Текст книги "Развод: я сжигаю мосты (СИ)"

Автор книги: Карина Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17

Файренк встретил меня ливнем. Он стучал по крыше экипажа, крупными каплями скатывался по стеклу, затапливал мостовую и тротуары. Застигнутые врасплох прохожие жались к зданиям, прятались в беседках и кафе. Те, кто оказались предусмотрительнее, вышагивали по лужам под зонтами. Несколько зонтиков, особенно красивых и слегка мерцающих, парили над головами владельцев, давая понять у кого достаточно денег, чтобы воспользоваться услугами мага.

В Мизе меня не было всего ничего, но я ловила себя на ощущении, будто возвращаюсь из очень долгого путешествия. Словно полжизни прошло.

В поездке было время составить план действий, поэтому на дорожной станции я не металась, а сразу же купила за пять кроу свежий рекламный листок и внимательно просмотрела объявления о сдающихся в наём комнатах.

Многого я позволить себе не могла. Денег было мало и неизвестно, когда удастся заработать новые. И так пришлось брать у родителей. Мне было безумно стыдно: ведь это я должна им помогать, а не наоборот! Бартал после свадьбы обещал, что как только мы устроимся, то заберём моих родителей в Файренк. Но… не сложилось. Я поклялась себе, что деньги я не просто взяла, а одолжила и обязательно верну, как только представится возможность.

Жильё я подыскивала прежде всего в рабочих кварталах: и дешевле, и к потенциальной работе поближе. Несколько объявлений мне вполне подходили, и я отправилась смотреть.

По первому адресу дверь добротного четырёхэтажного каменного дома открыла сама хозяйка. Старуха с буклями и в строгом шерстяном платье, пропахшим дешёвыми духами, пристально оглядела меня словно кухарка на рынке приглянувшийся кусок мяса. Видимо, мой вид её устроил, и хозяйка – алома Найкель – пустила меня внутрь.

Поднимаясь по лестнице, кряхтя и хромая, она без конца говорила. Мне же оставалось только вежливо молчать и тащить тяжёлый багаж. Я не догадалась сразу попросить алому Найкель оставить вещи внизу, пока буду смотреть комнату, а потом было уже поздно.

– Я без мала двадцать лет сдаю, весь дом занят. У меня простоев не бывает. Вам повезло, апартамент совсем недавно освободился. Учительница, целый год жила, вот съехала. Комната недурна, даже удобства отдельные. Некоторые бывают ну сущие комнатушечки, а эта просторная, прям концертный зал, а не комната. Дом у меня приличный, но и правила строгие. Плата своевременно! За чистотой следить! – Хозяйка остановилась и обернулась. – И девиц, склонных водить по ночам гостей, я не терплю. Шума и пьянства тоже.

Под самой крышей алома Найкель подвела меня к последней двери в конце небольшого коридора и распахнула передо мной.

– Вот, лучше и не найдёте. Только думайте быстрее, некогда особо тут с вами стоять.

Я вошла и огляделась.

Всего одна комната, неширокая, зато длинная. В глубине дверь в маленькую ванную.

Простая крашеная мебель: стул, квадратный стол у окна, шифоньер да узкая кровать. Вместо кухни – тумба, на которой разместилась посуда и старая нагревательная пластина. Она еле светилась, видимо, кристалл внутри совсем разрядился. Да и была пластина совсем крошечная, только кастрюлька и поместится. Вязаной салфеточкой на столе и старым ковром у кровати попытались придать немного уюта и сгладить унылость холодных бежевых стен.

Всё очень скромное, несмотря на заверения хозяйки, но чистое и аккуратное.

Благоразумный человек, конечно же, отправился бы смотреть комнаты по других адресам, но усталость после дороги, страх остаться совсем без жилья, а также дурацкий тяжёлый чемодан, который пришлось бы опять тащить, победили доводы разума.

Я попыталась поторговаться о цене, ведь комната совсем не те хоромы, о которых так ораторствовала алома Найкель, но она была непреклонна. И теперь каждую неделю я должна была отдавать целых пятьсот кроу за жильё.

«Если не найду работу, денег мне хватит от силы недели на три».

К тому времени как я разобрала багаж, ливень закончился, и я пошла прогуляться, немного изучить окрестности, чтобы потом с непривычки не плутать.

Яркое солнце снова появилось высоко в небе, тысячей алмазов играя в тёплых редких каплях, падающих с крыш. Вода не успевала впитываться, ручейки текли вдоль улиц, вынуждая прохожих хлюпать по лужам или прыгать, как козы.

Улица, на которой стоял дом аломы Найкель была довольно оживлённой, сплошь заставленной трёх– четырёхэтажными домами. До торговых лавок оказалось не так-то и близко, но недалеко я приметила кафе с незамысловатым названием «Мастеровой». Чем дальше я шла вниз по улице, тем больше стало попадаться мастерских, цехов, а в конце улицы шумел какой-то большой завод из мрачного бурого кирпича.

Я вернулась. В кухонной тумбе отыскала металлическую кружку и вскипятила воду. Отпивая из чашки горячий чай, я снова просматривала рекламный листок. Только теперь в поисках подходящей работы.

Вакансий для женщин было намного меньше, чем для мужчин: ведь порядочной женщине положено быть замужем, а не трудиться. Из тех немногих объявлений, что есть, мне предстояло выбрать то, что достойно простой горожанки, тем более незамужней.

«Поломойка. Посудомойка. Прачка. Важно: требуются здоровые и крепкие». Здоровье присутствует, а вот физической силой я не отличаюсь. Жаль.

«Учительница. Няня». Нет у меня нужных знаний и опыта. Да и в объявлении особо выделено: «к иностранкам просьба не беспокоить».

«Актриса». Да какая из меня актриса! Смех один.

«Торговка». Заманчиво, но нет у меня хватки и нужной жилки. А если покупатели обманут, ещё и должна останусь.

«Горничная». Совсем недавно у меня самой были слуги, а теперь я пойду в услужение. Что же, если больше ничего не найду, придётся'.

Просмотрев весь листок, я выбрала несколько вакансий и отправилась наниматься.

Сначала я долго шла туда, где женщинам предлагали набирать бусы, собирать искусственные цветы. Но, к своему разочарованию, ещё издалека я увидела огромную очередь из претенденток. Вакансий было всего пять, а желающих раз в десять больше. Сразу поняв, что ловить мне тут нечего, я поспешила на текстильную фабрику.

Здесь требовалась красильщица тканей, платили мало, зато брали без опыта. Как только я вошла в небольшой цех, едкий запах чуть не сбил меня с ног, глаза защипало, сильно запершило в горле.

– Ничего, привыкнешь, – снисходительно бросил мастер, сопровождающий меня.

Я пыталась дышать ровнее, но только раскашлялась и, кое-как извинившись, бросилась на воздух.

«Как⁈ Как здесь можно работать по многу часов? Да и получать за такие мучения жалкие гроши?»

Я попробовала попасть в ещё пару мест, но либо получала от ворот поворот, либо сама отказывалась из-за невыносимых условий. На своей шкуре я сегодня сполна прочувствовала серьёзную общественную проблему.

У большинства промышленников давно появилась возможность внедрять магические технологии в производство. Хоть они и позволяли увеличить доход, но казались дельцам слишком хлопотными: требовали вложений, привлечения магов-специалистов всех ступеней, обучения работников. Промышленники предпочитали экономить и делать ставку на дешёвую рабочую силу – мужчин-бедняков, особенно приезжих, и женщин, как самых отчаявшихся и готовых батрачить за любые деньги. Даже за мизерную оплату шла борьба, желающих было слишком много.

«Если мне и дальше не будет везти, то через месяц придётся пойти в храм как беднячке. Там хотя бы не дадут умереть с голода».

Уставшая, расстроенная, уже под вечер я пришла домой. Но пока совсем не стемнело, решилась на одно важное дело – написать письмо Барталу.

Глава 18

Желтая почтовая бумага мне не нравилась, но на другую было жалко денег. Рука дрожала от волнения, но я старалась писать красивым уверенным почерком.

'Как же начать?

Недрагоценный мой супруг!

Да нет, это не то, совсем не то!

Гнусный подлый негодяй!

И это не подходит. И, наверное, с «шелудивой псины » разговор тоже лучше не начинать.

'Тому, кто предал любящее сердце!

Как же жаль, что именно ты, отъявленный мерзавец, попался мне на пути.

Так, как поступил ты, делают только беспринципные негодяи. Передать не могу, в какой грязи я из-за тебя оказалась. Ты так стремишься во дворец… А зачем ты там нужен? Нет у тебя ни чести, ни благородства. Твои предки, должно быть, устыдились бы, узнав, каков подлец их потомок.

Ты – моя самая большая неудача. И чтобы ты не говорил и не делал, исправить ничего нельзя. Я верила, что наша любовь особенная и что мы созданы друг для друга. Я верила в безграничное счастье. Я верила в нас. А ты смотрел мне в глаза и обманывал, обещал будущее, которого не будет…

По щекам покатились слёзы. Я зло смахнула их и уставилась на письмо. «Нет, чересчур много эмоций. Слишком сентиментально. Он не достоин моих слёз! Пусть не думает, что я без него убиваюсь от горя. Много чести».

Ничуть не сожалея, я разорвала письмо. Походив по комнате несколько минут, заставив боль умолкнуть, я достала новый лист.

'Совсем не дорогой немуженёк!

Кто же знал, что ты так любишь семейную жизнь: решил обзавестись сразу двумя жёнами. Ах да, я же не жена! Как же я могла забыть такую мелочь? Должна заметить, твой способ быть мужем просто восхитителен, все женщины об этом мечтают. Почему бы тебе ещё одну жену не завести? Стран ведь много. Как же это удобно: в каждой стране по жене.

Не суди строго, увы и ах, твоих высоких порывов не разделяю. Я, девушка простая, привыкла к тому, что в семье один муж и максимум одна жена. Поэтому, уж извини, мне лучше быть в одиночестве, чем с тобой. Ты теперь просто моё ужасное прошлое, и чтобы окончательно ты там и остался, я хочу развестись. Ведь, если помнишь, по законам Джанса мы женаты.

Мне жаль твою Лорику, не повезло ей. Пусть теперь она с тобой мучается. А мне, надеюсь, больше не придётся тратить на тебя время, нервы и листы бумаги. И как бы тяжело ни было, я смогу жить без тебя'.

Подумав, в дополнение я нарисовала Бартала. Но поскольку я старалась рисовать, как завещали великие художники – чтобы в портрете отражался внутренний мир человека – то у меня получилась какая-то нелепая смесь надутого петуха и обезьяны, почему-то в клоунском костюме.

Пока я старательно изображала Барта, эмоции улеглись, и пришла здравая мысль: это письмо он сможет использовать против меня, обвинить в клевете, как и говорил законовед.

Я глубоко вздохнула и снова достала чистый лист. Столько мне хотелось написать этому мерзавцу, но по итогу я ограничилась скупым:

« Бартал, я требую развод. От тебя мне ничего не надо, только подпись на бумагах. Буду ждать тебя через семь дней в восемь вечера. — Я призадумалась. Свой адрес сообщать я не собиралась, мало ли что ему на ум придёт. Поэтому указала адрес кафе, которое заприметила через два дома отсюда. – Приходи в кафе „Мастеровой“, что на улице Третья Ремесленная» .

Пока мне снова не взбрело в голову что-нибудь поменять, я быстро вложила письмо в конверт и заклеила.

«Всё! Дело сделано. Письмо будет добираться до Бартала где-то день-два. Значит, ему ещё пять дней останется на размышления. Надеюсь, Барталу хватит совести прийти».

На следующее утро я отправила письмо и сразу пошла искать работу.

Полдня я потратила, чтобы побегать по Файренку, попасть в несколько разных мест и узнать, что вакансии сортировщиц, на которые я очень рассчитывала, уже заняты.

Краем уха услышала, что маленькому любительскому театру неподалёку от камнеобрабатывающего комбината требуется художник-оформитель. Рисую я хорошо, это у меня от папы, но всё же самоучка. Пока шла до театра, старалась подбодрить себя, чтобы выглядеть уверенной и произвести впечатление. Но снова неудача: в театре предпочли нанять настоящую художницу.

Заметив, как я расстроилась, бойкая девушка в модной шляпке с плиссированными лентами сунула мне в руку билет на представление. Я, конечно, поблагодарила, с сожалением размышляя, что билеты в пищу не годятся.

У уличного мальчишки купила новый рекламный листок, надеясь на свежие объявления. «Канцелярской конторе крупного фарфорового завода требуются работники с чётким и изящным почерком для переписывания текста». Почерк у меня очень даже неплохой, и я ринулась по объявлению. В душной пыльной комнате, заваленной пачками папок и бумаг, нервный мужчина, больше трёх часов заставлял меня писать то крупно, то мелко, то с завитушками, то без. Я столько всего переписала! Кажется, я выполнила за него приличную часть работы, причём бесплатно. Меня не взяли, но и не отказали: сославшись на то, что качество переписанного будет оценивать начальник, мужчина из конторы взял мой адрес и сказал, что если я подойду, то мне в ближайшее время пришлют записку.

Я вышла на улицу. Время прошло быстро, уже близился вечер. Закатное солнце отражалось от светлого камня зданий и тротуаров, слепило глаза. Улицы наполнялись людьми, кто-то спешил домой после рабочего дня, кто-то, кто побогаче и не отягощён необходимостью работать помногу часов, наоборот, выходил прогуляться. Я поплелась домой и сразу залезла в ванну – смыть досаду бесконечных «вы нам не подходите».

«А в романтических книжках всё проще. Прекрасный принц всегда влюбляется в юную незнакомку и женится на ней. Конечно, выйти замуж за принца представляется более привлекательным, чем работать, не разгибая спину. Правда, и „принцы“ бывают разные: королю Мизы семьдесят девять, наследнику – пятьдесят восемь. Мечтательницы, налетайте!»

Я выбралась из ванны, переоделась в свежее, но настроение не улучшилось.

«Как же сложно искать работу. Ни на что я не гожусь».

Только теперь, помыкавшись и наслушавшись отказов, я поняла, насколько щедрым было предложение Кайтфора.

«Нужна ли ему ещё помощница? – Я откопала среди документов записку с адресом и тщательно разгладила. – Может, не передумал? Сходить спросить? Честное слово, я буду стараться, рыскать по лесам, полям и выкапывать всё, что пожелает. А вдруг уже нашёл? Как же глупо будет. Напишу письмо!»

Я быстро черкнула несколько строк Кайтфору со своим адресом и вопросом, в силе ли его предложение, и пока не стемнело, сбегала до почтового ящика, отправила письмо.

Очень хотелось есть, и я взялась готовить ужин. Сегодня он был совсем простой: варёная капуста, сарделька и чай. «Надо и этому радоваться. Пока не найду работу, придётся экономить».

За окном уже сгущались сумерки, когда в дверь постучались.

«Записка из канцелярской конторы! Неужели меня взяли на работу?»

Я метнулась к двери, на радостях распахнула её настежь и застыла на месте, забыв, как дышать. За дверью стоял Бартал.

Глава 19

Не шевелясь и даже не моргая, широко раскрытыми глазами я смотрела на Бартала. Он, не дожидаясь приглашения зайти, вошёл сам и закрыл дверь. Бартал решительно притянул меня к себе, обнял так сильно, что мне стало нечем дышать. Гнев, жгучая обида и беспомощность, как неистовое пламя, взвились во мне.

– Паулина! Ну разве так можно? Куда ты пропала? Я жутко волновался. Зачем же ты убежала? Такой ураган тогда приключился. Рядом с домом случился пожар! И упал дуб, помнишь, тот старый, перед фонтаном, и повредил крышу. Столько денег на ремонт потратил.

Я заёрзала в объятиях, но Бартал не отпускал.

– Как… – Голос подвёл, и я осеклась. – Как ты меня нашёл?

Он немного отстранился, заглянул мне в лицо и снисходительно улыбнулся.

– На конверте штамп с адресом почтового отделения. Я приехал по этому адресу, прошёлся немного и обнаружил, что кафе, которое ты указала в письме, оказывается, рядом. Оставалось только порасспрашивать лавочников и хозяев домов, не появилась ли здесь недавно хорошенькая рыжая девушка. Глупышка моя, – он легонько щёлкнул меня по носу, – я всегда тебя найду. Где же ты пропадала? – засюсюкал он. – Я места себе не находил! Так нельзя, сокровище моё.

Я, наконец, вывернулась из его рук, глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

– Не твоё.

– Что? – растерянно переспросил Барт.

– Сокровище. Но не твоё.

– Вот, значит, как... Ты не шутила в письме?

Я отступила от Бартала, повернулась спиной. Смотреть на него было невыносимо. «Он всё такой же. Только немного осунулся, и глаза запали. Правда так сильно переживал?»

Я замотала головой. «Это ничего не меняет! Совершенно, абсолютно, ни капельки не меняет!»

– Какие могут быть шутки? Мы должны развестись. Вот бумаги. – Я кивнула на документы на краю стола. – Идём искать законоведа, в его присутствии подпишем.

Бартал, медленно расстёгивая ворот рубашки, стал приближаться хищной неспешной походкой. Моё тело, помня жар его объятий, предательски задрожало. Я на мгновение испугалась, что Барт снова полезет обниматься, но он прошёл мимо, лениво провёл пальцами по моей спине. Я непроизвольно выгнулась. Бартал усмехнулся, сел на кровать, откинулся и сложил руки на груди.

– Никуда я, дорогая моя, не пойду.

Сердце бешено заколотилось. «Да что он себе позволяет?!» Я не знала, что делать, попыталась скрыть неуверенность за грубостью.

– Придётся, подлец! Как можно было жениться, уверять в своей любви и всегда помнить, что всё не по-настоящему? После того, что ты сделал, ты для меня умер, исчез, растворился. Я не смогу быть с тобой никогда. Никогда, слышишь?!

Бартал молниеносно подался вперёд, перехватил мою руку и потянул на себя. Я взвизгнула, потеряла равновесие. Барт ловко поймал меня, повалил на кровать и навалился сверху, прижимаясь всем телом.

Он улыбался. Его глаза были прямо напротив моих, так близко, так маняще. Я почувствовала, как проваливаюсь в воспоминания при виде этих глаз. Хотела отвернуться, отвести взгляд и не могла. Барт бережно прикоснулся к моей щеке, и по телу побежали тысячи мурашек. Он медленно наклонился, мягко коснулся моих губ.

И тут я очнулась. «Нельзя, нельзя, нельзя ему поддаваться!» Я отвернулась, сжала губы. Бартал уткнулся лбом в мой висок и зашептал на самое ухо:

– Я так хотел, чтобы твоя магия развилась. Я столько сделал для этого. Разве нет? Тогда был бы шанс… Мы поженились, потому что я влюбился в тебя. Я совсем не думал о документах. Вспомнил, только когда подвернулась Лорика. Я долго думал, как быть, понимал, что если сразу всё расскажу, то ты не согласишься. Хотел позже. Когда уже были бы видны плюсы моего брака с Лорикой. – Дыхание Бартала стало хриплым. Его пальцы скользили по моему телу, забирались под одежду. – Послушай, чаровница моя. Я знаю, как тебе больно. Я не хотел, чтобы ты узнала всё так. Хотел это сделать деликатнее. Прошу, потерпи. Пройдёт время, и я смогу развестись. Мы снова поженимся. Обещаю!

Я нервно, отчаянно рассмеялась. Наваждение прошло.

– То есть ту жену отправишь на свалку, когда добьёшься чего хочешь?! Женщины для тебя вообще значения не имеют?

– Для меня важна только одна женщина – ты.

– Если бы это было так, ты бы не поступил так мерзко. Отпусти меня. Отпусти, или я закричу.

Я забилась, пытаясь вырваться. Бартал с усмешкой освободил меня. Я вскочила, неловко убежала в другой угол. Тело вдруг стало грузным, непослушным. Перед глазами мелькали тёмные пятна. Бартал неторопливо встал, поправил одежду.

– Перед тобой я виноват. Но и не виноват! – вдруг поднял он голос. Бартал огладил волосы, резко рассмеялся. – Надо было мне сразу жениться не по любви, а по расчёту, как все советовали. Но я же выбрал тебя. Почему ты не ценишь? Я не хотел причинять тебе боль. Ты должна была узнать всё совсем не так. Но ты приехала раньше, чем я ожидал.

– Можешь не оправдываться. И душу ты свою не отмоешь. Не проходило ещё и дня, чтоб я не мучилась от мыслей о прошлом. Но когда-нибудь я перестану вспоминать и снова стану счастливой. Без тебя.

Я подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

– Да что ты будешь делать без меня? Как жить? – Он открыл шкаф и окинул взглядом его содержимое. – У тебя даже приличной одежды нет. Как ты на люди покажешься? Или в платье для поездок будешь и прогуливаться, и дела решать, и в гости ходить? Не смеши и не позорься! – Его ноздри раздувались, а карие глаза стали почти чёрными от злости. – Я же купил тебе дом. Не где-нибудь, а в городе. В столице Мизы! Не в центре, конечно, но ты же знаешь цены. Почему ты не ценишь, что я для нас делаю?

Я вспылила, крутанулась на пятках, сжав кулаки.

– Нет больше никаких «нас». Есть я и всё. Остальное меня не касается. Иди домой, там командуй.

– Смотри. – Из внутреннего кармана Бартал достал большой ключ на золотистом шнурке. – Это ключ от того дома, нашего нового дома. Там все твои вещи: одежда, подарки, любимые книги, даже та розовая подушка и статуэтка танцовщицы, которые ты так обожаешь. Ты всё можешь вернуть.

Я закусила губу.

«Там же мои вещи. Ведь они мои! Никому не будет хуже, если я их заберу».

Я неуверенно протянула руку к ключу.

Глаза Барта заблестели, и он мимолётно улыбнулся.

Моя ладонь остановилась на полпути. «А может, не стоит?»