Текст книги "Мститель (СИ)"
Автор книги: Карина Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Мститель – Карина Рейн
1. Оля
– Я так больше не могу! – с громким стуком опускаю на стол свою любимую жёлтую пузатую кружку.
От резкого звука вздрагивают все члены семьи, сидящие за столом.
– Что ты имеешь в виду, колокольчик? – нахмурившись, спрашивает папа и откладывает в сторону газету.
Мама и сестра переводят на меня такие же непонимающие взгляды, и я тяжело вздыхаю.
– Ситуацию, в которой я оказалась, – поясняю. – Я про университет.
На этот раз тяжело вздыхает уже мама.
– Оля, мы ведь уже обсуждали это – у нас нет возможности перевести тебя в другой ВУЗ.
Да, я прекрасно знаю об этом: с тех пор, как у бабушки – маминой мамы – полгода назад случился инсульт, большая часть средств нашей семьи шла на её лекарства и лечение. Я ни в коем случае не считала, что бабушка «обойдётся» или «должна тянуть сама себя на свою мизерную пенсию». Наоборот, сама чуть ли не каждый день навещала её и помогала по дому, чем могла. Да я и не просила у родителей денег на перевод.
– Мне всего-то и надо ваше разрешение на то, что я попробую своими силами перевестись в другой университет, – в который раз уговариваю я. – Если не получится – останусь здесь, но вдруг получится?
Родители переглядываются, и я прекрасно знаю, о чём они сейчас думают: папе стоило больших усилий устроить меня в этот университет, куда без связей попасть было просто нереально. Лично я не видела смысла поступать именно сюда, но родителям или хотелось, чтобы я имела всё самое лучшее, или с моей помощью хотели самореализоваться, но об этом втором варианте я старалась не задумываться.
– Ты понимаешь, что тебе до выпуска осталось всего полгода? – устало спрашивает мама. – Неужели ты не можешь немного потерпеть?
– А ты понимаешь, что летнюю сессию и ГОСы я не сдам? – так же устало интересуюсь. – У меня уже и так куча хвостов, которые я закрыть не могу! Хотите «гордиться» дочерью, которую отчислили из института?
Последняя фраза действует как заклинание: родители вновь переглядываются – на этот раз нервно – и папа кивает.
– Хорошо, ребёнок, попробуй перевестись. Но тут мы тебе помочь не сможем – мои связи действуют только в этом учебном заведении.
Я облегчённо вздыхаю и перевожу взгляд на свою сестру, которая пытается скрыть победную улыбку.
Остаток вечера мы проводим в молчании, а после расходимся каждый к себе. Родители шушукаются в гостиной под громко работающий телевизор, и мне кажется, что мама пытается успокоить папу словами о том, что я приняла правильное решение. Закатываю глаза от их излишней драматичности и заворачиваю в свою комнату, в которой Яна развалилась на моей кровати.
– Я тебя поздравляю, колокольчик, – улыбается она, и я невольно улыбаюсь в ответ: сестра единственная знала о том, что я уже потихоньку начала зондировать почву на предмет перевода. – Когда начнёшь план-перевод?
– Завтра же и начну, – усмехаюсь в ответ. – Надо будет зайти на кафедру и узнать, что для этого надо.
– Ох, не завидую я тебе, сестрёнка, – вздыхает Яна. – Что-то мне подсказывает, что у тебя будут нешуточные проблемы с этим самым переводом.
Тяжело вздыхаю и склоняю голову. В этом она абсолютно права: вряд ли меня так просто отпустят, и вовсе не потому, что я особенная студентка. После того, как у меня начались проблемы с сыном ректора, вся моя жизнь покатилась по наклонной куда-то вниз и возвращаться на место явно не собиралась. Девочки университета завистливо вздыхали всякий раз, как об этом заходила речь, а я не видела в этом ничего крутого – когда тебе навязываются против твоего желания, это больше похоже на изощрённую пытку, чем на знаки внимания.
– Не знаю, что мне делать, – закрываю лицо ладонями.
На самом деле я уже так от этого всего устала, что впору было лезть в петлю, наплевав на всё остальное. Мне оставалось надеяться только на то, что в моё положение войдут преподаватели, которым эти вечные приказы «валить меня на всех зачётах и экзаменах» уже порядком надоели.
Яна поднимается с постели, подходит ко мне и крепко меня обнимает. В объятиях сестры мне сразу становится легче – наверно, потому, что все девять месяц в утробе матери мы в таком положении и пролежали – тесно прижавшись друг к другу.
– Я уверена, что всё будет хорошо, – искренне выдыхает она. – Мы никогда не получаем испытаний больше, чем можем выдержать, и если ты до сих пор на плаву, значит, ты сильная личность.
Её поддержка для меня – своеобразный спасательный круг, который поддерживает меня даже тогда, когда я об этом не прошу – просто потому, что Яна так тонко чувствует всё, что чувствую я, и наоборот. И я благодарна Богу за то, что я в семье – не единственный ребёнок.
Поболтав ещё пару минут ни о чём, Яна уходит к себе, а я вновь остаюсь один на один с собственными мыслями, которые вновь сворачивают не туда. Полночи я кручусь на подушке и не могу заснуть, и даже тот факт, что завтра будет чертовски трудный день, не действует на меня как снотворное.
Утром встаю не выспавшаяся от слова совсем, и собираюсь в универ, словно на эшафот, на целых полчаса дольше, чем обычно. Это не ускользает ни от внимания Яны, ни от зорких глаз родителей.
– Знаешь, колокольчик, мы тут посоветовались с мамой и решили, что поддержим тебя в твоём решении перевестись, – твёрдо говорит папа. – Ты – одна из моих любимых дочерей, и неважно, где ты будешь учиться. Главное, что у тебя всё будет в порядке, и ты будешь счастлива.
Я чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, и вместе с тем появляется ощущение, что я горы могу свернуть одной лишь силой мысли. Такая поддержка со стороны родителей дорогого стоит, так что из дома навстречу всем возможным трудностям я выхожу твёрдой походкой – сегодня я этим самым проблемам буду не по зубам.
– Не трусь, колокольчик, – улыбается Яна, когда мы садимся в мою «Hyundai i30 3DR». – Вот увидишь, всё будет хорошо.
Я выдыхаю в ответ на эту чересчур оптимистичную реплику, но в который раз радуюсь, что мы с сестрой учимся в одном университете. Правда, почему Влад выбрал своей жертвой именно меня, а не её, хотя мы похожи как две капли воды, мне было непонятно.
Украдкой бросаю взгляд на сестру и понимаю, что отличие всё же есть: она очень активная и уже встречается со звездой университетской футбольной команды, который за один только взгляд в её сторону вытрясет из тебя всю душу; и я – тихий, спокойный, не способный на авантюру ботаник. Иногда, глядя на сестру и её парня Андрея мне невольно становилось завидно: я тоже хотела, чтобы меня так защищали.
На парковке Яна сразу испаряется к своему любимому, предоставив меня самой себе, и в её отсутствие мои бравада и боевой настрой стали заметно улетучиваться; особенно после того, как я издали заметила припаркованный «Эскалейд» Влада.
Дурацкий внедорожник, словно монстр из фильма ужасов преследовал меня последние два года; не знаю, как я всё это выдержала и не сбежала с универа ещё в самом начале.
– Привет, куколка, – слышу я приторно-слащавый голос – он говорит так специально для меня, и меня привычно мысленно выворачивает наизнанку. – Что с лицом?
Делаю ехидное выражение.
– А что, разве я сегодня не такая обаятельная, как всегда?
Несмотря на его явное желание меня проводить, я совершенно не горю желанием видеть его рядом, поэтому, не сбавляя скорости, иду прямо ко входу, но на полпути Влад меня догоняет.
– Какая ты колючая, – улыбается он как ни в чём не бывало. – Почему?
– Влад, пожалуйста, давай хотя бы не сегодня!
– А когда, если не сегодня?
И вот это продолжается уже два с лишним года – с тех пор, как на какой-то университетской вечеринке Гаранин рассмотрел меня в толпе девчонок и решил, что я «по любому стану его». Так что о том, что такое тихая спокойная жизнь я вспоминаю с тоской и горькой печалью.
Я дохожу до своего исторического факультета в сопровождении нежеланного поклонника, пока девочки пачкали слюнями мраморный пол.
«Господи, да заберите его уже хоть кто-нибудь! – мысленно обращаюсь к каждой встречной девушке. – Даже с бантиком отдам!»
Но увы, как остальные ни пытались перетянуть внимание Влада на себя, оно так и оставалось за мной. Единственное, что спасало меня от окончательного помешательства – Влад учился на факультете журналистики.
Всю первую пару я сижу как на иголках, потому что не представляю, как подать заявление на перевод, чтобы об этом не узнали ни Влад, ни его папаша-ректор, потому что стоит им узнать – и мои мучения никогда не закончатся.
На перемене выхожу в коридор и первое, что вижу – спина Влада; чуть впереди замечаю Яну и отчаянно машу ей рукой. Близняшка замечает мой панический взгляд, и бойко подскакивает к Владу, начав расспрашивать его о всякой ерунде, но этого достаточно, чтобы я успела прошмыгнуть в соседний коридор.
До кафедры рукой подать, и, хотя кабинет ректора находится в другом крыле, сюда я пробираюсь на цыпочках.
Здесь непривычно тихо и немноголюдно, и я, вдохнув побольше воздуха, подхожу сразу к секретарю. Правда, открыть рот не успеваю – кто-то мягко дёргает меня за локоть в сторону; пискнув, поворачиваюсь к источнику моего испуга: на меня смотрят проницательные глаза Виктории Эдуардовны – преподавательницы антропологии и по совместительству завкафедры, которую я до чёртиков боюсь.
– Что ты здесь делаешь, Озарковская?
Что-то замечаю в её глазах – не знаю, что именно – но это заставляет меня выложить ей свою просьбу помочь с переводом.
Пару долгих секунд она внимательно смотрит на меня, потом оглядывается по сторонам и втаскивает меня в свой отдельный кабинет. Я с надеждой смотрю на неё и молюсь всем богам, чтобы всё получилось.
– Знаешь, меня очень напрягает тот факт, что приходится «валить» на экзаменах такую способную студентку, – говорит она наконец, и от услышанного мои глаза удивлённо распахиваются. – Я не привыкла, чтобы мной командовали, словно комнатной собачонкой. Мне уже почти шестьдесят лет, а тут со мной обращаются, как рабыней – поди туда, сделай то.
Справедливости ради стоит сказать, что на свой возраст она не выглядела ни капли; поговаривали, что она даже бегом занимается – пару раз её видели в парке. К тому же, во всех новинках двадцать первого века вроде компьютера и смартфона она разбирается довольно неплохо.
От разгорающейся внутри веры в лучшее в горле застревает комок, который я никак не могу проглотить.
– Так вы поможете мне?
Виктория Эдуардовна кивает, и на её губах появляется намёк на улыбку.
– Помогу.
Она садится за свой стол и даёт мне пошаговую инструкцию: что именно от меня требуется, чтобы я смогла перевестись.
– Чем скорее ты всё сделаешь, тем лучше, – строго напутствует она. – Никому об этом не говори – слухи расходятся быстро; ректору на подпись твой приказ о переводе всё равно придётся представить, но мы сделаем это, когда уже всё будет решено на сто процентов.
От накатившего облегчения на глаза наворачиваются слёзы, и мне приходится наклонить голову и спрятаться за волосами, что женщина не увидела их.
Заявление о выдаче академической справки я пишу здесь же, под чётким контролем Виктории Эдуардовны; она его принимает и морально готовит меня к тому, что эту самую справку придётся ждать в лучшем случае десять дней. После этого ещё десять понадобятся для того, чтобы меня отчислили и перевели в другой ВУЗ, где мне придётся обращаться в приёмную комиссию с копией зачётной книжки и сдавать вступительные экзамены, а после ликвидировать разницу в предметах в виде «хвостов».
От маячившей на горизонте перспективы спать над учебниками меня заранее мутит, но это всяко лучше, чем сидеть здесь и делать то же самое, но без возможности в конечном итоге увидеть свой диплом.
В аудиторию возвращаюсь окрылённая до нельзя, и, замечтавшись, врезаюсь в Яну.
– Ну что? – нетерпеливо спрашивает она.
– Кажется, получилось, – возбуждённо отвечаю ей.
Обнявшись, мы дружно скачем от переизбытка эмоций и не замечаем нависшей над нами опасности в лице хмурого Влада.
– И чему вы тут так радуетесь? – раздаётся за спиной его леденящий душу голос. Внутри всё обрывается и холодеет. Надеюсь, он не видел, откуда я шла…
Поворачиваюсь к нему слишком резко; если б не держалась за сестру – точно упала бы.
– Да вот, у Оли голова болела да вдруг прошла! – говорит Яна первое, что приходит в голову. Хотя если подумать – перевод в другой ВУЗ и есть моя головная боль. – У неё адские мигрени, аж сиреневые нолики перед глазами пляшут.
Для правдоподобности ещё и языком поцокала, а я приложила все усилия, чтобы в голос не засмеяться.
– Чего мне не сказала? – хмурится Влад, и моё веселье тут же испаряется.
Несмотря на такой большой срок, я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что за мной со стороны Гаранина идёт практически круглосуточное наблюдение. Вообще, если бы он не был таким назойливым, возможно, я и обратила бы на него внимание, но Гаранин решил пойти дальше и, после просьбы его папы меня стали валить практически на всех экзаменах, зачётах и практиках – хватало лишь на то, чтобы я с горем пополам закрывала очередную сессию. Но такое будет длиться недолго: если к исходу весны я не скажу Владу «да» – о получении диплома можно будет забыть, а мне не хотелось спускать коту под хвост четыре года обучения, которые я проводила вовсе не в клубах, в отличие от того же Влада.
А ещё меня безумно бесило это потакание детским капризам со стороны Гаранина-старшего. Что, нынче мужчины разучились своими силами добиваться понравившуюся девушку? Или просто мужчины перевелись, и без помощи всемогущего папочки не обойтись?! Какой вообще уважающий себя ректор опустится до того, что валить студентку просто потому, что она отказалась от роли безвольной куклы в руках его сына?!
– Потому что я уже взрослая девочка и могу сама разобраться со своими проблемами, – бурчу в ответ.
Влад подходит опасно близко.
– Сколько ещё ты будешь от меня бегать? – с придыханием спрашивает он, а меня вновь выворачивает наизнанку.
– Ты имел в виду, сколько ещё Андрей Евгеньевич будет угрожать преподавателям увольнением, если меня не будут продолжать «валить»? – выхожу из себя.
Вообще я по природе человек неконфликтный, ко всем отношусь одинаково положительно – до тех пор, пока человек не покажет мне свою настоящую суть. Тогда я как по волшебству превращаюсь в инквизитора, и с моим расположением человек может смело попрощаться. Спасибо генофонду – говорить в глаза правду, какой бы она ни была, и при необходимости не щадить чувства других я умела.
На мои слова Гаранин морщится, словно у него самого мигрень; находиться рядом с ним, когда он недоволен – второе по счёту моё «любимое» занятие после самого Гаранина, потому что в таком виде он словно сбрасывал с себя маску, и я могла лицезреть его вторую – истинную – личину под шелухой смазливости и приторных речей.
– Осторожнее со словами, куколка, – шипит он, и на мгновение мне кажется, будто я смотрю фильм ужасов со своим участием. – Ты хорошенькая, но не настолько.
Где-то внутри начинает шевелиться что-то очень похожее на первобытный ужас, потому что за предыдущие два года Влад позволял себе многое, но голоса никогда не повышал.
Пока я смотрю на его удаляющуюся спину, испытывая двоякие чувства – потому что хотелось, чтоб он уже переключился на кого-нибудь ещё, и в то же время мне было его нестерпимо… жалко.
– Сдаётся мне, что очень вовремя ты решила переводиться именно сейчас, – шепчет мне на ухо сестра. – У парня уже терпение по швам трещит и нервы сдают.
Киваю и прикидываю, когда именно Влад узнает о том, что я трусливо сбегаю, как крыса с тонущего корабля.
– А ты зачем приходила-то? – спрашиваю у Яны, которая учится на худграфе – на два этажа ниже.
– Узнать, как всё прошло, – удивлённо распахивает она глаза. – Ну и поддержать – тебя же вечно этот садист-изверг караулит, а при мне он может не такой смелый будет.
Недоверчиво смотрю на сестру и усмехаюсь.
– Ты что, серьёзно в это веришь? Да он же как танк – прёт вперёд несмотря ни на что! – выплёскиваю недовольство. Яна по-детски гладит моё плечо, и я выдыхаю. – Если б его поступки были на благо направлены – цены б ему не было…
Мы расходимся каждая по своим факультетам и не видимся вплоть до конца учебного дня, и всё это время мне как-то удаётся не натолкнуться на Влада в коридоре: почему-то мне казалось, что стоит ему посмотреть мне в глаза, как он сразу догадается о моём «Плане побега[1]1
Фильм в жанре «боевик» с Сильвестром Сталоне и Арнольдом Шварценеггером в главной роли.
[Закрыть]».
На парковке замечаю «Эскалейд» и Влада рядом с ним, который явно выискивает меня; обойти его так, чтоб он меня не заметил, вариантов нет; я в любом случае попаду ему на глаза. Чувствую себя сейчас как ребёнок, который разбил любимую мамину вазу и теперь думает, как бы не попасться.
– Куколка, – хищно скалится он.
Господи, ну когда всё это закончится?
– Слушай, Гаранин, почему бы тебе не найти себе уже кого-нибудь, кто сам хочет быть с тобой? – нервно ворчу.
– Я ведь говорил, что мне так не интересно, – ерошит он свои волосы, окидывая взглядом парковку и посылая половину девчонок в нокаут. – К тому же, тебе от меня долго не бегать – твоё время уже на исходе.
При этом он улыбается так, словно победа надо мной уже у него в кармане.
– Я лучше вылечу отсюда с волчьим билетом, чем стану встречаться с мальчишкой, который побежал к папочке, когда кто-то отказался исполнять роль его игрушки!
Эту тираду выдаю на одном дыхании и собираюсь уже двинуться в сторону своей машины, когда чья-то рука вцепляется в мои волосы, до боли сжимая их в кулаке.
– Ты думаешь, что я с тобой в игры играю? – взрывается Влад, притягивая меня к себе.
И я поспешно подхожу, потому что болевой порок у меня ужасно низкий, а его кулак в моих волосах даже не думал разжиматься. А ещё меня до чёртиков пугала мысль, что никто из проходящих мимо студентов ни за что не рискнёт ради меня связываться с сыном ректора…
– Убери-ка ты руки, Гаранин, – с облегчением слышу за спиной голос Андрея.
Хватка на моих волосах ослабевает, и я на всякий случай отбегаю от внезапно спятившего Влада подальше.
– Не лезь не в своё дело, Хмилевский, – высокомерно скалится Влад.
Андрей отвечает ему той же усмешкой.
– Ты делаешь больно сестре моей девушки, так то это очень даже моё дело.
Я с благодарностью смотрю на Яну и её парня и понимаю, что именно сестра была инициатором моей защиты.
– Что, рассчитываешь стать частью семьи? – вновь язвит Влад.
– Он уже часть семьи, – не сдерживаюсь я. – Потому что в отличие от тебя знает, что значит любить кого-то, понятно тебе, больной придурок?!
Убегаю с его глаз быстрее, чем он успевает среагировать, не став ждать Яну: сестру было кому защитить, если что.
Выруливаю с парковки и в зеркале заднего вида ловлю грозный взгляд моего мучителя, который пока что не догадывается о том, что его «игрушка» скоро сбежит. Вообще-то мне было очень жаль прощаться с этим местом – статус – не статус, а преподавательский состав здесь очень сильный; вряд ли в другом ВУЗе будет такой же. И всего этого можно было бы избежать, если бы не чёртов Влад Гаранин со своей идеей-фикс сделать меня своей.
Все следующие десять дней, в которые я жду готовность академической справки, меня трясёт и колотит от страха; новое учебное заведение подбирала с особой тщательностью – как можно дальше от предыдущего места учёбы, чтобы Владу пришлось нелегко следить за мной. В том, что это будет, я не сомневалась ни грамма – новый ВУЗ должен быть указан в заявлении на отчисление – туда ведь будут предавать моё личное дело, а, следовательно, куда именно я подалась, для Влада не будет тайной.
По университету хожу буквально на цыпочках, и к концу десятого дня от нервного напряжения действительно начинаю мучиться если не мигренями, то головокружением – точно. Особенно меня расстраивает новость о том, что справка всё же будет готова через две недели, так что мне остаётся ждать ещё четыре дня. Моё эмоциональное напряжение уже истерически вопит и требует расслабления, и в конце концов я перегораю настолько, что даже таскающийся по пятам Влад воспринимается как-то побочно. Ему даже не удаётся давить на меня, потому что свой максимум на нервной почве я уже давно перешагнула.
Из-за меня мучается и Яна, потому что мы как близняшки, чутко чувствуем настроение друг друга, так что сейчас страдали и выгорали мы обе.
На исходе двенадцатого дня Виктория Эдуардовна всё же радует меня, что справка готова, и я могу подавать заявление в приёмную комиссию на поступление в нужный мне университет; сейчас она самолично копирует мою зачётную книжку и подготавливает личное дело, а меня начинает трясти от страха, что ни один другой ВУЗ меня не примет.
На моё счастье университет истории и философии принимает меня быстро, несмотря на мои низкие оценки в зачётке – полагаю, им хватило тех знаний, которые я показа на вступительных экзаменах – так что я облегчённо выдыхаю, но всё же стараюсь не выглядеть слишком счастливой, чтобы Влад не насторожился раньше времени. Мой приказ об отчислении попадает в руки к секретарю, которая уносит его в другое крыло на подпись отцу Влада, и я с дрожью в коленках провожаю её удаляющуюся спину.
– Чего дрожишь, куколка? – раздаётся за спиной насмешливый голос.
Вот раздражает меня эта его привычка появляться из ниоткуда как раз в тот момент, когда я его меньше всего жду…
– Плохо себя чувствую, – чуть слышно лепечу я.
Отчасти так и есть: моё сердце колотилось как сумасшедшее и, кажется, не хватало кислорода.
– Что-то ты сдаёшь в последнее время, – хмурится Влад.
– Это твоё общество дурно на меня влияет, – огрызаюсь.
Полагаю, что такой смелой я стала только из-за того, что появилась возможность сбежать отсюда к чёртовой бабушке, но всё же с опаской поглядываю в его сторону: я всё ещё не забыла, как трещат мои рвущиеся волосы в его кулаке.
Влад усмехается и вкладывает руки в карманы джинсов.
– Ну так сдайся. Я сразу стану мягче.
Если честно, закрадывалась в мою дурную голову такая мысль, вот только я себя уважать перестану, если так сделаю.
– Пожалуй, лучше потерплю, – осторожно подбираю слова для ответа.
Но Гаранин мои слова воспринял по-своему.
– Погибаешь, но не сдаёшь? Уважаю. Вот только куда ты пойдёшь после? Снова вышка? И сколько ты так времени потеряешь? Ещё четыре года. Оно тебе надо?
Удивлённо распахиваю глаза и поворачиваюсь к нему: вот это мысли у сына ректора! По идее должен был быть умнее нас всех, вместе взятых, а на деле – дурак дураком. Если будет надо – потрачу восемь лет вместо четырёх, лишь бы подальше от него…
– Тебя в детстве на голову роняли? – с подозрением спрашиваю.
– Зря ты так, – добродушно ухмыляется он, а мне в голову закрадывается пугающая мысль о том, что он уже знает о моём переводе и подстроил какую-то подлянку – уж очень довольным он выглядел. – Могла бы получить всё, чего бы ни захотела: шмотки, побрякушки, популярность.
– Я тебе не чихуахуа под мышкой, чтобы одевать меня и выставлять напоказ, – устало бормочу ему, потирая лицо ладонями: я действительно устала. – Может, я тебя удивлю, но не все девушки помешаны на том хламе, который ты сейчас предлагал.
Случайно поворачиваю голову в сторону и замечаю спешащую секретаршу; внутри всё холодеет, но спросить у неё, как всё прошло, не могу по двум причинам: во-первых, Влад рядом, во-вторых, она ведь тоже не в курсе.
Проходит ещё целых три дня, прежде чем в коридоре меня за локоть вновь ловит Виктория Эдуардовна – очень вовремя, потому от очередной «лекции» Влада меня уже тошнит.
– Можно вас на минутку, студентка Озарковская? – строго спрашивает она, заставив ретироваться даже наглого Влада.
Говорю же, её все как огня боятся.
Мы отходим достаточно далеко, чтобы у Гаранина не было возможности услышать. По тому, как преподавательница пытается сдержать улыбку, я понимаю, что мои молитвы были услышаны.
– Всё в порядке, Оля, – с каплей гордости выдаёт она. – Андрей Евгеньевич подписал твой приказ об отчислении – думаю, он и сам устал от выходок своего сына.
Услышанное действует на меня как бальзам, да так, что подгибаются колени, и мне приходится ухватиться за руку Виктории Эдуардовны.
– Спасибо вам большое, – счастливо выдыхаю я.
В порыве чувств я оставляю быстрый поцелуй на её мягкой щеке, и лицо преподавательницы от удивления вытягивается, но мне уже всё равно.
Новая жизнь получила свой старт.
Месяц спустя…
– Видела бы ты сегодня Влада, – хохочет Яна в трубку, пока я бреду по главному корпусу – всё никак не могу привыкнуть к другому расположению кабинетов. – Молнии из его глаз могли бы спалить полгорода.
Тяжело вздыхаю, потому что хоть я и перевелась, привычка выискивать в толпе лицо Гаранина никуда не делась, а это раздражало. А ещё мне было немного одиноко без Яны: я не привыкла к тому, что рядом нет знакомых лиц и тем более сестры. Группа мне вроде попалась адекватная, дружелюбная и компанейская, даже вышло подружиться с парой девчонок, но я по характеру всё-таки консерватор, и к подобным переменам привыкаю довольно тяжело.
– А можем мы поговорить о чём-нибудь другом? – хмуро интересуюсь. – Мне Влада до конца жизни хватит с лихвой.
– Да, прости, – вздыхает близняшка. – Я чувствую, как тебе тяжело. Может, устроим вечером девичник? Только ты, я, мороженое и Джим Керри?
Я прикидываю в голове, сколько ещё «хвостов» мне предстоит сдать, чтобы хоть немного расслабиться.
– Да, давай, – соглашаюсь. – До вечера.
– Удачи!
Усмехаюсь, глядя на потухший экран: её пожелания удачи стали нашей ежедневной негласной традицией с тех пор, как я перевелась. Сначала это бодрило, а теперь раздражает, – здесь удача не поможет. Надо ишачить, не поднимая головы – вот тогда моя жизнь нормализуется.
За собственными мыслями совершенно не замечаю идущего мне навстречу человека и всем прикладом врезаюсь в него; правда, по ощущениям это больше было похоже на то, как если бы я въехала в стену. Чьи-то крепкие руки удерживают меня за плечи, и я морщусь: хватка настолько цепкая, что наверняка останутся синяки. Поднимаю голову и тону в карих глазах, которые по закону жанра должны были быть тёплыми, но почему-то не были; хотя цвет у них был необычный – будто смотришь на песчаное дно под водой. На несколько секунд мой мозг подвисает, и мне приходится тряхнуть головой, чтобы выскользнуть из плена глаз, и буквально тут же залипаю на его мягкие, чуть сжатые губы. Разве у парня могут быть такие чувственные губы?
А после я замечаю и выражение лица парня, о которого затормозила. Каким-то напряжённо-гневным оно выглядело. В душу закралось подозрение о том, что я нарвалась на «местного Влада», так что я на всякий случай выпутываюсь из цепких рук и отхожу на шаг назад.
– Прости, не видела, куда иду, – глухо бормочу извинение.
Парень просто кивает, и я считаю это достаточным основанием, чтобы уйти; правда, в конце коридора не выдерживаю и оборачиваюсь. По щекам расползается румянец, потому что парень провожает меня внимательным взглядом.
Стоит ли говорить о том, что весь оставшийся день сосредоточиться на учёбе не получается? Ни ко второй, ни к третьей паре из памяти не выветриваются ни его глаза, ни губы, и я уже практически не слышу даже собственное «я», не то, что голос преподавателя.
Когда пары наконец подходят к концу, и я выхожу на улицу, то понимаю, что сегодня, оказывается, невероятно солнечный день – впервые за последние две недели. Это знание действует на меня намного сильнее, чем все пожелания сестры вместе взятые, и губы растягиваются в улыбке. Сразу хочется что-то поменять в своей жизни, стать лучше, просто быть счастливой наконец.
Но увы, каждый день моей жизни полон невообразимых контрастов, и вот я уже чувствую себя так, словно только что семерых схоронила, а всё потому, что у главного выезда паркуется проклятый «Эскалейд». При этом сам Влад не выходит из машины, даже не глушит мотор, и мне становятся понятны его мысли: увязаться за мной до самого дома и зажать в моём же дворе.
На автомате резко отступаю, чтобы скрыться из поля его видимости, и уже в который раз в кого-то врезаюсь. От вцепившихся в плечи рук меня накрывает дежавю, и я вскидываю голову, чтобы узнать, кому не посчастливилось на этот раз.
В этот раз песочные глаза незнакомца слегка потемнели и прожигали насквозь арктическим холодом.
Перевожу взгляд на «Эскалейд» и замечаю, что Влад уже успел припарковаться и теперь направлялся к главному входу, но меня всё ещё не видел. Все мысли об извинениях напрочь выскакивают из головы, и я могу думать лишь о том, что мне срочно нужно сбежать.
Вырываюсь из стального капкана и сломя голову несусь в спасительный универ, в котором, в отличие от Гаранина, я уже неплохо ориентируюсь и прячусь на лестнице, ведущей на цокольный этаж. Я вижу, как Влад проходит мимо, которого тут же облепляют девушки и на его вопрос о том, где находится исторический факультет, дружно предлагают не только проводить, но и устроить ему экскурсию. Едва он пропадает из вида, я на тех же скоростях выскакиваю на парковку, отыскиваю глазами свою машину и буквально бегу к ней.
Парня, с которым я столкнулась уже дважды, замечаю через четыре машины от своей в компании четырёх парней. Они о чём-то оживлённо болтали, изредка смеясь, а вот он, несмотря на напускное веселье, выглядел каким-то… злым, что ли.
«Ну ещё бы, Олечка, – раздаётся в моей голове голос. – Ты бедному парню, наверно, половину костей переломала своими постоянными наездами!»
Тяжело вздыхаю и аккуратно выруливаю с парковки, радуясь как ребёнок, что мне в который раз посчастливилось обвести Гаранина вокруг пальца.
