Текст книги "Сатана и Искариот. Части первая и вторая"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)

– Хм! И от кого вы это слышали?

– От агента, приехавшего нас нанимать, а он был человеком очень опытным, богатым знаниями и силой духа.

– Ах, так! Ну, конечно, агент должен быть знакомым с условиями; против этого ничего не скажешь. А он заключил с кем-нибудь из вас письменный контракт?

– Он подготовил для каждого бумагу с печатью и витиеватой подписью. Он привез нас в порт и разместил на корабле, ходящем по величайшему в мире морю. Мы шли по морю многие, очень многие недели, пока мы не вошли в гавань Сан-Франциско, где нас пересадили на это маленькое судно; здесь мы забрали вожака, а на сушу нас выгрузят в Лобосе, где мы начнем новую, лучшую жизнь, накапливая имущество и сложные проценты.

– Кем были ваши спутники на родине?

– Ремесленниками, мелкими арендаторами или владельцами крохотных полей с маленькими домами и садиками. Пройдет несколько лет, и каждый из них будет владеть асиендой с обширными плантациями и пастбищами. Так говорил агент, так он клялся; он дал мне книгу, в которой это напечатано черными буквами на белой бумаге. Люди устроили собрание и объявили меня старшим; позднее это будет должность бургомистра асиенды Арройо. Если впоследствии у вас появится какое-нибудь желание или просьба, вы сможете спокойно обращаться ко мне, и я охотно буду в вашем распоряжении.

– Вы везете с собой семью?

– Только дочь. Моя жена, милая Ребекка, вот уже четыре года как умерла, покинула землю, так что теперь у меня осталась только Юдит, дитя от нашего брака и единственная дочь моей души. Вот она стоит смотрит на нас обоих. Она – девушка внешне красивая и милая характером. Внешность она унаследовала от матери, а силу духа – от отца. Она уже теперь стала наследницей моего состояния, а скоро будет такой богатой дамой, что все кавалеры поспешат протянуть руки, чтобы получить право называться женихом моего прекрасного ребенка. Она выберет самого изысканного и знатного из них, благородного родом и богатого способностями. Разве может сравниться с таким зятем Геркулес, бежавший за нею до самой Мексики, хотя он совсем другой веры, а владеет едва лишь десятой частью денег, которые я уже сегодня, если бы захотел, мог дать за мою душечку Юдит!

– Какой Геркулес? О ком вы говорите?

– О бродяге, который облокотился о бушприт [32]32
  Бушприт – горизонтальный или наклонный брус, выставленный с носа парусного судна; служил для постановки носовых (косых) парусов.


[Закрыть]и не сводит с моей дочери глаз, а она и знать его больше не желает.

– Не хочет его больше знать? Значит, прежде она испытывала к нему другие чувства?

– К великой боли моего сердца – да. Она была в гостях у дочери брата моей матери, в городе Позен [33]33
  Позен – центр одноименной прусской провинции, образованной на польских землях после второго раздела Польши (1792); польское название – Познань; в современной Польше – центр воеводства.


[Закрыть]; они купили билет на цирковое представление, где можно было полюбоваться на могучую силу некоего Геркулеса, поигрывавшего железными штангами и центнеровыми гирями. Этот Геркулес и моя дочка увидели друг друга и сразу же влюбились. Без моего ведома она пообещала ему свою руку, и вот теперь он хочет основать свой собственный цирк, чтобы стать самостоятельным и известным.

Когда я узнал об этом обстоятельстве, меня чуть не хватил удар, я говорил со своей девочкой и по-доброму и по-плохому, отговаривая ее от этой сделки, которая ничего не может принести, кроме пятисот процентов убытков. Мои просьбы и угрозы не приносили результата, потому что она с упорной непоколебимостью не хотела покинуть этого Геркулеса, пока не появился лейтенант-резервист с элегантной фигурой, красными крагами и сверкающими пуговицами. Перед его именем красовалось громадное «фон» [34]34
  Фон (нем.von) – буквально: «из» – предлог, характерный для дворянских фамилий.


[Закрыть], и когда он предложил моей дочери руку и сердце, Геркулес со своими надеждами обанкротился.

Но лейтенант все тянул с обручением, и мы наконец узнали, что он буквально по уши в долгах, дочка дала ему отставку и гордо отвернулась от него.

Вот тут-то и появился вербовщик переселенцев, и когда он расписал нам чудесную страну Мексику, где рудники полны золота и серебра, где кабальеро скачут на великолепных жеребцах под красными чепраками, где дамы лежат в гамаках и курят ароматные сигары, тогда Юдит, моя единственная дочь, перестала мечтать о чем-либо ином; она тоже захотела стать сеньорой в гамаке, и мне пришлось пойти навстречу ее желаниям, продать свой дом и свое дело, чтобы стать здесь влиятельным и могущественным человеком. Вы тоже едете на асиенду Арройо, поэтому сможете видеть, как будут возрастать мой вес и мое значение.

Но Геркулес, узнав о том, что мы отправляемся за море, тоже пошел к агенту и подписал контракт, чтобы не потерять мою несравненную дочь и, может быть, получить ее в конце концов в жены. Он собрал все свои сбережения, тайно вышел из цирковой труппы, и мы, когда прибыли на судно, пришли в неистовство, увидев этого человека среди путников, отправляющихся в страну, где текут не только мед и молоко, но – даже золото и серебро, чтобы наполнить карманы тех, которым удается открыть их в нужное время и в нужном месте.

Если вы хотите быть представленным моей дочери, то можете теперь пойти со мной, но сначала вы должны торжественно пообещать мне, что совершенно откажетесь от попыток завоевать ее сердце и ее любовь, ее руку и ее состояние.

Этот человек был круглым дураком, совершеннейшим болваном, слишком любящим отцом, доверяющим во всем своей дочери, чье кокетство и тщеславие можно было сравнить только с ее же бессовестностью. Тем не менее мне не хотелось обижать его отрицательным ответом, хотя никакого удовольствия от «разрешения представить себя» я тоже не испытывал. Как раз в это время ко мне приблизился мормон и поманил к себе, чтобы показать место, отведенное для меня на корабле.

Под главной палубой располагались крохотные каюты, каждая из которых предназначалась для двух человек. Слуга провел меня в предназначенное мне помещение, где я заметил, что буду в нем не один, поскольку второе место уже было занято.

– С кем я буду здесь жить? – спросил я.

– С крепким долговязым немцем, которого зовут Геркулес, – послышалось в ответ.

– Что это за парень?

– Очень спокойный человек. Вы не смогли бы найти лучшего соседа. Бедный парень, кажется, нацелился на прекрасную еврейку, потому что он, вечно стоя в отдалении, не сводит с нее глаз, хотя она совсем не обращает на него внимания.

Это сообщение меня удовлетворило. Бегать за этой девчонкой было бессмысленно, но он, кажется, был порядочным человеком. Кроме того, одет он был лучше и богаче других, кое-что накопил, несмотря на свою профессию, сбивающую к легкой жизни. Все это свидетельствовало в его пользу, и я считал, что мы поладим на короткое время перехода до Лобоса.

Иллюминаторы были открыты, а поэтому в каюте оказалось гораздо прохладнее, чем наверху, на палубе, где почти не было защиты от жара низвергающихся прямо на голову солнечных лучей; поэтому я вытянулся на простой койке и желал бы пролежать на ней до конца рейса. Через короткое время дверь распахнулась, и на пороге показался Геркулес. Он бросил подозрительный взгляд на меня и промолвил:

– Слуга только что сказал мне, что он разместил здесь вас, хотя я уже оплатил всю каюту. Я слышал, что вы немец, поэтому решился стерпеть; надеюсь, у меня не будет повода сожалеть о своем решении.

Это было сказано достаточно ясно, но у этого доброго человека были личные проблемы, что оправдывало его грубость, а поэтому я ответил ему с улыбкой, приветливым тоном:

– Я постараюсь поддерживать с вами хорошие отношения, потому что вы как сосед по каюте подходите мне гораздо больше, чем другие пассажиры.

– Почему это? Вы же меня совсем не знаете. К чему эта лесть? Я не люблю подобного обращения.

– Это не лесть, а сущая правда. Старый еврей все рассказал мне про вас. Вам не придется обижаться на меня.

– Если вы этого действительно хотите, то не ухаживайте за Юдит. Каждого, кто попытается это сделать, я уложу на землю вот этим кулаком!

– Не беспокойтесь! – улыбнулся я. – На такой тропинке мы никогда не встретимся. Но почему же тогда вы не пришибли лейтенанта?

– Я его пожалел. Мне ничего не стоило расплющить ему нос, но я знал, что неверность Юдит вызвана не самим лейтенантом, а его яркой формой. Давайте больше не говорить об этом, а старик пусть болтает, что хочет. Я знаю, что делаю, и больше ничего не хочу слышать о поведении Юдит и ее отце.

– Да и мне не доставляет ни малейшего удовольствия ими заниматься, но скажите мне, по крайней мере, как зовут старика и каким родом деятельности он занимается?

– Больше всего он занимался мехами, а еще завел ломбард. Он сколотил себе небольшое состояние, и это лишило его разума.

– Он полагает, что за короткое время в Мексике станет Крезом [35]35
  Крез – царь малоазиатского государства Лидии (ок. 560–546 до н. э.), прославившийся своими несметными богатствами. Имя этого монарха стало нарицательным для обозначения очень богатого человека.


[Закрыть]. Быть может, вы придерживаетесь такого же взгляда?

– Да мне такое и в ум не приходило! Я не такой легковерный, как Якоб Зильберберг – так зовут отца Юдит. Напротив, я скорее убежден, что агент был законченным негодяем, а бедные люди встретятся здесь с такими опасностями, о которых они и не подозревают. Поэтому я и поехал с ними. Я хочу стать защитником Юдит и уверен, что тогда она образумится.

Он опустился на свое место и замолчал. Попыток продолжить разговор я не предпринял. Позднее, когда шхуна шла под относительно сильным бризом, отчего жара стала терпимее, я вернулся на верхнюю палубу и расположился в укромном местечке, откуда мог без помех наблюдать за происходящим. Вскоре ко мне подошел Зильберберг, вновь заведший разговор о своей дочери, но я дал ему очень ясно понять, что меня эта тема нисколько не интересует, и тогда он отошел, не спросив даже, хочу ли я быть представленным его любимице.

Ненадолго подходил ко мне мормон, перекинувшийся со мной парой слов. Он ходил по палубе, от одного пассажира к другому, приветливо разговаривал с каждым, угощал сигарами, гладил по щекам детишек – в общем, делал все, чтобы завоевать доверие и расположение людей.

Дольше всего он задержался возле Юдит, с которой о чем-то оживленно беседовал, тогда как Геркулес в это время стоял возле люка, ведущего в каюты, и внимательно наблюдал за обоими. Брови его были сдвинуты, а губы плотно сжаты. Мне показалось, что в этот момент на горизонте показалось облачко, которое позднее закроет все небо и разразится громом и молнией.

О пассажирах на корабле заботились довольно хорошо. Помещения не были забиты битком, хватало питьевой воды и сытной пищи. Никто не жаловался, и каждый с безмятежной надеждой смотрел в будущее. Один я не доверял этой безмятежной обстановке и сомневался в радужных перспективах. Геркулеса я не принимал в расчет, потому что его недоверие было неосознанным, и он тоже не знал, в чем его обманывают. Возможно, я зря думал о мормоне плохо? Мне надо было перебраться через границу, к Виннету, а Лобос лежал как раз по дороге. Поездка мне ничего не стоила. Казалось бы, эта ситуация должна была меня устраивать. Лучше ли было добираться до Лобоса самому, не связываясь с мормоном и не заботясь об его поляках?

Такие мысли одолевали меня, я взвешивал и так, и сяк все эти обстоятельства и никак не мог отделаться от предчувствия, что переселенцев везут на погибель. После, когда я забрел на корму, ко мне обратился капитан:

– Позвольте вас поздравить, мастер [36]36
  Хозяин, господин (англ.).


[Закрыть]! Мелтон сказал мне, что вы собираетесь наняться бухгалтером. Хватайтесь за это место, потому что подобные предложения делают не часто.

– Значит, вам знакомы эти края, кэп?

– И еще как! Асьендеро – мой старый, так сказать, друг. Он богат и, вообще, весьма почтенный человек. Если он нанимает работника, то уж заботится о нем, как отец родной. В этом вы можете быть уверены.

– Стало быть, вы полагаете, что вашим нынешним пассажирам будет у него хорошо?

– Не полагаю – я уверен в этом.

Капитан производил приятное впечатление, я должен был бы ему поверить, однако я все же спросил:

– Но контракт! Действителен ли он?

– Контракт – пустяки! Вы сразу же увидите, как уважительно обходится сеньор Тимотео со своими новыми работниками.

Он попросил переселенца, находящегося к нам поближе, показать свой контракт. Тот вытащил бумагу и подал ее мне. Документ был подписан им самим, агентом, а также представителем властей и состоял из одного-единственного параграфа. Содержание его было примерно следующим: завербованному обеспечивались проезд и хорошее обслуживание до самой асиенды, а тот обязывался работать по восемь часов в день в имении сеньора Тимотео Пручильо или его будущих наследников, получая в качестве вознаграждения по полтора песо в день плюс жизнь на всем готовом. Срок контракта истекал через шесть лет.

Я был изумлен. Контракт был не только правильно составлен, но и обеспечивал переселенцам хорошие условия проживания, так как при такой плате работник был в состоянии накопить за год около двух тысяч немецких марок. Теперь мне стало понятно, как агенту удалось заманить на заброшенную асиенду компанию в целых шестьдесят три человека. Я признал, что мое недоверие было необоснованным. Но Пручильо-то вел честную игру, а вот был ли искренен мормон? Но почему бы и нет? Какие у меня доказательства?

Может быть, мой житейский опыт приучил меня к излишней подозрительности и предусмотрительности? Разве не мог Мелтон оказать мне бескорыстную помощь, которая требовала ответной благодарности? Я был совсем сбит с толку и к вечеру пришел к решению оставить шхуну в Лобосе и продолжить дальнейший путь в одиночку, предоставив переселенцев своей судьбе. Но здесь случилось событие, сделавшее невозможным выполнение моего плана.

А случилось вот что. Я удивился, что после ужина всех переселенцев пригласили покинуть палубу и отправиться в свои каюты. Это распоряжение касалось и меня. Поскольку наступил вечер, жара спала и подул освежающий ветерок, люди бы охотно оставались еще некоторое время на палубе, но они, естественно, вынуждены были повиноваться. По недоумению, которым был встречен приказ, я понял, что распоряжение было неожиданным, так как до сих пор пассажиры могли в свое удовольствие оставаться на палубе весь вечер, а то и всю ночь. Я сразу же узнал об этом, когда, задержавшись наверху, уходил в трюм последним и был встречен своим соседом Геркулесом ворчливыми словами:

– Зачем это мастеру Гарри Мелтону понадобилось загнать нас вниз?! Вы не знаете, почему он это сделал?

– Нет.

– Черт его побери! Если весь день люди должны поджариваться на солнце или проводить время здесь, в душной дыре, то возможность провести вечер на свежем воздухе надо рассматривать как благо и даже как потребность. До сих пор мы этим всегда пользовались.

– В самом деле? Значит, подобное распоряжение сделано впервые?

– Да. И я убежден, что оно исходит от Мелтона.

– Почему вы так думаете?

– Во-первых, потому, что нас отослали вниз, как только он оказался на борту, а во-вторых, ну, вторая причина несколько туманна, и я бы предпочел промолчать.

– Вы не хотите говорить, потому что не доверяете мне?

– А вы ожидали другого? Вы только недавно появились здесь, стало быть, не можете требовать, чтобы я делился с вами своими мыслями.

Так как я очень хотел узнать, что он думает по этому поводу, то ответил:

– Значит, вы боитесь мормона и молчите только оттого, что полагаете, будто я передам ему ваши слова.

Я правильно догадался, потому что, как только я кончил, он набросился на меня:

– Что вам за дело! Бояться, мне? Хотел бы я видеть человека, способного внушить мне страх. А уж этого парня, который, правда, хорошо обходится с людьми и даже с первого часа начал приударять за Юдит, я нисколько не боюсь, хотя он и плут.

Его слова позволили мне понять, что он не только не доверяет мормону, но еще и ревнует к нему. Значит, я мог надеяться, что в случае непредвиденных обстоятельств найду в нем союзника. Поэтому я мог быть с ним немного искреннее, чем следовало бы ожидать после столь короткого знакомства. И я ему прямо сказал:

– Почему же тогда вы позволяете мне думать, что вы его боитесь? Почему вы со мной не откровенны, хотя я говорю вам, что не считаю мормона честным человеком, несмотря на его бросающиеся в глаза усилия всем понравиться?

– Это правда? Вы так считаете? – быстро спросил он.

– Я же называю вам факты, а то, что я говорю, должно быть правдивым.

– Есть ли у вас другие причины, кроме его заигрываний с переселенцами? Вы поднялись на борт вместе с ним, стало быть, повстречались с ним раньше меня и знаете его лучше. Впрочем, вы же понимаете, что именно это и объясняет причину моего недоверия к вам.

– Я понимаю ваши чувства, но я не заслужил вашего недоверия, потому что очень недолго был знаком с мастером Мелтоном. Мы прожили две недели в одном отеле, не общаясь друг с другом. Только один раз мы разговорились подольше, когда он увидел, что я несчастный бедняк, и спросил меня, не захочу ли я стать бухгалтером на асиенде Арройо. Учитывая мое нынешнее положение, я согласился, и он сегодня привел меня на корабль.

– Значит, вы знаете его не лучше меня. Почему же тогда вы сказали, что он нечестный человек?

– Я вывожу это не из какого-то факта, доказывающего его подлость, а потому лишь, что меня предостерегает инстинкт. Мне кажется, что я его должен опасаться.

– Хм! И у меня точно такое же ощущение. Парень мне еще ничего не сделал дурного, наоборот, он по меньшей мере столь же дружески настроен по отношению ко мне, как и к прочим переселенцам, а я терпеть его не могу. Мне не нравится его физиономия. А еще – взгляды, которыми он втайне обменивается со стюардом [37]37
  Коридорный на пассажирском судне (англ.).


[Закрыть].

– А они перемигиваются? Я что-то этого не заметил.

– Конечно, перемигиваются, и притом так, словно бы давно были знакомы, и в то же время делают вид, что они совершенно чужие люди.

Подобного наблюдения я не успел сделать. Глаза Геркулеса были зорче от ревности. Конечно, он мог и заблуждаться, поэтому я спросил:

– А вы не ошиблись? По отношению мормона коридорный слуга занимает такое низкое положение, что всякая конфиденциальность между ними, о чем можно было бы подозревать вследствие раскрытого вами обмена взглядами, почти полностью исключается. Может быть, однажды они и виделись, но это и все. Возможно, замеченные вами взгляды были чем-то вроде приветствия.

– Я тоже доверяю своей интуиции. Мои глаза никогда меня не обманывают. Если бы эти парни захотели поздороваться, то они могли бы это сделать открыто. А вот если они не желали, чтобы их перемигивание увидели, значит, у них было серьезное основание скрывать свое знакомство. Есть что-то в их поведении нехорошее, нечестное.

– Верно. Завтра я понаблюдаю за обоими повнимательнее.

– Займитесь этим! Они, безусловно, что-то скрывают. Правда, я не боюсь за нас и наше будущее, потому что контракты наши оформлены по всем правилам и гарантируют нам полную безопасность; но между Мелтоном и корабельным слугой существует какая-то связь, которая могла бы нам навредить. Хотел бы я знать, что за всем этим скрывается.

– Хм, я тоже!

– Возможно, не стоит доверять и капитану. Почему, как только мормон оказался на борту, капитан отвел его на корму, чтобы переговорить с ним? Они не хотели, чтобы мы слышали, о чем они говорили.

– Я уверен, что капитан – честный человек; убежден, что я не ошибаюсь. Почему он должен обсуждать деловые и навигационные проблемы прямо перед нами? Но, если верно, что мормон в сговоре со стюардом, то мне это интересно, и я был бы очень доволен, если бы мне удалось раскрыть эту тайну.

– Вам это не удастся, потому что они поостерегутся открыть перед вами свои карты.

– А если мне удастся что-либо пронюхать тайком?

– Если они задумали подлость, их хорошенько вздуют!

– Ну, уж этого-то они не испугаются, потому что наверняка не раз в жизни получали взбучку. Охотнее всего я бы подслушал их прямо сейчас.

– Безумная идея! Вы что, знаете, где они будут совещаться? Причем мы ведь находимся на судне, а не в лесу, где можно бы было спрятаться в кустах, напрягая там свое зрение и слух.

– Возможно. Но что касается места, времени, это мне известно. Время: сегодня. Место: верхняя палуба. Если мормону надо тайно переговорить со стюардом, то он сделает это в темноте, когда, как он полагает, никто не заметит их переговоров. Расположился мормон рядом с капитаном, а тот скоро, пожалуй, отправится на отдых, в свою каюту. Переборки здесь тонкие, это известно. Если бы мормон позвал стюарда к себе, он стал бы бояться, что их услышит капитан. Значит, ему пришлось найти другое место.

– Какое же?

– Разве вы не видели, что на носу натянули маленькую палатку? Для чего бы это? И для кого? Только для мормона. Он заявил, что ему приятнее спать на палубе, чем в душной каюте.

– И там вы надеетесь подслушать обоих?

– По меньшей мере – очень надеюсь на это.

– Оставьте это, сударь! Такие дела плохо кончаются. Когда пудель сует нос в запретный для него горшок с молоком, ему достается кнут.

– Разумеется, но будьте добры заметить, что даже пуделю это время от времени удается, а уж я-то не чета дрессированной собачке. Вы заметили, что палатку соорудили из запасного грота [38]38
  Грот – нижний прямоугольный парус на главной мачте судна, самый большой в парусном вооружении корабля.


[Закрыть]?

– Не знаю, как там называется этот парус, но я заметил, что из него не только устроили палатку, но еще и оставшуюся часть закатали в рулон. Возможно, это и есть самый большой парус.

– Как раз об этом я и подумал. Для палатки вполне достаточно половины грота. Другую половину скатали за палаткой. И за этим рулоном, или мотком, может прекрасно разместиться человек, и, если вы ничего не имеете против, я отправлюсь спать туда.

– Глупейшая затея! Да вас же обнаружат, как только вы кашлянете или чихнете.

– Я постараюсь удержаться и от того, и от другого.

– Кажется, вы слишком уверены. Но даже если вас не раскроют, то вы, возможно, все равно зря будете стараться. Вы еще не уверены, действительно ли для мормона разбита эта палатка, и даже если ваше предположение окажется верным, то неизвестно, придет ли туда стюард.

– Что же! Придется мне потерпеть, но я уверен, что мои усилия не пропадут даром. Есть у меня такое предчувствие, а я по опыту знаю, что предчувствия редко меня обманывают.

– Ну, тогда не мне вас отговаривать. Если ваша задумка окончится хорошей взбучкой, то ведь не моя спина ее вынесет.

Согласен, то, что атлет назвал «задумкой», было весьма спорным достижением ума, но у меня было какое-то ощущение – так сказать, в кончиках пальцев, – что я смогу выполнить свой план.

Я вышел из каюты и хотел выскользнуть на палубу, но это оказалось нелегким делом. Каюты были отделены одна от другой и от узкого коридора тончайшей переборкой – не толще бумажного листа; значит, пассажиры кают легко могли меня услышать. Но это было мелочью. Гораздо опаснее была бы встреча с кем-либо из команды или с теми двумя, которых я хотел подслушать. Но я прошел, никого не встретив, до самого люка, откуда был выход на палубу.

Я остался на трапе и, только осторожно высунув голову, сумел, несмотря на то что было не так светло, осмотреть пространство, отделявшее меня от палатки. Оно было пусто.

На корме стоял капитан, отдавая какие-то приказания рулевому. Значит, он собирался отправиться спать. В капитанскую речь вклинивались реплики мормона; очевидно, он тоже находился у руля. На носу, у самого бушприта, о чем-то весело болтали матросы, которые меня не видели.

Я быстро выбрался из люка и пробежал к палатке, чтобы спрятаться под скатанной частью паруса. На это не потребовалось и минуты. Лежал я, правда, на голой палубе, но в общем-то устроился удобно и так прикрылся парусом, что никто меня не мог увидеть. Мое убежище было превосходным; теперь оставалось подождать, принесет ли оно мне ожидаемую пользу.

Случиться со мной ничто не могло. В самом худшем случае это стало бы простым испытанием выдержки. Если бы не удалась моя затея, то самым большим наказанием были бы насмешки Геркулеса.

Я улегся так, что мог просунуть голову снизу в палатку, и засунул туда руку. Я нащупал тонкую, но мягкую подстилку, расстеленную на палубе. Видеть я ничего не мог.

Через непродолжительное время я услышал, как капитан пожелал мормону спокойной ночи и отправился к себе в каюту. Мормон еще с четверть часа прохаживался туда-сюда, а потом зашел в палатку. Итак, первое предположение, а именно, что палатка предназначалась для него, подтвердилось; теперь надо было подождать, не оправдается ли и другое, то есть не придет ли в палатку коридорный слуга.

Прошел час, затем другой. Настала полночь. Болтовня матросов давно прекратилась. Стало так тихо, что я слышал, как обтекает судно вода. Раздался голос вахтенного, дававшего указания рулевому. Мне уже становилось скучно, и стало клонить в сон, но тут я услышал шум внутри палатки: это явно не переворачивался спящий, а возился бодрствующий человек. Потом я услышал чирканье спички, а затем засветился крохотный огонек. При тусклом свете я различил, что мормон сидит и раскуривает сигару. Стало быть, он ждал чего-то и еще не ложился спать. Если бы он не сидел спиной ко мне, то наверняка заметил бы мою голову.

Прошло еще немного времени, и я услышал, как он прошептал:

– Уэллер, это ты?

– Да, мастер, – раздался такой же тихий ответ по-английски.

– Тогда быстро входи, чтобы тебя никто не заметил! Я подвинусь.

Значит, стюарда звали Уэллером. Он выполнил требование Мелтона, сказав при этом:

– Не беспокойтесь, мастер! Кроме вахтенного матроса и рулевого, на палубе никого нет, а те двое нас не увидят и не услышат.

Наступила короткая пауза, во время которой один собеседник освобождал место, а другой усаживался поудобнее. Потом заговорил мормон:

– Можешь себе представить, как меня распирает любопытство. Я прибыл на судно в величайшем напряжении, не зная, найду ли тебя на борту.

– Что касается этого, мастер, то устроиться стюардом мне было совсем не трудно.

– Разве капитан тебя не узнал?

– Он обо мне понятия не имеет.

– И не знает, что мы с тобой знакомы?

– Боже упаси, чтобы я про это проболтался! К сожалению, деньги я получил и за обратный рейс и, стало быть, вынужден из Лобоса плыть назад, во Фриско [39]39
  Фриско – просторечное название американского города Сан-Франциско.


[Закрыть].

– Тебе этого делать не придется; полагаю, что в Лобосе тебе нетрудно будет смыться.

– Я тоже так думаю, потому и не обременял себя вещами, чтобы в тот самый момент, когда смогу ступить на землю, исчезнуть, ничего не оставив на борту.

– Это хорошо, хотя и не очень-то важно. Ну, а как наше главное дело? Когда уехал твой старик?

– За три недели до меня; сейчас он, вне всякого сомнения, уже у цели. Он так часто бывал там, знает все лазейки и выходы, что просто не может ошибиться.

– Но будут ли повиноваться ему юма?

– Я совершенно убежден в этом. Если речь идет о такой добыче, любой краснокожий согласится.

– Это меня успокоило. Вопрос еще и в том, смогут ли они достаточно быстро оказаться под рукой.

– Конечно, мастер; они уже в пути. Но зачем такая спешка, мастер Мелтон? За нами же никто не гонится. Мы сможем не торопясь обстряпать дельце.

– Я тоже так думал, но теперь изменил свое мнение.

– Почему? Что-нибудь произошло?

– Да. У меня была одна встреча.

– Значит, вы кое-кого встретили. Но это же не могло изменить наших намерений.

– Очень даже могло.

– Тогда этот человек, о котором вы говорите, должен быть чрезвычайно важным для нас.

– Так оно и есть! Для меня это стало настоящим сюрпризом, когда я его встретил. Но если ты услышишь его имя, то будешь столь же изумлен, как это было со мной, когда я его узнал.

– Так скажите же мне, кто это такой!

– Ты бы уже должен был сам его узнать, потому что видел этого человека здесь, на борту.

– Тогда это может быть только тот человек, который должен стать бухгалтером. Верно?

– Разумеется! Ведь никто, кроме него, не поднимался вместе со мной. И неужели ты его не узнал, в самом деле не узнал? Ты уже видел его, да еще при таких обстоятельствах, что просто удивительно, как ты его еще не признал. Я был убежден, что ты его узнал, и оттого-то подмигивал тебе несколько раз, чтобы ты был осторожным и не больно-то часто мелькал перед его глазами, потому что и он может вспомнить о тебе.

– Видел я эти знаки, но не понял. Вообще я что-то никак не возьму в толк, что это вы так с этим человеком возитесь. Какой-то бродяга… Да он рад-радешенек стать писарем на удаленной от людей асиенде. Такой человек не может быть опасен для нас!

– И я бы так говорил, если бы этот, в высшей степени опасный для нас человек вообще имел намерение устроиться где-нибудь бухгалтером.

– Вы хотите сказать, что он задался целью оставить вас с носом? Тогда он либо величайший дурак, который когда-либо рождался, либо ловкий и весьма неглупый парень.

– Последнее, последнее! Вспомни-ка про Форт-Юинту и что ты там пережил!

– Это не очень-то приятное воспоминание. В те времена там играли, как нигде. Хорошие дела я обтяпывал, и у меня скопилась кругленькая сумма долларов, но я потерял все за один час. Счастье еще, что тогда там оказался ваш брат, он подарил мне пачку долларов и помог устроиться кельнером. С тех пор я его больше не видел. Вы же знаете, отчего он так внезапно оставил тот форт. Разумеется, говорят об этом с большой неохотой.

– Почему это? С любым человеком, а все мы принадлежим к роду людскому, может случиться всякое. Он, впрочем, еще хорошо выпутался из той аферы.

– Верно. Он уже выиграл приличную сумму долларов, когда черт дернул того офицера предположить, что ваш брат передергивает. Вспыхнула ссора, и ваш брат должен был отдать весь выигрыш, но застрелил офицера и удрал. Двое солдат, услышавших крики и пытавшихся задержать его снаружи, тоже получили по пуле и опрокинулись, как чурбаны; ему удалось выскользнуть из форта, он поймал одну из пасшихся лошадей и умчался на ней прочь. Это было славное дельце – скрыться из крепости при подобных обстоятельствах.

– Скрыться? Да, из Юинты он ушел…

– Не только оттуда, но и позже он сбежал, – прервал его Уэллер. – Конечно, его взяли в хорошенький оборот. Но его бы никогда не схватили, если бы за ним не увязался Олд Шеттерхэнд. Что за глаза у этого охотника! Прошло целых четыре дня погони за вашим братом, и никто его не схватил и даже не видел, но тут принесло Олд Шеттерхэнда, и он услышал о происшедшем. Он хорошо знал убитого офицера, а поэтому вновь заседлал лошадь, чтобы опять отправиться в путь с намерением поймать вашего брата.

– Да, прошло целых четыре дня, и ни одному солдату и следопыту не удалось взять след. Но у этого мерзавца нос легавой; он напал на след и шел по нему за моим братом до Форт-Эдуарда, где передал его в руки коменданта. Беднягу должны были повесить, но накануне ночью он всех обманул и сбежал от солдата, который должен был его охранять и имел глупость позволить придушить себя. Ты же видел тогда Олд Шеттерхэнда в Форт-Юинте?

– Мельком. Он ведь пробыл всего полчаса, услышал о происшествии и снова ускакал, когда я стоял у дверей и слушал рассказ соседа о прибытии знаменитого охотника.

– Тогда не удивительно, что сегодня ты его не узнал.