Текст книги "Собрание сочинений, том 14"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 65 страниц)

II. РИМСКАЯ ПЕХОТА

Латинское слово legio первоначально употреблялось для обозначения совокупности людей, отобранных для военной службы, и, таким образом, являлось синонимом армии. Затем, когда размеры римской территории и сила врагов республики потребовали более крупных армий, последние были разделены на несколько легионов, из коих каждый был равен по своей численности первоначальной римской армии. Вплоть до времен Мария каждый легион состоял как из пехоты, так и из конницы, причем численность последней составляла около Vio первой. Сначала пехота римского легиона была, по-видимому, организована наподобие древней дорической фаланги; она сражалась в глубоком линейном строю, патриции и богатые граждане в тяжелых доспехах составляли передние шеренги, а бедные и легковооруженные плебеи находились позади них. Но приблизительно ко времени Самнитских войн[319]319
  Самнитские войны (343–341, ок. 327–304 и 298–290 гг. до н. э.) – войны между римлянами и самнитами (группой италийских племен, населявших горную область в Средних Апеннинах) в период борьбы Рима за господство над Средней Италией. Победа над самнитами явилась важной вехой в укреплении римского рабовладельческого государства и объединении италийских племен под властью Рима.


[Закрыть] организация легиона стала подвергаться изменениям, которые вскоре сделали его полной противоположностью греческой фаланги. Подробное описание этой организации, достигшей своего полного развития во времена Пунических войн, дает нам Полибий[320]320
  Имеется в виду шестая книга сочинения Полибия «Всеобщая история в сорока книгах». Пунические войны – см. примечание 285.


[Закрыть]. Для каждой кампании обычно набирали четыре легиона. Легион отныне состоял из четырех разрядов пехоты: велитов, хастатов, принципов, триариев. Первые, комплектовавшиеся из новобранцев, представляли собой легкую пехоту; триарии, состоявшие из ветеранов, были резервом армии; остальную часть армии составляли два других разряда пехоты, являвшиеся ее главной боевой силой, или линейной пехотой; принципы набирались из людей, которые после триариев были наиболее опытными в военном деле, и этим они отличались от хастатов. Велиты носили кожаные головные уборы, легкие круглые щиты в качестве защитного вооружения и имели мечи и несколько легких дротиков; остальные три разряда были снабжены медными шлемами, кожаными панцирями, покрытыми медными пластинками, и медными набедренниками, Хастаты и принципы, кроме короткого меча, имели по два пилума, или метательных копья, – один легкий, другой очень тяжелый; последний являлся специфическим наступательным оружием римской пехоты. Он изготовлялся из крепкого тяжелого дерева, имел длинный железный наконечник, весил по крайней мере 10 фунтов и достигал с наконечником почти 7 футов длины. Его можно было метать только на очень короткое расстояние, примерно на 8 – 12 ярдов; но против легкого защитного вооружения того времени он был, благодаря своему весу, грозным по своему действию оружием. Триарии были вооружены кроме меча копьями взамен пилумов. Каждый легион состоял из 1 200 хастатов, разделенных на 10 манипулов, или рот, по 120 человек в каждом, из такого же числа принципов, разделенных подобным же образом, из 600 триариев – 10 манипулов по 60 человек в каждом, – и из 1200 велитов; к каждому из 30 манипулов присоединялось по 40 велитов, которые образовывали задние шеренги, если только не использовались для других целей. Хастаты образовывали первую линию, причем каждый манипул был развернут в линию, по-видимому, глубиною в шесть шеренг, с интервалом между соседними манипулами, равным их фронту. Так как каждому человеку в шеренге отводилось 6 футов, то ширина фронта манипула равнялась приблизительно 120 футам, а ширина фронта всего легиона достигала 2400 футов. Позади хастатов, во второй линии, располагались 10 манипулов принципов, прикрывавших интервалы между манипулами первой линии; позади принципов стояли триарии; каждая линия располагалась на соответствующей дистанции от впереди стоящей. Велиты сражались в рассыпном строю перед фронтом и на флангах. Путем вздваивания рядов ширина фронта боевого порядка могла быть сокращена до половины своей первоначальной величины, то есть до 1200 футов. Весь этот боевой порядок был рассчитан на атаку.

Римский легион, который, благодаря небольшому размеру своих тактических единиц и обусловленной этим большой подвижности, был способен сражаться почти на всякой местности, стоял неизмеримо выше греческой фаланги, которая нуждалась в ровной местности и очень скоро из-за своей собственной неповоротливости выродилась в строй, годный лишь для обороны. Когда легион наступал, то на расстоянии 8 или 12 ярдов от противника хастаты, вероятно, вздваивавшие в этом случае шеренги, метали свои тяжелые пилумы в греческую фалангу, копья которой еще не могли достать римлян, и, расстроив таким образом сомкнутый строй воинов фаланги, обрушивались на них с мечом в руке. Если отдельный манипул приходил в беспорядок, то результаты этого не сказывались на соседних манипулах; если сражение продолжалось, не приводя к быстрой развязке, в интервалы вступали принципы, метали свои пилумы и кидались на врага с мечом, давая таким образом хастатам возможность выйти из затруднительного положения и перестроиться позади триариев. В случае крайней необходимости наступали эти последние, чтобы или окончательно завоевать победу, или обеспечить отступление в полном порядке. Велиты, совместно с конницей, несли службу охранения, завязывали бой с противником в начале сражения, действуя как застрельщики, и осуществляли преследование. Легкий пилум хастатов и принципов, по-видимому, употреблялся главным образом при обороне в целях создания беспорядка в рядах наступающего врага, до того как он приближался на расстояние, достаточно близкое для метания тяжелого пилума. Походное фронтальное движение легиона начиналось с любого фланга; впереди шел первый манипул хастатов, за которым следовали соответствующие первые манипулы принципов и триариев, затем в таком же порядке три вторых манипула и так далее; фланговое движение совершалось тремя колоннами, причем каждый из трех разрядов пехоты составлял одну колонну; обоз находился в наиболее удаленном от неприятеля месте. Если враг появлялся со стороны, где двигались триарии, то армия останавливалась и поворачивалась фронтом к нему; принципы и хастаты проходили через интервалы манипулов триариев и занимали свои места.

После второй Пунической войны, когда продолжительные войны и обширные завоевания римлян, в сочетании с важными социальными переменами в Риме и по всей Италии, сделали всеобщую воинскую повинность почти неосуществимой, римская армия начала постепенно комплектоваться добровольцами из неимущих классов, образуя таким образом армию профессиональных солдат вместо прежней милиции, в которую включались все граждане. В результате этого характер армии совершенно изменился; поскольку же пополнение ее происходило из все ухудшающихся элементов, все более настоятельно необходимой становилась новая организация. Эту новую организацию ввел Марий, Римская конница перестала существовать. Сохранившаяся еще немногочисленная кавалерия комплектовалась из варваров-наемников или из контингентов союзников. Разделение пехоты на четыре разряда исчезло. Велиты были заменены союзниками или варварами, а остальная часть легиона состояла из одного и того же вида линейной пехоты, вооруженной подобно хастатам или принципам, но без легкого пилума, Манипул, как тактическая единица, был заменен когортой, состоявшей в среднем из 360 человек и образовывавшейся первоначально слиянием 3 манипулов; таким образом, легион был теперь разделен на 10 когорт, которые располагались обыкновенно в 3 линии (по 4, 3 и 3 когорты соответственно). Когорта строилась глубиной в 10 шеренг, для каждого ряда воинов отводилось 3–4 фута по фронту, так что общая ширина фронта легиона значительно сократилась (она составила около 1000 футов). Таким образом не только упростились тактические перестроения, но значительно усилилось и стало гораздо более непосредственным влияние командира легиона. Вооружение и снаряжение каждого солдата были облегчены, но, с другой стороны, большую часть своего багажа он должен был нести на деревянных вилах, изобретенных для этой цели Марием (muli Mariani {буквально: «мулы Мария». Ред.}); impedimenta {обоз. Ред.} армии, таким образом, значительно уменьшился. С другой стороны, соединение трех манипулов в одну когорту не могло не уменьшить свободу маневрирования на пересеченной местности; отсутствие легкого пилума уменьшило оборонительную силу легиона, а в результате упразднения велитов, которых не всегда полностью могли заменить иноземные вспомогательные войска, наемники или антесигнаны (воины, выделенные Цезарем из легиона для несения службы легкой пехоты, но не имевшие оружия для ведения боя на расстоянии), стало труднее непрерывно вести бой и в то же время уклоняться от решающей схватки. Единственно приемлемой формой боя для этих легионов стала быстрая и решительная атака. Но римская пехота все еще состояла из римлян или по крайней мере из италийцев и, несмотря на упадок империи в эпоху цезарей, поддерживала свою древнюю славу до тех пор, пока оставался нетронутым ее национальный характер. Но как только римское гражданство перестало быть непременным условием для включения в легион, армия быстро утратила свою устойчивость. Уже во времена Траяна варвары частью из римских провинций, частью из незавоеванных стран составляли главную силу легионов, и с этого момента исчезли характерные особенности римской пехоты. Тяжелые доспехи были отброшены, копье заменило пилум; легион, организованный в когорты, снова превратился в неповоротливую фалангу, а так как характерной чертой пехоты этого периода являлось общее стремление избегать рукопашной схватки с неприятелем, то лук и дротик стали использоваться теперь не только для боя в рассыпном строю, но также и линейной пехотой в сомкнутом строю.

III. ПЕХОТА В СРЕДНИЕ ВЕКА

Упадок, который пережила римская пехота, продолжался и в византийской пехоте. Своего рода принудительный набор в армию еще сохранялся, но ничего кроме самых негодных формирований в армии он не давал. Лучшие части армии составляли вспомогательные войска из варваров и наемников, однако даже и они были невысокого качества. Иерархическая административная система в армии была усовершенствована и доведена до состояния почти идеального бюрократизма, но результат был тот же, какой мы видим сейчас в России – наличие совершенной организации для мошенничеств и растрат государственных средств при стоящих колоссальных денег и существующих отчасти лишь на бумаге армиях. Соприкосновение с иррегулярной конницей Востока все более и более понижало значение пехоты и влияло на ухудшение ее качества. Конные лучники сделались излюбленным родом войск; и если не вся пехота, то большая часть ее была снабжена, кроме копья и меча, луком. Таким образом, обычным сделался бой на расстоянии, а рукопашная схватка рассматривалась как нечто устаревшее. На пехоту теперь смотрели как на хлам и намеренно держали ее вдали от поля сражения, используя главным образом для гарнизонной службы; в большинстве сражений Велизария участвовала одна лишь кавалерия, когда же в них принимала участие и пехота, она неизменно обращалась в бегство. Тактика Велизария целиком базировалась на принципе: избегать рукопашного боя и брать противника измором. Если против готов, у которых вообще не было метательного оружия, он с успехом применял этот принцип, выбирая пересеченную местность, на которой их фаланга не могла действовать, то от франков, пехота которых по своей манере сражаться имела нечто общее с пехотой древних римлян, и от персов, конница которых была несомненно лучше его кавалерии, он сам терпел поражения.

Военные силы германских завоевателей Римской империи первоначально состояли главным образом из пехоты и сражались в своего рода дорической фаланге; вожди и более богатые в передних шеренгах, а остальные – позади них. Их оружием были меч и копье. Однако франки имели короткие, обоюдоострые боевые топоры, которые они метали в гущу неприятельских войск, подобно римскому пилуму, перед тем как устремиться в атаку с мечом в руке. Они и саксы сохраняли в течение некоторого времени хорошую, внушавшую к себе уважение пехоту, но постепенно сами тевтонские завоеватели повсюду стали нести военную службу в качестве конных воинов, а обязанности пехотинцев возложили на жителей покоренных римских провинций. Таким образом, служба в пехоте стала презираться как атрибут рабов и крепостных, а поэтому должны были соответственно понизиться и качества пехотинца. К концу Х столетия кавалерия была единственным родом войск, который повсюду в Европе действительно определял исход сражений; пехота же, хотя и гораздо более многочисленная в каждой армии, чем кавалерия, являлась не чем иным, как плохо вооруженной толпой, которую почти не пытались как следует организовать. Пехотинец даже не считался воином; слово miles {воин. Ред.} сделалось синонимом всадника. Единственная возможность содержать солидную пехоту имелась у городов, особенно в Италии и Фландрии. У них была собственная милиция, которую приходилось формировать из пехоты; а так как ее служба по обороне городов в обстановке нескончаемых раздоров среди окрестных дворян носила постоянный характер, то вскоре было признано более удобным иметь в качестве вооруженной силы платных наемников, вместо милиции, состоящей из горожан; последняя была сохранена на случай чрезвычайных обстоятельств. Но и тут мы не видим, чтобы городская пехота имела какое-либо заметное превосходство над толпой пехотинцев, собираемых дворянами и во время сражения всегда оставляемых для охраны обоза. Так было, по крайней мере, в классический период рыцарства. В кавалерии этого времени каждый рыцарь был вооружен cap-a-pied {с головы до ног. Ред.}, весь покрытый доспехами, он сидел верхом на коне, также покрытом доспехами. Его сопровождали оруженосец, значительно легче вооруженный, и ряд других всадников без доспехов, вооруженных луками. В боевом порядке эти силы располагались по принципу, сходному с принципом построения древней дорической фаланги, – тяжеловооруженные рыцари в первой шеренге, оруженосцы – во второй, конные лучники позади них. Последние, в силу характера их вооружения, стали вскоре использоваться для боя в спешенном строю, и это все чаще становилось для них правилом, так что их лошади стали применяться главным образом для передвижения, а не для атаки. Английские лучники, вооруженные большим луком, – в то время как в Южной Европе употреблялись арбалеты, особенно отличались этим способом ведения боя в пешем строю, и очень возможно, что именно это обстоятельство вскоре и повело к широкому применению боя в спешенном строю среди упомянутого рода войск. За время длительных кампаний во Франции кони тяжеловооруженных рыцарей, несомненно, быстро изнурялись и делались пригодными лишь для использования их в качестве транспортного средства. Было вполне естественным, что при таком плачевном положении gendarmes {закованные в броню всадники, конные латники. Ред.}, имевшие наиболее плохих лошадей, должны были спешиваться и образовывать фалангу копейщиков, которая пополнялась лучшей частью пехоты (особенно валлийцами); в то же время те, кто имел еще годных для атаки коней, составляли теперь подлинно боеспособную кавалерию. Такой порядок оказался весьма пригодным для оборонительных сражений; и на применении его были основаны все сражения Черного принца {Эдуарда, принца Уэльского. Ред.}, которые, как известно, оканчивались полным успехом. Новый способ ведения боя был вскоре принят французами и другими народами и для XIV и XV веков может считаться почти общепринятой системой. Таким образом, через 1700 лет мы почти вернулись к тактике Александра, с той лишь разницей, что кавалерия Александра была новым родом войск, который должен был укрепить боеспособность приходившей в упадок тяжелой пехоты, тогда как в данном случае тяжелая пехота, образованная из спешенной конницы, являлась живым доказательством того, что кавалерия приходит в упадок и что для пехоты занимается новая заря.

IV. ВОЗРОЖДЕНИЕ ПЕХОТЫ

Во фламандских городах, в те времена – главном промышленном районе мира, и среди швейцарских гор впервые возникли войска, которые снова заслуживали названия пехоты после столетий ее упадка. Французское рыцарство не устояло против ткачей и сукновалов, золотых дел мастеров и кожевников бельгийских городов, а бургундское и австрийское дворянство – против крестьян и пастухов Швейцарии. Главную роль здесь сыграли хорошие оборонительные позиции и легкое вооружение, усиленные, как это было у фламандцев, многочисленным огнестрельным оружием, а у швейцарцев – местностью, почти недоступной для тяжеловооруженных рыцарей того времени. Швейцарцы были вооружены главным образом короткими алебардами, которыми можно было одинаково хорошо и колоть, и рубить и которые были не слишком длинны для рукопашной схватки; позже у них появились также пики, арбалеты и огнестрельное оружие, но в одном из своих самых знаменитых сражений, при Лаупене (1339 г.)[321]321
  При Лаупене (близ Берна) 21 июня 1339 г. швейцарская пехота, состоявшая из свободных крестьян, нанесла поражение союзному войску австрийских, немецких и итальянских феодалов. Сражение явилось важным этапом в борьбе швейцарских кантонов за независимость (см. примечание 35).


[Закрыть], у них не было никакого другого оружия для боя на расстоянии, кроме камней. От оборонительных стычек в своих неприступных горах они скоро перешли к наступательным боям на равнине, а вместе с тем и к более правильной тактике. Они сражались глубокой фалангой; их защитное вооружение было легким и имелось, как правило, только у воинов передних шеренг и боковых рядов, в середине находились воины, не имевшие доспехов; швейцарская фаланга тем не менее всегда состояла из трех, отличных друг от друга, частей – авангарда, главных сил и арьергарда, что обеспечивало ей большую подвижность и возможность разнообразных тактических построений, Швейцарцы вскоре стали мастерами в умении пользоваться складками местности, что, вместе с усовершенствованием огнестрельного оружия, защищало их от налетов кавалерии; против пехоты же, вооруженной длинными копьями, они изобрели разнообразные способы прокладывания пути через лес копий, после чего их короткие тяжелые алебарды давали им громадное преимущество, даже в борьбе с воинами, закованными в броню. Они очень скоро выучились, в особенности при содействии артиллерии и ручного огнестрельного оружия, отражать в каре или крестообразном построении атаки кавалерии; и как только пехота снова стала способной на это, дни рыцарства были сочтены.

Около середины XV столетия борьба городов против феодальной знати была повсюду подхвачена государями более обширных консолидировавшихся в то время монархий, следствием чего явилось формирование последними армий из наемников, как в целях подавления этой знати, так и ради проведения самостоятельной внешней политики. Кроме швейцарцев, немцы, а вскоре за ними и большинство европейских наций стали поставлять большие контингенты наемников, набиравшихся посредством добровольной записи и продававших свои услуги всякому, какой бы национальности он ни был, кто предлагал наибольшую цену. При построении эти отряды применяли те же тактические принципы, что и швейцарцы; вооружены они были главным образом пиками и сражались в больших батальонных каре с одинаковым количеством людей как в глубину, так и по фронту. Но им приходилось сражаться в иных условиях, чем швейцарцам, защищавшим свои горы; они должны были не только удерживать оборонительные позиции, но и наступать, сражаться с неприятелем не только на холмистой местности, но и на равнинах Италии и Франции. Вскоре они оказались перед фактом быстрого усовершенствования ручного огнестрельного оружия, имевшего место в то время. Эти обстоятельства вызвали некоторые отклонения от старой швейцарской тактики, отклонения разные у разных национальностей; но основная ее характерная черта – построение в три глубокие колонны, которые фигурировали под названиями, хотя и не всегда так было на деле, авангарда, главных сил и арьергарда, или резерва, – оставалась общей для всех. Швейцарцы сохраняли свое превосходство до сражения при Павии, после которого немецкие ландскнехты, уже до этого в течение некоторого времени бывшие если не целиком, то почти равными им, стали считаться первой пехотой Европы. Французы, чья пехота до этих пор никогда не представляла собой что-либо путное, предприняли в этот период весьма упорные попытки сформировать боеспособную национальную пехоту, но им удалось это лишь с уроженцами двух провинций – Пикардии и Гаскони. Итальянская пехота этого периода никогда не принималась в расчет. Испанцы же, среди которых Гонсало де Кордова во время войн с маврами Гранады[322]322
  Имеется в виду война 1481–1492 гг. объединенного королевства Кастилии и Арагона (испанской монархии) против Гранадского эмирата, явившаяся заключительным этапом отвоевания Пиренейского полуострова у мавров – реконкисты (см. примечание 207). Война завершилась взятием испанцами Гранады.


[Закрыть] первым ввел швейцарскую тактику и швейцарское вооружение, очень скоро приобрели весьма солидную репутацию и с середины XVI столетия стали считаться лучшей пехотой Европы. В то время как итальянцы, а за ними французы и немцы довели длину своей пики с 10 до 18 футов, испанцы сохранили короткие, более удобные копья, а их ловкость делала их грозными противниками в рукопашном бою с мечом и кинжалом. Эту репутацию они сохраняли в Западной Европе – по крайней мере во Франции, Италии и Нидерландах – до конца XVII столетия.

Пренебрежительное отношение швейцарцев к защитному вооружению, основанное на традициях другого времени, не разделялось пикинерами XVI столетия. Как только сформировалась та европейская пехота, боевые качества которой в разных армиях становились все более и более сходными, система расположения по краям фаланги немногих воинов, которые были защищены нагрудниками и шлемами, оказалась недостаточной. Если раньше швейцарцы считали такую фалангу неуязвимой, то она перестала быть таковой с тех пор, как встретилась с другой вполне себе равной фалангой. В этом случае приобретал известное значение определенный набор защитного вооружения; если оно не слишком препятствовало подвижности войск, оно давало решающее преимущество. Кроме того, испанцы никогда не разделяли этого презрения к нагрудникам, и с ними стали считаться. Таким образом, нагрудники, шлемы, ручные и ножные латы и латные рукавицы снова стали частью обычного снаряжения каждого пикинера. К этому прибавился меч, более короткий у немцев и более длинный у швейцарцев, а иногда и кинжал.