355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карл Генрих Маркс » Собрание сочинений. Том 7 » Текст книги (страница 15)
Собрание сочинений. Том 7
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 19:56

Текст книги "Собрание сочинений. Том 7"


Автор книги: Карл Генрих Маркс


Соавторы: Фридрих Энгельс

Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 50 страниц)

Мне надо было, наконец, узнать, где находится Виллих. Мои бойцы обещали мне держаться, и я пополз обратно, вниз по склону. Внизу все было в порядке. Главная колонна пруссаков, обстреливаемая нашими стрелками на дороге и вправо от нее, вынуждена была отойти несколько назад. Неожиданно слева, со склона, где я стоял, поспешно сбегают наши волонтеры, бросая свою позицию на произвол судьбы. Оказалось, что продвигавшиеся на крайнем левом фланге роты, сильно поредевшие из-за того, что многие из стрелков поотставали, сочли дорогу через расположенный дальше лесок – слишком длинной; под командованием капитана, выигравшего сражение при Бельгейме, они пошли напрямик через поле. Их встретили сильным огнем; капитан и многие солдаты упали, а другие, оставшись без командира, уступили превосходящим силам противника. Пруссаки продвинулись теперь вперед, зашли во фланг нашим стрелкам, обстреляли их сверху и таким образом принудили их к отступлению. Скоро вся гора была в руках пруссаков. Они обстреливали наши колонны сверху; делать уже было нечего, и мы начали отступать. Дорога была запружена войсками Шиммельпфеннига и батальоном Дреер-Обермюллера, которые, по похвальному баденскому обычаю, маршировали не по 4–6 человек в ряд, а полувзводами, по 12–15 человек, и занимали всю ширину шоссе. Нашим людям пришлось продвигаться к деревне по болотистым лугам. Я остался со стрелками, прикрывавшими отступление.

Сражение было потеряно отчасти вследствие того, что Шиммельпфенниг, вопреки приказу Виллиха, не распорядился занять высоты, которых мы, располагая лишь незначительным количеством боеспособных войск, уже не могли отбить обратно у пруссаков, отчасти вследствие полной непригодности бойцов Шиммельпфеннига и батальона Дреера, отчасти, наконец, вследствие нетерпения капитана, посланного для обхода пруссаков, – нетерпения, которое чуть не стоило ему жизни и оголило наш левый фланг. Впрочем, это наше поражение обернулось для нас к лучшему: одна колонна пруссаков была уже на пути в Бергцаберн, осада с Ландау была снята, и, таким образом, в Хинтер-Вейдентале мы оказались бы окруженными со всех сторон.

При отступлении мы потеряли больше людей, чем в сражении. Время от времени прусские пули попадали в густую колонну, продвигавшуюся большей частью в классическом беспорядке, с шумом и криками. У нас было около 15 раненых, в том числе Шиммельпфенниг, в самом начале сражения раненный в колено. Пруссаки и на этот раз преследовали нас очень вяло и скоро прекратили стрельбу. Только несколько стрелков на горных склонах продолжали преследовать нас. В Анвейлере, на расстоянии получаса от места сражения, мы очень спокойно подкрепились и затем отправились в Альбер-свейлер. Самое необходимое мы получили: 3000 гульденов в счет принудительного займа, которые уже лежали наготове в Анвейлере. Впоследствии пруссаки назвали это ограблением кассы. Упоенные своей победой, они утверждали также, будто при Ринтале убит капитан Мантёйфель из нашего отряда, родственник достопочтенного берлинского Мантёйфеля, – бывший прусский унтер-офицер, перешедший к нам. Г-н Мантёйфель не только не убит, но с тех пор даже взял приз на состязаниях по гимнастике в Цюрихе.

В Альберсвейлере к нам присоединились два баденских орудия и часть посланного Мерославским подкрепления. Мы хотели воспользоваться этим для того, чтобы еще раз попытаться закрепиться в этих местах; но тут нам сообщили, что пруссаки находятся уже в Ландау, и потому нам не оставалось ничего другого, как отправиться прямо в Лангенкандель.

В Альберсвейлере мы, к счастью, избавились от небоеспособных отрядов, двигавшихся вместе с нами. Отряд Шиммельпфеннига, лишившись своего командира, частично уже начал распадаться и самочинно отправился по направлению к Канделю {то же, что Лангенкандель. Ред.}. Этот отряд продолжал оставлять у каждого трактира обессилевших или отставших по другим причинам бойцов… Батальон Дреера в Альберсвейлере начал бунтовать. Виллих и я отправились к бойцам и спросили, чего они хотят. Последовало всеобщее молчание. Наконец, один уже весьма пожилой волонтер воскликнул: «Нас хотят вести на убой!» Этот возглас звучал в высшей степени комически в отряде, который даже не участвовал ни в одном сражении и во время отступления имел двух, самое большее трех легко раненных. Виллих велел этому человеку выступить вперед и сдать оружие. Этот седобородый человек, слегка подвыпивший, выполнил приказание и разыграл трагикомическую сцену, проскулив длинную речь, краткий смысл которой сводился к тому, что с ним никогда ничего подобного не случалось. Тут среди этих весьма добродушных, но плохо дисциплинированных воинов поднялось всеобщее недовольство, ввиду чего Виллих приказал всей роте немедленно уходить, говоря, что ему надоело слушать болтовню и ворчание и что он ни минуты более не хочет командовать такими солдатами. Рота не заставила себя долго просить, сделала поворот направо и отправилась в путь. Через пять минут за ней последовал остаток батальона, которому Виллих отдал еще в придачу два орудия. Им было не по нраву, что их «ведут на убой» и что они должны соблюдать дисциплину! Мы с удовольствием отпустили их.

Мы повернули направо в горы по направлению к Импфлингену. Вскоре мы приблизились к пруссакам; наши стрелки обменялись с ними несколькими выстрелами. Вообще весь вечер время от времени раздавалась стрельба. Я задержался в первой же деревне, чтобы через нарочного послать указания нашей роте гимнастов из Ландау; не знаю, получила ли она их, но она благополучно перебралась во Францию, а оттуда в Баден. Вследствие этой задержки я потерял свой отряд и вынужден был один пробираться в Кандель. По дорогам брели вереницы солдат, отставших от своих частей, все трактиры были переполнены; всему великолепию, казалось, пришел плачевный конец. Офицеры без солдат, солдаты без офицеров, пестрая толпа волонтеров из всех отрядов, кто пешком, кто на повозках – все спешили в Кандель. А пруссаки даже не думали о серьезном преследовании! Импфлинген лежит на расстоянии только одного часа от Ландау, Вёрт (перед Книлингенским мостом) – на расстоянии 4–5 часов от Гермерсгейма; между тем ни в тот, ни в другой пункт пруссаки не спешили послать войска, которые могли бы отрезать здесь отставших, а там – всю армию. Воистину, лавры принца Прусского добыты своеобразным путем!

В Канделе я застал Виллиха, но не его отряд, который был расквартирован дальше, за городом. Зато я снова увидел временное правительство, генеральный штаб и многочисленную свиту праздношатающихся. Точно так же как вчера во Франквейлере, все было переполнено войсками, только здесь было еще больше беспорядка и суматохи. Ежеминутно приходили офицеры, искавшие свои отряды, или солдаты, искавшие своих командиров. Никто не мог дать им указаний. Дезорганизация была полная.

На следующее утро, 18 июня, все общество продефилировало через Вёрт и по Книлингенскому мосту. Несмотря на то, что много солдат рассеялось и разошлось по домам, армия вместе с прибывшими из Бадена подкреплениями все же насчитывала до 5000–6000 человек. Они так гордо маршировали через Вёрт, как будто только что взяли эту деревню боем и шагали навстречу новым триумфам. Им все еще казалось, что они действуют, как Кошут. Только один баденский линейный батальон сохранял военную выправку и мог пройти мимо трактира, не оставив там нескольких солдат. Наконец, пришел наш отряд. Мы остались в качестве прикрытия, дожидаясь, пока можно будет развести мост; когда все было закончено, мы перешли в Баден и помогли развести мост.

Баденское правительство, щадя бравых мещан из Карлсруэ, которые 6 июня так храбро держались против республиканцев[102], расквартировало всю пфальцскую армию в окрестностях. Мы же решительно настаивали на том, чтобы наш отряд был размещен в Карлсруэ; нам нужно было многое привести в порядок и достать различные предметы обмундирования, а, кроме того, мы считали очень желательным присутствие в Карлсруэ надежного революционного отряда. Но г-н Брентано о нас уже позаботился. Он направил нас в Даксланден, деревню в полутора часах от Карлсруэ, которую нам изобразили как настоящее Эльдорадо. Мы отправляемся туда и обнаруживаем, что это самое реакционное гнездо во всей округе. Ни еды, ни питья, с трудом удается разыскать немного соломы; половине отряда пришлось спать на голом полу. К тому же кислые физиономии во всех дверях и окнах. Мы быстро приняли решение. Г-н Брентано получил предупреждение, что если мы не получим другую, лучшую квартиру, то на следующее утро, 19 июня, будем в Карлсруэ. Сказано – сделано. В 9 часов утра отправляемся в поход. Не успели мы отойти на ружейный выстрел от деревни, как встретили г-на Брентано со штабным офицером; он пускает в ход всевозможную лесть и все искусство красноречия, чтобы удержать нас подальше от Карлсруэ. Город, мол, приютил уже 5000 человек; более богатые жители выехали, а люди среднего достатка и так переобременены постоями; он не допустит, чтобы храбрый отряд Виллиха, слава которого у всех на устах, был плохо размещен и т. п. Но ничто не помогло. Виллих требовал, чтобы нам предоставили несколько дворцов, пустовавших после отъезда их владельцев-аристократов, а так как Брентано не хотел их нам дать, мы отправились на квартиры в Карлсруэ.

В Карлсруэ мы получили оружие для нашей роты бойцов, вооруженных косами, и некоторое количество сукна на шинели. Мы позаботились о том, чтобы как можно быстрее отремонтировать обувь и одежду. К нам присоединились также новые люди, несколько рабочих, знакомых мне по эльберфельдскому восстанию, затем Кинкель, вступивший стрелком в безансонскую рабочую роту, и Цыхлинский, адъютант главнокомандующего в дрезденском восстании, командовавший арьергардом при отступлении повстанцев. Он вступил стрелком в студенческую роту.

Наряду с пополнением снаряжения мы не забывали и о тактической подготовке. Мы усердно проводили учение и на второй день нашего прибытия предприняли учебный штурм Карлсруэ с Дворцовой площади. Всеобщее и глубокое возмущение мещан по поводу этих маневров показало, что они отлично поняли угрозу.

Наконец, было принято смелое решение – реквизировать имевшуюся во дворце великого герцога коллекцию оружия, которая до тех пор сохранялась в неприкосновенности, как святыня. Мы только что собрались заказать пистоны для 20 полученных оттуда ружей, как пришло известие, что пруссаки перешли Рейн у Гермерсгейма и стоят в Грабене и Брухзале.

Мы немедленно – это было вечером 20 июня – выступили, имея с собой две пфальцские пушки. Когда мы прибыли в Бланкенлох, в полутора часах ходьбы от Карлсруэ по направлению к Брухзалю, мы нашли там г-на Клемента с его батальоном и узнали, что выдвинутые вперед прусские сторожевые посты находятся примерно на расстоянии часа от Бланкенлоха. В то время как наши люди ужинали, оставаясь под ружьем, мы держали военный совет. Виллих предложил немедленно напасть на пруссаков. Но г-н Клемент заявил, что его неопытные войска не смогут наступать ночью. Поэтому было решено, что мы немедленно продвинемся к Карлсдорфу, перед самым рассветом нападем на пруссаков и постараемся прорвать их линию. В случае успеха, мы хотели идти на Брухзаль и по возможности ворваться в этот город. Г-н Клемент должен был в таком случае произвести на рассвете наступление через Фридрихсталь и поддержать наш левый фланг.

Около полуночи мы двинулись в путь. Наше предприятие было довольно-таки смелым. Нас было менее семисот человек при двух пушках; паши бойцы были лучше обучены и надежнее, чем остальные пфальцские войска, и успели побывать под огнем. С этими силами мы хотели напасть на неприятельское войсковое соединение, во всяком случае гораздо лучше обученное и имевшее более опытных младших офицеров, чем наши, среди которых были ротные командиры, едва успевшие побывать в гражданском ополчении, – войсковое соединение, численности которого мы в точности не знали, но в котором было не менее 4000 человек. Однако наш отряд уже выдержал еще более неравные бои, а на более выгодное численное соотношение мы в этом походе вообще не могли рассчитывать.

Мы послали 10 студентов в качестве авангарда на сто шагов вперед. Затем следовала первая колонна, во главе с полудюжиной баденских драгун, выделенных нам для службы связи, а за ними три роты. Орудия и три остальные роты двигались немного позади, стрелки замыкали шествие. Был отдан приказ ни при каких условиях не стрелять, продвигаться в полнейшей тишине и, как только покажется враг, ударить по нему в штыки.

Вскоре мы увидели в отдалении свет прусских сторожевых огней. Мы дошли до Шпёка, не подвергшись нападению. Основные силы остановились; вперед двинулся только авангард. Неожиданно раздаются выстрелы; на дороге, при входе в деревню, вспыхивает яркий огонь зажженной соломы, колокол бьет в набат. Наши стрелки обходят деревню справа и слева, и колонна вступает в нее. В самой деревне также горят костры; на каждом углу мы ожидаем залпа. Но все тихо, и только у ратуши расположился своего рода сторожевой пост из крестьян. Прусский пост уже ретировался.

Господа пруссаки – это мы теперь видели, – несмотря на колоссальное превосходство своих сил, не чувствовали себя в безопасности, если не выполняли своего педантического устава сторожевой службы вплоть до самых надоедливых деталей. Этот их крайний пост был выставлен на расстоянии целого часа ходьбы от лагеря. Если бы мы таким же образом утомляли сторожевой службой наших не привыкших к тяготам войны бойцов, то у нас было бы несчетное количество обессилевших. Мы полагались на трусость пруссаков и считали, что они будут питать к нам большее почтение, чем мы к ним. Так и оказалось. Ни наши сторожевые посты, ни наши стоянки ни разу не подвергались нападению, вплоть до швейцарской границы.

Во всяком случае, теперь пруссаки были предупреждены. Не следовало ли нам повернуть обратно? Мы не собирались делать этого и отправились дальше.

У Нейтхарта – опять звон набата; но на этот раз ни сигнальных огней, ни выстрелов. Несколько более сомкнутым строем мы и здесь проходим через деревню и поднимаемся в гору по направлению к Карлсдорфу. Едва взобравшись на гору, наш авангард, продвигавшийся теперь только на тридцать шагов впереди нас, обнаружил прямо перед собой прусский полевой караул, который окликнул его. Я услыхал слова: «Кто идет?» и бросился вперед. Один из моих товарищей сказал: «Он погиб, мы его больше не увидим». Но именно то, что я бросился вперед, спасло меня.

Дело в том, что в ту же минуту неприятельский полевой караул дал залп и наш авангард, вместо того чтобы опрокинуть его штыковой атакой, тоже открыл огонь. Драгуны, рядом с которыми я шел во время похода, по своей обычной трусости немедленно поворачивают коней, галопом врываются в колонну, сбивают с ног несколько человек, совершенно расстраивают первые четыре-шесть рядов и скачут прочь. В это же время в нас начинают стрелять неприятельские конные караулы, выставленные направо и налево на полях, и в довершение переполоха в нашей колонне находится несколько болванов, которые открывают огонь по головной части своего же отряда, а другие болваны следуют их примеру. В одно мгновенье первая половина колонны рассеяна, солдаты частью рассеялись по полям, частью обратились в бегство, частью сбились на дороге в беспорядочную кучу. Раненые, ранцы, шапки, ружья валяются в полном беспорядке среди молодой ржи. И ко всему этому – дикие, беспорядочные крики, выстрелы и свист пуль во всех возможных направлениях. А когда шум немного стих, я услышал, как наши пушки, стоявшие далеко позади, катят в поспешном бегстве. Они оказали второй половине колонны ту же услугу, что драгуны – первой.

Несмотря на ярость, которую я чувствовал в эту минуту при виде ребяческого страха, охватившего наших солдат, мне показались в высшей степени жалкими пруссаки, которые, хотя и были предупреждены о нашем приближении, прекратили огонь после нескольких выстрелов и тоже весьма поспешно удалились. Наш авангард все еще стоял на прежнем месте, не подвергаясь никакому нападению. Одного эскадрона кавалерии или сравнительно плотного ружейного огня было бы достаточно, чтобы обратить нас в самое паническое бегство.

Виллих, отделившись от авангарда, поспешно прискакал к отряду. Безансонская рота первой построилась заново, остальные, более или менее пристыженные, присоединились к ней. Начинало светать. Наши потери составляли шестеро раненых, среди них был один из наших штабных офицеров, смятый драгунским конем на том самом месте, которое я за минуту до того оставил, чтобы поспешить к авангарду. Кроме того, несколько человек явно были задеты пулями наших собственных солдат. Мы тщательно собрали все брошенные предметы снаряжения, чтобы пруссакам не достался ни один, даже самый незначительный трофей, и потом медленно направились обратно в Нейтхарт. Стрелки расположились за первыми домами, служившими в качестве прикрытия. Но пруссаки не появлялись, и когда Цыхлинский еще раз пошел в разведку, то обнаружил, что они все еще находились за горой, откуда послали в него несколько пуль, но не задели его.

Пфальцские крестьяне, которые везли наши орудия, уже проехали через деревню с одной из пушек, другая опрокинулась, и возчики, обрезав постромки, уехали с пятеркой лошадей. Нам пришлось поднять орудие и везти его дальше на одном только кореннике.

Прибыв в Шпек, мы услышали справа, со стороны Фридрихсталя, постепенно усиливавшуюся перестрелку. Г-н Клемент начал, наконец, наступление – на час позже условленного времени. Я предложил поддержать его фланговым наступлением, чтобы наверстать упущенное. Виллих был того же мнения и приказал нам направиться по первой, сворачивавшей направо дороге. Одна часть нашего отряда уже свернула в эту сторону, когда вестовой офицер, прибывший от Клемента, сообщил, что последний отступает. Ввиду этого мы направились в Бланкенлох. Вскоре нам повстречался г-н Бёйст из генерального штаба и немало удивился, увидев, что мы целы и невредимы, а отряд в полном порядке. Подлые драгуны, доскакавшие в своем бегстве до Карлсруэ, повсюду рассказывали, будто Виллих убит, все офицеры убиты, а отряд рассеян на все четыре стороны и уничтожен. В нас якобы стреляли картечью и «зажигательными ядрами».

Перед Бланкенлохом нам встретились пфальцские и баденские войска и, наконец, г-н Шнайде со своим штабом. Старый плут, который, вероятно, преспокойно провел ночь в постели, был достаточно бесстыден, чтобы крикнуть нам: «Господа, куда же вы уходите? неприятель вон там!» Мы, разумеется, дали ему подобающий ответ, прошли мимо и в Бланкенлохе позаботились о том, чтобы немножко отдохнуть и подкрепиться. Через два часа г-н Шнайде со своими войсками возвратился, разумеется, так и не увидев неприятеля, и сел завтракать.

Теперь под командованием г-на Шнайде находилось, вместо с прибывшими из Карлсруэ и окрестностей подкреплениями, около 8000–9000 человек, в том числе три баденских линейных батальона и две баденских батареи. В общем насчитывалось около 25 орудий. Вследствие несколько неопределенного приказа Мерославского, а еще больше вследствие полнейшей бездарности г-на Шнайде вся пфальцская армия оставалась стоять в окрестностях Карлсруэ, в то время как пруссаки под прикрытием гермерсгеймского предмостного укрепления перешли через Рейн. Мерославский отдал общий приказ (см. его отчет о баденском походе[103]) – после отступления из Пфальца защищать переправы через Рейн от Шпейера до Книлингена, и специальный приказ – прикрывать Карлсруэ и сделать Книлингенский мост сборным пунктом всей армии. Г-н Шнайде истолковал это в том смысле, что он должен впредь до дальнейших распоряжений продолжать стоять у Карлсруэ и Книлингена. Если бы он, как это подразумевалось общим приказом Мерославского, послал сильный отряд с артиллерией против гермерсгеймского предмостного укрепления, то майору Мневскому не был бы дан нелепый приказ взять обратно предмостное укрепление при помощи 450 рекрутов и без орудий, 30000 пруссаков не перешли бы беспрепятственно через Рейн, связь с Мерославским не была бы прервана и пфальцская армия могла бы прибыть своевременно на место сражения у Вагхёйзеля. Вместо этого она в день вагхёйзельского сражения, 21 июня, в растерянности металась между Фридрихсталем, Вейнгартеном и Брухзалем, потеряла врага из виду и расточала напрасно время на переходы взад и вперед во всех направлениях.

Мы получили приказ направиться к правому флангу и продвигаться через Вейнгартен по склону горы. В полдень того же 21 июня мы выступили из Бланкенлоха, а около 5 часов вечера из Вейнгартена. Пфальцские войска начали, наконец, испытывать беспокойство; они заметили превосходство противостоявших им сил и потеряли хвастливую беспечность, которая до тех пор отличала их, по крайней мере, перед сражением. С этого момента пфальцскому и баденскому народному ополчению, а постепенно также и линейным войскам и артиллерии, стали повсюду мерещиться пруссаки, и у них начались эти ежедневно повторявшиеся ложные тревоги, которые создавали всеобщий беспорядок и являлись поводом для презабавнейших сцен. Уже на первой возвышенности за Вейнгартеном к нам подскочили патрули и крестьяне с криком: «Пруссаки здесь!» Наш отряд выстроился в боевом порядке и пошел вперед. Я отправился обратно в городок, чтобы поднять там тревогу, и из-за этого потерял свой отряд. Конечно, вся эта суматоха оказалась беспричинной: пруссаки отошли по направлению к Вагхёйзелю, и Виллих еще в тот же вечер вступил в Брухзаль.

Ночь я провел с г-ном Освальдом и его пфальцским батальоном в Обергромбахе, а на следующее утро отправился вместе с ними в Брухзаль. Недалеко от города нам навстречу попались повозки с отставшими солдатами, кричавшими: «Пруссаки здесь!» Весь батальон немедленно пришел в волнение и только с трудом удалось повести его вперед. Конечно, это опять была ложная тревога; в Брухзале находился Виллих с остатком пфальцского авангарда; остальные отряды прибывали один за другим, а пруссаков не было и следа. Кроме армии и ее командиров, здесь находились Д'Эстер, бывшее пфальцское правительство и Гёгг, который вообще, с тех пор как установилась беспрекословная диктатура Брентано, находился почти исключительно при армии и помогал разрешению текущих гражданских дел. Снабжение войск было плохое, беспорядок большой. Только в главной квартире жили, как всегда, в свое удовольствие.

Мы опять получили значительное число патронов из запасов, имевшихся в Карлсруэ, и вечером отправились в путь, а вместе с нами и весь авангард. В то время как последний устроил стоянку в Убштадте, мы взяли вправо к Унтерёвисгейму, чтобы прикрывать фланг со стороны гор.

По внешнему виду мы теперь представляли собой весьма внушительную силу. Наш отряд получил подкрепление в виде двух новых частей. Это были, во-первых, лангенкандельский батальон, бойцы которого по дороге из своего родного города к Книлингенскому мосту разбежались и «beaux restes» {«остатки былой красы». Ред.} которого присоединились к нам; они состояли из капитана, лейтенанта, знаменосца, фельдфебеля, унтер-офицера и двух солдат. Во-вторых, «колонна имени Роберта Блюма» с красным знаменем; этот отряд насчитывал около 60 человек, которые походили на каннибалов и совершили уже не один геройский подвиг по части реквизиций. Кроме того, нам были приданы также четыре баденских орудия и один батальон баденского народного ополчения, называвшийся батальоном Книри, Кнюри или Книрима (точное звучание этого имени невозможно было установить). Батальон Книрима был достоин своего командира, как и г-н Книрим – своего батальона. Эти люди твердых убеждений были ужасными болтунами и паникерами, и притом всегда были пьяны; пресловутое «воодушевление» побуждало их, как мы дальше увидим, к величайшим геройским подвигам.

Утром 23 июня Виллих получил от Аннеке, командовавшего пфальцским авангардом в Убштадте, записку следующего содержания: враг приближается, состоялся военный совет, решено отступать. Виллих, в высшей степени пораженный этим странным известием, немедленно поскакал туда верхом, побудил Аннеке и его офицеров принять сражение при Убштадте, сам осмотрел позицию и указал место для установки орудий. Затем он вернулся и приказал нашим бойцам стать под ружье. В то время как наши войска выстраивались, мы получили из главной квартиры в Брухзале следующий приказ, подписанный Теховым: основные силы армии отправляются по дороге на Гейдельберг с тем, чтобы еще сегодня прибыть в Мингольсгейм, а мы должны одновременно отправиться через Оденгейм к Вальдангеллоху и там заночевать. Туда будут нам позже посланы сообщения об успехах главных сил и приказы относительно наших дальнейших действий.

Г-н Струве в своей фантастической «Истории трех народных восстаний в Бадене», стр. 311–317[104], поместил об операциях пфальцской армии с 20 по 26 июня отчет, который является лишь апологией неспособного Шнайде и изобилует неточностями и искажениями. Из всего изложенного выше уже видно следующее: 1) неверно, будто Шнайде «через несколько часов после своего вступления в Брухзаль (22 июня) получил точные сведения о сражении при Вагхёйзеле и его исходе»; 2) неверно, следовательно, будто «в результате этого его план изменился, и, вместо первоначально предполагавшегося похода по направлению к Мингольсгейму», он якобы уже 22-го «решил остаться в Брухзале с основными силами своей дивизии» (упомянутая выше записка Техова была написана в ночь с 22-го на 23-е); 3) неверно, будто «утром 23-го должна была быть предпринята большая рекогносцировка»; на самом деле предполагался марш по направлению к Мингольсгейму. Утверждение Струве, будто 4) «все отряды получили приказ двигаться в направлении выстрелов, как только они услышат выстрелы» и будто 5) «отряд правого фланга (Виллиха) объяснял свое отсутствие в сражении при Убштадте тем, что он-де не слышал выстрелов», – являются, как будет дальше показано, грубой ложью.

Мы немедленно выступили. В Оденгейме предполагалось позавтракать. Несколько баварских шеволежеров, приданных нам для несения службы связи, поскакали влево, в объезд деревни, для того, чтобы разведать, нет ли там неприятельских войск. Прусские гусары уже побывали в деревне и реквизировали там фураж, за которым собирались приехать попозже. В то время как мы конфисковали этот фураж и начали раздавать вино и продовольствие нашим людям, которые оставались в строю, один из шеволежеров примчался с криком: «Пруссаки здесь!» В одно мгновение батальон Книрима, стоявший недалеко от нас, смешался и превратился в неистовую толпу, которая с шумом, криком и проклятиями металась из стороны в сторону, в то время как г-н майор, будучи не в силах справиться со своей перепуганной лошадью, вынужден был бросить своих людей на произвол судьбы. Виллих подъехал верхом, восстановил порядок, и мы двинулись. Разумеется, никаких пруссаков не оказалось.

На высотах за Оденгеймом мы услышали гром пушек, доносившийся со стороны Убштадта. Канонада скоро стала слышнее.

Опытные люди уже могли различать выстрелы ядрами от выстрелов картечью. Мы держали совет, продолжать ли путь в прежнем направлении или пойти в том направлении, откуда слышалась стрельба. Так как мы имели определенный приказ, а стрельба, казалось, раздавалась со стороны Мингольсгейма, что означало продвижение наших, то мы решились на более опасный путь, а именно – путь на Вальдангеллох. В случае поражения пфальцской армии при Убштадте, мы были бы почти отрезаны в горах и оказались бы в весьма критическом положении.

Г-н Струве утверждает, что сражение при Убштадте «могло бы привести к блестящим результатам, если бы фланговые отряды во-время начали наступление» (стр. 314). Однако канонада не продолжалась и часу, а нам потребовалось бы 2–21/2 часа, чтобы дойти до места сражения между Матфельдом и Убштадтом, т. е. мы могли бы появиться там лишь спустя полтора часа после окончания боя. Так г-н Струве пишет «историю».

Недалеко от Тифенбаха мы сделали остановку. Пока наше войско подкреплялось, Виллих отправил несколько депеш. Батальон Книрима обнаружил в Тифенбахе нечто вроде муниципального винного погреба, конфисковал его, вытащил бочки с вином, и через час все были пьяны. Досада, вызванная утренней паникой перед пруссаками, пушечная стрельба со стороны Убштадта, недоверие этих героев друг к другу и к своим офицерам – все это, подогретое вином, неожиданно вылилось в форму открытого мятежа. Они требовали, чтобы немедленно всем повернуть обратно, так как им не нравились бесконечные переходы в горах на виду у неприятеля. Но поскольку об этом, конечно, не могло быть и речи, они самочинно пустились в обратный путь. Каннибальская «колонна имени Роберта Блюма» присоединилась к ним. Мы дали им уйти и двинулись по направлению к Вальдангеллоху.

Здесь, в глубокой котловине, нельзя было переночевать хотя бы с некоторой безопасностью. Поэтому мы сделали привал и начали собирать сведения о характере окружающей местности и о расположении неприятеля. Между тем среди крестьян распространились какие-то неясные слухи об отступлении неккарской армии. Говорили, будто значительный баварский отряд продвигается через Зинсгейм и Эппинген к Бреттену, будто сам Мерославский проехал в строжайшем инкогнито и в Зинсгейме его пытались арестовать. Артиллеристы стали волноваться, и даже наши студенты начали ворчать. Ввиду этого мы отослали артиллерию назад, а сами направились в Хильсбах. Здесь мы узнали подробности о состоявшемся уже 48 часов тому назад отступлении неккарской армии и о том, что баварцы находятся в полутора часах от нас, в Зинсгейме. Их численность определяли в 7000 человек, но доходила она, как мы позже узнали, до 10000. Нас же было не больше 700 человек. Наши солдаты не могли двигаться дальше. Поэтому мы разместили их в амбарах, как делали всегда, когда хотели сосредоточить их по возможности в одном месте, выставили сильный полевой караул и легли спать. Когда мы выступили на следующее утро, 24-го, мы вполне ясно слышали приближение баварских войск. Самое большее через четверть часа после нашего ухода баварцы вступили в Хильсбах.

За двое суток до того, 22 июня, Мерославский ночевал в Зинсгейме, а когда мы вступили в Хильсбах, он со своими войсками находился уже в Бреттене. Беккер, командовавший арьергардом, тоже уже прошел через Зинсгейм. Поэтому он не мог, как это утверждает г-н Струве, стр. 308, провести в Зинсгейме ночь с 23-го на 24-е, ибо в 8 часов вечера и, вероятно, даже раньше, там стояли баварцы, которые еще накануне вечером дали Мерославскому небольшое сражение. Отступление Мерославского из Вагхёйзеля через Гейдельберг к Бреттену охарактеризовано его участниками как в высшей степени опасный маневр. Операции Мерославского с 20 по 24 июня, быстрая концентрация у Гейдельберга армии, с которой он бросился на пруссаков, и его быстрое отступление после того, как сражение у Вагхёйзеля было проиграно, представляют, конечно, самую блестящую страницу всей его деятельности в Бадене; но что при наличии такого вялого противника этот маневр был не столь уж опасным, явствует из того, что спустя 24 часа мы с небольшим отрядом могли беспрепятственно проделать отступление из Хильсбаха. Даже через Флехингенское ущелье, где Мерославский уже 23-го ожидал нападения, мы прошли беспрепятственно и направились к Бюхигу. Здесь мы рассчитывали остаться, чтобы в случае надобности прикрыть от первого удара лагерь, разбитый Мерославским у Бреттена.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю