Текст книги "Мститель (СИ)"
Автор книги: Карина Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Нам обоим было плевать, что буквально в пяти шагах от нас спят мои родители и Яна; что завтра на учёбу, а мы спали от силы восемь часов за последние двое суток. Не могу думать ни о чём другом, пока он рядом, а впереди целая ночь, за которую можно сказать «Я люблю тебя» тысячей разных способов.
Лишь бы таких ночей было больше.
Неделю спустя…
Жизнь постепенно начала нормализовываться и вошла в привычное русло: учёба, работа, дом, Егор, сёстры, и не всегда – в этом порядке. В основном из-за того, что иногда я оставалась на ночь у Корсакова, потому что этот собственник не желал отпускать меня домой. Два дня назад я заснула в его машине, пока он вёз меня домой, а проснулась почему-то в его постели в доме его родителей. Их лица при этом надо было видеть – полагаю, никто из этой пятёрки раньше в дом девушек не водил, потому что на меня смотрели, как на музейный экспонат. Правда, после Егор самым искренним голосом сказал им, что любит меня, и от его тона за секунду растаял бы даже айсберг, не то что его родители.
Правда, в последнее время он стал слегка… замкнутым, что ли: начались какие-то тайные звонки, неотложные дела и внезапные отъезды; со стороны казалось, что он мне изменяет, но я в это не верила, потому что зачем бы он так долго добивался меня? Но это его непонятное поведение выбивало меня из колеи – особенно после того, как я стала замечать на его лице предвкушающую улыбку.
Что этот хитрец задумал?
В один из тех дней, когда Егор лично отвозил меня в универ, я медленно шагала по коридору, выискивая в толпе студентов родное лицо, которое словно испарилось. И только на улице поняла, насколько это бесполезная затея, потому что пустовало даже его место на парковке. Я растерянно смотрела на пустое пространство между Ауди Кирилла и Мерседесом Кости и пыталась понять, что происходит с любимым – ведь как-то его странное поведение должно объясняться. Вытащив телефон, набрала знакомый номер, но ответом мне были лишь протяжные унылые гудки. Это было, мягко говоря, неприятно; складывалось впечатление, что Егора ко мне тянуло лишь до тех пор, пока я давала ему от ворот поворот. А теперь же, получив полный карт-бланш на отношения со мной, его интерес плавно сошёл на «нет». Даже по вечерам, когда он забирал меня к себе, я не чувствовала интереса с его стороны; он будто закрылся от меня. В голову закралась мысль, что вся эта любовь была для показухи, в то время как он на самом деле лишь наказывал меня за что-то, но я всеми силами гнала эту мысль прочь.
Сделав ещё одну безуспешную попытку дозвониться до Егора, рассерженно отключаю телефон и швыряю его на самое дно сумки. Со злостью пиная носком ботинка грязь, топаю на остановку, потому что кое-кто, уезжая без предупреждения с территории университета, забыл, что мне не на чем добираться до работы. И так опустившееся ниже плинтуса настроение добили хамливые старушки общественного транспорта, от которых я отвыкла за четыре года вождения собственной машины.
Подходя к управлению, по привычке поднимаю глаза на кабинет Демьяна и замечаю в окне его маячившую фигуру. Впервые в жизни настолько наглею и поднимаюсь к нему сама, без предварительного предупреждения и его инициативы – не знаю, почему. Стрельцов «пускает» меня в коридор, и я без стука залетаю в его кабинет; Демьян стоит лицом ко мне, опершись бёдрами о подоконник, а напротив него, спиной ко мне, практически копируя его позу, стоял парень. Стоило ему повернуться, как я тут же сморгнула – будто посмотрела на внезапно помолодевшего Демьяна.
– Простите, я помешала? – испуганно попятившись, спрашиваю у обоих.
Пока я медленно пячусь к двери, парень заинтересованно меня рассматривает, хмыкает и поворачивается к Стрельцову.
– Твоя подружка? – весело интересуется он, и у меня падает челюсть.
Подружка?
Демьян мрачнеет, и его лицо будто застилает гигантская грозовая туча.
– Где твоё уважение, Марк? – грозно сдвигает брови. – Мне казалось, что я правильно тебя воспитывал…
Парень снова хмыкает.
– Да расслабься, па, я пошутил. – Он снова поворачивается ко мне и подмигивает, заставляя мою челюсть опуститься ещё ниже. – Увидимся, красотка.
Провожаю его растерянным взглядом, пока в голове кое-что не щёлкает.
Отец?
Перевожу обескураженный взгляд на Демьяна.
– Не знала, что у тебя есть сын…
Читай на Книгоед.нет
Утверждение звучит с намёком на упрёк, но в этом виноват исключительно Егор: как он мог забыть обо мне?
– Ты не спрашивала, есть ли у меня дети, а удобного случая рассказать тебе о Марке как-то не представилось. – Он устало потёр переносицу, будто двадцать четыре часа отпахал у монитора компьютера, и чуть двинулся в мою сторону. – Ты что-то хотела сказать мне?
Сосредотачиваю внимание на Демьяне и с ужасом осознаю, что не могу контролировать поток жалости к нему, который сейчас бурлил внутри. Передо мной стоял взрослый самодостаточный мужчина, который в этой жизни добился всего того, чего хотел – ну или, по крайней мере, большую часть; из рассказов папы знаю, что он построил дом; увидев Марка, поняла, что и сына он тоже вырастил. Не сомневаюсь, что и дерево он посадил, и скорее всего не одно, и всё же на его лице лежала тёмная печать горечи, потому что рядом не было женщины, которая разделила бы с ним всё то, через что он прошёл, а Демьян наверняка повидал немало. Мне хотелось его как-то утешить или чем-то помочь, вот только я понятия не имела, как это сделать; единственное, что пришло в голову – это подойти и обнять.
Что я и сделала, добавив к этому ещё и поцелуй в щёку – вполне целомудренно, по-дружески, и в то же время доверительно-интимно, но без пошлости. Именно та комбинация, которая должна была ему показать, что он важен мне как любой из членов моей семьи.
Он ведь уже большой мальчик, должен верно истолковать моё поведение.
И Демьян не обманывает мои ожидания: вздыхает и прижимает меня к себе, по-отечески чмокнув в макушку.
– Очень жаль, что мы не встретились на месяц раньше, – смеётся он. – Скорее всего, сейчас ты бы уже перевозила свои вещи ко мне и готовилась к свадьбе.
С нервным смешком и испытывая неловкость, отстраняюсь от Стрельцова, краснея до корней волос, и сцепляю руки в замок за спиной, чтобы не дай Бог не отчебучить чего-нибудь ещё.
– Увы, я уже перевожу свои вещи к другому, – отшучиваюсь, безбожно обманывая, потому что где-то очень глубоко внутри какая-то туманная часть меня тоже искренне жалеет, что не встретила Демьяна немного раньше. – Но я буду искренне надеяться, что тебе попадётся хорошая девушка, с которой ты сможешь создать семью.
– Спасибо, – от души благодарит он.
Скрываюсь из его кабинета раньше, чем он сам предложит это сделать, потому что и так уже задержалась дольше положенного, и Валерий Борисович меня за это по голове не погладит.
В моём отделе сегодня царит небывалое оживление – будто с завтрашнего дня отменяют принятие в гражданство, не иначе, раз столько народу пришло. У меня с трудом получилось протиснуться через весь этот разнонациональный кошмар, который, принимая меня за нахалку, пытающуюся пролезть без очереди, разразился возмущённым шипением.
Весь вечер я старательно отвечала на запросы из СИЗО и исправительных колоний и печатала проверки на дела, радуясь тому, что могу отвлечься от невесёлых размышлений, но стоило рабочему дню подойти к концу, как печаль снова начала грызть мою душу. Включать телефон и тем паче звонить Егору мне не хотелось, да и выяснять отношения, не видя его лица – та ещё перспектива, так что я просто выхожу на свежий воздух и пытаюсь привести голову в порядок. На остановке торможу, пытаясь вспомнить, на чём доехать до дома, и замечаю красавицу Хёндай; на корню пресекаю завистливую мысль о том, что кому-то повезёт ехать в комфортабельном тёплом салоне, не толкаясь и не боясь за оттоптанные ноги. И пока я об этом думаю, в машине с двух сторон открываются двери, выпуская из нутра… Лёшу и Костю. Торможу всего мгновение, но этого хватает, чтобы речевой аппарат переклинило намертво: зачем они здесь? Просто мимо проезжали, или с Егором что-то…
– В чём дело? – с беспокойством спрашиваю подошедшего первым Костю.
Они с Лёшей лукаво переглядываются, и на их лицах расцветают предвкушающие ухмылки.
– Вообще-то, нам нужна твоя помощь.
Непроизвольно делаю пару шагов назад, на что парни, не сговариваясь, закатывают глаза: они, конечно, друзья Корсакова, но я совершенно их не знаю. Мало ли куда они собираются меня увезти!
– Эээ… какая ещё помощь?
– Ну, точнее, не нам, а Ёжику, – поправляет друга Лёша.
– Ежику? – хмурюсь я. Не знала, что у Егора есть кличка… – С Егором что-то случилось?
– Да, – кивает Костя, но видимо тушуется от паники, проснувшейся на моём лице, поэтому поправляется: – Нет. Не совсем. Но тебе придётся поехать с нами.
– Мы не кусаемся, – улыбается Лёша во всю свою волчью пасть. – Сильно.
Нервно сглатываю, колеблясь: вдруг с Егором правда что-то случилось, а я тут топчусь на месте от нерешительности…
– Хорошо, – киваю наконец. – Куда мы едем?
Парни подводят меня к машине Лёши – судя по тому, что тот по-хозяйски потянулся к водительской дверце – и Костя гостеприимно распахивает передо мной заднюю дверь.
– Мы не можем тебе сказать, а то твой благоверный нас четвертует, – качает головой Костя.
– Точнее, открутит нам яйца, прогонит через мясорубку и заставит нас их сожрать – если процитировать Корсакова дословно, – фыркает Лёша.
Почему-то от этой фразы мне становится легче – не то из-за шутливого тона Лёши, не то от того, что Егору всё же не наплевать на меня.
Машина петляет по городу минут пятнадцать, пока я пытаюсь сориентироваться в пространстве и понять, куда мы движемся; но мы по-прежнему остаёмся в пределах центра, так что поводов для паники у меня нет. Да и парни не переглядывались со злорадными усмешками, чтобы у меня были причины подозревать их в маниакальности. Вот наконец мы повернули в один из благоустроенных дворов, и автомобиль замер у одного из подъездов пятнадцатиэтажки в причудливой форме змейки; парни выходят наружу, а Костя, галантно открыв дверь с моей стороны, даже руку подал.
Мы втроём на лифте поднимаемся на последний этаж – интересно, зачем? – но мальчики не останавливаются, продолжив подъём по лестнице, ведущей на крышу.
– Что за ерунда? – не сдерживаюсь. – Я туда не полезу!
Костя фыркает.
– Придурку своему спасибо скажи – хватило же мозгов!
Недовольно вздыхаю и всё же лезу за ними следом, напомнив себе не забыть надавать Корсакову по шапке, когда увижу его.
Правда, вся моя напускная бравада тут же рассеивается, стоит мне увидеть кучу расставленных по всей крыше маленьких свечей и разбросанных лепестков роз – точь-в-точь как в фильмах. Сначала я даже глазам своим не поверила – может, это у меня галлюцинации из-за… не знаю… нехватки внимания, например? Но когда передо мной появляется Егор, который буквально светится от предвкушения, забываю обо всём на свете.
– Короче так, Корсаков, – подаёт голос Лёша. – Я тут не работаю в ведьминой службе доставки; чёрт, я даже феей не подрабатываю – как видишь, розовой в блёстках пачки, белых крылышек и волшебной палочки у меня нет. Так что будешь мне должен.
При этом с его лица не сходит насмешливая ухмылка, которая с головой выдаёт его мысли – его невероятно забавляет происходящее.
– Я очень благодарен вам, парни, – со всей серьёзностью кивает головой Егор. – Но о долге не может быть и речи: я и так в любой ситуации готов помочь, вы же знаете.
Парни кивают, хлопают его по плечу и скрываются из вида; я же, обведя обстановку ещё раз глазами, останавливаю взгляд на лице любимого.
– Что происходит?
Егор улыбается и подходит ближе; его руки надёжно прижимают меня к себе, и их хозяин дарит мне один из тех поцелуев, от которых хочется растаять, как мороженое в жаркий летний полдень.
– Я тут подумал… – начинает он. – Мы с тобой два взрослых человека, и всё же наши встречи зависят от обстоятельств, которые мне совершенно не нравятся. Я хочу, чтобы каждую свою свободную секунду ты была рядом со мной. – Он тянется рукой в карман пальто и выуживает оттуда… небольшую связку ключей. – Я купил квартиру. И хочу, чтобы мы оба туда переехали как можно скорее.
В моей голове внезапно всё становится на свои места: и все эти странные звонки, и его внезапные исчезновения, и даже эти перебои в его настроении… Оказывается, всё это даже отдалённо не было связано с потерей интереса ко мне.
Несколько секунд я просто пялюсь на ключи, которые слабо поблёскивают в лунном свете и отблеске пламени свечей, и представляю, как буду каждый день просыпаться рядом с человеком, которого люблю всем сердцем и душой. При этом стараюсь подавить улыбку, которая возникает при мысли, что я не так уж и соврала Демьяну про свой переезд. И вместо ответа тянусь одновременно к связке и к губам Егора – поцелуй скажет ему не меньше, чем если бы я действительно ответила.
Отрываемся друг от друга, когда от нехватки кислорода лёгкие начинают гореть. С замиранием сердца наблюдаю тайфун в его песочных глазах и понимаю, что у Демьяна против Егора никогда не было никаких шансов – Корсаков моя любовь на веки вечные.
И мне кажется, он должен об этом знать…
– Люблю тебя, Ёжик, – улыбаюсь ему, теребя ворох волос на его макушке.
Парень ухмыляется.
– И я люблю тебя, солнышко.
Жизнь продолжается.
Эпилог. Егор
– Ты точно не против, что я ухожу?
Чёрт, за сегодняшний вечер я спросил её об этом, наверно, раз двести, и каждый раз ответ был один и тот же:
– Совершенно не против. – При этом Оля как-то странно улыбается – смесь непонятной грусти и разочарования, хотя я более чем уверен, что она говорила искренне.
В чём тогда дело?
– С тобой что-то происходит – хер пойми, – не сдерживаюсь. – Мы ведь договорились, что не закрываемся друг от друга, а всё открыто обсуждаем, помнишь?
С тех пор, как мы съехались, прошла неделя; мне казалось, что нам понадобится время, чтобы приспособиться к совместной жизни и к нашим привычкам, хотя то, что я обычно оставляю в кружках недопитый чай или кофе, её поначалу злило. Мне казалось, что я не смогу жить с кем-то, кого не знал с самого детства, и буду долго привыкать к тому, что полки в ванной ломятся от всей этой бабской херни, которая, по сути, Оле не нужна абсолютно; что не сразу привыкну ко второй зубной щётке в стакане или фену, который висит теперь там, где я обычно вешал полотенце, игнорируя специальную сушилку; что меня будет бесить необходимость делить с кем-то на двоих полки в шкафу, потому что свои привычки сложно поменять; я был готов даже к тому, что в квартире будет царить выводящий из себя безукоризненный порядок, к которому тянет женщин, подобных Оле – чистоплотных и ценящих порядок. Все мои вещи всегда лежали не на своих местах, и меня всё устраивало, потому что я находил их там где оставил; Оля же никогда не оставляет всё так, как есть – ей непременно нужно разложить всё по полочкам. И мне казалось, что, столкнувшись с этим, у меня будет срывать крышу от злости, как у кипящей кастрюли.
Реальность же оказалась далека от того, что я успел себе нафантазировать, пока перевозил свои и Олины вещи на новое место жительства, потому что… Чёрт, уже только за то, что она рядом, я готов был сам ежедневно наводить здесь порядок хоть десять раз в день, хотя в доме родителей даже собственную комнату убирал от силы пару раз за всю жизнь. Я не чувствовал необходимости что-то в себе поменять, пока не встретил этого зеленоглазого ангела, который вывернул мою душу наизнанку и заставил по-другому смотреть на вещи.
И вот теперь в её глазах затаилась эта непонятная печаль, которая с каждым днём всё глубже пускала корни, а я не имел понятия, как это исправить, потому что на любую мою попытку вытащить причину печали на свет ответ тоже всегда был один и тот же: «Всё в порядке, не бери в голову».
Мне кажется, что ещё один такой ответ, и я нахер сам разнесу квартиру к чертям собачьим.
Ещё и Кир со своим предложением собраться и отметить «событие», которое держит в тайне… Что блять за детский сад?! Почему нельзя сразу сказать, в чём дело, чтобы я мог решить, насколько это важно, и в конечном итоге остаться дома и попытаться достучаться до любимой, если «событие» выеденного яйца не стоит?!
Прижимаю малышку к себе, потому что это единственное, что я могу сейчас сделать – разговоры одной ногой в подъезде ничем не помогут, а просто уйти я не мог. Я бы даже взял её с собой, но Романов сказал, что это чисто мужские посиделки; и я впервые в жизни бесился от того, что не могу просто забить на них, как неоднократно поступал раньше.
– Я скоро вернусь, – говорю Оле, хотя она ни о чём меня не спрашивает. – И в этот раз тебе не отвертеться от разговора, даже если ты решишь снова молчать, потому что видит Бог, если я ещё раз услышу, что у тебя всё в порядке, я просто взорвусь, потому что у тебя нихера ничего не в порядке, понятно?
Оля послушно кивает, но мне почему-то кажется, что она не услышала и десяти процентов из того, что я пытался до неё донести.
Вздыхаю, целую её в лоб и выскальзываю в подъезд, в сотый раз задаваясь вопросом о том, почему с женщинами так тяжело? Что это за дурацкая привычка страдать и при этом играть в молчанку, хотя можно просто сказать о том, что тебя гложет, и вместе найти решение? Мы ведь вроде взрослые люди!
Слишком сильно хлопаю дверцей машины и на пару секунд застываю, стиснув пальцами рулевую оплётку. Чёрт бы побрал эту женскую логику…
До «Конуса» добираюсь в рекордно короткие сроки, нарушив, наверно, с десяток дорожных правил, за которые вполне себе можно остаться без прав, но мне глубоко похер, потому что голова забита совершенно другим. Не помню, как дошёл до зала и как плюхнулся на диванчик рядом с парнями; помню только, что при моём появлении в компании резко стихли разговоры.
– Это чё за дела? – присвистнул Лёха. – Ты с какого болота вылез? На тебя ж без слёз не взглянешь!
– Так отвернись, Шастинский, я тебя на себя смотреть не заставляю! – ворчу в ответ.
Мне только его нравоучений не хватает…
– Не-не, Ёжик, – подаёт голос Макс. – Мы собрались что-то хорошее отпраздновать, а ты тут с помоями херового настроения припёрся, так что давай мы щас отметим, а потом ты скажешь, что у тебя твориться, идёт?
Киваю и растягиваю губы в улыбке.
– Лучше не улыбайся, – качает головой Костян. – А то у меня такое ощущение, что у тебя живот скрутило. С такой рожей только на толчке сидеть.
Теперь фыркаю уже если не весело, то не так натянуто, потому что парни знают, что надо сказать, чтобы убрать из атмосферы негатив, при этом особо не стараясь.
– Так что за событие такой важности, что ты нас тут всех собрал? – спрашиваю Кира, прихватывая со стола одну из бутылок пива.
Судя по количеству пустой стеклотары, парни уже успели оприходовать по бутылке, пока меня не было.
А если учесть, что на моих словах все парни разом повернули к Романову вопросительные лица, было понятно, что он ждал всех, чтобы сказать то, что собирался.
– Ксюха беременна, – скалится друг во все тридцать два.
Готов дать руку на отсечение, что ещё немного – и эта лисья морда лопнет от удовольствия.
Мы с парнями, не сговариваясь, дружно разеваем рты.
– Вот это новость! – приходит в себя Костян.
– Ну зашибись, чё, – хмыкает Лёха, который явно пока не видит никакой прелести в том, чтобы стать отцом.
– Я пока не уверен, но у нас с Ниной, скорее всего, тоже в этом году будет ребёнок,
– внезапно вставляет Макс.
И если в случае Кира я просто удивился, то сейчас был в конкретном ахуе.
Макс и дети? Вы серьёзно?!
В этот раз даже Шастинский, у которого обычно не закрывается рот, не мог сказать ни слова от полнейшего шока. Если посмотреть в его глаза, становилось понятно, что у него даже мыслительный процесс тормознулся – если там вообще когда-либо что-либо работало, конечно.
Костян откинулся на спинку.
– Я либо не допил, либо перепил, – задумчиво роняет.
– И как же это случилось? – хрипло спрашивает Кир.
Очевидно, даже он не ожидал от Соколовского такой прыти.
– Это был подарок на день рождения от Нины, – хмыкает тот. – Правда, она сама о нём не знала до последнего.
– Кстати, о твоём дне рождения, – хмурится Лёха – ага, оклемался. – Ты, кажется, завёл себе херовую традицию все важные праздники отмечать без нас.
Я на секунду стопорюсь, а потом понимаю, что Шастинский прав: ни на свадьбе, ни на днюхе у лучшего друга никто из нас не был.
– Не беситесь, исправим, – снова лыбится Макс. – Через пару недель соберёмся и отметим всё вместе.
Забыв про обиды, мы дружно поздравляем Романа с будущим отцовством, оставив Макса пока в стороне: поздравлять с тем, чего ещё нет – дурная примета.
– Как Вероника, кстати? – неожиданно спрашивает Кир. Он ловит удивлённый взгляд Макса и тут же поясняет: – Ксения с Ниной устроили целый женсовет по этому поводу и уже даже я в курсе, какой урод твой бывший свояк.
Соколовский хмурится.
– Херово.
Вот и весь ответ, но большего и не надо.
Веронику мне искренне жалко, хотя мы знакомы не так близко, чтобы у меня вообще было право её жалеть. Просто таких хороших и светлых людей, как она, можно по пальцам пересчитать, и мне казалось несправедливым то, что именно они страдают больше остальных.
Пока парни активно обсуждали будущее пополнение двух семей, я снова погряз в мыслях об Оле: почему она ведёт себя так, будто не рада тому, что живёт со мной? Она ведь не была против, когда я предложил съехаться, и всё же что-то заставляло её постоянно хмуриться. Это точно не проблемы с домашними, потому что я видел, как она разговаривает с ними по телефону – её улыбка ни капли не фальшивила, и голос ни разу не дрогнул, когда она говорила, что у неё всё хорошо. Но это касалось только её лично, потому что она ни разу не сказала, что всё хорошо у нас.
– Ты куда уплыл? – толкает меня в плечо Лёха.
Поднимаю глаза и натыкаюсь на вопросительные лица парней.
– Да блин, какая-то задница в жизни, – тру руками лицо.
– Что-то не так с Олей? – спрашивает Макс.
Хмурюсь.
– Мы вместе живём неделю, а у меня такое ощущение, что она не рада, – разговариваю, будто сам с собой. – Хотя она более чем радостно приняла моё предложение съехаться.
– Да, но кое-что важное ты всё же забыл, не так ли? – усмехается Кир.
Смотрю на него чересчур внимательно, пытаясь отыскать на его лице ответ на мой немой вопрос: что такого важного я мог забыть?
Перевожу взгляд на Макса, у которого такая же непонятная улыбка; внимание привлекают его пальцы, которыми он крутит…
– Бля, вы серьёзно? – ржу я.
– Более чем, – фыркает Кир.
Лёха как-то странно косится на бутылку в моей руке.
– «Меня манили её губы,
Я её встретил и запил», – пропел этот гад и заржал в голос.
Издевается, засранец.
– Ты её любишь? – игнорируя придурь Шастинского, спрашивает Костян.
– Люблю, – с готовностью киваю.
– Тогда какого чёрта ты сидишь и грузишься вместо того, чтобы пойти и сделать то, что должен?
Хмыкаю на его логичное умозаключение и поднимаюсь на ноги.
– Только не бери пример с Соколовского – не будь говнюком, – хмурится Лёха. – Позови на свадьбу.
Скалюсь во все тридцать два и вылетаю из клуба с чётко обозначившейся в голове целью выбить дурь из головы моей малышки.
От внезапного воодушевления даже чуть не пролетел мимо ювелирного – настолько приятным было предвкушение от реакции Оли на предложение.
Однако когда дело дошло непосредственно до выбора кольца, с которым я по традиции упаду перед ней на колено, до меня дошло, что я понятия не имею, что выбрать – на какое бы я ни посмотрел, все они казались неподходящими для её нежной руки. Либо слишком грубые, либо слишком пафосные, либо совсем простые
– короче, один сплошной головняк. От помощи консультантки я отказался ещё на входе: во-первых, она была готова помочь явно не только с выбором кольца; и во-вторых, это должен был быть только мой выбор и ничей больше – это казалось правильным.
Этот кошмар длился пару часов, пока я наконец не нашёл то, что хотел видеть на руке своей малышки – невероятно изящное и нежное, как и сама девушка, которая запала в сердце ещё тогда, когда я думал, что имею право её ненавидеть.
Надеюсь, что и с размером я не ошибся.
В квартире не горел свет ни в одном из окон, и я почему-то подумал, что Оля куда-то ушла; но вот зайти во всё же пустую квартиру было как ножом по сердцу, потому что одно дело подозрение на уход, и совсем другое – реальное отсутствие человека. Радовало только, что все её вещи остались здесь.
Кроме пальто и домашних тапочек.
Она ушла в тапках?
Далеко в такой обуви не уйдёшь – всё-таки не май месяц…
Поднимаю голову к потолку, пытаясь понять, куда её понесло, и внезапно меня осеняет.
Выхожу обратно в подъезд и поднимаюсь по лестнице на крышу – как раз ту самую, где неделю назад я предложил ей жить вместе.
Оля стоит у самых перил и смотрит куда-то вдаль, пока ветер играет с её волосами, не забывая закидывать их ей в лицо, но она совершенно никак на это не реагирует. Моё сердце отчего-то начинает колотиться как бешеное, пока я бесшумно подхожу к ней и прижимаюсь к её спине, которая поначалу кажется мне куском промёрзшего бетона. Оля вздрагивает от неожиданности, а после приникает ко мне, прячась в моих объятиях от ветра и всего мира.
– Что ты здесь делаешь? – шепчу ей на ухо.
Оля трётся щекой о мою колючую щёку.
– Думаю.
Фыркаю в ответ.
– Очень хорошо, потому что пришло время поговорить.
Девушка вздыхает и оборачивается – и я пользуюсь моментом, падая перед ней на колено, отчего её глаза и рот распахиваются в три идеальные буквы «о» – совсем как в тот вечер, когда я пришёл извиняться.
– Ты знаешь, что красиво говорить я не умею, – начинаю я, испытывая какое-то по-детски приятное волнение.
– Не могу с этим согласиться, – нервно смеётся Оля, но тут же замолкает, наткнувшись на мой неодобрительный взгляд. – Прости, продолжай.
Неверующе качаю головой.
– Однажды ты упрекнула меня в том, что я не способен на любовь, – снова начинаю, на этот раз тихо, но Оля всё равно слышит и виновато краснеет, потому что мы оба в тот раз наговорили друг другу лишнего, хотя у неё как раз и не было повода чувствовать себя виноватой. – Ты была совершенно права. Я никогда ни о ком не заботился, плевал на чувства других – даже на твои, хотя уже тогда ты была мне не безразлична. Я причинил тебе непростительно много боли, хотя ты этого не заслуживала; я вёл себя как самый последний сукин сын на этой грёбаной земле – но ты и сама это знаешь. И всё же, как бы пафосно и театрально это ни звучало, ты заставила меня понять, что есть не только я, и не только у меня есть чувства, которые нужно беречь. Я знаю, что не самый достойный кандидат в мужья – чёрт, мне ли не знать! – и всё же я хочу спросить тебя: ты выйдешь за меня? Станешь моей женой? Разделишь со мной радость и останешься ли рядом, даже если весь мир полетит к чертям?
На автомате сую руку в карман пальто и выуживаю оттуда чёрную бархатную коробочку с поблёскивающим на шёлковой подставке кольцом, на выбор которого я угрохал не один час. Самый крупный камень был в форме капли – как напоминание для меня о том, чтобы я больше никогда не заставлял её плакать, хотя и без этого я бы ни за что не сделал бы ей больно.
Лучше сдохнуть самому.
Эти бесконечно долгие несколько секунд, пока Оля пыталась отойти от шока и ответить, я мучительно умирал в ожидании приговора. Ещё никогда в жизни я не чувствовал столько страха, как перед её возможным отказом – а ведь она имела все права на то, чтобы послать меня нахер, и я бы даже не посмел за это на неё злиться.
Но девушка всхлипывает и протягивает мне правую руку с тихим «да», которое больше похоже на выдох; дрожащими пальцами извлекаю кольцо из коробочки и надеваю ей на безымянный палец, с облегчением отметив, что с размером всё-таки угадал. Едва кольцо занимает своё законное место, я вскакиваю на ноги и неистово впиваюсь в Олю поцелуем, пока на моих губах дрожит тихое и искреннее «Люблю». Девушка отвечает с не меньшим запалом, цепляясь за мои плечи как за спасательный круг, пока мы оба тонем в обжигающем поцелуе. Кажется, вокруг даже температура поднялась, пока мы пытались передать друг другу уровень наших чувств.
– Надеюсь, теперь ты перестанешь грустить и выбросишь из головы ту хрень, которая не даёт тебе нормально жить, – рвано дышу, оторвавшись от Оли.
Она удивлённо вскидывает лицо.
– Что ты имеешь в виду? – Искреннее удивление в её глазах подсказывает мне, что я – неисправимый дебил. – Так ты сделал предложение, думая, что я на тебя из-за этого…
Она отходит от меня и как-то странно смеётся – наверно, истерика.
Но я тут же возвращаю её обратно в свои объятия, потому что если не объяснить женщине всё сразу – то, чего не достаёт, она с лихвой додумает сама, и скорее всего это будет полный пиздец, далёкий от истины.
– Прежде, чем ты начнёшь фантазировать о том, чего на самом деле нет, не дашь ли мне вставить два слова? – не могу удержаться от насмешки, хотя смешного здесь – хрен да нихрена. Но Оля, вздохнув, милостиво кивает, наученная горьким опытом. Мы оба научены. – Я люблю тебя. Так, как никогда и никого не любил, потому что не умел в принципе. Я в любом случае сделал бы тебе предложение – через неделю, месяц или год кольцо всё равно сверкало бы на твоём пальце. Просто та печаль, которая застряла в твоём взгляде, гложет тебя и убивает меня, так что будем считать, что я просто нажал на кнопку перемотки.
Оля доверчиво улыбается, поворачивается в моих руках ко мне и обхватывает моё лицо ладонями.
– Какой же ты у меня балбес, – целует меня. – Кольцо здесь ни причём и свадьба тоже. Я бы не стала расстраиваться из-за этого, потому что знаю, что ты меня любишь и без всей этой мишуры. Но я всё равно буду счастлива стать твоей женой.
Улыбаюсь, как дурак, и распахиваю пальто, чтобы спрятать своего ангела от непогоды.
Ну и чтобы она была чуточку ближе.
– Тогда в чём дело?
Она нервно опускает глаза.
– Обещай, что не будешь ревновать.
Ревность – это первое, что я почувствовал, когда услышал её просьбу, хотя это было глупо, потому что я уверен в чувствах Оли и на сто процентов ей доверяю.
Киваю, и девушка вздыхает.
– Меня волнует судьба Демьяна.
Я всё же ревную, игнорируя все законы логики и собственные слова, которые секундой ранее прозвучали в моей голове.
– А что с ним не так? – спрашиваю сквозь зубы.
Оля проводит кончиками пальцев по моим сведённым судорогой скулам.
– Он страдает. Ему нужна хорошая девушка, рядом с которой он забыл бы себя самого. Но у него плохо работает радар, и я боюсь, что он не сможет сделать правильный выбор.
Я уже хотел возмутиться тем, что Демьяну далеко не семнадцать, чтобы переживать за него, когда в голове что-то щёлкает.
