Текст книги "Сатана и Искариот. Части первая и вторая"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Иное дело было с Малышом Хантером, который оказался в большой опасности, поскольку его готовился обмануть мнимый друг. Он был сыном немца, и я охотно бы его предупредил. Но сделать это было невозможно, потому что я сейчас находился в глубине Северной Мексики, он же жил в Соединенных Штатах, а я не знал даже места, где он пока остановился. Столь же мало знал я и о местопребывании его отца. Тем не менее я засунул письмо в карман, чтобы сохранить его для себя, в то время как прочие бумаги намеревался передать «ученому законнику» для соответствующего использования при предъявлении разного рода исков к Мелтону.

Я только что закрыл бумажник и отправил его в карман, когда Мелтон, у которою я уже давно вынул кляп, громко позвал меня. Я подошел к нему справиться, чего он от меня хочет. Выглядел он отвратительно: его побитое и расцарапанное лицо распухало.

– Сэр, куда это вы послали мальчишку-индейца? – спросил он. – Я должен это знать! Кроме того, не расскажете ли, о чем это вы тайно переговаривались с индейским вождем!

– Вы ведете себя так, как будто можете что-то требовать от меня! Однако почему я должен скрывать от вас мои переговоры? Вы бы и так скоро узнали о том, что просчитались, полагаясь на поддержку юма. Я заключаю с ними мир.

– Они воздержатся от этого!

– Ни в коем случае, потому что Хитрый Змей предложил мне заключить с ним добровольно договор о мире.

– Добровольно? Парень, видно, хотел оказаться на свободе. И вы намерены принять его предложение?

– Я намерен быть настолько умным, что собираюсь принять не только это предложение, но и сделать кое-что еще.

– А у него есть другие пожелания?

– Да. Он хочет взять в жены Юдит.

– Черт возьми! Они друг друга стоят. Он – краснокожий мерзавец, обливавший меня черной ложью, а она знает столько тонкостей, которые могут свести с ума того, кому посчастливится стать ее супругом! Но будьте так добры и скажите ему, что вылечить ее сможет только плетка! У него есть еще какие-нибудь пожелания?

– Есть кое-что, заинтересующее вас непосредственно. Я должен ему передать вас.

– Но вы же не сделаете этого, мистер! – закричал он и даже полупривстал от страха. – У вас нет на это никакого права!

– А мне все равно, есть у меня какое-нибудь право или нет – я сам установлю его для себя.

– Это же недопустимо! Подумайте, что вы делаете, какая ответственность на вас ложится! У вас же такое доброе сердце, почему же в вас не заговорит совесть?

– Потому что в вас я не заметил ничего доброго. Даже если бы я чувствовал угрызения совести, то смог бы легко оправдаться, так что совесть моя не была бы отягчена. Мне же ведь совсем не нужно выдавать вас ему.

– Хорошо, хорошо, вот про это я и хотел знать! – сказал он удовлетворенно.

– Значит, я позволю вам бежать, – продолжал я. – Но уже в следующее мгновение вождь схватит вас за вихор.

– Как это? Он же ваш пленник! Разве вы хотите и его отпустить?

– Конечно.

– Но этого вам нельзя делать ни в коем случае, по меньшей мере, не так быстро, не теперь! Его можно выпустить только тогда, когда я окажусь далеко и в безопасности!

– Успокойтесь, сэр! Вы здесь не можете распоряжаться. Подумайте, в каком положении вы находитесь. Почему я должен отпустить вас, а не его? Я должен предоставить вам свободу, хотя вы покушались на его и нашу жизнь, а того, кто нам ничего не сделал, задержать? Это же смешно!

– Для меня совсем не смешно, потому что, если вы освободите меня одновременно с ним, он немедленно использует свою свободу, чтобы отомстить мне.

– Для этого у него есть все основания и все права, в то время как у меня нет ни малейшей причины защищать вас от него.

– Тогда я не хочу быть свободным, лучше я подожду, пока вы меня передадите правосудию. Вы совершаете преступление, удерживая меня у себя и заставляя ехать вместе с вами. Но я охотно вытерплю это и не буду никому жаловаться.

– Если вы так убеждены, что это преступление, то я отказываюсь идти против закона и отпускаю вас.

– Раньше индейца?

– Нет, после него. Скоро появятся самые знаменитые из его воинов, они приедут ко мне на совет. Если они согласятся на мир, мы раскурим калюме, и я освобожу вождя.

– Так выпустите меня теперь, чтобы я смог скорее уйти!

– Как я могу сделать это, если еще не знаю, согласятся ли юма! А ваша выдача как раз является главным условием, на котором они настаивают. Так не трудитесь больше! Правда, лично я на вас руку не подниму, но позабочусь о том, чтобы возмездие настигло вас.

– Тогда вас нельзя больше называть человеком, вы настоящий дьявол! Вы можете и должны удовлетвориться тем, что уже сделали нам!

– Вам, говорите? О ком это вы?

– О моем брате, ввергнутом вами в нищету. Вы тогда преследовали его до Форт-Эдуарда!

– Ах, это вы говорите о том картежнике, который застрелил в Форт-Юинте офицера и двух солдат? Так это был ваш брат? Лучше бы вы о нем промолчали, потому что подобное родство совсем вас не украшает и не может быть основанием для просьбы о помиловании.

– А вы хоть однажды посмотрите на это дело по-другому, это, может быть, даст вам повод задуматься. В тот раз мой брат ушел, разве это не может произойти сейчас со мной? Тогда вы тоже были убеждены, что удержите его, точно так же и здесь теперь все может случиться по-иному, а не так, как вы ожидаете. Подумайте о том, что мой брат уже и так жгуче ненавидит вас! Когда же он узнает, как вы обошлись со мной, то успокоится не раньше, чем отомстит за меня и за себя.

– Я не боюсь его мести, он скрылся и пропал без вести.

– Так только кажется! Он все еще здесь.

– Где?

– Это я вам, конечно, не скажу. Где он находится, не знает ни один человек, от эскимосов до огнеземельцев, кроме меня.

– Знают еще двое.

– Кто же это?

– Я и ваш племянник Джонатан.

– Джон… – он прервался, произнеся только первый слог имени, и на целую долгую минуту уставился мне в лицо, а потом, заикаясь, продолжал:

– Кто… вам сказал… что… у меня… есть… племянник?

– Не все ли равно? Но только из этого вы можете заключить, что с моим знанием о вас и вашей жизни дело обстоит куда лучше, чем вы об этом думали. Такую семейку, как ваша, всегда надо держать в поле зрения, чтобы вовремя обезопасить себя и других.

– Вы только и делаете, что расхваливаете свою проницательность. Если вы не солгали, то скажите же мне, где находится мой брат?

– На берегу Средиземного моря.

– Среди… земного? Что вы хотите этим сказать?

– Что ваш брат должен будет приехать с Ближнего Востока, если захочет вам помочь или отомстить мне. При этом мне пришло в голову, что вам самому вовсе не обязательно лично привозить его. Ведь Джонатан собирается на Восток, и вы можете дать ему поручение.

– Джонатан… на Восток? Вы, пожалуй, бредите?

– Возможно! Но в моих фантазиях еще обитает некий Малыш Хантер, который усердно занимается турецкой и арабской грамматикой, а в ближайшее время, получив у своего скупого отца несколько чеков, собирается переплыть океан. Возможно, юный мастер возьмет с собой вашего племянника. Такие случайности не только возможны, но и происходят в действительной жизни.

Он дернулся, словно хотел вскочить, но ему помешали путы, тогда он снова плюнул в мою сторону и закричал в сильнейшем озлоблении:

– В тебе сидит больше сотни чертей. Пусть тебя поглотит ад!

Потом он снова упал навзничь и перекатился на другой бок, чтобы больше не видеть меня. Я вернулся на свое прежнее место.

Мы довольно долго шли от Альмадена до места нашего теперешнего отдыха, но это произошло только потому, что сначала мы повернули к югу. На самом деле от лагеря юма нас отделял всего лишь час пути. Я предполагал, что мимбренхо понадобится всего четверть часа, чтобы проделать этот путь на добром коне, полчаса я отводил на переговоры, значит, через час он должен вернуться, если поедет перед юма, потому что показывать им дорогу ему было не обязательно, так как они сами легко могли отыскать ее по конским следам. У них не было лошадей, и они, следовательно, вынуждены были идти пешком, поэтому у нас они могли появиться не раньше чем через час с небольшим после отъезда мимбренхо.

Прошел час, но мимбренхо не было видно. Я подумал, что он и не приедет раньше, оставшись за проводника, но в расчете времени я не ошибся, потому что, когда пошел второй час с момента отъезда мимбренхо, мы увидели пять или шесть пеших индейцев, приближавшихся к нам с севера. Это были юма, но мимбренхо с ними не было. Почему он не пришел? Где он остался? Мне не терпелось узнать это.

Было очевидно, что индейцы идут по следу, оставленному конем мальчугана, потому что они шли согнувшись, вглядываясь в землю. Когда юма подошли достаточно близко, Хитрый Змей выпрямился во весь рост, так же поступил и я. Тогда индейцы увидели нас и пошли быстрее.

Они были вооружены, вопреки приказу своего вождя, но на расстоянии двух сотен шагов положили на землю свои ножи, луки, стрелы и копья и только потом приблизились к нам вплотную. Они прихватили с собой оружие не от дурных замыслов – просто по дороге они могли оказаться в положении, когда оружие понадобится.

Они вели себя так, будто не замечали связанных рук Хитрого Змея, чтобы не ставить своего вождя в затруднительное положение. Меня же они разглядывали с большим почтением, к которому не примешивалось и доли назойливого любопытства. Вскоре они обратили внимание и на немцев, а на Мелтона они, казалось, не хотели смотреть.

Это было для меня хорошим знаком. Поскольку они отметили его таким презрением, я должен был предположить, что мимбренхо выполнил свою задачу наилучшим способом и что юма были убеждены в виновности и вероломстве Мелтона. Прежде всего я должен был узнать, почему не приехал мальчишка. Поэтому я, чтобы показать вождю, как я ему доверяю, освободил его от пут, сказав при этом:

– Мой краснокожий брат должен присутствовать на совете в качестве свободного человека. Совет может начаться сразу же после того, как я узнаю, почему не приехал мой посланец, юный мимбренхо.

Один из юма, старейший в группе, решился ответить:

– Он поскакал на запад, чтобы догнать и доставить Уэллера.

– Уэллера? – переспросил я. – Это очень опрометчивый поступок, потому что тот не ушел бы от нас. Мальчишка должен был оставить это дело мне.

– Олд Шеттерхэнд – знаменитый воин, мои же свершения ничтожны; пусть он простит мне, если я не разделяю его мнение. Уэллер собирался исчезнуть навсегда, – возразил опытный воин.

– Как это? Он же поехал на разведку, значит, при возвращении должен был обязательно попасть нам в руки.

– Теперь уже нет, потому что он вернулся именно в тот момент, когда мимбренхо пересказывал нам ваше послание.

– Тогда, конечно, другое дело. Вы сказали ему, от кого приехал посланец?

– Да, потому что он спросил, зачем здесь находится юный мимбренхо.

– И как он воспринял это известие?

– Сначала он так перепугался, что едва мог говорить; потом он страшно разъярился и потребовал от нас, чтобы мы выступили против Олд Шеттерхэнда и его бледнолицых братьев. Но мы этого не сделали, потому что Хитрый Змей сообщил нам, что должен быть заключен мир. Мы не могли поступать так, как предлагал Уэллер, потому что мы повинуемся нашему вождю.

– Почему вы не задержали Уэллера?

– Но разве мы должны были это сделать? Он все еще наш друг и союзник. Договор, который мы заключили, все еще не разорван, а мир с тобой только еще предстоит заключить. Поэтому мы не могли задержать Уэллера, но мы и не препятствовали мимбренхо пуститься за ним в погоню.

– Уэллер ускакал на быстрой лошади?

– Да, но она до этого прошла пустыню, очень устала и хотела пить.

– Тогда мимбренхо легко его догонит, и они наверняка вступят в единоборство, чему я бы охотно воспрепятствовал, но не могу этого сделать. Я ведь должен оставаться здесь, пока не договорюсь с вами.

Заговорил Хитрый Змей:

– Если Олд Шеттерхэнд хочет уехать, чтобы помочь мимбренхо, то он может удалиться без всяких опасений. Ему не надо беспокоиться, что мы поступим нечестно. Его бледнолицые могут взять оружие моих воинов себе и до его возвращения считать юма своими пленниками.

Его предложение мне пришлось по душе, тем не менее я не согласился с ним и сказал:

– Я пока останусь здесь. Если мы побыстрее проведем совет, то я успею в самое время.

– Тогда я должен обратить внимание моего брата на то, что не стоит торопиться с советом и мирным договором. Нам надо многое обдумать и обсудить, а если мы будем спешить, то вряд ли составим хороший договор. Значит, будет лучше, если мой брат поедет, а совет мы соберем, когда он вернется.

Тогда вмешался старый воин, говоривший уже прежде:

– Он может остаться, потому что мимбренхо, прежде чем уехать, сказал, что он хочет пригнать сюда Уэллера, а не сражаться с ним. Хотя мимбренхо еще молод, но у него отличный конь, и он сообразителен не по возрасту.

И словно справедливость его слов должна была мгновенно подтвердиться, как только они были произнесены, раздался выстрел, а на западе показался всадник, скакавший, как показалось, прямо на юг. Но очень скоро все поняли, что скачет он не по прямой, а зигзагом, приближаясь все же при этом к нам. Стало ясно, что он от кого-то убегает, а преследователь гонит его прямо на нас.

Вскоре мы увидели и второго всадника. Он был меньше первого, но зато его животное оказалось гораздо проворнее. Итак, перед нами были Уэллер и мимбренхо. Первый время от времени, перезарядив ружье, оборачивался и стрелял в краснокожего, но не попадал, а тот тоже палил из своего оружия, мешая Уэллеру свернуть вправо или влево. И его пули тоже не попадали в цель, хотя он находился от белого на расстоянии прицельного выстрела. Каждый из них мазал, но по разным причинам. Мимбренхо с умыслом стрелял мимо, так как не намеревался убивать Уэллера, а лишь хотел загнать его в наш лагерь. А беглец промахивался, как выяснилось чуть позже, потому что заряжал совсем не те патроны, какие было нужно.

Я хотел облегчить мимбренхо его задачу, а поэтому вскочил в седло и помчался ему навстречу. Когда Уэллер увидел это, он попытался принудить свою лошадь повернуть к югу, но не прошло и двух минут, как я не только догнал, но и перегнал его, остановил своего жеребца, вскинул ружье и крикнул:

– А ну, долой с лошади, мастер Уэллер, иначе мои пули вас продырявят!

Он мрачно ухмыльнулся и попытался направить лошадь в другую сторону, надеясь найти спасение там, и прицелился из своего ружья, чтобы послать в меня свою пулю. Но скачка мешала ему точно прицелиться, и мне, чтобы не быть задетым его пулей, надо было лишь оставаться на месте. Раздался выстрел, но пуля прошла где-то далеко в стороне.

Он явно просчитался, потому что, обернувшись, увидел прямо перед собой мимбренхо, придержавшего коня и нацелившегося прямо в беглеца. Оказавшись между двух огней, тот увидел только один выход – скакать в ту самую сторону, куда и гнал его мимбренхо, то есть к нашей стоянке. Уэллер помчался по этому пути, так пришпорив свою лошадь, что она даже встала на дыбы. У моих соотечественников не было такого оружия, которое остановило бы Уэллера, а мимбренхо был далеко позади, следовательно, преследовать беглеца пришлось мне. Я мог бы легко убить под ним лошадь, но не хотел этого делать. Зачем же из-за такого негодяя убивать невинное животное! Я мог бы ранить его, и лошадь сбросила бы его на землю, но лучше всего было заполучить его живым и невредимым. Кроме того, мне казалось не очень-то достойным укрощать пулей затравленного человека, который пытался бороться с более сильным противником. И я решил взять его голыми руками.

У него была двустволка, один ствол которой уже был разряжен. Вместо того, чтобы опять зарядить его, он понадеялся на второй ствол. Я гнался за ним, но не по прямой. Прежде чем приблизиться к нему настолько, чтобы можно было его схватить, надо было добиться того, чтобы он разрядил второй ствол. Поэтому я во второй раз крикнул:

– Стойте, мастер, или я буду стрелять!

Он испугался, обернулся и выстрелил. Я видел, что его ружье нацелено мне прямо в грудь, поэтому я мгновенно сполз на бок жеребца, как это обычно делают индейцы, а затем опять выпрямился и поскакал прямо на Уэллера. Перезарядить ружье у него уже не было времени, он отбросил бесполезное теперь оружие и выхватил из-за пояса револьвер. Об этом я как-то не подумал. Было бы величайшей глупостью пытаться подступиться к человеку, вооруженному револьвером. Поэтому я предложил Уэллеру:

– Бросьте оружие, а то я и в самом деле продырявлю вас!

Он не послушался, а стал выжидать, чтобы я подъехал чуть ближе, собираясь выстрелить наверняка. Мой жеребец летел галопом, тем не менее я привстал в стременах, чтобы лучше прицелиться и приготовиться к отдаче, приложил штуцер к плечу и выстрелил. Уэллер вскрикнул, рука его повисла, а револьвер выпал из нее. Через несколько секунд я подлетел к беглецу, забросив штуцер за спину, и вытянул обе руки к Уэллеру, наклонившись в его сторону.

– А ну, вон из седла! – крикнул я. – А если вы не захотите добровольно выполнить мой приказ, я сам швырну вас наземь!

Я схватил его, намереваясь вытянуть его из седла. Тогда он левой рукой вытащил второй револьвер и с высокомерной усмешкой ответил:

– Это случится не так скоро, мастер Шеттерхэнд. Не я в ваших руках, а вы в моих!

Он хотел нажать на спусковой крючок, но это ему не удалось, потому что я успел своей левой рукой выбить у него оружие, а сжатой в кулак правой нанес ему удар снизу в подбородок, так что его голова откинулась назад. Два быстрых рывка за мой и его повод – лошади стали; в ту же секунду я выскочил из седла и свалил его наземь. Он упал как мешок, да так и остался лежать. Глаза его были закрыты; вероятно, от моего удара он потерял сознание.

Прежде чем осмотреть его, я обезопасил себя от его возможного сопротивления, крепко связав его руки поясом и отобрав все его вещи. При этом я вовсе не считал себя грабителем. Кто знает, было ли то, что он носил с собой, его законной собственностью. Между тем кое-что из этого могло принести мне пользу. Я нашел бумажник и кошелек, связанный из плотной шелковой нити, между петлями которого поблескивали золотые монеты. Все это я забрал себе, а часы и остальные мелочи я оставил ему.

Как раз в это время ко мне подъехал мимбренхо, спрыгнул с коня и подобрал брошенное ружье и оба револьвера беглеца. А лицо Уэллера стало постепенно оживать. Он открыл глаза и злобно прошипел:

– Оставьте меня в покое, мастер, отпустите скорее, иначе вам будет плохо.

По голосу его было слышно, что он прикусил язык.

– Пустая болтовня! – ответил я. – Хотел бы я знать, каким это образом вы сможете мне навредить. Вставайте и пойдемте со мной!

– Не трогайте меня! Я останусь лежать здесь, пока вы меня не отпустите!

– Это ваше желание я охотно выполню. Дайте только свяжу вам еще и ноги, а потом лежите себе, пока не умрете от жары и от жажды или пока вас заживо не разорвут стервятники. Итак, вставайте, а то я помогу вам!

Он по-прежнему оставался лежать, но когда мимбренхо ткнул ему прикладом между ребрами, он, чертыхаясь, вскочил и пошел за нами. Когда мы привели в поводу трех лошадей и беглеца на стоянку, мне стоило большого труда уберечь пленника от расправы. Мы связали ему ноги и положили на землю, однако не рядом с Мелтоном, чтобы они не могли перекинуться между собой даже словом.

Юма оставались безучастными зрителями происходящего. Мои действия они обошли молчанием, а маленькому мимбренхо Хитрый Змей сказал:

– Мой юный брат станет достойным воином. Я буду рад заключить с ним мир и превратиться в его друга.

Теперь можно было начинать совет. Он длился свыше двух часов и закончился полностью удовлетворившим меня решением. Я выдал Мелтона Хитрому Змею и ничего не имел против его брака с Юдит. А взамен я получил все, на чем настаивал. Такой успех нашей с маленьким мимбренхо поездки можно было посчитать невероятным. Разумеется, соглашение было скреплено курением трубки мира, а покончив с этой церемонией, мы выступили к лагерю юма, чтобы каждый из находившихся там краснокожих сделал по одной затяжке, гарантируя безопасность всем белым. Если это произойдет, то я смогу быть уверенным, что все пункты нашего соглашения с ними будут неукоснительно соблюдаться.

– Что намерен теперь делать мой белый брат? – спросил Хитрый Змей. – Он будет ждать прихода вождя апачей с остальными его спутниками или же мы должны пойти к нему сами?

– Последнее вероятнее. Но я должен сначала посоветоваться с моими белыми братьями.

Прежде чем приступать к этому разговору, я занялся изучением бумажника и кошелька Уэллера. В первом я обнаружил пять тысяч долларов в банкнотах того же достоинства, как и у Мелтона, в кошельке – чуть меньше пятисот долларов в золотых монетах. Потом я собрал всех переселенцев – мужчин, отцов семейств или одиночек, чтобы они обсудили мои предложения. Остальные не должны были слышать того, что я буду говорить. По меньшей мере они не должны были знать моих финансовых предложений, потому что этот вопрос был деликатным, хотя сам я был убежден, что мои намерения решают этот вопрос по справедливости. Разумеется, ни Мелтон, ни Уэллер не должны были слышать нашего разговора.

Пока мои соотечественники собирались, я отвел Юдит с отцом в сторону и спросил девушку:

– Я знаю, о чем вы говорили в скалах с вождем юма. Вы сказали об этой беседе отцу?

– Да, – ответил он вместо дочери. – Дочь моего сердца рассказала мне о чести, которой она удостоена – быть госпожой и властительницей большого краснокожего племени индейской нации.

– И вы с этим согласны?

– А почему я должен быть против? Я же при этом получу выигрыш и для нее и для себя самого, потому что тем самым мы станем уважаемыми и почетными людьми в Мексике и Соединенных Штатах.

– Вы, кажется, не совсем представляете себе политическое значение индейского племени и социальное положение его вождя. Я обязан сказать вам, что…

– Ничего не говорите, ничего не хочу слушать! – перебил он. – Я любящий отец моей Юдит и прислушиваюсь ко всему, что она говорит и что хочет. Мы будем править индейским племенем, а моя дочь будет одеваться в шелк и бархат. Или вы полагаете, что вождь не даст ей золота и драгоценностей?

– В недрах этой страны сокрыты сокровища, которые наследники древних мексиканцев оберегают надежно и в полной тайне. Почему бы Хитрому Змею не знать об одном из таких кладов? Он не лжец и сдержит обещание. Вы только должны подойти к этому обещанию с соответствующей меркой. Он ведь дикарь и не очень точно представляет себе, что следует понимать под замком или дворцом. Ну, и у него нет того образования, которое только и может дать вашей дочери уверенность в том, что…

– Образование! Да что такое образование! – снова прервал он меня. – Зачем ему образование, если он владеет тайнами о золоте и драгоценных камнях? Разве новое шелковое платье не свидетельствует о культуре того, кто его носит? Разве у того, кто владеет дворцом или замком, не выдающийся ум? Кто занимается в этих семинариях, гимназиях, университетах? Бедные люди, сидящие на деревянных скамьях и макающие перья в чернильные приборы. Что они значат в сравнении с великолепной мебелью, которой обставлены замки? Нет, нет, у вождя есть образование, которым я как тесть вполне доволен!

– Если вы так думаете, то я умолкаю, тем более, что я обещал вождю не выступать против его планов и не критиковать его поступки. Единственно, что я хочу вам пожелать, так это то, чтобы вы не разочаровались. А вашим спутникам я хочу предложить, чтобы они покинули и Сонору, и Мексику вообще.

– Вы думаете, они это сделают?

– Если они умны, то – да.

– А почему же они не захотят остаться? Неужели мне придется вдвоем с Юдит жить среди индейцев?

– Что им делать у юма? Впасть в дикость? Тем более, что на всех немок не хватит индейских вождей. С них хватит того, что они увидели, как здесь обращаются с немецкими работниками. Я переведу людей через границу, в Соединенные Штаты, а вождь, конечно, не позволит, чтобы вы пошли с нами.

– И это нельзя ставить ему в вину. Если его золото и серебро хранятся здесь, а к тому же ему выпало счастье получить в жены молодую и красивую женщину, а тестем его становится человек, которым он может восхищаться, то зачем же ему отпускать их, а тем более самому ехать в другую страну, где ему не удастся найти золото, спрятанное в его землях?

– Значит, вы останетесь у юма – это я и хотел знать. Как я слышал, все ваши спутники бедны и приехали сюда безо всяких средств, исключая вас самого и Геркулеса. Я слышал, что вы привезли с собой кругленькую сумму. Это верно?

– Конечно, верно, – усердно поддакнул он. – Это было прекрасное, настоящее золото в круглых, звонких монетах, оно хранилось в кошельке, который изготовила мне из шелковых ниток Юдит, дочь моего сердца.

– И велика была сумма?

– Четыреста восемьдесят долларов, которые у меня отобрали обманом. Похитил их старший Уэллер. Теперь вы, проявив мужество, схватили вора, так будьте же так добры и отберите у него похищенное, потому что иначе я буду совсем нищим.

– Это ваш кошелек? – спросил я, вынув из кармана и протянув ему кошелек, отобранный мной у Уэллера.

– Это он, он! – торжествующе закричал он, вырвав кошелек из моих рук. – Да, это он! Я сейчас же пересчитаю деньги, чтобы увидеть, не украли ли у меня хотя бы одну золотую монету.

– Не кричите вы так! Уэллер еще не знает, что я отобрал у него деньги, и не стоит стремиться к тому, чтобы он поскорее узнал об этом.

Не сказав мне ни слова благодарности, он отошел с дочерью в сторонку и, сев на корточки, занялся пересчетом денег. Ну, а я повернулся к переселенцам и произнес перед ними краткую речь, в которой пытался доказать им, что ничего лучше они не смогут сделать, кроме как поскорее покинуть эти места, а потом предложил:

– Отсюда я отправляюсь вместе с Виннету на Рио-Песо, то есть в Техас. Места там, правда, мрачноватые, но много хорошей земли, да и климат там здоровый. Я предлагаю вам пойти вместе с нами. Посоветуйтесь, а потом скажите мне свое решение.

Я удалился на некоторое время, чтобы они могли обсудить мое предложение. Когда я вернулся, один из немцев, выбранный переселенцами в качестве их представителя, сказал:

– Ваше предложение очень хорошее, и мы бы охотно его приняли, но это невозможно. Во-первых, мы не можем уйти, потому что начнется длительный процесс против Мелтона и Уэллера, на котором мы должны будем выступить свидетелями.

– Необходимости в этом нет. Мелтона я выдаю в руки юма, и они устроят над ним процесс безо всяких свидетелей. Что же касается Уэллера, то я не знаю, чем все кончится. Из своего ружья я попал ему в предплечье, а раны в здешнем климате всегда опасны для белого. Кроме того, со мной едут полицейские из Уреса и тамошний высокий чиновник, они ожидают нашего прибытия. Если вы дадите свои показания этим людям, то ваше присутствие на суде станет ненужным. Ну, какие еще есть препятствия для нашего совместного путешествия?

– Выдержат ли наши жены и дети такое тяжелое путешествие через ненаселенные места?

– Конечно, но сначала им надо хорошо отдохнуть от перенесенных лишений. Все не так плохо, как вы думаете. Пойдем мы не быстро, так, чтобы вы могли успевать за нами. Лошадей для вас я одолжу у индейцев. Кроме того, при мне находится несколько фургонов с провизией и другими полезными вещами. Голода вы испытывать не будете.

– Конечно, когда вы так все красочно описываете, то просто заслушаешься. Только интересно мне, что вы скажете о главном, то есть о деньгах. Откуда мы их возьмем?

– Ну, это мелочь; здесь никаких трудностей не предвидится.

Никогда еще в жизни я не говорил о денежном вопросе с таким равнодушием и таким удовлетворением, пожалуй, я сам себе казался, по крайней мере, богатым наследником. Глаза всех мужчин удивленно уставились на меня, а представитель переселенцев изумленно воскликнул:

– Так-таки и никаких трудностей? Вам-то, может быть, все кажется просто, а вот нам нет. Для нас деньги – главный вопрос. Так что мы не можем говорить так, как вы. У нас ничего нет, а деньги могут понадобиться на такое переселение немалые, причем платить за все нужно уже с сегодняшнего дня.

– С сегодняшнего дня? Почему же это?

– Ну, вот вы говорите о фургонах, нагруженных всем необходимым для жизни. Нам же надо все это купить, никто эти вещи нам не подарит.

– О, я подарю их вам!

– В самом деле? Ну, тогда, конечно, другой вопрос. Ну, а как обстоит дело с лошадьми, на которых мы поедем? Их-то мы не получим даром, как провизию!

– Конечно, нет. Но мы возьмем их на время. За маленькое вознаграждение, за несколько подарков мы получим их от наших краснокожих друзей.

– Кто же им даст это вознаграждение? Кто купит подарки?

– Конечно, я.

– Черт возьми еще раз! Да вы стали просто богачом! А когда вы пришли к нам на судно, то казались беднее нас.

– Я просто притворялся. Вообще-то можно быть богатым, совсем не имея денег, есть разные виды богатства. Но – к делу! Есть еще затруднения?

– Есть еще одно, и самое большое: нужно еще заплатить деньги за землю, о которой вы говорили. Мы же должны будем купить ее?

– Конечно. Но и на это вы получите от меня деньги.

– Да вы, видно, подпольный Ротшильд?

– Сегодня – да, в порядке исключения.

– Тогда, конечно, мы свободны от материальных забот, и мы пойдем с вами. Вы дадите нам деньги для обустройства на месте, а мы будем работать очень старательно и вовремя будем платить аренду, а со временем, может быть, и отдадим весь долг.

– Аренду? Отдадите долг? Вы заблуждаетесь. Я не приму никакой арендной платы, о возврате же долга и слышать не желаю!

Мой собеседник удивленно посмотрел на меня, огляделся вокруг, словно не веря своим глазам, потом снова уставился на меня и спросил:

– Правильно ли я вас понял?

– Вполне.

– Но это немыслимо!.. Это – настоящий подарок, по-другому-то и назвать нельзя ваш поступок!

– Да, это и должно стать подарком: я дарю вам деньги, а назад их не требую.

– Но, выходит, вы действительно так богаты, что можете лишиться такой суммы?

– Напротив, я так беден, что ничего не могу лишиться, даже если подарю полсотни тысяч талеров или полторы сотни тысяч марок. Но сегодня, к счастью, я в состоянии разделить среди вас около пятидесяти тысяч талеров.

– Пятьдесят тысяч талеров! О, небо! Какая огромная сумма денег! Где же вы их вдруг достали?

– Вы это узнаете позже, а сейчас надо решить еще несколько вопросов… Вы все бедняки, но все-таки кое-что имели, не так ли?

– Да. Некоторые из нас имели маленькие домики, хотя их стоимость была и не очень велика; другие владели рабочим инструментом, мебелью, одеждой и так далее.

– И все это вы, уезжая, конечно, продали? Сколько же вы за это получили?