Текст книги "Меня прислал Чарли. Близорукая русалка. Пираты из Гонконга. Убийственный кайф"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Глава 11

Только я решил попросить Ронду позвонить в полицию и узнать, не ушли ли ее родители, как входная дверь распахнулась и все трое вошли в дом.

– Мама! – воскликнула Ронда. Она бросилась к матери через всю комнату и, замерев в ее объятиях, разрыдалась, давая выход сдерживаемым до сих пор эмоциям.

В комнату следом вошли Сесил Холлоуэй и его младший сын, Ричард.

– Что вам тут нужно, Робертс? – рявкнул Холлоуэй. – Вас никто не звал. Насколько я понимаю, вы успели изложить Ронде свою версию смерти Чарльза. А поскольку свое черное дело вы уже сделали, то убирайтесь из моего дома и дайте нам самим во всем разобраться.

Я уже собрался возразить ему, когда вмешательство Ричарда избавило меня от этой необходимости.

– Почему бы нам не выслушать мистера Робертса, папа? – спокойно спросил он. Теперь в нем не чувствовалось и тени той нервозности, которая ощущалась при нашей первой встрече, и он даже не счел нужным смотреть на отца.

Нахмурившись, Холлоуэй взглянул на сына, потом на меня.

– Ну хорошо, Робертс, давайте послушаем, что там у вас на уме. И если это снова окажется такой же гадостью, как в прошлый раз, то, клянусь, мы с Ричардом заставим вас дорого заплатить за ваши слова.

– Двое на одного? Хотя, насколько мне известно, именно этот прием и предпочитают теневые бизнесмены вроде вас. Никакого риска и отличная прибыль.

– Я не намерен выслушивать ваши оскорбления. Если у вас есть что сказать, то говорите скорее и убирайтесь.

– Вообще-то я надеялся, что Карлотти, ныне величающий себя Мэттьюсом, все еще где-то здесь, – сказал я. – Но, по-моему, он решил, что самое время убраться восвояси; теперь он наверняка предпринимает все необходимые меры.

– О чем ты говоришь, Рэнди? Какие меры предпринимает мистер Мэттьюс? – Ронда, бледная как мел, смотрела на меня. Потом она перевела взгляд на мать, но та с отсутствующим видом уставилась куда-то в пространство между мной и Ричардом, словно и не слышала, о чем идет речь.

– Меры по приостановке операции, – ответил я. – Этим самым он занимался и здесь – обрывал все нити, ведущие к нему, как к поставщику наркотиков. Он уже знал, что федеральные агенты собирают против него улики. Карлотти решил, что пришло время пожить на доходы от борделей и на какое-то время оставить наркобизнес. При этом он ничуть не обеднеет – даже если учесть то обстоятельство, что ему придется исправно отстегивать проценты от прибыли твоему отцу.

– Ну все, Робертс, достаточно! – заорал Холлоуэй. Его мясистое лицо потемнело от гнева. – Я сам вышвырну вас из этого дома! – Он стоял между мною и дверью и теперь двинулся ко мне.

Ричард находился справа от отца, но даже не сделал попытки шевельнуться. Его стройная фигура, в строгом темно-синем костюме и начищенных до блеска ботинках, олицетворяла абсолютное спокойствие и безмятежность. Он стоял и смотрел, как тот надвигается на меня.

– Ты не хочешь выслушать мистера Робертса до конца, папа? – спросил Ричард. – Какой смысл вышвыривать его отсюда, если он тут же пойдет в полицию с этими бреднями.

С трудом совладав с собой, Холлоуэй остановился.

– Ладно, Робертс, – процедил он сквозь зубы. – Вы уже обвинили меня в содержании борделя. Какой еще поклеп вы собираетесь возвести на меня?

– Если быть точным, то вы не содержите бордель, – сказал я. – Вы всего лишь инвестируете сеть публичных домов Карлотти в Сан-Франциско. Не знаю, каким образом вы оказались замешаны в это дело, но не сомневаюсь, что полиция все выяснит.

– Не слишком ли вы наивны, ожидая, что полиция начнет расследование? – приподняв брови, спросил Ричард. И только тут я заметил, что за те несколько секунд, что я отвлекся на его отца, он вытащил пистолет, который нацелил мне прямо в живот.

– В чем дело, Ричард? – бодро спросил я. – Закончились шприцы?

Не успел он ответить, как зазвонил телефон. Я посмотрел на часы. Десять минут десятого.

Холлоуэй бросил взгляд на сына, потом подошел к стеклянному столику, стоявшему возле дверей холла, и снял трубку.

Взглянув на Ронду, я увидел, что она в полном оцепенении наблюдает за отцом. Было заметно, как она, по-прежнему прижимаясь к матери, дрожала. Миссис Холлоуэй слегка повернула ко мне голову, и мы обменялись взглядами. В ее темных печальных глазах читалась такая безысходность, что я буквально физически ощутил в них мольбу спасти ее дочь. Но вряд ли я был на что-то способен, когда в мой живот целились из пистолета.

– Алло! – буркнул в трубку Холлоуэй. – Да, это я. – Несколько секунд он слушал, при этом его лицо все сильней наливалось кровью. – Послушай, ублюдок! – рявкнул он наконец. – Не знаю, кто ты и зачем звонишь сюда, но если тебе известно, кто убил моего сына, сообщи об этом в полицию, а не мне!

Холлоуэй так шмякнул трубкой по телефону, что я испугался, заработает ли он после этого, а ведь мне понадобится вызвать полицию. Все-таки какой же я иногда неисправимый оптимист – особенно если учесть, что я могу вообще никому и никогда не позвонить.

Холлоуэй снова повернулся ко мне лицом и прошел в глубь комнаты. Глядя на выражение его физиономии, я подумал, не собирается ли он случайно придушить меня, но Сесил даже не смотрел в мою сторону.

– Вы не знаете, кто убил вашего сына? – полюбопытствовал я. Холлоуэй перевел взгляд с Ричарда на меня. – Или вам вдруг стало интересно, почему ваш сын взял меня на мушку?

– Как бы мне этого ни хотелось, я не могу прикончить вас, Робертс, – выдавил он. – И Ричарду это хорошо известно. Вы все равно не сможете ничего доказать, а он решил только припугнуть вас.

Я покачал головой.

– Может, вам и хочется в это верить, но все дело в том, что он просто вынужден меня убить. Он знает, что мне известен убийца вашего сына. – В моем бокале оставалось еще немного бурбона, и я допил его, отчаянно надеясь, что это не последняя выпивка в моей жизни. Бокал был достаточно тяжелым, и я как бы невзначай взвесил его в руке.

– Нет! Неправда! Этого просто не может быть! – воскликнула Ронда. Высвободившись из объятий матери, она повернулась к Ричарду.

Пистолет в его руке даже не дрогнул.

– Он не собирался убивать Чарльза, – ровным голосом произнес я, кляня все на свете за то, что вынужден говорить Ронде такие слова. – Однако обстоятельства не оставили ему другого выбора. Кто знает, может, он по-своему и любил брата. Но только себя он любил сильнее.

– Робертс, вы сошли с ума! – воскликнул Холлоуэй. – Ричард не мог убить своего брата! Как вы можете говорить такое?

– Ричард, Ричард! – простонала Ронда. – Скажи, что это неправда! Пожалуйста. Я не могу потерять вас обоих, я этого не вынесу. – Ронда не спускала с брата умоляющих глаз. И впервые за все это время Ричард напрягся, бросив на сестру обеспокоенный взгляд.

– Не становись между нами, Ронда, – натянуто произнес он. – Оставайся на месте.

– Ричард! – с болью в голосе воскликнула она и беззвучно рухнула на пол.

Миссис Холлоуэй бросилась ей на помощь, и ствол пистолета на мгновение качнулся. Как глубоко верующий католик, которому перед смертью дали не более тридцати секунд, я воззвал ко Всевышнему и метнул бокал Ричарду в голову.

В свою бытность в бейсбольной команде колледжа я никогда не был даже первым стрингером[18]18
  Стрингер – запасной игрок в бейсболе (англ.).


[Закрыть], но бывает, что в случае экстренной необходимости даже второй стрингер может выбить хоумера<sup>[19]19
  Хоумер – один из основных игроков в бейсболе (англ.).


[Закрыть]</sup>. Бокал попал Ричарду точно между глаз, и он рухнул на пол как подкошенный.

Пребывавший в состоянии шока Холлоуэй словно замер. Но я не стал испытывать судьбу: он мог прийти в себя и решить, что его сын прав и им куда лучше избавиться от не в меру пронырливого адвоката, от которого одни только неприятности. Поэтому я подобрал пистолет и, не целясь, направил его в сторону Холлоуэя-старшего. Теперь я чувствовал себя значительно спокойнее и решил, что, наверное, теперь пора звонить.

Торопливо смешав два бокала виски, я передал один миссис Холлоуэй для Ронды, а другой залпом выпил сам.

– Откуда вам известно, что он… что он убил собственного o брата? – еле слышно прохрипел Холлоуэй.

– Это мог быть только или он, или вы. Ричард осуществлял связь между Карлотти и Чарльзом – так сказать, был жизненно важным звеном в цепи поставок героина из Сан-Франциско к местным толкачам.

– Но как вы узнали об этом?! Я ничего не знал о причастности Карлотти к наркобизнесу – точнее, я узнал об этом лишь сейчас – от вас. Я и представить себе не мог, что Ричард…

– Но ведь он знал, какой бизнес Карлотти вы инвестировали и был лично знаком с Карлотти, верно?

Кивнув, Холлоуэй провел дрожащими пальцами по сильно поредевшим волосам, и мне неожиданно показалось, что если он сейчас не сядет, то тоже грохнется в обморок. Я подтолкнул ему ногой одно из оранжевых кресел, и он, благодарно посмотрев на меня, тяжело опустился в него.

– Я надеялся… я хотел, чтобы Ричард стал солидным, уверенным в себе бизнесменом, умеющим позаботиться о собственных интересах, – пробормотал Холлоуэй. – Я научил его, как обращаться с деньгами и как заставить их работать на себя.

– А публичные дома дают значительно большую прибыль, чем бензозаправочные станции, верно? Поэтому вы учили его, что не имеет значения, на чем делать деньги, – главное, чтобы комар носа не подточил, не так ли?

Холлоуэй лишь молча смотрел на меня, и, судя по его глазам, он вряд ли когда-либо сможет понять, в чем был не прав и чем испортил своих сыновей, вырастив из них расчетливых и неразборчивых в средствах людей. Что я ему мог еще сказать?

– Мне так хотелось, чтобы Ричард не стал таким, как Чарльз – безнравственным хиппи, лишенным элементарного чувства собственного достоинства, – жалобно произнес Холлоуэй. – И я был уверен, что Ричард оправдает мои надежды. Но как вы, Робертс, узнали о его связи с Карлотти?

– Вчера, оставив вас и Карлотти в кабинете, я услышал, как в гараже разговаривали двое. Одним из них был Чарльз – я видел, как он уезжал. Другой голос тоже принадлежал мужчине, но я не сразу разобрал, кому именно. Однако у вас с Карлотти не хватило бы времени, чтобы выйти через черный ход и, обойдя дом, добраться до гаража. Оставался последний мужчина из этого дома – Ричард. Но это доказывало лишь одно: в гараже разговаривали братья. Поэтому я последовал за Чарльзом. Выходивший из гаража Ричард, по-видимому, заметил меня. Во всяком случае, когда я наконец выследил Чарльза с сумкой героина и уже направился вызывать полицию, Ричард ударил меня чем-то по голове. Я пришел в себя как раз вовремя, чтобы услышать, что он собирается убить меня.

Судя по виду Холлоуэя, он мне не верил, но меня это не слишком теперь волновало. Единственное, что беспокоило, – как убедить сержанта Брауна.

На полу, позади Холлоуэя, в объятиях матери снова зарыдала Ронда. Слева слабо застонал Ричард. Он поднял руку, осторожно трогая вздувшуюся на лбу здоровенную шишку.

– На мысль о героине меня навела Ронда, – не уверенный, что Холлоуэй слушает меня, продолжал я. – Она рассказала, что ее мать после встречи с Чарльзом, вернулась ужасно расстроенная. А встречалась она с ним как раз незадолго до того, как один накачанный смертельной дозой героина парнишка ввалился ко мне в номер. Он знал, где я нахожусь, потому что я оставил адрес одному из его друзей. Но зачем я был ему нужен? Если мыслить логически, то ответ напрашивался только один – он хотел что-то сообщить мне или попросить о помощи. А может быть, и то, и другое. Если он окончательно запутался и решил покончить с наркотиками, то наверняка обратился бы к ближайшему адвокату. И таким адвокатом оказался я. Он хотел рассказать о том, что толкал героин для вашего Чарльза и что они попались. Миссис Холлоуэй каким-то образом удалось найти Чарльза – в тот день, когда его выпустили из участка, и как раз в момент передачи героина своему посыльному.

– Я направлялась в участок, когда заметила, как мимо проехал Чарльз в какой-то машине, и последовала за ним, – не отрывая глаз от пола, произнесла миссис Холлоуэй хриплым от волнения, еле слышным голосом.

– Видимо, вы грозились сообщить в полицию, – мягко сказал я. – А парень, который был с ним, запаниковал. Он убежал от Чарльза, но тот догнал его и убил. Теперь ему не оставалось ничего другого, как убрать и второго посыльного, а заодно и всех тех, кто мог как-то связать его с первым убийством. Поэтому он позвонил Ричарду, а тот – Карлотти. И Карлотти примчался сюда, чтобы самому убедиться, что все под контролем, – к тому времени, кстати, так оно и было. Ричард успокоил мать, убедив ее, что если она будет молчать, то он заставит Чарльза бросить наркобизнес. Ронда слышала их спор, но решила, что это ругаются отец с матерью, поскольку давно привыкла к их ссорам.

Ронда с несчастным видом смотрела на меня. Она уже не плакала.

– Так ты знал, что это был Ричард? Но… но ведь даже я не поняла… – Ее голос осекся.

– Это вполне мог быть и твой отец, – согласился я, – что означало бы, что они оба причастны к торговле героином – он и Ричард. Поэтому я и подстроил этот телефонный звонок – чтобы посмотреть, как отреагирует твой отец. – Я повернулся к Холлоуэю. – То, как вы ответили, убедило меня в вашей непричастности к торговле героином, а также к убийству вашего сына.

– Но почему… почему Ричард убил Чарльза? – хрипло спросила Ронда.

– Ричард должен был выбирать – или оставить брата в живых, что было бы довольно рискованно, поскольку в полиции Чарльз мог расколоться и рассказать обо всей операции, или убить его. Видимо, он решил, что последнее будет надежней.

– Этот идиот наверняка раскололся бы, – проворчал Ричард, с трудом, как пьяный, поднимаясь на ноги. Я перевел пистолет на него. – У него никогда не было ни мозгов, ни твердости духа. И никогда ничего не вышло бы, если бы я не руководил им. Он позвонил мне еще до того, как прикончил того первого парня. Он так перетрусил, что не мог придумать ничего лучшего, как предложить нам вместе забрать все деньги и дать деру.

– Но ты ведь убедил его, что куда проще убить парочку-другую людей, а потом просто на время выйти из бизнеса? – резко сказал я. – И тогда никто – даже твоя мать – не смог бы ничего доказать и, следовательно, тебе не пришлось бы ничем жертвовать.

– Ричард, ты же обещал… – простонала его мать. Ее лицо неожиданно покрылось морщинами, и мне показалось, что оно, как мозаика, вдруг вот-вот распадется на части. Хлынувшие из глаз слезы размазали толстый слой макияжа вокруг. Слишком долго она сдерживала себя. – Ты обещал прекратить это. Говорил, что все будет хорошо. Ты же обещал, Ричард… – Спрятав лицо в ладонях, она с надрывом повторяла и повторяла его имя. Ронда, сложив руки на коленях и словно оцепенев, замерла рядом.

Я не спускал пистолета с Ричарда, который теперь напряженно следил за мной; его худощавое лицо выражало такие коварство и безжалостность, что, выбери он законную форму бизнеса, наверняка далеко бы пошел.

Холлоуэй, не обращая внимания на жену, поднялся и налил себе виски, а я тем временем подошел к телефону и вызвал полицию.

Я знал, что сержант Браун теперь и в самом деле обрадуется моему звонку.

Глава 12

– Будь моя воля, Робертс, я бы обвинил вас во введении правосудия в заблуждение, что на самом деле чистейшая правда, – сжав перед собой на столе огромные кулачищи, проревел сержант Браун. И я ничуть не усомнился в искренности его желания.

– Вы должны быть благодарны мне, сержант, – с видом оскорбленной добродетели возразил я. – Я раскрыл за вас пять убийств, сдал вам на руки главу сети толкачей вашего района, вывел на след поставщика героина, которого федералы теперь могут повязать без особых усилий. Чего же вы еще хотите?

– Чтобы вы не совались в это дело и дали нам раскрутить его по-своему. Без вас было бы по крайней мере одним убийством меньше. – Крупное, грубо высеченное словно из камня лицо сержанта походило на гранитную маску, на которой недобро поблескивали с лунным отливом глаза.

– Конечно, вы вправе смотреть на дело и с такой точки зрения, – обиделся я. – Однако каким образом вам, без моей помощи, удалось бы повесить на братьев Холлоуэй торговлю героином?

– Элементарно. Мы взяли бы их с поличным, так как готовили совместный рейд с федералами. А вы только спутали нам все карты – сначала заставили Чарльза Холлоуэя паниковать, а потом и убили его.

– Как бы не так! – взорвался я. – Еще несколько часов, и братья успели бы припрятать весь героин до последней крошки, и вы черта с два приперли бы их к стенке – если только с самого начала не собирались просто выбить из них признание. К тому же вы не знали, что связь с поставщиком осуществлялась через Ричарда Холлоуэя.

– Да ладно вам, ишь ловкач какой выискался! Мы все равно очень скоро об этом узнали бы. Дом Холлоуэев все время под наблюдением.

– Тогда почему же ваш человек не поехал за Чарльзом Холлоуэем, когда тот уехал оттуда, а потом едва не убил меня? – разозлившись, фыркнул я.

– Да поехал он, поехал! – взревел сержант. – Он поехал за вами, а вы взяли и упустили Холлоуэя. Разве я в этом виноват?

– Нет, сержант, – насмешливо сказал я. – Конечно, не виноваты.

В дверь постучали, и в кабинет просунулась голова копа.

– Эти придурочные хиппи готовы на выход. Этот, что ли, парень внес залог?

– Он, кто ж еще, – буркнул сержант. – Сделайте одолжение, Робертс. Забирайте ваших дружков-наркоманов и проваливайте отсюда.

Я встал и направился к двери.

– Ладно, сержант. Но мне кажется, вы слишком уж переживаете, что не наложили лапу на сумку с героином. Если вы примените к Ричарду свои изящные методы работы с допрашиваемыми, то, полагаю, к середине следующего месяца заставите его расколоться и сказать, где она спрятана. Однако к тому времени ее содержимое наверняка уже будет распродано на территории примерно от Форествилла до Афганистана.

Я проскользнул в дверь мимо копа, оставив сержанта сидеть и мечтать о том, как хорошо было бы жить не в демократическом, а полицейским государстве, где он запросто мог бы упрятать меня на ближайшие десять лет за решетку – просто так, ради собственного удовольствия.

Ведь он принадлежал к так называемой касте самоотверженных полицейских.

Когда я вышел из участка, столпившиеся на тротуаре ребята окружили меня и принялись радостно похлопывать по плечу и обнимать.

Кальвин растроганно поцеловала меня в щеку, Окифиноки заявил, что дал бы мне курнуть «травки», если бы она у него была. Белая Скво чуть не переломала мне все ребра своими медвежьими объятиями, а Заднее Сиденье наградила таким поцелуем взасос, что на несколько минут вся компания буквально зашлась от истерического хохота.

Наконец, когда мне позволили снова дышать, я просипел:

– Вам всем известно, что до суда вы не должны покидать город. Когда придет время, я приеду из Сан-Франциско и буду представлять ваши интересы; об этом можете не беспокоиться. И если вы за это время не натворите новых глупостей, например, не попадетесь опять за хранение наркотиков, то отделаетесь всего лишь условным сроком. Да и вообще я не считаю, что судья слишком серьезно отнесется к рекомендациям сержанта Брауна по поводу вынесения вам смертного приговора.

– Послушай, мы вернемся в лагерь и будем ждать, пока ты за нами не приедешь, – улыбнулся Окифиноки. – И я гарантирую, что ни один коп не сможет к нам придраться.

– Ну хорошо, хорошо, – с сомнением в голосе согласился я. – И все же, Бога ради, будьте поосторожней.

– Эй, а почему бы нам до отъезда адвоката не устроить вечеринку? – с энтузиазмом воскликнула Бац-Бац, всем телом прижимаясь ко мне.

– Послушайте, я…

– Заметано! – чуть ли не разом завопили остальные, и я вдруг почувствовал, что меня тащат к моей машине – Бац-Бац под одну руку, Заднее Сиденье, горячо дыша мне в ухо, под другую, а остальные подталкивают сзади.

Я не поверил бы – да и сейчас не верю, – что в «остин-хили» можно запихнуть шесть человек, но каким-то образом мы умудрились доехать до лагеря.

Веселье началось в ту самую минуту, как мы прибыли на место и, насколько мне известно, не закончилось до сих пор. Часов шесть спустя я решил незаметно ускользнуть из лагеря, но сначала нужно было поговорить с Кальвин о делах.

К моему удивлению, она моментально настроилась на серьезный лад и, когда я спросил о ее планах, с готовностью начала рассказывать.

– Я никому не говорила, – грустно улыбнулась Кальвин, и взгляд ее мечтательных зеленых глаз стал немного более земным, – но хочу убраться отсюда. Сейчас я поняла, что мой уход в племя был просто бунтом против родителей. Я пряталась за свои религиозные убеждения, стараясь не думать о прозе жизни, и пыталась уверить себя, что нахожусь на более высоком уровне бытия. На самом же деле я просто трусила браться за что-нибудь всерьез.

– Кто беседовал с тобой в тюрьме? – недоверчиво посмотрев на нее, спросил я. – Надеюсь, не сержант Браун? Или на тебя неожиданно снизошло откровение?

– Наверное, что-то вроде этого. Духовное откровение наоборот. В общем, я собираюсь взять деньги и вернуться в колледж изучать искусство и философию, чтобы стать учителем, писателем или кем-то еще.

– Здорово, – испытывая огромное облегчение, одобрил я. Мне показалось, что это чувство отразилось и на моем лице.

– Спасибо за твою заботу обо мне, – поблагодарила Кальвин.

Легонько чмокнув ее в щеку, я пообещал увидеться с ней на суде. Потом дал ей сотню баксов и убрался из лагеря.

Только я выбрался из леса и поднялся на гребень холма, возвышающегося над лагерем, как обнаружил, что за мной кто-то крадется. Теперь я уже не боялся убийцы со шприцем, но любой бы на моем месте занервничал, если бы темной ночью, да еще в такой глуши, как эта, услышал позади себя шаги.

– Кто здесь? – хрипло крикнул я. – Выходи, мать твою так, а то пристрелю на месте, а копам скажу, что принял тебя за пуму.

– Эй, ты что! – воскликнул женский голос. – Что я тебе сделала?

Из темноты появилась фигурка. Когда она приблизилась, то оказалось, что это Заднее Сиденье.

– Не знаю почему, но у меня возникло странное ощущение, что именно ты крадешься за мной, – сказал я.

– А я не кралась, – промурлыкала она, – я тебя преследовала.

– Ну и что тебе от меня нужно? – прикидываясь невинным младенцем, спросил я.

– Если до тебя еще не дошло, то как я могу объяснить?

Она медленно двинулась ко мне и, остановившись в двух футах, замерла и устремила на меня глаза, словно зачарованная недоступной человеческому слуху музыкой кобра.

Сейчас я заметил, что Заднее Сиденье переоделась: на ней больше не сверкали драниной ветхие джинсы. Она надела красное платье, которое, должно быть, хранилось у нее в сумке, в лагере. Оно плотно обтягивало бедра и подчеркивало восхитительную выпуклость упругих грудей. Неожиданно из-под подола мелькнули розовые трусики с белым кружевом вокруг бедер – это Заднее Сиденье, закинув руки за голову, нарочито медленно повернулась вокруг.

– Я надела его специально для тебя, еще на вечеринке, – надула она губки. – А когда отправилась на поиски, ты уже смылся. И даже не поцеловал меня на прощанье.

– Я вспомнил твой поцелуй и испугался, что ты меня никогда не отпустишь, – честно признался я.

– Ну а теперь, когда я тебя поймала, ты ведь не сбежишь?

– Мне неплохо бы поспать, – с сомнением в голосе отозвался я.

– А тебе не кажется, что спать под открытым небом куда приятней и полезней, чем в паршивом душном номере? – с притворной серьезностью спросила она. При этих словах ее платье соскользнуло на землю.

Теперь я догадался, зачем она поднимала руки – чтобы расстегнуть крючок на спине. А я-то думал, что у нее просто зачесалась спина.

– Тебе не холодно? – хрипло выдавил я, зачарованный видом ее идеально очерченных алебастровых грудей с неправдоподобно розовыми сосками. Мне нечего было удивляться этому – ни одна уважающая себя леди хиппи не станет носить бюстгальтер – особенно когда она в нем совсем не нуждается.

– Чуть-чуть, – поддразнила она. – Но надеюсь, ты согреешь меня, адвокат?

– Зови меня Рэнди.

– Может быть… потом.

Я сбросил с себя всю одежду, а она, все с тем же притворно серьезным видом, шагнула из трусиков, затем игриво повесила их на сосновую ветку.

Мы стояли очень близко друг к другу, совершенно нагие, и наши тела отсвечивали в темноте каким-то призрачным сиянием. Я крепко прижал девушку к себе. Ее тело затрепетало с головы до ног, и мягкие судороги еле сдерживаемой страсти пробежали по ее коже.

– Кальвин сказала, что они называют тебя Задним Сиденьем за твои потрясающие организаторские способности, – между поцелуями прошептал я. – Теперь я понимаю, что она имела в виду.

– Между прочим, я и сама люблю, когда для меня что-нибудь организовывают, – улыбнулась она. – Скажем, удобное местечко…

– Я знаю одно, просто великолепное! С него открывается потрясающий вид на все побережье.

– О каком виде ты рассуждаешь в такую безлунную ночь?

– Да к черту этот вид, пошли!