Текст книги "Ложь (ЛП)"
Автор книги: Карина Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Автор: Карина Хелле
Название: Ложь
Серия: Братья МакГрегор
Рейтинг: 18+
Переводчик: Ксюша Попова
Совместный проект:
Best romance books и Книжный червь
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Любое копирование и распространение, в том числе размещение на сторонних ресурсах, категорически запрещено.
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.
Аннотация:
Их любовь стала причиной лжи.
Их правда стала причиной конца.
Бригс МакГрегор выбирается из пепла. Потеряв жену и сына в автомобильной аварии, а, покатившись вниз по наклонной, и работу, он, наконец, получает престижную должность преподавателя в Лондонском университете и новую жизнь в городе. И двигается вперёд. Медленно, но верно он избавляется от чувства вины, оставляя позади свое трагическое прошлое.
Пока не видит ее.
Однажды Наташа Трюдо любила мужчину так сильно, что думала, умрет без него. Но их любовь была неправильной, обреченной с самого начала, и когда мир вокруг них рухнул, Наташа была практически погребена под обломками. Ей потребовались годы, чтобы забыть его, и теперь, оказавшись в Лондоне, она готова начать все сначала.
Пока она не видит его.
Потому что существует любовь, слишком опасная, чтобы потворствовать ей.
А есть любовь слишком сильная, чтобы ее можно было игнорировать.
Но их любовь может стать для них и жизнью, и их же погибелью.
Оглавление:
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Эпилог
Пролог
БРИГС
Эдинбург, Шотландия
Четыре года назад
– Прости меня.
Я столько раз репетировал эту речь, что думал, просто смогу открыть рот, и слова вылетят сами. Вся речь. Вся исповедь. Думал, если продолжу снова и снова твердить ее в голове, когда придет время рассказать ужасную, отвратительную, освобождающую правду, все будет легко.
Но это не так. Все совсем не так.
Я даже не могу объясниться. Все, что я делаю, опускаюсь на колени, ноги дрожат от стресса, стресса, который я взвалил на себя сам. Но он блекнет по сравнению с тем, что вскоре почувствует она.
Как я и просил, Миранда сидит на диване, чашка чая аккуратно стоит на блюдце. Я продолжаю смотреть на тонкие струйки пара, поднимающиеся вверх. Думал, смогу сделать все правильно и встретится с ней глазами, но я не в силах. В конце концов, я трус, не желающий видеть боль и глубокие порезы, сделанные своими собственными руками.
– Простить за что? – спокойным голосом спрашивает она. Всегда такая спокойная, способная вынести любой шторм. Тот факт, что я стою на коленях, явно дрожа как дурак, ничуть не изменил ее тон. Может быть, это будет не так тяжело, как я думал.
Чертовы неоправданные мечты, вот что это.
Я делаю глубокий вдох и вздрагиваю, когда голос начинает дрожать. Мне хочется, чтобы звук дождя, льющего снаружи, замаскировал эту дрожь.
– Прости меня, – снова повторяю я. Голос звучит глухо, словно я слушаю его на старой пыльной кассете. – Я должен тебе кое-что сказать.
– Я вижу, – говорит она, и теперь я замечаю напряжение. – Ты попросил меня сесть, и теперь стоишь на коленях. Надеюсь, ты не собираешься снова делать мне предложение.
Было бы намного проще, если бы это было так.
Наконец я осмеливаюсь встретиться с ней глазами.
Моя жена такая красивая женщина. Перевоплотившаяся Грейс Келли, с тонкой лебединой шеей. Я помню наше первое свидание. Мы только-только окончили университет, но даже тогда она держалась так, словно хранила в секрете целый мир тайн. Она была такой собранной, такой идеальной. Я подкатил на своей дурацкой машине, отвёз ее в кино и на ужин в лучшее место, которое мог себе позволить, хотя еда все равно была чертовски ужасной. И все это время она была милой, даже виду не подала. Когда я был рядом с ней, она заставляла меня чувствовать себя так, словно я был кем-то значимым, может именно поэтому я и женился на ней. Она была всем, чем не был я.
Она все ещё то, чем я не являюсь. Сейчас это более чем очевидно.
– Бригс, – нахмурившись, говорит она. У неё едва ли есть морщины, даже когда она делает такое лицо. – Ты меня пугаешь.
Я прочищаю горло, но это словно толкать валун.
– Знаю.
– Это касается Хэймиша? – спрашивает она, и ее глаза в панике расширяются от подобной мысли.
Я быстро качаю головой.
– Нет, ничего общего с Хэймишем.
Я более чем когда-либо благодарен за то, что этот маленький человек лёг спать когда ему полагается. Сейчас дождь идёт все сильнее, стуча в окна, и он всегда работает для него лучше, чем любая колыбельная.
– Просто хочу, чтоб ты знала, – говорю ей, кладя ладонь на ее руки. Такие мягкие, словно она ни одного дня в жизни не работала. Раньше я подшучивал над ней из-за этого, из-за того, что она светский персонаж, дочь богатых родителей. Прямо сейчас подобное заставляет её казаться крайне уязвимой. – Просто хочу, чтобы знала, что... я много думал об этом. Я никогда не хотел причинить тебе боль, – смотрю на неё, умоляя глазами. – Ты должна это знать.
– О Боже, – тяжело дыша, говорит она, отрывая руку от моей, – Бригс, что ты сделал?
Бремя моего выбора накрывает меня.
Не существует никакого лёгкого пути, чтобы сказать подобные слова.
Невозможно смягчить удар.
Я не хочу причинять ей боль.
Но я должен.
– Я... – проглатываю комок. Качаю головой и борюсь со жжением в глазах, – Миранда, я хочу развода.
Она безучастно смотрит на меня, такая спокойная, что я задаюсь вопросом, слышит ли она меня. Мои руки дрожат, сердцу вот-вот потребуется реанимация.
– Что? – наконец недоверчиво шепчет она.
Со стороны кажется, что у нас счастливый брак. Но мы оба знали, что это произойдёт. Может быть, она никогда не видела предпосылок, но она знала, что это грядёт. Должна была знать.
– Мы оба уже довольно давно были несчастны, – объясняю я.
– Ты серьёзно? – быстро говорит она. – Ты серьёзно делаешь это?
– Миранда, – облизываю губы, осмеливаясь посмотреть ей в глаза, – ты должна была знать, что так будет. Если бы не я, ты бы это сделала.
– Как ты смеешь, – говорит она, грубо отталкивая мои руки и поднимаясь, – как ты смеешь говорить за меня. Я была счастлива... Я просто... Я только...
Она резко качает головой, идя на другую сторону гостиной.
– Нет, – говорит она, вставая напротив камина, – Нет, я не дам тебе развод. Я не позволю тебе уйти. Ты не можешь бросить меня. Ты... Бригс МакГрегор никогда не уйдёт от Миранды Хардинг МакГрегор. Без меня ты ничто.
Я позволяю ее словам пройти мимо, хотя вера в них и привела меня к этому моменту.
– Миранда, – мягко говорю я, и ее имя начинает звучать чуждо, как это бывает, когда вы говорите слово слишком много раз подряд. – Пожалуйста.
– Нет! – кричит она, и я вздрагиваю, надеясь, что она не разбудит Хэймиша. – Не знаю, какие глупые идеи пришли в твою голову, но развод – не ответ. Это просто... твоя причуда. Ты недоволен своей работой. Поэтому не чувствуешь себя мужчиной. Этот ты ведёшь себя не как мужчина.
Удар буквально ниже пояса. Я должен был знать, что это будет первая выбранная ей линия защиты. Наши проблемы в спальне за последний год. Не могу винить ее за это.
– Нет, – снова говорит она, – я могу с этим жить, могу. И если у меня никогда не будет ещё одного ребёнка, пусть так. Но моя семья... моя репутация... так дело не пойдёт. У нас хорошая жизнь, Бригс. Этот дом. Посмотри на этот дом, – она лихорадочно указывает на комнату, в глазах беспокойство. – Посмотри на эти вещи. У нас есть все. Люди смотрят на нас. Они завидуют нам. Почему ты выбрасываешь все это?
Мое сердце падает в груди, к желудку и загорается там.
– Пожалуйста, – мягко говорю я, не желая, чтоб вся правда вырвалась наружу, но готовый открыть ее, если придётся. – Я не... Я не хочу причинять тебе боль. Но я больше не люблю тебя. Это честная, правда и мне жаль. Мне очень жаль.
Она моргает, словно её ударили. Затем говорит:
– И что? Какие женатые пары влюблены друг в друга. Будь реалистом, Бригс.
Теперь я удивлён. Нахмуриваю брови, не ожидал, что она будет так сильно бороться за нас. Бороться за брак без любви, который ее устраивает.
Она пристально смотрит на меня, постукивая ногтями по губам. Составляя план. Дождь брызжет в окна и вдалеке грохочет гроза, первая осенняя буря. Комната кажется маленькой, как никогда.
– Мы справимся с этим, – наконец говорит она, голос снова становится ужасающе спокойным. – Это лишь небольшая проблема. Мы можем с ней справиться. Ты можешь снова полюбить меня, а если нет, ничего страшного. Все отлично. Никто ничего не должен знать. Мы оба любим нашего сына и этого достаточно. Разве ты не хочешь, чтобы он вырос с отцом, в полной семье? Разве не знаешь, что развод разрушит его? Ты этого для него хочешь?
От этих слов холод расползается у меня в груди. Потому что естественно, конечно же, я хочу этого для него. Именно это и удерживало меня снова и снова. Но дети знают, когда их родители несчастны. Хэймиш заслуживает лучшего, чем детство, испорченное тоской.
– Родители, живущие отдельно лучше, чем живущие вместе, но несчастные, – говорю ей, теперь умоляя. – Ты ведь знаешь, что это правда. Хэймиш умный, очень умный. У него так хорошо развита интуиция. Дети замечают намного больше, чем ты думаешь.
Она прищуривается.
– Что? Из какой книги по саморазвитию ты это украл? Черт побери, Бригс. Только послушай себя. Оправдываешься, как какой-то осел.
– Ты хочешь, чтоб он рос в доме, где отец не любит его мать? Ты этого хочешь? Не думаешь, что он заметит? Он все поймёт.
– Он не узнает, – злобно говорит она. – Перестань придумывать отговорки.
Я встаю на ноги и поднимаю ладони, чувствуя себя беспомощным. Виноватым.
– Я не придумываю отговорки. Лишь говорю правду.
– Пошёл ты со своей правдой, Бригс, – огрызается она.
Снова слышны раскаты грома. Я молюсь, чтоб они заглушили наш спор, надеясь, что Хэймиш все ещё блаженно спит и не знает, что его будущее меняется. Не к худшему, Боже, нет, не к худшему. Просто меняется.
Она подходит к старинной барной тележке и наливает себе стакан виски из графина, словно героиня в фильме Хичкока. Играя роль.
Разве она не видит, как я устал притворяться?
Разве она не устала?
– Хочешь? – спрашивает она почти застенчиво глядя через плечо, держа стакан ухоженными кончиками пальцев. Ее отец подарил нам его и графин в качестве свадебного подарка.
Я качаю головой, пытаясь успокоить сердце.
Она залпом выпивает виски и через секунду оно течёт вниз по ее горлу.
– Как хочешь. Я выпью за тебя.
Она наливает ещё один стакан, изящно держит его и опускается на диван, садясь напротив меня. Скрещивает ноги и, поднимая голову, смотрит на меня, прядь светлых волос падает на лоб. Она снова похоронила все эмоции, притворяется, ведя себя так, словно все в порядке.
– Ты дурак, Бригс. Всегда был. Но я тебя прощаю. Мы все порой совершаем ошибки.
Я тяжело вздыхаю и закрываю глаза. Она не понимает.
– Люди постоянно влюбляются, – продолжает она, выпивая половину стакана и ставя его вниз на стеклянный столик. Звон стекла в комнате такой громкий, что кажется, она все уменьшается и уменьшается. – Это факт. Печальный, печальный факт. Но ты можешь влюбиться снова. Я буду пытаться усерднее. Действительно постараюсь. Я сделаю все, чтобы заставить тебя остаться. Ты это знаешь. Ты знаешь, какой я могу быть. Если у меня что-то есть, я это не отпущу. Я борюсь. И оставляю у себя то, что принадлежит мне.
Я это знаю. Вот почему я должен сказать ей правду. Ужасную правду. Потому что лишь тогда она поймёт. Лишь тогда увидит, что я имею в виду.
Хотел бы я, что б мне не пришлось говорить это.
– Мне очень жаль, – шепчу я.
– Я прощаю тебя, – она допивает остатки своего напитка, вытирая губы без помады, которую не успела накрасить, тыльной стороной ладони.
– Мне очень жаль, – снова говорю я, чувствуя, как на глазах появляются слезы. Резко качаю головой, – правда в том...я люблю другую. Я влюбился в другую.
Вот так.
Правда обрушивается.
Опускаясь на неё как кирпичи.
Она дёргает головой назад, словно от удара. Глаза в недоумении расширяются. Страх. Злость.
– Что?! – вскрикивает она. Смотрит на меня, ярость медленно нарастает, пока не выходит наружу. – Кто это? Кто это! Скажи мне, твою мать, кто это?!
– Это не имеет значения, – говорю я, но она вскакивает на ноги, насмешливо глядя на меня. Лицо красное и перекошено. Не в силах больше притворяться.
– Скажи мне! – кричит она, держась за голову и оскалив зубы, глаза дикие. – Скажи мне! Я её знаю? Сьюзен? Кэрол!?
– Ты ее не знаешь, Миранда. Просто так вышло, что я...
– Пошёл ты! – снова кричит она.
– Пожалуйста. Хэймиш спит.
– Ой, отвали! – она ударяет кулаками меня в грудь и отталкивает назад. – Пошёл к черту за то, что делаешь из меня идиотку. Кто она, какая-то молоденькая девка? Она заставила тебя сделать это? Ха, она исправила твою проблему?
– Я никогда не спал с ней, – быстро говорю ей.
– Бред! – кричит она. – Чертово враньё, Бригс. Бригс, ты не можешь говорить серьезно. Ты влюблён в кого-то другого, – качает головой, разговаривая сама с собой, – ты, из всех людей. Профессор. Тихий мистер МакГрегор. Нет. Не могу в это поверить. Я не могу, твою мать, поверить в это.
– Знаю, это тяжело слышать.
Удар.
Она отвешивает мне пощёчину.
Снова.
И снова.
Сначала одна сторона, потому другая, и я поворачиваю щеку, потому что знаю, я это заслужил. Я знал, что так будет, и если бы она не отреагировала вот так, я бы действительно не узнал женщину, на которой женился.
– Ты ублюдок! Мудак! – она снова отталкивает меня и бежит через комнату к бару. Поднимает графин с виски и пьёт прямо из него, затем наклоняется от кашля, выплевывая напиток.
– Миранда, пожалуйста.
– Ты отвратителен! – кричит она, когда восстанавливает дыхание. – Ничтожный гаденыш! Ты спал с другой женщиной. Ты...
– Я этого не делал! – кричу я, руки летят в стороны. – Я никогда не спал с ней, пожалуйста, поверь в это.
– Даже если бы я поверила тебе, думаешь, это тебе что-то даст? – Она практически выплёвывает слова. – Любовь это выбор, Бригс, и ты его сделал. Ты выбрал не любить меня, ты выбрал любить ее, какую-то чёртову шлюху. Какую-то пустышку. Ты выбрал разрушить наши гребаные жизни! – С последним словом она поднимает графин с виски и швыряет его в меня. Я уворачиваюсь как раз вовремя, и он ударяется о шкафчик позади меня, разбиваясь на миллионы осколков.
– Мамочка? – всхлипывает Хэймиш, стоя в дверном проёме и потирая глаза.
Твою мать!
Я оборачиваюсь, пытаясь улыбнуться.
– Мамочка в порядке, – говорю ему. – Иди обратно в кровать, приятель.
– На улице буря? – спрашивает он, идя к разбитому стеклу.
– Хэймиш! – кричу я, протягивая руки, чтобы остановить его. Он останавливается, не дойдя до стекла, моргая на меня. Я никогда раньше не повышал при нем голос. Но прежде чем я могу дотянуться до него, Миранда бежит через комнату и хватает его за руку.
– Давай, малыш. Мы уходим, мы уходим, – говорит она, выводя его из гостиной в прихожую.
Я бегу за ними и вижу, как Миранда хватает ключи от своей машины и пальто. Хэймиш уже плачет, и она берет его на руки.
– Что ты делаешь? – кричу я, несясь за ней.
Она быстро выбегает на улицу под дождь, и я прямо за ней, мои голые ступни погружаются в холодную грязь, и я практически поскальзываюсь, пока она бежит к седану.
Она несерьёзно. Она не может так поступить.
Я хватаю ее за руку, когда она кладёт Хэймиша на переднее сиденье и закрывает дверь. Там нет детского кресла – оно в доме, домработница чистила его, после того, как днём Хэймиш пролил на него молоко.
– Ты не можешь забрать его! – кричу я сквозь ветер и дождь.
– Отпусти меня! – визжит она, пытаясь вырваться. – Я забираю его у тебя, ты, ублюдок.
– Нет, послушай меня! – Сильнее хватаю ее руку. Хэймиш рыдает в машине, дождь скользит по стеклу. – Ты не думаешь. Ты выпила. Сейчас гребаная гроза, и тебе нужно его автокресло. Просто послушай меня!
– Если ты не отпустишь меня, – закипает она, – я расскажу всем, что ты бьешь меня, и ты никогда снова не увидишь сына. – Она прижимается ближе ко мне, пытаясь доказать свою позицию, и мои пальцы автоматически впиваются в мягкую кожу. – Ты можешь получить свой развод, Бригс. Но ты не можешь забрать его.
– Миранда, пожалуйста. Позволь мне взять автокресло. Знаю, ты злишься, но, пожалуйста, позволь сделать это! Просто позволь мне сделать это. – Мы оба промокли до нитки, и мои ноги медленно утопают в грязи. Я словно погребён под собственным отчаянием. – Пожалуйста, хорошо? Пожалуйста.
Она смотрит на меня, такая пугающая, такая разъярённая. Затем кивает, дождь стекает вниз по ее лицу.
У меня нет плана. Но знаю, я не позволю ей уехать отсюда, не в истерике и не в такую погоду. Я смотрю вниз, как плачет Хэймиш, его лицо розовое в тусклом свете, практически закрытое дождём.
– Дай мне секунду, – говорю я ему. – Папочка сейчас вернётся.
Я поворачиваюсь и бегу к дому, задаваясь вопросом, следует ли мне вызвать полицию, если она не успокоится к тому времени, как я возьму кресло. Если...
Звук открывающейся двери машины.
Я останавливаюсь и резко оборачиваюсь.
Она забирается на своё сиденье, хлопая дверью.
– Нет! – кричу я. Пытаюсь бежать, но поскальзываюсь, падая на землю. Грязь разлетается вокруг. – Миранда, подожди!
Как только я поднимаюсь, машина начинает двигаться, но я не ощущаю ни холода, ни дождя, не слышу ветер или двигатель, я просто чувствую страх. Чистый, нефильтрованный, первозданный ужас.
Передние колёса несколько секунд злобно прокручиваются, прежде чем машина разворачивается на подъездной дорожке.
Я начинаю бежать за ней.
Добегаю до машины и хлопаю руками по капоту, глядя на лицо сквозь двигающиеся щётки стеклоочистителя. Ее лицо. Ее унижение. Ее паника. Ее позор.
Его лицо. Расстроенное. Смущенное. Безупречный союз нас двоих. Идеальный маленький мальчик.
Ее лицо. Его лицо.
Стеклоочистители стирают их.
Она включает передачу и набирает скорость, достаточную для того, чтобы решётка радиатора ударила меня по бёдрам. Я быстро прыгаю обратно, пока она не переехала меня.
Переворачиваюсь на земле, откатываясь в сторону, и пытаюсь встать на ноги, пока Миранда разворачивается и ускоряется вниз по улице.
– Миранда! – кричу я. На секунду меня охватывает паника, и я замираю на месте, беспомощный, потерявший надежду.
Но это не так.
Я должен поехать за ними.
Я бегу обратно в дом, хватаю телефон и ключи от винтажного «Астон Мартина» и выбегаю обратно, запрыгивая в машину.
Гребаному куску дерьма надо несколько минут, чтобы завестись и я смотрю на телефон, раздумывая должен ли я позвонить в полицию. Я даже не знаю, нормальный ли у неё уровень алкоголя в крови или нет, я не хочу навлечь на неё неприятности, но если они смогут остановить ее, прежде чем это сделаю я, до того, как она, возможно, причинит вред себе или Хэймишу, тогда мне, вероятно, придётся сделать это. Я должен что-то сделать.
Я знаю, она направляется в дом к родителям, Хардингам, через мост к заливу Сэйнт-Дэвидс. Она всегда туда ездит. Может мне стоит позвонить ее матери. Предупредить их. За это миссис Хардинг возненавидит меня ещё больше, но не сильнее, чем когда Миранда расскажет им, что я сделал.
Наконец машина заводится. Я направляю ее по подъездной дорожке и на главную дорогу, извилистую магистраль, которая ведёт к М-8.
– Бл*дь! – Кричу я, ударяя кулаком по рулю, потому что ненависть к самому себе захлёстывает меня. – Твою мать.
Почему я выбрал сегодняшний вечер, чтобы рассказать все?
Почему я должен был ехать в Лондон?
Почему я должен был выбрать это?
Почему это должно было выбрать меня?
Я задаю себе миллион вопросов, ненавижу себя, что позволил всему пойти таким путём, отчаянно желая сделать все по-другому.
Я задаю вопросы, на которые у меня нет никакого ответа кроме как:
Потому что я люблю Наташу.
Все сводится к этой ужасной правде.
Я люблю ее.
Так сильно.
Слишком сильно.
Достаточно, чтобы заставить меня бросить все.
Потому что я больше не могу жить во лжи.
Но правда не просто ранит, она разрушает.
Огибая Браебурн-понд, дорога резко уходит влево, и под проливным дождём дворники работают настолько быстро, что я почти пропускаю поворот.
Но это невозможно.
Сломанный забор вдоль дороги.
Из-за насыпи поднимается пар.
С того места, где машина вылетела в кювет.
Машина вылетела в кювет.
Я резко ударяю по тормозам, машину заносит на пару футов, и останавливаюсь на обочине.
Не позволяю мыслям забраться мне в голову.
Мыслям, которые говорят мне, что это они.
Это могут быть они.
Но если это они, разум говорит мне, ты должен спасти их.
Я могу спасти их.
Не знаю, как мне удаётся справиться с паникой, но я делаю это.
Выбираюсь из машины, дождь льёт в лицо.
В воздухе пахнет горелым асфальтом.
Водоём неспокойный из-за бури.
Подойдя к краю дороги, я вижу слабый луч фар внизу, неуместный маяк в темноте.
И смотрю вниз.
Мир вокруг меня кружится.
Капот седана врезался в иву, тот же самый капот, на котором несколько минут назад я держал руки, умоляя ее не уезжать.
Машина под углом, опирается на сломанную переднюю часть.
Поднимается пар.
И, несмотря на это, у меня все ещё есть надежда.
Я должен надеяться.
Я кричу, издавая звуки, которые не в состоянии контролировать. Может, я кричу им, а может, кричу о помощи. Я спускаюсь вниз по склону к машине.
Молясь.
Прося.
Умоляя.
Что с ними все будет в порядке.
Что с ними все будет хорошо.
Лобовое стекло полностью разбито, зазубренное стекло окрашено в красный.
Я тупо смотрю на пустую машину.
Затем поворачиваю голову.
К пространству перед капотом.
И траве между машиной и водоемом.
Где в темноте лежат два тела.
Два тела – одно большое, одно маленькое.
Оба искалечены.
Оба неподвижны.
Наступает момент ясности, когда правда доходит до моего сознания.
Моя правда.
Настоящая правда.
И в этот момент я хочу схватить зазубренный осколок стекла, лежащий у моих ног.
И затолкать его себе в горло.
Закончить все до того, как что-то почувствую.
Но это был бы поступок труса.
Поэтому я, спотыкаясь, иду вперед.
Меня тошнит на собственную рубашку.
Сердце парализовано.
Я плачу.
Кричу.
Издаю животные звуки.
Еле волоча ноги, я прохожу мимо Миранды.
К Хэймишу.
Падаю на колени.
И убаюкиваю свою правду в своих же руках.
Я чувствую это.
И никогда не перестану чувствовать.
Дождь.
Смерть.
Конец всего.
Мой мир темнеет.
Таким он и остаётся.
Глава 1
БРИГС
Эдинбург
Наши дни
Хлопок.
Пробка вылетает из бутылки безалкогольного шампанского. Эта дрянь не «Дом Периньон», но ради брата и его программы по восстановлению от алкогольной зависимости, сгодится. Кроме того, не имеет значения, что мы пьём, важно лишь что мы отмечаем.
– Чертовы поздравления, брат, – говорю я Лаклану, хватая за мускулистое плечо и довольно сильно сжимая. Я сияю, чувствуя широченную улыбку на лице, но я счастливей, чем когда-либо. Может это настоящее шампанское, которое мы выпили с мамой до того, как пришли Лаклан и его девушка.
Подождите. Не девушка.
Теперь Кайла его невеста. И если вы спросите меня, давно пора.
Лаклан кивает, сконфуженно улыбаясь, что заставляет меня хотеть лишь ещё больше смутить его. В конце концов, такова работа старшего брата. Поскольку наша семья усыновила его, когда я окончил среднюю школу, я упустил те важные годы пыток детства, которые переживает большинство братьев и сестёр.
Мама подходит к нам и наливает безалкогольное шампанское в наши бокалы, затем в бокал Кайлы, послушно стоящей рядом с Лакланом. Как обычно, она, так или иначе, держится за Лаклана – рука на его пояснице – и ее щеки раскраснелись от эмоций. Я почти жалею, что она не плачет, так бы я позже смог подшучивать над ней. Она такая дерзкая, остроумная девушка, что было бы забавно подразнить ее.
– За Лаклана и будущую миссис МакГрегор, – говорит мама, поднимая бокал за счастливую пару. Прежде чем чокнуться бокалами, она смотрит на папу, который стоит в стороне, готовый сделать фотографию. Он стоит так уже последние несколько минут, – ну же, Дональд поторопись и иди сюда.
– Ещё одна, – говорит он, делая ещё одну фотографию нас с бокалами в воздухе, а затем спешит к нам. Она передаёт ему бокал, и мы все чокаемся друг с другом.
– Добро пожаловать в семью, Кайла, – искренне говорю я. Быстро смотрю на Лаклана и добавляю, – знаешь, я его постоянно пилил, чтоб он сделал тебе предложение. Не могу поверить, что он так долго решался, особенно с такой девушкой, как ты.
Морщина между бровями Лаклана становится глубже, челюсть напрягается. Думаю, я единственный живой человек, который может злить его и не бояться. Мой брат гигантский зверь, с бородой, мышцами и татуировками, а недавно он стал капитаном Эдинбург рагби. Вам не захочется связываться с ним, только если ваше имя не Бригс МакГрегор.
– Бригс, – предупреждает меня мама.
– Да, я в курсе, – спокойно говорит Кайла, прежде чем сделать глоток своего напитка. – Не буду врать, будто не оставляла свои кольца на комоде, чтобы облегчить ему задачу по выбору правильного размера.
– Умница, – говорю ей, снова касаясь ее бокала и, хотя у меня внезапно всплывает воспоминание о том, как я выбирал кольцо для Миранды, я проглатываю его вместе с пузырьками. Вот как я научился справляться с прошлым – вы признаете его и двигаетесь дальше.
Двигайся дальше.
Вчера мы все были на матче по регби между Эдинбургом и Манстри, поддерживали нашу команду. Конечно же, мы были там не только ради Лаклана. Несколько недель назад он рассказал нам, что во время игры собирается сделать предложение, и что неплохо было бы и семье там присутствовать. Даже несмотря на то, что я лишь на прошлой неделе начал преподавать, в пятницу вечером я вылетел из Лондона в Эдинбург.
Естественно мне было тяжело держать язык за зубами о том, что планируется, но я был рад, что все же сдержался, потому что от этого момент получился ещё значительней, особенно когда Лаклан немного напортачил с самим предложением. Но в конечно итоге все подучилось адски романтично.
– Это так волнительно, – взвизгивает мама. Давно я уже не видел, чтоб она визжала. Она ставит бокал на кофейный столик и хлопает в ладоши, браслеты звенят. – У вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, где будет свадьба? Когда? Ох, и платье. Кайла, дорогая, ты будешь выглядеть прекрасно.
Я хочу сохранить улыбку на лице. Действительно пытаюсь. Но она начинает сползать.
Двигайся дальше, двигайся дальше, двигайся дальше.
Воспоминания о том, как моя мама и Миранда искали платье. Они искали несколько месяцев, пока не нашли идеальное. Помню, как Миранда притащила его домой, пряча в шкафу и запрещая мне смотреть на него.
Я сдержал слово. Я так и сделал. И в день нашей свадьбы она действительно украла мое дыхание.
Хотел бы я, чтоб это воспоминание было чистым. Хотел бы я скорбеть, как любой нормальный мужчина. Чувствовать тоску, а не стыд.
Но все, что я чувствую, это стыд. Лишь позор.
Свою вину.
Мысли крутятся в голове, словно удары молний.
Моя вина.
Я закрываю глаза и медленно вдыхаю через нос, вспоминая, чему мучил меня психотерапевт.
Двигайся дальше, двигайся дальше, двигайся дальше.
Это была не моя вина.
– Бригс? – слышу, как зовёт меня отец, открываю глаза и вижу, как он с любопытством смотрит на меня. Дарит мне быструю, обнадёживающую улыбку, – с тобой все в порядке? – Он говорит низким, тихим голосом, и я за это благодарен. Мама с Кайлой обсуждают свадебные планы и ничего не замечают.
Лаклан же, с другой стороны, наблюдает за мной. Он знает мои слабые стороны, так же как и я знаю его. Но в то время как ради него мы можем пить безалкогольное шампанское, мы не можем игнорировать чёртову жизнь ради меня. Мы не может делать вид, что не будет ни любви, ни свадьбы, ни детей лишь потому что все это забрали у меня.
Все это моя вина.
Я выдыхаю и натягиваю улыбку.
– Я в порядке, – говорю отцу. – Полагаю немного нервничаю по поводу завтрашних занятий. Это будет первая настоящая неделя в колледже. Первую можно не считать. Все ходят какие-то потерянные или страдают похмельем.
Он издаёт смешок.
– Да, помню эти дни, – допивает шампанское и проверяет часы, проливая оставшиеся капли на ковёр, пока поворачивает запястье. – Во сколько вечером у тебя рейс?
– В десять, – отвечаю ему. – Вероятно, мне следует подняться наверх и удостовериться, что я все собрал.
Я направляюсь к лестнице, когда Лаклан говорит мне вслед:
– Я отвезу тебя в аэропорт.
– Не беспокойся, – отвечаю я. Судя по интенсивности в его глазах, могу сказать, он хочет поговорить. И даёт понять, что хочет, чтоб я поговорил с ним. В прошлом году, во время подготовки к моей новой работе в Королевском колледже и переезду в Лондон, Лаклан находился рядом, чтобы убедиться, что я справляюсь, что у меня все хорошо. Может быть, это потому что я помог ему получить помочь в его проблемах с наркотиками и алкоголем, может он просто в принципе сильно беспокоиться обо мне, как друг и как брат.
Наши отношения всегда были немного напряженными и нестабильными, но, по крайней мере, теперь он один из тех немногих людей, на которых я могу рассчитывать.
– Это не проблема, – резко говорит он, фирменный знак заботы от Лаклана. – Я заброшу Кайлу домой и затем отвезу тебя.
Я выдыхаю и киваю.
– Конечно, спасибо.
Быстро поднимаюсь по лестнице и проверяю в порядке ли моя дорожная сумка. Когда я в Шотландии, то обычно останавливаюсь у родителей в своей старой комнате. Подобное заставляет чувствовать себя ужасно старым, стоит мне хотя бы взглянуть на свою старую кровать, не говоря уже о том, чтобы спать на ней, но есть в этом и что-то утешительное.
Сейчас моя квартира в Эдинбурге сдаётся, так что там я остановиться не могу. В конце концов, я скорее всего продам ее. Я согласился на должность профессора киноведения в колледже с долей скептицизма и без реальных долгосрочных обязательств. Сейчас я аренду прекрасную квартиру в районе Мэрилебон, но пока не почувствую, что работа постоянная и я там надолго, предпочитаю осторожничать в своей новой жизни.
– Как Винтер? – спрашивает меня Лаклан после того, как мы попрощались с моими родителями и Кайлой, и едем в его «Рендж Ровере». На А-90 мелькают огни.
– Он сущее наказание, – отвечаю ему, постукивая пальцами вдоль края двери. – И порой настоящий гаденыш. Уверен, соседи подадут жалобу, когда он снова разлается среди ночи.
– Ему ещё даже года нет, – говорит Лаклан. – Дай ему время. Он все ещё щенок.
– Ага. Он – машина по производству дерьма, вот он кто.
Лаклан эксперт по собакам и спасатель собак. Когда он не крутой игрок в регби, он управляет приютом для собак, особенно питбулей, и пытается привлечь к ним внимание. Кайла работает на него, и до сих пор организация – Любимый забияка – работает очень хорошо. Именно поэтому я и взял Винтера. Я нашёл его щенком на прошлое Рождество, скрывающегося в соседском сарае, во время бури около дома нашего дедушки в Абердине. Когда соседи не стали претендовать на собаку, был выбор или я возьму этот белый пушистый комочек или Лаклан заберёт его в приют. Полагаю, мне понравилась чертова собака, и теперь он настоящая заноза в заднице, которая выглядит так, словно сошел c экрана «Игры престолов». Тем не менее, без него было бы скучно, хотя я должен нанять выгульщика собак, чтобы, пока я на работе, он выпускал свою энергию.
