Текст книги "Блюз бродячих собак"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Не обижусь, – повторила я и вяло поднялась на ноги.

– Ну, я пошла…

– Дверью хлопнешь, ладно? – торопливо попросил Редька и устремился к коллегам, которые уже о чем-то оживленно спорили.

Я прошла длинный коридор и дошла до выхода.

Возле самой двери стояла полная женщина средних лет. На женщине было яркое цветастое платье с сильным вырезом, открывавшим шею и грудь, покрытую коричневыми пятнышками. На голове у неё была крутая химия «под барашка», в руках женщина сжимала ручки тяжелых хозяйственных сумок.

Вокруг женщины вился Роман.

– Вы бы сумочки здесь поставили, – предлагал он сахарным голосом, – а то тяжело ведь… Да вы не беспокойтесь, у нас все как в сейфе. Ничего не пропадет.

– Кошелек с собой возьму, – предупредила женщина.

– Конечно! Пожалуйста!

– Роман, закройте за мной, – попросила я.

– А вы уже уходите? – неискренне удивился тот. – Жаль!

– Девушка, вы оттуда?

Женщина оживилась, подвинулась ко мне и моргнула одним глазом в сторону комнат.

– Оттуда, – подтвердила я.

– И как это?

Женщина нерешительно споткнулась и договорила:

– Не больно?

– Не больно, – заверила я.

– А Ставрогина там есть? – продолжала спрашивать женщина, и ее глаза превратились в детские. – Обожаю Ставрогину!

– Там все есть, – дипломатично ответила я.

Вышла на лестничную клетку и шепнула Роману:

– Яркость все же уменьшите… А то глаза долго болят.

Роман подмигнул мне и захлопнул дверь.

Я вышла на улицу и снова сощурилась.

Яркие потоки безжалостного света хлынули в мои несчастные глаза.

Я остановилась, прикрыла глаза ладонью и поморгала, приноравливаясь к миру реальному.

Постояла немного и, не торопясь, двинулась вперед.

Нет, что ни говори, а мир виртуальный в сравнении с реальным сильно выигрывает. Весь он какой-то красивый, яркий, выпуклый, ухоженный… Разница между двумя мирами примерно такая, как между цветными фильмами, снятыми в Голливуде, на качественной пленке, и отечественным фильмом, снятым на пленке «Свема».

Как говорится, почувствуйте разницу.

Я добиралась до дома, заново привыкая к восприятию этого мира. Сильно резал глаз бардак возле мусорных бачков, да и мат, ставший нашим непременным спутником, сильно тревожил уши.

Добравшись до дома, я несколько минут постояла возле подъезда, прикидывая – ушла Лена или еще у меня?

Стыдно, конечно, но мне почему-то не хотелось с ней встречаться. Синяк под ее правым глазом действовал на меня примерно так, как действует на быка красная тряпка.

Я посмотрела на часы. Два часа я болтаюсь по городу. Все, пора и честь знать. Не дай бог, позвонит наниматель, а меня словно корова языком слизнула…

Я вошла в подъезд и начала подниматься вверх по лестнице.

На середине пути мы пересеклись с Селеной, которая спускалась вниз.

– В булочную иду, – пояснила она, не здороваясь.

– Ничего, что я долг задерживаю? – спросила я виновато.

Селена досадливо отмахнулась:

– Деньги есть! И потом, мы с тобой сроки не оговаривали.

– Мне в следующем месяце тысячу долларов заплатят, – начала я.

Селена резко развернулась ко мне и вздернула брови.

– Тысячу?!

Я почувствовала, что сболтнула лишнее.

– Ты, что, на новую работу устроилась? – продолжала допрашивать меня Селена.

– Да нет, – проблеяла я, презирая себя за то, что оправдываюсь. Сказала бы: «Неважно!» – и все тут…

– Фирма проводит большое исследование, – соврала я. Подумала и добавила:

– И еще мне долг пообещали вернуть.

– Понятно.

Селена пригляделась ко мне и озабоченно спросила:

– Слушай, Элька, а чего у тебя такой вид? Ну, как будто тебя по башке пыльным мешком звезданули? Прости, конечно, за откровенность…

Я махнула рукой:

– Да ладно!

Подумала и раскололась:

– Я окунулась в мир современного кассового романа.

– Да? – удивилась Селена. – Снова окунулась? Помнится мне, ты уже покупала стопочку книжек…

– Я окунулась в него теперь зрительно, – уточнила я. – Побывала в виртуальном мире.

– А-а-а…

– Захватывающее ощущение, – сказала я, не найдя других слов. – Больше я туда не пойду.

Селена беспечно тряхнула головой.

– Живая вернулась? Руки-ноги на месте? Вот и возблагодари Создателя!

– Я так и сделаю.

– Умница. Ладно, я побежала, а то Королев мне клизму вставит за опоздание.

И Селена побежала вниз по лестнице. Я проводила взглядом ее легкую фигурку.

Вот кто скажет, что этой женщине шестьдесят?!

Все-таки, Селена – человек потрясающе жизнелюбивый. Я ей в этом смысле завидую.

Как-то раз мы с ней выпили, и Селена разоткровенничалась.

И поведала мне историю своего интимного конфуза двадцатилетней давности.

Дело в том, что у Селены блистательная наследственность. Я имею в виду не здоровье, оно ее не раз подводило. Знаете, врачи говорят, что существует ген, называемый «геном молодости».

Этот ген позволяет человеку выглядеть неоправданно юным.

Селена как-то показал мне фотографию своего отца и спросила:

– Угадай, сколько здесь папе?

– Тридцать пять, – ответила я, не раздумывая.

Фотография изображала молодого человека с аккуратно зачесанными пышными волосами, без единого седого волоска, улыбавшегося во весь рот. Улыбка демонстрировала прекрасные ровные зубы.

– Ему здесь семьдесят, – спокойно уточнила Селена. – И сделана фотография за три месяца до его смерти.

Я так и села.

Если бы речь шла не об отце Селены, а о другом человеке, я бы, возможно, не поверила. Но сама Селена выглядела так неприлично молодо, что я ей поверила.

Когда Селена ложилась на операцию, о которой я уже рассказывала, нейрохирург спросил, сколько ей лет.

– Пятьдесят восемь, – ответила Селена безмятежно.

Хирург икнул.

– Выделали пластическую операцию? – уточнил он, разглядывая молодое лицо пациентки, на котором не было практически ни одной морщинки.

– Нет, – ответила Селена.

Хирург промолчал.

И только после окончания операции, он признался:

– Знаете, я вам не поверил. И только когда вам обрили голову, и я увидел абсолютно голый череп без единого шрама от подтяжек…

Он развел руками.

– Это просто фантастика!

Короче говоря, сейчас Селене дают лет сорок-сорок пять. Когда ей было сорок, то окружающие считали, что общаются с соплячкой двадцатилетнего возраста. И так бывает.

И вот как-то раз Селена познакомилась на улице с мужчиной лет сорока. То есть со своим ровесником.

– Ты себе не представляешь! – описывала она мне мужчину. – Красавец, умница, одет, как картинка! В общем, мечта киргиза…

Я внимала.

– Вообще-то, на улицах я знакомиться не люблю. Но такого мужика пропустить – это себя не уважать! Ладно, познакомились мы, сходили в ресторан, потом он меня привозит к дому. На «Волге» привозит! Учти, это восемьдесят четвертый год, а не нынешний разгул демократии!

Селена отпила глоток вина и продолжила:

– Ну, короче говоря, приглашаю я его домой. Дальше…

Она помолчала и деликатно завершила:

– Дальше – занавес.

– Понятно.

– Утром просыпаемся, я его спрашиваю: не хочешь ли ты, милый, позавтракать? Он отвечает: «С удовольствием!» Иду на кухню. Начинаю делать яичницу. И вдруг…

Селена сделала паузу.

– Вдруг слышу: хлопнула входная дверь. Бегу в спальню – и что?

– Что? – спросила я с интересом.

– Пусто! Сбежал мой драгоценный, только я его и видела. И представляешь, Элька…

Селена снова немного помолчала.

– На тумбочке возле кровати лежат пятьсот рублей…

– Ни фига себе! – сказала я.

– Ты хоть понимаешь, что я почувствовала?!

– Господи! Конечно, понимаю!

– Нет, ты не понимаешь! – упорствовала Селена. – Он меня принял за проститутку! Я ему рассказала, что работаю в Министерстве культуры, а он меня принял за проститутку! Как тебе это нравится?

Я промолчала. Как я ни была пьяна, но все же помнила, что в те времена многие женщины интеллигентных профессий подрабатывали подобным образом.

– Ты понимаешь!

Селена приложила руку к груди и закатила глаза:

– Он меня просто убил! Первый раз в жизни познакомилась с мужиком на улице, влюбилась в него с первого взгляда, а он меня посчитал проституткой!

– Да, это неприятно, – согласилась я.

– Иду в ванную, – продолжала Селена свою горестную повесть, – залезаю под душ. Слезы бегут ручьем, на душе такая обида! И вдруг я думаю: «Ну, хорошо. Если двадцатилетняя девочка в «Интуристе» получает за ночь триста рублей…»

– Проститутки так много получали? – изумилась я.

– Ну, естественно! Их тогда мало было, на всех желающих не хватало! Так вот, если девочка получает триста рублей за ночь, а я в свои сорок отхватила пятьсот, значит, я еще не вышла в тираж! Логично?

– Логично, – сказала я.

– Ты понимаешь? В мои-то сорок лет! И потом, я как представила, сколько долгов я смогу отдать с этой суммы! И сколько мне еще останется!

Селена закатила глаза и прижала руки к груди.

– В общем, – завершила она сурово. – Я думаю, что мужик был потрясный. Умный, галантный и хорошо воспитанный. И не вздумай меня переубеждать!

– Не буду! – пообещала я, изрядно окосев.

– Не надо! – требовала Селена. – Не получится! Классный был мужик. И точка!

Вот и скажите мне: вы на такой оптимизм способны? Я нет!

Я медленно поднималась по лестнице. Позвонила в дверь, но мне никто не ответил. Отсюда следует дедуктивный метод, что Лена уже ушла. И хорошо, что так.

Я достала ключи, открыла замки и ввалилась в коридор. Господи, до чего же дома хорошо!

Я вылезла из босоножек и прошлась по квартире. Не знаю, помыла ли Лена окна, но занавески в кухне и гостиной она успела постирать. Занавески были еще чуть влажными, хотя их явно гладили утюгом, и издавали слабый аромат хорошего стирального порошка.

Я посмотрела на часы.

Половина четвертого.

Господи, как мне убить еще половину дня?

Я свалилась на диван, подложила руку под щеку и уснула. Незаметно так уснула. Просто провалилась.

Днем спать я не люблю. Честно говоря, у меня и возможностей особых для дневного сна не было. Но, когда я случайно засыпала после часу дня, сны, которые меня тревожили, приятными назвать было трудно.

Вот и сейчас меня посетили какие-то шизофренические видения.

Мне снилось, что я иду с мамой по скверику, расположенному недалеко от нашего дома. Во сне мне было лет пять-шесть, не больше. Не знаю почему, но я совершенно отчетливо вспомнила свое любимое платье того времени. Смешная ткань, изображавшая сшитые лоскутки, юбочка, доходившая почти до щиколоток, поясок, завязывающийся сзади бантиком… В этом платье я походила на куклу, и все взрослые с улыбкой оглядывались мне вслед. И мне это нравилось.

Так вот, мама держала меня за руку. Чудесный летний день, теплое ласковое солнце, которое в детстве светит по-особенному, яркая зелень и цветы вокруг.

– Хочешь мороженое? – спросила меня мама.

– Хочу! – ответила я.

Мы остановились возле киоска «Воды-Соки», и полная добродушная продавщица через минуту вручила мне хрустящий вафельный стаканчик с белой горкой жирного пломбира.

– Что нужно сказать? – строго напомнила мама.

– Спасибо! – сказала я.

– Ешь на здоровье, моя хорошая, – ответила продавщица.

Тут мое внимание привлек ярко-красный мячик, выкатившийся откуда-то сбоку. Я огляделась и поискала взглядом его хозяина.

Пусто.

Я подошла к мячику, хотела поддеть его ногой, но мячик вдруг дернулся и откатился немного дальше.

Я снова подошла к нему, уже заинтересованная сверх всякой меры. Мяч вел себя как живое существо. При моем приближении он снова сделал обманчивое движение в сторону, обвел меня вокруг пальца и укатился в кусты.

Я быстренько побежала за ним. Мороженое шлепнулось на асфальт, но оно уже перестало меня интересовать.

Я преодолела колючий кустарник, огляделась и ничего не увидела.

Зеленая клумба, коричневый куст… Никакого мяча!

Разочарованная, я вылезла обратно и при этом умудрилась порвать свое любимое платье.

Поискала глазами маму и увидела, что она уходит из скверика.

Мама шла не одна. Ее крепко держала за руку девочка, одетая в точно такое же платье, как и у меня. На голове у девочки трепыхался белый бантик. Этот бант мама всегда повязывала мне перед выходом из дому.

– Мама! – закричала я.

Но мама не обернулась. Она шла вперед, изредка наклоняясь к девочке, и поправляла на ней то платье, то бантик.

Я испугалась по-настоящему. Неужели мама не видит, что держит за руку не меня, а чужую девочку?

Я быстро побежала за ними.

– Мама! – кричала я в панике, но ответа не получала. Только девчонка в моем платье один раз обернулась и показала мне язык.

Мама с чужой девочкой вошли в подъезд. Я вбежала туда немного позже и услышала, как захлопнулась наверху дверь квартиры.

Рыдая в полный голос, я преодолела подъем, подбежала к нашей двери и изо всех сил застучала ногами в мягкую дермантиновую обивку.

– Мама! Открой! Это я!

Я вынырнула из своего сна с широко распахнутым ртом. По щекам у меня бежали слезы.

– Да что же это? – спросила я вслух и вытерла щеки. – Приснится же такое!

И тут в дверь снова отчетливо постучали. Стучали не очень громко, но долго и настойчиво.

Я повернула голову в сторону прихожей.

Кто это? И почему стучат, а не звонят?

Я приподнялась с дивана, медленно вышла в коридор и остановилась за дверью. Там кто-то есть. И этот кто-то снова постучался в деревянный дверной косяк.

Я в страхе застыла на месте.

За дверью стоит чужая маленькая девочка, которую я только что видела во сне. А не звонит она потому, что не может дотянуться до звонка. Сейчас я открою дверь, она схватит меня цепкими лапками, прилипнет ко мне, как пиявка, и начнет выталкивать из моего дома. Чтобы занять мое место…

– Эля! – осторожно позвал голос снаружи. – Ты меня слышишь? Это я!

Знакомый голос разрушил страшный сон. Я вытерла вспотевший лоб и распахнула дверь.

На пороге стояла Лара.

– Ты? – не поверила я своим глазам.

– Войти можно? – спросила Лара почему-то шепотом.

– Конечно!

Я посторонилась и пропустила ее.

Лара вошла в квартиру, оглянулась на меня и спросила:

– Ты одна?

– Одна, – ответила я, по-прежнему ничего не понимая.

– Можно я у тебя немного посижу?

– Иди в комнату.

Я наконец справилась с волнением и пошла следом за гостьей в зал.

– Прости, что я без приглашения, – начала Лара. – У меня неприятности.

– Ничего страшного, – ответила я машинально. – Ой! Извини, я имела в виду приглашение… Кстати, почему ты не позвонила?

– Я звонила, – ответила гостья. – У тебя звонок не работает.

– Не может быть! – не поверила я.

Вернулась в коридор, открыла дверь и несколько раз нажала на кнопку. И правда, не работает.

Я закрыла дверь, пощелкала выключателем света.

Никакого эффекта. Ясно. Ритка взялась за старое и снова оставила дом без электроэнергии.

– Как ты меня нашла? – спросила я, возвращаясь в гостиную.

Лара сидела на моем крутящемся компьютерном стуле. Только сейчас я заметила, какая она бледная.

– Ты на работу мне звонила…

– Помню, звонила, – подтвердила я.

– А у нас там телефон с определителем.

– А-а-а!

– Я твой номер запомнила…

Лара помолчала, с трудом проглотила комок в горле и договорила:

– И по компьютеру пробила…

– Понятно.

Я замолчала.

– Не обижайся, – попросила Лара с трудом. – Я вообще-то не имею такой привычки. Просто мне пойти было некуда.

– Как некуда? А домой?

– Нельзя мне сейчас дома появляться, – тихо ответила Лара.

Помолчала и добавила:

– Ты была права. Он пытался меня убить.

Волосы на моей голове зашевелились.

– Кто? – спросила я, механически двигая губами, хотя прекрасно знала кто.

– Сергей…

Лара задохнулась и попросила:

– Водички не дашь?

– Господи! Конечно, дам!

Я унеслась на кухню и заметалась между холодильником и шкафчиком с посудой.

Водичку? Может, с валерьянкой? А может, лучше чай поставить? Может, Лара голодная? Господи, а если сейчас мне позвонит ее муженек? Или, еще лучше, припрется лично? Он ее пытался убить… Какая чушь! Хотя почему чушь? Если она его ограбила, он мог попытаться… Он на такое способен, вполне способен. А я пойду в суде как соучастница. Сколько мне дадут? Лет шесть, не больше, я ведь ничего плохого пока не сделала… Через шесть лет мне стукнет сорок один…

Я села на табуретку и стиснула голову двумя руками.

– Голова болит?

Я вздрогнула и повернула голову. В дверях кухни стояла моя гостья.

– Прости, мне страшно одной в комнате сидеть, – объяснила она, стуча зубами. – Шок, наверное…

Лара дошла до второй табуретки и упала на нее. Обхватила руками плечи. В жаркий летний день ее бил сильный озноб.

Я вскочила, накапала валерьянку в стакан, потом подумала и выплеснула ее в раковину. Открыла холодильник и извлекла наружу самое безотказное средство от шока. Литровую бутыль «Джонни Уокера» с температурой в сорок два градуса.

Налила в стопку внушительную порцию и сунула Ларе под нос.

– Пей!

Она покорно отпила. Ее зубы выбивали неровный ритм по стеклянному краю.

– До дна! – велела я.

Лара посмотрела на меня огромными ввалившимися глазами, поднесла стопку к губам и одним махом опрокинула ее в рот.

И тут же закашлялась.

Я подскочила к холодильнику, выудила оттуда пачку сока, налила в стакан и сунула его гостье.

Лара, не переставая судорожно кашлять, отпихнула мою руку. А, ну да! Она же сейчас не может глотать!

Я постучала ее по спине.

– Спасибо, хватит, – проговорила она, задыхаясь.

– Откашлялась?

Она молча кивнула.

– Пошли.

Я взяла ее за руку, подняла со стула и повела назад в зал. Усадила на диван, принесла из спальни плед и накинула Ларе на плечи. Она съежилась и затихла.

Несколько минут мы сидели молча. Не знаю, о чем думала Лара, а меня в этот момент охватило тупое оцепенение. Не было ни мыслей, ни чувств, ничего не было.

– Прости, что я к тебе завалилась, – наконец заговорила Лара.

– Ерунда.

– Просто ты – единственный человек, с которым я общаюсь помимо работы. Ну, немножко общаюсь, – поправила она сама себя. – И потом, адреса всех девчонок в салоне Сергей может узнать запросто, а с тобой у него никаких точек пересечения.

Моя душа, или что там от нее осталось, совершила прыжок в пропасть.

Да уж, никаких точек пересечения.

– Расскажешь, что произошло? – спросила я.

– Что тебя интересует? – спросила Лара устало. Виски подействовало, ее зубы перестали выбивать чечетку. – Каким способом он пытался меня убить? Подробности? Тебе это не все равно? Говорю тебе: пытался. Я не сумасшедшая, и мании преследования у меня нет.

– Извини.

– Ничего.

Она снова замолчала, уткнувшись подбородком в согнутые колени. Ее глаза стали мрачными.

– Что ты делать собираешься? – спросила я.

– Не знаю.

Она оторвала подбородок от колен и уставилась в какую-то точку на стене.

– Уеду, наверное…

– Куда?

– Понятия не имею.

– А квартира?

– Продам…

– Каким образом? Тебе же нельзя там появляться?!

Лара приложила руку ко лбу:

– Слушай, у меня мысли путаются. Нужно где-то отсидеться, все спокойно обдумать.

Мне стало страшно. Она собирается отсидеться у меня?! Нет, места мне не жалко, но ко мне в любой момент может заявиться Никифоров-сын…

– Уеду в деревню, – сказала Лара, словно прочитав мои мысли.

– Далеко от города?

– Далеко, – ответила она спокойно. – Там он меня не найдет. Да и не деревня это вовсе… Три дома обитаемых, остальные заколоченные.

– Господи, какой ужас!

– Ничего ужасного, – нетерпеливо ответила Лара. – Я там домик знаю пустой… Место для дачи присматривала, хотела купить. Оформить не успела, но это и к лучшему. Нигде в документах мое имя светиться не будет. Поеду туда.

– А домик хороший? – спросила я.

– Под снос…

– И как же?..

– Как-нибудь, – ответила гостья нетерпеливо. – Жизнь дороже. Там все спокойно обдумаю и пойму, как мне дальше действовать.

– Сколько километров от Москвы? – спросила я.

– Триста, – ответила Лара равнодушно.

Я присвистнула.

– Так это же почти Смоленск!

– Неважно.

Лара выбралась из-под пледа, встала с дивана и пошла в коридор.

Я шла за ней, переставляя ноги, как автомат.

У самых дверей Лара остановилась и обернулась ко мне:

– Спасибо тебе.

Я ощутила себя последней дрянью.

– Не за что.

– Можно, я тебе позвоню?

– Конечно!

Я немного подумала и спросила:

– Деньги у тебя есть?

Не дожидаясь ответа, вывалила содержимое своей сумочки на телефонный столик и пересчитала банкноты.

– У меня, правда, немного, но на первое время хватит. Тем более в деревне. Там все дешевле, чем здесь… А я у соседки займу…

Лара слушала мою сбивчивую речь и почему-то все больше мрачнела.

– Не нужно, – отказалась она почти грубо. – Деньги есть.

– Я от души!

– Не нужно!

Я пожала плечами и отложила банкноты в сторону. Ее внезапная враждебность казалась мне необъяснимой.

Лара смягчилась и тронула меня за рукав:

– Не обижайся. Просто у меня принцип: не брать в долг.

– Понятно.

– Проводишь меня до остановки?

Я молча влезла в босоножки. Немудрено, что она боится, только вот защитница из меня никудышная. И полузащитница тоже.

Тем не менее, я не стала озвучивать эту мысль вслух и вышла на лестницу. Заперла дверь и побежала вслед за гостьей вниз по ступенькам.

– Я на маршрутке доеду, – сказала мне Лара. – Они чаще ходят.

– Хорошо, – покладисто согласилась я.

Меня душила бешеная ненависть к себе. Почему, ну почему я не могу набраться храбрости и рассказать этой девочке, младше себя на десять лет, все напрямик?! Почему я не могу ей рассказать, что ее ублюдочный муж шантажом вынуждает меня работать на свои грязные интересы? Почему я не могу рассказать ей о том, как противна мне сложившаяся ситуация? Почему я не могу спросить у нее, что мне делать? Ведь девочка Лара, как говорила моя интуиция, была в десять раз умнее меня во всем, что касалось житейских проблем!

Подошла маршрутка, Лара легко дотронулась до моей руки:

– Спасибо…

– На здоровье, – ответила я. Злоба жалила меня, как скорпион.

– Я позвоню.

– Звони.

Лара влезла в «Рафик», дверь тяжело захлопнулась, и машина отъехала от остановки. Я проводила ее взглядом и пошла назад.

Мне ужасно хотелось с кем-нибудь подраться.

И судьба предоставила мне такой шанс.

Когда я подошла к своему дому, то увидела лысого подростка лет тринадцати-четырнадцати. Худой мальчишка, одетый в черную майку, на которой был изображен череп со скрещенными костями, деятельно разукрашивал стены моего дома.

«Бей чирножепых!» – старательно выводил он на торце здания, и его прыщавая физиономия просто перекосилась от умственного напряжения.

Минуту я постояла молча, разглядывая этого убогого борца за идею. Словно почувствовав мой взгляд, подросток оглянулся. Его лопоухие уши затрепетали на ветру, как флюгер.

– Чего надо?

– Написал? – осведомилась я, стараясь говорить спокойно. – А теперь сотри!

– Пошла на…, черножопая, – высокомерно ответил подросток, отряхивая руки.

И внутри у меня лопнула какая-то натянутая струна.

Я размахнулась сумочкой и заехала этому лысому недоноску прямо поперек лопаток. Тот заверещал и попытался ударить меня ногой.

Я бросила сумочку на землю, нагнулась и подхватила огромный ком земли с клумбы.

– Мразь плюгавая!

И я размазала влажную землю прямо по его прыщавой морде.

– Ублюдок!

Второй ком попал ему в ухо.

– Тварь убогая!

Он побежал прочь, громко вопя. Немногочисленные вечерние прохожие провожали его сочувственными взглядами и косились на меня неодобрительно. Но вслух сделать замечание побоялись. Уж больно агрессивные флюиды источала я этим августовским вечером.

Я проводила взглядом убежавшего славянофила, подняла сумку и достала из нее носовой платок. Намочила в луже маленький кусочек ткани и принялась тщательно вытирать мерзкую надпись.

Нечего пачкать наш дом. Нам и собственной грязи хватает.

Вытерла, огляделась вокруг, отряхнула руки и пошла домой.

Господи, до чего же я ненавижу этот мир!

Почему, ну почему людей нужно держать под автоматным прицелом, чтобы они вели себя прилично?!

Почему коммунисты смогли решить национальный вопрос этим простым способом, а нашим псевдодемократам насрать на то, что происходит в стране?!

Нет, если ты такой противник терроризма (а именно под этим лозунгом выступают все эти ублюдочные бритоголовые группировки), то рецепт простой: езжай в Чечню и борись с террором до тех пор, пока руки не отвалятся! Думаете, поедут?

Как бы не так!

Эти скоты будут вовсю косить от армии, напирая на дегенеративную голову, потому что больше напирать не на что.

В вуз они, конечно, не поступят, потому что дебильных туда не принимают. И до скончания жизни будут колесить по ночному городу, выискивая одинокого негра, кавказца или азиата, чтобы всем скопом, как шакалы, наброситься на него. Ведь при дневном свете и в одиночку они самые обычные трусы и ублюдки.

В конце концов, возможно, правы были коммунисты, поставившие электорат перед выбором: мир и дружба народов либо пожизненное заключение.

Помните ту потрясающую девушку, которая подорвалась на взрывчатке, убирая с дороги антисемитский лозунг?

Уверена: те кто заряжал адскую машинку, даже не думали, что эту мерзость пожелает убрать с глаз не еврей, не еврейка, а нормальная русская девушка. Что ей будет противно это видеть!

Меня не удивило, что русская девушка убрала с дороги этот плакат. Меня удивило то, что ее многочисленные операции оплатило не наше демократическое государство, а государство Израиль.

Почему нашему государству наплевать на жизнь и здоровье своих немногочисленных порядочных граждан?! Ведь эта девушка была гражданкой России, а не Израиля! Она была русской!

Я позволила себе то, чего не позволяла никогда: вслух выругалась матом.

Да, я прогрессирую семимильными шагами. Еще немного – и меня нельзя будет отличить от множества тупых ублюдков, слоняющихся по улицам с бутылками пива в руках и матерящихся по любому поводу и без него.

Не дай бог!

Я опомнилась, устыдилась и перекрестилась.

Лучше умереть, чем докатиться до такого финала.

Боги, не будьте к нам такими жестокими! Не лишайте разума!

Несколько дней после визита Лары я провела в угрюмом оцепенении.

Наниматель не беспокоил меня звонками, и это было самым разумным, что он мог сделать.

На пятый день я поднялась с дивана и наметила план действий.

Собрала немногочисленные мамины золотые вещи и отправилась в скупку.

Перед скупкой на улице маялось несколько молодых людей заговорщического вида.

– Что у вас? – вполголоса спросил один из них, почуяв запах золота.

– Часы и кольца.

– Покажите.

Я вытащила сверток.

Мамины золотые часики достались ей в наследство от бабушки. Толстое обручальное кольцо и несколько колечек поменьше приобретались в течение всей семейной жизни. Огромный янтарный кулон в золотой оправе был подарком отца к пятилетию свадьбы.

Парень быстро оглядел все предложенное.

– Шестьсот долларов, – сказал он категорично.

– Мне нужна тысяча.

– Шестьсот долларов.

Я пожала плечами и побрела к магазину.

– Девушка!

Я остановилась.

– Там больше не дадут!

– Посмотрим.

И я продолжила движение.

– Семьсот! – пошел на попятную парень.

– Мне нужна тысяча, – повторила я упрямо.

– Восемьсот! Это предел! Там оценят только золото и только на вес.

– Посмотрим.

В скупке мне не обрадовались. Хмурый оценщик взвесил принесенные мной безделушки и повторил слова парня:

– Шестьсот долларов.

– За все?

– За золото. Камни мы не берем.

– Но тут есть хороший сапфир…

– Камни не берем! – повторил он категоричным тоном.

Я понурилась и пошла назад.

– Черт с тобой, давай восемьсот.

Парень оживился и отвел меня в сторону. Долго оглядывался, доставая из каких-то потайных карманов деньги. Отсчитал восемьсот долларов и выхватил у меня из рук фамильные ценности.

– Доллары-то настоящие?

– А то! – обиделся парень. – Мы здесь постоянно тусуемся! Думаешь, нам выгодно обманывать?

– Ладно, проверю, – сказала я вяло.

Взяла восемь сотенных бумажек и побрела в ближайший валютный пункт.

Там мне подтвердили подлинность бумажек, я вернулась назад и извинилась перед барыгой:

– Доллары настоящие.

– Я же говорил!

– Слушай, нельзя немного придержать мои побрякушки? – попросила я умоляюще.

– Зачем?

– Я выкуплю…

– Так отнесла бы их в ломбард!

– В ломбарде еще меньше заплатят.

Парень минуту подумал:

– Ладно. Месяц попридержу. Но назад придется за тысячу выкупать. Поняла?

– Поняла, – ответила я покорно.

– Будь здорова, – распрощался барыга и устремился наперерез пожилой тетеньке, которая брела к магазину.

Я вздохнула.

Деньги были нужны мне для того, чтобы вернуть нанимателю его тридцать серебряников. Надежды на то, что мне удастся выкупить мамины вещи, не было почти никакой.

Да и неизвестно, где я окажусь черед месяц. Вполне возможно, буду изучать социальную справедливость в российской тюрьме.

Я вернулась домой и первым делом отдала Селене ее сотню. Если меня посадят, не хочу, чтобы меня поминали тихим незлым словом, как злостную неплательщицу.

– Ты чего такая хмурая? – спросила Селена.

– Голова болит.

– Таблетку дать? От головы?

– Лучше топорик, – мрачно пошутила я и пошла вниз по лестнице.

Жить не хотелось. Ничего не хотелось.

«Деточка, все мы немножко лошади», – сказал Маяковский. И впервые в жизни привычное заклинание не оказало на меня тонизирующего действия.

– Тебе хорошо говорить! – ответила я злобно. – Тебя в угоне машины не обвиняли!

И он не нашелся, что ответить.

Я упала на диван. Земля кружилась в привычном ритме, где-то счастливые люди радовались жизни, кто-то выходил замуж, кто-то женился, кто-то разводился… И мне было странно, что жизнь продолжается, тогда как я лежу на диване и не хочу с него вставать.

Еще через день мне позвонил Редька.

– Ты где? – осведомился он обиженно.

– Угадай с трех раз, – ответила я устало.

– Почему не звонишь?

Я молчала.

– Элька!

Я молчала.

– Элька! – Его голос стал встревоженным.

– Тут я.

– У тебя что-то случилось?

Я молчала.

– Понятно, – сказал Редька, и мне в ухо полетели короткие гудки.

Я положила трубку и вернулась на диван.

Пропади все пропадом. Вот и окончилась моя кратковременная личная жизнь. Причем окончилась еще до того, как успела начаться.

Как ни странно, мысль принесла странное успокоение. Я повернулась на правый бок, лицом к стене.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как мои уши стал мозолить настойчивый дверной звонок.

Сначала я лежала неподвижно, надеясь, что незваный гость, кем бы он ни был, все поймет и удалится.

Но гость не удалялся и настойчиво трезвонил в мою дверь.

Наконец мне это надоело. Я поднялась и побрела в коридор. Ничего не спрашивая, распахнула дверь.

За дверью стоял Редька.

– Привет, – сказал он озабоченно.

– Здоровались уже, – ответила я безразлично.

– Войти можно?

Я молча посторонилась.

Несколько минут мы стояли в коридоре и таращились друг на друга. Потом Редька сказал:

– Давай рассказывай!

– Что рассказывать?

– Все!

И я рассказала. Меня просто прорвало.

В конце рассказа я попросила:

– Уйди, пожалуйста…

– Почему? – удивился Редька.

– Потому что это мои проблемы. Я сама разберусь.

Он немного помолчал:

– Элька, у тебя друзья есть?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Не знаю…

– Ну, спасибо! – сказал Редька злобно. – А я думал, что мы с тобой все-таки друзья!