Текст книги "Сатана и Искариот. Части первая и вторая"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

– Ну, что ж, об этом вы можете узнать от меня. Моей дочери совершенно не обязательно вешаться на шею бродячему фокуснику. Она станет повелительницей знаменитого индейского племени и будет блистать, словно королева, в драгоценных камнях, золоте и шелках.

Геркулес ошеломленно посмотрел на неосторожного, чересчур болтливого старика, покачал головой и переспросил:

– Повелительницей индейского племени? Как это надо понимать?

– А так, что она станет обожаемой и почитаемой супругой Хитрого Змея, вождя одного из племен юма.

– Что? Она хочет жить в вигваме? – рассмеялся не поверивший старику гигант. – Вы, пожалуй, хотите разыграть комедию!

– Нет, мы, наоборот, хотим, чтобы комедия с вами наконец-то подошла к концу. Мы, то есть Юдит и я, остаемся у юма. А вы можете отправляться в Техас. Мы получим дворец, а еще в придачу и замок. Вы же будете обрабатывать засеянные клевером поля и выращивать репу!

Атлет провел рукой по волосам, огляделся, потом, уставившись на меня, сказал:

– Господин, положите конец этому детскому балагану, высказав мне всю правду! Как мне понять тарабарщину этого старика?

Теперь стало уже невозможно дольше утаивать всю историю с Юдит и Хитрым Змеем, а потому я ответил:

– Вы уже слышали всю правду: вождь выбрал Юдит в жены, и это было одним из условий заключения мира между нами и юма.

– Во-о-ождь? Невероятно! Эта девушка, это чудо красоты, хочет броситься на шею краснокожему? Я не верю вам, вы разыгрываете меня.

– Но это факт.

– Значит, либо я не в своем уме, либо все вы сумасшедшие. Юдит, скажи, верно ли то, что я слышал? Ты хочешь стать женой краснокожего Змея?

– Да, – высокомерно кивнула она. – Я буду королевой юма.

– В самом деле? Значит, это не ложь?

Я страшно испугался, потому что увидел, что атлет пришёл в возбужденное состояние, которое с каждым словом только усиливалось. Возможно, на его мозг все еще оказывали воздействие последствия от удара прикладом. Я попытался было дать ему успокаивающий ответ, но девушка опередила меня:

– Ради тебя я лгать не буду. Я обручилась с вождем, а ты можешь продолжать свою жизнь.

Глаза его расширились и дико сверкнули, он сжал кулаки и стал озираться в поисках вождя. Назревал скандал. Геркулес увидел вождя, стоящего неподалеку, в группе юма, и стал расталкивать окружающих, фыркая от гнева:

– А ну-ка, ну-ка! Освободите место, расступитесь! Я должен поговорить с этим парнем, только – на языке кулаков. Одного я уже удавил, он должен стать следующим и поторопиться вдогонку за Уэллером.

Стало ясно, что он готов исполнить свои слова, если только ему удастся добраться до вождя. Я поспешил за ним, крепко схватил сзади и крикнул:

– Остановитесь, вы, несчастный! Вы ничего не измените, а, кроме того, вождь находится под моей защитой, и если кто тронет его хоть пальцем, получит от меня пулю!

Он повернулся ко мне, посмотрел в глаза совершенно бешеным от возбуждения взглядом и прошипел сквозь зубы:

– Оставь меня, парень, иначе сам попадешь под горячую руку! Или ты считаешь, что раз все прочие тебя боятся, то можешь поступать со мной, как тебе вздумается?

Теперь от него можно было ожидать всего. От него отступились все окружающие, а я вытащил револьвер и ответил:

– Пока мы сохраняем мир, нам нечего бояться друг друга, но стоит вам сделать несколько шагов ко мне или в сторону вождя, как я всажу вам в голову шесть пуль из этого оружия. Теперь вы превратились в разъяренного зверя, и с вами придется обходиться соответствующим образом. На свете есть миллионы девушек. Смиритесь с неизбежным, образумьтесь и успокойтесь!

Я проговорил эти слова весьма миролюбиво. Его же лицо перекосила неописуемая гримаса, и он сказал:

– Успокоиться! Да, я хочу успокоиться, но, возможно, вместе с собой успокою и других. Итак, говорите вы, дело уже нельзя изменить?

– Да, как я уже сказал.

– И условием мира было то, что Юдит станет женой краснокожего? И вы будете защищать вождя?

– И не я один, а все, находящиеся здесь. Вам не удастся до него добраться, а не только что дотронуться до него, так как каждый из нас готов встать на вашем пути. Это – наш долг. Попробуем предположить невозможное, что один-единственный человек, вследствие какого-нибудь скандального поступка, нарушит мир, чем накликает на нас еще большую опасность, чем это было до заключения договора. Если же вы убьете вождя или даже только раните его, то все его воины мигом набросятся на нас!

– И вы этого боитесь! Слышите, люди, знаменитый Олд Шеттерхэнд испугался! Но верно вот что: на вашей коже не останется и царапины, да и у вашего любимого вождя будет взято не больше, чем может быть спрятано под ногтем. А вот я, трус, по-вашему, крови не боюсь и докажу вам это. Краснокожий, за которого вы так боитесь, останется невредимым, а я успокоюсь, и Юдит, его невеста, тоже должна успокоиться. Эй, вы, трусы, подойдите-ка сюда с ружьем, обращаться с которым вы не умеете!

Чиновник и асьендеро оказались близко от атлета. Первый, как уже сказано, был наипотешнейшим образом вооружен буквально до зубов, имелся у него при себе и револьвер. Такой же торчал за поясом у асьендеро. Резким рывком атлет вырвал оба револьвера, причем один ствол направил на Юдит, второй же приложил к своей голове и нажал на спусковые крючки. Большинство присутствующих закричали от ужаса. Я предвидел подобный оборот событий и был готов к прыжку. Я не мог помешать Геркулесу завладеть оружием, но когда он направил револьверы на девушку и себя, я уже оказался рядом с ним и схватил безумца. Я дотянулся только до его правой руки, той самой, что была вытянута в сторону Юдит, и подтолкнул ее вверх, так что пуля пролетела поверх голов окружающих. Он повторно выстрелил из того же револьвера, и пуля ушла в том же направлении. Потом он покачнулся, потому что в то время как мне удалось защитить Юдит, левой рукой он дважды выстрелил себе в висок. Руки его опустились, он сделал полуоборот и оказался у меня на руках – глаза его закрылись.

– Покой, покой! – еще выдавил он из себя; на этом как его жизнь, так и несчастливая любовь закончились.

Я позволил его телу медленно соскользнуть на землю и не мог бы рассказать, что я тогда чувствовал. Разом зазвучали все гневные и осуждающие, все низкие и высокие струны. Умерший был слабохарактерным человеком, но верным слову и в целом добрым. Неверность и кокетство еврейки сначала прогнали его на чужбину, а потом и довели до смерти. Юдит ни слова не сказала мне в благодарность за то, что я спас ей жизнь. Ни словом не обмолвилась она и о бедняге, причиной самоубийства которого стала – не осудила и не поразилась. Она взяла за руку отца и сказала:

– Как это ужасно и глупо! Он мог бы сделать все иначе. Он мог бы уехать в Техас или, если так уж ему немила стала жизнь и непременно надо было ее лишиться, то мог сделать это по-другому, в одиночестве. Я не могу его видеть. Пошли!

И она оттащила отца прочь. Я не смог удержаться, не смог быть бесстрастным зрителем и, полный возмущения, закричал ей вслед:

– Да, уходите, исчезайте! Я тоже не могу больше вас видеть. И если вы еще хоть раз появитесь передо мной, то я позабуду о том, что вы девушка, и прикажу отхлестать вас лассо по спине, чтобы хоть так вызвать у вас чувство боли, ибо сердца и других чувств у вас нет, гордая королева индейцев юма!

Мое предупреждение она приняла всерьез и все то время, пока мы оставались рядом с юма, боялась показываться мне на глаза. Но гораздо позднее и в другой обстановке, когда она предстала передо мной богатой и важной дамой, оказалось, что она полностью забыла мою угрозу задать ей порку.

Все остальные наши спутники от души жалели несчастного атлета, жизнью которого судьба так быстро и так неожиданно распорядилась. Мы говорили между собой по-немецки, и краснокожие просто не поняли, в чем дело, а стало быть, не знали, почему Геркулес лишил себя жизни. Когда вождь юма пришел ко мне узнать причину этой смерти, я объяснил ему:

– Юдит обещала ему быть его скво, и он из-за своей любви последовал за нею через океан. Теперь, услышав о том, что она должна стать твоей, он решил умереть.

– Однако я слышал, что он и в нее стрелял.

– Он хотел убить и ее, потому что не хотел отдать тебе.

– А ты ее спас? Благодарю тебя! Бледнолицые – странные люди. Ни один индеец не убил бы себя, если бы девушка отказалась стать его скво. Он либо вынудил бы ее к этому, похитив ее, либо высмеял бы ее и взял бы себе другую, получше. Разве у бледнолицых так мало девушек, что они теряют разум из-за юного личика? Мне жалко их!

Во время этого драматического происшествия мы не могли уделить внимание Плейеру. Теперь мы увидели, что он кое-как отошел после нападения Уэллера. Он все еще сидел на земле и оттуда наблюдал за происходящим. Теперь он встал, медленно подошел ко мне и спросил:

– Уэллер, как я вижу, мертв. Он хотел задушить меня. Я знаю, что я перестал дышать. Значит, кто-то должен был меня спасти. Кто же это был, сэр?

– Я снял ноги Уэллера с вашей шеи.

– Я мог бы об этом и сам додуматься, так как я, когда подошел к Уэллеру, заметил, что вы идете, чтобы помочь мне. Я никогда не забуду, что обязан вам жизнью!

– Забудьте это сейчас же, но только всегда помните свое обещание стать хорошим человеком!

– Это обещание я сдержу. Боюсь только, что асьендеро и его друг-чиновник будут настаивать на моем наказании.

– Меня не тревожат их происки, а вы же знаете, что я не потерплю каких-либо их указаний. Конечно, задерживаться в этих краях надолго вы не можете, потому что иначе может случиться, что вас здесь схватят и запрут в четырех стенах.

– И я так думаю. Охотнее всего я бы отправился с вами в Техас.

– Вы могли бы пойти с нами, так как, надеюсь, вы станете верным нашим спутником.

– Не думайте больше плохо обо мне! Я постараюсь оправдать ваше доверие. Может быть, я найду работу у одного из немецких переселенцев. Но они, конечно, слишком бедны, чтобы выкупить себя да еще и нанять работника.

– О, они добрые люди, да к тому же у них хватит средств на покупку куска земли. Вас они не оттолкнут, потому что вы янки, знаете страну и людей, а значит, можете быть полезным им. Но только не соблазняйте их игрой в карты, потому что, если при первом своем посещении я услышу об азартных играх, мне придется серьезно поговорить с вами.

– Не беспокойтесь, сэр! Игра стала мне противной, иначе я бы не появился в этой пустыне, чтобы похоронить себя среди индейцев. Деньги, правда, картежник зарабатывает легко, но еще быстрее они исчезают. Если же я буду работать, то каждый доллар будет мне дорог, потому что он мною заслужен, и я, прежде чем отдать его, хорошенько подумаю.

– Похоже, у вас развиваются правильные взгляды. Если вы будете их придерживаться, то в скором времени кое-чего достигнете.

– Клянусь вам в этом. Как только я заимею сотню долларов, я стану работать вдвое, втрое усерднее, чтобы быстрее сколотить маленькое состояние, чтобы на эти деньги арендовать ферму.

– Хм! Хотел бы я знать, действительно ли вы потратите деньги на эту благородную цель.

– Непременно!

– Тогда я вам кое-что скажу. У меня есть немного лишних денег, как раз триста долларов. Тратить мне их сейчас некуда, а в странствия брать с собой неохота. Не могли бы вы взять их у меня в долг?

– Вы дадите взаймы триста долларов мне, Плейеру! Сэр, это очень смелый поступок!

– О нет, потому что я убежден: вы мне их вернете.

– Ну, а если я не смогу их отдать именно в тот момент, когда они вам понадобятся? Ведь деньги, вложенные в какое-нибудь дело, нельзя моментально превратить в наличность?

– Я подожду. Я скитаюсь в прериях, постоянного места жительства у меня нет, времени свободного много. Путешествую я и по другим странам, причем срок окончания таких странствий указать не могу. Короче, хотите одолжить у меня деньги?

– Охотно.

– Тогда давайте не определять точного срока возврата. Вы отдадите их мне, когда это станет для вас возможным, а я случайно окажусь возле вас. Если со временем положение дел изменится, мы легко придем к согласию. Как только мы с вами окажемся за границей, я вам дам денег, а вы арендуете земельный участок. Если я снова окажусь когда-нибудь в Соединенных Штатах, то постараюсь навестить вас, а тогда увидим, нужны мне деньги или нет. Ну, о процентах, конечно, не может быть и речи. Согласны?

– Что за вопрос! Вот вам моя рука. Благодарю вас от всего сердца. И пока я жив, я всегда буду помнить о том, что именно вам, сэр, я буду обязан, если стану счастливым человеком, который сможет спокойно спать, не боясь последствий своих деяний.

Он говорил тоном искренним и сердечным, очевидно, предложение начать новую жизнь было воспринято им вполне серьезно. Я же обрадовался, что смогу дать ему деньги, которые, естественно, был намерен взять из суммы, отнятой мною у Мелтона и Уэллера. Правда, все эти деньги были предназначены немцам, но те могли лишиться такой малости, составлявшей самое большее десять долларов на человека. Чувство удовлетворения шевельнулось в моей душе, когда я пожал его протянутую руку.

Плейер еще не высказал мне всех благодарственных слов, а я уже должен был переключить свое внимание на большой табун, который галопом приближался с севера, направляемый множеством краснокожих всадников. Это были именно те лошади юма, за которыми посылал Хитрый Змей. Табун добрался до нас в последние минуты уходящего дня, а пока лошадей привязали к колышкам, наступил вечер.

Погонщики были настолько предусмотрительны, что привезли с собой связки сухих сучьев, так что с наступлением темноты стало возможным разжечь несколько костров. Провизия, хранившаяся в фургонах, облегчила приготовление праздничного ужина. Конечно, это только в тех условиях такой ужин можно было назвать праздничным, потому что, по понятиям цивилизованного человека, еда была очень простой, даже – почти скудной, так как мы вынуждены были экономить припасы.

После ужина я улегся спать, мои соотечественники и мимбренхо сделали то же самое. У юма для отдыха еще не нашлось времени, потому что они отправились в Альмаден, чтобы разграбить тамошнее жилище белых. Рано утром я увидел, что юма присвоили все, что смогли там найти. Для индейца каждый предмет, который кто-нибудь другой оставил бы лежать как бесполезный или отбросил бы в сторону, имеет ценность, нередко – даже очень большую. Они привели с собой и обеих старух. Отверстие шахтного ствола они заложили камнями, а вход в пещеру засыпали. Возможно, никто его так и не нашел до наших дней – из тех, кто обладает и средствами, и отвагой, чтобы разрабатывать драгоценное нутро пустынных скал.

Рано утром я проснулся первым и разбудил доброго дона Эндимио де Саледо и Коральба, а также его возчиков. Я уладил с ними дела, потом проснулся весь лагерь, и началась погрузка. Работами руководил Хитрый Змей, потому что вьючные лошади принадлежали ему. Ни еврейки, ни ее отца не было видно, возможно, они скрывались в палатке вождя, испугавшись моих угроз. Я уселся рядом с Виннету и приглядывался к работам. Тут к нам приблизились двое мужчин, имевших такой вид, словно они собираются обсудить с нами кое-что очень важное. Это были асьендеро и важный чиновник. Я предчувствовал, что они еще раз подойдут ко мне, выставив свои требования и осыпав упреками. Мелтон, которого я передал юма, со вчерашнего вечера находился под их неусыпным надзором в одной из палаток.

Оба подошедших господина приветствовали меня в высшей степени официально, а чиновник – с очень строгим служебным выражением на лице. Он же и начал разговор:

– Я вижу, вы готовитесь к путешествию, сеньор. Куда это вы направляетесь?

– В Чиуауа, – ответил я.

– На это я не могу согласиться! Я вынужден настаивать на том, чтобы находящиеся здесь лица, все без исключения, отправились со мной в Урес!

– Вероятно, в качестве арестованных?

– Ну, как хотите, так и считайте!

– Так арестуйте нас!

– Этого бы мне не хотелось делать, так как я надеюсь, что мое служебное положение обяжет вас следовать за мной добровольно.

– Так как я еще не заметил этого положения, то оно никак не может меня к чему-нибудь побудить. А вообще-то я думаю, что мы находимся на территории юма, а я твердо намерен следовать их обычаям и привычкам словно писаным законам. И даже если бы это было не так, спорить о юридических формальностях я с вами не намерен, потому что я немец и в соответствии с разъяснениями, которые вы сами мне дали, вовсе не обязан руководствоваться вашими местными законами.

– Я? Да разве я говорил вам что-нибудь подобное? Это ведь не так!

– Это так. Когда я был у вас, прося защиты для немецких переселенцев, вы заявили, что не можете заниматься ими, и отказали им в покровительстве, которое было так необходимо. Приняв это к сведению, я поскакал в горы, чтобы заняться своими земляками, и вот теперь, когда я вызволил их из ужаснейшего положения, в котором они оказались из-за вашего отказа, вы приходите ко мне и уверяете, что мы должны подчиниться вам в служебном порядке. Но вы обратились по ложному адресу, сеньор. Я не такой человек, который позволяет распоряжаться собой в зависимости от настроения и самодурства чиновного лица.

– Какое мне дело до ваших немецких рабочих! Разве только они одни находятся здесь? Тут ведь много и других людей. Здесь произошли события, входящие в мою служебную компетенцию, и я обязан ими заняться. Я имею в виду нападение на асиенду, происшедшие здесь убийства и многое другое, что я не могу оставить безнаказанным. Где Мелтон?

– У вождя юма, который, весьма вероятно, намерен сам наказать его.

– Наказывать здесь имею право только я!

– Это вы обсуждайте с Хитрым Змеем. Зачем вы пришли ко мне?

– Потому что вы им выдали Мелтона. А вы должны были передать его мне!

– Замолчите! – гневно прервал я его. – У меня нет никаких обязанностей по отношению к вам. Если бы вы были умным человеком, то вели бы себя по-другому. До сих пор вы делали одни глупости, и если, несмотря на это, вы еще разыгрываете из себя хозяина здешних мест, то результат будет один: вас высмеют. Больше я не хочу слышать ни слова от вас!

Мой тон испугал его. Он не осмелился продолжать разговор и взглядом позвал себе на помощь асьендеро. Теперь слово взял тот:

– Сеньор, не поступайте подобным образом. Подумайте, что вы находитесь на моей земле! Вы в этих местах, так сказать, гость!

– О, что до этого, то ваше хваленое гостеприимство я узнал предостаточно и весьма вам за него благодарен. Но так как вы заговорили о своей земле, то придется вам напомнить, что вы ее продали. Теперь владельцем Альмадена стал Мелтон.

– Я подам на него жалобу и получу свои владения назад. Купчая, которую я с ним заключил, недействительна. А поэтому я с полным правом снова могу рассматривать себя владельцем этого поместья. И я требую, чтобы каждый здесь находящийся подчинялся мне, как и указаниям моего уважаемого друга.

– Ну, и каковы же ваши указания?

– Я хочу, чтобы вы поехали с нами в Урес. Там вы должны будете выступить свидетелем по делу Мелтона, однако и против вас мы выступим с иском.

– С каким же это иском?

– Это вы услышите только там. Я не считаю нужным говорить с вами об этом в данной обстановке.

– Хорошо, тогда помолчим! Я тоже не считаю нужным говорить ни с вами, ни с вашим верным другом. Хочу вам высказать только одно, что вы, если хотите заполучить Мелтона, должны обращаться не ко мне, а к Хитрому Змею.

– Но я его требую от вас. Вы его захватили и не должны были никому передавать!

Тогда поднялся Виннету, вытащил свой револьвер и спросил спокойным, но весьма твердым голосом:

– Оба бледнолицых знают, кто перед ними стоит?

– Виннету, – ответил асьендеро.

– Да, Виннету, вождь апачей, – подтвердил чиновник.

– Но знают ли бледнолицые, что Виннету не любит пустых речей, а еще больше он не выносит глупого поведения? Теперь я хочу побыть наедине с моим другом Шеттерхэндом. Считаю до трех; того, кто из вас после этого задержится здесь, я просто застрелю!

И он наставил револьвер на двух друзей.

– Раз…

Важный чиновник поспешил уйти.

– Два…

Тут и асьендеро устремился за ним.

– Ну вот, даже до трех не пришлось считать, – рассмеялся апач. – Если бы мой брат сделал так же, он мог бы избавить себя от многих бесполезных слов.

Теперь оба труса остановились в безопасном удалении от нас и стали совещаться. Потом они подошли к вождю, стоявшему перед своей палаткой. Мы увидели, как они заговорили с Хитрым Змеем, но беседа была недолгой, потому что вождь выдернул из земли копье, воткнутое рядом с его тотемом [94]94
  Тотем – на языке индейцев-оджибве это слово означает «его род». Так назывались животные или растения (реже – явления природы или неодушевленные предметы), будто бы являвшиеся предками того или иного рода или племени; между таким предком и живыми людьми существовала сверхъестественная связь. Изображение предка служило объектом культового почитания, а предок брал на себя заботу о своих «потомках».


[Закрыть], и ударил им чиновника по спине. Тот с руганью отбежал прочь, а дон Тимотео поспешил за ним, опасаясь чувствительного удара древком.

После такого поведения асьендеро у меня пропало желание отдавать ему деньги, тем более, что ту сумму, которую я отдал бы ему, теперь с удовольствием поделят между собой бедные поселенцы. Но прежде чем мы отправились в путь, я все же подошел к асьендеро и сказал ему:

– Сеньор, вот здесь купчая, которую вы подписали с Мелтоном, а вот многочисленные письма, доказывающие его виновность в разорении асиенды. Большего вам не требуется, чтобы снова вступить во владение своим имением, а с помощью своего друга, знатока законов, деньги, которые вы получили за асиенду, будут присуждены вам в качестве компенсации. Будьте здоровы, а в дальнейшем постарайтесь вести себя скромнее и умнее, чем делали это в прошлом и настоящем!

Тем самым я разделался с ним навсегда. Немцам их договоры я тоже вернул, и они немедленно и с большим удовольствием порвали эти гнусные бумажки. Потом мы сели на лошадей и отправились в далекий путь. Когда мы уезжали, чиновник, асьендеро, полицейские и дон Эндимио де Саледо и Коральба стояли возле фургонов. Старый Педрильо громко пожелал нам счастливого пути, а его друзья-возчики повторили это пожелание. Другие же белые промолчали. Надеюсь, что старику в Уресе честно отдали заработанные им деньги!

Можно догадаться, с каким наслаждением мои белые спутники покидали места, куда их завлекли, чтобы заточить под землю, да и я был от души рад тому, что предприятие, казавшееся вначале опасным, пришло к такому счастливому исходу. Правда, я мог рассчитывать на то, что Большой Рот останется нашим врагом, по меньшей мере – моим, но мне и в голову не пришло испугаться его, даже если бы мы и не находились под защитой Хитрого Змея. Мне было ясно, что мы повстречаем его, но я думал, что к нам сможет присоединиться Сильный Бизон, правда, нельзя было предсказать, когда и на какой дороге.

Сначала мы намеревались перебраться в штат Чиуауа, поэтому нам целый день пришлось ехать по пустынной местности, потом мы перебрались через узкую полоску, принадлежащей юма земли, а потом въехали в места, из-за которых у юма шел спор с мимбренхо. Именно здесь мы должны были ожидать препятствия, если таковым вообще было суждено появиться у нас на дороге.

Впереди отряда ехали воины-юма, хорошо знавшие местность. Я держался все время рядом с Виннету, и большую часть пути от нас не отставал Хитрый Змей. Оба юных сына Сильного Бизона, то есть Убийца юма и его младший брат, находились недалеко от нас. Мелтона, постоянно связанного, держали под таким бдительным присмотром, что это должно было прогнать из его головы всякую мысль о побеге. А позади отряда ехали Юдит и ее отец, сопровождаемые одиноким воином-юма. Я на них не смотрел, да и они, пожалуй, остерегались попадаться мне на глаза.

Ради полноты картины стоит еще упомянуть, что перед выездом мы похоронили Уэллера и атлета. Они легли в землю, один подле другого, и эта земля не дала им того, что они здесь искали: один – богатства, другой – любви.

К вечеру мы преодолели пустыню, которая раскинулась на целый день пути во все стороны от Альмадена, и расположились лагерем на окраине ее, на зеленой равнине, где нашли подходящий выпас. На следующий день мы пересекли ту узкую полоску земли, на которую претендовали юма, а потом оказались в спорном районе, занимавшем очень гористую местность. Юма хотели добраться до широкой впадины, посреди которой располагалось маленькое озерко, где можно было устроить лагерь. Мы подъехали к южному краю обширного понижения, когда солнце уже исчезло за грядой вершин, замыкавших долину с запада.

С первого взгляда было заметно, что когда-то здесь существовал более обширный водоем, вытянутый с севера на юг. Протяженность котловины в этом направлении была примерно на час пути, тогда как ширина ее с востока на запад была намного меньше. Три долины примыкали к котловине: одна с севера, другая с востока, а третья с юга. Через последнюю мы и проехали.

В тот момент, когда мы выезжали из долины, я вместе с Виннету случайно оказался рядом с нашими проводниками. Глаза юма были направлены на середину впадины, имевшую весьма привлекательный вид: вокруг маленького озерка стояли могучие деревья, вокруг которых росли сочные травы, Но Виннету, как, впрочем, и я, привык в подобных местах заботиться прежде всего о личной безопасности, а поэтому взглянул на устья северной и восточной долин. Возле последнего я заметил всадника, намеревавшего, по всей вероятности, заехать во впадину, но как только он нас заметил, то тут же скрылся. Я посмотрел на Виннету, чтобы узнать, заметил ли он скрывшегося всадника, и именно в этот момент он повернул ко мне голову. Легкое движение век показало мне, что он тоже видел всадника.

Любой другой индеец сразу же поднял бы шум, но ход мыслей апача был настолько быстр, что он в тот самый момент, когда его глаза увидели всадника, уже уяснил для себя, что будет лучше, если пока он промолчит.

Стало быть, наш отряд не прерывал движения, пока мы не подъехали к озеру, где спешились и сначала напоили, а потом пустили пастись лошадей. Индейцы же сначала позаботились о себе и только потом – о лошадях. Мелтона привязали к дереву, а для Юдит приготовили ложе в кустах.

Мне пришлось присутствовать при распределении провизии, потому что, если бы я не руководил этой операцией, краснокожие могли бы съесть все разом. В то время как я оставался с индейцами, апач удалился, чтобы осторожно обследовать приозерный оазис. Когда он вернулся с этой прогулки, я по его лицу сразу заметил, что он раскрыл нечто важное, и подошел к нему.

– Мой краснокожий брат открыл еще кое-что, кроме всадника, которого мы видели ранее? – спросил я его.

– Да, – ответил он. – Вокруг озера пасутся наши лошади, их можно видеть вдалеке, потому что еще не стемнело. Сначала я посмотрел на восток, куда исчез всадник. Там никого не было. Потом я посмотрел на север и увидел подъезжающих всадников. Они тоже направлялись к озеру, но, когда увидели наших лошадей, быстро отступили назад.

– Значит, нам придется иметь дело с двумя различными отрядами, которые ничего не знают друг о друге.

– Так, – кивнул он. – Один приближается с севера, а другой с востока, оба направляются к озеру, но, заметив нас, отступают.

– Мой краснокожий брат знает, кто эти люди?

– Олд Шеттерхэнду они тоже знакомы.

– По меньшей мере, можно легко догадаться. Это были Большой Рот со своими юма и Сильный Бизон с отрядом мимбренхо. Но где же сейчас находятся один и другой? Мы не знаем, кто из них прибыл с севера, а кто приехал с востока.

– Скоро мы об этом узнаем, потому что оба наверняка пошлют разведчиков, как только стемнеет. Надо пойти им навстречу. Куда хочет пойти мой белый брат?

– На восток.

– Тогда я пойду на север. Надо еще подождать с десяток минут, пока не наступит темнота.

Мы присели закусить, а когда быстрые сумерки промелькнули, снова поднялись, чтобы выйти на дороги, которыми подкрадывались к нам два конных отряда. Никто не заметил, что мы покинули лагерь. Пожалуй, подумали, что мы хотим посмотреть на своих коней, тем более, что мы не взяли с собой оружия. Как только мы оказались на таком расстоянии, что нас нельзя было увидеть из лагеря, мы расстались. Виннету пошел в северном, я – в восточном направлении.

Можно было предположить, что те, кого мы искали, еще не выслали разведчиков, но не прошел я и нескольких десятков шагов, как услышал шум, словно чья-то нога сдвинула с места камешек. Я сразу же лег на землю и стал ждать. Послышались легкие шаги идущего прямо на меня человека. Потом я его увидел. Он оказался в восьми шагах от меня… в шести… в четырех… Он по-прежнему меня не замечал, потому что взор его был устремлен вперед, а не вниз, где я прятался. Когда он сделал еще один шаг, я встал и схватил его за горло. Руки его беспомощно упали, ноги дрогнули, отыскивая на земле прочную опору. Я потянул его вниз или, точнее, уложил его на землю, отнял правую руку от его горла, однако оставив там левую, а освободившейся правой обшарил его пояс. Там был только один нож. Разведчик не должен отягощать себя ружьем. Я вытащил нож и оставил его у себя, потом позволил пленнику сделать вдох и прошептал, чтобы мои слова никто не услышал:

– Из какого ты племени? Говори правду, иначе я всажу тебе в брюхо твой собственный нож.

– Мим… брен… хо, – ответил он, стараясь в перерывах между слогами набрать побольше воздуха.

Он мог меня обмануть, а поэтому я задал еще один вопрос, чтобы окончательно удостовериться:

– Кто ваш вождь?

– Сильный Бизон.

– Куда вы направляетесь?

– В Альмаден, к Олд Шеттерхэнду и Виннету.

Тогда я отпустил его горло и сказал:

– Говори тише! Посмотри-ка мне в лицо! Ты меня знаешь?

– Уфф! Олд Шеттерхэнд, – ответил он, приблизив вплотную свое лицо к моему.

– Вставай и веди меня к Сильному Бизону! Возьми свой нож назад.

Он поднялся, повернулся и, ни слова не говоря, пошел рядом со мной. Когда мы приблизились к долине, он остановился и сказал:

– Олд Шеттерхэнд – друг краснокожих и великий воин. Он не должен думать, что любой воин может сравниться с ним. Скажет ли он вождю, что он застал меня врасплох и обезоружил?

– Я вынужден это сделать, потому что этого требует ваша собственная безопасность, так как только самые способные должны выполнять подобные задания.

– Тогда меня отошлют к женщинам, и я всажу нож себе прямо в сердце!

– Ладно, я промолчу. Но замечу тебе, что нельзя позволять страху овладевать душой воина!

Когда мы немного прошли по долине, я услышал стрекотание кузнечика. Мой спутник ответил таким же стрекотанием, давая ответ часовому. Вскоре, несмотря на темноту, я увидел четверых сидящих мужчин. Они, разумеется, не разжигали костра. Один из четверки поднялся и сказал:

– Идут двое! Что это за незнакомец?

– Олд Шеттерхэнд, – ответил мой спутник.

– Олд Шеттерхэнд, Олд Шеттерхэнд, – услышал я, как зашепталась четверка.

А вопрос задавал не кто иной, как сам Сильный Бизон, вождь мимбренхо. Он протянул мне руку и радостно сказал: