Текст книги "Мститель (СИ)"

Автор книги: Карина Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Только нечеловеческими усилиями мне удаётся сдержать восторженный вопль и не запрыгать от радости прямо посреди коридора. О моём желании стать независимой знали все члены семьи, но возможность трудоустроиться никак не представлялась: то работа находилась в области, то рабочее время приходилось на ночь, а подрабатывать официанткой родители мне категорически запретили.

Четыре пары пролетели как в тумане – то за мыслями о Егоре, то о работе – и мне очень хотелось верить, что в моей жизни наконец-то наступила светлая полоса. Как я ни гнала от себя подобные мысли, в голове всё равно мелькали картинки нашей с Егором свадьбы. Это было чересчур наивно и по-детски – полагать, что он когда-либо будет питать ко мне такие высокие чувства, потому что Марина поделилась со мной и информацией о его репутации, но девичья душа настолько мечтательная по своей натуре, что в итоге к концу учебного дня я уже видела нас в окружении внуков.

После пар я сломя голову неслась на парковку, не замечая ничего и никого вокруг, а на губах играла донельзя дурацкая улыбка, которую никак не получалось согнать. А когда врезалась в стену, которая оказалась тем, кто весь день не покидал моих мыслей, чуть не упала, но сильные руки надёжно поддержали.

– Хорошее настроение? – игриво спросил Егор, и у меня от его соблазнительной улыбки начал тормозить мыслительный процесс.

– Угу, – только и смогла промычать я.

Не знаю, чем бы закончились наши гляделки, если бы из омута колдовских глаз Егора меня не вытащил звук сообщения.

«Где тебя носит?» – Даже по буквам я видела, как сестра пышет нетерпением.

«Уже еду», – быстро набираю в ответ, выворачиваясь из рук Корсакова.

Делаю пару шагов и застываю на месте; моё хорошее настроение дарит крылья за спиной, и я решаюсь сделать то, чего никогда не позволила бы себе при других обстоятельствах – резко разворачиваюсь, подхожу к Егору и оставляю на его губах короткий, но чувственный поцелуй. Отрываюсь, не переставая улыбаться ошарашенному парню, и вприпрыжку мчусь к своей машине – ну а что, не всё ж ему можно делать такое.

На весь салон поёт «Lana Del Rey – Summertime Sadness», и меня эта песня заряжает ещё большим позитивом, если такое возможно.

Сегодня мои ноги едва касаются земли – настолько окрылённой я себя чувствую; Яна встречает меня чуть ли не в подъезде, слегка подпрыгивая от нетерпения, как будто это её, а не меня устраивают на первую в жизни работу.

– Ну, что за работа? – вместо приветствия прямо с порога спрашиваю я.

Родители переглядываются и усмехаются.

– Ты помнишь моего друга по армии, Демьяна Стрельцова? – спрашивает отец, и я киваю. – Он сейчас работает начальником миграционной службы; в одном из отделов освободилось место, не хочешь попробовать?

Мои брови удивлённо взлетают вверх: последний раз мы с дядей Димой, как я его называла, виделись, когда мне было четыре – они с отцом и парочкой товарищей по роте встречались у нас дома. Тот вечер я запомнила смутно, кроме одного момента: дядя Дима возился со мной, пока товарищи выпивали и вспоминали былые деньки. Помнится, Яна тогда была у бабушки – она очень болела, а родители не могли присматривать за ней.

– И чья это была идея? – всё так же удивлённо спрашиваю.

– Его, – коротко отвечает отец.

– Вот это да… Не думала, что по прошествии стольких лет он обо мне помнит.

Отец бросает странный взгляд на мать.

– Мы сегодня утром столкнулись возле налоговой; разговорились, и твоя мать пожаловалась, что тебе очень трудно найти работу, вот Демьян и предложил.

Мне всё равно малопонятно, почему его так заботит моя судьба, но отказываться от такой возможности не стала.

Отец даёт мне адрес, потому что, хоть мне и двадцать два, я до сих пор плохо знаю родной город.

Короче, «2gis» мне в помощь.

Я доезжаю до нужной организации за полчаса, здороваюсь с охранником, уточняю направление и поднимаюсь на второй этаж. Торможу перед железной дверью с кодовым замком и среди всех кнопочек нахожу ту, под которой приклеена надпись «Стрельцов». Нажимаю чуть дрожащим пальцем; буквально тут же слышу характерный писк и попадаю в ещё один коридор в форме буквы «Г» с четырьмя дверьми.

Та, что нужна мне, находится за поворотом у самого окна. Прокашливаюсь и неуверенно стучусь.

– Войдите, – слышу уверенный голос.

В кабинете застаю сразу двух человек, один из которых точно дядя Дима, или Демьян Тимофеевич Стрельцов, как гласила табличка возле двери, а второй – расфуфыренная донельзя брюнетка, которая чуть ли не ложится поперёк его стола, светя итак чересчур откровенным декольте. Впрочем, краем сознания отмечаю, что Стрельцов оставляет без внимания все её попытки соблазнения.

– Присядьте пока, – бросает на меня мимолётный взгляд и кивает в сторону стула в противоположном углу.

От прохлады тона его голоса меня бросает в дрожь, и почему-то начинаю сомневаться, что он захочет взять меня в свой штат.

Может, папа что-то напутал?

Вот мужчина подписывает какие-то документы, и брюнетка с явной неохотой отстраняется от него. Она почти доходит до двери походкой от бедра, когда он окликает её.

– Виктория Владимировна. – Девушка радостно оборачивается, но слышит совсем не то, на что надеялась. – Я понимаю, что вы – привлекательная молодая женщина, но если вы позволите себе ещё хоть раз появиться в управлении в таком виде, я попрошу вас написать заявление по собственному. Это понятно?

С лица девушки сходят все краски, потому что хоть Стрельцов и говорил спокойно, от его интонации хотелось бежать без оглядки и зарыться где-нибудь поглубже. Поэтому девушка надрывно кивает и поспешно скрывается за дверью. Вдохнув поглубже, перевожу взгляд на мужчину, который устало потирает глаза; в этот момент мне почему-то становится его жаль.

– Демьян Тимофеевич, если я не вовремя, я могу заглянуть попозже, – робко нарушаю тишину.

Словно вспомнив, что в кабинете он не один, Стрельцов вскидывает голову, и его лицо озаряет… улыбка.

– Нет, Олечка, ты приехала как нельзя кстати, – весело отвечает он. От неожиданной перемены его настроения мои брови удивлённо ползут вверх. – И какой я тебе Демьян Тимофеевич? Помнится, раньше ты звала меня дядей Димой.

Открываю рот и тут же захлопываю его обратно, забыв, что хотела сказать – до меня только сейчас доходит, что холоден он со мной был только из-за «свидетеля».

– Разве так можно? – вспоминаю наконец, как владеть языком.

Мужчина усмехается и бодро вскакивает на ноги; пока он закатывает рукава рубашки, я получаю возможность хорошенько его рассмотреть. Несмотря на то, что они с отцом были ровесниками, дядя Дима выглядел не старше тридцати пяти, хотя на самом деле был на целую десятку старше – даже одежда не могла скрыть его мускулистое тело, которое явно не понаслышке было знакомо с тренажёрным залом. И редкая седина на его густых тёмных волосах ни капельки не портила внешности; наоборот, я прекрасно понимала брюнетку, которая их кожи вон лезла, стараясь привлечь его внимание. Тёмно-синие глаза гипнотизировали, приглашая окунуться в них с головой без спасательного круга, а ямочки на щеках, когда он улыбался, притягивали взгляд и в буквальном смысле слова сводили с ума.

А когда он закатал рукава, и моему взору предстали сильные мужские руки, покрытые сеткой вен, я была близка к тому, чтобы потерять сознание, потому что такие мужские руки – мой фетиш.

– Я качал тебя на руках, хотя ты вряд ли это помнишь, так что очень даже можно, и на «ты» – к папе же ты не обращаешься по имени-отчеству? Это при подчинённых надо соблюдать правила приличия, а сейчас тут кроме нас нет никого.

Вот это-то и волновало меня больше всего. Я словно видела двух разных человек, учитывая, как Демьян разговаривал с брюнеткой и как сейчас разговаривает со мной, хотя я мало чем отличаюсь от той несчастной девушки.

Разве что на стол не ложусь.

– Вам очень подходит это имя, – ляпаю, не подумав, и зажимаю рот рукой.

Но дядя Дима лишь ещё шире улыбается, и я замечаю лучики морщинок, разбегающихся от уголков его глаз, которые смягчают и так достаточно тёплый взгляд.

– И почему же?

Боже, ну кто меня за язык тянул? Что он теперь обо мне подумает?

– Ммм… Потому что оно означает «покоряющий», – вновь ляпаю и сдерживаю жгучее желание застонать от неумения держать язык за зубами.

Улыбка мужчины становится какой-то… завораживающей, что ли.

– Так я покоряю, значит… – задумчиво произносит он.

Господи, Озарковская, куда тебя несёт?!

– Ну, в смысле, как руководитель, – пытаюсь оправдаться и смотреть на него только как на друга отца.

Но дядя Дима совершенно не хочет облегчать мне задачу – подходит ближе, заставляя меня чувствовать себя лилипутом; протягивает руку, которую я принимаю на автомате, и тянет вверх.

– А ты выросла, Оля, – уже без тени насмешки произносит он.

Слишком близко. Его лицо слишком близко, чтобы я могла спокойно на него реагировать. По ощущениям очень напоминало то, что я чувствовала рядом с Егором – разве что чуточку слабее.

Я попыталась выбросить все эти мысли из головы – дядя Дима мне в отцы годится, а я смотрю на него, как обычно смотрят влюблённые семнадцатилетние дурочки, разве что слюни не пускаю.

М-да, Оля, очень по-взрослому…

– Папа сказал, у вас есть для меня работа, – на удивление спокойно произношу, хотя внутри полный раздрай.

Демьян вздыхает и выпускает мою ладонь, одновременно отстраняясь настолько, чтобы наваждение схлынуло с меня, позволяя нормально соображать.

– Всё верно, – твёрдо кивает он. – В отделе по гражданству одна из сотрудниц уходит в декрет, и нам нужен кто-то на её место. Если тебя устраивает такой расклад, то я отведу тебя к начальнику отдела.

Машинально прикидываю, что эта работа всего на три года, но для начала было бы неплохо, поэтому уверенно киваю.

Идти рядом с Демьяном – надо признать, что он уже давно перестал быть дядей Димой – было слегка неловко, по крайней мере, для меня. Вот в его движениях не было ни капли скованности, лишь хищная грация; весь путь до нужного отдела я ловила плотоядные взгляды, адресованные Демьяну, и недоумённые – для меня. Но меня это ни капли не задевало: я ведь не собиралась становиться в очередь и сражаться за его внимание.

В отделе по гражданству наше появление производит настоящий фурор: я уже сообразила, что все незамужние – да и замужние тоже – дамы в возрасте от восемнадцати и выше были не прочь стать Демьяну ближе даже на одну ночь, но вот он совершенно спокойно реагировал на такое проявление эмоций. А тут вдруг появляется на глаза в компании какой-то неказистой девчонки, которая, по-видимому, не понимает, какое счастье ей выпало – в общем, такого количества завистливых взглядов я не получала никогда.

– Валерий Борисович, принимайте новую сотрудницу, – воодушевлённо произносит Демьян, как только мы оказываемся в просторном кабинете, где сидят пять моих будущих коллег, и все они… женщины. Между прочим, прожигающие меня неоднозначными взглядами. – Это Ольга, она заменит вашу Наталью.

С губ срывается облегчённый вздох, когда я понимаю, что моим непосредственным начальником будет мужчина. Уж не знаю, почему, но с ними мне всегда общаться много легче.

Валерий Борисович окидывает меня проницательным взглядом, от которого мне становится не по себе, и кивает.

Демьян едва заметно склоняет ко мне голову.

– Зайди ко мне, как освободишься, – еле слышу тихий шёпот.

Также незаметно киваю в ответ, и Демьян оставляет меня один на один с незнакомыми пока мне людьми.

– Ну что, Наталья, – обращается Валерий Борисович к миниатюрной девушке с карамельными волосами в дальнем углу кабинета, одетой в тёмно-зелёное платье. Очевидно, это вместо неё меня берут на должность, учитывая, что живот ей разве что на нос не лезет. – Обучайте свою преемницу всему, что должно.

Голос у моего будущего начальника был слегка суховат и строг, но этот человек всё равно вызывает во мне симпатию – внутреннее чутьё, не иначе.

Наталья смотрит на меня вполне миролюбиво – сразу видно, что к Демьяну она относится совершенно спокойно – и ближайшие несколько часов я трачу на то, чтобы записывать свои обязанности в ежедневник. Их оказывается не так уж много, но от такого количества информации всё равно пухнет голова, и единственное, что я из всего этого потока понимаю – у меня две недели, чтобы научиться тому, что умеет Наташа.

Освобождаюсь я ближе к шести вечера, когда в управлении подходит к концу рабочий день, успев познакомиться со всем коллективом; в итоге из всего отдела мне понравились только двое, не считая самого начальника – Наташа, которая собирается уходить, и Валерия, которая была просто ангелом в свои тридцать два – по-другому её назвать было просто нельзя.

Вставляю наушники, в которых раздаётся песня «Radio Killer – Sunwaves», и уже у самого выхода вспоминаю, что Демьян просил меня зайти. Вздыхаю и лениво плетусь наверх, хотя больше всего мне хочется просто растянуться на полу и полежать в тишине.

Демьян как будто ждёт меня: магнитная дверь открывается практически сразу после нажатия кнопки, а дверь его кабинета и вовсе распахнута настежь.

– Посиди пока на диванчике, – улыбается он, пока я вытаскиваю наушники. – Я подпишу парочку документов и отвезу тебя домой.

Сейчас передо мной вновь другой человек – с печатью вселенской усталости на лице, но не теряющий хорошего настроения.

– Да вы что, я сама доберусь, не нужно делать ради меня крюк!

Я вовсе не поэтому отказываюсь от такого предложения: на самом деле я просто боюсь сделать что-нибудь неадекватное в его присутствии.

Демьян хмурится и тормозит рядом со мной.

Снова слишком близко.

– На улице уже темно, – не терпящим возражений тоном произносит он. – Не хочу, чтобы ты ехала через весь город одна. И, кажется, мы уже договорились, что ты обращается ко мне не на «вы».

Смысла спорить не вижу; благодарно киваю и буквально падаю на мягкий кожаный диванчик; вроде не работала физически, а всё равно чувствую себя выжатым лимоном.

Демьян мельтешит туда-сюда по кабинету, а я, лицезрея его передвижения в течение десяти минут, укладываю голову на подлокотник. Прикрываю глаза всего на минутку… и не замечаю, как засыпаю.

Мне снится сон, такой дивный: кто-то надёжный и сильный берёт меня на руки, убаюкивающе шепча что-то на ухо, и я обнимаю своего рыцаря за плечи – почему-то хочется думать, что это Егор – и прижимаюсь щекой к тёплому плечу. Чувствую его губы на своём виске, и с моих губ самовольно срывается протяжный вздох. Следующее, что помню – меня куда-то сажают и вновь целуют – на этот раз невесомо касаются губами лба.

Не хочу просыпаться. Здесь так легко и спокойно…

– Проснись, красавица, – слышу чей-то мягкий голос и удивлённо распахиваю глаза.

Мы с Демьяном сидим в машине во дворе моего дома; машина работает на холостом ходу, а я непонимающе осматриваюсь вокруг.

– Я что, заснула?

– Не страшно, – улыбается Демьян, а моё сердце странно сбивается с ритма. – Наверно, для одного дня тебе было многовато впечатлений.

Его слова воспринимаю лишь побочно, потому что… Это он нёс меня на руках и целовал, пусть и весьма целомудренно?

Пока я пытаюсь разобраться в происходящем, Демьян берёт мою руку в свою и целует тыльную сторону ладони, отчего мои щёки покрываются густым слоем румянца, а сердце колотится как сумасшедшее.

Боже, да что со мной сегодня такое?

– До завтра, колокольчик, – тихо произносит он, и его голос странно проникает мне прямо под кожу.

– До завтра, Демьян, – зачем-то называю его по имени и выскакиваю на улицу.

Свежий воздух моментально приводит меня в чувство, и я наконец могу выдохнуть. Взгляд мужчины я чувствую на своей спине до тех пор, пока не дохожу до подъезда и не скрываюсь внутри дома. Меня одолевают противоречивые эмоции, и я ловлю себя на мысли, что очень хочу увидеть Егора, чтобы убедиться, что меня не тянет к Демьяну в ЭТОМ САМОМ смысле.

От накатывающего временами волнения я полночи провела как в бреду, то просыпаясь, то засыпая снова. Меня почему-то странно тянуло к Егору – аж руки тряслись мелкой дрожью, хотя раньше я подобного за собой не замечала.

Утро тоже выходит сумбурным – после сна, хоть и местами беспокойного, я решила, что вчерашние поцелуи Демьяна мне попросту померещились. Задумываться о том, что он смотрит на меня не только как на дочь друга, пугала, но ещё больше меня пугало то, что тело недвусмысленно отзывалось на его прикосновения и знаки внимания. Если так пойдёт и дальше, наше пребывание наедине придётся сократить до нуля.

Паркуюсь на территории универа, в то время как мои глаза автоматически стали выискивать в толпе студентов знакомую спину, но парня нигде не видно.

Где его носит, когда он так нужен?

К концу дня мне начинает казаться, что Егор просто издевается надо мной: если раньше он делал всё, чтобы я каждый раз натыкалась на него, то теперь он либо делал вид, что не замечает меня, либо вовсе не попадался на глаза.

Что за двойную игру ты ведёшь, Корсаков? Если таким образом ты стараешься подогреть мой интерес к тебе, то у тебя ничего не выйдет.

4. Егор

– Ты ведёшь себя как придурок, – в который раз бурчит Костян. – Либо мсти уже и успокаивайся, либо молчи вообще, потому что ты уже затрахал со своим нытьём!

Я открыл было рот возразить, что не ною, и тут же захлопнул его.

Чёрт, ещё как ною и скулю!

Как побитый пёс…

Поначалу мне показалось, что месть будет сродни прогулке по парку – приятной, быстрой и лёгкой, но, как и все самоуверенные идиоты, просчитался: мстить Оле оказалось так же просто, как если бы Отелло вздумал изображать влюблённого Ромео перед Дездемоной, которую больше всего на свете хотелось задушить.

– О нет, убери это со своего лица! – простонал Макс.

Я непонимающе нахмурился.

– Что именно?

– Вот это выражение, когда двигатель перегрелся, – хмурится он. – А то у тебя сейчас где-то рванёт.

– Тебе легко возмущаться – сам-то ты себе нормальную девчонку отхватил! – огрызаюсь в ответ.

В самом деле, чего он от меня хочет!

– Я был на твоём месте, когда смотрел на Кира с Ксюхой, – неохотно признаётся друг.

От услышанного Романов чуть не подавился пивом.

– Не понял, – ошалело выдаёт он. – Ты чё, Соколовский, завидовал, что ли?

– Да, чёрт тебя дери! – взрывается Макс, явно не привыкший признаваться в подобного рода вещах. – Ты же знаешь, как меня выворачивало наизнанку и всё такое при виде вашей парочки.

– И всё это было для отвода глаз, – хмыкает Кир. – Готов поспорить, что любому из вас сейчас хотелось бы приехать домой, где вас ждёт девушка, для которой вы стали светом в окне.

Кирилл произнёс именно то, что крутилось в моей голове последние две недели: не скажу, что я побежал бы в ЗАГС, едва встретив ту самую, но в свою пещеру утащил бы её однозначно.

Равнодушно обвожу глазами помещение боулинг-клуба, в котором мы сидим уже пару часов, но разговор по душам никак не клеился; да и сложно было изливать душу, когда двое из четверых слушателей с сопливыми ухмылками на лицах переписывались со своими вторыми половинками, а Лёха – последний, к кому надо обращаться за советом в сердечных делах.

Так что я всем корпусом поворачиваюсь к Костяну.

– Как ты понял, что Полина – та самая? – задаю вопрос в лоб. – Ведь ты поэтому от неё никак отвалить не можешь?

Костян едва уловимо хмурится, потому что в нашей компашке хоть и нет секретов, делиться своими чувствами, словно в клубе анонимных мажоров, никто из нас не любил.

– Не знаю, как тебе объяснить, – устало потирает глаза Матвеев. – Разговоры про то, что на ней свет клином сошёлся, довольно правдоподобно описывают происходящее, но всё же недостаточно точно передают… ощущения. Мозги клинит на второй половине так, что ты уже с трудом вспоминаешь свою жизнь до неё; не представляешь, как вообще спокойно дышал раньше, когда её не было рядом. Вот даже сейчас – я вроде с вами, а голова где угодно, но точно не здесь.

Я окинул друга внимательным взглядом.

Не врёт, это очевидно. Страдает, что в разы уменьшает моё желание обзавестись миссис Корсаковой, но у Костяна ведь трагедия, так что это можно не брать в расчёт.

И почему в этой грёбаной жизни всё так сложно? Есть два человека, которые предназначены друг другу судьбой, но эта самая судьба делает всё, что в её силах, чтобы вас двоих раскидало в разные стороны, а после ещё и подкинет всякой херни, чтобы квест по вашему слиянию был умопомрачительно непреодолимым. Самое смешное, что люди в конечном итоге выдерживают всё это дерьмо и остаются вместе; так зачем вселенной всё усложнять, если итог и так известен? Закалить или проверить чувства? Так они либо с самого начала есть, либо их и не было – третьего не дано. В то, что помехи и проблемы в отношения рождают любовь, я не верил – когда твоя задница начинает дымиться, большинство девушек предпочтёт найти кого-то «понадёжнее», чем проходить с тобой через топкое болото. Оставшиеся девушки пройдут с тобой огонь и воду, и в таком случае мы вновь возвращаемся к вопросу – зачем нужны испытания?

Короче, вопрос на миллион.

Поворачиваю голову в сторону Лёхи и ловлю его оскорблённый вид.

– А чего это ты только с Матвеевым этот вопрос обсуждаешь? Он что, степень магистра в любви получил?

И пыхтит при этом как ёж.

Закатываю глаза к потолку.

Детский сад, да и только.

– Костины познания в любви слабоваты, а твои не существуют, так что вывод очевиден, – с самой невозмутимой физиономией роняю в ответ.

Макс склоняет голову, пряча ухмылку; Костян отворачивается по этой же причине; а вот Романов сориентироваться не успел, и глоток пива, который он сделал, вылетает их него как вода из пульверизатора.

Это при том, что Лёха сидел в аккурат напротив него, и теперь с ещё более недовольно физиономией оттирался от мелких брызг, достигших его лица, толстовки и джинсов

Даже то, что я почти до крови закусил губы, не помогло сдержать истерический ржачь от вида Шастинского, который с повышенным рвением вытирал своё лицо. А ещё через пару минут он с раскрасневшейся рожей и сам присоединился к этому дичайшему аккомпанементу нереальных звуков, которые вырывались из нас ежесекундно.

Нервное, наверно.

Как только первый залп затих, в мысли вновь вклинилось Олино лицо. Всё бы ничего, если бы не предательское тело, которое реагировало на девушку чересчур активно: ему было плевать, что я обнимал или целовал её вовсе не за тем, чтобы сделать своей девушкой или – упаси Боже! – женой. Это была основная причина, по которой моя месть «слегка» усложнялась.

Второй, но не менее важной была сама девушка, как ни странно, точнее, её внешность. Я солгу сам себе, если буду отрицать очевидный факт – она действительно красива; и это не та холодная красота, которую подсовывают нам СМИ. Не знаю, как это объяснить, но её красота была какой-то… живой, что ли. Настоящей. Естественной. Мягкой. Ей не нужна была косметика, чтобы выглядеть лучше, чем она есть, потому что лучше уже просто нереально. И если тягу в физическом плане ещё можно было спихнуть на уровень тестостеронов – я ведь здоровый парень, в конце концов – то вторую причину так просто со счетов не списать.

В общем, если бы я не знал, что Оля на самом деле собой представляет, я бы поклялся, что она – та самая.

– Может свалим уже отсюда к едрени-фени? – подал недовольный голос Кир. – Посидим у меня?

К Романову тут же метнулось четыре пары подозрительно прищурившихся глаз.

– Чтоб ты поближе к своей ненаглядной был? – делает очевидное предположение Лёха. – Ну уж нет, давайте лучше ко мне.

Костян качает головой.

– Я ещё не забыл, как ты зажал мне бутылку коньяка.

– Это была коллекционная бутылка отца! – яростно возражает Шастинский. – Он бы потом всю нашу братию в щепки разнёс, так что благодари меня за то, что спас твою шкуру от гильотины.

Мы с Костяном не сговариваясь закатываем глаза.

Вырастет когда-нибудь этот великовозрастный ребёнок?

Мы ещё пару минут спорили, к кому поехать, и в итоге всё равно поехали к Романову – там нам собираться было как-то привычнее. Парни веселились от души – впервые за долгое время – а у меня расслабиться не получалось, потому что внутри была такая горечь, что в пору на стену лезть. Парни как будто чувствовали моё состояние и даже в разговорах участвовать не заставляли – делали вид, что так всё и должно быть.

И Костян был прав – надо быстрее разбираться с этой местью и двигаться дальше.

Спать расходимся примерно после полуночи; Костян, как выпивший больше всех, остаётся ночевать здесь же, в бильярдной, потому что шевелиться и переходить в комнату наотрез оказался. Кир ушёл к себе, а Макс облюбовал диванчик прямо в коридоре – писал на ходу сообщение Нине и просто не дошёл дальше – ходить и думать одновременно ему абсолютно противопоказано. В общем, мы так и оставили его там; я и Лёха брезгливо поморщились, проходя мимо комнаты Никиты, и поднялись на второй этаж. Двери двух гостевых спален, которые временно станут нашими, расположились рядом друг с другом; послав мне воздушный поцелуй, Лёха скрылся за той, что была ближе к лестнице.

Вот же пьяная морда.

Я, прежде чем завалиться на кровать, откопал в себе силы принять душ и вырубился без задних ног, даже не коснувшись головой подушки.

Алкогольным похмельем я, к счастью, не страдал, но это не значит, что в каждое такое пробуждение я слышу песни соловья и встаю с радужным настроением. В голове было совершенно пусто и легко, как будто вместе с мыслями откачали ещё и мозги, а во рту… Скажем так, пустыня Сахара скукожилась бы от зависти.

Собираюсь перевернуться на бок, когда чувствую на своей пояснице чью-то руку. В голове моментально взрывается рой воспоминаний, в которых я интенсивно копаюсь и пытаюсь вспомнить, где мог успеть подцепить девчонку, но ничего такого на ум не приходит.

Впрочем, когда «девчонка» что-то сонно бубнит себе под нос Лёхиным голосом, я просто зверею.

– Шастинский, твою мать! – ору я, одновременно поворачивая голову в его сторону.

Лёха резко распахивает глаза; его непонимающий взгляд сначала устремляется на меня, потом – на его руку, которая всё ещё лежала в опасной близости от моей филейной части. Лёха издаёт истошный вопль – кажется, даже крестится – и пятится от меня до тех пор, пока кровать не кончается, и этот гений не шмякается задницей на паркетный пол. Уже оттуда слышу его ругательства и недовольное шипение, а сам не могу сдержать ржача, хотя в первую очередь стоит разворотить физиономию друга.

– Ты какого хрена делал в моей постели? – Ржачь по-прежнему меня душит, так что задать вопрос серьёзным и грозным тоном не получается. – На мальчиков потянуло?

Шастинский смотрит на меня как на НЛО и, кажется, сам не вдупляет, как очутился не в своей комнате, и всё так же не может вспомнить, как включается язык.

– Чёрт, а ведь ты мне вчера перед сном воздушный поцелуй отправил… – издеваюсь над ним. – Нет, я конечно секси, но братан, давай проясним сразу: мы с тобой не будем вместе. Надо было двери на ночь закрыть.

Лёху, кажись, отпускает, потому что по комнате проносится его дикий хохот – аж тройной стеклопакет ходуном ходит.

– Кажется, я спускался ночью за минералкой – наверно, дверь перепутал, – выдыхает он, когда вновь может говорить. – А ты не мог мне дать от ворот поворот ночью, когда я только к тебе притащился, что ли?! Теперь я чувствую себя педиком!

И Лёха снова смеётся.

– Ты свалил бы отсюда по добру, по здорову, пока кто-нибудь не застукал нас тут, – фыркаю в ответ. – А то потом докажи, что ты не верблюд.

Друг поднимается на ноги.

– Зато теперь я точно знаю, что я натурал, – ухмыляется он. – Не то что бы я собирался это проверять…

– О, ради святых моих глаз, просто проваливай уже!

Швыряю в него подушкой, от которой этот придурок уворачивается; плавной походкой от бедра – на всякий случай мозг отмечает, что на друге надеты спортивные штаны – Лёха дефилирует к двери, и я закатываю глаза.

– Поди прочь, ошибка системы, – ворчу ему в спину.

Шастинский фыркает и наконец-то оставляет меня в одиночестве.

Утыкаюсь лицом в подушку, но сон после такого представления отбивает наглухо, и я с недовольным стоном просыпаюсь окончательно. Надеюсь, никто не видел, как Лёха выходит из моей комнаты, а то всё это выглядит как-то неоднозначно.

На кухне за столом уже сидят все парни, и своими помятыми рожами напоминают мне шайку бандитов, побитых жизнью.

– Вот как тебе удаётся выглядеть по-человечески после бухла? – глухо ворчит Макс.

Улыбаюсь во всю ширь, и Соколовский с фырканьем отворачивается.

– Так бы и подправил твою счастливую физиономию, – бубнит Костян. – Разве что фонариком не светится…

Перевожу взгляд на Кирилла, замечаю на его футболке несколько клякс от кетчупа и не могу удержаться от стёба.

– Это что, кровь? – спрашиваю, затолкав в рот сразу три оладушки.

Аппетит сегодня просто зверствует.

– Порезался, когда брился, – поддерживает мою шутку Романов: его рожу можно смело использовать вместо щётки.

– Чем? – угараю я. – Газонокосилкой?

Пару минут мы тупо перебрёхиваемся и ржём, а после собираемся на учёбу. Внутри просыпается воодушевление, потому что теперь, когда в голове план мести разложился по полочкам, я не мог думать ни о чём другом, кроме того, что скоро кое-кто получит то, что заслужил.

И это точно буду не я.

Перед универом заскакиваю домой, чтобы принять душ и подготовиться к первому шагу: если девчонка ещё не думает обо мне сутки напролёт, то сегодня я это с садистским удовольствием исправлю. Тёмные джинсы, чёрный свитер крупной вязки и кожаные ботинки создали образ серьёзного человека – как раз то, что нужно, чтобы впечатлить особо сентиментальных: судя по тому, что я видел, Оля именно такая. Чёрное пальто до колен добавляло солидности к основному образу; единственное, что сюда никак не вязалось – пирсинг, который я из совершенно непонятных мне соображений решил оставить. Ухо уже не горело огнём, но приятных ощущений всё равно было мало. Самое смешное в том, что мне до сих пор удалось оставить втайне от парней и пирсинг, и байк – до сегодняшнего дня серебряное колечко в ухе надёжно скрывали капюшоны толстовок, а мотик покоился под тентом в самом неприметном углу гаража – до лучших времён. Но на всякий случай резину я сменил на зимнюю – никогда не знаешь, какая шальная идея придёт в мою больную голову.

Ерошу пальцами ёжик волос на голове – из-за этой стрижки Соколовский и дал мне соответствующее прозвище лет десять назад, которое прочно за мной закрепилось. Я ощущал себя скорее пантерой, нежели ёжиком, но переубедить парней оказалось попросту невозможно, поэтому я бросил безрезультатные попытки. В конце концов, быть Ёжиком оказалось не так уж плохо.

Торможу возле цветочного магазина – если покорять Эверест, то при полной экипировке. Прохожу мимо роз и лилий разных цветов и оттенков и почему-то застываю напротив букета сиреневых тюльпанов; мысленно пририсовываю им острые ядовитые колючки – такой своеобразный портрет Оли получается в моей голове – и уверенно выбираю именно его.