-полегонечку шагать себе, куда надо.
– Говорил, – подтвердила Ани.
– Вот теперь и думаю: а верно ли? Может, и нужно плевать-то?
– Зачем?
– А хоть для самоуважения! – залихватски, даже ухарски брякнул отец и вроде бы подмигнул – чего он там лицом изображал, Анет за бородой не очень видно было. – Ладно, ребенок, не бери в голову. Это я так, по-стариковски сопли размазываю.
– И все-то вокруг старики! – возмутилась Ани.
– Зато ты пока молодая, – не очень понятно отозвался академик, ненавязчиво подталкивая дочь к лестнице, ведущей с веранды. – Шагала бы ты отсюда, а то сейчас наши дамы в оборот возьмут.
Анет и не протестовала. Оказаться в обороте у милейших дам семейства Сатор ей сейчас меньше всего хотелось.
* * *
Во дворе подстанции было не по рабочему оживленно и даже многолюдно. СЭПовцы, сероватые и побитые после отработанных суток, по домам не спешили, а свеженькая, полная утренней наивной бодрости смена не торопилась заступать на дежурство. Ани еще и в ворота войти не успела, а догадка, с чего это тут так многолюдно, уже родилась. Даже не догадка никакая – почти уверенность.
Собственно, реальность полностью оправдала ожидания. Правда вот, Нелдер в этот раз не на карете сидел, а почему-то на крыше ремонтного бокса. Зато старший врач нашелся там, где и ожидалось – на крылечке.
– Слезай, – угрожающе прогудел начальник, хмуро поблескивая лысиной.
Сегодня вид у него и впрямь был грозным, руки на шкафоподобной груди он сложил очень значительно и улыбаться не думал. Да и люди во дворе хоть и посмеивались, но не слишком громко, сторожко так, в кулачки.
– Не слезу, – безмятежно отозвался Кайрен. Откинулся назад, опираясь на локти, подставляя солнцу пиратскую физиономию. – Ты меня бить будешь.
– Буду, – мрачно пообещал старший врач. – Ногами.
– Ну и какой мне резон слезать?
Анет, конечно, не видела, но очень живо представила, как Кайрен бровь изогнул.
– Потому что я приказываю! – в сердцах рыкнуло начальство.
– А это уже так называемый случай нарушения логики. Может и злоупотребления служебным положением, если приглядеться, – многозначительно протянул Нелдер. – Ну сам посуди, распоряжения вышестоящего надо выполнять неукоснительно и без писка, так? И это правильно, порядок во всем должен быть. То есть я, как твой подчиненный, обязан… подчиниться. Ладно, рассуждаем дальше. Ты, как начальник, не должен отдавать приказы, способные навредить людям, находящимся в твоем… подчинении. Да что такое? Сплошное подчинение и угнетательство.
– Ты мне зубы не заговаривай! – рявкнул старший врач.
– Я и не заговариваю, а развожу демагогию. Будь точен в формулировках.
– Слезай!
– Не слезу. И здесь мы заходим в логический тупик. Потому что я сейчас снова аргументирую нежелание следовать приказу заботой о своем хрупком здоровье. А ты пообещаешь нанести мне тяжкие телесные повреждения, да еще в особо циничной форме, то есть ногами.
– Я тебя уволю! – угрюмо пообещал начальник.
– Не уволишь, потому как я особо ценный кадр – это первое, – Нелдер наставительно поднял палец. – Второе, ты мой друг, а друзей не увольняют. И третье: работать и так некому, за разброс… Или разбрасывание? В общем, за то, что ты опытными сотрудниками кидаешься, тебе никто лысину не отполирует.
– А что случилось-то? – шепотом поинтересовалась Ани у пожилого мужчины, следящего за клоунадой со смесью усталого призрения и удовольствия.
Сосед ничего отвечать не стал, только мотнул головой, указав приличной треугольной бородкой на стоящую неподалеку СЭПовскую карету. На первый взгляд, экипаж от остальных дожидавшихся, когда люди вспомнят о совести и уже работать начнут, ничем не отличался: грязноватый, изрядно поцарапанный и помятый, с проржавевшими дугами ободов, с красной цифрой на передней дверце – одиннадцать.
Сатор шагнула в сторону, чтобы посмотреть на экипаж с другого бока, но далеко отходить не пришлось. На задних дверцах кареты, через которые носилки вынимали, прямо поверх перетяжных ремней, красовалась кривоватая, зато очень яркая надпись: «Обгоняй резче! Кому-то нужны твои почки!»
– Нелдер, ты все границы перешел! Так, нет?
– Нет, – от всего сердца заверил Кайрен.
– Правильно люди говорят – это уже форменное безобразие!
– Неправильно говорят. Это никакое не безобразие, а профилактика дорожно-транспортных происшествий. Между прочим, этим вопросом должен озаботиться каждый сознательный гражданин и…
Дальше Ани слушать не стала, обошла толпу сзади, мышкой шнырнув в здание. Внутри подстанции было тихо, прохладно и сумрачно, только за неплотно прикрытой дверью туалета водопадом рокотала вода, видимо, бачок сломался. Ну еще рядом с кухней огромный рыжий котище сосредоточенно вылизывал лапу.
– Кис-кис, – почему-то снова шепотом позвала Сатор.
Кот, не отрываясь от своего занятия, глянул строго, и сразу стало понятно: этот господин никаких «кис-кисов» не признает и, вообще, его задешево не купишь.
– Нелдер народ развлекает? – негромко спросила призрак, перегнувшись через перила лестницы и не замечая, что немного в них проваливается.
– Развлекает, – согласилась Анет.
– Значит, настроение хорошее, – серьезно покивала диспетчер, – а раз так, то и смена спокойной будет.
Ани едва удержалась, чтобы не поплевать и знаком себя не осенить. Может, она на самом деле и немного понимала во врачевание, а вот что такое сглаз выучила твердо. Сатор помахала призраку ладонью и только за угол зайдя, все-таки сплюнула через левое плечо. А потом и через правое – для надежности.
В раздевалке тоже было пусто, тихо. Ключик, которым Анет свой шкафчик запирала, скрежетнул пронзительно, угрожающе. Девушка даже замерла кроликом, обернулась – показалось вдруг, будто за спиной стоит кто-то.
– Не истери! – буркнула Ани под нос, запихивая в узкий пенал шкафа жакет и вытягивая за рукав халат. – Тоже мне! Подумаешь, нежная барышня.
Вот только пуговицы она застегнула поспешно, на ходу, но воротник одернула и руки в карманы сунула вполне решительно. Правда, правую тут же и вытащила, потому как в кармане бумажка обнаружилась, а ничего такого Анет в халат точно не клала.
Расчерченный, кривовато сложенный вдвое листок подрагивал – или это пальцы у Сатор вдруг задрожали? Ани левой – свободной – рукой заправила прядь волос за ухо, закусила губу. Смотреть, что это за бумажка такая, не хотелось ужасно, даже подташнивать начало. Потому Анет ее и развернула.
«Лучше уволься сама, сука! Тебя сюда никто не звал!» – вопили разномастные – не только размером и шрифтом, но и цветом друг от друга отличающиеся – буквы, по всем канонам жанра выстриженные из газет. От этой их разности казалось, что буквы не то приплясывают, не то пытаются расползтись с листка, как жуки.
Ани не без труда сглотнула – во рту вдруг пересохло и кисло-медно стало. Сатор растерла шею, приглаживая волоски, от страха вставшие дыбом. Нет, сама угроза не пугала совершенно, а вот это «сука» резала глаза, как ножом. Наверное, потому что Ани так никто и никогда не называл. Ну так получилось, прожила жизнь счастливо. В самый раз до этого дикого, почти ненастоящего момента.
Дверь раздевалки оглушительно ботнула, заставив Анет не только вздрогнуть, но даже и пискнуть тихонько.
– Бараш! – крикнул Нелдер, будто в лесу аукался. – Ты тут?
Ани, скомкав записку, сунула ее обратно в карман, зачем-то протиснулась в щель за последним рядов шкафчиков, прижалась к стене, сдерживая дыхание.
– А она точно пришла? – уже тише спросил у кого-то Кайрен. – Нет, не видел…
Створка снова грохнула пушечным выстрелом. Анет еще постояла, прислушиваясь к тишине подвала, длинно выдохнула. Стряхнула с халата пыль, волосы пригладила и почти побежала к выходу.
Проклятый листок в кармане шуршал, и Сатор мерещилось, что через не слишком плотную ткань его отлично видно, поэтому она прижала бумажный ком ладонью.
* * *
Дом был очень неправильный: длинный, как лабаз, но подъездов всего три – они скучковались с одной стороны, будто жались к углу, а дальше стена, не сплошная, конечно, с окнами, но никаких дверей.
– Точно шестой подъезд? – недовольно поинтересовался Нелдер, словно это Ани виновата, что тут не только шестого, но и пятого, а так же четвертого не видать. Потому Сатор ничего отвечать и не стала. – Может, еще разок обойти?
И на это Анет промолчала, потому как обходили уже два раза. От нового обхода картина не менялась: у дома номер четырнадцать по Сосневской улице имелось три подъезда. С другой же стороны здания их было аж двенадцать, да проблема в том, что, судя по табличкам, с тыла постройка числилась уже за Лунным проспектом и имела номер восемьдесят один.
Такому практикуму ориентирования на местности Сатор уже не удивлялась. Сейчас хоть экипаж смог к дому подъехать, до половины же вызовов приходилось едва не квартал пехом топать, потому как жильцы перекрывали все подходы, как к осаде готовясь.
Ани быстро на Нелдера глянула, отошла на пару шагов, даже чуть присела, пытаясь хоть что-то рассмотреть за деревьями запущенного заросшего скверика, разбитого неподалеку. Но ничего хорошего, впрочем, как и плохого, не разглядела – вечерело уже, солнце почти укатилось за дома, оставив и во дворе и в садике жиденький туманный полумрак.
– Чего ты там увидеть хочешь? – буркнул Кайрен.
– Бабушек, – призналась Ани. – В таких местах бабушки гуляют, они все знают.
– Ба-абушки, – эдак задумчиво протянул врач, таща из кармана амулет переговорника – фетиш тащиться не желал, цеплялся за подкладку кармана, выворачивая ее на изнанку. – Бабушки – это хорошо. – Видимо, амулет на свет не зря показываться не желал, ибо был он тих и темен, как глаз Хаоса. Нелдер его и встряхнул, и по ладони постучал, но переговорник даже не подмигнул. – Ладно, давай сунемся с другой стороны, может опять улицы перепутали. – Кайрен подхватил с земли укладку, пошагал вперед, не удосужившись посмотреть, идет за ним Сатор или нет. С другой стороны, а куда ей деваться? Пошла, конечно. – Значит, дело было так, – разглагольствовал на ходу «корсар». – Спускаюсь я с вызова, сажусь в карету, связываюсь с диспетчерской. Они мне: «Погоди, сейчас скажем, куда катить». Ну, пока суть да дело, решил вызов оформить. Пишу, никого не трогаю. А рядом с домом лавочки, на лавочках, понятно, бабушки. И вот одна говорит: «Уж какие они молодцы, какие молодцы!» – и на меня, стал быть, кивает. Я из кабины чуть не вывалился. Сама представь, нас и вдруг хвалят! Бабка же, понимаешь, продолжает: «Уж какие молодцы! Вот моя свояченица как мучилась, аж в голос заходилась! А «неотложка» приехала, так тут же и померла, отмучилась».
– М-да… – промямлила Ани, протискиваясь в подъезд между дверью, которую Нелдер вежливо придержал, и его же рукой.
Кстати, двери перед дамами Кайрен придерживал очень оригинально: упирался в нее кулаком, а сам в сторону отходил, потому оставалось лишь два выхода: либо руку его отталкивать, либо подныривать под нее.
Но, честно говоря, и его манеры и все бабушки скопом, Ани сейчас интересовали мало. Одиннадцатая бригада как уехала в начале смены с подстанции, так до сих пор обратно и не заезжала, дело же к ужину шло, а Анет с утра только чаю выпить успела. Но даже не это было основной проблемой, главное, что чай настойчиво и довольно давно требовал выхода, а куда его девать, Сатор понятия не имела.
Нелдер, ясно, о трудностях своего второго работника ничего не знал, потому об этом и не задумывался.
– Экстренную вызывали? – без всякой надежды, тоскливо даже поинтересовался он у женщины, возникшей на пороге – номер у квартиры был тем, что в вызове указан, но улица-то не та.
– Вызывали, – гавкнула дама. – Два часа уже прошло! Помереть можно, пока вас дождешься. Проходите, – добавила неуверенно, будто сомневаясь, стоит ли пускать в дом всяких проходимцев.
– Вы бы хоть вышли, встретили, – тихонько пробормотала Сатор, входя в квартиру вслед за Нелдером, – если адрес такой запутанный.
Как бы тихо Ани не говорила, дама ее прекрасно услышала и пропускать замечание мимо ушей не собиралась.
– Вот еще, делать мне больше нечего! – мигом завелась тетка. – Охамели в конец, встречай их! Может, еще, ковер постелить, чтобы мягче ходить было? Может…
– Где больная? – спросил Кайрен, очень, ну просто очень недовольно покосившись на Анет.
– Во, доктора! – возмутилась женщина, хлопнув по пухлым бокам, обтянутыми не слишком чистым, попахивающем переваренной капустой платьем. – Больную подавай! Хоть бы руки помыли!
– У нас салфеточки есть. Специальные, – заверил Нелдер, ласково глядя на тетку. – Зельицем пропитаны. Раз! – и не надо ручки мыть. Так, где больная?
– Я все-таки помою, – пискнула Ани, бочком пробираясь к полуоткрытой двери, за которой призывно темнел умывальник.
А где умывальник, там и все остальное, верно же?
Кайрен на это ничего не сказал, только носом гневливо сопнул.
Руки Ани, понятно, тоже помыла. А потом еще и волосы, по-ведьмински торчащие дыбом, постаралась пригладить. Выходить из ванной не хотелось совершенно – где-то в глубинах квартиры тетка продолжала возмущаться и прекращать, кажется, не собиралась.
Сатор скорчила рожу собственному мутноватому отражению в захватаном зеркале, покосилась на массивный перстень, брошенный на заляпанной полочке между гребнем с волосами, застрявшими между зубцами, и почему-то ложкой. Надутое от собственной важности кольцо тускло мигнуло здоровенной стекляшкой, безуспешно прикидывающейся рубином, масляно блеснуло латунным боком. Анет вздохнула, воровато вытерла ладони краем халата – воспользоваться тем, что тут за полотенце сходило, не позволила брезгливость – и щелкнула шпингалетом.
– … да чего смотреть-то? – голосила тетка. – Говорю же: траванулась! А то я не знаю! Нажрется непонятно чего, а потом над тазом висит. Видишь ли, мать ей невкусно готовит, не жрет ничего. Ну и виси тогда, дура. А с утра пошла в сортир, да в обморок и брякнулась, теперь стонет, живот у нее болит. Ну и нечего трескать, что нипоподя! Живот болит! У меня, может…
– Мне нужно осмотреть больную, – совсем уж ласково перебил Нелдер.
– Чего ее осматривать? – пошла вразнос тетка. – Да еще мужику! А то я вас, кобелей, не знаю! Дай только девку пощупать!
Лежащая на смятой постели девушка – молоденькая совсем, худенькая и не бледная, а серая даже – мучительно морщилась, прижимая к животу подушку, но молчала. Только часто моргала слипшимися в стрелки длиннющими ресницами. Плакала, что ли? Ну точно, плакала: под щекой на наволочке мокрое пятно.
– Мне вы позволите осмотреть? – спросила Сатор. Просто так спросила, для порядка, уже на край кровати присаживаясь, и что там верещит полоумная мамаша не слушая. – Ложись на спинку, коленки немного согни и рубашку подними. Доктор Нелдер сейчас отвернется, давление померяет. – Кайрен за ее спиной фыркнул котом, но, кажется, на самом деле отвернулся. – Не бойся, я только тебе живот… пощупаю, – ворковала Ани. – Вот так. Все-все, больше не буду, – заверила, когда девушка болезненно вскрикнула. Анет наклонилась к ее уху, расправляя мятую рубашку, накрывая одеялом. – Тошнит часто?
– Часто, – едва слышно отозвалась несчастная.
– А когда эти дни были?
– Не помню… давно, – совсем уж прошелестела девушка, зарываясь лицом в мокрую подушку.
– Сейчас не кровит?
Затылок с колтуном слипшихся от пота волос мотнулся отрицательно.
– Доктор Нелдер? – окликнула Ани.
– Давление, прямо скажем, низковато, – откликнулся Кайрен, поднимаясь с корточек, сворачивая манжетку из плотной ящериной кожи.
– Внематочная?
Нелдер лишь неопределенно плечами пожал.
– Вот что, дама, – обратился к драконом пыхтящей толстухе. – Вашу дочь мы забираем.
– Куда это?
– Понимаете, возможно, у девушки внематочная беременность… – встряла Ани и тут же об этом пожалела.
– Совсем опсихели?! – фабричным гудком взревела нежная родительница. – Да как вы смеете?! Да вы что думаете, я на вас управы не найду?! Моя дочь честная девочка, а вы!.. Беременная! Да я жаловаться буду! Я до самого…
– Тащи носилки, – мрачно буркнул Кайрен, тесня гудящую тетку из комнаты.
Девушка на постели беззвучно плакала, вздрагивая худыми плечами.
* * *
Ночью по столице метлой прошлась буря, да еще какая: со сломанными деревьями, водопадами воды и громом, от которого кое-где, наверное, стекла повылетали. Всего несколько часов назад Ани такие прихоти неба готова была проклясть: легко ли бежать от кареты под хлещущим ливнем, да еще в легких туфельках, а потом клацать зубами в насквозь мокром халате? И страшновато, честно говоря, когда над тобой ветер ветки ломает. Про удобство уж и упоминать не стоит.
Зато сейчас, утром, ночной ураган мерещился благословением Лорда и Леди. И плевать на сучья, валяющиеся вдоль дороги, на мутные потоки, переполнившие канавы, на лужи, больше смахивающие на небольшие, но полноводные озера. Зато небо просто светилось и воздух пах совсем не городом, а мокрой травой, чуть подсушенной землей и почему-то земляникой. Умытая брусчатка сияла, сбитые же листья, несущиеся по стокам, казались корабликами.
Да и настроение было под стать: сияющее и умытое. И это несмотря на, прямо сказать, тяжелую смену и уж вовсе кошмарный последний вызов: дедушка два раза намыливался помирать прямо в карете, но ведь откачали, завели и до больницы довезли живым!
Ани махнула сумочкой и легко, грациозно – аж сама бы собой любовалась – перемахнула лужу. Правда, на краю оступилась, чуть назад не навернувшись, но и это утра совсем не испортило, только хихикать захотелось. Сатор и хихикнула.
– Ты сейчас домой? – спросил невесть откуда взявшийся Кайрен, галантно поддержав Анет под локоть. – А то, может, позавтракаем? Тут недалеко хорошее место есть. Повар не эльф, конечно, но готовит обалденно.
Ани уже открыла рот, чтобы отказаться, но ничего не сказала, просто кивнула. А почему бы, собственно, и нет? Во-первых, есть ей действительно хотелось и даже очень, кофе же хотелось еще больше, чем есть. А, во-вторых, усталость совсем не чувствовалась, сонливости ни в одном глазу. В-третьих… Ну а почему бы и нет, в конце-то концов.
И место на самом деле оказалось хорошим: маленькая кафешка, которую, видимо, знали только «свои»; настежь распахнутые большие окна с чистыми легкими занавесками; на столах похрустывающие от крахмала скатерти и вазочки, а в них ромашки и еще что-то такое же, полевое. Кофе тоже подали такой, как Ани любила: чтоб преступников топить, крепкое, с парой ложек коньяка.
– Я думал, что ты предпочитаешь со сливками, – приподнял бровь Нелдер.
На Ани он не смотрел, был полностью поглощен еще шкворчащей салом яичницей, размером с Луну.
– Каждому кофе – свое время, – многозначительно отозвалась Ани, изящно откусывая от тостика.
И с совсем неприличной завистью косясь на кайреновскую яичницу. И вот надо было выделываться? До ее изящества все равно никому никакого дела нет, а желудок требовал существенного, горячего и отвратительно жирного. Может даже и с мясом.
– Верное замечание, – не слишком внятно согласился «корсар». Видимо, врачу никто не объяснил, что разговаривать с набитым ртом неприлично. А, скорее, ему было попросту плевать на все приличия скопом. – Я чего хотел сказать. Бараш, из тебя может получиться классный врач, по-настоящему классный. Ты и сейчас… – Нелдер покрутил в воздухе вилкой, но развивать тему не стал. – Только вот с людьми надо разговаривать уметь, особенно с родственниками. Ты же лезешь, как… В общем, помалкивай пока и на ус мотай, лады? – Ани, честно говоря, ожидавшая совсем другой оценки своей работы, сделала вид, что кофе ее интересует гораздо больше, чем какой-то там «корсар. – Ладно, в Хаос воспитание подрастающего поколения, – совершенно неожиданно подытожил Кайрен. – Лучше о себе расскажи.
– А что вас интересует? – осторожно уточнила Сатор.
– Действительно, – озадаченно почесал костяшкой кончик носа Нелдер. – Ну, надо же нам о чем-то говорить?
– То есть я вас совершенно не интересую? – брякнула Анет.
И вот хочется порой самой себе язык откусить, а неможется. Точнее, можется, да поздно.
– Тут мне полагается спросить что-то вроде: «А тебе хотелось, чтобы я тобой интересовался?», – сообщил Кайрен, увлеченно яичницу кромсая. – Ты, конечно, гордо ответишь нет. А я должен… Что я там должен, Бараш?
– Ничего вы не должны, – буркнула Сатор.
– Ну и ладно, – легко согласился «корсар». – Хочешь, тогда я про себя расскажу? Нет, не был, не привлекался, детей не имею. По крайней мере, с претензиями пока никто не приходил.
– А где не были?
– Женат не был. М-м… Вот люблю я грибы, особенно так поджаренные. Вроде бы, ну чего тут любить? Гадость же. А ты?
– С претензиями пока никто не приходил, – отчеканила Ани.
– На что? – удивился Кайрен и даже на Сатор посмотрел, правда, исподлобья и мельком.
– На то, что я гадость.
– Это они просто твоего папу боятся.
– Дядю.
– Что, дядя профессор страшнее папы академика?
– То есть про папу вы тоже знаете?
– Хотелось бы сказать, что я все знаю, – грустно вздохнул Нелдер, утираясь салфеткой, как полотенцем, – но это будет неправдой. А врать, да еще без причины, не стоит. Ладно, не ершись. Во искупление готов ответить на любой вопрос. Даже интимный.
Ани помолчала, соображая, что выгоднее: все-таки всерьез обидеться или сделать вид, будто ничего и не было. Собственно, ничего и вправду не случилось, подумаешь, нахамил, так ведь не в первый раз и видит Лорд, не в последний. А вопросов, да еще интимных, имелось ой как много.
– Почему вы на СЭПе работаете? – спросила Сатор, конечно же, совсем не то, что хотела.
– Да видишь ли, – Кайрен перекосился на левый бок, выуживая из кармана простенький, изрядно потертый портсигар, – у меня, как у всех мужчин с ограниченными средствами, не сделавших карьеру и обделенных талантами, жуткий комплекс неполноценности. Но про это ты у своего дедушки спроси, он лучше расскажет. Так вот, комплекс. Работа на «экстренной» обеспечивает компенсацию. Дает почувствовать себя эдаким спасителем, самим посланником Лорда. Достаточно развернутый ответ?
– Я иногда не понимаю, когда вы шутите, а когда всерьез говорите, – проворчала Анет.
– Это плохо. Надо поработать над собой, – невесть чему кивнул Нелдер, спрятавшись за сизоватым папиросным дымом, и замолчал.
То, что Кайрен на нее смотрит, Сатор видела, а вот как смотрит, с каким выражением, разобрать не могла. Но с чего-то родилась уверенность: сейчас Нелдер предложит к нему поехать. Ну, или куда-нибудь еще. А как на это ответить, сообразить не получалось. По всему выходило, что отказаться надо, да еще так, чтоб больше о подобном не заикался. Да вот не хотелось. В смысле, не отказывать не хотелось, а так, чтобы…
В общем, за ту пару минут, что они молчали, Анет окончательно запутаться успела.
– Ладно, – решил Кайрен, давя в пепельнице и до половины недокуренную папиросу. – С твоего позволения провожать не буду. Встретимся на смене?
– Встретимся, – растерянно согласилась Сатор.
Нелдер, даже официанта позвать не удосужившись, бросил несколько купюр – опять мятых! – в папку с меню, подмигнул Ани и пошел себе, не оборачиваясь.
