Текст книги "Собрание сочинений, том 14"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

В остальном я предоставляю событиям идти своим чередом, воздаю кесарево кесарю, а божие богу, не забывая и «доли дьявола». Остаюсь твоим старым другом.

Твой Шили».

Из вышеизложенных сообщений следует, что если в Женеве в 1849–1850 гг. существовала серная банда, а в 1851–1852 гг. – бюрстенгеймеры, два общества, не имевшие ничего общего ни одно с другим, ни со мной, то обнаруженное нашим парламентским клоуном существование «серной банды или бюрстенгеймеров» – плоть от его плоти, ложь в четвертой степени, «такая же большая, как и тот, кто ее выдумал». Представьте себе историка, у которого хватило бы бесстыдства утверждать, что во время первой французской революции существовала группа лиц, которая была известна под именем «Cercle social»[359]359
  Cercle social (Социальный кружок) – организация, созданная представителями демократической интеллигенции и действовавшая в Париже в первые годы французской буржуазной революции конца XVIII века. Место Cercle social в истории социалистических идей определяется тем, что его идеолог К. Фоше выдвигал требования уравнительного передела земли, ограничения крупных состояний, а также требование предоставления работы всем трудоспособным гражданам. Данная К. Фоше критика формального равенства, провозглашенного в документах французской революции, подготовила значительно более смелые выступления по этому вопросу руководителя «бешеных» Жака Ру. Большинство буржуазных революционеров-якобинцев относилось отрицательно к идеям уравнительного социализма, высказывавшимся идеологами Cercle social и особенно «бешеными».


[Закрыть]или также под не менее характерным названием «якобинцев».

Что же касается жизни и деяний измышленных им «серной банды или бюрстенгеймеров», то наш забавник избежал здесь каких-либо издержек производства. Приведу лишь один-единственный пример:

«Одним из главных занятий серной банды», – рассказывает округленный человечек своей изумленной филистерской публике, – «было так компрометировать проживающих в отечестве лиц, что они должны были не противиться более попыткам вымогательства и платить деньги» (недурно сказано: «они должны были не противиться более попыткам вымогательства»), «чтобы банда хранила в тайне компрометирующие их факты. Не одно, сотни писем посылались в Германию этими людьми» (то есть фогтовскими homunculis {гомункулами. Ред.}) «с открытой угрозой разоблачить причастность к тому или иному акту революции, если к известному сроку по указанному адресу не будет доставлена определенная сумма денег» («Главная книга», стр. 139).

Почему же Фогт ни «одного» из этих писем не напечатал? Потому, что серная банда писала «сотни». Если бы угрожающие письма были столь же дешевы, как ежевика^{30}, Фогт все же поклялся бы, что мы не должны увидеть ни одного письма. Если бы его завтра призвали к суду чести Грютли-союза[360]360
  Грютли-союз – швейцарская мелкобуржуазная реформистская организация, основанная в 1838 г. в качестве просветительного союза ремесленников и рабочих. В 1901 г. Грютли-союз присоединился к швейцарской социал-демократической партии, а в 1925 г. окончательно слился с ней. Название «Грютли» подчеркивает национально-швейцарский характер организации. Согласно преданию, в 1307 г. представители трех швейцарских кантонов сошлись на лугу Грютли и заключили союз о совместной борьбе против австрийского владычества и, в частности, против австрийских наместников – фогтов. Это обстоятельство использовано Марксом для иронического замечания в адрес Фогта.


[Закрыть] и потребовали объяснений по поводу «сотен» «угрожающих писем», то он вынул бы из-за пояса, вместо письма, бутылку вина, прищелкнул бы пальцами и языком и, с колыхающимся от силеновского хохота животом, воскликнул бы вместе со своим Абтом: «Долг платежом красен, мир держится возмездием!»

III
ПОЛИЦЕЙЩИНА

«Что за новое неслыханное дело фогт задумал!»

(Шиллер)^{31}

«Я открыто заявляю», – говорит Фогт, серьезнейшим образом принимая свою позу гаера, – «я открыто заявляю: всякий, кто ввязывается с Марксом и его товарищами в какие бы то ни было политические интриги, рано или поздно попадает в руки полиции; интриги эти известны тайной полиции, которой с самого начала о них доносят и которая в надлежащее время высиживает их» (интриги – это, очевидно, яйца, а полиция – наседка, которая их высиживает). «Зачинщики Маркс и К° сидят, конечно, за пределами досягаемости в Лондоне» (в то время как полиция сидит на яйцах). «Не затрудняюсь привести доказательства для этого утверждения» («Главная книга», стр. 166, 167).

Фогт «не затрудняется», Фальстаф никогда не «затруднялся». «Изолгаться» – сколько хотите, но «затрудняться»?^{32}Итак, твои «доказательства», Джек, твои «доказательства»^{33}.

«Маркс сам говорит в своей вышедшей в 1853 г. брошюре «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», стр. 77: «Для пролетарской партии после 1849 г., как и до 1848 г., оставался открытым только один путь – путь тайного объединения. Поэтому, начиная с 1849 г., на континенте возникает целый ряд тайных пролетарских объединений; полиция их раскрывает, суды преследуют, тюрьмы опустошают их ряды; обстоятельства же постоянно их вновь возрождают». Иносказательно» (говорит Фогт) «Маркс себя здесь называет «обстоятельством»» («Главная книга», стр. 167).

Итак, Маркс говорит, что «полиция с 1849 г. раскрыла целый ряд тайных объединений», но обстоятельства их возрождали. Фогт говорит, что не «обстоятельства», а Маркс «возродил тайные объединения». Так Фогт доказал, что всякий раз, когда полиция Баденге раскрывала Марианну[361]361
  Баденге – прозвище Наполеона III, данное ему в связи с тем, что в 1846 г. он бежал из тюрьмы в одежде каменщика по имени Баденге.
  Марианна (Marianne) – название тайного республиканского антибонапартистского общества во Франции, возникшего в 1850 году. В период Второй империи ставило своей целью борьбу против Наполеона III.


[Закрыть], Маркс, по соглашению с Пьетри, ее вновь восстанавливал.

«Маркс сам говорит!» Процитирую в контексте, что говорит сам Маркс:

«Со времени поражения революции 1848–1849 гг. пролетарская партия лишилась на континенте того, чем она обладала в порядке исключения в течение этой короткой эпохи: печати, свободы слова и права союзов, иными словами легальных средств партийной организации. Как буржуазно-либеральная, так и мелкобуржуазно-демократическая партии, несмотря на реакцию, нашли в социальном положении представляемых ими классов условия, необходимые для того, чтобы в той или другой форме объединяться и в большей или меньшей степени отстаивать свои общие интересы. Для пролетарской партии после 1849 г., как и до 1848 г., оставался открытым только один путь – путь тайного объединения. Поэтому, начиная с 1849 г., на континенте возникает целый ряд тайных пролетарских объединений; полиция их раскрывает, суды преследуют, тюрьмы опустошают их ряды; обстоятельства же постоянно их вновь возрождают. Часть этих тайных обществ ставила своей непосредственной целью ниспровержение существующей государственной власти. Это было правомерно во Франции… Другая часть тайных обществ ставила своей целью образование партии пролетариата, не заботясь о судьбе существующих правительств. Это было необходимо в таких странах, как Германия… Не подлежит сомнению, что и здесь члены пролетарской партии вновь приняли бы участие в революции против status quo {существующего порядка, существующего положения. Ред.}, но подготовка этой революции, агитация за нее, конспирирование и организация заговоров в ее пользу не входили в их задачу… Союз коммунистов[362]362
  Союз коммунистов – первая международная коммунистическая организация пролетариата. Созданию Союза коммунистов предшествовала большая работа Маркса и Энгельса, направленная на идейное и организационное сплочение социалистов и передовых рабочих различных стран. С этой целью в начале 1846 г. ими был организован в Брюсселе Коммунистический корреспондентский комитет. Маркс и Энгельс отстаивали идеи научного коммунизма в упорной борьбе против грубо-уравнительного коммунизма Вейтлинга, «истинного социализма» и мелкобуржуазных утопий Прудона, которые оказывали влияние, в частности, на членов Союза справедливых – тайной организации рабочих и ремесленников, возникшей в середине 30-х годов и имевшей свои общины в Германии, Франции, Швейцарии и Англии. Лондонское руководство Союза справедливых, убедившись в правильности взглядов Маркса и Энгельса, предложило им в конце января 1847 г. вступить в Союз, принять участие в его реорганизации, а также разработать программу Союза, основанную на провозглашенных ими принципах. Маркс и Энгельс дали на это свое согласие.
  В начале июня 1847 г. в Лондоне состоялся конгресс Союза справедливых, вошедший в историю как первый конгресс Союза коммунистов. В работе конгресса приняли участие Энгельс и В. Вольф. На конгрессе организация была переименована в Союз коммунистов, прежний расплывчатый лозунг – «Все люди – братья!» – был заменен боевым интернационалистским лозунгом пролетарской партии – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Конгресс рассмотрел также «Устав Союза коммунистов», в разработке которого принял деятельное участие Энгельс. В новом уставе были четко определены конечные цел» коммунистического движения, устранены пункты, придававшие организации заговорщический характер; в основу организации Союза были положены демократические принципы. Окончательно устав был утвержден на втором конгрессе Союза коммунистов (см. настоящее издание, том 4, стр. 524–529). В работе второго конгресса, состоявшегося в Лондоне 29 ноября – 8 декабря 1847 г., приняли участие Маркс и Энгельс. В многодневных прениях они отстаивали принципы научного коммунизма, которые были приняты конгрессом единогласно. По поручению конгресса Марксом и Энгельсом был написан программный документ – «Манифест Коммунистической партии» (см. настоящее издание, том 4, стр. 419–459), опубликованный в феврале 1848 года.
  С началом революции во Франции Центральный комитет Союза в. Лондоне передал в конце февраля 1848 г. руководство Союзом Брюссельскому окружному комитету во главе с Марксом. После высылки Маркса из Брюсселя местопребыванием нового Центрального комитета в начале марта становится Париж, куда переезжает Маркс. В состав Центрального комитета избирается также Энгельс. Во второй половине марта – начале апреля 1848 г. Центральный комитет организует возвращение на родину нескольких сотен немецких рабочих, в большинстве членов Союза коммунистов, для участия в начавшейся германской революции. Политической платформой Союза коммунистов в этой революции явились сформулированные Марксом и Энгельсом в конце марта «Требования Коммунистической партии в Германии» (см. настоящее издание, том 5, стр. 1–3).
  По приезде в Германию в начале апреля 1848 г. Маркс и Энгельс и их сторонники убедились в том, что ввиду отсталости Германии, разобщенности и недостаточной политической сознательности немецких рабочих две-три сотни членов Союза коммунистов, рассеянных по всей стране, не в состоянии оказать заметное воздействие на широкие народные массы. В связи с этим Маркс и Энгельс признали необходимым выступить на крайнем левом, фактически пролетарском, фланге демократического движения. Они вошли в кёльнское Демократическое общество и рекомендовали своим сторонникам вступать в демократические организации, чтобы отстаивать в них позиции революционного пролетариата, критиковать непоследовательность и колебания мелкобуржуазных демократов, толкать их на решительные действия. Вместе с тем Маркс и Энгельс направляли внимание своих сторонников на организацию рабочих обществ, на политическое воспитание пролетариата, на создание предпосылок для образования массовой пролетарской партии. Руководящим и направляющим центром для членов Союза коммунистов явилась теперь редактируемая Марксом «Neue Rheinische Zeitung» (см. примечание 354).
  В апреле 1849 г. Маркс, Энгельс и их сторонники вышли из Демократического общества. Политический опыт, приобретенный рабочими массами, разочарование их в мелкобуржуазной демократии – все это позволяло теперь практически ставить вопрос о создании самостоятельной пролетарской партии. Но осуществить этот план Марксу и Энгельсу не удалось. Вскоре началось восстание в Юго-Западной Германии, поражение которого явилось концом германской революции.
  В ходе революции обнаружилось, что воззрения Союза коммунистов, изложенные в «Манифесте Коммунистической партии», оказались единственно правильными и что Союз был прекрасной школой революционной деятельности.: его члены повсюду энергично участвовали в движении, отстаивая в печати, на баррикадах и на полях сражений позиции наиболее революционного класса – пролетариата.
  Поражение революции нанесло тяжелый удар Союзу коммунистов. Многие члены Союза находились в тюремном заключении или в эмиграции, были утрачены адреса, нарушены связи, общины повсеместно перестали функционировать. Значительный урон потерпела также организация Союза за пределами Германии.
  Осенью 1849 г. большинство руководящих деятелей Союза собралось в Лондоне. Усилия руководимого Марксом и Энгельсом нового, реорганизованного Центрального комитета привели к восстановлению прежней организации и к оживлению деятельности Союза коммунистов весной 1850 года. В написанном Марксом и Энгельсом в марте 1850 г. «Обращении Центрального комитета к Союзу коммунистов» (см. настоящее издание, том 7, стр. 257–267) подводились итоги революции 1848–1849 гг. и выдвигалась задача создания самостоятельной, независимой от мелкой буржуазии партии пролетариата. В «Обращении» впервые была сформулирована идея непрерывной революции. С марта 1850 г. издается новый орган коммунистической пропаганды «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-okonomische Revue».
  Летом 1850 г. в Центральном комитете Союза коммунистов обострились принципиальные разногласия по вопросу о тактике. Большинство Центрального комитета во главе с Марксом и Энгельсом решительно выступило против предлагаемой фракцией Виллиха Шаппера сектантской, авантюристической тактики немедленного развязывания революции без учета объективных закономерностей и реальной политической обстановки в Европе. В противовес этому Маркс и Энгельс всемерно подчеркивали в качестве важнейшей задачи Союза коммунистов в обстановке наступления реакции пропаганду научного коммунизма и подготовку кадров пролетарских революционеров для будущих революционных боев. Раскольническая деятельность фракции Виллиха – Шаппера привела к разрыву с этой фракцией в середине сентября 1850 года. На заседании 15 сентября 1850 г. (см. настоящее издание, том 8, стр. 581–585) по предложению Маркса полномочия Центрального комитета были переданы Кёльнскому окружному комитету. Общины Союза коммунистов в Германии повсеместно одобрили решение большинства лондонского Центрального комитета. По указанию Маркса и Энгельса новый Центральный комитет в Кёльне составил в декабре 1850 г. новый устав Союза(текст его с пометками Маркса см. в 7 томе настоящего издания, стр. 565–568). Полицейские преследования и аресты членов Союза привели в мае 1851 г. к фактическому прекращению деятельности Союза коммунистов в Германии. 17 ноября 1852 г., вскоре после кёльнского процесса коммунистов, Союз по предложению Маркса объявил о своем роспуске.
  Союз коммунистов сыграл большую историческую роль как школа пролетарских революционеров, как зародыш пролетарской партии, предшественник Международного Товарищества Рабочих (Первого Интернационала).


[Закрыть] не являлся поэтому заговорщическим обществом…» («Разоблачения и т. д.», бостонское издание, стр. 62, 63)[363]363
  См. работу К. Маркса «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», настоящее издание, том 8, стр. 478–481. Работа была в январе 1853 г. напечатана отдельной брошюрой в Швейцарии, в Базеле (Фогт пользовался этим изданием). В США она первоначально печаталась по частям в демократической бостонской «Neu-England-Zeitung» («Газета Новой Англии»), а в конце апреля 1853 г. была опубликована в издательстве этой газеты отдельной брошюрой. В памфлете «Господин Фогт» Маркс цитирует «Разоблачения» по брошюре, изданной в Бостоне.


[Закрыть].

Но и одну «пропаганду» жестокий ланд-Фогт клеймит как преступление, за исключением, разумеется, пропаганды с соизволения Пьетри и Лети. Ланд-Фогт дозволяет даже «агитировать, конспирировать, организовывать заговоры», но только если центр всего этого находится в Пале-Рояле[364]364
  Пале-Рояль – дворец в Париже. В период Второй империи был резиденцией младшего брата Наполеона I Жерома Бонапарта и его сына принца Жозефа Наполеона (по прозвищу Плон-Плон).


[Закрыть], у милого его сердцу Генриха, Гелиогабала Плон-Плона. Но «пропаганда» среди пролетариев! Тьфу мерзость!

В «Разоблачениях» после вышеприведенного и так ловко искаженного судебным следователем Фогтом абзаца я продолжаю:

«Само собой разумеется, что такое тайное общество (как Союз коммунистов) могло представлять мало привлекательного для людей, которые, с одной стороны, под импозантным театральным плащом конспирации стремились скрыть свое собственное ничтожество, с другой стороны – хотели удовлетворить свое мелкое честолюбие при наступлении ближайшей революции, но прежде всего старались уже в данный момент казаться важными, получить свою долю в плодах демагогии и снискать одобрение демократических базарных крикунов. Поэтому от Союза коммунистов отделилась фракция, или, если угодно, была отделена фракция, которая требовала, если не действительных заговоров, то хотя бы видимости заговора, и настаивала поэтому на прямом союзе с демократическими героями дня – фракция Виллиха – Шаппера. Характерно для этой фракции то, что Виллих наряду и вместе с Кинкелем фигурирует в качестве entrepreneur {предпринимателя. Ред.} в деле с немецко-американским революционным займом» (стр. 63, 64)[365]365
  См. настоящее издание, том 8, стр. 481.
  «Немецко-американский революционный заем» – заем, который Кинкель и другие лидеры мелкобуржуазной эмиграции пытались в 1851–1852 гг. распространить среди немецких эмигрантов и американцев немецкого происхождения с целью мобилизации денежных средств для того, чтобы немедленно вызвать революцию в Германии. Для распространения займа Кинкель в сентябре 1851 г. приехал в США. Попытка распространения «революционного займа» потерпела провал. Маркс и Энгельс в ряде своих произведений резко высмеяли авантюризм этой затеи Кинкеля, рассматривая ее как одну из вредных и бесплодных попыток искусственно вызвать революцию в обстановке спада революционного движения.


[Закрыть].

Как же переводит Фогт это место на свой «иносказательный» полицейско-тарабарский жаргон? А вот послушайте:

«Пока обе» (партии) «еще действовали совместно, они, как говорит сам Маркс, занимались организацией тайных обществ и компрометированием обществ и отдельных лиц на континенте» (стр. 171).

Жирный негодяй забывает только привести страницу «Разоблачений», где Маркс это «сам говорит». «Egli e bugiardo, e padre di menzogna»^{34}.

«Карл Смелый», «смелый Карл», vulgo Карл Фогт, рассказывает нам теперь о поражении при Муртене.

«Рабочие и эмигранты в большом числе были так ловко обработаны» – ни кем иным как Либкнехтом, – «что, наконец, был назначен революционный съезд в Муртене. Туда должны были тайно отправиться делегаты местных обществ, там хотели обсудить окончательную организацию союза и окончательную дату восстания. Все приготовления держались в строжайшей тайне, приглашения рассылались только через доверенных людей г-на Либкнехта и через его корреспондентов. Со всех сторон собирались делегаты в Муртен пешком, на пароходах и на лошадях и тотчас же арестовывались жандармами, которые заранее знали, что, откуда и каким образом. Вся захваченная таким образом компания некоторое время содержалась в заключении в Августинском монастыре во Фрейбурге, а потом была отправлена в Англию и Америку. К г-ну Либкнехту отнеслись с особой предупредительностью» («Главная книга», стр. 168).

«Г-н Либкнехт» принимал участие в организованном Струве сентябрьском путче 1848 г., затем сидел в баденских тюрьмах до середины мая 1849 г., был освобожден вооруженным восстанием в Бадене, поступил рядовым в баденскую народную артиллерию, затем как повстанец был снова брошен приятелем Фогта, Брентано, в раштаттский каземат, после вторичного освобождения, во время кампании за имперскую конституцию, присоединился к дивизии Иоганна Филиппа Беккера и, наконец, вместе со Струве, Конхеймом, Корном и Розенблюмом, перешел французскую границу, откуда они перебрались в Швейцарию.

В те времена «г-н Либкнехт» и его швейцарские «революционные съезды» были мне еще менее известны, чем кабацкие съезды у трактирщика Бенца на Кеслерштрассе в Берне, где парламентские рыцари круглого стола снова с большим удовольствием мурлыкали произнесенные ими когда-то в соборе св. Павла[366]366
  В соборе св. Павла во Франкфурте-на-Майне с 18 мая 1848 по 30 мая 1849 г. происходили заседания франкфуртского Национального собрания.


[Закрыть] речи, распределяли между собой по номерам будущие имперские посты и коротали тяжелую ночь изгнания, слушая лживую болтовню, фарсы, непристойности и небылицы Карла Смелого, который не без некоторого юмора, в соответствии с одним старинным германским сказанием, собственноручно изготовил себе тогда патент «имперского пропойцы».

«Сказание» начинается так:

 
Swaz ich trinken's ban gesehen,
daz ist gar von kinden geschehen;
ich han einen swelch gesehen,
dem wil ich meisterschefte jehen.
Den duhten becher gar entwiht,
er wolde napf noch kophe niht,
er tranc uz grozen kannen,
er ist vor alien mannen
ein voriauf allen swelhen.
von uren und von elhen
wart solcher slund nie niht getan*.
 

 
* {Мы выпить все не прочь, – но, право,
Все это детская забава;
Такого мастера я знал,
Который прямо поражал.
Пренебрегая кубком, чашей,
Глубокой миской из-под каши,
Всегда лишь из ведра он пил
И образцом высоким был
Для каждого по этой части;
Оленьи, буйволовы пасти
Таких не делали глотков.
(Из шуточного немецкого стихотворения XIII в. «Пропойца».) Ред.}
 

Вернемся, однако, к «революционному съезду» в Муртене. «Революционный съезд!» «Окончательная организация союза!» «Дата восстания!» «Приготовления в строжайшей тайне!» «Совершенно секретный сбор со всех сторон – пешком, на пароходах и на лошадях». «Смелый Карл», по-видимому, не напрасно изучал вскрытый мной в «Разоблачениях» метод Штибера.

Дело происходило собственно так: Либкнехт был в начале 1850 г. председателем женевского Общества рабочих. Он предложил создать объединение совершенно тогда не связанных между собой обществ немецких рабочих в Швейцарии. Предложение было принято. Было решено разослать 24 различным обществам рабочих письменное приглашение собраться в Муртене и там обсудить вопрос о предполагаемой организации и об основании общего печатного органа. Дебаты в женевском Обществе рабочих, рассылка приглашений, связанные с этим прения в 24 других обществах рабочих, – все это делалось открыто, съезд в Муртене был назначен открыто. Если бы швейцарские власти захотели запретить его, они могли бы это сделать за месяц до его открытия. Но полицейский театральный трюк входил в планы либерального г-на Дрюэ, который искал, кого бы ему проглотить для ублаготворения выступившего тогда с угрозами Священного союза. Либкнехт, подписавший в качестве председателя Общества рабочих приглашение на съезд, удостоился чести быть признанным главным зачинщиком. Изолированный от других делегатов, он получил даровую квартиру на вышке фрейбургской башни с широким видом на окрестности и даже привилегию ежедневной часовой прогулки на площадке башни. Единственно оригинальное в обращении с ним заключалось в его изоляции. Его неоднократные просьбы перевести его к остальным заключенным все время отклонялись, Но Фогт ведь знает, что полиция не изолирует своих «moutons»^{35}, а наоборот, втискивает этих «приятных собеседников» в гущу арестантов.

Два месяца спустя Либкнехт вместе с неким Гебертом был отправлен фрейбургским начальником полиции в Безансон, где он, как и его товарищ по союзу, получил от французских властей пропуск для проезда в Лондон с предупреждением, что если они уклонятся от указанного им маршрута, то их сошлют в Алжир. Из-за этого непредвиденного путешествия Либкнехт лишился большей части своих вещей, находившихся в Женеве. Впрочем надо отдать должное господам Кастелла, Шаллеру и остальным членам тогдашнего фрейбургского правительства – с Либкнехтом обошлись вполне гуманно, как и со всеми муртенскими узниками. Эти господа помнили, что всего лишь несколько лет тому назад сами были в тюрьмах или в изгнании, и открыто выражали свое отвращение к навязанной им Великим Кофтой[367]367
  Великий Кофта – выдуманное известным в XVIII в. шарлатаном графом Калиостро (Джузеппе Бальзамо) имя египетского жреца, якобы всемогущего и всеведущего главы некой масонской «египетской ложи», за создателя и деятеля которой Калиостро себя выдавал.


[Закрыть] Дрюэ полицейской обязанности. С заключенными эмигрантами обходились не так, как этого ожидали эмигранты-«парламентарии». Поэтому один находящийся еще в Швейцарии субъект, некий X…, из среды парламентариев, счел своей обязанностью выпустить памфлет, в котором поносил всех заключенных и в особенности Либкнехта за «революционные» идеи, переходящие границы парламентского здравого рассудка. А «Карл Смелый», по-видимому, все еще не может прийти в себя от «той особой предупредительности», с которой обошлись с Либкнехтом.

Печатью плагиата отмечено все сочинительство нашего «Смелого», То же и в данном случае. Швейцарские либералы, как известно, имели обыкновение придавать своим грубым распоряжениям о высылке «либеральный характер», распространяя слухи о виновности своих жертв в moucharderie {шпионаже. Ред.}. Выслав Струве, Фази публично объявил его «русским шпионом». Точно так же Дрюэ объявил Буашо французским mouchard {шпионом. Ред.}. То же сделал и Турт contra {против. Ред.} Шили, после того, как приказал схватить его врасплох на улице в Женеве, чтобы отправить в тюремную башню в Берн. «Le commissaire maire federal Monsieur Kern exige votre expulsion» {«Г-н федеральный комиссар мэр Керн требует вашей высылки». Ред.}, – заявил всесильный Typm ответ на вопрос Шили о причине такого грубого обращения с ним. Шили: «Alors mettez-moi en presence de Monsieur Kern» {«Тогда дайте мне возможность повидать г-на Керна». Ред.}. Турт: «Non, nous ne voulons pas que M. le commissaire federal fasse la police a Geneve» {«Нет, мы не хотим, чтобы г-н федеральный комиссар занимался полицейскими делами в Женеве». Ред.} Логика этого ответа вполне достойна той проницательности, с какой тот же Турт, в качестве швейцарского посланника в Турине, когда уступка Савойи и Ниццы была уже fait accompli {совершившимся фактом. Ред.}, писал президенту Швейцарского союза, что Кавур изо всех сил противится этой уступке. Но возможно, что дипломатические дела, связанные с железными дорогами, притупили в то время нормальную проницательность Турта. Лишь только Шили очутился в самом строгом secret {одиночном заключении. Ред.} в Берне, как Турт стал придавать «либеральный характер» своей полицейской грубости и шептать на ухо немецким эмигрантам, например д-ру Финку: «Шили находился в тайных сношениях с Керном, доносил ему на женевских эмигрантов и т. д.». Сам женевский «Independant»[368]368
  «L'Independant» («Независимый») – швейцарский буржуазно-демократический еженедельник, под данным названием издавался в Женеве в 1851–1852 годах.


[Закрыть] причислял тогда к общеизвестным грехам женевского правительства «возведение систематической клеветы на эмигрантов в государственный принцип» (см. приложение 1).

По первому же требованию германской полиции швейцарское либеральное правительство нарушило право убежища – право, обещанное под условием, чтобы остатки революционной армии отказались от последнего сражения на баденской земле, – выслав так называемых «вожаков». Затем пришел черед и «совращенных». Тысячам баденских солдат путем всяческого обмана навязывали паспорта для поездки на родину, где они прямо попадали в руки жандармов, заранее знавших, «что, откуда и каким образом». Затем пошли угрозы Священного союза, а с ними муртенский полицейский фарс. Тем не менее «либеральный» Союзный совет[369]369
  Союзный совет – название правительства Швейцарии.


[Закрыть] не осмелился зайти так далеко, как «смелый Карл». Ни слова ни о «революционном съезде», ни об «окончательной организации союза», ни об «окончательной дате восстания». Следствие, которое из приличия пришлось начать, кончилось ничем.

«Угрозы войной» со стороны иностранных держав и «политически-пропагандистские тенденции» – вот все, что пролепетал в свое оправдание «смущенный» Союзный совет в одном официальном документе (см. приложение 2). Полицейские подвиги «швейцарского либерализма» отнюдь не закончились «революционным съездом в Муртене». 25 января 1851 г. мой друг Вильгельм Вольф («парламентский волк» {Игра слов: Wolff – фамилия, «Wolf» – «волк». Ред.}, как окрестили его «парламентские бараны») писал мне из Цюриха:

«Союзный совет путем проводившихся до сих пор мероприятий свел число эмигрантов с 11000 до 500, но он не успокоится, пока не выбросит всех, у кого нет приличного состояния или особых связей».

Эмигранты, боровшиеся за революцию, занимали, разумеется, враждебную позицию по отношению к героям собора св. Павла, которые убили революцию своей бесконечной болтовней. Последние нисколько не стеснялись передавать своих противников в руки швейцарской полиции.

Доверенный Фогта, чудище Раникель, сам писал Шили после приезда последнего в Лондон:

«Попытайтесь же получить несколько столбцов в какой-нибудь бельгийской газете для заявлений и не упустите случая отравить пребывание в Америке подлым немецким собакам» (парламентариям), «которые продались зобастому дипломату» (Дрюэ) «и стали его орудием».

Теперь понятно, что означает фраза «Карла Смелого»:

«Я старался изо всех сил ограничить революционные скитания эмигрантов и найти им убежище либо на континенте, либо за океаном».

Уже в № 257 «Neue Rheinische Zeitung» можно было прочесть следующую заметку в статье, помеченной:

«Гейдельберг, 23 марта 1849 года. Наш приятель Фогт, передовой борец левых, имперский юморист современности, имперский Барро будущего, «надежный сигнальщик», предостерегающий от революции, объединяется – с единомышленниками? Нет! – с реакционерами чистейшей воды. И для какой цели? Чтобы «личности», задерживающиеся в Страсбурге, Безансоне и в других местах на немецкой границе, отправлять, иначе говоря, ссылать в Америку… Того, что сабельный режим Кавеньяка налагает как наказание, эти господа добиваются во имя христианской любви… Амнистия умерла, – да здравствует ссылка! Разумеется, дело не обходится и без pia fraus {благочестивого обмана. Ред.}, будто сами эмигранты выразили желание переселиться и т. д. Но вот «Seeblatter» сообщают из Страсбурга, что эти планы о ссылке вызвали среди всех эмигрантов настоящую бурю негодования и т. д. Они все надеются вернуться вскоре в Германию, даже если бы им пришлось, с риском для себя, как трогательно замечает г-н Фогт, примкнуть к какой-нибудь «безумно смелой затее»».

Однако довольно о муртенском революционном съезде «Карла Смелого».

«The virtue of this jest will be the incomprehensible lies that this same fat rogue will tell us».

«Прелесть этой шутки в невообразимой лжи, которую расскажет нам этот жирный плут».^{36}

В моих «Разоблачениях о кёльнском процессе коммунистов» особая глава посвящена заговору Шерваля[370]370
  В сентябре 1851 г. во Франции были произведены аресты среди членов местных общин, принадлежавших к фракции Виллиха – Шаппера, отколовшейся от Союза коммунистов в сентябре 1850 года. Принятая этой фракцией мелкобуржуазная заговорщическая тактика, игнорирующая реальную обстановку и рассчитанная на немедленную организацию восстаний, позволила французской и прусской полиции, с помощью провокатора Шерваля, возглавлявшего одну из парижских общин, сфабриковать дело о так называемом немецко-французском заговоре. В феврале 1852 г. арестованные были осуждены по обвинению в подготовке государственного переворота. Провокатору Шервалю был устроен побег из тюрьмы. Попытки прусской полиции приписать участие в немецко-французском заговоре Союзу коммунистов, руководимому Марксом и Энгельсом, полностью провалились. Член Союза коммунистов Конрад Шрамм, арестованный в сентябре 1851 г. в Париже, был вскоре освобожден за отсутствием улик. Лжесвидетельства Штибера на кёльнском процессе, имевшие целью доказать причастность обвиняемых к немецко-французскому заговору, были опровергнуты Марксом в работе «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов» в главе «Заговор Шерваля» (см. настоящее издание, том 8, стр. 436–449).


[Закрыть]. Я показываю там, как Штибер с Шервалем (псевдоним Кремера) в качестве инструмента, с Карлье, Грейфом и Флёри в качестве акушеров, произвел на свет так называемый немецко-французский сентябрьский заговор в Париже^{37}, с целью восполнить вызвавшие недовольство кёльнского обвинительного сената пробелы в «объективном составе преступления», которое вменялось в вину кёльнским узникам.

Доказательства, представленные мной защите во время кёльнского процесса[372]372
  Кёльнский процесс коммунистов (4 октября – 12 ноября 1852 г.) – провокационный процесс, организованный прусским правительством. Суду было предано 11 членов международной коммунистической организации Союза коммунистов (1847–1852) по обвинению в «носящем характер государственной измены заговоре». В качестве обвинительного материала фигурировали сфабрикованная прусскими полицейскими агентами «подлинная книга протоколов» заседаний Центрального комитета и другие фальшивки, а также документы, выкраденные полицией у авантюристской фракции Виллиха – Шаппера, исключенной из Союза коммунистов. Семеро подсудимых, на основании подложных документов и лжесвидетельств, были приговорены к заключению в крепости сроком от трех до шести лет. Провокационные действия организаторов процесса и подлые методы, применявшиеся прусским полицейским государством против международного рабочего движения, были полностью разоблачены Марксом и Энгельсом (см. статью Энгельса «Недавний процесс в Кёльне» и памфлет Маркса «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов», настоящее издание, т. 8, стр. 416–422, 423–491).


[Закрыть] об отсутствии какой бы то ни было связи между Шервалем, с одной стороны, и мной и кёльнскими обвиняемыми – с другой, были так убедительны, что тот самый Штибер, который еще 18 октября (1852 г.) под присягой показал, что его Шерваль принадлежит к нам, 23 октября 1852 г. («Разоблачения», стр. 29[373]373
  См. настоящее издание, том 8, стр. 450.


[Закрыть]) уже отрекся от этого показания. Припертый к стене, он отказался от попытки связать с нами Шерваля и его заговор. Штибер был Штибером, но Штибер все же еще не был Фогтом.

Я считаю совершенно бесполезным повторять здесь приведенные мной в «Разоблачениях» разъяснения о так называемом сентябрьском заговоре. В начале мая 1852 г. Шерваль вернулся в Лондон, откуда он в начале лета 1850 г. по деловым соображениям переселился в Париж. Парижская полиция дала ему возможность скрыться несколько месяцев спустя после его осуждения в феврале 1852 года. В Лондоне на первых порах Просветительное общество немецких рабочих, из которого я и мои друзья вышли еще в середине сентября 1850 г.[374]374
  Лондонское Просветительное общество немецких рабочих было основано в феврале 1840 г. К. Шаппером, И. Моллем и другими деятелями Союза справедливых. После организации Союза коммунистов руководящая роль в Обществе принадлежала местным общинам Союза. Активное участие в деятельности Общества в 1847 и 1849–1850 гг. принимали Маркс и Энгельс. 17 сентября 1850 г. Маркс, Энгельс и ряд их сторонников вышли из Общества в связи с тем, что в борьбе между руководимым Марксом и Энгельсом большинством Центрального комитета Союза коммунистов и сектантско-авантюристским меньшинством (фракцией Виллиха – Шаппера) Общество стало на сторону меньшинства. С конца 50-х годов Маркс и Энгельс вновь приняли участие в деятельности Просветительного общества. Общество продолжало существовать до 1918 г., когда оно было закрыто английским правительством. В xx в. Общество посещалось многими русскими политическими эмигрантами


[Закрыть], приветствовало его как политического мученика. Но обман этот длился недолго. Парижские подвиги Шерваля вскоре раскрылись, и уже в том же мае 1852 г. на публичном заседании его изгнали из Общества как бесчестного человека. Кёльнские обвиняемые, арестованные в начале мая 1851 г., все еще находились в тюрьме под следствием. Из заметки, посланной шпионом Бекманом из Парижа в свой орган «Kolnische Zeitung», я понял, что прусская полиция пытается задним числом сфабриковать связь между Шервалем, его заговором и кёльнскими обвиняемыми. Поэтому я стал искать сведений о Шервале. Оказалось, что последний в июле 1852 г. предлагал свои услуги в качестве агента орлеанистов бывшему министру при Луи-Филиппе и известному философу-эклектику г-ну фон Р… {Ремюза. Ред.}. Связи г-на фон Р… с парижской префектурой полиции помогли ему достать оттуда выдержки из досье Шерваля. Во французских полицейских отчетах Шерваль значился как Chervald nomme Frank, dont le veritable nom est Kremer^{38}. Там отмечалось, что довольно долгое время он служил агентом у князя Гацфельдта, прусского посланника в Париже, что он сыграл роль предателя в complot franco-allemand {французско-немецком заговоре. Ред.}, а в настоящее время к тому же и французский шпион и т. д. Во время кёльнского процесса я сообщил эти сведения одному из защитников, г-ну адвокату Шнейдеру II, уполномочив его, в случае необходимости, назвать мой источник. Когда Штибер на заседании 18 октября заявил под присягой, что ирландец Шерваль, – который, по его же собственным словам, в 1845 г. сидел в Ахене в тюрьме за подделку векселей, – все еще находится в Париже в заключении, я тут же сообщил Шнейдеру II с очередной почтой, что рейнский пруссак Кремер «все еще» живет под псевдонимом Шерваля в Лондоне, ежедневно встречается с лейтенантом прусской полиции Грейфом и, как осужденный прусский преступник, тотчас же был бы выдан Англией по требованию прусского правительства. Доставка его в Кёльн в качестве свидетеля совершенно опрокинула бы всю систему Штибера.

Под сильным натиском Шнейдера II Штибер 23 октября заявил, наконец, что слышал, будто Шерваль скрылся из Парижа, но торжественно поклялся, что он не имеет никаких сведений о местопребывании ирландца и его сношениях с прусской полицией. На самом же деле Шерваль был прикомандирован в это время к Грейфу в Лондоне с определенным еженедельным жалованьем. Вызванные моими сведениями прения в кёльнском суде присяжных о «тайне Шерваля» заставили последнего бежать из Лондона. Я слышал, что он поехал с полицейским заданием на остров Джерси. Я надолго потерял его из вида, пока случайно из женевской корреспонденции в выходящей в Нью-Йорке «Republik der Arbeiter»[375]375
  «Republik der Arbeiter» («Республика рабочих») – рабочая газета, издававшаяся В. Вейтлингом в Нью-Йорке в 1850–1855 годах; выражала взгляды представителей сектантского уравнительного коммунизма.


[Закрыть] не узнал, что в марте 1853 г. Шерваль под именем Ньюджента прискакал в Женеву, а летом 1854 г. ускакал оттуда. В Женеве у Фогта он очутился, таким образом, через несколько недель после того, как в Базеле у Шабелица появились мои компрометирующие его «Разоблачения».

Но вернемся к фальстафовскому «историческому повествованию».

Фогт утверждает, что его Шерваль после мнимого побега из Парижа тотчас же появился в Женеве, а до этого он утверждал, что Шерваль за «несколько месяцев» до раскрытия сентябрьского заговора был «переправлен» коммунистическим тайным союзом (стр. 172 l. с.) из Лондона в Париж. Если при этом промежуток времени между маем 1852 и мартом 1853 г. совершенно исчезает, то время между июнем 1850 и сентябрем 1851 г. сокращается до «нескольких месяцев». Чего бы только ни дал Штибер за какого-нибудь Фогта, который присягнул бы на суде присяжных в Кёльне, что «лондонский коммунистический тайный союз» послал Шерваля в июне 1850 г. в Париж, и чего бы ни дал я, чтобы полюбоваться Фогтом, потеющим вместе со своим Штибером на скамье свидетелей! И милая же компания! Присягающий Штибер со своей птицей Грейфом, со своим Вермутом, Гольдхеймхеном и со своим – Беттель-Фогтом [Bettelvogt]^{39}. Фогтовский Шерваль привез в Женеву

«рекомендации ко всем знакомым Маркса и К°, с которыми г-н Ньюджент скоро стал неразлучен» (стр. 173). Он «поселился в семье одного корреспондента «Allgemeine Zeitung»» и получил – вероятно, благодаря моим рекомендациям («Разоблачениям») – доступ к Фогту, который дал ему литографскую работу (стр. 173–174 l. с.) и завязал с ним, как прежде с эрцгерцогом Иоганном, а позже с Плон-Плоном, своего рода «научные связи». «Ньюджент» работал в «кабинете» имперского регента[376]376
  К. Фогт был одним из пяти членов имперского регентства, которое было создано в Штутгарте «охвостьем» франкфуртского Национального собрания взамен так называемой центральной власти, существовавшей в Германии с июня 1848 г. во главе с имперским правителем эрцгерцогом Иоганном и открыто придерживавшейся контрреволюционного курса. Свое местопребывание в Штутгарт франкфуртское Национальное собрание перенесло в начале июня 1849 г. в связи с угрозой его разгона, после того как консервативные депутаты и значительное число либеральных депутатов покинуло Собрание. Попытки регентства обеспечить с помощью парламентских средств проведение в жизнь выработанной Франкфуртским собранием и отвергнутой немецкими монархами имперской конституции потерпели полный провал. 18 июня «охвостье» парламента было разогнано войсками Вюртемберга.


[Закрыть], когда однажды один «знакомый» опознал в нем Шерваля и разоблачил его как «agent provocateur» {провокатора. Ред.}. Оказывается, Ньюджент в Женеве занимался не только Фогтом, но и «основанием тайного общества».

«Шерваль-Ньюджент председательствовал, вел протоколы и осуществлял переписку с Лондоном» (стр. 175 l. с.). «Он втерся в доверие к некоторым малопроницательным, но в общем славным рабочим» (ib.), однако «среди членов общества находился еще один приспешник марксоеой клики, которого все считали подозрительным агентом германской полиции» (1. с.).

«Все знакомые» Маркса, с которыми «был неразлучен» Шерваль-Ньюджент, превращаются вдруг в «одного приспешника», а этот один приспешник, в свою очередь, распадается на «оставшихся приспешников Маркса в Женеве» (стр. 176), с которыми Ньюджент позже не только «переписывается из Парижа», но которых он, подобно магниту, обратно «привлек к себе» в Париж (l. с.).

Опять излюбленная «смена формы» клеенчатой «материи» из зеленого кендальского сукна!

Цель, которую ставил Шерваль-Ньюджент, создавая свое общество, состояла в

«массовой фабрикации фальшивых банкнот и казначейских билетов, чтобы путем их распространения подорвать кредит деспотов и разрушить их финансовую систему» (стр. 175 1. с.).

Шерваль, видимо, подражал знаменитому Питту, который, как известно, во время антиякобинской войны основал недалеко от Лондона фабрику для изготовления фальшивых французских ассигнаций.

«Сам Ньюджент уже приготовил для этой цели различные каменные и медные клише, уже были намечены легковерные члены тайного союза, которые должны были отправиться с пакетами этих» – каменных и медных клише? – нет, «этих фальшивых банкнот» (банкноты, естественно были упакованы до того, как они были сфабрикованы) «во Францию, Швейцарию и Германию» (стр. 175), но и Цицерон-Фогт уже стоял с обнаженным мечом позади Шерваля-Катилины. Для фальстафовских натур характерно то, что они не только сами раздутые, но и все раздувают. Посмотрите, как наш Гургельгрослингер, который уже ограничил «революционные скитания» по Швейцарии и целым кораблям с эмигрантами обеспечил переезд через океан, посмотрите, как он появляется на сцене, какую мелодраму разыгрывает, как стремится увековечить занимательную историю о парижской рукопашной схватке между Штибером и Шервалем (см. «Разоблачения»[377]377
  См. настоящее издание, том 8, стр. 436–449.


[Закрыть])! Вот так он стоял, вот этак он орудовал клинком!^{40}

«План всего этого заговора (стр. 176 1. с.) был задуман чрезвычайно гнусно». «Ведь ответственность за проект Шерваля должна была пасть на все общества рабочих». Уже «появились секретные запросы со стороны иностранных миссий», уже собирались «скомпрометировать Швейцарию, в особенности Женевский кантон».

Но ланд-Фогт бодрствовал. Он осуществил свое первое спасение Швейцарии, – эксперимент, который впоследствии он повторял неоднократно и со все возрастающим успехом.

«Я не отрицаю», – восклицает человек с весом, – «не отрицаю, что я внес мой существенный вклад, чтобы расстроить эти дьявольские планы; я не отрицаю, что обратился для этого к полиции Женевской республики; я и теперь еще сожалею» (безутешный Цицерон), «что рвение некоторых из обманутых лиц послужило предупреждением хитрому зачинщику, и он успел уйти от ареста».

Но, во всяком случае, Цицерон-Фогт «расстроил» катилиновский заговор, спас Швейцарию и «внес» свой существенный вклад туда, куда всегда готов его нести. Несколько недель спустя, – как рассказывает Фогт, – Шерваль снова вынырнул в Париже, «где он отнюдь не скрывался, а жил открыто, как любой гражданин» (стр. 176 l. с.). Известно, какова открытая жизнь парижских граждан (citoyens) поддельной empire {империи. Ред.}.

В то время как Шерваль так «открыто» слоняется по Парижу, poor {бедный. Ред.} Фогт должен во время своих посещений Парижа всякий раз скрываться в Пале-Рояле под столом Плон-Плона!

К сожалению, я вынужден в противовес мощной захариаде Фогта привести нижеследующее письмо Иоганна Филиппа Беккера. Революционная деятельность ветерана немецкой эмиграции Иоганна Филиппа Беккера, от гамбахского празднества[378]378
  Гамбахское празднество – политическая манифестация 27 мая 1832 г. у замка Гамбах в баварском Пфальце, организованная представителями либеральной и радикальной буржуазии. Участники празднества выступали с призывами к единству всех немцев против немецких государей во имя борьбы за буржуазные свободы и конституционные преобразования.


[Закрыть] до кампании за имперскую конституцию, где он сражался в качестве командира 5-й армейской дивизии (такой несомненно беспристрастный голос, как «Berliner Militair-Wochenschrift», свидетельствует о его военных заслугах), – его деятельность слишком хорошо известна, чтобы мне нужно было сказать что-нибудь об авторе письма. Поэтому я замечу только, что письмо его адресовано моему хорошему знакомому немецкому купцу Р… {Рейнлендеру. Ред.} в Лондоне, что с И. Ф. Беккером я лично не знаком и он никогда политически не был со мной связан, наконец, что я опускаю деловое начало письма, а также большую часть того, что в нем сказано о серной банде и бюрстенгеймерах и что уже известно из прежних сообщений. (Оригинал письма находится среди документов моего процесса в Берлине.)