Текст книги "Каждое лето после (ЛП)"

Автор книги: Карли Форчун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

13. НАСТОЯЩЕЕ

Шанталь очень любит воскресный бранч. Прямо сейчас она наверняка будет сидеть в её любимой кабинке любимого ресторана и делить газету со своим женихом. Сначала она займется Искусством, а у него будет свое мнение, и тогда они поменяются местами. Они выпьют свой кофе, а ее яйца Бенедикт будут уже в пути. Я бы нарушила её ритуал. Она едва говорит, не говоря уже о том, чтобы справиться с моим кризисом, пока не выпьет хотя бы две чашки кофеина. По крайней мере, это то, что я говорю себе, когда быстро пишу ей сообщение, удаляю его, а затем кладу телефон на кровать рядом с собой. Ещё раз. Я качаю головой, глядя на себя. Пятый раз – это прелесть, верно? Я беру эту дурацкую штуковину и набираю другое сообщение, нажимаю кнопку отправить, а затем бросаю телефон. Я сижу и жду – одну минуту, потом пять, – а когда ответа не приходит, проклинаю себя за то, что вообще отправила его, и шаркаю в ванную.

Я включаю душ, пока зеркало не запотевает, затем встаю под горячую струю и прижимаюсь головой к кафелю, позволяя тревожному потоку мыслей клубиться вокруг меня, как иприт. Что, черт возьми, со мной не так? Что за человек использует в своих интересах своего бывшего (недавно расставшегося!) парня в день похорон его матери? Сэм никогда не позволит мне остаться в его жизни. И почему он должен это делать? Я дерьмовый, эгоистичный человек, который явно неспособен быть его другом.

Я не замечаю, что плачу, пока не чувствую, как трясутся мои плечи. Испытывая отвращение к собственной жалости к себе, я отталкиваюсь от стены, грубо тру себя мылом, голову и вытираюсь насухо.

Я приезжаю к церкви на десять минут раньше, и стоянка уже забита пыльными пикапами и подержанными седанами. Молодой человек направляет машины на парковку на соседнем поле. Я оставляю машину в конце беспорядочного ряда и иду к церкви, каблуки моих черных туфель-лодочек зарываются в траву, заставляя меня выглядеть такой же расстроенной, какой я себя чувствую.

Сэм стоит в небольшой группе людей перед церковными ступенями. Я резко останавливаюсь при виде Тейлор рядом с ним, ноги длинные, как у жирафа, волосы золотистые, как солнечный луч. Несмотря на то, что Сэм и Чарли упомянули, что она приедет, я почему-то не ожидала ее увидеть. Я чувствую себя так, словно из меня вышибло дух. Я зажмуриваю глаза, пытаясь успокоиться. Когда я открываю их, Чарли смотрит на меня с другого конца парковки. Он поднимает руку, и вся группа поворачивается в мою сторону.

Подойдя ближе, я сразу узнаю в худощавом мужчине средних лет Жюльена. Там есть пожилая пара, которая, должно быть, бабушка и дедушка Чарли и Сэма со стороны их отца. Родителей Сью больше нет рядом. Есть ещё одна пара, я думаю, это брат и невестка Сью из Оттавы. Я делаю глубокий вдох и натягиваю на лицо теплую улыбку, хотя в животе у меня всё переворачивается.

– Ребята, это Перси Фрейзер, – говорит Чарли, когда я присоединяюсь к ним. – Вы, наверное, помните ее. У нее и ее родителей был коттедж по соседству, когда мы были детьми.

Я приветствую семью объятиями и соболезнованиями, притворяясь, что это такие же похороны, как и все остальные, и что я не чувствую, что Сэм пристально наблюдает за мной.

– Ты хорошо выглядишь, Перси, – говорит Жюльен, обнимая меня. Я поглаживаю его предплечья обеими руками, когда он отстраняется. У него красные глаза, и от него пахнет застоявшимся сигаретным дымом.

В последнюю очередь я поворачиваюсь к Сэму и Тейлор. Он так быстро закрылся сегодня утром после того, что случилось, потому что, конечно же, он это сделал. Кто хочет начать разговор о том, что ты оставила меня с разбитым сердцем утром в день похорон своей матери? Сейчас я боюсь встретиться с ним взглядом, боюсь того, что я там найду. Сожаление? Гнев? Боль?

Поэтому вместо этого я фиксирую свой взгляд на Тейлор. Её рука лежит на плече Сэма так, что кричит «моё». Возможно, Сэм порвал с ней отношения, но она явно с ним еще не закончила. В ответ я приклеиваю безмятежную улыбку, которая говорит: я не заставляла твоего бывшего парня кончить в штаны, и держу это там, хотя желчь подступает к моему горлу. Она сногсшибательна в сшитом на заказ черном комбинезоне, её волосы собраны в блестящий низкий хвост. Моё чёрное платье-футляр по сравнению с ним кажется тусклым. На ней очень мало косметики и никаких украшений, и каким-то образом ей удается выглядеть намеренно минималистично. Если бы я ходила только с тушью и блеском для губ, я бы выглядела просто усталой. Как бы то ни было, я потратила пять минут в одиночестве, нанося несколько слоев консилера вокруг своих опухших глаз и красного носа.

Когда я наконец смотрю на Сэма, мне кажется, что я вижу его в первый раз. Он стоит прямой, как красная сосна, в накрахмаленной белой рубашке и дорогом черном костюме, который плотно облегает его фигуру. Он свежевыбрит, а волосы расчесаны и уложены с помощью какого-то средства для укладки. Он похож на актера, который играет доктора по телевизору, а не на настоящего врача.

Мы с Сэмом всегда носились в купальниках или рабочей одежде, а в костюме я видела его всего один раз. Теперь он выглядит таким взрослым, таким мужчиной. Мужчина, у которого должен быть великолепный адвокат под рукой, а не корзина на шее. Он и Тейлор – потрясающая пара, и трудно не почувствовать, что они созданы для того, чтобы вместе рожать умных, успешных, невероятно красивых детей.

Я наклоняюсь, чтобы обнять его, и это похоже на возвращение домой, прощание и четыре тысячи дней тоски.

– Нам, наверное, пора идти, – говорит Тейлор, и я понимаю, что слишком долго прижималась к груди Сэма для вежливой компании, но как только я отстраняюсь, он сжимает свои руки вокруг меня немного крепче, всего на секунду, прежде чем отпустить меня с непроницаемым взглядом на лице.

Это самая большая церковь в городе, но она все равно недостаточно велика, чтобы вместить всех, кто пришел сегодня утром. Люди стоят рядами за задними скамьями, толпятся у дверей и высыпают наружу. Это невероятное проявление любви и поддержки. Но это также означает, что в церкви жарко и душно. К тому времени, как мы добираемся до передней скамьи, моя шея и бедра уже влажные. Мне следовало бы поднять волосы наверх. Я сижу между Чарли и Сэмом, где на нас смотрит большая фотография улыбающейся Сью, окруженной композициями из лилий, орхидей и роз. Я вытираю пот с верхней губы, затем вытираю руки о платье.

– Ты в порядке, Перс? – шепчет Чарли. – Ты кажешься нервной.

– Просто жарко, – говорю я ему. – А как насчет тебя?

– Нервничаю, – говорит он, поднимая сложенный листок бумаги, который, как я предполагаю, содержит его хвалебную речь. – Я хочу, чтобы она гордилась мной.

Когда приходит время говорить Чарли, он вцепляется в край трибуны так, что костяшки пальцев белеют. Он открывает рот, затем снова закрывает его, глядя в толпу в течение нескольких долгих секунд, пока не начинает говорить, его голос заметно дрожит. Он останавливается, делает глубокий вдох, а затем начинает снова, теперь уже более уверенно. Он рассказывает о том, как Сью спасла семью и бизнес после смерти его отца, и хотя ему приходится пару раз делать паузы, чтобы собраться, он справляется, не проливая слез, с явным облегчением в его зеленых глазах.

К моему удивлению, когда Чарли возвращается на скамью, Сэм встает. Я и не подозревала, что он будет выступать сегодня. Я наблюдаю за ним, пока он уверенно шагает к передней части церкви.

– Многие из вас сочтут это возмутительным, но мама на самом деле не любила вареники, – начинает он с легкой улыбкой на губах, и комната сотрясается от тихого смеха. – Что ей действительно нравилось, так это наблюдать, как все мы их едим.

Он в основном смотрит на свою страницу, но он прекрасный оратор; в то время как хвалебная речь Чарли была серьезной и благоговейной, Сэм мягко поддразнивает, рассеивая грусть в комнате беззаботными историями о борьбе Сью и триумфе в воспитании двух мальчиков. Затем он поднимает взгляд и осматривает толпу, пока не останавливается на мне, после чего снова опускает его. Краем глаза я вижу, как Тейлор наблюдает за мной, и мое сердце зашнуровывает кроссовки и пускается в спринт.

– Мама жила без моего отца двадцать лет, – говорит он. – Они дружили с детского сада, начали встречаться в девятом классе и поженились после окончания средней школы. Мой дедушка скажет вам, что не было никакого способа убедить ни одного из них подождать еще немного. Они знали. Некоторым людям так везет. Они встречают своего лучшего друга, любовь всей своей жизни, и достаточно мудры, чтобы никогда не отпускать. К сожалению, история любви моих родителей оказалась слишком короткой. Незадолго до своей смерти мама сказала мне, что она готова. Она сказала, что устала от борьбы и устала скучать по папе. Она думала о смерти как о новом начале – сказала, что собирается провести остаток своей следующей жизни с папой, и мне хотелось бы думать, что именно это они сейчас и делают. Лучшие друзья снова вместе.

Я загипнотизирована им. Каждое слово – стрела в мою душу. Я собираюсь обнять его, когда он садится, но затем Тейлор кладет его руку себе на колени и держит ее между своими. Вид их переплетенных рук возвращает меня к реальности. Вместе они имеют смысл. Это тщательно упакованный подарок с аккуратно загнутыми краями и атласным бантом. Сэм и я – это мусорный пожар с более чем десятилетним стажем и большим жирным секретом между нами. Завтра я возвращаюсь в Торонто, подальше от этого города, подальше от Сэма. Это было безумие – возвращаться, ожидать, что я смогу все исправить. Вместо этого я бросилась на него в самый уязвимый момент. И как бы правильно, идеально и хорошо я ни чувствовала, когда его губы снова касались моих, я не должна была позволить этому утру случиться, не будучи сначала честной с ним. Несмотря на все, что я сделала, чтобы двигаться дальше, я вернулась туда, где была в восемнадцать.

Чарли предлагает мне руку, когда мы неторопливо выходим из церкви, а затем я медленно иду обратно к машине с тяжестью, давящей на грудь. Я кладу голову на руль.

Я не должна быть здесь. Мне не следовало приходить сюда.

Но я не могу уехать сейчас, не тогда, когда нужно пройти поминки, поэтому я жду, пока тяжелое чувство немного пройдет, а затем еду в Таверну.

***

Ресторан – это скорее шумное семейное воссоединение, чем собрание после похорон. Я смотрю, как улыбающиеся родственники и друзья смешиваются с тарелками с варениками Сью. Столы убрали в сторону, чтобы освободить место для публики, и кто-то приготовил микс из любимых песен Сью в стиле кантри. Не проходит много времени, прежде чем группа детей образует танцевальный кружок, подпрыгивая и размахивая руками под Шанайю Твейн и Долли Партон. Сцена такая сладостно-благотворная, а я – самозванка, находящаяся в ней.

Я игнорирую телефон, вибрирующий в моей сумочке, и беру бокал вина у молодого официанта за стойкой, пытаясь сделать дружелюбное лицо, с которым можно провести приемлемое количество времени, болтая, прежде чем я смогу прокрасться обратно в мотель. Чарли находиться в центре внимания курильщиков, которые собираются снаружи во внутреннем дворике. Сэма и Тейлор нигде не видно, а Жюльен либо прятался на кухне, либо снова наполняет мармиты на шведском столе. Я возвращаюсь, чтобы помочь ему, но пространство пусто, задняя дверь открыта. Я подхожу к ней, чтобы посмотреть, курит ли он на заднем дворе, но колеблюсь, когда слышу голоса.

– Ты спятил, чувак, – произносит низкий голос. – Ты уверен, что хочешь снова пойти по этому пути?

– Нет, – слышу я ответ Сэма. – Я не знаю, – он звучит смущенным, расстроенным. – Возможно, да.

– Тебе нужно, чтобы мы напомнили тебе, в каком беспорядке ты был в прошлый раз? – спрашивает третий голос. Я знаю, что мне следует уйти. Но я этого не делаю. Мои ноги приросли к полу, в то время как мой телефон снова начинает жужжать.

– Нет, конечно, нет. Я был там. Но мы были всего лишь детьми.

И вот теперь я знаю, что они говорят обо мне. Я стою тут в своем платье, мокрая от пота, не двигаясь в ожидании расстрельной команды.

– Не вешай мне на уши эту лапшу. Я тоже там был, – выплевывает первый парень. – Просто дети? Ты был довольно расстроенным для «всего лишь дети».

Я не хочу слышать остальное. Я не хочу слышать о том, как сильно я сломала Сэма.

– Сэм, – другой голос говорит более мягко, – на это ушли годы, помнишь?

Меня сейчас стошнит.

Я поворачиваюсь, проскакиваю через вращающиеся двери в столовую и натыкаюсь прямо на Чарли.

– Воу! У тебя есть место получше, куда ты так спешишь?

Ямочки на щеках Чарли исчезают, как только его взгляд фокусируется на моем лице.

– Ты выглядишь бледной и какой-то вспотевшей, Перс. Всё в порядке?

Кажется, мне не хватает воздуха, чтобы ответить, и мое сердце бьется так быстро, что я чувствую его пульсацию на каждом дюйме кожи. Может быть, на этот раз это на самом деле сердечный приступ. Я могу умереть. Прямо сейчас. Я пытаюсь дышать, но границы комнаты расплываются. Чарли ведет меня обратно на кухню, прежде чем я успеваю сказать ему не делать этого. Я слышу ужасный хриплый вздох и понимаю, что он исходит от меня. Я наклоняюсь, пытаясь отдышаться, затем опускаюсь на четвереньки. Я слышу приглушенные голоса, но они звучат далеко, как будто я плыву под грязью, а они на берегу. Я крепко зажмуриваю глаза.

Я чувствую легкое, как перышко, давление на плечах. Сквозь грязь я слышу голос, который медленно считает. Семь. Восемь. Девять. Десять. Один. Два. Три… Это продолжается, и через некоторое время я начинаю приспосабливать свое дыхание к его темпу. Четыре. Пять. Шесть. Семь...

– Что происходит? – спрашивает кто-то.

– Паническая атака, – отвечает голос, затем продолжает считать. Восемь. Девять. Десять.

– Хорошо, Перси, – говорится в нем. – Продолжай дышать.

Я так и делаю. Я продолжаю дышать. Мое сердце начинает замедляться. Я делаю глубокий, долгий вдох и открываю глаза. Сэм присел передо мной на корточки, его рука на моем плече.

– Ты хочешь встать?

– Пока нет, – говорю я, смущение сменяет чувство надвигающейся смерти. Я делаю еще несколько вдохов, затем снова открываю глаза, а Сэм все еще там. Я медленно встаю на колени, и он помогает мне подняться с пола, его руки сжимают мои локти, а лоб обеспокоенно морщится. Позади него стоят двое мужчин, чрезвычайно красивый чернокожий мужчина и вытянутый бледный парень в очках и с чернильными волосами.

– Перси, ты помнишь моих друзей, Джорди и Финна? – спрашивает Сэм.

Я начинаю извиняться перед ними, но потом замечаю Чарли в стороне. Он пристально смотрит на меня, как будто он что-то придумал, соединил точки, которые раньше не совсем сходились.

– Это была паническая атака? – спрашивает он, и я знаю, что он не имеет в виду то, что произошло только что.

Я отвечаю легким кивком.

– И часто они у тебя бывают? – спрашивает Сэм, сдвинув брови.

– Уже давно не было, – говорю я ему.

– Когда они начались, Перси?

Я моргаю, глядя на него.

– Эм… – на долю секунды мои глаза устремляются на Чарли. – Около двенадцати лет назад.

14. ОСЕНЬ, ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Мы с Делайлой сидели в кафетерии в первую неделю нашего выпускного года, и я улыбалась так широко, что снегоуборочная машина не смогла бы стереть улыбку с моего лица. В те выходные я только что купила подержанную «Тойоту», и свобода тянула вверх уголки моих губ, как ниточки марионетки. Папа согласился разделить со мной стоимость подержанной машины, ошеломленный тем, что мне удалось заработать 4 000$ на одних только чаевых.

– Не будь одной из тех девчонок, – сказала Делайла, размахивая картошкой фри у меня перед носом. Я только что упомянула об идее ухода из команды по плаванию. Тренировки проходили в будние дни, но соревнования были в основном по выходным, и у меня были большие планы проводить каждые выходные в Баррис-Бей с Сэмом.

– Каких девушек? – спросила я, мой рот был наполовину набит бутербродом с тунцом, когда симпатичный рыжеволосый мальчик сел напротив Делайлы, протягивая руку.

– Серьезно? – спросила она, указывая другой картошкой в его направлении, прежде чем он мог бы вставить хоть слово.

– Я здесь новенький, – пробормотал он и убрал руку. – Я подумал, что должен поздороваться.

Делайла бросила на меня взгляд, который говорил: «Ты можешь себе это представить?» и уставилась на него.

– Что, ты думаешь, из-за того, что мы оба рыжие, мы должны вместе тусоваться и рожать маленьких морковных сорванцов? Этого не случится, – она шикнула на него. – Пока-пока.

Он посмотрел на меня, чтобы проверить, серьезно она говорит или нет.

– Она выглядит намного милее, чем есть на самом деле. – Я пожала плечами.

После того, как он ушел, Делайла снова повернулась ко мне. – Как я уже говорила, ты не хочешь быть одной из тех девушек, которым нечего интересного сказать, потому что все, о чем она думает, – это ее парень, и все, что она делает, это штопает его носки или что-то в этом роде. Эти девушки такие скучные. Не надоедай мне, Персефона Фрейзер. Мне придется порвать с тобой.

Я рассмеялась, и она сузила глаза. Она не шутила.

– Хорошо, – сказала я, поднимая руки. – Я не уйду. Но Сэм не мой парень. Мы, знаешь ли, еще не повесили на это ярлык. Это что-то новенькое.

– Это не ново. Этому, наверное, сто лет, – сказала она, покачав головой. – Не имеет значения, называете вы это или нет, вы двое вместе, – сказала она, наблюдая за мной. – И перестань так много улыбаться. Ты вызываешь у меня тошноту.

***

По выходным, когда у меня не было возможности поплавать, я собирала вещи в машину в четверг вечером и ехала на север прямо из школы в пятницу днем. Сначала это не понравилось маме и папе, но я покорила/убедила их, сказав «Мне скоро исполнится восемнадцать», и «Какой смысл иметь коттедж, если мы им не пользуемся?» аргументы и заверила их, что буду учиться, пока меня не будет. Чего я им не сказала, так это того, что я также планировала засунуть свой язык в глотку Сэма, как только останусь с ним наедине. Они все равно узнали.

На следующий день после того, как в августе Сэм ощупал каждый квадратный дюйм моего тела, Сью заметила засос у него на шее. Верный непоколебимой честности Сэма, он сказал ей, кто ему это сделал. Сью позвонила моей маме как раз перед моей первой самостоятельной поездкой в коттедж, чтобы убедиться, что они с папой в курсе происходящего. Мама никогда ничего не говорила мне об этом, но, по словам Сэма, Сью сказала маме, что у нас с Сэмом начались «физические отношения», а затем связала его по телефону с моей матерью, чтобы он пообещал ей, что будет относиться ко мне с уважением и заботой.

Мои родители никогда не говорили со мной о сексе, и то, что этот разговор состоялся, потрясло меня до глубины души. Но когда я распаковала свою дорожную сумку, там было внутри коробка презервативов с приклеенной к ней запиской, слова «На всякий случай» написаны маминым почерком.

Сэм работал по пятницам, и я обычно ехала прямо в Таверну, чтобы подождать, пока он закончит. Он готовил вместе с Жюльеном на кухне, так как Чарли был в школе. Если к моменту моего прихода в ресторане все еще было много народу, я повязывала фартук и убирала столики или помогала Глену, прыщавому парню, который заменил Сэма в посудомойке. Если было тихо, я брала домашнее задание в бар и занималась, пока Жюльен не отпускал Сэма.

Сэм настаивал на том, чтобы принять душ после своей смены, поэтому мы всегда возвращались к нему домой. По дороге мы рассказали друг другу о наших неделях – тренировках по плаванию, экзаменах по биологии, драмах с Делайлой, – а потом помчались наверх. У нас было примерно тридцать минут после душа Сэма, чтобы поласкать друг друга, прежде чем Сью вернется домой после закрытия. Мы не включали свет, отчаянно сцеплялись языками, зубами и руками, а когда фары Сью светили в окно спальни Сэма, мы снова натягивали майки и бежали вниз на кухню, бросая тарелки с едой, которую Жюльен отправил нам домой, в микроволновку. Мы ели за кухонным столом, украдкой переглядываясь и подталкивая друг друга ногами под столом, пока Сью готовила себе ужин.

– Вы двое хитры, как слоны, – сказала она нам однажды.

К концу сентября листья начали опадать, а вода была уже слишком холодной для купания, поэтому мы создали новую утреннюю программу. Это включало в себя то, что я спала допоздна, пока бы Сэм не постучал в заднюю дверь после своей пробежки. Он готовил не крепкий латте, пока я готовила рогалики или хлопья, и мы ели за стойкой, обсуждая историю, над которой я работала, или новую подружку Финна, которую ни Сэм, ни Джорди терпеть не могли, или заявления в университет, которые должны были поступить в январе.

Делайла, Сэм и Джорди всей душой мечтали о Квин в Кингстоне – университет располагал красивым историческим кампусом и считался одним из лучших учебных заведений в стране. Делайла хотела поступить на факультет политологии, Сэм – медицинский, а Джорди – бизнеса (Квин был известен всеми тремя программами). Сэм все еще стремился к стипендии; как бы усердно ни работала Сью, ее было недостаточно, чтобы сократить огромную плату за обучение и проживание. Если бы мои оценки внезапно не ухудшились, я бы направилась в университет Торонто, согласно мечте моих родителей, отчасти подпитываемая их преданностью этому учебному заведению, а отчасти потому, что половина моего обучения была бы покрыта их скидкой для преподавателей. Я подавала документы на программу изучения английского языка и хотела пройти как можно больше курсов творческого письма, если поступлю. Университет был отличный, но, само собой разумеется, я бы предпочла, чтобы мы с Сэмом планировали учиться в университете вместе. Торонто находился почти в трех часах езды на машине от Кингстона, в двух с половиной, если быстро ехать. Маленький, паразитический червячок беспокойства копался в моем мозгу, говоря мне, что это не продлится долго, когда Сэм уедет в университет.

Мои родители приехали на День благодарения, и наши семьи провели праздничный ужин вместе, с добавлением Жюльена, которого Сью наконец убедила присоединиться к нам. Когда Чарли вернулся на долгие выходные, нас было семеро за обеденным столом Флореков, и между Чарли и Жюльеном мы с Сэмом подвергались безжалостным шуткам о наших отношениях. Не то чтобы мы возражали. Мы держались за руки под столом и смеялись над первоначальным шоком моих родителей, вызванным острым языком Жюльена и намеками Чарли о подростковой беременности.

Мы снова были все вместе на Рождество, но мои родители вернулись в город на Новый год, а я осталась и работала в Таверне. В полночь Сэм потащил меня вниз, к холодильнику, и поцеловал, прижав к коробкам с цитрусовыми.

– Я так влюблён в тебя, – сказал он, когда мы оторвались друг от друга, его дыхание исчезало в холодном воздухе.

– Клянёшься? – прошептала я, и он улыбнулся, поцеловав внутреннюю сторону моего запястья поверх браслета.

С благословения моих родителей Сью согласилась позволить мне остаться у них на ночь, и после того, как мы все приняли душ и переоделись в пижамы, она открыла бутылку просекко, налила себе стакан размером с аквариум и направилась в свою комнату, оставив нас с Сэмом с остальными. Мы вставили что-то в DVD-плеер, а затем свернулись калачиком под одеялом на диване в подвале.

Я подождала десять минут, чтобы убедиться, что Сью не собирается проверять нас, а затем забралась к нему на колени, разместив свои по обе стороны от его бедер. Я была на взводе с работы, и у меня внутри все кипело от его «Я люблю тебя», а также от просекко. Я стянула его футболку через голову, а затем проложила поцелуями свой путь вверх по его груди, шее, а затем к его рту, где наши языки нашли друг друга. Он начал расстегивать мой розовый фланелевый топ, его пальцы дрожали от возбуждения, а затем остановился, когда увидел, что под ним ничего нет. Он посмотрел на меня, его зрачки поглощали синеву, превращаясь в полночный океан. За исключением того, что произошло в его комнате в августе, мы не зашли дальше, чем целовались без футболок, но в лифчике. Я расстегнула оставшиеся пуговицы.

– Я тоже так влюблена в тебя, – прошептала я и сняла рубашку. Его взгляд опустился на мою грудь, и он стал тверже подо мной.

– Ты идеальна, – прохрипел он, когда его глаза снова встретились с моими, и я лучезарно улыбнулась, затем прижалась к нему. Его руки схватили меня за талию, затем прошлись по моей груди, и он застонал.

Я наклонилась близко к его уху, так что наша кожа была прижата друг к другу, и тихо сказала: – Я хочу показать тебе, как сильно я люблю тебя.

Я переместила руку между нами и обхватила пальцами его очертания. Он прикусил губу и ждал, его грудь двигалась от глубоких вдохов.

– Хорошо, – выдохнул он, и мы оба стащили с его ног штаны. – Я долго не протяну, – сказал он глубоким и хриплым голосом. Он провел рукой по моей груди, пощипывая твердую розовую вершинку. – Я мог бы кончить вот так, просто глядя на твои твердые соски.

Наши глаза встретились. Я никогда не слышала, чтобы он так говорил, и это вызвало во мне горячий ток. Я потянула за пояс его боксеров, а затем сдвинулась, чтобы он мог полностью снять их, наблюдая широко раскрытыми глазами. Я обхватила его рукой, осторожно и неуверенно. Я понятия не имела, что делаю.

– Покажи мне как, – сказала я, и он накрыл мою руку своей.

***

Этой весной Сэм, Джорди и Делайла получили письма о приеме в Квин, и я была так рада за них и особенно за Сэма, который выиграл одну из немногих академических стипендий, которые покрывали основную часть его обучения. Моё принятие в университет Торонто сопровождалось большой от фанфарой моих родителей и Сэма, но я не могла избавиться от ощущения, что стою на земле, в то время как все остальные садятся на борт ракетного корабля.

Не то чтобы Сэм давал мне какие-то основания так себя чувствовать. Мы постоянно переписывались по электронной почте, когда были врозь, уже строя планы на то, когда мы сможем увидеться, когда оба поступим в университет. Он прислал мне расписание поездов, курсирующих между Кингстоном и Торонто – поездка занимала меньше трех часов, – и самый милый, самый занудный список книжных магазинов и больниц, которые, по его мнению, мы должны посетить в обоих городах.

К апрелю в Торонто цвели тюльпаны и нарциссы, появлялись почки на магнолиях и вишневых деревьях. Но на севере глыбы ледяного снега всё ещё находились по краям Бэр-Рок-Лейн и на всех кустах. Мы с Сэмом тащились вверх по руслу ручья, наши ботинки увязали в снегу, который все еще был на удивление глубоким, и скользили по влажной земле там, где солнце сумело пробиться сквозь ветви. Пахло свежестью и грибами, как одна из дорогих маминых грязевых масок, и было так много журчащей воды, что нам приходилось повышать голоса, чтобы перекричать рев.

Поток был тише у бурлящего пруда, где поперек его брюха лежало старое поваленное дерево. День был ясный, но в тени сосен было прохладно, и кора промокла даже через мои джинсы. Я была рада стеганой куртке, которую Сэм убедил меня надеть.

– Так что в конце года будет большая вечеринка, – сказал он, как только мы устроились, протягивая мне одно из овсяных печений Сью с изюмом из кармана своей флисовой куртки. – Это сразу после выпускного, и, э-э, все наряжаются…

Он откинул волосы с глаз – он не стригся уже несколько месяцев, и они упали ему на лоб водопадом взмахов.

– Ты имеешь в виду выпускной? – спросила я, ухмыляясь.

– Есть выпускной бал, но в нем нет ничего особенного. Это похоже на вечеринку выпускников, за исключением того, что она проходит на большом поле посреди кустарников.

Он поднял брови, как бы спрашивая: Так что ты об этом думаешь?

– Звучит забавно, на что у тебя сейчас есть время, – сказала я, откусывая кусочек печенья.

Он прочистил горло.

– Поэтому я хотел спросить, если это не противоречит твоему выпуску, не хочешь ли ты пойти со мной, – он слегка поморщился и уточнил: – Ну, знаешь, как моя пара.

– Ты будешь в костюме? – я улыбнулась, уже представляя себе это.

– Некоторые люди надевают куртки, – медленно сказал он. – Это означает «да»?

– Если ты наденешь костюм, тогда я в деле, – я ткнула его локтем в ребра. – Наше первое свидание.

– Первое из многих, – он толкнул меня локтем в ответ. И моя улыбка погасла.

– Будут и другие свидания, Перси, – пообещал он, читая мои мысли и наклоняя свое лицо к моему. – Я буду навещать тебя в Торонто, а ты будешь приезжать в Кингстон – когда мы сможем.

В носу у меня защипало, как будто я съела ложку васаби.

– Четыре года врознь – это долгий срок, – прошептала я, играя со своим браслетом.

– Для тебя и меня? Это ничто, – тихо сказал он, и прежде чем я успела спросить, он зацепил указательным пальцем мой браслет и слегка потянул за него. – Клянусь, – сказал он. – И, кроме того, у нас есть время. У нас впереди всё лето.

Но он ошибался. У нас вообще не было в запасе всего лета.

***

Сэм читал школьные учебники – ради удовольствия! – в свободное время и получил полную академическую стипендию на одну из самых конкурентоспособных программ в стране, так что, очевидно, я знала, что он умен. Но то, что у него был самый высокий средний балл в классе, потрясло меня.

– Так что ты, типа, умный-умный, – сказала я, когда он позвонил, чтобы сообщить мне новости. – Почему ты мне не сказал?

– Я учусь, и школа дается мне довольно легко, – ответил он. Я почти слышала, как он пожал плечами. – На самом деле это не такое уж и большое дело.

Но это было «такое уж большое дело». Наличие высших оценок в его выпускном классе означало, что Сэм был лучшим в классе и, следовательно, должен был произнести речь на выпускном.

Я поехала в Баррис-Бей в день его выпускной церемонии, которая также была вечером большой вечеринки после вечеринки, белого платья без бретелек, которое мы с Делайлой выбрали в торговом центре, висит на крючке в задней части машины. Мой выпускной – душное, без происшествий мероприятие, состоявшееся ближе к вечеру на школьном футбольном поле, – состоялся несколькими днями ранее. Когда я добралась до коттеджа, у меня было как раз достаточно времени, чтобы принять душ, переодеться, немного накраситься и заплести волосы в косу, которая свисала на одно плечо. Я попросила Сэма выяснить, какую обувь девушки надевают на необычную вечеринку в пригороде, поэтому я отправилась к Флорекам в серебристых шлепанцах со стразами на ремешках.

Чарли уже вернулся домой со второго курса Вестерна, так что Сью и парни сидели на крыльце со стаканами чая со льдом, когда я спускалась по подъездной дорожке. Они втроем, собравшиеся дома ранним летним вечером в пятницу, были редким зрелищем. Сэм поднялся со своего плетеного кресла и вышел на крыльцо, чтобы поприветствовать меня, одетый в черный костюм, белую рубашку и черный галстук. Он подстригся и был похож на подросткового Джеймса Бонда.