Текст книги "Сатана и Искариот. Части первая и вторая"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

Глава четвертая
ВОЗМЕЗДИЕ

Виннету скоро вернулся назад; тем не менее он очень хорошо изучил место лагерной стоянки и заметил при этом, как послали двух лазутчиков.

– Ясное дело, мы их поймаем? – спросил я, но он не отвечал, считая само собой разумеющимся, что людей этих необходимо задержать.

Итак, мы, чтобы не быть услышанными, проехали еще немного по лесу, а потом свернули к южной его опушке, вдоль которой должны были пойти разведчики. Примерно через полчаса мы снова свернули в лес и спешились там. Привязав коней, мы прошли немного назад и залегли в подходящем месте. Судя по всему, двое краснокожих должны были пройти именно здесь.

Если бы такое действительно случилось, они бы не смогли уйти от нас, потому что мы должны были их увидеть заранее, так как тем временем стало светлее. Взошла луна, хотя мы ее и не видели, потому что она была скрыта кронами деревьев.

Подождать нам пришлось минут десять, прежде чем справа послышались шаги. Те, кого мы ждали, приближались, и притом они держались так близко к краю леса, что мы отчетливо видели их фигуры, хотя и не могли разобрать лиц. Они шли друг за другом. Фигура первого показалась мне знакомой; он был повыше своего шедшего позади товарища и шире его в плечах.

– Я беру первого, ты – второго, – шепнул я Виннету.

Индейцы приблизились и медленно проследовали мимо, осторожно вглядываясь перед собой. Мы выскочили в тот момент, когда они уже прошли нас. Я сделал два-три быстрых скачка, опередил замыкающего, свалив его мимоходом, чтобы облегчить задачу Виннету, а потом обеими руками вцепился в горло переднего индейца и опрокинул его на землю. Я быстро поставил свое колено ему на грудь, а когда приблизил лицо к распростертому лазутчику, то сразу его узнал. Это был Большой Рот, вождь юма, собственной персоной. Правую руку он нес на перевязи, и даже если бы я не схватил его крепко за шею, он не смог бы успешно обороняться одной левой рукой.

Всего один взгляд бросил я на Виннету, но этого было достаточно, чтобы увидеть, как кстати пришелся мой удар по второму индейцу. Виннету сидел у него на спине, связывая пленнику руки его же собственным лассо. Краснокожий был слегка оглушен и поэтому нисколько не сопротивлялся. Потом Виннету поспешил ко мне и, пока я держал вождя, снял у него с бедра лассо и связал его так же прочно, как только что перед тем проделал это со вторым разведчиком. При этом он, конечно, увидел лицо пленника и совершенно вопреки своему обыкновению изумленно воскликнул:

– Уфф! Видел ли мой белый брат, кого мы тут поймали?

– Да, – ответил я, только теперь освобождая горло Большого Рта. – Нам достался хороший улов.

Пленник смог теперь вздохнуть. Хлебнув побольше воздуха, он заскрежетал, буквально пожирая меня глазами:

– Олд Шеттерхэнд! Только злой дух мог привести тебя сюда.

– Не злой дух, а воин, которого ты видишь сейчас рядом со мной, – ответил я, указывая на апача. – Взгляни на него! Ты его узнаешь?

Как раз в этот момент луна вышла из-за верхушек деревьев и озарила своим светом нашу группу, причем особенно ярко – моего краснокожего друга.

– Неужели это Виннету? Уфф, уфф! Вождь апачей! – выдавил из себя юма.

– Да, ты видишь Виннету, – продолжал я. – Теперь ты, пожалуй, понимаешь, что не сможешь на этот раз освободиться. Кто окажется в плену у Виннету, получает свободу только тогда, когда знаменитый апач сам добровольно отпускает свою добычу.

– Ошибаешься, – ответил с угрозой в голосе юма. – Через несколько минут я снова буду свободен.

– Как это?

– Меня освободят мои воины. Мы прошли вперед, а они идут за нами по пятам. Вы погибли. Однако если вы немедленно нас развяжете, я милостиво разрешу вам убежать.

– Это самые глупые слова, которые ты когда-либо произносил, – рассмеялся я.

– Я сказал правду, – стоял он на своем.

– Если бы ты говорил с неопытными людьми, твоя хитрость, может быть, имела бы успех; но перед тобой оказались Виннету и я; пытаться запугать нас таким нелепым способом – просто смешно. А что, есть у твоих воинов лошади или нет?

– У некоторых есть; тебе же это известно. Тем скорее они будут здесь.

– У вас есть лошади, но вы не едете на них и тем не менее опережаете всадников? Не считает же Большой Рот нас детьми! То, что вы идете пешком, а не едете верхом, сказало бы нам все, даже если бы мы сами не знали правду. Но мы знаем, что юма разбили лагерь и что вы двое отправились искать меня и мимбренхо. Вы – шпионы, а ваши воины не пошли за вами. Я думаю, что многие уже улеглись спать.

– Ты меня оскорбляешь! Как можешь ты считать вождя шпионом?

– Если ты взялся нас выслеживать, то почему бы и не назвать? Тебе так важно было заполучить меня, что ты сам бросился на поиски.

– Нет, ты не прав, ты заблуждаешься. Развяжите нас, а если вы этого не сделаете, то через несколько мгновений сюда явятся мои воины. Они, конечно, освободят нас, и тогда я не смогу помешать им убить вас.

– Мы вас не боимся, – возразил Виннету. – Точно так же, как мы захватили вас, мы возьмем в плен и всех ваших воинов.

– Они будут защищаться и уничтожат вас, – пригрозил Большой Рот.

– Твои речи пусты, как и твой мешочек с порохом, в котором не осталось больше ни зернышка. Я говорю тебе, я, Виннету, что ты сам отдашь своим воинам приказ не сопротивляться нам!

– Я этого никогда не сделаю.

– Никогда? Ты сделаешь это, едва настанет день. Я знаю это так же точно, как и то, что мне нужно сейчас сказать еще моему брату Олд Шеттерхэнду, можно не хранить в тайне. Ты тоже можешь это послушать.

И, повернувшись ко мне, он продолжал:

– Кто должен отправиться с двумя пленниками к нашим друзьям? Одному из нас придется остаться здесь, чтобы наблюдать за юма и провести тщательную разведку окрестностей лагеря.

– Виннету сам может это решить, – ответил я.

– Тогда я останусь, а ты поедешь. Вернувшись, ты найдешь меня здесь. Пленников мы посадим на моего коня, крепко их привяжем и будем все время присматривать за ними, чтобы не сбежали.

Я привел коней. Оба пленника вынуждены были покориться. Им даже не пришла в голову мысль о том, чтобы позвать на помощь, потому что мы были настолько далеко от лагеря, что даже самый громкий крик не был бы там услышан.

Большому Рту пришлось забраться на жеребца Виннету, к которому его и привязали. Другой индеец устроился за его спиной и был прикручен к своему вождю. Потом мы связали им ноги под животом коня, причем таким образом, что правая нога вождя была прикручена к левой ноге простого воина, а левая нога вождя соответственно – к правой его спутника. Таким вот образом мы побеспокоились о том, чтобы даже при самом счастливом для них и непредвиденном обороте дела пленники не смогли развязаться. И даже если бы им удалось каким-то образом высвободить руки, их ноги остались бы связанными, и пленники не смогли бы соскочить с коня. Я взял вороного моего друга за повод, сам вскочил в седло и уехал, естественно – в восточном направлении, так как именно в той стороне находились мимбренхо.

Так как я не хотел терять времени, то поскакал галопом, и сделать это мне было тем легче, что луна хорошо освещала дорогу, по которой мне надо было проехать. Пленные долго молчали, но потом вождь все же не мог удержаться от важного вопроса, который вертелся у него на языке:

– Кто эти люди, к которым скачет Олд Шеттерхэнд?

– Мои друзья, – ответил я коротко.

– Ну, это мне и без вас известно. Я хотел узнать, бледнолицые они или краснокожие?

– Такие же индейцы, как и вы.

– Из какого племени?

– Мимбренхо.

– Уфф! – испуганно вскрикнул он. – Их привел Виннету?

– Нет. Он у них находится на правах гостя.

– Кто же тогда вождь этих краснокожих?

Вообще-то я бы не стал отвечать на его вопросы, но в данном случае у меня была причина так поступить, потому что я знал, что Большой Рот враждует с Сильным Бизоном. Одно его имя отнимет у юма надежду, которая в нем еще, возможно, теплилась. Поэтому я ответил с готовностью:

– Налгу Мокаши.

– Уфф! Сильный Бизон! Довелось же мне попасться именно в его руки!

– Ты испугался? Разве ты не знаешь, что воин не может бояться какой-либо опасности, какого-либо человека?

– Я не испугался! – гордо заверил он меня. – Сильный Бизон известен как мой злейший враг. И много с ним воинов?

– Гораздо больше, чем у тебя.

– Я знаю, что он потребует моей смерти. Ты станешь меня защищать?

– Я? Такой вопрос задаст разве что глупец. Ты хотел видеть меня умирающим у столба пыток, а теперь спрашиваешь, буду ли я тебя защищать! Если бы я не освободился сам, ты ни в коем случае не отпустил бы меня.

– Нет. Но я с тобой хорошо обходился. Ты не голодал, не испытывал жажды, пока находился в полной моей власти. Разве ты не обязан поблагодарить меня за это?

– Никто не может сказать, что Олд Шеттерхэнд когда-либо был неблагодарным!

– Тогда я рассчитываю на твою благодарность.

– Что ж! Ты ее получишь. Я готов сделать для тебя то же, что ты делал для меня.

– Как ты это понимаешь?

– Сильный Бизон потребует твоей смерти; он повезет тебя к вигвамам мимбренхо, где ты должен будешь умереть у столба пыток.

– Ты согласишься на это?

– Да, но я позабочусь о том, чтобы по дороге с тобой хорошо обходились и ты не испытывал ни голода, ни жажды.

Он почувствовал иронию в этих словах и замолчал. Но я знал, что его молчание продлится недолго. Мексиканские индейцы сильно уступают в гордости и отваге своим краснокожим собратьям из Соединенных Штатов. Апач, команч или даже дакота посчитал бы себя обесчещенным, если бы вообще начал со мной разговор. Он без лишних слов внешне примирился бы с судьбой, но настойчиво выискивал бы любую возможность освобождения. Ну а уж если бы он таковой не нашел, то пошел бы на самую мучительную смерть, не унижаясь и не показывая даже ни одним жестом своего желания стать свободным. Южные индейцы не настолько стоичны; да, они принимают вид полностью равнодушных или, по крайней мере, стремятся напустить на себя безразличие, но когда дело заходит слишком далеко, то их притворное равнодушие и бесчувственность разом исчезают.

Вождь юма знал, что у Сильного Бизона он не найдет пощады; он раздумывал о спасении и наконец сказал то, что я давно от него ожидал, а именно, что он может спастись только с моей помощью. А следствием этого была его новая попытка вступить в разговор, предпринятая им через несколько минут:

– Мне казалось, что Олд Шеттерхэнд всегда был другом краснокожих…

– Я друг и краснокожих, и бледнолицых, но я враг любого негодяя, вне зависимости от того, светлая или темная кожа на его лице.

– Значит, ты меня считаешь плохим человеком, способным на любой дурной поступок?

– Да.

– А если я исправлюсь к лучшему?

– Это невозможно, потому что у тебя для этого просто нет времени. Кто скоро умрет у столба пыток, тот уже не успеет стать лучше.

– Так дай же мне время!

– Почему и зачем? Мне в высшей степени безразлично, станешь ты лучше или нет. Даже если бы ты и нашел время исправиться, меня бы это оставило равнодушным.

– Тогда меня осудят несправедливо. Значит, то, что я слышал о вас, христианах, не соответствует истине.

– Кто это тебе сказал?

– Да ведь Христос приносил великие жертвы и все делал для того, чтобы из злого человека сделать доброго, не получая от этого никакой пользы.

– Разумеется, это верно; но хочу тебе сказать откровенно, что я в таком случае являюсь плохим христианином. Поэтому тебе просто не повезло. Если я что-то делаю для человека или чем-то для него жертвую, то должен извлечь из этого пользу. Когда я это говорю и об этом думаю, мне приходит в голову мысль, что, может быть, стоит найти какое-то основание, чтобы согласиться с твоими доводами.

– Будь откровенным! Поделись со мной своим основанием!

– Я готов по возможности изменить судьбу, которая тебя ожидает; вероятно, я даже скажу слово за твое освобождение, но за это ты должен быть со мной откровенен.

– О чем ты хочешь узнать?

– Я задам тебе вопрос о Мелтоне и Уэллере; от твоей искренности зависит твоя судьба.

– Так спрашивай же скорее! Я готов все тебе рассказать.

– Не сейчас, позднее, когда мы приедем на место.

Как я сказал, так и случилось. Два быстрых, как ветер, коня несли нас вперед. Мы приближались к месту, где расположились лагерем мимбренхо, поэтому я придержал коней и поехал дальше шагом. Вскоре из мрака появились очертания нескольких индейцев, наставивших на нас свои ружья; кто-то из них приказал остановиться.

– Это едет Олд Шеттерхэнд, – крикнул я им. Тогда они опустили оружие и позволили нам проехать.

Мимбренхо не разжигали костра, схоронившись в лесной тени. Услышав мой голос и мое имя, некоторые из них подошли ближе, чтобы отвести меня на место, где располагался вождь, ибо иначе я бы его не нашел. А он подумал, увидев двух приближающихся коней, что мы приехали вместе с Виннету; но когда я остановился перед ним и спрыгнул с лошади, вождь увидел двоих чужаков на другой лошади и спросил:

– Ты вернулся без вождя апачей? Где же он и кто такие те двое краснокожих, которых ты привез с собой? Почему они неподвижно сидят в седле и не спускаются на землю?

– Они не могут этого сделать. Здесь, в тени деревьев, темно, и ты не можешь видеть, что они привязаны к коню.

– Привязаны? Так, значит, это пленные собаки-юма?

– Ты угадал.

– Это хорошо! Они никогда больше не увидят свободу, и я надеюсь, что самый паршивый из этих псов, Большой Рот, попадет в наши руки так же, как они. Снимите их и привяжите к дереву!

Отдав такой приказ, он хотел отвернуться от пленных, но в этот момент я предупредил его:

– Ты упомянул вождя юма. Посмотри-ка повнимательнее на пленных!

Он подошел к коню Виннету и, посмотрев в лицо переднему всаднику, внезапно отступил на шаг назад и воскликнул:

– Уфф! Верно ли я увидел или меня обманула тень, в которой я нахожусь? Это тот паршивец, чьим именем я только что осквернил свой язык?

– Да, это он.

– Большой Рот! Большой Рот! – пронеслось по толпе мимбренхо. Индейцы толкались, чтобы увидеть вражеского вождя, с их губ срывались обидные словечки и проклятия, которые можно было слышать, но нельзя было передать. Пленников, несмотря на путы, стащили бы с коня, если бы я не воспрепятствовал этому произволу.

– Отойдите назад! – приказал я воинам. – Пленники принадлежат мне; я их поймал, а не вы.

– Но ты принадлежишь нашему отряду, – вмешался Сильный Бизон, – а поэтому пленный вождь в такой же степени наш, как и твой. Но сейчас я ему ничего не сделаю. Снимите его с коня, привяжите вместе с его сотоварищем к дереву и хорошенько их стерегите, чтобы у пленных не осталось никакой надежды на бегство.

– Нет, – возразил я. – Снимите обоих и привяжите каждого к отдельной лошади! Мы сейчас же должны выступать на лагерь юма, разбитый за лесом. Возле лагеря остался наблюдать Виннету.

– Мы нападем на них?

– Вероятнее всего – нет. Думаю, что сражения не будет. У меня не было времени посоветоваться с Виннету, но он разделяет мое мнение, что мы возьмем в плен юма, не пролив и капли своей крови.

– Тем лучше, потому что тогда все они умрут у столба пыток, и в вигвамах мимбренхо будет большой праздник. Воины, вы слышали, что Олд Шеттерхэнд приказал выступать!

Не прошло и двух минут, как все уже сидели верхом, и мы галопом поскакали по только что проделанному мной пути. Я уже больше не беспокоился о пленниках, потому что знал: они находятся под более чем надежным присмотром. Возглавив вместе с Сильным Бизоном отряд, я рассказал вождю, что произошло с нами.

– Мой брат Олд Шеттерхэнд находился в большой опасности, – сказал он, когда я окончил рассказ. – Воины мимбренхо знают, что пума даже ночью не нападает на всадников; их бы ты не смог обмануть. Но от собак-юма ты ускользнул, потому что их черепа набиты гнилой травой. Значит, ты, так же как и Виннету, полагаешь, что нам не придется сражаться?

– Да, я думаю, что они сдадутся без боя.

– Юма – трусливые жабы, но число их немалое, и я убежден, что они станут защищаться.

– Защищается тот, на кого нападают, а мы вовсе не станем на них нападать.

– И тем не менее они сдадутся?

– Да, я уверен.

– Тогда они достойны быть осмеянными. Я стар и многое пережил, чего не знают другие, но никогда я еще не видал, чтобы кто-нибудь сдавался по собственной воле.

– Ты услышишь обо всем попозже, когда мы поговорим с Виннету. Теперь же давай поспешим к нему!

Мы быстро пронеслись через лес и добрались до того места, где я расстался с Виннету. Он поджидал нас, весь залитый лунным светом, выпрямившись, чтобы мы издали могли узнать его. Мы спешились. Лошадей привязали к деревьям на опушке, а пленных оставили под надежным присмотром. Краснокожие расположились в тени, и вскоре воцарилась такая тишина, что, пожалуй, только опытнейшему разведчику юма удалось бы нас раскрыть.

Виннету, Сильный Бизон и я уселись вместе, чтобы обсудить наши действия. Никто другой не осмеливался приблизиться настолько, чтобы расслышать наш негромкий разговор. Индейский воин далеко не так дисциплинирован, как европейский солдат, но к вождю он проявляет глубочайшее уважение, нисколько не меньшее, чем почтение, испытываемое подчиненными к генералу.

Сильный Бизон был много старше и Виннету, и меня, но одновременно гораздо нетерпеливее. Едва мы заняли свои места, как он уже начал:

– Собаки-юма перебежали нам дорогу; скорее давайте их разобьем и не позволим им вернуться в их пещеры.

Виннету ответил ему не сразу, я тоже молчал. Старик жаждал крови, но для меня смерть стольких людей была бы ужасной. Я решился содействовать полюбовному соглашению между мимбренхо и юма, но не мог объявить об этом вождю дружественного мне племени, иначе он бы, пожалуй, не согласился и решил бы действовать по своему усмотрению. Насколько я знал Виннету, можно было быть уверенным, что он разделит мои взгляды, по меньшей мере в том, что кровопролития следует по возможности избегать. Так как мы медлили с ответом, Сильный Бизон продолжал:

– Слышали ли братья мои слова? Почему они не говорят? Олд Шеттерхэнд не хочет сражаться. Что же тогда должно произойти? Может ли Виннету поведать мне об этом?

– Я могу раскрыть тебе наши планы, – ответил апач.

– Мое ухо открыто для твоих слов. Я жажду их услышать.

– Юма сдадутся, не вступая в бой с нами.

– В это я не могу поверить. Если они так сделают, то будут величайшими трусами, чего я никак не могу предположить, несмотря на все мое презрение к ним.

– А разве не бывает так, что храбрый человек бывает вынужден сдаться без боя? Хороший воин не только смел, но и осторожен, осмотрителен, умен. Кто может сказать про Виннету, что он когда-либо был малодушен или даже труслив? И тем не менее случалось, что он сдавался своим противникам без боя. Если бы он сражался, то был бы убит, не причинив своим врагам никакого вреда. Однако он сдался в плен, потом сбежал и смог отомстить своим врагам. Так что же было лучше – слепая храбрость или расчетливая осторожность?

– Последнее, – вынужден был согласиться мимбренхо.

– А разве не так же поступал Олд Шеттерхэнд? Когда юма его поймали, он мог бы долго защищаться от них, но его наверняка сразила бы какая-либо стрела. Но он действовал не так, а позволил схватить и связать себя. Посмотри на него! Разве он не свободен? Разве теперь он не пленил вражеского вождя? Разве он трусливо вел себя? Нет, всего лишь умно! Так поведут себя и юма, когда увидят, что сопротивление бесполезно.

– Но сможет ли Виннету внушить им все это?

– Да, если ему помогут воины-мимбренхо.

– Тогда он должен поделиться с нами своими мыслями.

– Мы окружаем юма. Пока Олд Шеттерхэнда не было, я хорошо изучил место, где расположен лагерь. Юма очень устали; они спят на окраине леса, прямо на траве; они положились на своих разведчиков и даже не выставили часовых. Только возле пасущихся лошадей остались двое сторожей, которые следят за тем, чтобы животные далеко не уходили. Разве трудно окружить спящих?

– Со стороны леса это легко: в лесу темно, там можно подкрасться, оставаясь незамеченными. Но на опушке леса светло, потому что светит луна. Нас увидят люди, сторожащие лошадей, и поднимут шум.

– Да, луна-то светит, но Сильный Бизон не замечает главного. Юма не откроют нашего приближения. Мы оставим лошадей и подкрадемся так близко, как только возможно. Если мы поползем, то нас никто не увидит.

– Уфф! Если Виннету в этом уверен, то я не могу не согласиться с ним. Но что же должно произойти, когда мы их окружим?

– Мы потребуем от них, чтобы они сложили оружие.

– И мой брат верит, что они это сделают?

Сильный Бизон задал этот вопрос с иронической улыбкой, но Виннету ответил, как всегда, спокойно:

– Не только верю, но твердо убежден, что они так сделают.

– Тогда я скажу вождю апачей, что произойдет. Юма, правда, увидят, что они окружены, но они будут прорываться из окружения, что им удастся легко.

– Тогда пусть Сильный Бизон скажет, почему это им будет сопутствовать легкий успех! Смогут ли они укрыться в лесу?

– Нет, потому что там, под защитой деревьев, спрячутся наши воины, и каждый из них сможет убить с десяток врагов, прежде чем одиннадцатый дойдет до него. Значит, они побегут в другую сторону.

– Но ведь там тоже будут наши воины!

– Ну и что! Конечно, они перебьют нескольких юма, но другие смогут уйти. Даже лучший бегун не сможет перегнать конника.

– Уфф! Так Сильный Бизон полагает, что юма будут на лошадях?

– Да. Как только они увидят, что окружены, то бросятся к лошадям и прорвутся на них на равнину.

– Но у них же не будет лошадей, – отрезал Виннету со свойственной ему уверенностью.

Тогда Сильному Бизону стало кое-что ясно. Он выдохнул с легким присвистом и спросил:

– Виннету хочет угнать у них лошадей? Это будет трудно, очень трудно.

– Да это же сможет даже ребенок. Если у юма не будет лошадей, то они не смогут прорваться. Правда, они попытаются, но за каждую попытку заплатят кровью.

– А если они не будут прорываться, но и не сдадутся. Что тогда намерен делать Виннету?

– Призвать их сложить оружие. Большой Рот прикажет своим людям сдаться.

– Только если ты вынудишь его отдать приказ, угрожая ему смертью.

– Можно попытаться.

– Это не удастся, хотя он и трус. Он знает, что на месте мы его не убьем, а заберем с собой, чтобы заставить умирать у столба пыток. Он подумает, что сможет по пути сбежать.

– Может быть, мой краснокожий брат прочел его мысли? А если он так не думает? Большой Рот позволит нам перестрелять всех его воинов, чтобы самому в одиночку быть увезенным нами? А может быть, ему больше понравится быть окруженным в плену своими людьми? Если они будут вместе, то организовать побег, возможно, будет легче, чем в одиночку.

– Но тогда и следить за ними будут строже. Если бы бегство казалось ему возможным, то он бы для видимости согласился выполнить наши требования.

– Значит, надо так устроить, чтобы у него возникла уверенность, и я знаю человека, который очень легко его в этом убедит – это Олд Шеттерхэнд.

– Олд Шеттерхэнд, мой белый брат! Как это ему удастся убедить Большого Рта, что он убежит, если вместе со всеми своими воинами сдастся, и что он погибнет, если откажется это сделать?

– Спроси его сам! Пока я тут с тобой говорил, он все обдумал. Он знает, что Большой Рот хочет его обмануть, а поэтому придется обмануть самого вождя.

Было просто достойно удивления, как точно мог угадать мои мысли Виннету. Я не сделал ему ни малейшего намека, да и не мог он знать, о чем я по пути разговаривал с Большим Ртом, и все-таки Виннету уверенно говорил о моих мыслях, словно они были его собственными.

– Виннету прав? – спросил меня мимбренхо.

– Да, – ответил я. – Большой Рот призовет своих людей сдастся.

– И ты в состоянии его уговорить?

– Да, встречной хитростью, потому что он намерен перехитрить меня. Поэтому я пообещаю вождю тайно освободить его вместе с его людьми.

– Он тебе не поверит.

– Он должен будет поверить, потому что знает, что Олд Шеттерхэнд никогда не нарушает своих обещаний.

– Но в этом случае тебе придется нарушить их и ты, таким образом, прослывешь лжецом! Или же ты захочешь сдержать свое обещание и позволишь ему убежать вместе со своими людьми против нашей воли?

– Видимо, так.

– И я в этой затее должен участвовать! Ты хочешь стать из моего брата и друга врагом?

– Нет, потому что я не позволю юма и их вождю убежать.

– Но ты же только что утверждал обратное! Я не знал, что в твоем рту находятся два языка. Какому из них я должен верить?

– У меня только один язык, и ты должен верить ему.

– Но он говорит то одно, то другое!

– Он говорит правду, только правду. То, что я тебе говорю, это верно, но то, что я обещаю Большому Рту, тоже верно. Главное в том, что он сам себя перехитрит. Я пообещаю ему свободу, а выполнение этого обещания будет обусловлено определенными обстоятельствами. Он для видимости согласится на это условие, но не выполнит его; тогда я откажусь от своего слова, и мне не придется его держать.

– А ты точно знаешь, что он не выполнит своего обещания?

– Уверен.

– Что же это за обещание?

– Рассказать мне правду о нападении на асиенду Арройо. Он пообещает мне все рассказать, но наверняка не выполнит обещания. Конечно, он притворится. Он угостит меня сказкой, в которой все будет выдумкой. Впрочем, сейчас нет надобности говорить об этом. Достаточно, что я знаю о том, что произойдет и что я буду делать. Мой друг Виннету хорошо понял мои мысли, точно так же, как и я увидел, что его план единственно верен. Давайте не будем терять времени! Полночь уже прошла, а еще до того, как начнется утро, юма должны быть окружены.

– Вы сказали, значит, так и должно произойти, и я подчиняюсь. Виннету и Олд Шеттерхэнд всегда знают, что им делать, и я не стану им противоречить, хотя и не могу понять всего. Хуг!

«Хуг!» – это слово означало согласие. Если оно сказано, то вопрос считается решенным и более не подвергается пересмотру.

Теперь надо было предпринять необходимые меры предосторожности. Пятеро сторожей должны были остаться здесь с пленными и не сводить с них глаз. Они получили приказ: в случае необходимости скорее убить пленников, чем позволить им уйти. Шестьдесят краснокожих должны были пробраться в кусты за лагерем юма и не пропустить ни одного вражеского воина. Остальные должны были выйти на открытую равнину, чтобы окружить с этой стороны, как можно плотнее, лагерь юма. В лесу командовать должен был Виннету, тогда как в прерии руководство взял на себя Сильный Бизон. Все прочие обязанности передали мне. Вроде бы дел у меня было не слишком много, и тем не менее они могли оказаться чрезвычайно важными, так как любой непредвиденный случай мог все испортить.

Прежде всего надо было провести незаметно вокруг лагеря шестьдесят человек. Это была задача Виннету, ставшего во главе этих людей. Перед уходом он обратился ко мне:

– Мой брат может сопровождать меня, потому что охотнее всего я пойду к лошадям с ним. Никто, кроме него, не справится лучше всего с часовыми.

Это мне понравилось, и я присоединился к своему другу. Конечно, обезвредить двух находившихся при лошадях юма не составляло никакого труда, однако сделать это надо было очень осторожно, потому что малейший подозрительный шум мог выдать нас, а тем самым сделать невозможным выполнение всего плана.

Мы прошли по самому краю леса, пока не оказались точно в вершине лесного клина; там мы прошли под деревья и с величайшей осторожностью направились дальше. Теперь мы находились на западной опушке леса и скоро приблизились к месту, расположенному прямо напротив лагеря юма. Дальше мы пошли еще медленнее, потому что Виннету расставлял через короткие промежутки посты. Когда последний из мимбренхо занял свое место, шестьдесят воинов образовали цепь в лесу, которая полудугой охватила лагерь, и каждый постовой располагался так, чтобы ему удобно было наблюдать за лагерем, а его бы враги не могли заметить. Они уже были подробно проинструктированы, как им себя вести.

Теперь я остался вдвоем с Виннету на опушке леса и мог спокойно наблюдать за лагерем противника. С этой стороны луну заслоняли деревья, а поэтому было несколько темнее, чем там, где мы стояли лагерем, однако все-таки можно было разглядеть каждого спящего краснокожего. Некоторых усталость скосила прямо там, где они оставили лошадей, другие, а таких было большинство, лежали рядышком, один возле другого, положив рядом с собой свое оружие. Справа от спящих паслись лошади, и двое индейцев ходили вокруг табуна, возвращая забредших подальше лошадей. Виннету показал на сторожей и шепнул:

– Жизнь мы им оставим. Пусть мой брат возьмет на себя одного, а я – другого.

Когда он хотел ускользнуть, я удержал его и спросил:

– Может быть, Виннету заметил, что на этом посту время от времени меняются сторожа?

– Да, это я сразу заметил.

– Тогда нас слишком рано раскроют. Мы должны подождать.

– Олд Шеттерхэнд прав. Пусть сначала замкнется кольцо вокруг лагеря, тогда нам нечего бояться разоблачения. Мой белый брат может вернуться и сказать Сильному Бизону, что теперь он должен выдвинуться со своими воинами.

– Хорошо! Я пойду вместе с ним. Так как я знаю, где оканчивается твоя линия, то смогу сказать ему, где он должен расположить своих людей.

– А потом ты вернешься ко мне?

– Конечно. И где я тебя найду?

– Я буду ждать тебя на этом же месте.

На обратном пути я прошел мимо всех наших постовых и убедился, что все они на своих местах. Здесь юма было невозможно пройти.

Когда я прибыл к Сильному Бизону, тот отдал приказ выступать. Каждый из индейцев взял за повод свою лошадь; образовалась длинная шеренга, во главе которой находились мы с вождем. Вначале мы шли возле леса; потом мы описали широкий полукруг вокруг лагеря юма. Время от времени мы оставляли на посту одного из воинов, естественно, вместе с лошадью, пока последний из мимбренхо не занял своего места.

Наши посты были настолько далеки от лагеря, что оттуда нас нельзя было достать пулей. Каждый индеец сначала привязал свою лошадь к колышку, а потом пробирался на двести шагов вперед, чтобы там залечь и ожидать наступления дня. Лошади были взяты для того, чтобы моментально догнать врага, если ему в каком-то месте удастся прорыв. Ну, а лошади тех шестидесяти человек, что стояли в лесу, сторожила та пятерка, которая наблюдала за пленными. Они должны были присматривать и за лошадьми, что было нетрудно, потому что верховые животные были стреножены.

Выдвижение на двести шагов замкнуло цепь. Оба звена внешнего полукруга сомкнулись с постами скрывшихся в лесу людей. Когда наш маневр закончился, лошади юма все еще оставались внутри круга, и надо было вывести их оттуда в надежное укрытие.

Я упал на землю и осторожно пополз к тому месту, где мы договорились о встрече с Виннету. Он увидел меня и, не дожидаясь моего приближения, пополз мне навстречу.