Текст книги "Ложь (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Думаю, я наконец-то знаю, каково это – расставить все по своим местам. Это дрянная, грязная работа, но я все еще здесь.

– Я очень сожалею, – шепчет она мне. – Обо всем.

– Мне тоже жаль, – говорю я. – Но я не жалею о тебе.

Она смотрит на меня вверх, и я вытираю слезу с ее щёки, прежде чем нежно поцеловать губы.

– Пойдём со мной домой, – шепчу ей.

Она кивает, и мы возвращаемся через город, оставляя цветы, наклейки и слезы на Темзе.

Глава 18

БРИГС

– Профессор МакГрегор, выглядите не очень горячо.

Я даже не отрываю взгляд от своих заметок. Быстро убираю их в портфель, пока студенты выходят из комнаты, желая, чтобы Мелисса ушла с ними.

– Ну, это неправда, – тихо добавляет Мелисса, подходя ближе, пока практически не ложится на стол. Боковым зрением я вижу, как ее красные ногти барабанят по поверхности. – Вы всегда очень секси. И вы это знаете. Зачем еще вам носить такие обтягивающие бицепсы рубашки? – я практически ощущаю, как ее похотливые глаза шарят по мне. – Но вы выглядите уставшим. Что-то не так?

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Знаю, я выгляжу дерьмово. Этот уик-энд истощил меня. Хотя поминание рядом с Наташей было более очищающим, и моя душа чувствует себя бесконечно свободнее, это не означает, что эмоции до сих пор не зашкаливают. Узы стыда и вины могут, наконец, ускользнуть от меня, но горе никогда не отпустит. Оно может ослабевать, может затихать время от времени, но оно навсегда, на всю оставшуюся жизнь, привязано ко мне. Сейчас я смирился с этим, что мне никогда не удастся заполнить пустоту, оставленную позади, но только потому, что вы принимаете что-то, не означает, что все становится легче.

Тем не менее, я еще не смирился с тем фактом, что каждый раз, когда Мелисса поблизости, она достает меня своими неопределенными вопросами. Несколько раз, когда я обсуждал ее с Наташей, она поддерживала подругу, хотя у нее, кажется, были свои собственные оговорки. Может быть, потому что она действительно единственная подруга, которая у нее есть, может быть, потому, что Мелисса, по крайней мере, в ее глазах, слишком беспокоится за нее.

Но есть тут что-то еще. Я точно знаю. И меня пугает сама мысль, что это «что-то» может остаться незамеченным, пока не станет слишком поздно.

Ты параноик, – говорю я себе. – Снова.

Но когда, наконец, смотрю вверх, чтобы дать ей «Почему ты все еще здесь?» взгляд, я улавливаю вопиющее выражение похоти в ее глазах. Похоти и чего-то нездорового. Думаю, именно такой взгляд получают многие девушки от мужчины, у которого на уме лишь плохие намерения.

– Вы хотели мне что-то сказать? – спрашиваю ее, игнорируя сказанное ранее и пытаясь говорить настолько уклончиво, насколько это возможно.

– Мне просто интересно, какие у вас взгляды на свидания со студентами, – говорит она с фальшивой невинностью, лицемерно наморщив гигантский лоб.

Мои глаза чуть не вылезают из орбит.

– Простите? – я нервно оглядываю класс, чтобы узнать, слышал ли кто-нибудь, но теперь мы одни, что и хорошо и плохо.

– Оу, расслабьтесь, – говорит она, пожимая плечами. – Это всего лишь вопрос. Знаете, я не кусаюсь. Если только мне не скажут. Я очень хорошо выполняю определенные приказы.

Хмуро смотрю на нее, качая головой, пытаясь собраться с мыслями.

– Уверен, вы знаете правила относительно подобного. Как это относится к сегодняшнему уроку или любому другому?

– Я знаю правила о личных отношениях со студентами, – медленно говорит она. – Но вы, вы делаете исключения?

– Нет, – говорю я, шевеля челюстью в попытке снять напряжение. – А теперь я притворюсь, что вы меня об этом не спрашивали.

– Почему? – спрашивает она, обходя стол и останавливаясь всего в нескольких дюймах от меня. – Я заставляю вас нервничать?

Я держу голову высоко поднятой.

– Честно говоря, Мелисса, вы заставляете меня чувствовать себя неловко.

Она наклоняет голову, оценивая меня с ухмылкой.

– Потому что завожу вас, вот почему.

Господи, она сумасшедшая.

– Прошу прощения?

– Вы меня слышали. Я заставляю вас чувствовать себя неловко потому, что вы хотите меня, просто и понятно. Не виню вас. Здесь нечего стыдиться. И я определённо никому не скажу.

– Мелисса, если вы не уйдете, я собираюсь обсудить этот вопрос с университетом, – говорю ей, пытаясь подавить начинающийся разгораться гнев. – Это работает в обоих направлениях. Флирт с учителем не одобряется, как и наоборот.

Ухмылка начинает исчезать. Она прищуриваются.

– Вы бы действительно донесли на меня? Только за то, что говорила с вами?

– Да, – говорю ей. – Потому что это не просто разговор, и вы это знаете. Я буду притворяться, что не знаю, что вы, черт возьми, предлагаете, но между мной и вами мне подобные отношения не нужны.

Ее голова дергается, словно ее ударили. Я не чувствую себя плохо из-за этого, но, когда вижу презрение, появляющееся в ее глазах, начинаю жалеть о своей грубости. Она не из тех, кто легко принимает отказ, и сейчас я это понимаю.

– Что вы сказали мне? – шепчет она.

– Я сказал, убирайся отсюда, – указываю на дверь. – И в следующий раз, когда захочешь поговорить со мной, я удостоверюсь, что мы не одни. И если мы останемся одни, я обязательно запишу наш разговор. Понимаешь? Не знаю, в какую гребаную игру ты со мной играешь, но она заканчивается здесь и сейчас. Я не интересуюсь тобой, и я бы не стал, даже если бы ты не была моей студенткой. Как только ты примешь это, в этом семестре тебе станет легче.

Она смотрит на меня.

– Ты настоящий мудила, ты это знаешь? Чертов дрочер.

– Меня называли похуже люди, более важные, чем ты, – указываю головой на дверь и вынимаю телефон. – И у меня нет проблем с нажатием кнопки записи прямо сейчас, если ты действительно хочешь сделать все более сложным, чем есть.

Она втягивает воздух сквозь зубы, кажется, закипая, затем качает головой.

– Ты пожалеешь об этом.

Я кисло улыбаюсь ей.

– Нет. Не говори мне о сожалении. Ты нихрена не знаешь о сожалении. Теперь, иди.

Она шокировано моргает, прежде чем разворачивается и выбегает из комнаты. Я громко выдыхаю, пытаясь набраться сил и привести мысли в порядок.

Мне нужно поговорить с Наташей о ней, я просто не знаю, как это преподнести. Не знаю, какие проблемы она собирается создать для нее, и последнее, чего я хочу, это чтобы ее выгнали. Мелисса платит за квартиру, и если Наташа что-нибудь ей скажет, Мелисса придет в бешенство и Наташа уйдет. Она не может жить со мной, в любом случае, не в долгосрочной перспективе, пока у меня еще есть работа. Я рискую, тайно встречаясь с Наташей, но жить вместе – это совсем другой риск.

Лучшее, что я могу сделать, это просто в какой-то момент рекомендовать Наташе переехать, ничего не говоря ей о Мелиссе. Мелисса знает, через какой ад нам обоим пришлось пройти. Ни один настоящий друг не будет так бесцеремонно преследовать другого мужчину, как бы все не кончилось тогда, хорошо или плохо.

Неделя идёт, и я понимаю, что не в состоянии обсуждать это с ней, даже при том, что прятки начинают казаться утомительными вместо того, чтобы быть волнительными. Когда мы выходим вместе на ужин, в паб или в кино, когда мы просто гуляем по городу, мы стараемся делать вид, что у нас строго платонические отношения. Лондон – огромный город, но, в то же время, мир такой маленький. Хотя мы оба время от времени забываемся, держась за руки и воруя поцелуи на публике, мы оба всегда осознаем, что кто-то может увидеть нас. И нет, она не моя студентка, но это все еще риск.

Вот почему, когда наступает пятница, я почти пребываю в экстазе. Я везу ее в Эдинбург, чтобы познакомиться с семьей, место, где нам не надо быть секретом, по крайней мере, в настоящем. Еще я нервничаю, беспокоюсь и чувствую целую кучу других вещей, заставляющих мое сердце биться быстрее.

Наташа приходит ко мне домой после занятий, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шелли выводит собаку на прогулку. Она будет присматривать за ним, пока я в отъезде, и обычно пушистый мерзавец начинает паниковать, когда я собираюсь и ухожу. А так он просто думает, что идет на прогулку, и что я буду здесь, когда он вернется, хотя, клянусь, выходя за дверь, он посылает мне уничижительный взгляд.

Наташа расхаживает по гостиной, заламывая руки и кусая губы.

– Ты тоже нервничаешь? – спрашиваю ее, изумляясь, что вижу такой.

– Конечно! – восклицает она. – Я же, черт побери, знакомлюсь с твоими родителями. И твоим братом. Я слышал о них всего миллион раз.

– Тогда ты уже знаешь, что они прекрасные люди, – говорю ей, обнимая за талию и улыбаясь. – Они полюбят тебя.

– Но они меня не знают, – возражает она. – Они не знают о настоящих нас.

Я вздыхаю, закрывая глаза.

– Я знаю. Но им нельзя знать.

– Они должны, – говорит она, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как она отчаянно ищет мои. – Разве ты не понимаешь? Это не знакомство с семьей. Речь идет о том, чтобы жить во лжи.

– Мы больше не живем во лжи.

– Тогда что мы скажем? – спрашивает она. – Когда они спросят, как мы познакомились?

– Я уже говорил тебе. Мы не будем вдаваться в подробности. Я встретил тебя несколько лет назад, когда ты работала на фестивале короткометражных фильмов в Эдинбурге. Это ведь был день нашей встречи? Все это правда. Этой правды и будем придерживаться

– И что потом? – говорит она, вырываясь и направляясь к окну. – Я ... – тяжело вздыхает и смотрит на свои руки. – Я никуда не пойду, Бригс. Это только начало. Но через несколько лет? Что потом? Истина – вся правда – всплывет.

– Тогда мы разберемся с этим, – говорю ей. – Им не нужно знать все, и, конечно, не все сразу.

Она обеспокоено смотрит на меня.

– Ты боишься рассказать им. Почему?

– Потому, – отвечаю ей.

– Ты стыдишься, – тихо говорит она.

– Нет. Не тебя. Не всего этого. Просто... – развожу руками. – Ты же знаешь, насколько все сложно.

– Но твоя семья – милые люди, ты сам сказал. У твоего брата, кажется, больше проблем, чем у Чарли Шина. Разве ты не думаешь, что они все поймут правду? Они не станут винить тебя. Может им даже многое станет ясно.

Я разочарованно потираю рукой лицо.

– Когда придет время. Это... Я просто хочу, чтобы они увидели тебя так, как вижу я. Как должно быть.

– Ты имеешь в виду, не как другую женщину.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – быстро говорю я, подходя к ней и беря ее за руку. – Нет другой женщины. Никогда не было. Это была только ты. И я хочу, чтобы они видели только тебя. Пожалуйста. Только один раз. Мы выясним будущее позже.

Она кивает.

– Ладно.

Целую ее руку.

– Спасибо.

– Я просто ненавижу врать. Знаю, что Мелисса не поверила мне, когда я сказал ей, что уезжаю.

Я напрягаюсь. Внезапно становится трудно дышать.

– Что? – удается выдавить мне.

Она пожимает плечами.

– Ну, я не могу сказать ей, что уезжаю с тобой. Как я уже говорила, она опекает меня, и ты ей не нравишься. Поэтому я сказала, что собираюсь в Глазго с вымышленным Брэдли. Вымышленный Брэдли уверен, что сейчас там происходит много интересного.– Она смотрит на меня. – Ты в порядке?

Быстро киваю, моргая.

– Да, прости. Могу представить, что лгать непросто. Почему ты не можешь сказать ей правду?

– Полагаю, по той же причине, по которой ты не хочешь говорить своей семье. Не думаю, что она бы поняла. И она не поверит моим объяснениям. Она злится на тебя, не представляешь как сильно, и эта обида идет и против меня.

– Представляю, – говорю ей, задумываясь, подходящий ли сейчас момент. Но опять же, что я скажу? Эй, кстати, твоя лучшая подруга подкатывает ко мне и угрожает?

– Может быть, у нее будет больше понимания, чем ты думаешь, – говорю я. – Она знает, что мы оба взрослые.

Наташа качает головой, морщась.

– Она странная. И размышляет совсем не так. Я боюсь, что это принесет больше вреда, чем пользы, – сжимает мою руку. – В любом случае, это не имеет значения. Пора на поезд?

Я киваю.

– Нам лучше убраться отсюда, пока Винтер не вернулся и не потерял рассудок. У моей обуви не останется шанса.

***

Поезд до Эдинбурга идет долго, но я не придаю этому значения. Есть нечто романтичное в том, как пейзаж пролетает мимо вас. Ваш разум движется с ним, смотря на вещи по-другому. Словно генератор идей, происходит мозговой штурм, и это место, где можно позволить вашим мыслям улететь. В некотором смысле, это даже лучше, чем «Астон Мартин» (который снова вышел из строя после нашего побега в Ботани-Бэй, поэтому мы едем на поезде), потому что теперь я могу расслабиться и наблюдать за тем, как движется мир.

Я особенно не против, что сейчас рядом со мной Наташа. Наши сиденья находятся в первом классе, и вагон относительно пуст. Мы можем сидеть рядом, ее рука в моей, кончики пальцев выводят круги на ее коже. Мы целуемся, смеемся и застенчиво улыбаемся друг другу, и мы, наконец-то, свободны быть просто нами.

Хорошо быть дома. Я привязался к Лондону, но Эдинбург всегда будет домом, моей настоящей любовью, независимо от того, сколько плохих воспоминаний заперты здесь. Сойдя с поезда на станции Уэверли и услышав повсюду шотландский акцент, у меня появляется чувство, что с моих плеч сняли еще один груз.

Тем не менее, когда мы вызываем такси, чтобы отвезти нас в дом моих родителей, страх возвращается.

Нехорошо скрывать правду от собственной семьи. И я не стану врать, если дело дойдет до этого. Но я хочу, чтобы мнение о Наташе сложилось на основе того, кто она есть, не учитывая ее прошлое. Мои родители такие же понимающие, как Лаклан и Кайла, но даже если они знают, кто она на самом деле для меня, они будут смотреть на нее иначе.

Никто не любит «другую женщину». Никто не хочет налаживать с ней контакт, сопереживать ей. Никому не нравятся распутники, но когда дело доходит до этого, я – их сын, и они видели, как я страдаю, они видели мою вину и горе. Мое признание не останется без какой-либо формы осуждения от них, но Наташа будет той, кого действительно сожгут. Они не знают ее. Не знают, что ей пришлось пережить. Они не знают, как она ко мне относится. Я хочу, чтобы они увидели все это прежде, чем всплывет правда.

Я защищаю ее, коротко и ясно. Защищая нас, эту хрупкую, прекрасную вещь, разрастающуюся между нами, это великолепное свободное падение, мысль об окончании которого по какой-либо причине мне невыносима.

– Вот и он, – говорю ей, когда такси подъезжает к дому.

– Здесь так мило, – воркует она, смотря в окно широко открытыми глазами на дом, железные ворота и каменную стену, изобилие тыкв и капусту в садах.

Мы забираем наши сумки, и таксист отъезжает, как только мама распахивает дверь.

– Почему ты не сказал мне, что вы уже приехали? Я могла встретить вас! – восклицает она с широко открытыми глазами, звуча сердито и взволнованно.

– Не хотел тебя беспокоить, – говорю ей, кладя руку на спину Наташи и проводя ее через ворота.

– Бригс, ты же знаешь, это не доставило бы мне беспокойства, – произносит она, сжимая руки, пока широко улыбается Наташе. – Прости, что мы не смогли встретить тебя у поезда. У моего сына ужасная привычка быть таким скрытным.

Мы с Наташей быстро обмениваемся взглядами.

– Ничего страшного, – мягко говорит она. – Очень приятно с вами познакомиться. У вас прекрасный дом. И прекрасный сын.

Теперь мама лучезарно улыбается и мне.

– Разве она не прелесть? – спрашивает она. – Наташа. Красивое имя для красивой девушки.

– Что там такое, еще один? – говорит отец, прислонившись к двери, засунув руки в карманы. – Сначала Лаклан приводит домой симпатичную девочку, а теперь и наш второй сын. Мы станем самым популярным домом на улице.

– Не обращай внимания на моего отца, – поясняю Наташе. – Я весь в него. Видишь эти очки? В глубине души он чудак, который никогда не мог понять, почему такая женщина, как моя мать, заинтересовалась им.

– Эй, – предостерегающе говорит мама, идя по тропинке к ступенькам и оглядываясь на меня через плечо. – Умная женщина узнает хорошую добычу, когда увидит. Кажется, Наташа такая же умная, как и все мы.

Мы заходим в дом, и мой отец относит наши сумки в мою старую спальню, пока мы не выясним, кто, где спит.

– Лаклан и Кайла будут через час, – говорит она. – Сегодня они проводят сбор средств в приюте. Автомойка.

– Я много слышала о «Любимом забияке», – говорит Наташа, садясь на диван, а мама начинает наливать всем чаю и доставать вездесущие песочные коржики.

– Ну, они достаточно влиятельны, чтобы заставить Бригса взять собаку. Как вообще Винтер?– интересуется мама, садясь.

Я пожимаю плечами.

– Все разбрасывает. Везде гадит. Ничего не изменилось.

Она качает головой, не удивившись этой новости.

– Хотите правду? – спрашивает Наташа, наклоняясь вперед с заговорщическим голосом. – Он влюблен в эту собаку. Обращается с ним как с младенцем.

– Оу, черт побери, – заявляю я. – Неправда.

– Да, да, – говорит она, сверкая глазами. – Ты не замечаешь, но ты опекаешь его, как ничто другое. – Она снова смотрит на маму. – Когда меня нет, собака спит с Бригсом, в кровати, под одеялом.

Моя мама выпускает смешок, совершенно очевидно наслаждаясь этим.

– Это правда?

– В моей квартире сильный сквозняк, – объясняю я, занявшись чаем.

– И он нанял женщину, чтобы та выгуливала его, которая точно так же суетится над собакой. Почти уверена, она носит упаковку сосисок в сумочке, как в старом мультфильме. Поверьте, Бригс может вести себя так, словно ненавидит эту собаку, но Винтера очень балуют, вы даже не представляете как.

– Что тут у вас? – папа заходит в комнату, садясь рядом с мамой.

– Ничего, – быстро говорю я.

– О, Дональд, оказывается, Бригс ведет себя с Винтером так же, как Лаклан с Лионелем, – говорит она.

– Еще один сумасшедший, – бормочет он себе под нос.

К счастью, темой разговора быстро становится Наташа. С ее акцентом и жизнью в Лос-Анджелесе, Франции и Лондоне это довольно плавный переход, еще лучшее начало разговора, чем «Где вы, ребята, познакомились?». Я довольно расплывчато обсуждал это с матерью по телефону, когда позвонил, чтобы сказать, что встретил кое-кого и хочу привезти в Эдинбург.

Пока Наташа рассказывает о Лос-Анджелесе, кино и Голливуде, я не могу не наблюдать за ней с гордостью. За тем, как она справляется. Она настолько отличается от девушки, которую я встретил в прошлом месяце, со страхом в глазах и весом мира на плечах. Она очаровывает моих родителей так же, как очаровывает всех, ее сияние заставляет сиять всех вокруг. Если она вообще нервничает, то не показывает это, и, когда устает говорить, ловко переводит тему разговора на моих родителей, задавая массу вопросов.

Прежде чем я понимаю, дверь открывается, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Лаклана и Кайлу.

– Вы приехали, – кричит мама, вставая и идя к ним. Берет их куртки и вешает.

– Бригс, – кивнув, говорит Лаклана, и его глаза сразу же переходят на Наташу. Кайла делает то же самое.

– Лаклан, Кайла, – говорю я им, указывая на Наташу, которая, я могу сказать, нервничает и сидит неподвижно. – Это Наташа. Наташа, это мой брат Лаклан и его невеста Кайла.

Наташа встает и сначала пожимает руку Лаклану, искренне улыбаясь ему.

– Приятно познакомиться, – говорит она, хотя в ее глазах мелькает узнавание. Полагаю, она узнает его лицо из всех этих регби-календарей. Когда она движется дальше, чтобы пожать руку Кайле, та сразу же оживляется, когда слышит ее американский акцент и говорит Наташе комплименты о ее розовой блузке с орхидеями, Лаклан же смотрит на Наташу с любопытством. В ее глазах я увидел лишь намек, но Лаклан изучает ее, нахмурившись по-настоящему, словно они уже встречались.

Опять же, Лаклан так смотрит на всех.

– Так ты американка, – взволнованно говорит Кайла, – я и понятия не имела.

– Ну, на самом деле Бригс не очень-то много рассказывал о тебе, – говорит Лаклан. Нахмурившись, смотрит на меня, и я просто пожимаю плечами, не совсем уверенный, к чему он клонит.

– Это правда, – Наташа прочищает горло. – Мне немного неловко, когда меня показывают на публике. – Она добавляет сухой смешок, пытаясь заставить всех чувствовать себя комфортно.

– Вы так и будете стоять там? – говорит отец. – Садитесь, пока ваша мать не начала передвигать мебель, чтобы угодить вам.

Лаклан и Кайла занимают другой диван, пока моя мама начинает наливать им чай. Лаклан все еще смотрит на Наташу со странным выражением лица.

– Что случилось? – спрашиваю я его, раздражаясь.

Все смотрят на нас.

Лаклан поднимает бровь.

– Ничего, все нормально, – он кивает Наташе. – Мы раньше не встречались?

Она хмурится, задумавшись.

– Не думаю.

– Ты когда-нибудь бывала в Шотландии? – спрашивает ее Кайла. – Я еще не была в Лондоне.

– Ну, если Бригс нас пригласит, – добавляет мама, – уверена, мы все поедем.

Я посылаю ей успокаивающую улыбку.

– Когда моя жизнь немного устаканится, я обязательно приглашу всех.

Наташа смотрит снова на Кайлу.

– Э-э-э, вообще-то мы с Бригсом познакомились в Эдинбурге. Давным-давно.

– Давно ты в Великобритании? – спрашивает Кайла, и тогда Наташа снова рассказывает о своем прошлом. Но, суду по тому, как она разговаривает с Кайлой, могу сказать, ей это не в тягость. На самом деле, с какой-то глупой гордостью я понимаю, что скоро они станут близкими подругами. Обе эти американские девушки увлечены мужчинами МакГрегор. У них гораздо больше общего, чем они думают, не говоря уже об их легких, остроумных и слегка причудливых личностях.

Тем временем Лаклан крайне задумчиво продолжает смотреть то на меня, то на Наташу.

– И когда вы с Бригсом официально познакомились? – спрашивает ее Лаклан.

Она смотрит на меня.

– Четыре года назад, – он поднимает брови, – я приехала сюда, чтобы летом работать на фестивале короткометражных фильмов, а он пришел, чтобы подать заявку на спонсорство. В этом году, столкнувшись с ним в колледже, я вспомнила его.

Такая правда. И такая ложь.

– Так ты его студентка? – пищит мама, возмущение уже написано на ее изящном лице.

– Нет, – быстро говорю я. Прочищаю горло. – Она не в моем классе.

– Уверен, это достаточно опасная ситуация, сынок, – говорит отец.

Верно. Все это время мы беспокоились о нашем настоящем прошлом, мы никогда не думали беспокоиться об истинном происходящем сейчас.

– Все будет хорошо, – умоляюще говорю я, разводя руками, таким образом признавая поражение.

Мой отец не выглядит слишком убежденным.

– Не потому, что я пытаюсь указывать тебе, с кем встречаться, потому что поверь мне, мы никогда этого не сделаем. Просто будь осторожен. Вы оба.

– Будем, – говорит Наташа, серьезно кивая. – Уже осторожны.

– И как долго вы уже встречаетесь? – спрашивает Лаклан, все еще любопытничая.

Не могу не посмотреть на него внимательно.

– Уже несколько недель.

– Правда? – восклицает Кайла. – Боже. Извини. – Она смеется и смотрит на Наташу. – Это должно быть так неловко, что ты уже познакомилась с семьей.

– Две секунды назад это еще не было неловким, – добродушно говорит Наташа. Она спокойна. Она хороша. Справляется со всем, хотя знаю, притворство убивает ее.

– О, не волнуйся, мне все еще неловко, – говорит Кайла. – Не могу сказать, сколько раз я уже опозорилась перед Джессикой и Дональдом. Тем не менее, они не против видеть меня рядом.

– Нам нравится, когда ты рядом, дорогая Кайла, – говорит Джессика. – И когда ты размазала лак для ногтей по всему свадебному платью, которое примеряла, ну, как я могла сделать что-то, кроме как рассмеяться.

– А вот продавец, кажется, не посчитала это смешным, – говорит Дональд себе под нос.

– Очень похоже на то, что может случиться со мной, – говорит Наташа Кайле, пытаясь наладить отношения. – Однажды, когда я была в Риме, путешествовала налегке и несколько дней осматривала достопримечательности, я была в платье, потому что было жарко, лето и все такое. Так вот, я села на поезд в аэропорт, приехала, встала, надела рюкзак и прошла весь путь от поезда до терминала, а затем по одной из этих движущихся пешеходных штуковин. Прогулка длилась, по крайней мере, минут десять. Все это время у меня было такое чувство, что люди хихикали и смеялись надо мной, но хочу сказать, я супер параноик, так что в этом не было ничего нового. В любом случае, наконец-то какая-то девушка постучала мне по плечу – и к тому же она была американкой – и она такая говорит: «Не знаю, собирается ли кто-нибудь сказать тебе, но твоя задница отлично видна». Оказывается, когда я надела рюкзак, он подтянул мое платье до талии, и на мне оказались лишь чертовы трусики.

Я разражаюсь смехом, как и все остальные, так как раньше не слышал эту историю.

– Хорошо, что у тебя чертовски шикарная задница! – говорю ей, хлопая себя по коленке. Могу представить, как она шагает через римский аэропорт, как будто это ее личный подиум, не подозревая, что ее округлая попка выставлена на всеобщее обозрение.

От признания Наташи все, включая Лаклана, кажется, расслабляются еще больше. Пока Кайла начинает свою неловкую историю, я перехватываю взгляд Наташи и подмигиваю ей.

Черт возьми, я влюблён.

Глава 19

БРИГС

Только после обеда и десерта, когда все устраиваются в телевизионном зале, чтобы выпить чаю и посмотреть Грэма Нортона на BBC, я сталкиваюсь с Лакланом на кухне.

– Раньше у нее были темные волосы, – произносит он, подкрадываясь ко мне, когда я беру немного мёда для Наташи.

Закрываю шкаф и смотрю на него, пульс учащается.

– Что?

– Наташа, – говорит он, понижая голос. – У нее были темные волосы.

Я смотрю на него, медленно моргая, и он смотрит прямо на меня, глаза прищурены, знающие слишком много и все еще желающие узнать больше.

– Были, да, – отвечаю ему, задаваясь вопросом, что же происходит.

– Я встречал её раньше.

Качаю головой.

– Как? Когда?

– В пабе, где работал Ренни. Несколько лет назад. Четыре года назад, я уверен.

Я хмурюсь.

– Ты уверен? Не обижайся, брат, но ты, четыре года назад в пабе, не самый надежный источник.

Он распрямляет плечи, проводя рукой по челюсти, глаза устремляются к другой комнате. И кивает.

– Да. Знаю. Ты так думаешь. Но я помню тот вечер. Я помню намного больше, чем ты думаешь. И я помню эту девушку, потому что дал ей довольно здравый совет, у меня ушло довольно много времени, чтобы воспользоваться им самому, – он резко смотрит на меня. – Наташа – не тот человек, которого легко забыть. Она была там, расстроенная, и я был рядом. Мы пили за счет заведения, и Ренни все продолжал наливать. – Он делает паузу. – Она сказала нам, что влюблена в женатого мужчину.

Я сглатываю и пытаюсь не показывать эмоции, но, судя по тому, что Лаклан щурится, я знаю, он видит меня насквозь.

– И что? – шепчу я.

– Она сказала, он пишет книгу. И он профессор киноведения. В то время я посчитал это самым странным совпадением. Но я никогда не думал, что это был ты. Но вот когда я вошел в эту дверь и увидел ее рядом с тобой. Все встало на свои места.

Он раскусил меня. Окончательно.

Я облизываю губы.

– Думаешь, она тебя помнит?

– Может быть, – говорит он. – Но она была очень пьяна. В ту ночь она уехала домой на такси.

– Что за совет ты дал ей?

Тень улыбки на его лице.

– Я сказал ей стать катализатором перемен.

Катализатор перемен.

Вот что Наташа написала в своем пьяном письме ко мне, письме, которое открыло ворота, которое привело к тому первому поцелую, первым откровениям, первому всему.

Гребаный ад. Так это все произошло из-за Лаклана.

– Так это была она? – спрашивает он. – Катализатор перемен? Вот что случилось? У тебя был роман с ней.

Я закрываю глаза и глубоко вздыхаю. Не ожидал, что буду разговаривать об этом с братом, не вот так и не прямо сейчас.

– У меня не было интрижки с ней. Не физически.

– И ты сказал Миранде. Вот о чем вы спорили в ту ночь, когда она умерла.

Тяжело вздыхаю и встречаюсь с ним глазами.

– Да. Вот о чем мы говорили. Разве ты не понимаешь? Это был не просто спор. Я пытался положить конец своему браку. И если бы я этого не сделал, она бы все еще была жива.

– Оу, вот не надо мне тут этого, – говорит он, тон удивительно резкий. – Не пытайся снова погрязнуть в этом. Ты уже достаточно настрадался. Ты не позволяешь мне зацикливаться на моих ошибках, и я не позволю тебе зацикливаться на твоих. Я сказал, что ты выглядел преследуемым тем, что сделал. Ну, угадай, что теперь. Ты не выглядишь страдающим. Ты выглядишь так, будто ты чертовски влюблен. Позволь чувству вины уйти... знаю, держаться за темноту очень комфортно. Потому что ты привык к этому. Она дает тебе смысл. Но ты, наконец, выбираешься из этого. Позвольте себе быть счастливым.

Я отворачиваюсь, и он кладет руку мне на плечо, глядя на меня.

– Эй, – зовет он громче. – Я не шучу. Разве ты думал, я не пойму, что буду судить тебя, что я хотел бы толкнуть тебя обратно туда, откуда мы умоляли тебя выбраться? Нахрен все. Я твоя семья, Бригс. Мне все равно, знаете вы с Наташей друг друга несколько лет или дней. Я просто хочу, чтоб ты был счастлив. Это всё, что все всегда хотели для тебя, и это то, чего тебе необходимо для себя самого.

– О чем болтаете, парни? – спрашивает Кайла, выходя из-за угла. Когда видит его руку на моем плече, и мрачные выражения наших лиц, она останавливается. – Я что-то прерываю, верно?

– Все в порядке, лапочка, – говорит Лаклан, протягивая ей руку. Она подходит и прислоняется к нему, уставившись на меня. – Мы с Бригсом просто говорили о женщинах.

– Надеюсь, хорошее.

– Тогда мы определенно говорили не о тебе, – шутит он.

– Эй, – говорит она, тянется к его груди острыми ногтями и сжимает сосок.

Лаклан корчится, выпуская звук, похожий на хихиканье или визг, звук, который я никогда не слышал, чтобы он испускал раньше. Если бы я знал, что щипание сосков было его криптонитом, я мог бы заработать немного денег, продавая эту информацию командам-соперникам.

– В любом случае, – говорит Кайла, наконец, отпуская Лаклана. – Я просто хотела сказать тебе, что Наташа потрясающая.

– Что ж, хорошо. Я тоже так думаю.

– Нет, я серьезно, – заявляет она. – Мне неприятно это говорить, но теперь я начинаю смотреть на тебя, как на моего брата. Невероятно таинственный и непонятный, но все же мой брат, и до того, как я встретила ее, у меня были некоторые опасения. Я имею в виду, какая девушка будет достаточно хороша для тебя? – Она пихает локтем Лаклана. – Верно, детка?

Он хмыкает в ответ, и она продолжает:

– Но теперь я начинаю думать, может, это ты недостаточно хорош для нее.

– Кайла, – предупреждает ее Лаклан.

Она улыбается мне.

– Я просто шучу, Бригс. Но, действительно. Хорошая работа. И я именно это и имею в виду это. Потому что я всех ненавижу.

– Да что ты, по тебе и не скажешь, – язвительно говорю я.

– Это правда. Только плохо, что вы двое в Лондоне и я здесь. Не так-то просто устроить время для девочек. Например, когда Лаклан ведет себя, как придурок, и мне нужен друг, чтобы заплетать волосы, пока я ем ведро мороженого.