Текст книги "Моя профессия спаситель (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Глава 18
Записку с адресом потенциальной матери эльфеныша, которую ей следователь дал, Анет нашла не без труда, в глубине души надеясь, что отыскать ее так и не получится. Но бумажка, как назло, отыскалась, поэтому пришлось действовать. Хотя бы из чистого упрямства и привычки все до конца доводить. А еще потому, что с новой работой все было не слишком определенно: то ли берут, то ли нет, обещанное же: «О решении мы сообщим!» уверенности не добавляло. Ну и, конечно, потому, что на душе плескалась муть и девать себя некуда.
В общем, съездила Ани в больницу, из которой ребенка, понятное дело, давно выписали. Зато разузнала, в какой дом малютки его определили. Смоталась и туда, убедилась, что мальчишка в порядке – относительном, понятно. По крайней мере, выглядел он очаровательно: совсем не такой длинный и нелепый, а вовсе даже щекастенький, зефирно-розовый, голубоглазый, с умилительно остренькими ушками и носиком пуговкой. Правда, взгляд его осмысленнее не стал, лежал себе бревнышком, особого интереса к миру не проявляя.
А еще Сатор заверили, что желающих усыновить маленького полукровку не нашлось и появление таковых не предвидится. Анет и сама не знала, к худу это или к добру. Только вот причин откладывать визит к гипотетической мамаше больше не находилось.
Дом, где жила эльфийская возлюбленная, стоял во вполне приличном районе, был окружен кованной оградой и пусть крохотным, но все же парком. Из чего Ани сделала вывод, что девушка в средствах не нуждалась. Это почему-то разозлило Сатор до крайности и, звоня в дверь, Анет родительницу подкидыша почти ненавидела.
Правда, ровно до тех пор, пока эта дверь не открылась.
Если верить данным, собранным Маем, девушка была моложе Ани на три года, а на пороге стояла старуха. Молодая, но старая почти до дряхлости. И дело не в морщинах, которых не было. И не в сальных волосах, висящих вдоль серо-бледных щек сосульками, которые как раз были. Скорее, старость в глазах жила: усталость до самого-самого края и отсутствие всякого интереса.
– Да? – спросила девушка равнодушно, глядя куда-то поверх плеча Анет.
– Добрый день, – вступительную речь Сатор не только заготовила, но еще и вызубрила. – Дело в том, что этим летом я работала на СЭПе. И однажды нас вызвали в полицейский участок, городовому подкинули ребенка в корзине.
– Он умер? – по-прежнему без намека на оживленность спросила женщина.
– Нет, с чего вы взяли? – опешила Ани.
– Жаль. Тогда и я бы могла… – равнодушно сообщила «мамаша». – Проходите, – она посторонилась, но совсем с дороги не отошла – Ани едва протиснулась между ней и дверью. – Вы же стыдить меня пришли?
– Нет, это совсем не мое дело, – все заготовки ухнули в Хаос и что, а, главное, как говорить, Сатор понятия не имела. – Просто я знаю, где ваш сын.
– А какая разница?
– В смысле?
– Мне его все равно не отдадут, – вяло шевельнула плечами женщина. – Я преступница. Это называется «Оставление человека в опасности». Я оставила человека в опасности. Он мне никто. Он жертва моей безответственности.
– Так, стоп, – приказала Анет. – Давайте присядем, и вы все расскажите. Подробно.
– Давайте, – без всякого энтузиазма согласилась молодая старуха.
Растормошить ее оказалось сложно, очень сложно, слова приходилось едва не клещами вытаскивать. А порой она и вовсе замирала посреди фразы, уставившись в стену, будто забывала, о чем речь шла. Кажется, ей на самом деле было все равно: что говорить, с кем говорить и о чем.
А история на оригинальную никак не тянула: «пристегнули» девочку к группе дипломатов, ехавших осматривать красоты старой загородной резиденции императорской семьи. «Пристежка» вышла случайной: переводчик, приставленный к группе, неожиданно заболел, а другой замены не нашлось. Был среди дипломатов… в общем, был. И случилось между эльфом и девочкой три дня сногсшибательной любви. А потом он отбыл в свою эльфляндию.
– Кто бы мне тогда, дуре, сказал… – говорила она монотонно, словно таблицу мер и весов зачитывала. – Только об одном думала: пусть у меня хоть это останется.
– Вы никому не сказали? – тихонько спросила Ани, поглаживая женщину по сухой, даже шероховатой ладони.
– Нет, не сказала. Сами заметили. Сначала эти, – девушка едва заметно указала подбородком куда-то вверх.
– И что?
– Придумала какого-то парня. Вроде и имя его не знаю, познакомились случайно.
– Поверили?
– Нет, конечно, – потрескавшиеся губы несчастной чуть дрогнули, обозначая улыбку. – Начальница хорошая женщина. Уволила за несоответствие моральному облику. А так ведь и…
Она снова замолчала, глядя в стену.
– Что случилось потом?
– Я рассказала маме. Родителям. Мать так кричала. Она готова терпеть шлюху, но не ее…
– Вы ушли из дома?
– Ушла. У подруги жила, у другой. Денег-то нет, на работу не берут. А потом он родился.
– В больнице?
– Да вы что? – девушка первый раз глянула на Ани, да еще с намеком на эдакое веселое изумление. – А если б он на отца похож оказался? Меня точно тогда… Да и начальнице бы не поздоровилось, да и другим тоже. Знакомая помогла. Она и подсказала, чтоб я его к городовому отнесла.
– Зачем? – Ани очень старалась голоса не повышать.
– А как? Дома нет, работы нет, денег нет. Даже молока нет, совсем чуть-чуть, ему бы не хватило.
– В первые сутки молока ни у кого нет, – непонятно зачем пробормотала Сатор.
– Откуда вы знаете?
– Ну, я же все-таки врач.
– Вы это точно знаете? – Девушка вцепилась в руку Анет с такой силой, что неровно остриженные, даже, скорее, обломанные ногти процарапали на запястье борозды. – Вы уверены? То есть я бы могла его…
– Ну конечно, уверенна, – растерянно промямлила Сатор.
Переводчица сидела, таращась на Ани лихорадочно блестящими глазами, а потом резко, плашмя, рухнула на диван и не то чтобы разрыдалась – завыла, скорее.
Ани растерла ладонями виски, соображая, что ей делать. Оглянулась, оценивая мебель и картины на стенах – хозяева квартиры явно не бедствовали. Значит, «шлюха» вернулась к родителям и жилось ей тут ой как сладко.
Ну что ж, появится в домике Саши еще одна постоялица. По крайней мере, с этого можно начать.
* * *
Визит родителя, да еще неожиданный, без предупреждения, серьезный такой стресс для любого отдельно живущего ребенка. Хотя бы потому, что забытая еще на прошлой неделе чашка, весьма успешно прикидывающаяся все это время невидимкой, моментально вылезает на первый план. Над брошенными и не вычищенными туфлями будто волшебный плакат загорается: «Посмотри на нас!». Ну а не слишком свежие панталоны, висящие на спинке стула, и вовсе становятся весомой уликой в деле под кодовым названием «Разве я тебя этому учила?!».
– Мама? – пробормотала Ани, пытаясь задвинуть ногой те самые грязные туфли подальше.
– Так и будешь держать меня на пороге? – поинтересовалась старшая Сатор, неопределенно улыбаясь.
– Нет, конечно, проходи. Хочешь чаю?
– Пожалуй, откажусь, – маменька проплыла в комнату, эдак невзначай коснувшись чашки, на внутренних стенках которой уже, кажется, проросла борода плесени.
– Я сейчас помою, – смущенно пообещала Анет.
– На твоем месте я бы ее сначала постригла, потом побрила, а там уж можно и за мытье браться, – старшая Сатор присела на краешек не заправленной кровати, аккуратно подобрав юбки. – Может, прислать тебе горничную? Скажем, Юстина будет приходить к тебе хотя бы раз в неделю… – матушка с видом знатока критически оглядела паутину, плотно занавешивающую потолочный угол, – два раза в неделю. Девушка она аккуратная, берет недорого.
– Пауки тоже имеют право на жизнь, – решительно заявила Ани.
– И плесень?
– И плесень.
– Ну, твое право, – неожиданно легко согласилась мать. – А я тут ехала мимо, дай, думаю, загляну, посмотрю, как дочка живет. Ты же меня никогда к себе не приглашала.
Интересоваться, куда это маменька «мимо ехала» в районе, о существовании которого госпожа Сатор до сего дня наверняка и не подозревала, Анет не стала, только руки на груди сложила.
– Ну и как я живу? – осведомилась нежная дочь.
– Одиноко, – неуловимо улыбнулась старшая Сатор.
– Мама! Ты никак жениха мне присмотрела? – от возмущения у Ани даже руки опустились.
– Зачем? – безмятежно поинтересовалась маменька, – С этим делом ты вполне успешно сама справляешься.
– Не слишком, – очень логично, а, главное, последовательно возразила Анет.
– Да, наверное, ты права, – еще последовательнее согласилась мать. – Женщине без любви живется не слишком комфортно.
– Ой, мам! – поморщилась дочь, все-таки плюхаясь на стул. – И ты туда же? Любовь, любовь! Вот можешь мне сказать, что такое эта ваша любовь? Глаза выкалывать и физиономию полосовать – это что, любовь такая? А на дядюшку глянь! Он за последнее время лет на двадцать поглупел.
– Ты хотела сказать, помолодел? – уточнила старшая Сатор.
Ани только отмахнулась.
– Зачем это все вообще нужно? Страсти, страдания, ну все? Помнишь, я тебе рассказывала про девчонку с котом? Она теперь у Саши живет…
– Как это? – вскинула брови маменька.
– Ну, в доме, который ему принадлежит. Так вот у нее тоже большая любовь случилась, из дома сбежала. Вернее, она сначала из родительского дома с любимым сбежала, а потом от возлюбленного с котом, потому как если она бутылку ему не находила, мордовал безбожно.
– Нехороший кот, – серьезно покивала старшая Сатор.
– Да ну что ты… – обиделась дочь. – Я про другое. Ты мне вот можешь сказать, что такое любовь? Это когда крышу сносит так, что за ножи хватаешься? Когда жизнь свою в помойку выкидываешь, зато на старости лет перед камином дуэтом книжки читаешь? Самоотречение до тупизма? Ну что?
– А тебе обязательно точные формулировки нужны? – улыбнулась мать – на этот раз она улыбнулась тонко.
– Да что с тобой говорить! – в сердцах выпалила Ани, правда, тут же язык и прикусила. – Прости, я не хотела хамить.
– Ну почему же хамить? Я и вправду немного понимаю. Откуда бы? Всю жизнь прожила в достатке и спокойствии, за мужниной спиной. В любви, между прочим. И мечты у меня были маленькие, потому и исполнились.
– Ну мама, это же все так…
– Узколобо?
– Однобоко! Просто взгляд всего лишь с одной стороны. Вот, прости, но ты, например, уверена, что папа тебе никогда не изменял?
– Не уверена, – абсолютно спокойно отозвалась старшая Сатор.
– Чего? – вытаращилась младшая, ожидавшая за эдакую наглость как минимум пощечины, но никак не такого вот ответа.
– Твой отец никогда не давал мне повода подозревать его в измене. Поэтому я уверена: он меня любит. Он заботится о моих чувствах, потому вопросов и не возникает. В жизни бывает всякое и не всегда можно судить: вот это предательство, а вот это… случайность. Но если мужчина – или женщина, в данном случае это особой роли не играет – позволяет своей супруге что-то заподозрить, то ему попросту плевать. Любящий всеми силами старается оградить от… неприятностей.
– Да с чего бы папе!..
– А почему бы и нет? – пожала плечами Сатор. – Мы вместе сколько лет? Я старею, а он до сих пор импозантный и, главное, известный мужчина. Вокруг него вечно должны виться какие-нибудь студентки-аспирантки. А плоть, как говорит твоя бабушка, слаба.
– И вот это ты любовью называешь? Сиди и думай!
– В кого ты у меня такая упрямая? Как раз думать о таком и не надо! Ты же не переживаешь постоянно, что бабушка с дедушкой, да и дядя твой, пожилые люди. И с ними в любой момент что-то случиться может. Да, когда такое произойдет, будет очень больно. Но это же еще не причина для ежеминутного беспокойства, верно? Конечно, если тебе дали повод, тогда совсем другое дело.
– К чему ты ведешь?
Ани потянулась было растрепать себе волосы, но отдернула руку, сцепила пальцы.
– Ну, положим, ты первой задала вопрос. А я просто хотела сказать, что никаких определений тебе никто не даст. Есть только… как это у вас, у врачей? Симптомы? Вот как раз один из них – это боязнь причинить другому боль. Впрочем, их еще много и у каждого свои. Но, кажется, для медицины это типично?
– Выходит, я никого не люблю, – поскучнела Ани.
– Разве? – удивилась матушка. – Впрочем, тебе, наверное, виднее. А что этот молодой человек? Саши, кажется? Вы больше не встречаетесь?
– Нет, – буркнула Ани. – Погоди, а ты откуда о нем знаешь?
– Так Лангер рассказывал, – пожала плечом мать. – Говорил, что очень порядочный мужчина, брату он понравился.
– Точно, дядюшка не помолодел, а поглупел, – проворчала Анет, – язык распустил.
– Ну ты же со мной делиться не спешишь, – улыбнулась мать. Сейчас она просто улыбалась, без всяких двойных смыслов, – и советов не спрашиваешь. А я все-таки дам. Как правило, жизнь в глубоких размышлениях не нуждается, она на самом деле довольно простая штука. Особенно, если ее специально не усложнять.
– Ну а это ты к чему? – не слишком дружелюбно спросила Ани.
– Да ни к чему, – легкомысленно отмахнулась маменька, поправляя меховой воротник жакетки, которую старшая Сатор так и не сняла. – Просто наблюдения счастливой домохозяйки. А посуду ты все-таки побрей.
– Обязательно, – хмуро пообещала дочь. – Мам, а если б я вдруг забеременела невесть от кого, чтобы вы с папой сделали?
– А ты беременна?
– Я гипотетически.
– Ну что ж, ситуация, конечно, малоприятная, – госпожа Сатор глянула в зеркало, поправила пальчиком помаду, – но случается и хуже.
– Чтобы вы сделали? – уперлась Анет. – Отказались меня знать? Выгнали бы из дома?
– Так что с тобой? – нахмурилась матушка, протянула руку, тронула прохладными пальцами лоб дочери. – У тебя лихорадка?
– Мам, ответь, – младшая Сатор перехватила материно запястье, тонко пахнущее духами.
– Я не понимаю, откуда эта дичь в твоей голове взялась. Но если ты настаиваешь… Естественно, никуда бы мы тебя не выгнали, Ани. Ну, может, отругали бы. Бабушка бы точно.
– Бабушка бы плешь проела, – улыбнулась теперь и Анет.
– Не говори глупостей, – строго посоветовала мать, – Ну все, мне пора идти. И помни, пожалуйста: мы тебя любим.
– Я тоже вас очень люблю, – протянула младшая Сатор, старательно загоняя не слишком уместные слезы обратно в горло.
А вот зачем мать к ней заходила, Ани так и не поняла.
* * *
В этом районе Анет очутилась совершенно случайно. Хотя ситуация, конечно, вышла вполне себе стандартной: начальник велел отвезти документы в департамент; разговор услышал референт, сообразил, что Сатор по пути будет «в одно место заскочить», ну и попросил, понятно, «заскочить»; это еще кто-то услышал и понял: Ани может сделать ма-аленький крючок, завести письмо, которое, по хорошему, стоило отправить позавчера…
В общем, в этом районе она очутилась совершенно случайно.
Тем удивительнее было увидеть здесь Саши. Он стоял неподалеку от конторы, откуда Сатор вышла, и стояние его носило совершенно определенный характер: гоблинолог ее ждал. И вот что с этим делать, Анет понятия не имела. Поэтому просто кивнула, да пошла медленнее, вроде как предлагая ему рядом пристроиться. Кремнер все понял правильно и, наплевав на молчаливое сопротивление, отобрал довольно тяжелую папку, которую Ани к груди прижимала.
– Как ты? – спросила Сатор шагов так через сто.
Просто так спросила, лишь бы что-нибудь сказать.
– Нормально, – отозвался Саши точно таким же, ничего не значащим тоном. – А ты как?
– У меня все хорошо.
– Нравится новая работа?
– Что в ней может нравиться? – фыркнула Ани. – Карьера секретарши меня никогда не прельщала.
– Так вернись на СЭП. Или не возьмут?
– Понятия не имею. Но и возвращаться не собираюсь. Все с чего-то начинали. Вот и секретарство – это такое… начало, понимаешь? Конечно, можно было отца попросить, у него связей много, но, думаю, с прилепленным ярлыком «папина дочка» я далеко не уйду. Нет, лучше самой лапками побить, а там, потихоньку-полегоньку, и отца можно подключать.
Саши кивнул, будто на самом деле что-то в ее лепете разобрал.
Прошли еще немного.
– Как Нелдер? – спросил Кремнер.
– Не знаю. Я его с того раза, ну, когда в больнице осталась, не видела, – ответила Ани, понимая, что краснее и ничего с этим сделать не способна.
Впрочем, румянец можно было смело списывать на холодную погоду, которая и вправду бодрила. А вот с чего ей краснеть вздумалось – непонятно. Во всем, что касалось Кайрена, вины за собой Ани не чувствовала.
– Поругались? – почти сочувственно спросил Саши.
– Да нет, наоборот. Помирились. Просто никакой необходимости видеться нет.
– Тогда я совсем ничего не понимаю, – признался гоблинолог. Тон у него был жестковатый и вовсе не ласковый.
А еще он остановился, и Сатор тоже пришлось встать, разглядывая папку, которую Кремнер подмышкой зажал. Просто смотреть ему в лицо было неудобно – капюшон бы свалился, а уши и так пощипывало.
– Что ты не понимаешь? – спросила невесть зачем.
– Почему ты ко мне не пришла.
– Ну что здесь непонятного? – тяжко вздохнула Анет. – Кое-что действительно исправить нельзя. Кое-что исправлять бывает просто поздно. Я ведь тоже в свое время ждала: вот что-то поймет, вернется, скажет… А потом стало поздно. Он вроде и пришел, да только уже и не нужно ничего было. Нет, я сейчас это не к тому говорю, чтобы вас сравнивать, – встрепенулась Сатор. – Просто, по себе знаю. И мне… Не хотелось усложнять.
– Что ты лепечешь? – с несвойственной ему резкостью, если вообще не грубостью, спросил Кремнер. – Объясни толком. Как для идиота.
– Ну, хорошо, – еще тяжелее вздохнула Ани, задержала воздух, выдохнула носом. – Я ведь прекрасно понимаю: обидела тебя в больнице. И тогда понимала, а сейчас… Представляю, что это такое, когда твоя девушка… женщина… Когда она вроде бы остается ухаживать за бывшим… За другим. То есть, я, конечно, этого не представляю, но у меня фантазия богатая. Ты честный, хороший, и благородный. Ты-то поступил правильно, а я… Еще и защитить меня пытался. В смысле не пытался, ты защитил – от сплетен, от скандалов, от всего. Ну а я…
– Подытожим, – припечатал Саши. – Я честный, хороший, и благородный, потому что понял, как ты виной перед Нелдером маешься за все его… героические ранения. Поэтому самоустранился, став, видимо, еще лучше и благороднее. Так? – Сатор кивнула. – И что дальше?
– Дальше я решила, что мне, наверное, стоит взять тайм-аут. Ну, то есть нам взять тайм-аут, – продемонстрировала знание спортивной терминологии Анет. – Все просто очень быстро случилось, сначала одно, а потом другое. Надо было выдохнуть, подумать. А потом я поняла, что уже поздно. Ну что бы я могла сказать?!
– Подожди, – остановил ее гоблинолог. – Все-таки давай по порядку. Ты решила взять перерыв. А сообщить мне об этом тебе Леди запретила?
– И как ты себе это представляешь? – разозлилась Сатор, которую собственные маянья от стыда и виноватости допекло окончательно. – «Дорогой Саши, я, конечно, тварь последняя, и без того тебя унизила. Но давай ты еще подождешь, пока я в себе разберусь!» Так, что ли?
– Примерно. Исключая моменты про «тварь» и «унижение».
– Это почему?
– Да потому, что унизить можно только того, кто хочет быть униженным.
– Снова гоблинская мудрость? – не очень-то уверенно улыбнулась Анет.
– Общечеловеческая! – рявкнул Кремнер, содрав с носа очки. Сатор даже примерещилось, что он их сейчас в сугроб зашвырнет, но Саши ничего швырять не стал, только чуб свой взъерошил. – Может твой… кто-нибудь и оскорбился бы. Только хватит нас сравнивать! Лично я ничего из произошедшего за унижение моего мужского достоинства не принял. Он был ранен, да еще второй раз, да еще так, что ты могла посчитать себя виноватой. И ты на самом деле… – гоблинолог повертел пальцем, слова подбирая, – не разобралась в своих чувствах. Ничего умнее, как отойти в сторону и дать тебе немного воздуха, я сделать просто не мог. При чем тут унижение, скажи на милость?!
– Это как-то все… – такой типичной овцой проблеяла Ани.
– Ладно, хорошо. Что случилось после того, как ты в себе разобралась?
– А потом стало поздно…
– Кто тебе это сказал? – почти проорал гоблинолог. – Твой бохатый жизненный опыт? – он так и сказал: «бохатый». – Хаос, Ани, я не только не он, но даже и не ты, представляешь? У меня есть собственный опыт, мозги и, все твари тебя задери, мнение!
– Ты почему на меня орешь? – не слишком смело поинтересовалась Сатор.
– Потому! Близнецы! Я чего только не передумал, чего только не представил! Да я уверен был!.. Знаешь, сколько раз собирался с духом, чтобы поговорить с тобой? У меня окончательно ум за разум зашел, уж и!..
Саши махнул рукой, будто рубанул.
– Ну так почему не поговорил?
– Потому что сказал: это твой выбор, только твой. Свой я уже сделал, озвучил и даже продемонстрировал, как мог!
– Это точно, – покивала Ани…
– Я не про то, – мигом остыл Саши и покраснел. Как свекла. Да еще густо – от шеи и, кажется, до самой макушки.
– И я не про то, – смилостивилась Анет. – А что ты там говорил про зашедший ум? «Уж и» – это про что?
– Неважно, – лицо гоблинолога приобрело пугающий багровый оттенок.
– Погоди, погоди, – Сатор взяла его за локоть, разворачивая к себе, – мама что-то такое упоминала. И следователь намекал. Ты с ними разговаривал?
– Ну да, – Кремнер пнул смерзшийся комок, – Говорю же, никак понять не мог, что происходит. Может, тебе угрожает что-то, и ты решила меня не втягивать? Или все-таки со своим осталась, а мне предпочла не сообщать? Или, может, другое!
– Саши… – пробормотала Анет, а что еще добавить, не придумала.
– Я просто очень боюсь тебя потерять. Ты мне слишком нужна! – со злостью, даже злобно заявил гоблинолог и все-таки швырнул свои очки в сугроб.
* * *
Погода в Кангаре всегда отличалась непредсказуемостью, но в этом году она решила себя превзойти, а, может, у Близнецов что-то там случилось, но зима вздумала прихорошиться, пококетничать, прикинуться эдакой легкомысленной молодухой. А случилось это на самом деле вдруг: ночью деревья еще от мороза потрескивали, а утром на тебе: солнышко драконовой лампой из вех сил слепит, небо васильковое, веселая капель, журчащие ручьи, разом посиневший снег и одуревшие воробьи. Ящеры и возницы тоже одуревшие, подтаявшие сугробы мигом превратили дороги в канавы с жидкой липкой кашей, в которой вязнут и лапы, и колеса. Постовые тоже, конечно, прибалдели чуток – таких пробок и в праздники-то не случалось, потому и свистели соловьями, на радость мальчишкам и все тем же воробьям, которые с равным усердием пытались свистки заглушить.
Короче говоря, не опоздала Ани чудом. Вернее, почти опоздала: когда подъехала к башне со знаменитыми на всю империю часами, лишь спину Нелдера увидела, да переброшенный через плечо вещевой мешок. Пришлось самой кричать, силясь переорать всегдашний вокзальный гвалт, и даже свистнуть – получилось звонко, громко и очень по хулигански. Вообще-то, Сатор в себе таких талантов и не подозревала, была уверена, что свистеть не умеет, а тут как-то само собой получилось.
Главное, Кайрен ее увидел, обернулся, даже лицом просветлел, почти побежал обратно, помог выбраться из экипажа.
Смотрелся он… «Смерть девицам!» – вот как это называется. К обычной его «корсаростости» прибавилась еще и весьма брутальная черная повязка – шрам заметно оттягивал уголок глаза, чуть выворачивая нижнее веко и Нелдер, видимо, этого стеснялся. Кстати, совсем не зря: пиратская нашлепка шла ему невероятно. Впрочем, как и светло серая шинель, и фуражка с блестящим козырьком, с золотистой чашей и обвившимся вокруг него драконом на околыше.
– Я думал, не придешь, – буркнул Кайрен вместо приветствия.
– С чего бы это? – удивилась Ани.
– Ну, может, этот твой любитель гоблинов не захотел бы отпустить. Слушай, здорово выглядишь! Хоть и изменилась, конечно.
– Надо думать, в худшую сторону? – усмехнулась Сатор.
Она и сама прекрасно знала, что в новеньком белом полушубке и этой нелепой, но остромодной шляпке тарелкой, выглядит выше всяких похвал. Недаром же целое утро у зеркала прокрутилась!
Ну а тему «любителя гоблинов» она решила не развивать. И Нелдеру это не нужно, а уж ей тем более. В груди и так покалывало, несмотря на солнце, неотразимого «пирата», общую радость жизни и необыкновенное, чуть пьянящее ощущение какой-то немыслимой свободы. Уж больно взгляд у Саши был, когда она уходила… Нет, он ничего не сказал, ни о чем не спрашивал, но вот взгляд этот! Наверное, так собака вслед хозяйскому экипажу смотрит, зная, что ее человек совсем уезжает, и никакой надежды на его возвращение нет, а она – надежда – все равно есть.
Ани тоже ему ничего не сказала, слов подходящих не нашлось. Просто по-глупому сделала ручкой и вышла.
– Да нет, в лучшую, наверное, – признался Нелдер.
– Что в лучшую?
– Говорю, изменилась ты в лучшую сторону. Только повзрослела, что ли? На девчонку уже никак не тянешь.
– Так, наверное, пора уже и повзрослеть? – рассмеялась Ани, сама понимая, что смех вышел слегка натужным, ненатуральным.
– Ну, не знаю, не знаю. Говорят, ты теперь в министерстве подвизаешься? – светски поинтересовался Нелдер, перебросив свой мешок на левое плечо, а свободную руку кренделем выставил, локоть галантно предложил Сатор.
– Да ну, – отмахнулась Анет, предложение милостиво принимая, – помощник референта.
– Так это пока. Думаю, карьера пойдет как по маслу.
– Да ты что! Я для этого недостаточно стерва, – усмехнулась Анет, осторожно, на цыпочках, перебираясь через совершенно весеннюю лужу.
– Это ты-то не стерва? – изумился Кайрен, картинно выламывая бровь. – Впрочем, может, ты и впрямь так изменилась, говорят, в этой жизни всякое случается.
– Ну тебя, – Ани шлепнула по рукаву шинели.
– Ладно, ладно, исправлюсь. Ну а как дела с приютом?
– Да какой там приют! Старенький деревенский дом, а живут в нем уже четыре женщины. Вот, ищу частных спонсоров, на министерское финансирование никакой надежды нет. Кстати, ты-то про приют откуда ты знаешь?
– Я даже знаю, что младенца того, ты все-таки выцарапала и с матерью его воссоединила, – похвастался Нелдер. – И папашу эльфа нашла, за что он твоему не-приюту нехилую сумму отвалил, которую ты тут же потратила на опеку еще каких-то младенцев и дев в беде.
– Ты следил! – возмутилась Ани.
– Надо думать, – хмыкнул Кайрен. – Ведь я-то же, так сказать, боком, но причастный.
– Слушай, кажется, мы не о том говорим.
Сатор остановилась, потянула Нелдера за руку, заставив отойти под фонарный столб. Поезд уже успели подать, он пыхтел закипающим чайником, катя по платформе клубы пара. Где-то вдалеке ревели ящеры, а тут, рядом с вагонами, суетились люди: пассажиры, мальчишки, продающие газеты и папиросы с лотков, носильщики. И все это в дыму, в гари угля – Хаос воплощенный. Но что-то в этом хаосе было эдакое, будоражащее, предчувствие нового и непременно хорошего.
– Уговорила, давай поговорим о том, – легко согласился «корсар». – Когда у вас свадьба?
– Летом, – нехотя ответила Сатор.
Почему-то про свадьбу сейчас говорить было неприятно.
– Так что, значит, безумная любовь?
– Почему безумная? – Ани отвернулась, глядя на мальчишку в слишком большой для него фуражке, размахивающего над головой изрядно помятой газетой, и громко обещающего всем, кто эту газету купит, настоящую сенсацию. В чем суть сенсации, Сатор уловить никак не могла. – Это у меня к тебе была безумная… Саши я просто люблю. Нелдер, честно говоря, я не понимаю этой эскапады. Когда твою записку принесли, сначала подумала, что шутка дурацкая: куда провожать, зачем? Ну зачем тебе уезжать, да еще туда?
– А зачем этот патетический ужас? – кривовато усмехнулся Кайрен. – Я же не на передовую отправляюсь.
– Всего лишь в военный госпиталь!
– Мне это надо, Бараш. Как-то тут все… запуталось, – «корсар» снял фуражку, пригладил волосы, надел обратно. – Да не умею я говорить! Надо – и все. Вот если б ты…
– Что я?
– Ты бы, наверное, могла что-то объяснить. А, может, это я все сам потом придумал? Ладно, хватит, давай прощаться.
– Давай.
Как это делать, оба толком не знали. Кайрен неловко обнял ее одной рукой, Ани его поцеловала, даже, скорее, мазнула губами по колковатой щеке. И оба разом отступили – не без облегчения.
– Ну все! – «корсар» одним махом вскочил на подножку, подтянулся за поручень, взбираясь наверх ступенек.
И вдруг обернулся, протянул руку.
– Поехали со мной.
Голоса его Ани не слышала, паровоз как раз взревел раздраженным гудком, но угадать сказанное никакого труда не составило.
И вот тут что-то произошло. Мир будто сдвинулся, расслоился, словно перед ней две стеклянные стены оказались. На передней мальчишка в слишком большой фуражке по-прежнему размахивал газетой, из клубов пара выкатилась тележка носильщика, едва не задев Сатор боком, солнце плескалось в луже, нагло растекшейся посреди платформы, а дворник в сером фартуке бессмысленно гонял воду метлой.
На второй же стене, той, что позади, солнце тоже купалось, но только в реке и мокрые кувшинки лежали на дне лодки. И злые глаза Нелдера: «Работай, Бараш!». И чашка кофе в усталой тишине подстанции – одна на двоих. И почти точно такая же чашка, зажатая для устойчивости двумя подушками – тоже одна на двоих. И: «Мне с тобой спокойно!». Его привычка зарываться носом ей в макушку, вечные насмешки, посветлевшие глаза – в те, особенные, самые сокровенные секунды глаза у Нелдера светлели.
А еще там была мысль: «Может, все-таки?..»
Новый пронзительный гудок резанул по ушам, мир снова сдвинулся, стены осыпались мелкой стеклянной пылью.
– Ани? – позвал Кайрен.
Сатор помотала головой, шагнула назад, чувствуя, как щеки горят – не от смущения, от слез. Нелдер кивнул, так и оставшись стоять на верхней ступеньке. Поезд дернулся, что-то пронзительно и тонко крикнул вожатый. Клубы пара затянули платформу почти непроглядной пеленой. Вагоны не спеша, словно раздумывая, ехать им или еще постоять, поплыли мимо.
Увозя «корсара» и не случившуюся жизнь.
– Дамочка, вам плохо? – участливо окликнул Сатор служащий в ярко-алой куртке. – Может, воды или еще чего?
– Нет, спасибо, ничего не нужно, – гнусовато отозвалась Ани.
– Ну поплачьте тогда, – покивал старик. – Оно ведь так и положено, плакать, прощаясь. На душе легчее становится.
– Верно, – платка Анет так и не нашла, утерлась ладонью, совершенно искренне улыбнулась служащему. – Так на самом деле легче становится.
* * *
Кажется, Саши, как сел на пуфик в прихожей, когда за Сатор дверь закрылась, так с него и не вставал. Только голову поднял, услышав скрип ключа в замке.
– Ты до сих пор не собрался? – ахнула Ани. – Нас же родители к четырем ждут! Представляешь, что скажет бабушка, если вдруг суп остынет или там соус какой-нибудь расслоится?
Кремнер ничего не ответил, только очки с носа сдернул и тут же их обратно нацепил. Правда, вверх ногами, но вроде бы даже не заметил этого. Лишь поморгал беспомощно – наверное, через перевернутые стекла смотреть было не слишком удобно.
