Текст книги "Собрание сочинений, том 14"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 65 страниц)

Остаюсь с уважением преданный Вам

Сигизмунд Л. Боркхейм».

Таково письмо г-на Боркхейма. В предчувствии, своей исторической важности серная банда предусмотрительно позаботилась вклинить в книгу истории акт своего гражданского состояния в виде гравюр на дереве. А именно: первый номер «Rummeltipuff» украшен портретами его основателей.

Гениальные господа из серной банды принимали участие в республиканском путче Струве в сентябре 1848 г., затем сидели в тюрьме в Брухзале до мая 1849 г., наконец, сражались в качестве солдат в кампанию за имперскую конституцию, в результате которой они оказались переброшенными через швейцарскую границу[339]339
  Республиканское восстание в Бадене, происходившее в конце сентября 1848 г., было поднято группой немецких эмигрантов во главе с Густавом Струве, вступившей 21 сентября на баденскую территорию из Швейцарии. При поддержке вооруженных отрядов баденских демократов и местного гражданского ополчения Струве провозгласил Германскую республику. Через несколько дней восстание было подавлено баденскими войсками, а Струве и ряд других участников восстания были арестованы и приговорены к длительному тюремному заключению, для отбывания которого они были отправлены в тюрьму в г. Брухзаль (Баден). В мае 1849 г. во время нового восстания в Бадене Струве вместе с другими политическими заключенными был освобожден повстанцами.
  Кампания в защиту имперской конституции, принятой франкфуртским Национальным собранием 28 марта 1849 г., явилась последним этапом буржуазно-демократической революции 1848–1849 гг. в Германии. Конституция была отвергнута большинством немецких правительств. В мае 1849 г. вспыхнули восстания в Саксонии, Рейнской Пруссии, Бадене и Пфальце с целью защиты конституции. Однако франкфуртское Национальное собрание не оказало восставшим никакой поддержки. В июле 1849 г. движение было окончательно подавлено. Характеристика кампании за имперскую конституцию дана в работах Энгельса «Германская кампания за имперскую конституцию» (см. настоящее издание, том 7, стр. 111–207) и «Революция и контрреволюция в Германии» (см. настоящее издание, том 8, стр.89 —.102).


[Закрыть]. В 1850 г. два матадора из банды, Конхейм и Розенблюм, прибыли в Лондон, где они «собрались» вокруг г-на Густава Струве. Я не имел чести лично с ними познакомиться. В политическом смысле они вступили со мной в соприкосновение, когда в противовес лондонскому Эмигрантскому комитету[340]340
  В сентябре 1849 г. Маркс был избран в состав Комитета помощи немецким эмигрантам в Лондоне, образованного при местном Просветительном обществе немецких рабочих. С целью пресечения попыток мелкобуржуазных демократов-эмигрантов подчинить своему влиянию пролетарские элементы лондонской эмиграции Комитет по предложению Маркса и других руководителей Союза коммунистов был преобразован в Социал-демократический эмигрантский комитет, в руководство которого входили Маркс и Энгельс. В середине сентября 1850 г. Маркс и Энгельс заявили о своем выходе из Эмигрантского комитета, большинство членов которого подпало под влияние авантюристско-сектантской фракции Виллиха – Шаппера.


[Закрыть], руководимому тогда мной, Энгельсом, Виллихом и другими, попытались основать под руководством Струве свой собственный комитет. Направленное против нас пронунциаменто этого комитета, подписанное Струве, Розенблюмом, Конхеймом, Бобцином, Грунихом и Освальдом, появилось, между прочим, и в берлинской газете «Abend-Post».

В эпоху расцвета Священного союза угольная банда (карбонарии)[341]341
  Карбонарии (carbonaro – буквально: угольщик) – члены тайного заговорщического общества, существовавшего в Италии в первой трети XIX в. и во Франции в 20-х годах XIX века. Итальянские карбонарии, объединявшие в своих рядах представителей городской буржуазии, обуржуазившегося дворянства, офицерства, мелкой буржуазии и крестьянства, ставили своей целью осуществление национального освобождения, воссоединения Италии и проведение политических реформ. Французские карбонарии, к которым принадлежали представители различных политических направлений, ставили своей задачей свержение монархии Бурбонов.


[Закрыть] представляла собой совершенно неистощимый пласт для полицейской разработки и аристократической фантазии. Не думал ли наш имперский Горгеллянтюа для вящей пользы немецкой буржуазии эксплуатировать серную банду по способу угольной банды? Селитряная банда восполнила бы полицейское триединство. Может быть, Карл Фогт недолюбливает серу, потому что не выносит запаха пороха. Или, подобно иным больным, он не терпит своего специфического лекарства? Как известно, врач-знахарь Радемахер классифицирует болезни по лекарствам от них[342]342
  Маркс называет Радемахера врачом-знахарем, намекая на название его книги: J. G. Rademacher. «Rechtfer-tigung der von Gelehrlen misskannten, verstandesrechten Erfahrungsheillehre der alten scheidekunstigen Gehei-marzte und treue Mittheilung des Ergebnisses einer 25 jahrigen Erprobung dieser Lehre am Krankenbette» (И. Г. Радемахер. «Оправдание непризнанной учеными разумной практической врачебной науки старых врачей-знахарей, занимавшихся алхимией, и правдивое освещение результатов 25-летнего применения этой науки у постели больного»).


[Закрыть]. В таком случае в число серных болезней попало бы то, что адвокат Герман назвал в окружном суде в Аугсбурге «округленной натурой» своего клиента, что Радемахер называет «натянутым, как барабан, животом», а еще более крупный доктор Фишарт – «выпуклым французским пузом»^{10}. Все фальстафовские натуры страдали, таким образом, более чем в одном отношении от серной болезни. Или, может быть, Фогту его зоологическая совесть напомнила, что сера – смерть для чесоточных клещей и что особенно не выносят серы клещи, неоднократно менявшие свою кожу? Как показали новейшие исследования, только перенесший линьку клещ способен к оплодотворению и поэтому доразвился до самосознания. Замечательное противоречие! На одной стороне сера, на другой – достигший самосознания чесоточный клещ! Но во всяком случае на Фогте лежала обязанность доказать своему «императору» и либеральному немецкому буржуа, что все беды «с поворотного момента в ходе революции 1849 г.» произошли от женевской серной банды, а не от парижской декабрьской банды[343]343
  Декабрьской бандой Маркс называет участников бонапартистского государственного переворота 2–4 декабря 1851 г., приведшего к установлению во Франции контрреволюционного режима Второй империи (1852–1870) во главе с Наполеоном III. В подготовке этого переворота крупную роль сыграло созданное в 1849 г. тайное бонапартистское Общество 10 декабря (названо так в честь избрания его покровителя Луи Бонапарта 10 декабря 1848 г. президентом Французской республики), характеристику которого Маркс ниже приводит.


[Закрыть]. Лично меня он должен был возвести в главари столь опорочиваемой им серной банды, совершенно неизвестной мне до появления его «Главной книги», в наказание за мои продолжавшиеся много лет дерзкие нападки на главу и на членов «банды 10 декабря». Чтобы сделать понятным справедливый гнев «приятного собеседника», я приведу здесь некоторые касающиеся «декабрьской банды» отрывки из моей работы: «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», Нью-Йорк, 1852 (см. стр. 31, 32 и 61, 62).

«Эта банда[344]344
  В цитируемом отрывке из «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта» Маркс везде слово «общество» заменяет словом «банда».


[Закрыть] возникла еще в 1849 году. Под видом создания благотворительного общества парижский люмпен-пролетариат был организован в тайные секции, каждой из которых руководили агенты Бонапарта, а во главе всего в целом стоял бонапартистский генерал. Рядом с промотавшимися кутилами из аристократии сомнительного происхождения и с подозрительными средствами существования, рядом с авантюристами из развращенных подонков буржуазии в этой банде встречались бродяги, отставные солдаты, выпущенные на свободу уголовные преступники, беглые каторжники, мошенники, фигляры, лаццарони, карманные воры, фокусники, игроки, сводники, содержатели публичных домов, носильщики, поденщики, шарманщики, тряпичники, точильщики, лудильщики, нищие – словом, вся неопределенная, разношерстная масса, которую обстоятельства бросают из стороны в сторону и которую французы называют la boheme {богемой. Ред.}. Из этих родственных ему элементов Бонапарт образовал ядро банды 10 декабря, «благотворительного общества», поскольку все его члены, подобно Бонапарту, чувствовали потребность ублаготворить себя за счет трудящейся массы нации.

Бонапарт, становящийся во главе люмпен-пролетариата, находящий только в нем массовое отражение своих личных интересов, видящий в этом отребье, в этих отбросах, в этой накипи всех классов единственный класс, на который он безусловно может опереться, – таков подлинный Бонапарт, Бонапарт sans phrase {просто, без прикрас. Ред.}, безошибочно узнаваемый даже тогда, когда впоследствии, став всемогущим, он расплачивается с частью своих старых товарищей по заговору, ссылая их в Кайенну вместе с революционерами. Старый, прожженный кутила, он смотрит на историческую жизнь народов и на все разыгрываемые ею драмы, как на комедию в самом пошлом смысле слова, как на маскарад, где пышные костюмы, слова и позы служат лишь маской для самой мелкой пакости. Так, в походе на Страсбург прирученный швейцарский коршун играл роль наполеоновского орла. Во время своей высадки в Булони он на нескольких лондонских лакеев напялил французские мундиры; они представляли армию[345]345
  Речь идет о предпринятых в период Июльской монархии попытках Луи Бонапарта произвести государственный переворот путем военного мятежа. 30 октября 1836 г. ему удалось с помощью нескольких бонапартистски настроенных офицеров поднять два артиллерийских полка страсбургского гарнизона, однако уже через несколько часов мятежники были обезоружены. Сам Луи Бонапарт был арестован и выслан в Америку. 6 августа 1840 г., используя некоторое оживление бонапартистских настроений во Франции, он высадился с кучкой заговорщиков в Булони и пытался поднять мятеж среди войск местного гарнизона. Эта попытка также окончилась полным провалом. Бонапарт был приговорен к пожизненному тюремному заключению, но бежал в 1846 г. в Англию.


[Закрыть]. В своей банде 10 декабря он собирает 10000 бездельников, которые должны представлять народ, подобно тому как ткач Основа собирался представлять льва {Шекспир. «Сон в летнюю ночь», акт I, сцена вторая. Ред.}…

Чем для социалистических рабочих были национальные мастерские, а для буржуазных республиканцев мобильная гвардия[346]346
  Национальные мастерские были созданы после февральской революции 1848 г. французским временным правительством (в нем преобладали буржуазные республиканцы), стремившимся дискредитировать среди рабочих луи-блановские идеи об организации труда и, с другой стороны, противопоставить организованных по-военному рабочих этих мастерских революционному пролетариату. Однако провокационный план раскола рабочего класса не удался, и занятые в национальных мастерских рабочие все более проникались революционными идеями, что побудило буржуазное правительство принять меры к их закрытию. Это вызвало сильное возмущение парижского пролетариата и явилось одним из поводов к пролетарскому восстанию в Париже 23–26 июня, во время которого повстанцы использовали сложившуюся в национальных мастерских военную организацию. После подавления восстания правительство приняло 3 июля 1848 г. декрет об упразднении национальных мастерских.
  Мобильная гвардия была создана декретом временного правительства от 25 февраля 1848 г. для борьбы против революционно настроенных народных масс. Отряды мобильной гвардии, состоявшие в основном из люмпен-пролетариев, были использованы для подавления пролетарского июньского восстания 1848 года.


[Закрыть], тем была для Бонапарта банда 10 декабря, эта характерная для него партийная боевая сила. Во время его поездок члены этой банды, размещенные группами по железнодорожным станциям, должны были служить ему импровизированной публикой, изображать народный энтузиазм, реветь: «Vive l'Empereur!» {«Да здравствует император!» Ред.}, оскорблять и избивать республиканцев – разумеется, под покровительством полиции. При его возвращениях в Париж они должны были образовать авангард, они должны были предупреждать или разгонять враждебные демонстрации. Банда 10 декабря принадлежала ему, была его творением, его доподлинно собственной идеей. Во всем остальном то, что он приписывает себе, досталось ему в силу обстоятельств, то, что он делает, делают за него обстоятельства или же он довольствуется тем, что копирует деяния других; но открыто сыпать перед буржуа официальными фразами о порядке, религии, семье, собственности, а втайне опираться на общество Шуфтерле и Шпигельбергов, на общество беспорядка, проституции и воровства – тут Бонапарт оригинален, и история банды 10 декабря – его собственная история…

Бонапарту хотелось бы играть роль патриархального благодетеля всех классов. Но он не может дать ни одному классу, не отнимая у другого. Подобно герцогу Гизу, слывшему во время Фронды самым обязательным человеком во Франции, потому что он превратил все свои имения в долговые обязательства своих сторонников на себя, и Бонапарт хотел бы быть самым обязательным человеком во Франции и превратить всю собственность, весь труд Франции в долговое обязательство на себя лично. Ему хотелось бы украсть всю Францию, чтобы подарить ее Франции или, вернее, чтобы снова купить потом Францию на французские деньги, так как в качестве шефа банды 10 декабря он вынужден покупать то, что ему должно принадлежать. И предметом торговли становятся все государственные учреждения, сенат, Государственный совет, Законодательный корпус, суды, орден Почетного легиона, солдатская медаль, прачечные, общественные работы, железные дороги, генеральный штаб национальной гвардии без рядовых, конфискованные имения Орлеанского дома. Средством подкупа делается всякое место в армии и правительственной машине.

Но самое важное в этом процессе, заключающемся в том, что Францию забирают, чтобы подарить ее ей же самой, – это проценты, перепадающие во время оборота в карман шефа и членов банды 10 декабря. Острое словцо графини Л., любовницы г-на де Морни, по поводу конфискации орлеанских имений: «C'est le premier vol de l'aigle» [ «Это первый полет орла»]^{11}, применимо к каждому полету этого орла, похожего больше на ворона. Он и его приверженцы ежедневно сами себе говорят слова, обращенные одним итальянским картезианским монахом к скряге, хвастливо перечислявшему свои богатства, которых ему должно хватить еще на долгие годы жизни: «Tu fai conto sopra i beni, bisogna prima far il conto sopra gli anni»^{12}. Чтобы не просчитаться в годах, они подсчитывают минуты.

Ко двору, в министерства, на вершину администрации и армии протискивается толпа молодчиков, о лучшем из которых приходится сказать, что неизвестно, откуда он явился, – шумная, пользующаяся дурной славой, хищническая богема, которая напяливает на себя обшитые галунами мундиры с такой же смешной важностью, как сановники Сулука. Можно получить наглядное представление об этом высшем слое банды 10 декабря, если принять во внимание, что Верон-Кревель^{13} – его блюститель нравов, а Гранье де Кассаньяк – его мыслитель. Гизо во время своего министерства, пользуясь в одной темной газете этим Гранье как орудием против династической оппозиции, обыкновенно давал о нем следующий лестный отзыв: «C'est le roi des droles», «Это король шутов». Было бы несправедливо сопоставлять двор и клику Луи Бонапарта с двором времен регентства[347]347
  Имеется в виду регентство Филиппа Орлеанского во Франции в 1715–1723 гг. во время малолетства Людовика XV.


[Закрыть] или Людовика XV. Ибо «Франция уже не раз переживала правление метресс, но никогда еще не переживала правления альфонсов»^{14}…

Терзаемый противоречивыми требованиями своего положения, находясь при этом в роли фокусника, вынужденного все новыми неожиданностями приковывать внимание публики к себе, как к заменителю Наполеона, другими словами – совершать каждый день государственный переворот в миниатюре, Бонапарт погружает все буржуазное хозяйство в сплошной хаос, посягает на все, что революции 1848 г. казалось неприкосновенным, одних приучает равнодушно относиться к революции, а других возбуждает к революции, создает настоящую анархию во имя порядка и в то же время срывает священный ореол с государственной машины, профанирует ее, делает ее одновременно отвратительной и смешной. Он устраивает в Париже пародию на культ трирского священного хитона[348]348
  Трирский священный хитон – хранившаяся в Трирском соборе католическая реликвия, представлявшая собой якобы священное облачение, снятое с Христа во время казни. Трирский священный хитон был предметом поклонения паломников.


[Закрыть] в виде культа наполеоновской императорской мантии. Но если императорская мантия падет, наконец, на плечи Луи Бонапарта, бронзовая статуя Наполеона низвергнется с высоты Вандомской колонны»[349]349
  См. настоящее издание, том 8, стр. 167–169 и 215–217.


[Закрыть].

II
БЮРСТЕНГЕЙМЕРЫ

«But, sirrah, there's no room for faith, truth nor honesty, in this bosom of thine; it is all filled up with guts and midriff».

(Shakespeare)^{15}

«Бюрстенгеймеры, или серная банда», читаем мы в бильском первоевангелии («Главная книга». Документы, стр. 31). «Серная банда, или также бюрстенгеймеры», читаем мы в «Главной книге» (стр. 136).

И в том и в другом варианте серная банда и бюрстенгеймеры – одна и та же банда. Но серная банда, как мы видели, умерла, погибла в середине 1850 года. Значит, погибли и бюрстенгеймеры? «Округленная натура» состоит цивилизатором при декабрьской банде, а цивилизация, как говорит Фурье, отличается от варварства тем, что простую ложь заменяет сложной.

«Сложный» имперский Фальстаф рассказывает нам («Главная книга», стр. 198) о некоем Абте, называя его «подлейшим из подлых». Изумительная скромность! Для самого себя Фогт употребляет положительную степень, а для своего Абта превосходную, возводя его некоторым образом в ранг своего маршала Нея. Когда первоевангелие Фогта появилось в бильском «Коммивояжере», я попросил редакцию «Volk»[350]350
  «Das Volk» («Народ») – еженедельная газета, выходила на немецком языке в Лондоне с 7 мая по 20 августа 1859 года. Была основана как официальный орган лондонского Просветительного общества немецких рабочих. Первый номер вышел под редакцией немецкого публициста, мелкобуржуазного демократа Эларда Бискампа. Начиная с № 2, газета выходила при ближайшем участии Маркса, выражавшемся в неофициальном сотрудничестве, в постоянных советах и помощи, в редактировании статей, организации материальной поддержки газете и т, д. В № 6 от 11 июня редакция газеты официально объявила о сотрудничестве Маркса, Энгельса, Фрейлиграта, В. Вольфа и Г. Хейзе (см. настоящее издание, том 13, стр. 639). С начала июля Маркс фактически сделался редактором газеты, которая становится органом пролетарских революционеров.
  На страницах газеты «Volk» находила свое отражение разработка Марксом и Энгельсом вопросов революционной теории и тактики пролетарской борьбы, освещались классовые бои пролетариата, велась непримиримая борьба против представителей мелкобуржуазной идеологии. В газете анализировались с позиций пролетарского интернационализма события австро-итало-французской войны 1859 г., вопросы объединения Германии и Италии, разоблачалась внешняя политика Англии, Пруссии, Франции, России и других реакционных государств, велась последовательная борьба против бонапартизма и его открытых и скрытых сторонников.
  В газете «Volk» было напечатано предисловие Маркса к его работе «К критике политической экономии», 5 статей Маркса, в том числе незаконченная серия статей «Quid pro quo», 9 статей Энгельса, а также его рецензия на работу Маркса «К критике политической экономии», составленные Марксом при участии Бискампа обзоры газеты немецких мелкобуржуазных демократов «Hermann», публиковавшиеся в разделе «По страницам печати». Кроме того, многие статьи и политические обзоры носят следы непосредственной редакционной работы Маркса. Всего вышло 16 номеров газеты. Выход газеты прекратился 20 августа 1859 г. из-за отсутствия денежных средств.


[Закрыть] перепечатать этот первопасквиль без всяких комментариев. Редакция все же снабдила его следующим примечанием:

«Напечатанный выше пасквиль исходит от опустившегося субъекта, по имени Абт, который восемь лет тому назад судом чести немецких эмигрантов в Женеве был единодушно признан виновным в совершении различных бесчестных поступков» («Volk» № 6 от 11 июня 1859 г.).

Редакция «Volk» сочла Абта автором фогтовского первопасквиля; она забыла, что Швейцария имела двух Ричмондов на поле брани[351]351
  О двух Ричмондах, или еще об одном Ричмонде на поле брани, говорят в тех случаях, когда появляется второй неожиданный противник. Эти слова ведут свое происхождение из трагедии Шекспира «Ричард III» (акт V, сцена четвертая).


[Закрыть], – наряду с Абтом еще и Фогта.

Итак, «подлейший из подлых» весной 1851 г. изобрел своих бюрстенгеймеров, которых осенью 1859 г. Фогт стащил у своего маршала. Милую привычку к плагиату он инстинктивно переносит из области естественно-исторического в область полицейского книгосочинительства. Во главе женевского Общества рабочих некоторое время стоял щеточник [Burstenmacher] Зауэрнгеймер. Абт отсек половинки от профессии и фамилии Зауэрнгеймера, – одну спереди, другую сзади, – и из обеих половинок ловко скомпановал целое – бюрстенгеймер. Этим прозвищем он называл сперва, кроме Зауэрнгеймера, его ближайших приятелей: Камма из Бонна, по профессии щеточника, и Раникеля из Бингена – переплетного подмастерья. Зауэрнгеймера он возвел в чин генерала бюрстенгеймеров, Раникеля – в адъютанты, а Камма в бюрстенгеймера sans phrase. Впоследствии, когда два эмигранта, принадлежавшие к женевскому Обществу рабочих, Имандт (ныне преподаватель семинарии в Данди) и Шили (прежде адвокат в Трире, ныне в Париже), добились от суда чести исключения Абта из Общества, Абт выпустил полный ругани памфлет, в котором возвел в сан бюрстенгеймеров уже все женевское Общество рабочих. Мы видим, таким образом, что были бюрстенгеймеры вообще и бюрстенгеймеры в частности. К бюрстенгеймерам вообще относилось женевское Общество рабочих, то самое Общество, у которого припертый к стене Фогт выклянчил свое testimonium paupertatis {свидетельство о бедности. Ред.}, помещенное в «Allgemeine Zeitung», и перед которым он ползал на четвереньках во время празднеств в честь Шиллера и Роберта Блюма (1859). К бюрстенгеймерам в частности относились, как сказано, совершенно мне неизвестный Зауэрнгеймер, никогда не бывавший в Лондоне; Камм, высланный из Женевы и уехавший затем в Соединенные Штаты через Лондон, где, однако, он посетил не меня, а Кинкеля; наконец, этот или это Раникель, [der oder das Ranickel]^{16}, который в качестве адъютанта бюрстенгеймеров остался в Женеве, где он «собрался» вокруг «округленной натуры». Действительно, своей особой он представляет у Фогта пролетариат. Так как в последующем мне еще придется вернуться к Раникелю, то вот пока некоторые предварительные сведения об этом чудище. Раникель принадлежал к эмигрантской казарме в Безансоне, которой после неудачного похода Геккера командовал Виллих[352]352
  В апреле 1848 г. в Бадене произошло республиканское восстание, одним из руководителей которого был Ф. К. Геккер. Отряд Геккера, как и другие повстанческие отряды, был разбит правительственными войсками. Восстание потерпело поражение. Некоторые участники баденского восстания вошли позднее в отряд, организованный Виллихом из немецких эмигрантов – рабочих и ремесленников – в Безансоне (Франция) в ноябре 1848 года. Бойцы отряда получали пособие от французского правительства, но в начале 1849 г. выплата пособия была прекращена. Впоследствии отряд вошел в состав добровольческого подразделения, принимавшего под командованием Виллиха участие в действиях баденско-пфальцской повстанческой армии в мае – июле 1849 года.


[Закрыть]. Под его командой он участвовал в кампании за имперскую конституцию, а затем вместе с ним бежал в Швейцарию. Виллих был его коммунистическим Магометом, который должен был огнем и мечом основать тысячелетнее царство. Тщеславный болтун и франтоватый позер Раникель в тиранстве превзошел тирана. В Женеве он в красной ярости неистовствовал против «парламентариев» вообще и в частности грозил, в качестве нового Телля, «задушить ланд-Фогта». Но когда Валло, эмигрант 30-х годов и друг юности Фогта, ввел его в дом последнего, кровожадные чувства Раникеля превратились в «the milk of human kindness»^{17}. «У фогта служит малый», – как говорит Шиллер^{18}.

Адъютант бюрстенгеймеров сделался адъютантом генерала Фогта, который не был увенчан военной славой лишь потому, что Плон-Плон считал и неаполитанского капитана Уллоа (даже генерала by courtesy^{19}) достаточно плохим исполнителем задачи, возложенной в итальянском походе на его, Плон-Плона, «corps de touristes»^{20}, а своего Пароля держал в резерве для великой авантюры с «потерянным барабаном», авантюры, которая должна была разыгрываться на Рейне[353]353
  Великой авантюрой с «потерянным барабаном» Маркс иронически называет поддерживаемые Фогтом в печати стремления Наполеона III и бонапартистских кругов Франции к захвату левого берега Рейна. Маркс сравнивает эти планы бонапартистов с комическими эпизодами из пьесы Шекспира «Все хорошо, что хорошо кончается» (акт III, сцена пятая и шестая, акт IV, сцена первая и третья), в которых капитан Пароль отправляется на поиски потерянного барабана и в конце концов разоблачается своими бывшими товарищами как трус, хвастунишка и продажная личность. Под Паролем Маркс имеет в виду Фогта.


[Закрыть]. В 1859 г. Фогт перевел своего Раникеля из пролетарского сословия в буржуазное, помог ему завести предприятие (художественные вещи, переплетная, письменные принадлежности) и вдобавок обеспечил ему заказы от женевского правительства. Адъютант бюрстенгеймеров стал для Фогта «maid of all work»^{21}, его чичисбеем, другом дома, Лепорелло, поверенным, корреспондентом, сплетником, доносчиком, а после грехопадения жирного Джека^{22} также его соглядатаем и бонапартовским вербовщиком среди рабочих. В одной швейцарской газете сообщалось недавно об открытии третьего вида ежей, ранского или рейнского ежа, соединяющего в себе свойства собачьего и свиного ежа и найденного в гнезде у Арвы, в имении Гумбольдта-Фогта. Не имел ли этот ранский еж отношения к нашему Раникелю?^{23}

Nota bene {Заметьте себе. Ред.}: единственный эмигрант в Женеве, с которым я был связан, д-р Эрнст Дронке, бывший член редакции «Neue Rheinische Zeitung»[354]354
  «Neue Rheinische Zeitung. Organ der Demokratie» («Новая Рейнская газета. Орган демократии») выходила ежедневно в Кёльне под редакцией Маркса с 1 июня 1848 по 19 мая 1849 года. В состав редакции, входил Энгельс, а также В. Вольф, Г. Веерт, Ф. Вольф, Э. Дронке, Ф. Фрейлиграт и Г. Бюргерс.
  Боевой орган пролетарского крыла демократии, «Neue Rheinische Zeitung» играла роль воспитателя народных масс, поднимала их на борьбу с контрреволюцией. Передовые статьи, определявшие позицию газеты по важнейшим вопросам германской и европейской революций, писались, как правило, Марксом и Энгельсом.
  Решительная и непримиримая позиция газеты, ее боевой интернационализм, появление на ее страницах политических обличений, направленных против прусского правительства и против местных кёльнских властей, – все это уже с первых месяцев существования «Neue Rheinische Zeitung» повлекло за собой травлю газеты со стороны феодально-монархической и либерально-буржуазной печати, а также преследования со стороны правительства, особенно усилившиеся после контрреволюционного переворота в Пруссии в ноябре – декабре 1848 года.
  Несмотря на все преследования и полицейские рогатки, «Neue Rheinische Zeitung» мужественно отстаивала интересы революционной демократии, интересы пролетариата. В мае 1849 г., в обстановке всеобщего наступления контрреволюции, прусское правительство, воспользовавшись тем, что Маркс не получил прусского подданства, отдало приказ о высылке его из пределов Пруссии. Высылка Маркса и репрессии против других редакторов «Neue Rheinische Zeitung» послужили причиной прекращения выхода газеты. Последний, 301-й, номер «Neue Rheinische Zeitung», напечатанный красной краской, вышел 19 мая 1849 года. В прощальном обращении к рабочим редакторы газеты заявили, что «их последним словом всегда и всюду будет освобождение рабочего класса!».


[Закрыть], а ныне купец в Ливерпуле, относился отрицательно к бюрстенгеймерам.

По поводу нижеследующих писем Имандта и Шили я хочу лишь заметить, что Имандт в начале революции покинул университет и принял участие в качестве добровольца в шлезвиг-гольштейнской кампании. В 1849 г. Шили и Имандт руководили штурмом цейхгауза в Прюме[355]355
  Национально-освободительная война Шлезвига и Гольштейна за отделение от Дании была начата в марте 1848 г. под влиянием февральской революции во Франции и мартовской революции в Германии и продолжалась с перерывами до конца июня 1850 года. Учитывая, что общественное мнение Германии было на стороне Шлезвига и Голыптейна, прусские правительственные круги в апреле 1848 г. начали показную войну против Дании, в ходе которой они на каждом шагу предавали революционную шлезвиг-гольштейнскую армию, потерпевшую в конечном счете поражение.
  Штурм цейхгауза в Прюме 17 – 18 мая 1849 г. был предпринят демократами при поддержке рабочих Трира и близлежащих населенных пунктов. Целью участников штурма было захватить оружие и поднять восстание в защиту имперской конституции. Хотя цейхгауз и был на время занят повстанцами, движение вскоре было подавлено подоспевшими правительственными войсками.


[Закрыть]; оттуда они, со своим отрядом и добытым оружием, пробились в Пфальц, где и вступили в ряды армии, сражавшейся за имперскую конституцию. Высланные весной 1852 г. из Швейцарии, они переехали в Лондон.

«Данди, 5 февраля 1860 г.

Дорогой Маркс!

Не понимаю, каким образом Фогт может ставить тебя в связь с женевскими делами. Среди тамошней эмиграции было известно, что из всех нас с тобой был связан только Дронке. Серная банда существовала до меня, и единственное имеющее к ней отношение имя, которое я помню, это Боркхейм.

Бюрстенгеймерами называли членов женевского Общества рабочих. Название обязано своим происхождением Абту. Общество было тогда питомником виллиховского тайного союза, в котором я был председателем. Когда Общество рабочих, к которому принадлежали многие эмигранты, признало по моему предложению Абта бесчестным и объявило его недостойным общения с эмигрантами и рабочими, он поспешил выпустить пасквиль, в котором обвинил меня и Шили в самых нелепых преступлениях. После этого мы организовали новое рассмотрение дела в другом помещении и в присутствии совсем других лиц. На наше требование доказать возведенные им на нас обвинения Абт ответил отказом, и Денцер, не требуя, чтобы я или Шили сказали что-нибудь в свою защиту, внес предложение объявить Абта бесчестным клеветником. Это предложение было вторично единогласно принято, на этот раз на собрании эмигрантов, состоявшем почти исключительно из парламентариев. Сожалею, что мое сообщение крайне неполно, но мне впервые за восемь лет приходится вспоминать об этой грязи. Я не хотел бы, чтобы в наказание меня заставили писать об этом, и буду чрезвычайно удивлен, если ты найдешь возможным копаться в подобной гадости.

Прощай!

Твой Имандт».

Известный русский писатель {Н. И. Сазонов. Ред.}, поддерживавший во время своего пребывания в Женеве очень дружеские отношения с Фогтом, писал мне в духе заключительных строк предыдущего письма.

«Париж, 10 мая 1860 г.

Дорогой Маркс!

С глубочайшим негодованием я узнал о клеветнических вымыслах, которые распространяются на Ваш счет и о которых я прочитал в напечатанной в «Revue contemporaine» статье Эдуара Симона[356]356
  «Revue contemporaine» («Современное обозрение») – французский двухнедельный журнал, выходивший в Париже в 1851–1870 годах. В период Второй республики – орган партии порядка, объединявшей легитимистов и орлеанистов; после государственного переворота 2 декабря 1851 г. – бонапартистский орган.
  Статья Эдуара Симона «Процесс господина Фогта против «Аугсбургской газеты»» была напечатана в «Revue contemporaine» от 15 февраля 1860 года. Данную Марксом характеристику статьи см. на стр. 464–465, 482–483 и 576–578 настоящего тома.


[Закрыть]. В особенности меня удивило то, что Фогт, которого я не считал ни глупым, ни злым, мог так низко морально пасть, как это обнаруживает его брошюра. Мне не нужно было никаких доказательств, чтобы быть уверенным, что Вы неспособны на низкие и грязные интриги, и мне было тем более тягостно читать эти клеветнические измышления, что как раз в то время, когда они печатались, Вы дали ученому миру первую часть прекрасного труда[357]357
  Имеется в виду работа К. Маркса «К критике политической экономии» (см. настоящее издание, том 13, стр. 1 – 167).


[Закрыть], который призван преобразовать экономическую науку и построить ее на новых, более солидных основах… Дорогой Маркс, не обращайте внимания на все эти низости; все серьезные, все добросовестные люди на Вашей стороне, и они ждут от Вас не бесплодной полемики, а совсем другого, – они хотели бы иметь возможность поскорее приступить к изучению продолжения Вашего прекрасного произведения. Вы пользуетесь огромным успехом среди мыслящих людей, и если Вам может доставить удовольствие узнать, какое распространение Ваше учение находит в России, я могу Вам сообщить, что в начале этого года профессор… {И. К. Бабст. Ред.} прочел в Москве публичный курс политической экономии, первая лекция которого представляла не что иное, как изложение Вашей последней книги. Посылаю Вам номер «Gazette du Nord», из которого Вы увидите, каким уважением окружено Ваше имя в нашей стране. Прощайте, дорогой Маркс, берегите свое здоровье и работайте по-прежнему, просвещая мир и не обращая внимания на мелкие глупости и мелкие подлости. Верьте дружбе преданного Вам…»^{24}

Бывший венгерский министр Семере также писал мне:

«Vaut-il la peine quo vous vous occupiez de toutes ces bavardises?» {«Стоит ли Вам заниматься подобными сплетнями?» Ред.}.

Почему я, несмотря на эти и подобные им советы, копался – пользуясь сильным выражением Имандта – в фогтовской гадости, было коротко указано мной в предисловии.

Теперь вернемся к бюрстенгеймерам. Нижеследующее письмо Шили я перепечатываю дословно, включая и все, не относящееся к «грязному делу». Впрочем, я сократил кое-где письмо в части, касающейся серной банды, о которой мы уже знаем из сообщений Боркхейма, и оставил некоторые места для дальнейшего изложения, так как я должен обработать «свою приятную тему» до известной степени артистически и поэтому не хочу выболтать сразу все секреты.

«Париж, 8 февраля 1860 г. улица Лафайета 46.

Дорогой Маркс!

Мне было очень приятно получить непосредственную весть о тебе в твоем письме от 31 прошлого месяца, и я тем охотнее готов дать необходимые сведения об интересующих тебя женевских делах, что proprio motu {по собственному почину. Ред.} собирался написать тебе о них. Первой мыслью не только у меня, но и у всех здешних женевских знакомых, когда мы случайно заговорили об этом, было, что Фогт, как ты пишешь, сваливает тебя в одну кучу с совершенно неизвестными тебе лицами, и я в интересах истины взялся сообщить тебе надлежащие сведения о бюрстенгеймерах, серной банде и т. д. Поэтому ты поймешь, что оба твои вопроса: «1) кто были бюрстенгеймеры, чем они занимались? 2) что представляла собой серная банда, из каких элементов состояла, чем занималась?» пришли весьма кстати. Но прежде всего я должен упрекнуть тебя в нарушении хронологического порядка, потому что в этом отношении приоритет здесь принадлежит серной банде. Если Фогт хотел пугнуть чертом немецкого филистера или опалить его горящей серой и в то же время «позабавиться», – то он, право, мог бы выбрать лучших чертей для своих персонажей, чем эти безобидные, веселые завсегдатаи кабачков, которых мы, старшее поколение женевской эмиграции, шутя и без всякого злого умысла называли серной бандой и которые столь же добродушно принимали это прозвище. Это были веселые питомцы муз, которые сдавали свои examina {экзамены. Ред.} и проходили exercitia practica {практические занятия. Ред.} в различных южногерманских путчах и затем в кампании за имперскую конституцию, а после провала вместе со своими экзаменаторами и преподавателями красной науки собирались с силами в Женеве для новых битв… К банде, само собой разумеется, никак нельзя причислять тех, которые совсем не были в Женеве или появились там после распада банды. Она была чисто местным и эфемерным цветком (серным цветком следовало бы, собственно, назвать этот сублимат), но все же, вероятно вследствие революционного аромата ее «Rummeltipuff», со слишком сильным запахом для нервов Швейцарского союза, потому что – Дрюэ подул, и цветок разлетелся во все стороны. Лишь долгое время спустя появился в Женеве Абт, а несколькими годами позже и Шереаль; они благоухали здесь «каждый молодец на свой образец», но вовсе не в том давно распавшемся, давно увядшем и забытом букете, как это утверждает Фогт.

Деятельность банды можно резюмировать в следующих словах: трудиться в винограднике господнем. Кроме того, они редактировали свой «Rummeltipuff» с эпиграфом: «Оставайся в стране и кормись красноватым содержимым»^{25}. В своей газете они умно и не без юмора насмехались над богом и людьми, разоблачали ложных пророков, бичевали парламентариев (inde irae^{26}), не щадя при этом ни себя, ни нас, своих гостей, и изображая с бесспорной добросовестностью и беспристрастием в карикатурном виде всех и вся, друзей и врагов.

Мне нечего говорить тебе, что они не имели с тобой никакой связи и твоего «Башмака» не носили[358]358
  Упоминая здесь о «Башмаке» – тайном революционном крестьянском союзе, действовавшем в Германии накануне Крестьянской войны 1525 г., – Шили имеет в виду руководимый Марксом и Энгельсом Союз коммунистов. Шили подчеркивает отсутствие какой-либо связи между членами серной банды и Союзом коммунистов.


[Закрыть]. Но не могу также скрыть от тебя, что эта обувь не пришлась бы им по вкусу. Ландскнехты революции, они пока шлепали в туфлях военного затишья, в ожидании, когда революция снова их встряхнет и снабдит их собственными котурнами (семимильными сапогами решительного прогресса). И здорово досталось бы от них тому, кто решился бы потревожить их siesta {послеобеденный отдых. Ред.} марксовой политической экономией, диктатурой рабочих и пр. О господи! Та работа, которую делали они, требовала, самое большее, председателя для попоек, а их экономические занятия вертелись вокруг бутылки и ее красноватого содержимого. «Право на труд, конечно, хорошая вещь, – сказал однажды бывавший в их компании Бакфиш, честный кузнец из Оденвальда, – но с обязанностью трудиться пусть убираются к черту!»…

Положим поэтому снова на место столь кощунственно потревоженный надгробный камень серной банды. Какой-нибудь Хафиз должен был бы, собственно говоря, пропеть «Requiescat in pace» {«Мир праху ее». Ред.}, чтобы предупредить дальнейшее осквернение гробницы банды. Но, за отсутствием такового, да будут им pro viatico et epitaphio {напутствием и эпитафией. Ред.} слова: «все они понюхали пороху», между тем как их святотатственный историограф понюхал разве только серы.

Бюрстенгеймеры появились на сцену уже тогда, когда члены серной банды продолжали жить лишь в преданиях и легендах, в реестрах женевских филистеров и в сердцах женевских красоток. Щеточники и переплетчики Зауэрнгеймер, Камм, Раникель и др. поссорились с Абтом; так как Имандт, я и другие горячо вступились за них, то и мы вызвали его гнев. В связи с этим Абт был приглашен на одно общее собрание, в котором эмигранты и Общество рабочих выступили как cour des pairs {Суд пэров. Ред.} или даже как haute cour de justice {верховный суд. Ред.}. Он явился на это собрание и не только не стал поддерживать брошенных им по адресу разных лиц обвинений, но непринужденно заявил, что высосал их из пальца в отместку за почерпнутые из того же источника обвинения его противников: «Долг платежом красен, мир держится возмездием!» – заключил он. После храброй защиты Абтом этой системы расплаты и упорных попыток убедить высоких судей в ее практическом значении были представлены доказательства направленных против него обвинений; он был признан виновным в злостной клевете, уличен в других инкриминируемых ему проступках и в силу этого приговорен к изгнанию. En revanche {В отместку. Ред.} он окрестил высоких пэров, – вначале только указанных выше ремесленников, – бюрстенгеймерами. Как видишь, удачная комбинация из профессии и фамилии вышеупомянутого Зауэрнгеймера, которого, следовательно, ты должен почитать как предка бюрстенгеймеров, не имея, однако, права считать себя лично ни членом этого рода, ни даже примыкающим к нему, будь то цех или пэрство. Да будет тебе известно, что те из них, которые занимались «организацией революции», были не приверженцами твоими, а противниками: почитая Виллиха как бога-отца или, по крайней мере, как папу, они в тебе видели антихриста или антипапу, так что Дронке, бывший твоим единственным сторонником и legatus a latere {Послом со специальным поручением. Ред.} в женевской епархии, не был допускаем ни на какие соборы, за исключением винологических, где он был primus inter pares {первым среди равных. Ред.}. Но и бюрстенгеймеры, подобно серной банде, оказались чистейшей эфемеридой и также были развеяны могучим дыханием Дрюэ.

То, что ученик Агассиса мог так запутаться в этих женевских эмигрантских ископаемых и извлечь оттуда такие естественно-исторические басни, какие преподносятся в его брошюре, – должно казаться тем более странным по отношению к species Burstenheimerana {Виду бюрстенгеймеров. Ред.}, что в лице прабюрстенгеймера Раникеля он имеет в своем зоологическом кабинете полученный именно оттуда великолепный образчик мастодонта из отряда жвачных. Очевидно, жвачка происходила неправильно или же была неправильно исследована вышеназванным учеником…

Вот тебе все, что ты хотел, et au dela {и еще сверх того. Ред.}. Но теперь и я хочу спросить тебя кое о чем, а именно узнать твое мнение насчет отчисления доли наследства pro patria,vulgo {в пользу отечества, попросту. Ред.} в пользу государства, в качестве главного источника его доходов; разумеется, только на крупные наследства, с отменой всех налогов, падающих на неимущие классы… Наряду с этим вопросом о налоге на наследство меня интересуют еще два немецких института: «объединение земельных участков» и «ипотечное страхование». Я хотел бы ознакомить с этими институтами французов, которые о них абсолютно ничего не знают и вообще, за немногими исключениями, видят по ту сторону Рейна лишь туманности и кислую капусту. Исключение составила недавно газета «Univers»; изливаясь в жалобах по поводу чрезмерного дробления земельной собственности, она правильно заметила: «Il serait desirable qu'on appliquat immediatement les remedes energiques, dont une partie de l'Allemagne s'est servie avec avantage: le remaniement obligatoire des proprietes partout ou les ⁷/₁₀ des proprietaries d'une commune reclament cette mesure. La nouvelle repartition facilitera le drainage, l'irrigation, la culture rationelle et la voirie des proprietes»^{27}. Этого же вопроса касается «Siecle», газета вообще несколько близорукая, особенно в немецких делах, но исключительно болтливая вследствие своего самодовольного шовинизма, которым она щеголяет, как Диоген своим дырявым плащом; это блюдо она изо дня в день подогревает для своих читателей под видом патриотизма. И вот эта шовинистическая газета, принеся своему bete noire^{28}, газете «Univers», обязательное утреннее приветствие, восклицает: «Proprietaires ruraux, suivez ce conseil! Empressez-vous de reclamer le remaniement obligatoire des proprietes; depouillez les petits au profit des grands. O fortunatos nimium agricolas – trop heureux habitants des campagnes – sua si bona – s'ils connaissaient l'avantage a remanier obligatoirement la propriete!»^{29}. Словно при поголовном голосовании собственников крупные одержали бы верх над мелкими.