Текст книги "Ложь (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Да, это похоже на Лаклана, – бросаю на него взгляд и закатываю глаза.

После этого она покидает кухню, забирает мед для Наташи и, прежде чем мы уходим, Лаклан говорит мне:

– Я ничего не скажу Кайле. Не собираюсь ничего говорить Джессике и Дональду. Оставлю все это на твое усмотрение. Просто хочу, чтобы ты знал, никто не будет думать плохо. О любом из вас. Но ты не сможешь вечно держать это внутри. Ты уже достаточно долго хранил все в себе.

Он уходит, и я остаюсь на кухне, рассуждая о том, как регбист стал настолько умнее профессора.

Вечером того же дня, когда пора идти спать, мне в моей старой спальне, Наташе в спальне Лаклана, я стучу в ее дверь.

– Ты в приличном виде? – шепчу я.

– Нет, – говорит она. Я улыбаюсь, глядя в коридор на дверь родительской комнаты, прежде чем войти.

Она, скрестив ноги, в пижаме сидит на кровати и перелистывает старый журнал.

– Эй, – зову я, разочарованный. – Ты почти пристойно выглядишь.

– Ой, – говорит она. – Думал, ты имел в виду в целом.

– Ну, и это тоже, – закрываю дверь и сажусь рядом. – Прости, что все не очень романтично. Я сам едва помещаюсь на кровати.

Она посылает мне нежную улыбку, кладя руку на мою.

– Это прекрасно. Хорошо быть в доме, где чувствуешь тепло, понимаешь? – морщит нос. – Как думаешь, я справилась?

– С моей семьей, ты шутишь? Ты была невероятна. Ты им понравилась.

– Ты уверен? В один момент я стараюсь быть такой правильной, а в следующий, рассказываю им, что моя попа красовалась у всех на виду в аэропорту Рима.

Я сжимаю ее руку, улыбаясь.

– Эта история лишь заставила тебя понравиться им ещё больше. Как и мне. Если честно, я немного завидую этому аэропорту.

– Ты можешь увидеть мою попу в любое время, – отмечает она. – На самом деле моя попа принадлежит тебе, лишь тебе одному.

– О, правда? – поднимаю бровь. – А мы можем оформить это письменно?

– Так я им действительно понравилась?

– Да, – говорю ей. – Как я и знал. Как кто-то может не быть очарован тобой, как и я?

– Ну, вот моя мама может, – говорит она, отводя взгляд.

– Твоя мать не в счет. С собственной семьей всегда непросто. Но, держу пари, даже твоя мать, в глубине души, думает, что ты изумительна. Как и все остальные.

– Думаешь, я понравилась Лаклану?

– Я знаю, что так и есть, – вопросительно смотрю на неё. – В любом случае, Ты узнала его?

– Ты о чем?

– Вы с ним раньше встречались.

– Мы? – она качает головой. – Я бы помнила. Когда?

– Это было в пабе, поэтому не думаю, ты бы вспомнила. Я удивлен, что он помнит, но вот какое впечатление ты производишь на людей.

– Боже мой. Я встретила его в пабе. Что он сказал, он только сегодня рассказал об этом тебе?

Я киваю.

– Он говорит, ты была пьяна и расстроена. Около четырех лет назад здесь, в Эдинбурге. Ты призналась ему и бармену Ренни, который когда-то был в его команде по регби, что влюбилась в женатого мужчину. Думаю, Лаклан дал тебе совет, сказав, что тебе нужно быть...

– Катализатором перемен, – шепчет она. – Теперь я помню, хотя не могу вспомнить его лицо. Просто помню, как говорила и получала эту жидкую смелость. Потом помню, как писала письмо, и ты пришел, и... затем я поцеловала тебя. – Она смотрит вниз на одеяло.

– Эй, – тихо говорю я, наклоняясь, чтобы видеть ее лучше. – Надеюсь, ты не жалеешь об этом. Я, определённо, нет.

– Я была не в себе. Мне никогда не следовало говорить те вещи, и никогда не следовало целовать тебя.

– Что ж, если так, мне никогда не следовало приходить в твою квартиру. Но я хотел увидеть тебя. Мне нужно было посмотреть, чувствуешь ли ты то же самое, что я чувствовал к тебе. Я ни о чём не жалею. Ни что пошел туда, ни о том, что ты поцеловала меня. Это то, что есть, и, полагаю, ты была катализатором, и вещи изменились.

Она с трудом сглатывает.

– Не все перемены хороши, – говорит она тихим голосом.

– Наташа, – предупреждаю ее. – Я сказал тебе, что мы покончили с чувством вины. Я не могу двигаться дальше, двигаться мимо этого, если ты не будешь двигаться со мной. Мы команда, ты это знаешь. Я хочу, чтобы мы обсудили прошлое без чувства вины или стыда. Это единственный выход.

Она кивает, и, надеюсь, действительно принимает это. Знаю, это непросто, но это действительно единственный шанс, который у нас есть.

– Кайла действительно славная, – через мгновение говорит она, и ее голос оживает. – Полный фейерверк. Сначала было трудно понять, почему она и твой брат вместе – они оба кажутся такими разными. Но позже становится очевидно, как сильно они влюблены друг в друга.

А очевидно ли, как сильно я влюблен в тебя? – думаю я. Протягиваю руку и убираю волосы с ее лица, но слова, эти слова, застревают у меня в горле, там, где они сидят уже несколько недель. Я уже говорил об этом в прошлом и имел это в виду, но сейчас, в этой новой фазе, мои чувства еще глубже. На данный момент они превосходят все и делают эти три слова почти устаревшими.

Она пристально смотрит на меня большими глазами, нижняя губа надувается, влажная и мягкая. Я хочу показать ей, что чувствую, мне просто хочется, чтоб мы были в другом месте, не в доме моих родителей. Не то, чтобы это меня когда-либо останавливало.

Я выбираюсь из кровати и запираю дверь, медленно поворачиваясь к ней лицом.

Ее брови поднимаются, и она смотрит на меня, словно спрашивая – мы действительно собираемся сделать это?

Ухмыляюсь, медленно снимая рубашку, пока иду к ней, а затем расстёгиваю брюки.

Она не выглядит взволнованной. Не та реакция, на которую я надеялся.

Я вытаскиваю эрекцию из боксеров, держа твердую, жесткую длину в руке.

Она облизывает губы, показывая кончик розового язычка.

Хорошо, это больше похоже на ту реакцию, которой я ожидал.

– Ты уверен? – тихо спрашивает она, когда я иду к ней, поглаживая член, и наслаждаясь тем, что она не сводит с него глаз. Я наблюдаю, как медленно растет голод, что делает меня ещё тверже.

Киваю.

– Если ты сможешь быть тихой, – шепчу ей. – Ты сможешь быть тихой? Не издашь ни звука?

Кажется, она воспринимает это как достойный вызов. Выражение ее лица становится все более бессмысленным, и она кивает. Выскальзывает из пижамы, пока не оказывается на коленях на кровати, совершенно голая.

Я подхожу к краю, и она с готовностью пробегает языком вверх по члену от основания до кончика.

И останавливается.

– Так Лаклан знает правду о нас? И у него все нормально с этим?

Я стону.

– Пожалуйста, не упоминай имя моего брата, когда у тебя в руках мой член, – улыбаюсь ей. – Но да, он в порядке. Он никому не скажет, и, в свое время, когда мы скажем правду, по крайней мере, мы знаем, чего ожидать.

Она кажется удовлетворенной этим и, наконец, забывает все, кружа языком по моему твердому стволу, перед тем как слизать влагу с кончика. Забавно, как иногда ее ум удерживает ее от наслаждения сексом, будто она не может перестать блуждать в мыслях и жить в настоящем моменте, даже когда этот момент в ее проклятом рту.

Мгновение я позволяю ей лизать и сосать, просто потому, что мне нравится взгляд в ее глазах, пылающая потребность в чем-то таком сексуальном. Но до того как она слишком увлечется, я отступаю и требую, чтобы она подвинулась. Ложусь на кровать и маню ее пальцем.

– Иди сюда, – тихо говорю я, указывая на свое лицо. – Прямо сюда.

Она снова выглядит шокированной. Не двигается, кажется неуверенной.

– Что, боишься, что не сможешь сдержаться? – дразню я.

– Конечно, смогу, – говорит она и медленно разводит ноги над моей грудью, поднимаясь к моему лицу.

Я крепко держу ее бедра и располагаю киску прямо над своим ртом. Неторопливо высовываю язык и осторожно провожу им по влажным складкам. Она сразу же напрягается и тихо вскрикивает, и я впиваюсь пальцами ей в кожу, чтобы снова предупредить ее о том, что надо быть тихой и необходимо контролировать свои действия.

Она такая приятная на вкус, ее мускусный, богатый аромат наполняет меня и заводит как никогда раньше, и, когда я обрабатываю ее языком, жадно погружаясь в нее и порхая над опухшим клитором, я тот, кому трудно сохранять спокойствие.

Вибрации из моего рта, кажется, действуют на нее, и вскоре она раскачивает бедрами на моем лице, пока я поедаю ее. Я теряюсь в этом пьянящем желании, наслаждаясь каждым гребаным ощущением. Это грубый, порочный, первобытный, способ вкусить женщину в ее самом чистом «я». Я мог бы делать это вечно, высасывать каждую последнюю каплю, облизывая ее, как самый сладкий, спелый плод.

– О, боже, – тихо произносит она, и ее рука взлетает к стене, чтобы опереться, пока она трахает мое лицо. Я прижимаю кончик языка к клитору, потирая кругами, пока она не кончает. Когда оргазм вырывается из нее, я чувствую каждый импульс, мой рот пропитан ею, ее кожа сияет жаром и влагой. К ее чести, она остается тихой, продолжая издавать шум в виде дрожащих стонов и вздохов, которые так же сексуальны, как и ее обычные крики.

Когда она начинает извиваться и ерзать, я отстраняюсь и улыбаюсь ей, едва видя ее лицо за этими удивительными сиськами.

– Привет, – тихо говорю я, двигая бровями.

– Вау, – шепчет она в ответ.

– Мы еще не закончили, – говорю ей. Встаю и толкаю ее на кровать, чтобы она была на спине. Забираюсь на нее, коленом раздвигая ноги, пока не оказываюсь прямо над ней, грудь прижимается к ней. Я оборачиваю пальцы вокруг ее запястий и прижимаю ее руки над головой, удерживая ее на месте. Затем провожу кончиком носа вниз по лицу, останавливаясь на губах, чтобы поцеловать ее.

– Черт, Наташа, – шепчу я, ненадолго закрывая глаза. – Ты понятия не имеешь, что делаешь со мной, что заставляешь меня чувствовать.

– Ты это уже говорил, – произносит она. – И все мне рассказал.

Она права. Потребовалось время, но, в конце концов, я сказал ей правду.

Я глубоко вдыхаю и устраиваюсь, член прижимается к ее влажной киске, но не входит.

– И что я сказал? – нежно спрашиваю я.

– Ты сказал, я для тебя больше, чем могла бы представить. Ужасно много.

Один из способов описать мои чувства.

– Ужасно много, – повторяю я, открывая глаза, потерявшись в ней так сильно, всего в нескольких дюймах. Черт возьми, я снова теряю себя с ней. Нет, я уже потерялся.

Я пытаюсь глотать. Сжимаю губы, пытаясь найти мужество.

– Это ужасно много, – говорю я. – Даже больше, чем это. Наташа... Я люблю тебя. И точка. Я был влюблен в тебя раньше, и теперь люблю тебя сильнее. Даже не знаю, как такое возможно, но это так. И поскольку все так, это заставляет меня думать, что все возможно. Даже мы.

Она смотрит на меня, вихрь эмоций в ее глазах, и мне жаль, что я не могу заглянуть глубже и понять, что она чувствует. Она потеряла дар речи.

Я едва ощутимо потираюсь губами о ее губы.

– Поговори со мной, – шепчу я. – Скажи что-нибудь.

– Ты любишь меня, – говорит она с трепетом.

– Да, – отвечаю, улыбаясь как дурак. – Да. Наташа, я люблю тебя. Больше, чем могу выразить словами. Просто знай это. Верь. И люби меня в ответ.

– О, Бригс, – шепчет она, губы расплываются в широкой, сияющей улыбке. – Я никогда не переставала любить тебя.

Мое сердце стучит.

– Даже после стольких лет?

– Даже после всех этих лет. В темноте и свете я никогда не переставала чувствовать. Я могла отодвинуть чувство в сторону, возможно, похоронила его, поставила на паузу, но я никогда, никогда не переставала чувствовать.

У меня такое чувство, словно миллион воздушных шаров выпущены в моей груди. Я хочу смеяться. Хочу плакать. Удивленно смотрю на нее. Просто так чертовски удивительно, что мы снова нашли друг друга, и что эти мы, эти мы прекрасны.

– Я люблю тебя, – говорю ей снова.

– Я люблю тебя, – отвечает она.

Целую ее, горячо, настойчиво и властно, пока мое тело начинает ускоряться, пытаясь догнать сердце. Эта мягкая нежность, которую я чувствую к ней, кружится с первобытным желанием, и, прежде чем осознаю, что делаю, толкаюсь в нее. Она разводит ноги шире, позволяя моему члену войти, и я погружаюсь в нее, такую влажную и мягкую вокруг моей твердой длины. Мы так хороши вместе, как замок и ключ, и трудно представить, как я мог так долго жить без нее.

– Ты – мое спасение, – шепчу ей на ухо, облизывая край. – Ты спасаешь меня от мира. Ты спасаешь меня от самого себя.

Одной рукой я удерживаю ее руки над головой и сильнее врываюсь в неё, быстрее и бесконечно глубже. Другая рука движется к ее клитору, снова работая над ним. Хотя она кончила лишь несколько минут назад, я знаю, она все еще отчаянно нуждается в этом. Я врезаюсь в нее бедрами, становясь быстрее, грубее, ожесточённее, когда кровать начинает трястись, и она начинает стонать, кусая губы, чтобы не закричать.

– Ты ощущаешься так хорошо, чертовски хорошо, – стону я, мир ускользает, и остаемся лишь мы в гедонистической дымке. Вращаю бедрами, попадая в нужное место, и вскоре она снова кончает, тело судорожно сжимается подо мной, глаза зажмурены, сочный рот открыт, и она задыхается.

Я отпускаю себя, входя в нее в неустанном ритме, мои шары подтягиваются, грудь сжимается, борясь с наплывом чувств. Мой голод, потребность в ней, не только в ее теле, но и в разуме, сердце и душе никогда не были такими острыми и примитивными как сейчас. Я теряюсь внутри, сильно кончая, и мир переворачивается с ног на голову в этом темном, разрушительном удовольствии.

Черт возьми.

Мать вашу.

Я падаю на неё, пытаясь отдышаться и не раздавить ее.

Это было нереально.

Не что иное, как чертово счастье.

Это была Любовь.

Черт возьми.

Бл*дь.

Мы не использовали презерватив.

Я смотрю на ее лицо, щеки розовые, легкий блеск пота на лбу и над ее припухшими губами. Глаза одновременно апатичные и встревоженные.

– Ты не на таблетках, – говорю ей.

– Нет, – медленно говорит она. – Я не ходила к врачу. Но все будет нормально. Просто воспользуюсь планом «Б».

– Тебе не станет от этого хуже?

– На самом деле, нет. Приму таблетку утром. Я не переживаю об этом, – говорит она, проводя рукой по моим плечам и по моей руке. – Это было...

– Необыкновенно, – заканчиваю я.

Она посмеивается.

– Я собиралась сказать – чертовски великолепно, но это тоже подходит.

Я провожу большим пальцем по ее губе, ухмыляясь, и она в шутку прикусывает его.

– Знаешь, – говорю я, – думал, на этой кровати едва хватит места для того, чтобы заниматься сексом, но, возможно, мы все же можем спать здесь.

Она хватает меня за бицепсы.

– Как будто я бы отпустила тебя в твою комнату после того, как ты сказал мне, что любишь.

– Я люблю тебя, – говорю ей.

– Я знаю. И ты остаёшься.

Так что я забираюсь под одеяло, и хотя спать с ней на одной кровати в старой комнате моего брата – одна из самых странных вещей, я с Наташей. И мы любим друг друга. И из-за этого все ощущается правильным.

Глава 20

НАТАША

Несколько недель назад, когда Бригс сказал, что хочет «ходить со мной на свидания», я даже представить себе не могла, что одно из наших свиданий будет на катамаране в пруду в Гайд-парке.

С другой стороны, я никогда не думала, что очень сильно буду любить этого человека. И я никогда и представить не могла, как невероятно прекрасно будет услышать его слова, которые впервые услышала много лет назад. Почувствовать все это снова.

Больше, чем могу выразить словами. Просто знай это. Верь. И люби меня в ответ.

Я все еще таю от этих слов, и мое сердце стучит в груди. Это может объяснить, почему я согласилась сесть на синюю лодку и крутить педали по Серпентину в холодный осенний день.

– Эй, поднажми немного, – говорит Бригс, усиленно работая ногами, пока я вяло перебираю своими.

– Ой, да брось, – говорю я, протягивая руку, тщетно пытаясь ударить его по груди. – Настоящая леди никогда не гребет.

– Это правда, – говорит он. – Хотя трахаешься ты не как леди.

Я сердито смотрю на него.

– И слава богу, – озираюсь по сторонам. На воде еще пять других катамаранов. Я рада, что на мне шляпа и шарф, потому что сегодня первый день, когда я действительно чувствую, что зима, возможно, не за горами. Время года, а не собака Бригса (прим. пер. Винтер в переводе с английского – зима)

– Нам надо возвращаться, – говорю ему.

– Почему?

– Потому что я возбуждена, – откровенно говорю я.

Бригс поднимает брови.

– Тогда хорошо, – он начинает грести быстрее, направляясь к газону на берегу.

– Ты говорил со своим братом? – спрашиваю я, когда мы приближаемся.

– Я, правда, не хочу, чтоб ты упоминала его и слово «возбуждена» так близко друг к другу, – сухо говорит он. – Но нет, не разговаривал.

– Ты знаешь, когда скажешь родителям о нас? – спрашиваю я, чувствуя себя такой невероятно молодой, когда спрашиваю это. – Ну, знаешь, как мы познакомились?

Глупо продолжать поднимать эту тему, но я очень нервничала в выходные, когда познакомилась с ними. На самом деле у меня не было причин для этого – они были очень милы, а Лаклан и Кайла были абсолютно восхитительны. Я все еще не помню, как встретила Лаклана несколько лет назад – его лицо по-прежнему размытое пятно из той ночи – но я более чем благодарна ему за то, что, по крайней мере, он знает настоящую историю. Последнее, что я хочу сделать, это оказать давление на Бригса, но это словно вес на моих плечах, знать, что мы не живем с абсолютной правдой. Я больше не могу лгать.

– Скоро, – говорит он мне, и я знаю, что он это и имеет в виду. – Обещаю. Я просто хочу сказать им лично. Может быть, поеду к ним на следующий уик-энд. Мне, вероятно, стоит поговорить с моим агентом по недвижимости и выставить квартиру на продажу.

– Ты серьёзно?

Он пожимает плечами.

– Почему нет? Мне нравится моя жизнь здесь. Все кажется правильным. И ты здесь.

Я шокирована. И очень польщена. Но все же...

– Не меняй свою жизнь из-за меня. Продажа собственной квартиры это серьёзное дело.

– А любовь к тебе намного серьезнее, чем это. Я никуда не собираюсь, Наташа. Я у твоих чертовых ног и это не измениться.

Черт. Этот мужчина умеет подобрать нужные слова.

– Тебя как следует отделают, когда мы вернёмся к тебе, – говорю я ему. – И я имею в виду в хорошем смысле, конечно.

– Рад, что ты уточнила, – говорит он, ухмыляясь.

И я не шутила. Как только мы догребаем до берега и возвращаемся в его квартиру, стоит нам войти, я нападаю на него. Знаю, через несколько дней у меня должны начаться женские дела и мои гормоны бушуют, плюс мое сердце обезумело. Смешайте все вместе, и я крайне ненасытная девушка.

Мы исчезаем в его спальне, и наша одежда слетает, сначала я скачу на нем, моя грудь подпрыгивает, я толкаюсь бедрами, его член зарыт глубоко внутри, он смотрит на меня с похотью и трепетом, словно не может поверить, что я настоящая.

Затем я на боку, моя нога приподнята над его бедром, и он входит в меня все быстрее и быстрее, изголовье громко ударяется о стену. Пот капает с его тела на мое, и комната наполняется густым запахом секса и опьяняющими звуками моих жадных стонов, его ворчания и грязными словечками, пока он трахает меня до беспамятства. Когда я кончаю, то разваливаюсь на кусочки и кричу его имя, позволяя всему уйти. Каждому страху, каждой мысли, каждой затемнённой части меня. Я – жидкое блаженство, солнце и каждая звезда во Вселенной.

– Черт подери, – несколько секунд спустя ругается он, перекатываясь на спину. – Ты раньше не шутила. Я вполне уверен, что возбужденная Наташа загонит меня в могилу.

Я лениво улыбаюсь.

– Звучит неплохо.

– Так и есть, – он встает с постели, снимает презерватив, и я делаю пометку в голове, пойти к врачу и как можно быстрее получить противозачаточные. Та ночь в доме его родителей была слишком рискованной. – И теперь я чертовски голоден. Как насчет того, чтобы подогреть немного пирогов?

– Пиво и пирог после секса, – вздыхая, говорю я, растягиваясь на кровати и вытягивая ноги. – Уверена, нет ничего лучше.

– Кто говорил о пиве? – произносит Бригс, хотя я знаю, он шутит. Это стало для нас своего рода ритуалом, есть пирог и пить пиво обнаженными на его кухне.

Слышу, как он заходит в другую комнату и начинает шуршать чём-то, включая духовку. Я лежу на кровати, оргазм догорает, втягивая меня в легкий сон. Но как только я слышу звук открываемых пивных крышек, то сползаю с кровати и присоединяюсь к нему.

Он протягивает мне пиво, и мы чокаемся бутылками, улыбаясь друг другу. У меня все еще в голове не укладывается, что сейчас это моя жизнь, и этот мужчина, этот великолепный, особенный мужчина, может стоять передо мной полностью обнаженным, и я могу делать то же самое рядом с ним, и мы можем трахаться, можем есть, можем любить, и просто быть рядом.

– Долго еще ждать пирог? – спрашиваю я. Духовка Бригса очень медленная, и у меня мало терпения, когда дело касается еды. Моя попа тому доказательство.

– Десять минут, обещаю, – говорит он.

Внезапно, напугав нас обоих, раздаётся стук в дверь. Винтер начинает лаять.

– Черт, – говорит он, быстро направляясь в ванную и хватая халат. Так как я без одежды, то иду в спальню, таща туда же Винтера, чтобы он замолчал. Я закрываю дверь и надеваю джинсы и футболку, щеки краснеют, поскольку я думаю, что это может быть проклятая жалоба на шум. Я довольно громко кричала, когда кончала, да ещё и это изголовье грохотало так громко.

Я приоткрываю дверь и высовываю голову. Бригс смотрит в глазок.

– Кто это? – шепчу я. – У нас будут неприятности из-за того, что были слишком шумными?

– Надеюсь, нет, – говорит он, рука на дверной ручке. – Я не вижу, кто там, как будто девушка стоит в коридоре...

Он открывает дверь, и я прячусь обратно в спальню, закрывая дверь.

– Где она? – слышу я знакомый голос за стеной. – Где Наташа?

О Господи боже! Это Мелисса!

Что за херня? Я чувствую, что прижимаюсь к стене, затаив дыхание. Какого черта она здесь делает?!

– Мелисса, – говорит Бригс. – Что ты здесь делаешь? Как ты узнала, где я живу?

– Я шла за вами из Гайд-парка, – рычит она, судя по всему, заходя в комнату. – Я наблюдала за вами. Я знаю, я все о вас знаю. – Она кричит:– Наташа, выходи сюда!

Господи. Я дрожу, пытаясь дышать.

– Мелисса, ты должна сейчас же уйти, – говорит Бригс, повышая голос. – Ты не имеешь права находиться здесь.

– Наташа! – кричит она, и я знаю, что, если не выйду, если не покажусь, она устроит сцену.

Я распрямляю плечи и напоминаю себе, что она абсолютно спятила. Она шла за нами сюда? Что, черт возьми, происходит?

– Все в порядке, Бригс, – говорю я, выходя из спальни в гостиную. Закрываю за собой дверь и стою там, сложив руки на груди.

Мелисса стоит в дверях. Бригс крепко держится за дверь, пытаясь закрыть ее, он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Я встречаю его глаза и киваю ему, чтобы впустил ее.

Он открывает входную дверь шире, она врывается внутрь и торопиться прямо ко мне, ее глаза вспыхивают.

– Какого хрена ты здесь делаешь? – визжит она, указывая на него, смотря при этом на меня. – Давно ты мне врешь?

– Почему ты следила за мной? – спрашиваю я в ответ.

– Потому что я знаю, что ты гребаная лгунья, вот почему, – усмехается она, размахивая руками. – На факультете истории искусства нет Брэдли. Я проверяла.

– Ты проверяла? – недоверчиво повторяю я. – Зачем? Почему, черт возьми, ты не могла просто поверить мне?

– Потому, – говорит она, поворачиваясь к Бригсу. – Я знала, знала, он все еще одержим тобой, так же, как и ты им.

– Мелисса, пожалуйста, – говорю ей, пытаясь заставить ее успокоиться. – Я не понимаю. Да, я соврала, но только потому, что знала, ты не одобришь. Все это. Ты сказала, если он вообще со мной свяжется, ты донесёшь на него, а это последнее, чего я хотела.

– Ой, и мне что, пожалеть тебя за то, что ты солгала? Все, что ты делаешь, это лжешь, Наташа. Когда вы с этим мерзавцем встретились впервые, ты ничего не сказала мне. Я узнал о нем только потому, что появилась у тебя. Ты держала его в секрете от меня... своей лучшей подруги.

О Боже. Мое сердце немного сжимается. Неужели она все еще злится из-за этого?

– Мне жаль, – говорю ей. – Я же сказала, что мне жаль. Просто я была так влюблена ...

– Дерьмо собачье, – говорит она мне. – Любовь. Ты не знаешь любви. Ты сама это сказала, ты оставила свою мать, свою одинокую маму там, в Калифорнии, чтобы ты могла приехать сюда и заняться своими делами! По крайней мере, у тебя есть мать. Я даже не знаю свою. Меня воспитывали отец и мачеха. И ты отмахнулась от этого, бросила свою актерскую карьеру в Лос-Анджелесе. Я имею в виду, кем ты себя считаешь? Ты настолько особенная что можешь просто отбросить это дерьмо в сторону? Ты знаешь, что я бы убила за это? У тебя, твою мать, есть все, а есть такие люди, как я, люди, которые борются, люди, у которых ничего нет.

Гребаный ад. Я могу лишь моргать, кровь громко стучит в голове. Я смотрю на Бригса, и он осторожно наблюдает за ней, выглядя таким же смущенным, как и я.

– Мелисса, – говорю ей, пытаясь говорить спокойно. – Мне жаль, что ты так думаешь, но ты же знаешь, это не я. Это не моя жизнь.

– Да, верно, – говорит она, слезы на глазах. – Ты всегда была лучше меня во всех отношениях. Ты красивее, выше, стройнее, талантливее, умнее. Ты всегда всего добивалась в жизни, а потом, помимо всего прочего, в конце концов, в тебя влюбился женатый мужчина, или ты так думала, – она впивается взглядом в Бригса. – Ему просто захотелось какой-нибудь юной сучки, вот и все. – Она обращает злобный взгляд ко мне, меня накрывает чувство жалости к ней и абсолютный гнев. – И ты дала это ему. Разве ты не могла хоть раз пройти мимо него? Разве ты не могла позволить кому-то другому заполучить его?

– Кому, тебе? – спрашиваю я.

– Его жене, – говорит она. – Тогда я действительно знала бы, кто ты.

Я качаю головой, слезы готовы пролиться, в груди сумбур.

– Я не понимаю. Зачем тогда притворяться моей подругой? Почему ты вела себя так, словно тебе было до меня дело?

– Потому что мне нравилось, что тебе нужна моя помощь, – говорит она почти мучительно. – Мне нравилось, что ты была на дне и тебе нужен был друг, и у тебя была лишь я. Ты, наконец, заставила меня почувствовать себя полезной. Я была важна для тебя. Я чего-то стоила. Ты даже не представляешь, какая ты, Наташа. Ты живешь в своем собственном мире. Ведешь себя так, будто тебе не нужна душа в мире. Я вижу, что ты притворяешься, будто бы тебе есть дело о мире вокруг себя, но внутри тебя есть какой-то другой гребаный мир, место, куда ты идешь, и это просто чертовски несправедливо. Все остальные должны быть здесь, страдать, и ты можешь отступить. Я хотела увидеть, что тебе больно, Наташа, потому что это единственный способ, с помощью которого, я знала, я могла увидеть, что ты чертов человек!

– Хорошо, – строгим голосом говорит Бригс, подходя к нам. – Тебе пора уходить, – говорит он Мелиссе.

– Пошел ты, – говорит она. – Ты так же ужасен, как и она. Такой преданный. Ничего кроме нее в твоем мире не важно. И ничего кроме тебя не важно в ее мире. Ты проник в самое неприступное из сердец. Поздравляю, – она смотрит на нас обоих, отходя назад. – Вы, ребятки, стоите друг друга. Бессердечны, жестоки и слишком хороши для всего остального мира. Вы понимаете, что вы сделали? Если бы вы, нахрен, не влюбились друг в друга, в этом мире все еще были бы живы два человека.

Лицо Бригса краснеет, взгляд становится твёрдым, как камень. Он указывает на дверь.

– Убирайся, бл*дь, отсюда или я вызову гребаных копов.

– Тогда вызывай копов, – говорит Мелисса. – А я позвоню в колледже. Вы не можете трахать студенток, профессор МакГрегор.

– Она не моя студентка, – говорит он сквозь стиснутые зубы, мышцы на шее выступают.

– Не думаю, что это будет иметь большое значение, когда я донесу на тебя, – говорит она. Смотрит на меня, лицо внезапно становится смиренным. – Я же говорила тебе, Наташа. Я тебя предупреждала. Сказала же, что, если он когда-нибудь посмотрит на тебя, придёт к тебе, свяжется с тобой, я уничтожу его карьеру. И ты мне поверила. Вот почему ты скрывала все это от меня.

Боже, у меня такое чувство, что все ускользает

– Именно поэтому, – умоляю я. – Так что, пожалуйста, имей немного сострадания. Я люблю его, и он любит меня.

Она кривит губы, осматривая меня с головы до ног.

– А как насчет меня? Как насчет подруги, которую ты отвергла, той, которой лжёшь? Где любовь для меня?

Я смотрю на нее, чувствуя себя такой чертовски беспомощной. Я не знаю, чего она хочет. Все выходит из-под контроля, полное сумасшествие.

– Мелисса. Ты моя лучшая подруга.

– Тогда скажи мне, что любишь меня.

Я открываю рот.

– Что?

– Скажи, что любишь меня, – говорит она. – Как друга, как кого угодно. Просто скажи мне это.

Но я не могу. Потому что не люблю ее. Не как подругу, ни как кого-то еще. До этого момента она была просто другом, человеком в моей жизни, но не тем, к кому я была глубоко привязана. Боже, может она и права. В этом мире лишь я, и никого больше.

За исключением Бригса.

– Правильно, – прищуриваясь, продолжает она. – Потому что ты не любишь никого, кроме себя и его. Что ж, вы оба, нахрен, идеальны друг для друга. Два самых эгоистичных человека на земле. – Она поворачивается и идет к двери.

Бригс тянется и хватает ее за руку, глядя на нее взглядом, который даже меня заставляет съёжиться.

– Если ты, бл*дь, доложишь на меня, я тебя уничтожу.

Некоторое время она смотрит на него, а затем качает головой, кислая улыбка на тонких губах.

– Тебе следовало выбрать меня, – говорит она. – Так было бы безопаснее.

Затем она выходит в коридор и исчезает. Бригс быстро закрывает дверь, запирает ее и проводит рукой по лицу.

– Черт побери, – шепчет он, подходя прямо ко мне. Он обнимает меня, но я едва могу двигаться. Не могу поверить в то, что только что произошло.

– Какого черта, – говорю я. – Я не... я не знаю, что сейчас было.

– Похоже, сейчас не время говорить тебе, что она нагло подкатывала ко мне после урока.

– Что? – шиплю я, отталкивая его. – Что она делала?

В сердце горечь и кислота. Вдобавок к панике.

Он кивает, отводя взгляд.

– Я не хотел тебе говорить, потому что не хотел быть причиной разлада. Она домогалась меня. Совершенно недопустимо, практически предлагая себя.

Мне больно. Я не могу дышать.

– И ты не сказал мне?

– Я не мог, – кричит он. – Я хотел, Наташа. Но потом подумал о тебе. Ты живешь с ней. Что бы ты сделала, если бы я сказал тебе? Ты бы поругалась с ней, и что потом? Все в конечном итоге закончилось по тому же сценарию, – он рычит от разочарования, прижимая кулак ко лбу. – Разве ты не видишь? Она хочет все, что есть у тебя, она чертова психопатка.

О, теперь я это вижу. Я просто не понимаю. Иногда я могу быть замкнутой, меня бывает трудно понять, возможно, я не подпускаю многих людей... или, может быть, я никого не подпускаю к себе. Возможно, Бригс – это первый человек, которому я позволила увидеть каждую часть себя.

– Наташа, – говорит он мне в тишине, притягивая к себе. – Не слушай ничего из того, что она сказала. Не надо. Она ревнует тебя, и все. Ревность почти так же сильна, как и любовь, и определенно так же сильна, как и ненависть. Она деформирует людей. Она может взять самого милого, нежного человека и превратить его в нечто слабое и противное. Она злится, ей страшно, и она цепляется за соломинку.