Текст книги "Тролли тоже плачут (СИ)"

Автор книги: Катерина Снежинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Инспектор Гикорри представлял собой идеал ищейки – хоть дубликаты отливай. Он был предан своему делу, обладал хваткой бульдога, несмотря на то, что перекидывался в хорька, залит служебным рвением до кустистых бровей. И, опровергая все законы медицины, умудрялся неплохо жить вовсе без мозга. Кстати, для характеристики его карьеры эпитет «стремительная» подходил больше всего. Что делало теорию медика ещё более убедительной.

– Я думаю, господин Курой открыл новый способ сличения отпечатков, – глубокомысленно предположил один из младших инспекторов, как шакалы тигра, окружившие Гиккори. Этот отличался от остальных только мерзкими усиками-перышками и упорно незапоминающейся фамилией. – Возможно, теперь преступников следует искать по оттиску пятки, раз уж пальцы никакого результата не дали?

Намёк на то, что прокурор назвал предложение принять в качестве доказательства отпечатки пальцев убийцы «вздором», Яте проигнорировал, созерцая статую.

– Мне думается, что вы не правы, уважаемый коллега, – как в утренней петушиной перекличке тут же отозвался другой. – Скорее всего, он теперь по количеству слюны определяет, хорошо ли отужинала жертва, а по цвету называет блюда.

Тег оставался спокойным, как оловянный солдатик. Только желваки на скуластом лице поигрывали. Действительно, глупость какая! Ну, маловато на рубашке крови оказалось, да и не того она цвета! Разве это доказательство, что жертву убили в другом месте и другим способом? Мало ли что там подозреваемый лепечет, будто он соседу только нос расквасил, и тот своими ногами ушел! Кровь-то есть. Значит, и прирезал он.

– Вы оба ошибаетесь, господа! – убедительно возразил третий. – Я слышал, что нынче господин Курой гадает по глазам трупа и видит в них истинные причины убийства.

А вот это уже был удар ниже пояса. Во-первых, теорию, будто следы действия ядов можно найти не только в желудке или на сердце, но и в кишечнике или глазном дне, тег доказывал с особым рвением. Так как в своё время он хотел именно этому вопросу посвятить дипломную работу. За что и получил особо чувствительно. А, во-вторых, байка, будто изображение убийцы некоторое время сохраняется на глазной роговице жертвы до сих пор ходила среди полицейских. И это они, а не Яте, старательно заглядывали под веки убитых, надеясь обнаружить портрет преступника.

Мысленно перечислив про себя все направления, куда полицейским следовало немедленно направиться, Курой поднялся по лестнице. Очень стараясь смотреть только на захватанную и оттого тусклую латунную ручку. Но закон стаи уже проснулся, заработал и останавливаться не желал.

– Куда это вы собрались, уважаемый? – пихнул эксперта плечом самый здоровый из полицейских.

Для придумывания шуток и язвительных замечаний мозгов у него не хватало. Зато мышц имелся избыток. И он, как особь предприимчивая, охотно заменял одно другим.

– Спусти-ка ты его с лестницы, Тук, – лениво посоветовал Гикорри, приглаживая узкой ладошкой набриолиненые волосы. – Нечего всяким недоучкам по управлению шастать.

– Охотно, – отозвался громила, которому собственная фамилия подходила как нельзя лучше. Впрочем, Бац или Бум тоже бы оказались к месту.

Гориллоподобный инспектор сграбастал Яте за лацканы сюртука, заставив тега приподняться на цыпочки. И щелчком сшиб с его головы котелок.

– Ну, ты понял, да? – глубокомысленно поинтересовался Тук.

Курой ему ничего не ответил. Впрочем, от него этого никто и не ждал. Инспектор просто развернул даже не пытающегося сопротивляться тега к себе спиной и, под дружный гогот прихвостней, отправил тега пересчитывать ступеньки.

Банки с образцами в саквояже, прощально и грустно звякнув, встречи с реалиями не пережили.

***

Алекс никогда не относил себя к ценителям красот природы. Всё-таки, как и всех, умудрившихся родиться в Элизии, за пределами каменного лабиринта улиц у него стремительно развивалась агорафобия[1] и кислородное опьянение. Аромат сосен вползал в ноздри вместе с холодным, словно вода из ручья, воздухом, туманя мозги не хуже выдержанного коньяка. И от этого само собой просыпалось желание приникнуть к выхлопной трубе, чтобы повысить в лёгких уровень газолинового смога.

Однако виды заповедника троллей могли растрогать даже самое непоэтичное сердце. Располагался он в горах, но горы это были странные – ощущение высоты не появлялось. Лошадка, впряжённая в ландо[2], бодро цокала копытами по гравийной дорожке, с упорством ослика таща экипаж вверх. Но вокруг всё время золотился лиственный осенний лес просто сказочной красоты. И чем-то другим он сменяться явно не собирался. Только иногда среди ровных стволов и зарослей дикой ежевики мелькали валуны, сглаженные веками и поросшие темным мхом. Да на горизонте маячили голубоватые пики, стыдливо прикрытые облаками. А других намёков на горы не имелось.

– Все же, красиво тут у вас, – прервал затянувшееся молчание Росс.

– Красиво? – егерь, сам довольно сильно смахивающий на тролля, растерянно огляделся, как будто видел лес в первый раз. – Да, пожалуй, что и красиво. Только вот к этому быстро привыкаешь. И не замечаешь. Вы же красотами архитектуры тоже не постоянно восхищаетесь.

– И это верно, – улыбнулся Алекс.

Этот егерь двухметрового роста, почти с такими же плечами, квадратной челюстью и низким, меньше ладони шириной лбом, его забавлял. Разговорчивостью он не отличался, но уж если открывал рот, то выражался как учитель словесности с изящным столичным выговором. В общем, неординарный персонаж.

– А позвольте узнать, что вы заканчивали?

– Да я вообще учиться любил, – кривовато усмехнулся егерь, тронув поводья, призывая неторопливую, но упорную лошадку двигаться быстрее. – Сначала  магистра философии получил. Потом защитил диплом по праву. А напоследок ещё и по медицине курс прослушал. Но тут без особых успехов.

– И как же философ, юрист и почти врач оказался в заповеднике? – удивился альв.

– А мне кажется, что только тут он и мог очутиться, – усмехнулся господин Сайлс, в котором, видимо, философ всё же доминировал над остальными личностями.

– Вам виднее, – не стал спорить Росс, к пустому философствованию не склонный. – Меня еще один вопрос занимает, если вы не против. Я как-то по-другому себе заповедник представлял: с заграждениями, заборами, постами какими-то. Или это всё ещё впереди будет?

– Отчего же мне протестовать? Вы же сюда и приехали за тем, чтобы вопросы задавать, господин детектив, – размеренно и последовательно, с занудством профессионального юриста, ответил егерь. – А никаких заборов и охраны у нас тут отродясь не имелось. Кого и от чего охранять? Тролли, конечно, признаны существами опасными. Но уж не настолько они тупые, чтоб на других кидаться. Да и нет тут никого, кроме их самих и меня. Охотники, разве что? Косуль у нас прорва, лисы встречаются. А зимой и волки шалят.

– Значит, охотники бывают, – делая мысленную пометку, повторил Алекс.

Егерь кивнул.

– Хотя, может, заборы бы здесь и пригодились, – с неожиданной злостью выпалил он. – Только не для того, чтобы не впускать, а чтоб не выпускать! Повадились шляться, сволочи. Я им в морду, а они снова лезут. Хоть ноги им выдирай, паразитам!

А это, видимо, в местном смотрителе здоровый медицинский цинизм проснулся.

– Это вы про кого сейчас? – осторожно поинтересовался детектив.

– Да про цирковых! – в сердцах, как ругательство, выпалил егерь. – Как их назвать? Рекрутами что ли? В общем, сманивают молодняк. Расписывают красивую жизнь в цивилизации и сманивают. А потом «благородной публике», как уродов показывают. Со взрослых по пять медных монет, а бабам и детям по три. Ясно дело, что ни одна такая карьера добром не кончилась! Старшие-то пытаются не пускать, да когда и где молодежь умных советов слушала? Если интересно, у Гры сами об этом и спросите.

– А Гры – это?..

– Ну, вроде как старейшина он у местного племени – самый старый, самый умный. Я как вашу телеграмму вчера получил, так с ним и поговорил. Он, вроде, согласился встретиться. Правда, троллей-то не всегда поймёшь. Когда у них «да» – это да, а когда «может быть» или вовсе «не знаю». Точно, как у детишек или барышень. Но они и сами как дети.

– Хорошо, что не как барышни, – буркнул себе под нос Росс и добавил, уже гораздо громче. – А как я с ним общаться буду? Они жестами объясняются или вы переведёте?

– Да как со мной изъясняетесь, так и с ним сможете. Да вон он, уже ждет нас, – егерь указал кнутом, который в руках держал, видимо, для антуража, в сторону.

Сначала Росс принял тролля за особо причудливый валун. Потом разглядел, что камень, вроде как, не один, а два их: на большой и плоский стоймя зачем-то поставили поменьше, но рельефный. Пришлось глаза напрячь, чтобы рассмотреть живое существо.

Всё-таки, Алекс егерю льстил. Не так уж сильно он и на тролля-то походил. В реальности великан действительно оказался парнем рослым – головы на три, а то и четыре, выше самого детектива. С серой, как будто шелушащейся или покрытой мелкими чешуйками кожей и физиономией задумчивой обезьяны. Впрочем, и сидел старейшина в позе мыслителя, подперев могучий подбородок кулаком и локтём упираясь в колено.

Из одежды на Гры имелись только грязноватые, но с кокетливыми оборочками, дамские панталоны. Росса поразил не столько факт наличия подобной детали, сколько размер белья.

– Просветительскую работы я среди них веду, – смутился егерь. – Объясняю, что голыми ходить неприлично. Некоторые проникаются. Ну а одежда... так что достанут.

Альв понятливо кивнул и лихо выпрыгнул из ландо. Встал, опираясь на трость, и поправил цилиндр. Честно говоря, как начинать разговор с этим существом, детектив понятия не имел.

– Добрый день, меня зовут Алекс Росс. Я приехал...

– Зло, – ответил тролль голосом, больше смахивающим на рык пещерного медведя. Почему именно пещерного, альв и сам бы не взялся сформулировать. – Зло ходить лес. Зло ждать тролль. Зло убивать тролль и оставлять мясо. Тролль бояться зла.

Видимо, склонений, падежей и времён Гры не признавал как факт. Да и говорил он размеренно, с расстановкой и равными паузами между словами. Собственно, как этого от камня или существа, на него похожего, и ожидаешь. Может быть, с «псевдоразумностью» ученые мужи и поторопились, но и гениями мысли тролли явно не были.

– Тролль боится зло больше альв, – добавил вдруг Гры и, поднявшись, проворно скрылся за деревьями.

Алексу потребовалась пара секунд, чтобы осознать: кажется, это сейчас сарказм прозвучал.

– Надо же, а я и не знал, что тут такие дела творятся, – задумчиво протянул егерь. – Когда телеграмму вашу получил, думал, опять в Элизии напутали что-то.

– Я так понимаю, что аудиенция окончена? – растерянно предположил Росс. – А продолжить её никак нельзя?

– Ну, я спрошу, конечно. Но пока вас явно видеть не хотят.

Всё же, не зря Мастерс утверждал, будто работа детектива на девяносто процентов состоит из тренировки выдержки и мышц ног. На девять из результатов, доказывающих, что ты дурак. И только один процент оборотень отводил на ценную информацию.

Приходилось признать, что и Рон бывает прав.

***

Мастерс красовался. Ну, вот просто красовался и всё. Шёл себе, словно прогуливаясь, да ещё невесть где прихваченной веточкой помахивал. Разве что не насвистывал. Но шёл оборотень вполне целеустремлённо. Приходилось верить: он знал, куда направляется.

Самое странное – Каро это не злило. За работу с давным-давно высохшей тряпкой и определением крови именно дварфа она заслужила от оборотня похвалу. Вполне заслуженную, между прочим. Все манипуляции теург проделала легко и изящно, тоже не без показухи. Напугав явлением эфирного образа господина Кархара, а попросту говоря его призрака, хозяйку кабака едва не до икоты. Так что Рон имел право на собственную порцию профессионального шика.

– И как ты тут чего-то чувствовать можешь? По-моему воняет только какой-то дрянью! – проворчала Курой, брезгливо косясь на очередную груду неопределимого, но ужасно противно выглядящего хлама под забором очередной лачуги.

Ни в этом, ни в ему подобных районах теург еще никогда не бывала. И лишь сейчас осознала, насколько ошибалась в понимании определения «трущобы». Тут просто не имелось домов выше двух этажей. Никаких тебе многоквартирных зданий – только жалкие коробки-лачуги. А собирали их, по всей видимости, из всего, что на свалке найдётся: доски так доски, старые ящики так старые ящики, картон так картон.

Некоторые, вероятно, особо зажиточные, дома огораживали заборы, сколоченные по тому же принципу: штакетник, который внезапно переходил в металлическую сетку. Но через пару шагов рабица заканчивалась, а начинались хлипкие, полусгнившие доски, даже не прибитые, а приваленные друг к другу.

Кое-где за такими заборами мокли под унылым дождем жалкие огородики. Но таких тут имелось немного. Видимо, местные жители не утруждали себя заботами о хлебе насущном.

– Детка, ну ты же знаешь: на самом деле я не запах чую, а просто так потоки идентифицирую. Про обострённое обоняние врут всё, – несколько свысока отозвался Мастерс. Правда, тут же и добавил, смягчая свой снобизм. – Но без тебя я этого дварфа никогда бы не нашёл. Точнее, нашёл, в конце концов. Но проверять бы мне пришлось всех, кем тряпка пахнет. А к ней, боюсь, многие руки успели приложить.

Таким образом, комплименты профессионализму напарника стали обоюдными. И вполне можно было мирно сосуществовать дальше.

Точнее, можно бы было мирно сосуществовать дальше, не испорть всё, понятно, Рон. Его не остановило даже то, что Курой благородно пропустила очередную «детку» мимо ушей.

– Слушай, Каро, а у тебя грудь какая? – ненавязчиво так поинтересовался оборотень.

Теургу даже показалось, что она ослышалась. Девушка недоверчиво покосилась на Мастерса, но тот, к сожалению, ухмылялся в своей обычной наглой манере, косвенно подтверждая: нет, галлюцинациями Курой по-прежнему не страдает.

– Ну, грудь, – не дождавшись ответа, пояснил Рон, да еще и руками продемонстрировал нечто такое, описав полукруги от собственных плеч до пояса. – Я имею в виду форму. А то под этим корсетом и не разберёшь ничего. Понимаешь, у меня есть теория, что характер женщины можно определить по форме груди. Вот я и хочу узнать, какая ты есть, а какой прикидываешься.

В жизни Каро уже бывали случаи, когда она не сразу находила, что ответить. Но вот онемела девушка впервые. Даже неопределённых звуков не могла выдавить.

– Вот, например, есть яблочки. Такие небольшие, кругленькие и крепенькие, – как ни в чём не бывало, продолжал рассуждать оборотень. – Обычно у их обладательниц характер лёгкий, смешливые они. И без особых претензий. А вот от дынек лучше держаться подальше – ревностью замучают. Но хуже всего это уши спаниеля. Стервы, зануды и чаще всего ещё и ханжи. Ну же, давай, у тебя что? Можешь не говорить, а ладошками показать.

– У меня груди нет! – выпалила девушка.

И только потом осознала, что ляпать такое не стоило.

– Ну, ты на себя наговариваешь, – осклабился Мастерс, внимательно разглядывая торс теурга. – Что-то точно есть. Значит, абрикосики. Тоже неплохо. Обычно такие дамочки оказываются в постели ещё теми штучками.

– Да как ты... Да как у тебя... Да я... – Каро задохнулась, не в силах договорить ни одной фразы до конца. – Да я тебе по роже сейчас как дам! Специально бесишь?

Уж лучше бы она молчала. Или действительно дала наглому оборотню пощечину. Ну, или, на крайний случай, в обморок упала. Именно так поступают хорошо воспитанные барышни, а не употребляют слова «рожа» и уж тем более не интересуются, специально ли их бесят.

– Ага, – осклабился детектив еще гаже, – специально. Просто ты, когда серьезная, у тебя мордочка становится постной аж жуть. Хоть сейчас проповеди читай. Проще надо быть, Каро. И окружающие к тебе потянутся. Ты же нормальная девчонка! Только зашнуровала себя, как вот в этот самый корсет. Зачем? Кстати, мы пришли. Тут этим дварфом всё провоняло.

Курой дышала, как загнанная лошадь. Так, что вышеозначенный корсет ей в рёбра впивался. Но симметричного ответа найти так и не сумела. Поэтому просто развернулась на каблуках и двинула к лачуге, на которую указал Рон.

– Стой! – придержал её Мастерс за плечо. – Куда ты лезешь? А если он на тебя с ножом попрёт?

– Хватит меня учить! – прошипела теург, сама того не замечая, оскалив клычки. – Разберусь, не маленькая! А ты иди дальше... груди классифицируй!

Курой вывернулась из-под ладони оборотня и едва ли не побежала вперёд, уже даже и дороги не разбирая.

К несчастью, ножа под рукой разыскиваемого детективами Нирго Кархар не оказалось. А, может, он лежал слишком далеко или дварф считал холодное оружие малоэффективным. Так или иначе, но крышка ящика, такого, для гвоздей, что в скобяных лавках используют, а  тут заменяющая окно, откинулась, ударившись о стену. Девушка только и заметила что-то продолговатое и блеснувшее чёрным. Хотя, вроде, этот цвет в принципе блестеть не может. Но понять, что, собственно, она увидела, теургу не дали. Уже в следующий миг Каро сбило с ног и вдавило в грязь дикой тяжестью. Курой открыла рот, но только жидкой грязи зачерпнула. И громкий – какой-то неправдоподобно громкий – хлопок рванул барабанные перепонки. И то, что впечатывало теурга в землю, дёрнулось, будто содрогнулось.

И тут же она оказалась свободной – тяжесть куда-то подевалась. Каро приподнялась на руках, но увидела только спину мчавшегося к дому оборотня. Причём бежал он странно: длинными, недоступными нормальному существу прыжками. И почему-то зигзагами.

– Живым не возьмешь, сволота! – рявкнул кто-то. – Всех порешу!

И опять оглушительно грохнуло. Кажется, это на землю небо обрушилось.

***

Каро мелкими глоточками прихлёбывала обжигающе горячий чай, обхватив армейскую жестяную кружку обеими ладонями. В нормальной бы ситуации она такую и взять не смогла – металл действительно обжигал. Но сейчас девушке казалось, что посуда чуть тёплая. Хотя озноб уже и проходить начал. Спасибо Алексу и пледу, который он непонятно откуда достал.

– Нет, я всё понимаю! – ворчал Яте занудливо, как большой шмель, бинтуя Мастерсу плечо. – Укорачиваться от пуль – это недостаточно героично. Гораздо эффектнее ловить их собственным телом. Но, может, хватит на барышень впечатление производить, а? Мне надоело тебя штопать.

– Всего-то пара стежков, – отмахнулся от него оборотень, точно так же как теург, маленькими глотками и из жестяной кружки, прихлёбывая коньяк. – По мякоти царапнуло.

– А если бы не прошло? У тебя, между прочим, ещё и кости есть.

– Вот именно, есть. И, между прочим, довольно много. Подумаешь, одна попортиться...

Рон, конечно, геройствовал, хахалился и даже мускулами на голой груди поигрывал. Но госпожа Курой видела – даётся ему это нелегко. Уж слишком напряжёнными были жилы на шее. Да и зубы он стискивал так, что нижняя челюсть становилась совсем квадратной. Тегу бы уйти и дать медику спокойно закончить свою работу, но сил на это не хватало. Ноги как будто ватой набили. И в голове вместо мозгов оказалась такая же вата.

Собственно, она появилась не сейчас, а там, возле лачуги. Каро как будто совсем уж со стороны, словно и не из собственного тела наблюдала, как Рон скручивает в бараний рог коренастого, заросшего неухоженной бородищей до самых бровей дварфа. Как потом подталкивает его вместе с самой Каро, спеша куда-то. Девушка даже и не поняла, как они – все вместе – оказались на оживлённой улице и откуда взялся кэб. А вот в экипаже оборотень вдруг брякнулся в обморок. Ну, сознание Курой, кажется, последовало вслед за ним. Потому что прочухалась она только вот в этом кресле, под пледом и с кружкой чая в руках.

Правда, Мастерс утверждал, что она оборотня в агентство на себе затащила, как заправская сестра милосердия. Да ещё и умудрилась связанного дварфа впёред пинками гнать, при этом в голос рыдая. Конечно, «специалист» и наврёт – недорого возьмет. Но, слушая Рона, и Алекс улыбался как-то странно, а Яте назвал девушку «героиней». Правда, таким тоном, как будто поставил ей диагноз «умственно отсталая». Приходилось признать, что ради разнообразия детектив сказал правду.

Только сил от этого почему-то не прибавлялось.

– М-да, если уж тебя мои голые телеса не возбудили, дело швах, – констатировал Мастерс, неловко, одной рукой, натягивая на себя рубашку. – Совсем мужики не интересуют, да?

Каро, так и не поняв, что он, собственно, спрашивает, помотала головой.

– Грустно! –  постановил Мастерс и рявкнул куда-то в сторону так, что теург голову в плечи вжала. – Ал, ну что там?

– Зачем так орать? – спокойно поинтересовался альв, возникая на пороге собственного кабинета. – Я тугоухостью пока не страдаю.

– Да я думал, что ты далеко, – ничуть не смутился оборотень.

– Ты решил, будто я сам пошёл за полицией и пытался докричаться отсюда до участка? – предположил Алекс, педантично поправляя манжету. – Но за полицейскими я послал мальчишку. Так что, у нас есть полчаса на расспросы.

Мужчины, как по команде, развернулись, уставившись куда-то в угол. Каро тоже вытянула шею, пытаясь выглянуть из-за их спин. Хотя, сидя в кресле это сделать было и непросто. Но встать девушке и в голову не пришло.

А в углу обнаружился тот самый связанный дварф, имя которого теург напрочь забыла. Он почему-то сидел на корточках у стены, хотя свободных стульев в кабинете управляющего агентством хватало. Сидел, и злобно зыркал исподлобья, готовый, кажется, начать кусаться.

– Ну что же, уважаемый, поведайте нам о ваших сложных взаимоотношениях с господином Горхом, – предложил Алекс, присаживаясь на край стола.

Странно, но преступник его прекрасно понял. В отличие от «золоторя», хотя Каро выражалась и вполовину не так витиевато. То ли Росс сам по себе говорил доходчивее, то ли дварфы умнели с годами.

– Да чего там балакать-то? – угрюмо переспросил господин Кархар – вот как его звали! – и, кажется, собирался сплюнуть на пол, но передумал. – Убью я его и все делов. Точнее, теперича-то я его вряд ли шпокну. Эх, не вовремя подоспели, шавки коповские. Не то обидно, что я галстучек пеньковый примерю. А то, что мне Горха у Предка подождать придётся. Тока я в высший суд всё едино верю, так и знайте! Воздастся ему, ой, воздастся!

– То есть, порчу вы на него наслали? – уточнил Росс.

– Чё? – изумился бородач и даже рот от удивления приоткрыл. Передних зубов в наличии не обнаружилось. – Чё я, баба иль как? Не, какая-такая порча? Драка была, да и то не с ним. На убивство я покушался и умышлял. Да и других грехов на мне немало. Но вот порча – не. Так шлёпнуть желал. Пристрелить, как гниду!

– Кстати, откуда у тебя игрушка-то такая? – поинтересовался Рон, вертя в руках револьвер, показавшийся Каро просто огромным. – Армейская штучка.

– Да я ж последние-то двадцать лет, а то и поболе, золотой песок на Голде мыл, – вполне охотно пояснил дварф. – А там тебе всё, что душа пожелает достанут. Лишь бы монета водилась. Слыхали, небось, как Горх-то меня прокинул? Ну, вот. Помыкался я тут, помыкался. А там мне умные и подсказали: езжай, мол, на Голду. Разбогатеешь! Куда там!

Бородач криво усмехнулся и снова едва удержался, чтобы не сплюнуть.

– Не, поначалу-то дела пошли. Не сразу, а годика через три так, но пошли. Я дажить помощников нанял. Потом оженился, остепенился. Дитёнок у меня народился. А там... – он мотнул головой как-то обречённо. Год от года всё хужее и хужее. Баба от меня сбёгла и сынка прихватила. Дом я снова заклал и не выкупил. Ну, чего уж...

Вроде бы, и жалеть дварфа было не за что. Ну, сам же своими руками таких дел наворотил! И жена с ребёнком наверняка от него сбежали не только потому, что деньги кончились. А  вот, поди ты, Каро вполне искренне его жалела. Уж больно жизнь какая-то у мужика нескладная. За что не возьмется – всё разваливается. Кто в этом виноват? Он сам или высшие силы?

И как сделать так, чтобы на его месте не оказаться?

– А тут до меня доходит, что Горх-то жирует, да как сыр в масле катается. И такая злоба обуяла, что аж в глазах темно. Ну, и думаю: со мной-то всё понятно, конченный я дварф. Да и к чему далее-то тянуть? Ведь любая ж собака живёт лучшее тебя. Но вот Горха я с собой прихвачу. Сам в петлю залезу, но и ему на своём горе пировать не дам! А вот как всё обернулось-то...

– Н-да, – хмыкнул Мастерс.

Без всякого веселья, впрочем, хмыкнул. А в приёмной уже грохотали подбитые гвоздями каблуки полицейских приставов.

[1] Агорафобия – боязнь открытых пространств.

[2] Ландо – открытый одно– или двухместный экипаж.

Глава седьмая

Глава седьмая

Дома было как всегда, то есть холодно, промозгло и неуютно. Естественно, это обстоятельство настроения не улучшило. И Каро, бесцельно побродив из угла в угол, решила с меланхолией нещадно бороться. И в бой пошло самое тяжёлое оружие. Сбегав в булочную на углу, девушка притащила домой целый пакет потрясающе вкусных и возмутительно дорогих песочных корзиночек со всеми начинками, что в наличии имелись. По пути она заскочила в винную лавку, прихватив маленькую бутылочку хереса. Вообще-то, теург алкоголь недолюбливала, но рюмочка сладкого вина к пирожным – это то, что доктор прописал.

Вернувшись, она переоделась в старое и заслуженное шерстяное платье, которое уже, честно говоря, жало в груди да и щиколоток не прикрывало. Но оставалось мягким, тёплым, а оттого любимым. И, основательно подготовившись, Курой приступила к утешению себя, ненаглядной.

План провалился с громким треском. Херес показался чересчур приторным, корзиночки в горло не лезли, а подол не прикрывал ноги, как его не натягивай. Оставалось только пойти повеситься с тоски и общего свинства этой жизни. Или лечь спать. Но ни того, ни другого делать не хотелось.

Стук в дверь показался девушке гонгом, возвещающим о спасении. Причём Каро прекрасно знала, кто это к ней завалился так вовремя. Или не вовремя? В общем-то, в гости его не приглашали. Да и посещать по вечерам незамужних девиц привычка дурная.

– И чего тебе опять надо? – поинтересовалась теург, открывая.

– Я тоже рад тебя видеть, – сообщил ей Мастерс, протискиваясь в дверь боком. Нормально перемещаться он не мог, так как прижимал к животу здоровенный бумажный пакет и круглую картонку. – Настроение что-то поганое. Вот я и решил: дай, думаю, к Каро зайду. Может, она меня утешит?

– Могу предложить на выбор сковородку, кочергу и утюг, – предложила отзывчивая Курой.

– То есть, дружеского участия и совместного рыдания над несправедливостью судьбы мне ждать не стоит? – уточнил оборотень, по-хозяйски шлёпая на кухню. – Ладно, придётся справляться своими силами. О, я смотрю, ты уже начала без меня? А ты знаешь, что возлияния в одиночку – это прямой путь к зависимости? А пьющая мать – горе в семье.

– Это херес! – возмутилась Курой.

– Вижу, что не коньяк. И как вы только пьёте эту гадость? Кстати, это тебе, – Рон швырнул в Каро картонкой, будто она ничего не весила.

Девушка механически поймала коробку, иначе бы она теургу в лицо угодила – метал оборотень весьма метко. Кстати, картонка действительно оказалась странно лёгкой, словно пустая была.

– И что там? – подозрительно поинтересовалась девушка, ожидая от детектива любой пакости.

– Да ты открой и посмотри, – посоветовал оборотень, доставая из бумажного пакета свёртки, пахнущие едой.

Кажется, подкармливание одиноких и независимых вообще-то женщин у кого-то начинало входить в привычку.

Курой ещё с минуту колебалась. Но, в конце концов, любопытство уложило гордость на лопатки. Девушка осторожно развязала ленту и, приподняв крышку на пару пальцев, заглянула внутрь. А там, в уютном гнездышке из рисовой бумаги, лежала шляпка. Светлая, почти белая, из шелковистого даже на вид фетра, с тёмными лентами и шикарным, вызывающе-розовым пером. Опиши девушке кто-нибудь это чудо словами – и она бы скривилась. Звучало это ужасно. А вот выглядело восхитительно. Вызывающе, но не вульгарно. Просто такую вещицу могла бы носить только полностью уверенная в себе дама, не боящаяся привлекать внимание.

Каро боялась. До мокрых ладоней. Но руки сами собой потянулись доставать шляпку. Ну а какая женщина, достав, удержится от того, чтобы примерить? Вот и теург исключением не стала. На Мастерса она даже не глянула. И так знала, что мохнатая рожа ухмыляется. Просто подошла к зеркалу, висящему на стенке шкафа.

Шляпка шла неимоверно. Пожалуй, Каро подобной вещицей никогда раньше не обладала. Затейливый изгиб полей подчёркивал прямые, как крылья ласточки, брови, делая их ещё чернее. А колышущееся перо придавало лицу вид задорный и слегка хулиганский.

– Только не говори, что ты такие подарки не принимаешь, – буркнул Рон. – Считай это компенсаций за моё не слишком рыцарское поведение в отстойниках.

Теург задумчиво глянула на собственное отражение. Даже боком повернулась, чтобы оценить себя ещё и с этого ракурса. Вообще-то, предметы гардероба от мужчин принимать действительно не полагалось, но...

– И буду считать! – решительно заявила Каро. – В конце концов, это ты виноват, что я без головного убора осталась. Ну, остаётся только спасибо сказать.

– Так говори, – посоветовал Мастерс, крутя в руках большую бутылку в ивовой оплётке и почему-то даже не возражая против своей предполагаемой вины.

– А я уже сказала, – заявила девушка, завязывая под шиньоном, но чуть сбоку, кокетливый бант.

И неожиданно для самой себе показала оборотню язык. Всё-таки, наверное, не зря говорили, что розовое носят исключительно безголовые пустышки. Вот и под черепом у «серьёзного специалиста» неожиданно стал ветер насвистывать.

– Хватит на себя любоваться. Иди сюда, будем плохое настроение заливать.

– Шляпку я не сниму! – предупредила Курой.

– Да по мне хоть горшок сверху надень, – заверил её в своей лояльности Рон. – Вишнёвица от этого хуже не станет.

– А что это? – кивнула теург на бутылку.

– Я же говорю: вишнёвица. Вишнёвая настойка. Исключительно качественный продукт. Только местные ягоды, тростниковый сахар и чистейший спирт. Спирт я у Яте беру. Он его ещё как-то дополнительно очищает. Чего ты так смотришь? Нет, перед этим не использует. А настойку моя мама делает.

– У тебя есть мама? – тяжело поразилась Каро.

– Не поверишь, есть, – кивнул Мастерс, выплёскивая из рюмки Курой херес и, не моя посуды, наливая густо-рубиновую жидкость. Себе он чашку из сушки достал. – Оборотни тоже не почкованием размножаются. Точнее, матерей у меня теоретически аж две.

– Это как? – заинтересовалась теург, целиком засовывая в рот корзиночку с яичным кремом.

Как ни странно, под новую шляпку пирожные пошли отлично.

– Да просто, – довольно равнодушно отозвался Мастерс, строгая здоровенным, похожим на акулий плавник ножом, каких у Курой никогда и не водилось, ветчину. Куски у него получались тоже здоровые – солидные, толщиной с пару пальцев. – Жила-была девочка-оборотень. Ну, наверное, все же, оборотень, потому что других кровей я в себе не обнаружил. Пошла она как-то гулять, да и встретила красавца-моряка. Ну, любовь нечаянно нагрянет и всё такое. Папаша, видимо, в срок отбыл на уплывшем корабле. А мамаша меня в приют сдала. Где я и обретался лет до семи. Потом уж меня Мари к себе забрала. Она подрабатывала у нас ночной нянечкой.