Текст книги "Я - его оруженосец. И, да, я девушка! Принц не в курсе! (СИ)"

Автор книги: Кармен Луна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Я была одна. Среди них. И я была не просто одна – я была фальшивка. Копия. Пародия на то, кем должен быть оруженосец. Девушка в теле «юноши», с перетянутой грудью, больной от непривычного положения спиной и мечом, который грозился вырвать мне плечо, если я не перестану держать его, как цветочную корзинку на выпускном.

– Ты выглядишь, как будто пришла с пикника, а не на утреннюю бойню, – раздался снизу ехидный голос Снорри, который трусил следом за мной, глядя снизу вверх с выражением вечного разочарования в человеческой расе вообще и в моих способностях в частности. – Поправь стойку, ты снова стоишь, как балерина на первом свидании. И хват покрепче. Это не кисточка для румян, это – меч. Оружие. Штука, которой убивают людей.

Снорри устроился рядом с плацом, под тенью небольшого навеса, где обычно хранился инвентарь. Отсюда ему было прекрасно видно все мои будущие провалы, и он явно собирался наслаждаться представлением.

Я стиснула рукоять сильнее, едва не выронив её на сапоги. Боже мой. Что я здесь делаю? Кто вообще додумался, что женщина с дипломом по стрижке горячими ножницами и сертификатом колориста сможет быть оруженосцем? Я даже маникюр себе не доверяю делать, предпочитаю ходить к мастеру.

Один из парней – кажется, тот самый Лукас – проходя мимо, смерил меня взглядом. Таким взглядом хозяйка пекарни смотрит на подгоревший пирог, который надо выбрасывать, но жалко потраченных продуктов. Он что-то буркнул насмешливо, обращаясь к соседу, и несколько ребят засмеялись. Я не расслышала слов, но и не хотелось. Смех был густым, плотным, как каша из мачизма и снисходительности, и залипал где-то в районе затылка, оставляя неприятное ощущение.

– Посмотри-ка на нашего Мишеля, – донеслось до меня. – Что-то он сегодня особенно… нежный.

– Может, принц слишком хорошо о нём заботится? – подхватил другой голос, и снова раздался смех.

Щёки полыхнули. Я сделала вдох. Второй. Третий. Воздух был влажный, тёплый и пах чем-то, что я предпочла не идентифицировать – смесью пота, кожи, металла и ещё чего-то органического, возможно, вчерашнего ужина, который кто-то из оруженосцев не переварил должным образом.

Где-то сбоку с громким лязгом ударились мечи – так громко, что моё сердце подскочило, как плохо приклеенный парик на ветру. Звук был резкий, пронзительный, и я инстинктивно дёрнулась, что вызвало новую волну насмешливых взглядов.

В голове – никакого плана. Только желание исчезнуть. Раствориться в утреннем тумане. Стать кочкой на плацу. Или хотя бы ветром, чтобы унести отсюда Снорри, пока он не начал комментировать мою осанку в стихах собственного сочинения.

Но отступать было нельзя. Потому что если я сбегу – это конец всему. Конец маскировке, конец жизни, конец всему, что я пыталась изображать. А если останусь – будет больно. Очень больно. Но, возможно, выживу. Хотя бы до обеда. Хотя бы до следующей едкой реплики Снорри. Хотя бы до момента, когда принц Арно снова посмотрит в мою сторону и снова начнёт подозрительно щуриться.

А пока – вперёд. Меч в руки. Бёдра в строй. Грудь – забыть, что она вообще существует. Ноги – ровно, как положено мужчине. И лицо – только вперёд, с выражением уверенности, как у настоящего оруженосца. Или у той, кто отчаянно пытается сыграть его на бис, не зная ни текста, ни мелодии.

Если бы кто-то решил снимать комедию о том, как не стоит обращаться с мечом, я могла бы претендовать на главную роль и почти наверняка получить премию за лучшую женскую роль в мужском образе. Не потому что хотела такой славы. А потому что у меня всё происходило настолько нелепо, что оставалось только смеяться. Или рыдать. Или кричать: «Отставить! Я сдаюсь!» – и убежать в закат, желательно туда, где нет ни принцев, ни тренировок, ни тяжелых кусков металла, гордо называемых холодным оружием.

Тренер – Маэстро Корвин, как его все называли – был мужчиной, который, казалось, родился с мечом в руке и сразу начал им размахивать. Высокий, широкоплечий, с сединой в тёмных волосах и шрамом через всю левую щёку, он источал ту особую уверенность, которая приходит только к людям, пережившим много сражений и оставшимся в живых не случайно.

– Построение! – рявкнул он, и его голос разнёсся по плацу, как удар грома. – Сегодня работаем с базовой стойкой. Кто забыл – напомню лично. Кто не хочет вспоминать – отправлю к капеллану, пусть помолится за здоровье.

Оруженосцы мгновенно выстроились в ряд. Я попыталась втиснуться между ними, стараясь не привлекать внимания, но это было всё равно что пытаться спрятать слона в букете цветов.

Я пыталась встать в боевую стойку. Слово «пыталась» здесь ключевое. Потому что моё тело упорно не соглашалось подчиняться тому, что требовал от него разум. Ноги уползали в разные стороны, как два обиженных кота, которые не хотят находиться в одной комнате. Руки дрожали – сначала от волнения, потом от тяжести меча, потом просто потому что дрожать стало привычкой.

Меч выскальзывал, как мыло в бане, причём не из-за пота – хотя он уже обильно стекал по лбу, шее, спине и в совершенно неприличные места – а потому что этот проклятый клинок был создан явно не для меня. Он был для воина. Для мужчины. Для того, кто знает разницу между эфесом и гардой. А я… я была парикмахером. Женщиной. Лгуньей. Подделкой с хорошими намерениями, но нулевыми навыками.

– Мишель! – рявкнул Маэстро Корвин. – Что ты там изображаешь? Танец лебедей?

Я вздрогнула. Все взгляды снова обратились ко мне. Я попыталась исправить стойку, расставив ноги пошире и подняв меч выше. Получилось что-то среднее между чучелом на огороде и пугалом в музее восковых фигур.

Снаряжение натирало нещадно. Кожаные наручи были слишком жёсткими и царапали запястья. Дышать было тяжело – не только от волнения, но и от тугих бинтов под рубашкой, которые давили на рёбра при каждом вдохе. Бинты под рубашкой создавали ощущение, что меня сдавили в тисках. Волосы под шапкой зудели и липли от пота так, что хотелось сорвать с головы всё и дать коже головы подышать.

И тут – кульминация моего позора – я наступила себе на ногу. Да, именно так. Сама себе. На свою собственную ногу. Как такое вообще возможно? Не спрашивайте. Возможно, в какой-то момент мой мозг решил, что мои ноги – это две отдельные сущности, которые должны конкурировать за право находиться на земле. А возможно, просто координация окончательно покинула меня, гордо воскликнув: «Мне стыдно быть частью этого балагана!»

Меч, не выдержав такого циркового номера, со звоном выпал из рук. Упал на землю, предательски громко, подняв облачко пыли. Звук разнёсся по плацу, как погребальный колокол по моей репутации.

И все головы, которые до этого были заняты своими тренировками, собственными упражнениями и мыслями о завтраке, разом повернулись ко мне. И – как по команде невидимого дирижёра – раздался смех. Густой, колючий, наполненный снисхождением и плохо скрываемой насмешкой. Как если бы римский сенат увидел, как их величественный император надел розовые панталоны и начал танцевать канкан.

– Ой-ой-ой, – протянул кто-то из задних рядов. – Мишель сегодня особенно грациозен.

– Береги ноги, нежинка, – прошипел голос справа от меня. Я обернулась и увидела усмехающееся лицо Гарета, рыжего парня с веснушками и злорадным блеском в глазах. – А то синяки будут видны сквозь стыд.

Ещё несколько оруженосцев подхватили смех. Кто-то свистнул. Кто-то изобразил реверанс. Лукас, стоявший неподалёку, покачал головой с видом человека, которому жаль тратить время на такое зрелище.

Я не знала, кто именно сказал про нежинку, и, наверное, это было к лучшему. Потому что если бы узнала, могла бы попытаться что-то сделать в ответ. Правда, убить у меня бы не получилось. Максимум – поцарапать. Или случайно уронить на обидчика тяжёлый шлем. Или попытаться съязвить в ответ и окончательно выдать себя голосом, который становился выше при волнении.

Маэстро Корвин – огромный мужчина с руками, как дубовые корни, и голосом, от которого дрожали лавки у стены – посмотрел на меня так, будто хотел предложить мне пересдать жизнь заново, но с самого начала и более внимательно. Он не кричал. Он даже не ругался, хотя я видела, как у него дёргался левый глаз – верный признак внутренней борьбы между профессиональным долгом и желанием послать все к чертям.

Он просто закатил глаза. Медленно. Величественно. Театрально. Так, как закатывают глаза только люди, которые были свидетелями всех возможных катастроф человечества – от всемирного потопа до вот этой трагикомической сцены с падающим оруженосцем, который умудрился подставить подножку самому себе.

– Поднимай, – сказал он устало. – И попробуй не убить себя в процессе.

Снорри, как всегда, не подвёл и не упустил возможность прокомментировать происходящее. Его голос, насыщенный едкой иронией, донёсся откуда-то снизу, как совесть, принявшая форму пушистого шарика на коротких лапках.

– Ну, хоть не укусила себя за меч. Можно считать это прогрессом, – философски заметил он. – Хотя день ещё только начался.

Я зажмурилась. Не для того, чтобы не видеть реакцию остальных оруженосцев. А чтобы не видеть себя. Потому что в этот момент я больше всего на свете хотела исчезнуть. Раствориться в утреннем воздухе. Стать тенью. Или хотя бы грязным носком в углу казармы – главное, чтобы никто, ни один человек в этом проклятом замке, не вспомнил, что я существую.

Но, к великому сожалению, я не исчезла. Я стояла. Сгорбленная от стыда, красная как варёный рак, вся в пыли и поту, с мечом, валяющимся у ног, и с лицом, пылающим от позора. А впереди была ещё вся тренировка. Целых два часа упражнений, ошибок, насмешек и унижений.

И, возможно, в конце ещё и разбор полётов. Или, если совсем повезёт, быстрая смерть от разрыва сердца. Почётная. Без дополнительных вопросов о том, почему оруженосец принца Арно вдруг разучился ходить по земле, не спотыкаясь о собственные конечности.

А жалости в глазах Маэстро Корвина я точно не переживу. В его взгляде было всё: разочарование, неверие в то, что он видит, и даже крупица сочувствия к тому, кто так нелепо позорится перед товарищами.

Жалости я не выдержу. Лучше пусть снова наступлю себе на ногу – по крайней мере, это будет честно.

– Все по местам! – рявкнул Маэстро Корвин. – Следующее упражнение. И Мишель – попробуй держать меч так, будто он не кусается!

Я подняла меч, стараясь не смотреть в глаза окружающим. День только начинался, а я уже чувствовала себя полностью разбитой.

Но что-то внутри, какая-то маленькая, упрямая часть меня, прошептала: «Не сдавайся. Даже если ты выглядишь как полный идиот – не сдавайся.»

Я сжала зубы, крепче взялась за рукоять меча и приготовилась к следующему раунду унижений.

Глава 4

Если бы существовала профессия «подслушиватель дворцовых тайн», я бы стала лучшим специалистом в королевстве. Не потому, что у меня особый талант к шпионажу – просто когда твоя жизнь висит на волоске тоньше паутины, а любое неосторожное слово может превратить тебя в украшение виселицы, поневоле развиваешь слух до уровня летучей мыши.

Прошло три дня с тех пор, как я превратилась из Татьяны-парикмахера в Мишеля-недоразумение. Три дня, полных мелких катастроф, нервных срывов и постоянного ощущения, что я актриса в спектакле, где забыла все реплики, а суфлёр умер от смеха. Снорри неустанно поправлял мою походку («Ты идёшь, как девчонка на свидании с королём»), осанку («Плечи шире, но не забывай про бинты – а то вываливается то, чего у парня быть не должно!») и вообще всё моё существование. А принц… принц смотрел. Часто. Пристально. С таким выражением лица, будто пытался решить сложную математическую задачу, где неизвестным была я.

Бинты под рубашкой натирали кожу, как напоминание о том, что я живу двойной ложью: не только притворяюсь парнем, но ещё и не та девушка, которой должна быть. Каждое утро я вставала с мыслью, что сегодня точно провалюсь. Каждый вечер ложилась с удивлением, что ещё дышу.

Но сегодня утром судьба решила проверить мои нервы на прочность с особым садизмом. Всё началось с того, что я проснулась в холодном поту от кошмаров, где король в маске палача гонялся за мной по бесконечным коридорам замка. Снорри уже не спал – сидел у окна и задумчиво смотрел на рассвет.

– Опять кошмары? – спросил он, не поворачивая головы.

– А ты откуда знаешь?

– Потому что ты всю ночь мычала во сне, как корова, которую ведут на бойню. И ещё потому, что у тебя такое лицо, будто ты увидела собственную могилу.

Вот за это я и любила Снорри – за деликатность уровня кувалды по черепу. Но он был прав. Кошмары становились всё отчётливее, а чувство опасности росло с каждым днём.

Я встала, кое-как привела себя в порядок и отправилась к кухне – стащить хотя бы корку хлеба. Аппетит у меня был волчий, видимо, от постоянного стресса, а официальная еда полагалась только во время общих трапез, когда все оруженосцы собирались в большом зале и пожирали друг друга взглядами поверх тарелок с похлёбкой.

Я крадучись пробиралась по коридору, стараясь не наступать на скрипучие камни, когда услышала голоса из-за приоткрытой двери кабинета. Остановилась, как вкопанная. Не из любопытства – из инстинкта самосохранения. Потому что один из голосов принадлежал магистру допросов Гервасию де Морк – человеку, чьё имя произносили шёпотом, а внешность описывали только в кошмарах.

Говорили, Гервасий был тощий, как скелет в сушильном шкафу, с глазами цвета старой крови и руками, которые, казалось, были созданы специально для того, чтобы выкручивать правду из самых упрямых губ. Он служил королю верой и правдой уже тридцать лет и за это время ни разу не ошибся в подозрениях. Если Гервасий считал кого-то виновным, тот оказывался виновным. А если не был – становился им в процессе допроса.

– Слухи множатся, как крысы в амбаре, ваше величество, – его голос был похож на шелест сухих листьев по могильным плитам. – Наследница Ленуаров. Живая. Скрывается где-то в наших землях.

Моё сердце споткнулось, как человек на скользких ступенях, а потом рванулось галопом, словно решив устроить собственные скачки прямо в грудной клетке. Наследница Ленуаров. Это же про настоящую Мэйрин – ту девушку, в чьё тело я каким-то образом попала. Ту, которая была здесь до меня и которая теперь… где? Что случилось с её душой, когда моя заняла её место?

– Гервасий, – отвечал король голосом, холодным, как лёд в январе, – ты слишком доверяешь сплетням кухарок и конюхов.

– Не только их, сире. Есть свидетель. Торговец из приграничного города клянётся, что видел девицу с глазами цвета Ленуарского изумруда и волосами, что горят огнём заката. Точь-в-точь как у покойной герцогини.

Я прижалась к стене так плотно, что могла бы стать её частью. Глаза цвета изумруда? Волосы цвета заката? А какие у меня теперь? Мэйрин пряталась под видом парня, но кто-то мог её видеть без маскировки? Или это были слухи о ком-то другом?

– Торговцы видят то, за что им платят, – проворчал король, но в его голосе я услышала нотку беспокойства. – Но если она действительно жива…

– Приказы, ваше величество?

Наступила пауза. Тишина, которая звенела в ушах, как колокольный звон на похоронах моих надежд на спокойную жизнь.

– Найти. И уничтожить. Род Ленуаров должен прерваться окончательно. Никаких свидетелей. Никаких наследников. Никаких угроз моему трону.

Кровь в жилах превратилась в ледяную кашу. Уничтожить. Меня. То есть, не меня-Татьяну, а Мэйрин. Но поскольку сейчас я была в её теле, носила её имя и жила её жизнью…

– А как же принц Арно? – осторожно поинтересовался магистр допросов. – Если найдём девицу, он может… вмешаться.

– Арно ничего не узнает, – оборвал король, и в его голосе прозвучала сталь. – Он слишком… идеалистичный. Может вздумать играть в рыцаря. А нам это не нужно. Мой сын должен думать о политических браках и укреплении трона, а не о защите призраков прошлого.

– Понимаю, сире. Действовать тайно?

– Конечно, тайно. И быстро. Чем дольше эта девчонка живёт, тем больше людей может вспомнить о справедливости дома Ленуаров. А мне этого не нужно.

Я едва не фыркнула от горечи. Защищать? Меня? Принц, который смотрит на своего оруженосца, как на досадную помеху, а в последнее время – с каким-то странным раздражением, которое становится всё сильнее? Ха! Если бы он узнал, кто я на самом деле, он бы сам привёл меня к палачу и ещё спасибо сказал за возможность избавиться от головной боли.

Хотя… последние дни принц действительно странно себя вёл. Смотрел чаще. Придирался больше. И в его взглядах было что-то такое, от чего у меня перехватывало дыхание. Что-то тревожное и одновременно… притягательное.

Шаги. Они приближались к двери. Я метнулась прочь по коридору, не разбирая дороги, сердце билось где-то в районе гортани, а мысли крутились, как белка в колесе. Найти и уничтожить. Найти и уничтожить. А я тут торчу в замке, как мишень на ярмарочном тире, да ещё и с принцем, который почему-то начал обращать на меня слишком много внимания.

В своей панике я не заметила поворота. Не заметила, как быстро иду. Не заметила каменной ступеньки, которая, видимо, была поставлена здесь специально для того, чтобы ломать ноги невнимательным лазутчикам и превращать их в кувыркающиеся комки нервов.

Нога подвернулась, мир накренился, как тонущий корабль, и я полетела вперёд с изяществом мешка картошки, сброшенного с телеги. В голове мелькнула мысль: «Ну вот, теперь точно всё – умру от собственной неуклюжести, а не от рук королевских палачей. По крайней мере, это будет оригинально».

Но вместо жёсткого каменного пола я врезалась во что-то тёплое, твёрдое и пахнущее кожей, сталью и чем-то ещё – чем-то мужским и опасным, от чего кружилась голова. Сильные руки подхватили меня, не дав упасть, прижали к широкой груди, и на секунду весь мир сосредоточился в этом прикосновении.

– Какого дьявола ты носишься по замку, как испуганный заяц? – его голос был резким, почти рычанием.

Я подняла голову и встретилась взглядом с принцем Арно. Он был так близко, что я могла рассмотреть каждую ресничку, каждую крошечную морщинку в уголках глаз, почувствовать его дыхание на своём лице. Его руки обнимали мою талию, крепко, жёстко, и я понимала, что должна отстраниться, но не могла пошевелиться.

И – о боже – он был ещё красивее вблизи. Не той приторной красотой, которую рисуют на парадных портретах, а мужской, хищной. Резкие скулы, волевой подбородок, губы, которые казались созданными для приказов, а не для поцелуев. И глаза… его глаза были цвета зимнего неба перед бурей – холодные, но с искрами чего-то горячего в глубине.

– Объясняйся. Немедленно, – добавил он, и его голос стал ещё жёстче.

«Милый мой принц, просто твой папочка планирует мою казнь, а я пытаюсь выжить ещё хотя бы день», – хотелось ответить, но язык не повиновался. Я смотрела в его синие глаза и чувствовала, как что-то переворачивается внутри груди. Это было не только страхом – это было чем-то гораздо более опасным. Чем-то, что заставляло сердце биться не от ужаса, а от близости этого жёсткого, властного мужчины.

– Я… споткнулся, ваше высочество, – выдавила я, понимая, что моё дыхание стало каким-то неровным. Не от бега. От него. От того, как беспощадно он смотрит. От того, как его сильные руки всё ещё сжимают меня.

– Споткнулся, – повторил он с презрением. – Мишель, ты превращаешься в жалкое подобие оруженосца. И это меня раздражает всё больше с каждым днём.

Я попыталась отстраниться, но он не отпускал. Наоборот, одна из его рук сжала моё плечо жёстче, болезненно, и я почувствовала, как под его пальцами он нащупал край бинта под рубашкой. Замер. Глаза сузились, стали ещё холоднее.

– Что это? – его голос стал тише, но от этого не менее опасным. В нём звучала угроза, обещание неприятностей, если я не отвечу честно.

Паника вернулась с удвоенной силой, смешавшись с чем-то ещё – с остро-сладким ощущением от его прикосновения. Бинты. Он нащупал бинты. Сейчас начнёт выяснять, и тогда…

– Старая рана, ваше высочество, – быстро соврала я, пытаясь высвободиться. – От тренировки. Ничего серьёзного.

Но он не отпускал. Его хватка стала ещё крепче, почти жестокой. Смотрел внимательно, изучающе, и я видела, как в его взгляде появляется что-то хищное. Подозрение. Или что-то ещё…

– Старая рана, – повторил он с усмешкой, от которой по спине пробежал холодок. – И поэтому ты мотаешься, как… девчонка?

Последнее слово он произнёс с особой интонацией, и я поняла – он что-то подозревает. Может, не знает точно, но чувствует. А принц Арно был не из тех, кто игнорирует свои подозрения.

Его свободная рука легла мне на талию, но это не было нежностью. Это была демонстрация власти. Он прижал меня ближе, так что я чувствовала каждую мышцу его тела, каждый вдох. От него пахло опасностью и чем-то ещё – чем-то, что заставляло моё тело реагировать самым неподходящим образом.

– Мишель, – произнёс он низким голосом, от которого что-то сжалось внизу живота, – у тебя слишком тонкая кожа для мальчика. И слишком… мягкие черты.

Что?

Я моргнула, не понимая, к чему он ведёт. Мягкие черты? Он замечает то, чего не должен замечать. Это опасно. Смертельно опасно.

Между нами повисла тишина, наполненная напряжением, как струна, готовая лопнуть. Он всё ещё держал меня, всё ещё смотрел, но в его взгляде я видела борьбу. Что-то его беспокоило. Что-то злило. И это «что-то» было я.

– Ваше высочество… – прошептала я, не зная, что ещё сказать.

– Заткнись, – оборвал он резко, но в голосе была не только злость. Было что-то ещё. Что-то, чего он сам не понимал и от чего злился ещё больше.

Он смотрел на меня ещё несколько секунд, и я видела, как напрягается его челюсть, как что-то борется в его глазах. Потом резко отпустил меня, и я едва не упала от неожиданности. Холод сразу вернулся, но не только физический – в его взгляде появилось что-то жёсткое, почти враждебное.

– Убирайся с моих глаз, – приказал он, отворачиваясь. – И в следующий раз, когда будешь носиться по замку, как сумасшедший, помни – я слежу за каждым твоим шагом. За каждым вздохом. Понял?

Угроза в его голосе была настолько явной, что у меня пересохло в горле. Но одновременно… одновременно от неё стало жарко. Он будет следить за мной. Наблюдать. Это должно пугать, но почему-то возбуждало.

Он ушёл, оставив за собой ощущение бури, которая промчалась и оставила после себя только разрушения. А я осталась стоять посреди коридора, всё ещё чувствуя болезненные отпечатки его пальцев на плече и талии. В голове крутились его слова: «У тебя слишком мягкие черты». «Я слежу за каждым твоим шагом».

Он что-то подозревает. Или просто… я влияю на него как-то не так. Заставляю реагировать. И это его злит, потому что принц Арно не привык терять контроль. Даже над собственными эмоциями.

Но он же не знает, что я женщина. Для него я Мишель. Мальчик. И если что-то во мне его привлекает, то он будет сопротивляться этому всеми силами своей жёсткой натуры. А сопротивляющийся принц Арно – это принц Арно в два раза более опасный и непредсказуемый.

Я медленно побрела в сторону казармы, где меня ждал Снорри со своими язвительными комментариями. Плечо ныло там, где принц сжимал его слишком крепко, но странное дело – эта боль была почти… приятной. Напоминанием о его силе, о том моменте, когда он потерял контроль над собой.

По дороге я размышляла над услышанным разговором. Король искал наследницу Ленуаров. Настоящую Мэйрин. Но где она? Что случилось с её душой, когда я попала в её тело? И самое главное – если её всё-таки найдут, что будет со мной?

В голове крутились слова короля: «Найти и уничтожить». И одновременно – слова принца: «Я слежу за каждым твоим шагом».

Получалось, что я нахожусь между двух огней. С одной стороны – король, который хочет меня убить, не зная, что я уже здесь, под его носом. С другой – его сын, который борется с собственными чувствами ко мне, даже не понимая их природы. И эта борьба делает его ещё более опасным – потому что раздражённый принц Арно способен на всё.

И самое странное – мне это нравилось. Нравилось, как жёстко он смотрел. Нравилось, как властно держал. Нравилось это тепло в груди, которое появлялось рядом с ним, даже когда он был груб. Особенно когда он был груб.

«Татьяна, – сказала я себе строгим внутренним голосом, – ты влюбляешься в грубого, властного принца, который считает тебя мальчиком и готов придушить за малейшую провинность, при дворе короля, который хочет тебя убить. Даже для твоих стандартов это верх идиотизма».

Но сердце, кажется, не слушало разум. Оно всё ещё билось в том ритме, который задали жёсткие руки принца на моём теле.

Я добрела до казармы и упала на койку. Снорри поднял одно ухо, посмотрел на меня оценивающе, потом принюхался и недовольно фыркнул.

– Ты красная, как вареный рак, – констатировал он. – Пахнешь принцем. И страхом. И чем-то ещё, что мне не нравится. Что случилось?

– Ничего, – буркнула я, натягивая одеяло на голову.

– Ага. Ничего, – фыркнул корги. – Только по твоему запаху можно написать целую поэму о том, как принц тебя лапал. И, судя по твоему виду, лапал не особо нежно. И судя по твоей реакции – тебе это понравилось. Что, к чертям собачьим, происходит?

Я молчала, пытаясь разобраться в собственных чувствах и в том, что услышала. Снаружи король планировал мою смерть, не зная, что я совсем рядом. Внутри я влюблялась в его жёсткого, неприступного сына, который сопротивляется собственным неясным чувствам с упорством бешеного медведя. А где-то между этими двумя фактами терялась настоящая Мэйрин – девушка, жизнь которой я украла, даже не желая того.

– Снорри, – тихо спросила я из-под одеяла, – а что случилось с настоящей Мэйрин? Я имею в виду… её душой? Она просто исчезла, когда я появилась?

Корги долго молчал. Потом тяжело вздохнул.

– Не знаю, – признался он. – Такого раньше не случалось. Но… иногда мне кажется, что она всё ещё здесь. В тебе. Может, поэтому принц и реагирует так странно. Он чувствует её, но видит тебя.

Прекрасно. Значит, я не только самозванка, но ещё и общежитие для двух душ. А принц влюбляется в коктейль из парикмахера и средневековой аристократки, даже не подозревая об этом.

«Кто бы мог подумать, – горько усмехнулась я в подушку, – что работа парикмахера покажется лёгкой прогулкой по сравнению с попытками выжить рядом с принцем-садистом, который хочет меня и ненавидит себя за это».

Но что-то подсказывало мне, что это только начало. И самое сложное – когда он окончательно перестанет сопротивляться тому, что чувствует – ещё впереди. Потому что влюблённый принц Арно будет ещё опаснее разозлённого.

А пока мне нужно было выжить. Под прицелом королевских ищеек, под пристальным вниманием принца и под тяжестью чужой судьбы, которую я носила, как плохо сидящее платье.

Завтра будет новый день. Новые испытания. Новые попытки не выдать себя.

И, возможно, новые встречи с принцем, от одного взгляда которого у меня подкашивались ноги.

Господи, во что я вляпалась.