Текст книги "Сатана и Искариот. Части первая и вторая"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Когда мормон увидел, что мимбренхо прекратил возиться около постели, он снова стал надо мной насмехаться, но я даже не потрудился ответить ему, оставив его и обеих старух опять на попечении мимбренхо, а сам поднялся наверх, к тем десяти мужчинам, которые там нас ожидали. Двух из них было достаточно для присмотра за краснокожими, а другие должны были последовать за мной, чтобы принести провизию. Она необходима была нам на обратном пути, потому что я прихватил припасов только для себя и мальчишки. Потом мы привели обоих сторожей в комнату индианок, причем оставшиеся переселенцы получили приказ отправиться вместе с провизией назад к пещере, но соблюдая предельную осторожность, чтобы остаться незамеченными. Я отослал их, потому что Мелтон пока не должен был даже догадаться, что они на свободе.

Покончив с этим делом, я привел обеих индианок к сторожам, а Мелтона отнес в комнату Юдит. Его надо было убрать из собственной комнаты, чтобы он не видел, как мы будем продолжать там свои поиски, а одного я оставил… потому, чтобы от сторожей он не узнал, что я привел с собой белых переселенцев.

Теперь мы с мальчиком принялись за изучение пола под постелью. Был он земляным и плотно утоптанным. Я стал постукивать по нему и вскоре услышал глухой звук. Тогда я ударил ножом по этому месту и скоро наткнулся на плоский камень, который был небольшим и прикрывал ямку, в которой я и нашел то, что искал: кожаный бумажник, завернутый для защиты от влаги в еще один кусочек кожи. Я открыл бумажник, чтобы бегло просмотреть его содержимое, так как на подробное знакомство у меня просто не хватало времени. Кроме писем, бумажник хранил значительное число сложенных документов – контракты моих соотечественников и купчую на асиенду. В особом отделении лежала пачка банкнот, на вид очень толстая. Я положил бумажник к себе в карман, снова заложил ямку камнем и расстелил над нею постель. Потом мы вынесли наружу оружие Мелтона и вернулись за ним самим. А чтобы ему не захотелось подать свой голос, я заткнул его рот крепким кляпом. Когда Мелтон, несмотря на то, что был связан, стал сопротивляться, не давая нам ухватиться покрепче, мы привязали его к лассо и так потащили из комнаты. Мы вытянули наружу и лестницу, которую сломали. Это мы сделали для того, чтобы выиграть время. Когда юма на рассвете заметят отсутствие часовых, то не смогут попасть в шахту. Правда, они бы могли спуститься на лассо, но только до ворота. Чтобы помешать им пробраться в шахту, мы скинули обломки лестницы в отверстие ствола шахты, причем таким образом, что они застряли, а преодолеть их можно было лишь с большим трудом. Эти обломки пришлось бы вытаскивать, а это дало бы нам солидный выигрыш во времени, и мы так далеко ушли бы от Альмадена, что преследовать нас было бы совсем бессмысленно.

Взяв себе оружие Мелтона, мы хотели спускаться вместе с ним, для чего пришлось развязать ему ноги. Он было вначале сопротивлялся, но несколько сильных ударов прикладом сделали его благоразумнее, и он дошел с нами до угла скалы, возле которой я подслушивал разговор Хитрого Змея и Юдит. Здесь мы снова связали ему ноги и так прочно прикрутили к камню, что он не смог бы даже пошевелиться. Я хотел его оставить лежать здесь, потому что Мелтон еще не должен был видеть спасенных переселенцев и обманутого им вождя.

В пещере горели свечи, своих соотечественников я застал за едой. Они были сильно голодны и сразу же после возвращения десятерых своих товарищей, уходивших со мной наверх, принялись за принесенные ими припасы.

Я сказал им, что время не терпит и нам надо немедленно покидать Альмаден, потому что мы должны быть уже довольно далеко от него, когда наступит день. Мои земляки обрадовались этому.

Сначала мы вывели коней, они должны были попеременно везти наиболее слабых. Мимбренхо должен был идти впереди как разведчик, пролагая путь, а я намеревался следовать в некотором отдалении с Мелтоном. Хитрому Змею связали руки за спиной. Правда, я достаточно доверял краснокожему и уже убедился, что он не сделает никаких попыток к бегству, но на всякий случай следовало быть осторожным. Он шел в самой середине немцев.

Естественно, мы завалили вход в пещеру, прежде чем выступить в путь. Когда весь отряд удалился на порядочное расстояние, я пошел к Мелтону, чтобы повести и его. Я отвязал его от камня, освободил ему ноги, а поскольку он еще не забыл удары прикладом, то пошел со мной без какого-либо сопротивления. Чтобы принять меры безопасности на всякий случай в темноте, я обмотал еще один ремень вокруг его руки, укрепив другой конец у своего запястья.

Я придерживался в точности того же пути, которым мы пришли сюда, то есть сразу повернул на юг. Я знал, что и мимбренхо выберет ту же дорогу и не станет блуждать в темноте.

Пока мы медленно удалялись от Альмадена, ночь миновала, и небо посерело. Когда стало настолько светло, что четко обрисовался горизонт, скал Альмадена уже не было видно. Я специально шел очень медленно, чтобы переселенцы несколько отдалились от нас, так как Мелтона надо было по возможности сильнее ошеломить их появлением. Когда оставалось еще полчаса ходьбы до той точки, где дорога наша должна была поворачивать на запад, я уже свернул в этом направлении и вынудил пленника двигаться побыстрее, потому что я хотел опередить своих спутников, которых Мелтон не должен был видеть. Это мне вполне удалось, потому что переселенцы, сильно ослабевшие под землей, могли идти только медленно. Когда мы срезали угол и вновь вышли на тропу, я увидел позади себя длинную темную линию с двумя вертикальными полосками. Эта линия представляла собой пешеходов, а выступающие полоски были не что иное, как всадники, оседлавшие жеребцов. Мелтон смотрел в это время вперед и ничего не заметил. До сих пор он шел за мной, не говоря ни слова, но теперь быстрая ходьба, казалось, насторожила его, и он сказал:

– Куда это вы меня тащите с такой скоростью, сэр? Неужели на асиенду Арройо?

– Конечно, достойнейший мастер, – ответил я.

– Пешком! Когда же, по вашему мнению, мы туда попадем, если только вы не пойдете по ложному пути?

– Это тот самый путь, которым я добирался до Альмадена, и я считаю его правильным.

– Нет, вы идете кружным путем. Если мы хотим двигаться прямым и верным путем, то мы должны держаться гораздо севернее. Такой знаток прерий, как вы, должен бы это понять!

– Прямой путь был бы для меня неверным, вы знаете это очень хорошо и тем не менее хотите уговорить меня пойти именно таким путем. Там, на севере, собрались ваши юма, там же проходит линия ваших постов к асиенде, и там мы должны были бы наткнуться на Уэллера, который отправился разыскивать меня и Виннету, и поехал, конечно, не один. Вы видите, что птичка не настолько глупа, чтобы попасть в вашу клетку.

Он понял, что я раскусил его намерения, разозлился на это и дал выход своей злобе издевательским замечанием:

– Значит, Олд Шеттерхэнд, выдающий себя за великого героя, просто испугался!

– Осторожность – это еще не трусость, мастер, а героем себя я никогда не считал и не выдавал за такового. Скажу вам лишь откровенно, что, например, в этом своем предприятии мне так повезло, как не везло никогда в жизни. И вы еще не знаете, что мне удалось сделать в Альмадене!

– О, – мрачно ухмыльнулся он, – я все-таки об этом знаю. Два человека проникли, обманув стражу, в Альмаден и вытащили меня оттуда! Это, конечно, совершенно неописуемое счастье. Но при этом кое в чем везение вам изменило, потому что вы не нашли ни своих немцев, ни того, что искали в моей комнате. Отныне же у вас будет еще меньше везения. Уэллер не успокоится, пока не вызволит из плена своего сына, а потом он нападет на вас вместе с юма. Итак, я советую вам не портить со мной отношения, потому что вы обязательно попадете в наши руки, и тогда уж я воздам вам полной мерой за все, что вы со мной сделаете.

– Это вам, сэр, можно позволить. Но только должен сообщить вам, чтобы вы не пугали меня Уэллером. Своего сына он освободить не сможет, потому что того задушил Геркулес, а когда мы поймаем папашу, что я считаю больше, чем вероятным, то мы устроим над ним короткий процесс по обвинению в убийстве. Если он рассказал вам, что его сын попал в наши руки, то он, конечно, сообщил и о том, что они вдвоем хотели убить Геркулеса. И если бы тот не обладал исключительно крепким черепом, он бы не перенес удара прикладом ружья, а теперь он с болью в сердце ожидает момента, когда сможет посчитаться со старшим Уэллером так же, как поступил с молодым.

Мелтон какое-то время ошеломленно смотрел на меня, а потом воскликнул:

– Малыш Уэллер убит! Не может этого быть! Вы, пожалуй, рассказываете мне сказки!

– Вовсе нет. Даю вам свое честное слово, что он скончался в могучих руках атлета, а старший Уэллер с большим трудом избежал той же судьбы. По меньшей мере, я нисколько не опасаюсь, что он нападет на нас во главе юма. Эти храбрые индейцы очень скоро придут к убеждению, что дружба ваша крайне опасна, если только этого уже не случилось.

– Хотел бы я узнать основания для этого! – усмехнулся он.

– В этом им поможет их вождь Хитрый Змей.

– Каким это образом? Он же считает себя моим самым верным союзником, и Уэллер поднимет в погоню за вами всех его воинов.

– Вы полагаете, что Уэллеру удастся это сделать?

– Да, как только он узнает о моем исчезновении.

– Так, так! Я полагаю, что в индейском лагере речь пойдет не только о вашем исчезновении, но и о пропаже Хитрого Змея. Или вы ничего не знали о том, что вождь индейцев внезапно исчез?

– Вы это серьезно? Ни слова не слышал об этом. Исчез? Куда же?

– Да в нижнюю штольню!

При этих словах он повернул ко мне голову резким движением, как будто его ударили, посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, раскрыл рот, а чуть позже выкрикнул:

– В штольню? Как это понимать?

– Да так же, как это произошло на самом деле. Он был заперт в шахте, внизу, и притом тем самым человеком, который там же, внизу, посадил в темницу прекрасную Юдит.

– Юдит? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Разумеется. Ведь Юдит отреклась от золота, драгоценных камней, дворца и замка, которые были ей обещаны, потому что кое-кто не сдержал своего слова и не выпустил на свободу ее отца, а еще потому, что все это ей обещал предоставить и индейский вождь. Тогда ее завлекли в шахту, а там некий человек по фамилии Мелтон запер ее в камеру.

– Боже, да вы в своем уме?!

– И даже очень! Ее заперли, хотя она угрожала, что вождь индейцев будет ее разыскивать и придет к вам ее требовать. А накануне вечером она встречалась с вождем, и тот предупредил ее о ваших намерениях. За это на него напали и тоже опустили в шахту.

– Да вы просто фантазер, сочинили здесь целый роман, но в действительности такого произойти не могло!

– Да, мое сообщение звучит как роман, как фантастическая выдумка, когда я утверждаю, что его заперли в том же самом каменном мешке, в котором уже находилась Юдит.

– Вы говорите так, словно точно это знаете!

– Человеку совсем не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы говорить о том, что он видел и слышал.

– Как это? Что вы говорите? – спросил он, и в голосе его послышались нотки страха, а глаза, казалось, готовы были выскочить из глазниц. – Вы хотите сказать, что могли видеть и слышать все это?

– Да не только хочу, я ведь говорю серьезно: все это произошло на самом деле.

– Но тогда вы должны были находиться внизу, в шахте!

– Именно там я и находился.

Он застыл на месте, снова уставился на меня как в бреду и спросил:

– Как же вы выбрались наверх?

Так как я не собирался говорить ему правду, то ответил уклончиво:

– А разве меня не могли вытянуть на подъемнике?

– Нет, потому что я поднял ящик.

– Ах, вот оно что! Вы сказали, что потом вы подняли ящик. Тем самым вы во всем признались!

– Да, черт возьми! Пусть это будет моим признанием! Но произнес я его только перед вами, и никому другому этих слов не повторю, а вашим утверждениям просто не поверят. Да вы вообще ничего не сможете сказать, потому что очень скоро Уэллер позаботится о том, чтобы ядовитые испарения отняли у вас язык. Вы, кажется, заключили союз с сатаной, потому что только он мог опустить вас в шахту. Но не очень-то на него полагайтесь! Черт не может быть добрым другом и всегда оставляет человека именно в тот момент, когда его помощь всего нужнее!

– Да, это вы узнали на собственном опыте, и как раз сейчас вы чувствуете себя совершенно покинутым им, – ответил я, отворачиваясь от него, потому что мог бы утверждать, что его взгляд почти причинял мне физическую боль. Правильность черт и мужская красота его лица как-то разом исчезли. Он теперь выглядел дьявольски безобразным.

– Я чувствую себя покинутым! – продолжал этот упрямец. – Тут вы сильно заблуждаетесь! Я не сдамся вам без сопротивления, на что вы рассчитывали. Что вы сможете со мной сделать, если я так вот просто сяду и не сдвинусь с места?

При этих словах он бросился на землю.

– Вы уже отведали приклада, – ответил я. – Я сумею заставить вас силой повиноваться.

– Попытайтесь! Пинайте меня, бейте меня! Я останусь здесь и предпочту быть забитым до смерти, чем двинуться хоть на шаг дальше. Мы еще недалеко от Альмадена и моих верных юма. Они станут искать меня, найдут наши следы и будут нас преследовать, а когда догонят, то схватят вас и освободят меня.

– Не думайте, что это такое легкое дело! И последние свои слова я сумею доказать вам, если не смогу вынудить вас продолжить путь. Значит, мы останемся здесь и будем поджидать прибытия ваших юма. И тогда выяснится, захотят ли они ради вас нападать на меня. Я даже не стану снова связывать вам ноги, чтобы вы, когда индейцы появятся, смогли сделать несколько шагов им навстречу.

Я уселся на землю, а Мелтон растянулся рядом, плюнул в мою сторону, а потом отвернулся, чтобы больше не видеть меня. Это совпадало с моими намерениями, потому что иначе он бы заметил идущий караван, который как раз появился в отдалении. Скоро они уже настолько приблизились, что можно было различить лица. Впереди шагал мимбренхо. Он увидел нас, но продолжал спокойно идти дальше, не принимая никаких мер предосторожности, потому что его зоркий глаз узнал меня. Мелтон видел его рядом со мной, и я очень удивился, что мормон ничего меня не спросил о мальчишке. Ведь он же должен был заметить отсутствие мимбренхо и задуматься о причине его исчезновения.

Теперь отряд настолько приблизился, что стал слышен топот десятков ног. Мелтон насторожился и резко подался вперед, так что теперь он смог сидеть, после чего обернулся. Но в следующее же мгновение он вскочил на ноги и уставился на подходящих, словно это были призраки. И, не удержавшись, он выкрикнул:

– Черт возьми, что я вижу! Кто к нам приближается!

– Ваши юма, которых вы ожидали. Они собираются вас освобождать, – ответил я. – Надеюсь, теперь вы довольны, что ваши надежды так быстро исполнились.

– Негодяй! Да ты действительно заключил союз с дьяволом!

Не успев выкрикнуть эти слова, он пнул меня ногой и помчался так быстро, как это позволяли ему связанные руки. Попытка убежать казалась просто смешной. Я стоял совершенно спокойно, не сделав ни шага ему вдогонку. Даже если бы я и захотел побежать за ним, это оказалось ненужным, потому что освобожденные узники, приблизившиеся к нам на расстояние сорока или пятидесяти шагов, узнали мормона и бросились за ним все – мужчины, женщины, дети. Только мимбренхо остался на месте и со смехом закричал мне:

– Птичка не улетит далеко, потому что крылья у нее связаны.

Во главе преследователей бежали Юдит и Хитрый Змей. Они не подверглись долгому заключению, не претерпели множества лишений, а значит, сохранили больше сил. У вождя, правда, были связаны руки, но это обстоятельство ему помогла преодолеть ярость, загоревшаяся в его сердце при виде Мелтона. Вождь буквально летел по пятам мормона, все больше и больше приближаясь к нему, пока не настиг беглеца. Тогда индеец умышленно пробежал несколько шагов вперед, потом резко повернулся и с такой силой помчался на Мелтона, что тот, столкнувшись с индейцем и рухнув на землю, еще два раза перекувырнулся. Он даже не сделал попытки снова подняться, потому что индеец тут же подмял его под себя и, несмотря на свои связанные руки, крепко прижал своего врага к земле. Они боролись и катались по земле, пока не подоспела Юдит и не помогла индейцу. Я не ожидал, что еврейка придет в такое возбуждение. Она громко кричала и молотила кулачками по телу мормона, а потом прибежали другие переселенцы, и она вынуждена была уступить им место. Мелтон оказался посреди кучи орущих мужчин. Я испугался за его жизнь и поспешил туда, чтобы остановить расправу. Когда я проложил себе дорогу через толпу разъяренных людей, то увидел Мелтона лежащим на земле. В него вцепилось множество рук, а Юдит так обрабатывала кулаками и ногтями его лицо, что я, возмущенный подобными действиями, оттолкнул ее и гневно крикнул:

– Что вы себе позволяете! Оставьте его нам, мужчинам! Вы же превратились в настоящую фурию.

– Мерзавец заслужил, чтобы я выцарапала ему глаза! – ответила она, с трудом переводя дыхание. – Он обманул меня, связал и затолкал в камеру. Я должна была умереть и сгнить в шахте!

Она снова попыталась кинуться к нему, но я оттащил ее в сторону и сказал, обращаясь ко всем переселенцам:

– Нельзя устраивать над ним самосуд! Теперь он не уйдет от наказания. Кто не выполнит этого распоряжения, будет иметь дело со мной!

Они отступили назад, а я поднял Мелтона с земли. Он выглядел ужасно, вообще, казалось, что он сошел с ума. Мормон кричал подобно дикому зверю; глаза его были налиты кровью, а с бледных губ срывались проклятия и невнятные фразы. Это был полубессознательный приступ ярости и гнева. Я положил конец этим бредовым излияниям, засунув ему в рот кляп. Мелтон, правда, вначале чуть не задохнулся, но затем быстро успокоился.

Хитрый Змей сбил Мелтона с ног и удерживал его, пока не подбежали переселенцы, тогда индеец отпустил мормона. Гордость не позволяла вождю принять участие в избиении Мелтона, но в его темных глазах горел огонь непримиримой ненависти и мести. Когда восстановилась тишина, он обратился ко мне с вопросом:

– Что намерен сделать Олд Шеттерхэнд с этим коварным и опасным бледнолицым?

– Сейчас я этого еще не могу сказать, потому что я должен посоветоваться с Виннету.

– Стоит ли это делать, потому что вождь апачей одобрит все, что решит Олд Шеттерхэнд. Вы оба подобны одному существу, и что только захочет сделать один из вас, то же самое пожелает совершить другой.

– С какой целью говорит это Хитрый Змей?

– Я хотел бы сделать моему белому брату одно предложение. Олд Шеттерхэнд может отойти со мной в сторонку, потому что я хотел бы переговорить с ним наедине.

Я пошел навстречу его пожеланиям и удалился с ним так далеко, что Мелтон не мог бы нас услышать. Немцы же не понимали индейскую речь. Вождь начал свое предложение с вопроса:

– Я хочу знать, считает ли Олд Шеттерхэнд меня лгуном или нет?

– Почему же не ответить? Имя моего краснокожего брата может пробудить подозрение, хотя я полагаю, что Хитрый Змей любит правду, что он слишком горд и неустрашим, чтобы не отплатить за вероломство.

– Мой брат прав, и я благодарю его. Я хочу сказать ему, что мог бы заключить с ним мир не только лично для себя, но и для всех воинов моего племени.

– А как отнесется к этому ваш верховный вождь Большой Рот?

– Он согласится.

– В этом я сомневаюсь, потому что он поклялся отомстить мне за то, что я убил его сына.

– Олд Шеттерхэнд – друг краснокожих, он не убивает никого, если его к тому не вынуждают обстоятельства.

– Да, это верно, но это не причина для Большого Рта позабыть свою месть и обратить свою вражду в дружбу.

– Тогда пусть он действует только от своего имени. Я не хочу иметь ничего общего с его планами мести. Когда мы предприняли поход на Альмаден, то сделали его нашим предводителем. Однако выбранного вождя мы можем и сместить, так как повиноваться ему мы будем ровно столько, сколько это нам понравится. Юма разделяются на множество племен. Большой Рот – вождь своих воинов, а я – своих. И он ничуть не выше меня. Он предложил мне вместе сражаться, но я теперь вижу, что мир лучше. Поэтому я готов выкурить с Олд Шеттерхэндом трубку мира от имени моего племени, если уж не от имени всех юма.

– Ну, а если Большой Рот будет против этого?

– Я стану другом и братом Олд Шеттерхэнда и буду вместе со всеми моими воинами защищать его от Большого Рта. Мой белый брат поверит мне?

– Я верю тебе. Однако мой краснокожий брат хочет заключить мир на определенных условиях. Он хочет сообщить мне их?

– Их всего только два. Самое большое мое желание состоит в том, чтобы Олд Шеттерхэнд не препятствовал тому, чтобы Белый Цветок, которую зовут также Юдит, стала моей скво.

– Я не против этого, наоборот, я убежден, что ни один белый не подходит Цветку так, как мой краснокожий брат. Значит, по этому вопросу мы пришли к полному согласию. Каково же твое второе желание?

– Я хочу, чтобы ты выдал мне Мелтона!

– Об этом я думал. Значит, Хитрый Змей придерживается того мнения, что я могу распоряжаться судьбой этого человека?

– Да. По законам бледнолицых, Олд Шеттерхэнд его, может быть, и не отдал бы, но, по законам краснокожих, Мелтон принадлежит ему, и мой белый брат может делать с ним все, что захочет. Мы находимся во владениях краснокожих, значит, если Олд Шеттерхэнд будет действовать по нашим законам, ни один бледнолицый не сможет упрекнуть его.

– Все же есть доводы против! Поблизости от этого места есть даже несколько полицейских, которые хотели бы арестовать Мелтона. Однако мне не надо спрашивать их разрешения, я делаю, что хочу, пусть даже это противоречит нашим законам. Значит, я смогу выдать Мелтона моему краснокожему брату, если мне этого захочется. Но подумал ли он о том, что я тоже могу выдвинуть свои условия?

– Да, конечно. Я хочу их выслушать.

– Прежде всего я требую мира между твоим племенем и всеми теми бледнолицыми, которые находятся вместе с нами.

– Хитрый Змей согласен.

– Далее я хочу, чтобы этот мир был заключен вами со всеми мимбренхо, которых я считаю своими друзьями.

– С этим согласиться будет потруднее. Я знаю, что с тобой едут мимбренхо, но они являются нашими врагами. Мне стоит только приказать, и триста моих воинов схватят их и умертвят. Если ты хочешь, чтобы мы их пощадили, то я должен, кроме двух уже высказанных условий, добавить еще несколько.

– Сохрани их для себя! При теперешнем положении дел мои мимбренхо гораздо скорее могут продиктовать тебе свои условия. Ты забыл, что предводителем у них Виннету, да и меня зря скинул со счетов. Мы не боялись и раньше твоих воинов, а теперь, когда ты стал моим пленником, нам и вовсе нечего бояться. Что мешает нам повернуть на север и забрать ваших лошадей?

– Так вам известно, где они находятся? – испуганно спросил индеец.

– Если бы мы этого и не знали, то Виннету разыскал бы их. Вообще-то ты не единственный, кто попал нам в руки. Мы взяли в плен тех сорок юма, которые были расставлены на постах между Альмаденом и асиендой, среди них – Быстрая Рыба. Если вы будете нам угрожать, то мы их расстреляем.

Таких известий он не ожидал. Он некоторое время задумчиво смотрел перед собой, а потом сказал:

– Надо верить тому, что говорит Олд Шеттерхэнд. Значит, это правда, что ты взял в плен наших братьев. Это могло удаться только тебе и Виннету!

– Итак, ты видишь, что нам совершенно необязательно принимать какие-то условия. Вы вообще не смогли бы здесь долго обороняться, потому что фургоны, которые должны к вам подойти из Уреса, перехвачены нами со всем провиантом и прочим грузом.

– Уфф! Да здесь же нечего есть. Запасов у нас только на два дня, когда они закончатся, нам придется либо голодать, либо уходить отсюда.

– Да, вы более беспомощны, чем ты это себе представлял. Итак, я остаюсь при своем требовании, что мир, который мы собираемся заключить, должен распространяться и на мимбренхо.

– А если я откажусь?

– Тогда все пойдет другим путем. Нам остается еще найти Уэллера, потом мы заберем ваших лошадей, подождем, пока придет Сильный Бизон с несколькими сотнями воинов-мимбренхо, и уничтожим все твое племя. А тебя самого, как сообщника Мелтона, вместе с ним и Уэллером мы передадим в руки правосудия. Твое наказание в лучшем случае будет состоять в том, что тебе придется много лет провести в тюрьме.

Свободный индеец – и на многие годы в заключении! Ничего страшнее нельзя и придумать! Ужас проник в его сердце, и он быстро ответил:

– Я вижу, что мой брат прав: соглашение должно быть распространено и на мимбренхо. Есть у Олд Шеттерхэнда другие условия?

– Пока нет. Другие предложения я внесу во время совета, потому что я полагаю, что Хитрый Змей раскурит со мной калюме не раньше, чем переговорит со старейшими своего племени.

– Да, их тоже надо позвать на совет. Олд Шеттерхэнд хочет пойти со мной к ним или мы вызовем их сюда?

– Лучше провести совет здесь.

– Тогда нам нужно выбрать посла. Кого отправит мой белый брат?

– Мальчика-мимбренхо. Он умен, честен и предан мне, я могу на него положиться.

– Мой брат узнает, что я столь же честен и надежен. Я дам ему мой вампум [88]88
  Вампумы – ожерелья, пояса и другие украшения из раковин и бус. Нередко индейцы пользовались ими в качестве своеобразных писем, пересылая с их помощью несложные сообщения.


[Закрыть]как доказательство того, что я нахожусь у вас и все, что посол скажет моим воинам, верно. Он может поведать им о случившемся и привести с собой пятерых опытных воинов, имена которых я ему назову. Они должны прийти без оружия, чтобы показать искренность своих намерений.

Ничего не было для меня приятнее и желаннее такого поворота дел, благодаря которому я получил возможность использовать наш успех для блага своих соотечественников, потому что я был твердо убежден в том, что от мексиканского правосудия они не могут ожидать компенсации. Если я выдам Мелтона чиновнику из Уреса, то мормон, пожалуй, уйдет от наказания, а мне придется отдать бумажник, содержимым которого, хотя я не имел на него никакого права, можно было распорядиться гораздо лучше. И вот я решил передать Мелтона индейскому вождю. Меня можно за это обвинять в жестокости, но этот дьявол заслуживал чего угодно, но только не снисхождения.

Мимбренхо охотно взялся исполнять мое поручение уже только потому, что оно не было совершенно безопасным. Он получил подробные указания и ускакал на жеребце Виннету.

Наше общество расположилось по кругу, в середине которого находился Мелтон, я же отошел в сторонку, чтобы незаметно для всех ознакомиться с содержимым бумажника пленника. Сначала я пересчитал деньги. Мормон оказался гораздо богаче, чем я предполагал: в бумажнике хранилось свыше тридцати тысяч долларов. Меня не интересовало, являются ли все эти деньга собственностью Мелтона, или часть их принадлежит Уэллеру, или даже какая-то сумма взята из мормонской кассы.

Потом я просмотрел упомянутые уже контракты, в том числе и купчую на асиенду Арройо, и наконец взялся за письма. Большинство их было отправлено из штата Юта, некоторые – из Сан-Франциско, но все они свидетельствовали о том, что Мелтон перебрался через границу, чтобы приобрести для мормонской общины крупное поместье, что станет первым шагом в распространении влияния секты на мексиканской территории. В двух или трех письмах содержались сведения о том, что Мелтон сговорился с Уэллерами проводить вербовку обманным путем и таким образом намеревался положить значительную сумму в собственный карман.

Но одно письмо было совершенно иного содержания. Конверта не было, отсутствовали данные о месте и дате его написания, поэтому я не узнал, ни когда оно написано, ни откуда отправлено. Но строки были ясно видны, буквы не затерты, чернила сохраняли темный цвет, так что я предположил, что письмо это было написано недавно. Оно начиналось обращением «дорогой дядя» и содержало в первой своей части массу ненужных сведений, тогда как в конце оказались следующие привлекшие мое внимание строки:

«Ты спрашиваешь, как я здесь живу, могу тебя успокоить, что мне очень хорошо. Мне везет в игре, а кроме того, я нашел друга, толстый бумажник которого всегда в моем распоряжении. Помнишь ли ты еще одного богача, бывшего поставщика федеральной армии, с которым ты познакомился в Сен-Луисе? Он немец по рождению, но считает себя коренным американцем. Поэтому свою настоящую фамилию Егер переделал на английский лад – Хантер [89]89
  Немецкое «Егер» (Jäger) равнозначно по смыслу английскому «Хантер» (Hanter); оба слова переводятся на русский язык одинаково: «охотник» (прим. перев.).


[Закрыть]. Как я теперь узнал, он был за океаном сапожным подмастерьем, но, несмотря на свою глупость, или, скорее, благодаря ей, оказался необычайно везуч, и женитьба принесла ему магазинчик в Нью-Йорке. Во время войны с южными штатами он поставлял сначала сапоги, позднее разную амуницию для нужд армии и сколотил на этом приличное состояние. Теперь он больше не работает и занимается ростовщичеством, хотя денег ему уже совершенно не нужно, потому что жена его умерла, а сын у него всего один, который родился достаточно поздно. Старик очень скуп и никогда еще не выслал ни пфеннига своим бедным родственникам в Европе, но он слепо любит своего единственного наследника, и, если тот в буквальном смысле слова швырнет деньги в окно, то и тогда не услышит ни слова упрека. Старик, скрывая немецкое происхождение юноши, дал ему чудное имя – Смолл [90]90
  Малыш (англ.).


[Закрыть]. Сейчас это – красивый молодой человек, бесхарактерный и вялый, однако совсем неплохой парень, совершенно не знающий людей и настолько проникающийся доверием к первому встречному, что всех тех пиявок, которые здесь накинулись на него или, точнее, на его кошелек… принял за истинных своих друзей. Но мне удалось открыть ему глаза – конечно, ради собственной выгоды, так как я, поощряя его слабости, приобрел некоторое влияние на него, и оно день ото дня растет.

Ты спросишь, как я познакомился с Малышом Хантером, который может стать для нас лакомым кусочком? Это случилось весьма своеобразно. В первый же день, как я прибыл сюда, я услышал, как официант обращается ко мне: «Мистер Хантер». Потом так же обращались ко мне и другие люди, а когда во время одного концерта меня представили этому мистеру Хантеру, то некоторое время мы стояли, не говоря ни слова, а только удивленно разглядывали друг друга. Мы были похожи, как две капли воды, и фигурой, и чертами лица, и голосом. А если бы я научился его медленной, подпрыгивающей походке, то даже его близкий друг нас не различит. Это – случайность, которую я использую, именно она побудила его сразу же подружиться со мной. Его очень забавляет, что меня с ним путают. Скоро как-нибудь ненароком я выиграю у него столько денег, сколько мне нужно, и даже еще больше.

Он очень ко мне привязан, любит меня, он обращается со мной как с братом-близнецом, а если я тихонько начинаю поговаривать о расставании, то он и слышать не желает. Малыш хочет, чтобы я сопровождал его в большом путешествии. Он очень любит странствовать, и его скупой отец, несмотря на громадные суммы, в которые обходятся подобные путешествия, ничего против этого увлечения сына не имеет. Любимым, да и почти единственным, видом чтения для него стали книги о путешествиях. Он объехал все Соединенные Штаты, побывал в Канаде и Мексике, был даже в Рио-де-Жанейро и в Англии. Теперь он увлечен Востоком. Туда отправляются ученые, князья, принцы, так почему же сын американского миллионера не может осуществить свое путешествие в таинственные восточные страны? Конечно, я не стану его отговаривать от исполнения этого каприза. Наоборот, я приложу все усилия, чтобы укрепить его любовь к восточной экзотике. Это дало бы мне возможность увидеть своего отца, который вынужден был покинуть родину из-за Олд Шеттерхэнда, этого проклятого немца, и – как ты знаешь – нашел надежное убежище на берегу Средиземного моря.

Теперь мы сидим с раннего утра до позднего вечера и с помощью двух учителей штудируем турецкую и арабскую грамматику, читаем гаремные истории и рисуем на стенах белых одалисок [91]91
  Одалиска – наложница в гареме; так же иногда назывались и рабыни, прислуживавшие в гареме.


[Закрыть]и темнокожих рабынь. Так как Малыш очень способный к языкам, то он весьма преуспевает в их изучении, и я волей-неволей вынужден за ним тянуться. Еще несколько месяцев, и мы, заполучив у старика изрядную сумму, отправимся через Атлантику.

Пишу тебе это с такой подробностью, потому что знаю твою сообразительность и жду от тебя совета, каким образом мне лучше использовать сложившиеся обстоятельства, в особенности воистину наше поразительное сходство. Твое возможное содействие будет мне, конечно, желанным. Ответь мне как можно быстрее, что ты об этом думаешь, но не сюда, а по моему последнему адресу, так как в этом случае я буду уверен, что письмо не попадет в чужие руки.

Твой племянник Джонатан».

Письмо представляло для меня интерес в очень многих отношениях, прежде всего потому, что в нем было упомянуто мое имя. Отец пишущего был вынужден из-за меня покинуть свою родину, а это мог быть только брат Мелтона, по следам которого я мчался от Форт-Юинты до Форт-Эдуарда. Там ему удалось улизнуть, и полиция не сумела его разыскать. Теперь я узнал, что он скрывается «на берегу Средиземного моря». Но где? С полным основанием я предположил, что он не знает ни турецкого, ни арабского языка, но в Александрии, Каире, Тунисе, Алжире жило много англичан и американцев, которые там в первое время вполне обходились английским языком. Где конкретно он находился, мне было все равно – это меня не касалось, но мне, как уже сказано, было очень интересно снова услышать о беглеце или, скорее, прочитать.