Текст книги "Сатана и Искариот. Части первая и вторая"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

– Да, мне это удалось! Вы же видите, что за герой, этот ваш новый любовник. Он пришел расправиться со мной и освободить вас, а вот теперь сам оказался внизу. Он никогда больше не увидит солнце. Вы слишком много мне рассказали о нем, чтобы я сохранил индейскому вождю жизнь.

– Вы хотите его убить? – ужаснулась она.

– Убить! Что за выражение! Разве можно называть убийством то, что я немножко подержу его под землей и предоставлю ему такую постель, что он быстро заснет? Ну, а если он потом не проснется, то это уж его дело.

– Значит, хотите замуровать заживо!

– Да, если вам доставляет удовольствие употребить именно это выражение.

– Чудовище!

– Не стоит так горячиться! Я уже доказал вам, что чудовищем не являюсь. Наоборот, я терпеливый человек и даже очень добросердечный. Вы любите краснокожего джентльмена, и он вам предан. Значит, прежде чем он умрет, вы пробудете вместе часа два или три. Дайте-ка сюда свои руки, я завяжу их за спиной, иначе вы злоупотребите моей добротой и развяжете своего обожателя.

Она помедлила немного и сказала:

– Только не думайте, что вы безнаказанно сможете делать все, что захотите! Юма отомстят за своего вождя.

– Это им и в голову не придет. Они же не знают, кто его похитил.

– Но они же знают, что сейчас он у вас. Да и сторожа его видели.

– Они увидят, как он уйдет. Там, наверху, так темно, что вполне возможно ошибиться, приняв его за меня, но может быть и другая версия. Чтобы теперь спуститься, я должен был разбудить сторожей. Потом они опять улягутся спать и должны будут поверить, что во время их сна вождь ушел. Ну, подавайте-ка руки, да побыстрее! Говорю это вам в последний раз!

В руках у него был ремень. Мне и в самом деле было любопытно, что же произойдет дальше. Она знала, что я рядом и должен буду ей помочь. Но точно так же она знала, что я должен буду освободить ее, если она позволит Мелтону связать свои руки. Подчинится она ему или позовет сейчас на помощь меня, это мне было безразлично. Она протянула ему руки и сказала:

– Вот, свяжите меня! Я не хочу с вами бороться, потому что мне страшно прикасаться к вам. Но от наказания вы не уйдете!

– Вы хотите быть пророчицей, Юдит? Это неблагодарное занятие, потому что ваши пророчества не всегда сбываются.

Он связал ей руки за спиной и втолкнул в темное помещение, где она находилась прежде. Она вела себя спокойно. Потом он втащил внутрь индейца, закрыл дверь и задвинул засов. Затем он немного постоял, приложив ухо к двери и прислушиваясь. Свет от фонаря падал ему на лицо. Выражение его физиономии было дьявольским. Потом он забрался в подъемный ящик и, дернув за свисающий шнур, подал знак наверх, по которому подъемник медленно оторвался от земли. Свет исчез, а вместе с ним и шум, издававшийся ящиком, который терся о стенки вертикального ствола шахты.

Я считал Мелтона более осторожным и умным, чем он теперь показал себя. Я бы на его месте удивился поведению Юдит. Оно бы возбудило у меня подозрения. Я сейчас же попытался бы убедить себя, что есть какая-то причина для такого спокойного ее поведения, и постарался бы узнать эту причину. Он этого не сделал, что было не в пользу его ума и проницательности.

Мой мимбренхо, с тех пор как мы пробрались за стену, еще не сказал ни слова. Но теперь он настолько удивился моему поведению, что не смог молчать, и, когда мы поднялись из-за поленницы, сказал:

– Белый, которого мы хотели захватить, был здесь. Мы могли его поймать. Почему же Олд Шеттерхэнд позволил ему уйти?

– Потому что я уверен, что он от меня никуда не денется. Позже его страх только усилится.

Я снова зажег свет и опять направился к двери, чтобы открыть ее. Еврейка стояла прямо за ней и прислушивалась. Она быстро вышла, глубоко вздохнула и сказала:

– Слава Богу! А я уже стала опасаться, что вы не придете!

– Если я что обещаю, то слово держу. Вы говорили с вождем?

– Нет, мы не сказали ни слова друг другу. Слишком много бед на нас свалилось. Вы слышали, что сказал Мелтон?

– Да, я все слышал.

– Как легко он мог вас обнаружить! И тогда я бы никогда не вырвалась отсюда.

– Нет уж, если бы мы встретились, то он бы не вырвался из моих рук. Так как вы еще не переговорили с Хитрым Змеем, то я ему кое-что объясню. Как хорошо, что он попался Мелтону. Тем самым этот негодяй дал мне в руки козырь, которым будет побита его собственная карта.

Я подошел к индейцу и перерезал связывающие веревки. Он быстро выпрямился и спросил еврейку:

– Кто этот бледнолицый, который оказался в шахте, но раньше не появлялся в нашем лагере.

– Мой краснокожий брат скоро узнает, кто я такой, – ответил я вместо девушки. – Он не мог понять того, что сказал Мелтон белой дочери, потому что их разговор шел на чужом языке. Поэтому я спрашиваю его, знает ли он, что собирался с ним сделать Мелтон?

– Я знаю это. Я должен был умереть – он хотел похоронить меня здесь, под землей.

– Мой краснокожий брат полагает, что он осуществил бы на деле свой замысел?

– Он, сделал бы это, чтобы чувствовать себя в безопасности.

– А что стало бы с белой девушкой, которую Хитрый Змей пожелал взять в свой вигвам?

– Она тоже бы умерла здесь, под землей, сгнила, как и другие переселенцы, ни один из которых не должен больше увидеть белого света.

– Тогда мой краснокожий брат ошибается, потому что все они окажутся на свободе уже на следующее утро. Я выведу их из шахты.

– Мелтон на это не согласится!

– Он может не давать свое согласие, потому что я у него не буду спрашивать разрешения. Я пришел освободить всех пленников, как я уже дал свободу тебе.

– Пока я еще нахожусь в плену, так как мне не выйти из шахты.

– И ты не видишь из своего положения выхода? Тебе надо только подождать, пока Мелтон снова не спустится вниз. Он не подготовлен к встрече с тобой, и ты очень легко с ним справишься. Впрочем, и это совсем не обязательно, потому что я выведу Хитрого Змея и белую дочь из шахты неизвестным им путем. После этого мой брат может сделать ее своей скво и строить для нее дворец и замок.

Моя личность, мое здесь присутствие и каждое мое слово были для него загадочными. Меня очень забавляло то выражение удивления, с которым он смотрел на меня.

– Мой белый брат знает неизвестный мне выход из шахты? – спросил он. – Он знает также, что я люблю Белый Цветок и что я ей обещал? Не хочет ли он сказать мне, кто он такой?

– На языке юма мое имя звучит как «Таве-шала».

– Таве-шала, Олд Шеттерхэнд! – вырвалось у него; он отступил на два шага и уставился на меня как на привидение. – Олд Шеттерхэнд здесь, среди нас, в этой шахте!

От изумления он просто лишился дара речи.

– Если ты мне не веришь, спроси белую дочь. Я сопровождал ее и всех переселенцев от самой Большой Воды в горы, чтобы узнать, что задумал сделать с ними Мелтон, и освободить их из его рук.

– Олд… Шеттер… хэнд, враг нашего племени! В нашем лагере, в самом сердце Альмадена!

– Ты ошибаешься, врагом вашего племени я никогда не был, а был другом всех индейцев.

– Но ты же убил Маленького Рта, сына нашего верховного вождя!

– Он сам меня к этому вынудил, потому что хотел убить вот этого юного воина мимбренхо, которого ты видишь перед собой, его брата и его сестру.

– Большой Рот поклялся убить тебя!

– Об этом мне известно, но разве это служит причиной для тебя стать моим смертельным врагом?

– Я должен повиноваться Большому Рту!

– Ты не прав, в этом деле твой вождь должен сам разобраться, а ты здесь ни при чем. Большой Рот должен сам уладить свои отношения со мной, и в помощниках он не нуждается. Я тебя освободил, доказав тем самым, что я не враг юма. Если бы я был им, то убивал бы всех ваших воинов, которых я повстречал, начиная с асиенды Арройо и до этой скалы. Я за это время пленил человек сорок твоих соплеменников.

– Взял… стольких… моих братьев… в плен! – повторил он удивленно. – Где же они сейчас?

– В отряде наших союзников – мимбренхо, с которым я прибыл в Альмаден.

– Эти мимбренхо находятся вместе с тобой?

– Нет. Они ожидают моего возвращения внизу, оставаясь под командованием великого Виннету. Они находятся там, где вы их никогда не найдете. Я поехал вперед с одним молодым воином, чтобы изучить обстановку в Альмадене, и намерен освободить всех бледнолицых, которых я обнаружу в шахте, под землей, не прибегая к помощи какого-нибудь другого человека.

Выражение неописуемого изумления все еще не сходило с лица индейского вождя. Он никак не мог подобрать слов для ответа. Я же продолжал:

– Нам будет нетрудно победить юма, охраняющих доступ в Альмаден, но я хотел бы обойтись без кровопролития. Хитрый Змей может мне сказать, останутся ли его воины моими врагами или они обратятся в моих друзей!

Индеец показался мне честным человеком еще вчера, когда я услышал его разговор с еврейкой, поэтому я вел себя с ним совершенно не так, как собирался, да и его теперешнее поведение произвело на меня хорошее впечатление. У него был необыкновенно выразительный взгляд. Он смотрел на меня, почти не отрывая глаз, и в течение нескольких минут размышлял, а потом решился ответить:

– Так как Олд Шеттерхэнд убил сына моего вождя, то я должен быть его врагом. Но Олд Шеттерхэнд спас меня и Белый Цветок, поэтому мне хочется предложить ему свою дружбу. Я не могу делать то, к чему стремится мое сердце, но также не могу совершать то, что мне повелевает долг. Я не могу быть другом Олд Шеттерхэнда, но и не могу стать его врагом. Он может со мной делать все, что захочет.

– Хорошо! Мой брат очень искренне выразил свои чувства. Значит, он примирится с тем, что я за него решу?

– Да. Здесь мне была суждена верная смерть, поэтому возьми у меня жизнь, и я не стану защищаться!

– Твоя жизнь мне не нужна, а вот свободу твою я возьму, по крайней мере – на некоторое время. Ты согласен рассматривать себя в качестве моего пленника?

– Да, я согласен на это.

– Надо ли мне снова связывать тебя, чтобы быть уверенным, что ты не сбежишь?

– Хочешь – связывай, хочешь – нет, я все равно останусь возле тебя, пока ты мне не скажешь, что я вновь свободен. Но после этого ты не сможешь ничего больше от меня потребовать. Полезным я тебе быть не смогу и никаких сведений давать не буду.

– Хорошо, значит, мы договорились. Ты считаешься моим пленником и будешь выполнять мои указания. Для исполнения моих планов мне твоя помощь не нужна.

Я развязал еврейке руки и отправился на поиски других узников. Помещение, в котором содержалась Юдит, было маленьким. Там, видимо, начали проходку штрека, да скоро прекратили это занятие, потому что в этом направлении ничего ценного в породе не обнаружили.

Значит, других пленников надо было искать за второй дверью. Когда я открыл ее, мы оказались в вырубленной в скале камере, откуда в различных направлениях расходились три штрека. Воздух здесь был спертым, дышалось тяжело, воняло серой. Два прохода оставались незапертыми, а третий перекрывала дверь с двумя засовами. В дверь эту был вделан глазок, какими обычно снабжаются тюремные двери. Я откинул заслонку, пытаясь заглянуть внутрь, но сейчас же отшатнулся, потому что в нос мне ударил такой смрад, какого нельзя было вынести, а стоило мне поднести к отверстию факел, тот чуть было не погас.

Но когда я отодвинул засовы и открыл дверь, стало еще хуже. Спертый воздух вырвался оттуда, и его запах нельзя было и описать. Сравнить с ним затхлость, царившую в трюмах печально известных кораблей, перевозивших через океан черных рабов, просто нельзя. Тот гнилой аромат мог бы показаться чистейшим озоном, а то и духами.

Дверь прикрывала собой ход с очень низким потолком. Чтобы в нем передвигаться, я вынужден был согнуться, и тем не менее, как я увидел, он дал приют очень многим людям!

Переселенцы лежали поодаль от двери – мужчины, женщины, дети, все вперемешку. Когда на них упал отблеск наших факелов, то они поднялись, и послышался звон цепей. Дети от страха расплакались, женщины просили хлеба, мужчины произносили проклятья, злобно покрикивая на меня и стараясь вытолкнуть меня из своей тесной тюрьмы. Поднялись скованные цепями кулаки – это был момент величайшего возбуждения. Но мне достаточно было только сказать несколько слов, и грозящая мне опасность сменилась всеобщим дружелюбием. Люди радовались, они обнимали меня, несмотря на свои оковы. Каждый из них хотел пожать мне руку, кое-кто даже поцеловал меня, а многие от счастья заплакали. Не скоро я их успокоил до такой степени, что они смогли отвечать на мои вопросы.

Вождь смотрел на это зрелище издалека. Когда объятия прекратились, индеец воспользовался паузой, подошел ко мне и сказал:

– Хотя Олд Шеттерхэнд говорил, что от меня никакой помощи не надо, но я только хочу сообщить ему: там, в щели, спрятан ключ, которым можно отомкнуть кандалы.

Будучи, в сущности, полудиким человеком, он не смог вынести вида страждущих, и доброе сердце подтолкнуло его сделать мне ценное признание. Правда, я бы и без него нашел этот ключ, потому что убедил себя, что искать его надо поблизости от того места, где находятся запертые люди.

Пленники помогали один другому: не прошло и пяти минут, как кандалы были сброшены в кучу. И сразу же освобожденные устремились вон, на волю. С большим трудом мне удалось убедить их соблюдать спокойствие. Шум не должен был потревожить Мелтона, не должен был привлечь его внимания к происходящему. Мы, конечно, не могли знать, каким будет сопротивление, поэтому я распорядился, чтобы люди уносили с собой брошенный инструмент, прежде всего – молотки и кирки, которые можно было использовать как оружие.

В первые минуты свободы охваченные радостью люди вовсе не обращали внимания на индейца, но потом они пригляделись к нему и узнали вождя, им было известно, что это Хитрый Змей, знали они и его роль в совершенном над ними злодеянии. Они захотели моментально отомстить своему врагу, и мне стоило большого труда удержать их от немедленного самосуда. Но я успокоил их, объяснив, что вождь является заложником и в таком качестве может быть им весьма полезным.

Мы отправились к нашей пещере. Поскольку идти пришлось гуськом, шествие наше значительно растянулось. Все огни были зажжены, в том числе – шахтерские лампы, развешанные по стенам. Конечно, мы не могли попасть прямо в пещеру, так как ее от нас отделяла пропасть. Нам пришлось сначала выйти наружу через уже описанный ход. Я выбрался из подземного хода последним, и отверстие было тут же заложено камнями. Потом мы пробрались по промоине в пещеру. Она оказалась достаточно обширной, чтобы вместить всех.

Было три или четыре часа ночи, то есть самое время подумать о том, как обезопасить всех от Мелтона. Нам надо было много порассказать друг другу, о многом порасспросить, но это пришлось перенести на более поздний срок, потому что мы должны были оставить Альмаден еще до того, как рассветет. Я отобрал десяток мужчин поздоровее: они должны были сопровождать меня и мимбренхо. Оставшимся я строго-настрого запретил покидать пещеру, потому что это могло нас выдать. Они пообещали выполнять мои распоряжения. О Хитром Змее я больше не беспокоился, так как был убежден, что он сдержит свое обещание. И даже в том случае, если индейцу вдруг придет в голову мысль о побеге, я был уверен, что те бывшие его пленники, среди которых он оказался в пещере, скорее убьют вождя, чем позволят ему уйти.

Путь на плато мне не надо было искать: каждый из десяти сопровождавших меня спутников был хорошо знаком с этой тропой. Мы без приключений забрались наверх. Находившиеся там сторожа особого беспокойства у нас не вызывали. Конечно, они могли нас услышать, но и тогда бы наверняка предположили, что это идут друзья.

У дома над входом в шахту было не только дверное отверстие, там имелись еще и оконные проемы. Через них проникал слабый свет – это было хорошо, так как мы могли видеть, куда нам следует направиться.

Мы шли напрямую к домику, старясь побыстрее добраться до него, нисколько не заботясь о том, чтобы приглушить шаги. Трое индейцев, лениво развалившихся там на земляном полу, вскочили, но тут же, даже не успев предпринять мер для собственной защиты, были опрокинуты и связаны собственными поясами. Вначале им заткнули рты, а потом пленников оттащили подальше от дома, так что увидеть их из помещения стало невозможно. Десять моих людей должны были усесться возле них. Такое распоряжение я отдал, подумав о Мелтоне, который не должен был знать истинного положения дел.

Я считал, что для взятия его в плен никакой помощи мне не понадобится, но на всякий случай взял с собой маленького мимбренхо, на которого в подобном случае я полагался больше, чем на всех десятерых белых, вместе взятых, поскольку они не были знакомы с превратностями военных схваток…

В доме мы обнаружили несколько шахтерских ламп. Одну из них я зажег и укрепил за петлю своего жилета. При этом я в случае необходимости мог прикрыть лампу полой куртки. Я ожидал увидеть здесь, в домике, ворот подъемника, но его не оказалось, значит, он должен был находиться ниже, и я больше не стал ломать себе над этим голову. Из входного отверстия высовывалась несколькими ступенями приставная лестница. Я стал спускаться по ней, а мимбренхо последовал за мной.

Наверху отверстие было гораздо шире, чем внизу. Когда лестница кончилась, мы оказались в просторном помещении. Здесь и находился ворот. Стоило только привести в движение маховое колесо, как массивный вал начинал наматывать на себя цепь. Подъемник находился еще наверху. По трем стенкам помещения были расставлены различные нужные в руднике предметы, а с четвертой стороны оставалось широкое свободное пространство – здесь-то и начинался тот самый переход, который мы искали. Мы проскользнули в него. Все вокруг было тихо; мы осторожно пошли вперед.

Я прикрыл лампу и только время от времени освещал ее светом наш путь. Подземная галерея была длинной, казалось, что у нее просто нет конца. Наконец справа мы увидели дверь, а слева – другую. Они были занавешены циновками. Казалось, что обитатели дома-убежища спят, но в этом я ошибся, потому что, когда мы прошли на несколько шагов дальше, я услышал разговор. Перед нами оказались две рядом расположенные двери. Голоса раздавались за левой из них, то есть в комнате Мелтона. Мы неслышно подошли к двери, и я немножко приподнял прикрывавшую вход циновку. Посреди комнаты стоял грубо сколоченный стол, на котором лежали два револьвера и нож. Кроме стола, в комнате я заметил несколько сколоченных из обрубков дерева стульев или, правильнее сказать, табуреток. На стене висело два ружья, а радом с ними лежала большая кожаная сумка, в которой, вполне возможно, находились патроны. Мелтон сидел за столом на табуретке и говорил с индианкой, представлявшей собой образец человеческого уродства. Она стояла между столом и дверью. В тот самый момент, когда я заглянул в комнату, Мелтон сказал, пользуясь, как уже много раз было упомянуто, словами из разных языков:

– Вам обеим будет, пожалуй, ее жаль, после того как ты так много узнала о том, что я хочу с нею сделать?

– Жаль? – ответила она картаво. – Да мы будем рады! Она терпеть нас не могла, да и мы ее – тоже.

Я догадался, что речь, конечно, шла о Юдит.

– Тогда вы еще больше обрадуетесь, если я скажу тебе, что она больше никогда не выйдет наверх». Теперь вы снова станете полными хозяйками в доме. Если вы будете верно служить мне, я буду вам хорошо платить.

– Мы верны вам, сеньор, потому что вы обещали заботиться о нас и сдержите слово. Если бы вы только смогли защититься от врагов, нападения которых вы ожидаете!

– О, об этом я совершенно не беспокоюсь. Они, видно, сошли с ума, если отправились в Альмаден. Впрочем, они никогда не доберутся до него, потому что мы, как только получим сообщение от разведчиков, выступим им навстречу и всех, до единого человека, уничтожим.

– Но мы слышали, что среди них находятся знаменитый Виннету и весьма отважный белый воин. Этого воина я не знаю, но Виннету не так-то легко победить. Военным умением и хитростью он превосходит других воинов. Если ему удастся выманить наших людей отсюда, а потом он нападет на беззащитный Альмаден?

– Это ему никогда не удастся. Ну а если невозможное все-таки случится, вы знаете, что вам делать. В шахту не должен попасть ни один чужак: никто не должен видеть пленников. На такой случай лежит возле вала нож. Но до этого дело никогда не дойдет, потому что даже если нас победят под Альмаденом, то такую крепость, как скала, ни за что на свете не взять штурмом. И мы уж приложим все силы, чтобы сюда не ступили ни Виннету, ни тот белый, о котором ты говорила.

Больше слушать я не хотел, потому что времени у нас было немного, поэтому я отдернул занавеску в сторону, вошел в комнату и сказал:

– Тут вы глубоко заблуждаетесь, мастер Мелтон, ибо мы уже здесь, как вы видите!

Одновременно я молниеносно схватил револьверы и нож, встав таким образом, что к ружьям Мелтону пришлось бы пройти мимо меня. Он прыгнул от меня, как от привидения.

– Олд Шеттерхэнд! Тысяча чертей! – закричал он. – Тогда и Виннету тоже здесь. Пошла, старая ведьма! И делай свое дело, потому что вот он, тот белый, которого ты опасалась!

Последние слова были обращены к индианке. Она попыталась ускользнуть, но я схватил ее и отбросил назад, так что она шлепнулась на постель. В то же самое время в комнату вошел мимбренхо, чтобы задержать женщину. Она попыталась вырваться, а когда это не удалось, она закричала что есть мочи, повторяя несколько индейских слов, из которых я понял только два, а именно «ала» и «аква». Первое, пожалуй, было женским именем, а второе означало «нож». Это было, вероятно, обращение к другой старой индианке, находившейся здесь же, рядом. Та должна была совершить все, в чем мы помешали первой старухе. Но теперь я не мог уделять внимание ни индианке, ни ее крикам, потому что целиком был занят Мелтоном, который, воспользовавшись замешательством, схватил табуретку, единственное оставшееся у него для обороны оружие, и, размахивая ею, стал наступать на меня. Выкрикивая страшные проклятия, он собирался обрушить эту табуретку мне на голову, но я успел нагнуться, схватил Мелтона, приподнял его и швырнул об стену, да так, что он рухнул без сознания на землю. Тут в коридоре раздался второй женский голос. Мелтон очнулся и хотел было подняться, но я крепко держал его за шею. Он попытался оттолкнуть меня ногами, но и это ему не удалось. Помощи мне никакой не требовалось, однако маленький индеец подошел к нам. Перед этим он крепким тумаком оглушил старуху и собирался вмешаться в схватку. В углу комнаты были сложены несколько лассо, одним из них мимбренхо связал Мелтона, пока я крепко держал его: сначала он спутал ноги, а потом прикрутил к телу руки. Теперь Мелтон был для нас безопасен, и я приказал своему спутнику:

– Оставайся здесь! Я должен выйти, потому что слышу шум, там снаружи, кажется, что-то происходит.

В тот самый момент, когда я покидал комнату, звякнула цепь у ворота. С лампой в руках я помчался вперед. Когда я подбежал к вороту, возле него стояла старуха, а с вала сматывалась цепь. Я успел заметить, что цепь не просто была намотана на вал, а еще и привязана к нему крепким плетеным ремнем. И прежде чем я успел помешать, старуха перерезала ремень, цепь с тяжелым грохотом упала в шахту – теперь никто не мог вытащить ее наверх.

Только теперь я понял значение слов, сказанных чуть раньше Мелтоном: «Вы же знаете, где лежит нож и что вам нужно делать».

На тот случай, когда опасность разоблачения покажется весьма значительной и некому будет от нее избавить, женщинам было приказано быстро смотать цепь и перерезать ремень. Лестница вела только до ворота, дальше вниз можно было попасть лишь на подъемнике. Если же тот лежал вместе с цепью внизу, то попасть на дно шахты становилось невозможно: пленные должны были умереть, и тайна их заключения исчезла бы вместе с ними. Я бы не поверил, что Мелтон, несмотря на всю подлость своей натуры, решится на такое дьявольское дело.

Я содрогнулся от ужаса. Как хорошо, что я нашел штольню! При одной мысли, что без такого выхода бедные мои соотечественники оказались бы внизу в безвыходном положении, я похолодел. Тут я увидел, что женщина направляется к лестнице. Я схватил ее за руку и, преодолевая слабое сопротивление, потянул в проход, а потом в комнату, где лежал Мелтон. Когда тот увидел, что мы входим, он бросил на старуху испепеляющий взгляд и спросил:

– Цепь внизу?

– Да, – кивнула она, злорадно ухмыляясь.

Тогда Мелтон расхохотался и с насмешкой в голосе обратился ко мне:

– Один лишь черт знает, как вы сюда попали, мастер. Вы, конечно, захватили меня врасплох, только цели своей все равно не достигли.

– Какой цели? – спросил я, вызывая его на откровенность.

– Вы знаете ее гораздо лучше меня. Я поостерегусь говорить вам какие-либо слова, которые позднее вы сможете использовать против меня.

– Я ищу работников с асиенды Арройо. Где они?

– Я ничего про них не знаю. Можете поискать сами. Они направляются в Альмаден, но еще сюда не прибыли. Я перегнал их по дороге.

– А почему вы хотели сбросить цепь в шахту?

– Я? Но вы же сами видели, что это сделала женщина!

– Потому что вы ей приказали.

– Вы что-то об этом знаете? Ну, тогда спросите ее сами! Она весьма охотно расскажет вам обо всем, что вы захотите узнать. Но вас я вполне серьезно прошу освободить меня! Альмаден принадлежит мне, здесь я хозяин, я приказываю, и если вы немедленно меня не освободите, то будете отвечать за последствия!

– Ну, никаких последствий я не боюсь. Что же касается вас, то о том, следует ли когда-нибудь вас освободить, решит суд.

– Суд? Да вы с ума сошли! Где же вы найдете здесь суд?

– Судья уже в пути. Сначала надо будет узнать, кто подговорил юма напасть на асиенду Арройо и сжечь ее дотла. Потом следует заняться судьбой переселенцев. Я думаю, что они, когда мы их найдем, смогут сообщить очень много ценного про вас.

– Ну что же, тогда мне только остается пожелать вам, чтобы они нашлись, – рассмеялся он, – и чтобы вы в этом отношении оказались удачливее меня, потому что я их не видел с того самого момента, когда простился с вами на асиенде.

– Но ведь они движутся в направлении Альмадена, а так как здесь я все уже сделал и нужно теперь возвращаться на асиенду, то, пожалуй, смогу их встретить. Так как вы будете сопровождать меня, что само собой разумеется, то вы получите удовольствие поприветствовать их и сами убедитесь в их благополучии.

На его лице появилась уже неоднократно мною виденное дьявольски насмешливое выражение. Он был убежден, что мы по пути не встретим переселенцев, так как они находятся глубоко под землей. Он знал, что там их ожидает неминуемая смерть и они никогда не смогут свидетельствовать против него. Конечно, его «предприятие» с даровой рабочей силой лопнуло, но если ему удастся уйти от наказания, то он надеялся набрать где-нибудь еще новых наемников. Такой или подобный ход мыслей подсказал ему следующий ответ:

– Меня должно радовать, сэр, что я, услышав ваши слова, получил доказательство, что вы вторглись сюда противоправно и безо всякого основания, совершив надо мною насилие. Теперь вы можете подумать о последствиях своего поступка!

– Последствие может быть лишь одно – и это будет кусок веревки вокруг вашей шеи. У меня достаточно доказательств, что вы замешаны в нескольких преступлениях, я даже думаю, что мне удастся заполучить в свидетели индейцев юма.

– Попытайтесь! – усмехнулся он.

– Разумеется, попытаюсь. Думаю, что найду и кое-какие другие факты против вас. Так как вы стали наследником асьендеро, то он передал вам контракты, подписанные моими соотечественниками. Должна быть при вас и купчая, подписанная в Уресе доном Тимотео. Надеюсь, есть при вас и другие документы и письма, и вас ожидают большие неприятности, если они попадут в мои руки. Мне, пожалуй, не надо будет убеждать вас сказать мне, где эти документы находятся?

– Спрашивайте об этом, сколько захотите, ничего против не имею!

– Да, но вы же мне не ответили на вопрос. Придется нам оставить бесполезные речи и лучше заняться поиском.

– Ищите, где хотите! Мне очень интересно, куда вы сунете свой нос, чтобы потом, не добившись успеха, убрать его назад.

Сначала я осмотрел всю одежду Мелтона, но ничего не нашел. Потом обыскал карманы других находившихся возле постели вещей – с тем же результатом. Главное я оставил на более позднее время, а пока отправился в другие комнаты. В помещении Уэллеров искать было нечего. В комнате Юдит и у старух индианок хранились запасы пищи, которых нам должно было пока хватить. Когда я, не достигнув цели, вернулся к Мелтону, он насмешливо спросил:

– Ну, как успехи с поисками, мастер? Ведь не подлежит никакому сомнению, что знаменитый Олд Шеттерхэнд всегда находит то, что ищет, стоит ему только понюхать воздух!

– Верно, сэр, и дальнейшие поиски не доставят мне никакого труда. Мой юный спутник может заняться этим делом вместо меня. Пусть он немного постучит по стенкам. Конечно, мы услышим звук пустого пространства. Люди вашего типа привыкли устраивать подобные тайники.

– Прикажите ему стучать, сколько вам нравится, меня это даже немного позабавит.

Я был убежден, что он прихватил с собой упомянутые документы и другие важные вещи, надо было только отыскать их. Поиск я доверил мимбренхо, чтобы внимательно понаблюдать за Мелтоном. Каждый криминалист знает, что при обыске помещения выражение лица и глаз хозяина служит почти верным указателем. Очень тихо я проинструктировал мальчишку-индейца о том, как найти укрытый в стене или в полу тайник, а потом, когда я кашляну, быстро отдернуть руки от этого места, но почти сразу же опять к нему приблизиться. Он вел себя в точном соответствии с моими указаниями. Я притворился, будто все мое внимание занято его действиями, но на самом деле не сводил глаз с Мелтона, а чтобы он этого не обнаружил, устроился так, что лицо мое оставалось в тени.

Мелтон очень внимательно наблюдал за мимбренхо, но чем ближе краснокожий подбирался к постели, тем напряженнее становилось его лицо. Когда мальчишка подошел вплотную к постели, я кашлянул. Он отошел в сторону, и сейчас же на лице Мелтона промелькнуло удовлетворение. Эта уловка повторилась несколько раз, и я убедился, что тайник находится в постели или радом с ней. Поэтому, когда мимбренхо в очередной раз приблизился к постели, я не кашлянул. Тогда он занялся проверкой постели. Я увидел, каким озабоченным стало лицо Мелтона и как он обрадовался, когда мальчишка ничего не нашел и пошел дальше.

Теперь я был уверен, что искать необходимые документы надо на полу под постелью, и приказал прекратить дальнейшие поиски, потому что я на всякий случай решил сделать так, чтобы Мелтон не узнал об удачном исходе наших поисков.