Текст книги "Библиотека мировой литературы для детей, том 49"

Автор книги: Карел Чапек

Соавторы: Джанни Родари,Джеймс Олдридж,Джеймс Крюс,Януш Корчак,Уильям Сароян,Кристине Нёстлингер,Питер Абрахамс,Шарль Вильдрак,Эрскин Колдуэлл,Герхард Хольц-Баумерт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 53 страниц)

VIII

Товарищи Лойзика и Франтика по школе Павел Соучка, Мефодий Завадила, Ярд Вала и Флориш Кубичка обрадовались свободному дню и пошли в лес.

Мефодий и Ярда были завзятыми птицеловами и весной искали гнезда галок, ворон и сорок, чтобы позже взять из них птенцов. В прошлом году Мефодию удалось приручить молодую сороку. Она садилась к нему на плечо и клювом трепала за ухо. Как раз об этом он и рассказывал ребятам, которые уселись на пасеке среди молодых елок.

– Я вам говорю, сороку легче приручить, чем галку, и сорока умнее. Наша никому не давалась в руки, только мне, а как умела воровать, сказочно!

– А что она воровала? – спросил Павел.

– Ты что, не знаешь? Говорят: «Ворует, как сорока!» Воровала все, что блестит и что можно унести в клюве. Мелкие монеты, колечки, пуговицы, наперстки, у отца унесла мундштук с серебряным украшением, у мамы – маленькие ножницы.

– Правда?

– Чистая правда!

– А что она с этим делала?

– Уносила и прятала.

– А вы проследили, куда она прячет?

– С трудом. Сорока ужасно хитрая птица. Вот те крест! Чистая правда. Украдет что-нибудь и сначала летит не туда, где прячет, а в другую сторону, чтобы никто не выследил. А моя до чего была хитра! И все же я ее перехитрил. У мамы в швейной машине есть ящик, там лежат разные пуговицы. Я взял несколько стеклянных пуговиц и нарочно положил на подоконник. Пуговицы блестели, значит, годились для нашей Качи. Я звал ее Кача. Она свое имя знала, и, когда я звал ее: «Кача!», она тут же была у меня на плече. Так вот, она пуговицы быстро заметила и на них нацелилась. Окно было открыто. Взяла одну в клюв и смотрит, не слежу ли я за ней. А я сел к ней спиной и сам смотрю в оконное стекло напротив, а там, как в зеркале, все видно. Кача заметила, что я ее в стекле вижу, и отлетела подальше. Немного погодя она полетела в сад за домом. Я присел под окном, чтобы она меня не заметила, потом отбежал к противоположной стене и гляжу, что она будет делать в саду. Сорока уселась на яблоню и внимательно посмотрела по сторонам. С яблони слетела куда-то в конец сада, к беседке в кустах сирени. «Ага, думаю, так вот где ее клады, ах ты хитрюга!» Через минуту Кача вернулась, взяла вторую пуговицу и опять смотрит на меня, а я притворился, что ее не вижу. За пятнадцать минут она отнесла все пуговицы.

Когда она вернулась, я ее позвал и запер в комнате, а сам пошел в сад. Осмотрел всю беседку, но нигде ничего. Куда же она все запрятала? Ведь с яблони она каждый раз слетала к беседке. На крыше беседки была деревянная башенка. В башенке четыре окошка, совсем маленькие, для красоты. Я подумал: а может, там? Взял лестницу, влез на крышу, смотрю – так и есть, в башенке целый склад! Все, что у нас пропало, – все было там. И ножницы, вот честное слово! Но там были не только наши вещи: еще две цветных стекляшки и два лезвия для бритья.

– А колечко тоже?

– Ну я же говорю, что все. Все нужные вещи я взял, а ей оставил стекляшки и несколько пуговиц. Только потом случилось вот что. Примерно через неделю пришел я из школы, а Качи нигде нет. Я ее искал, я ее звал. Нет Качи. Наверно, ее кто-нибудь поймал или кошка съела. Кошки за птицами охотятся больше, чем за мышами. Жалко Качу, такая умница была!

– Слышишь?

– Сорока кричит. Наверное, нас увидела, может, у нее тут близко гнездо. Сорока всегда предупреждает всех птиц, когда по лесу идет человек или кошка. Когда наша Кача видела в саду кошку, сразу начинала кричать, и все птицы взлетали на деревья.

– Да, ребята, вы слышали, что кто-то украл у Докоупилов будильник?

– Ну да?!

– Не в будильнике дело, будильник не такая уж ценность для Докоупила, а знаете, что получилось? Говорят, Докоупила забрали в гестапо.

– Как это?

– Ну как, Докоупил истопник на оружейном заводе и вчера должен был работать в ночную смену. После обеда лег поспать и завел будильник. Наверно, поставил на окно. Окно было открыто, и, пока он спал, будильник кто-то свистнул. Докоупил проспал, опоздал, а это саботаж… В гестапо не докажешь, что проспал, потому что будильник украли.

– Я слышал, что будильник у него стоял на комоде, а не на окне.

– Ну и что? Украли-то его через окно.

– Может, сорока?

– Не смеши, Флориш! Сорока! Чтобы сорока унесла будильник? Нет, эта сорока была без крыльев… Будильник не дамские часики!

– Смотрите, ребята, вон идет Франта Смекал.

– Где? Ага, правда, это Франта. Пошли, ребята, спрячемся, – предложил Мефодий.

Мальчики спрятались среди молодого ельника и наблюдали за Франтиком, который задыхаясь бежал по крутому склону.

– Ишь как спешит и озирается, словно чего-то ищет.

– Наверно, он знает, где тут птичье гнездо, – рассуждал Мефодий, – и не хочет, чтобы его кто-нибудь увидел…

Когда Франтик дошел до березы со сломанной вершиной, он остановился и внимательно посмотрел во все стороны, а потом стал что-то искать на земле.

– Ребята, он что-то ищет.

Мальчишки вытянули шеи, чтобы лучше видеть.

– Разгребает листья, – шептал Мефодий. – Ребята, не высовывайтесь так, а то он нас увидит.

А Франтик нашел место, где спрятан будильник, но, перед тем как вытащить его из ямки, еще раз оглянулся по сторонам и увидел головы мальчишек.

– Только их мне недоставало! – проворчал он. – Что теперь делать? Надо быстрее отсюда бежать.

Однако мальчишки сами побежали к нему. Франтик поспешно прикрыл разрытое место еловыми ветками, вынул из кармана перочинный ножик, кинул его в сухой мох и листву и припорошил хвоей.

– Привет, ребята! – воскликнул он, когда они подбежали.

– Привет, Франта! Ты чего ищешь?

– Вчера, во время тревоги, я потерял ножик. Мы тут сидели на пеньке, но я не помню, на каком.

– Ребята, поможем Франте искать, – предложил Ярда, и мальчики принялись обшаривать траву около каждого пенька.

Франтик ругал себя, что бросил нож так близко от пня, у которого был спрятан будильник. Он видел, что Ярда как раз там ищет.

– Послушай, Ярда, вроде мы сидели где-то ниже.

Франтик даже вздохнул с облегчением, когда Ярда отошел от пня и стал искать чуть ниже.

– А ты точно знаешь, что потерял его на пасеке?

– Мы еще были на Ледовом холме, может, я его там потерял.

Франтик был рад, что Мефодий задал этот вопрос. Хорошо бы увести ребят отсюда. А за будильником он придет после обеда.

– Франтик, что я получу за находку? – крикнул Павел и победно показал ножик.

– Вот здорово! Спасибо, Павел, – притворился обрадованным Франтик.

Франтик вытер ножик и сунул его в карман. Что бы такое придумать, как бы поскорее увести ребят отсюда? Мальчишки расселись на пнях, а Мефодий сел как раз на тот, под которым спрятан будильник.

– А вы, ребята, куда собрались? – решил отвлечь их Франтик.

– Никуда, так просто, пришли погулять, – сказал Мефодий, не желая выдавать, ради чего они в лесу. Он знал, что Франтик всегда был против того, чтобы птенцов брали из гнезда.

– Вот здорово, что не нужно в школу!..

– Факт, до конца войны учиться не будем. Папа говорил, что война скоро кончится… А сегодня пушки стреляют еще слышней, чем вчера.

– Говорят, русские уже на Плавских холмах…

– Гораздо ближе. Уже вчера они были у Врановиц и По-зоржиц.

– Знаете, ребята, я так жду, когда Советская Армия погонит немцев из Брно, вот будет на что посмотреть!

– Вряд ли, Мефодий, ты это увидишь. Когда начнут стрелять, мы спрячемся в подвале. При такой стрельбе на улицу носа не высунешь…

– Не все же время они будут стрелять на улицах. Знаете, ребята, немцы роют окопы у Лишковицы!..

– Ав городском лесу?

– Ага, вокруг всего леса окопы.

– Им это не поможет. Как придут русские, говорит наш папа, мигом вылезут из окопов, как мыши из нор.

– Не кричи так, Ярда! Может, кто-нибудь в зарослях сидит и подслушивает.

– Пошли, ребята, выберем местечко, откуда все видно, – советовал Франтик, с ужасом глядя, как Мефодий носком ботинка ковыряет хвою как раз над будильником. Он ковырнул еще раза два, и вот уже показался уголок носового платка, в который был завернут будильник.

Мефодий схватил уголок платка и потянул его.

– Эй, тут под пеньком что-то запрятано! Ребята, будильник! Смотрите, будильник!

Ребята присели рядом с Мефодием, Франтик покраснел как рак, но, чтобы скрыть свою растерянность, удивлялся больше всех.

– А знаете, ребята, может, это будильник Докоупила? – воскликнул Павел.

– Точно, ребята, истинная правда!

– Но тот вроде был с двумя звонками…

– А ты посмотри, вот тут они и были, только их кто-то отвинтил.

– Пошли, ребята, отнесем будильник Докоупиловым.

– Подождите, посмотрим, не спрятаны ли тут и звонки? Ребята копали, как землеройки, но звонков не нашли.

– Чудно, почему нет звонков и почему будильник спрятали?

– Такое мог сделать какой-нибудь немец, – рассуждал Мефодий.

– Почему ты так думаешь?

– Может, будильник для того и взяли, чтобы придраться к пану Докоупилу. Его еще в прошлом году допрашивали, не слушает ли он заграничное радио. Тогда ничего не могли доказать и отпустили. А теперь обвинят в саботаже, будут бить, и придется признаться. Папа говорил, что гестаповцы страшно избивают людей.

– Наверно, ты прав, – согласился Франтик, – наверняка это сделали немцы. Покажи, я посмотрю на платок, может, там есть метка…

– Ничего тут нет, – сказал Мефодий, осмотрев платок.

– Дай мне платок. Я его выстираю, и он мне пригодится. – Франтик потянул платок из рук Мефодия.

– Ты что! Платок – это улика! Его будет полиция изучать…

– А ведь платок может спасти жизнь Докоупилу. Он докажет гестаповцам, что будильник у него украли.

– А ты, Мефодий, точно знаешь, что это будильник Докоупила?

– Точно, потому что у него было два звонка, а тут, видишь, два штыря и два молоточка.

– Пошли, ребята, идем к Докоупиловым. Они-то свой будильник узнают!

– Яс вами, ребята, не пойду, мне надо домой, мне еще велели кроликам травы нарвать, – отговаривался Франтик.

– А чего тебе не идти, все равно мимо дома Докоупиловых пойдешь. Мы там долго не задержимся.

У Франтика тряслись колени. Надо же так случиться! Если бы Лойзик знал, в какую историю попал Франтик! Хоть бы платок выручить! Поэтому платку они все узнают. Если бы завтра в город вошла Советская Армия, полиции было бы не до будильника…

Мальчики бегом спустились с холма и вскоре оказались у дома Докоупиловых. Позвонили. Открыла им бабушка, мать пана Докоупила. Будильник она сразу узнала. Поблагодарила мальчиков и расплакалась. Сын до сих пор не вернулся, и о нем нет никаких вестей. Когда ребята спросили, правда ли, что пана Докоупила забрали в гестапо, она испугалась и спросила, кто им такое сказал. Мальчики ответили, что слышали такой разговор.

– И как только люди могут такое говорить! Мы и сами ничего не знаем. Ведь с завода, где сын работает, до сих пор никто не вернулся. Жена сына пошла в Писарки к его напарнику – оба в котельной, может, он что знает. Жаль, что вы ее не застали, она только что ушла.

Ребята стали спрашивать бабушку, как будильник украли. Она позвала ребят в комнату и показала место, где он стоял. Франтик держался поближе к двери и дрожал. Как только ребята вышли из дома Докоупила, Франтик тут же попрощался с ними и помчался к Лойзику, свистнул под окнами, и Лойзик ему открыл.

– Несешь? – спросил Лойзик с надеждой в голосе. Но по выражению лица Франтика понял: что-то случилось. – Проходи, Франтик, мама еще не вернулась.

В темной передней Франтик, тяжело дыша, сказал:

– Будильник у Докоупиловых.

– Что ты говоришь?

– Ребята его нашли. Ох, Лойзик, плохо наше дело!

Франтик уже не мог сдержать слезы, он и так по дороге чуть было не расплакался… Лойзик остолбенел.

– Давай, Франтик, рассказывай быстрее, скоро мама вернется, – говорил перепуганный Лойза.

Франтик, сбиваясь, сквозь слезы рассказал о происшествии на пасеке.

– Что нам теперь делать? – спросил он, окончив свой рассказ.

– Хуже всего, что там твой платок. Теперь нам конец, Франтик…

– Это ты меня подбил на такое дело! Сам бы я никогда такого не придумал. И вот что получилось. Теперь нас арестует полиция…

– Пожалуйста, Франтик, не реви, мама вот-вот придет, и…

– Я пойду домой… – Франтик вскочил со стула, стирая рукавом слезы со щек.

– Не уходи, Франтик, надо же что-то придумать… Франтик! Быстро в комнату! Вытри слезы. Мама идет!

– Папа не приходил? – спросила пани Кубиштова, как только вошла в комнату.

– Нет, мамочка.

– Вижу, к тебе пришел Франтик.

Франтик встал и поздоровался. Сказал, что ему пора домой. Мама велела нарвать травы для кроликов. Лойзик потянул его за рукав и прошептал:

– Подожди минутку!

Пани Кубиштова пошла на кухню – разобрать сумку с покупками. Лойзик побежал за ней и увидел, что мама вытирает слезы.

– Что-нибудь случилось, мама?

– Боюсь за отца! Хоть бы знать, что с ним. Ходят слухи, что на заводе много раненых и убитых. У Докоупиловых дома только бабушка, жена ушла в Писарки, чтобы узнать, что с паном Докоупилом.

– Мама, я пойду на Каменомлынскую, к Крупичкам. Может, пан Крупичка дома, он уж точно будет знать, что с папой. Я мигом вернусь.

– Сколько времени? – Мама посмотрела на часы. – Уже без четверти десять, боюсь, скоро будет тревога, всегда около десяти бывает…

Мама подошла к буфету и включила приемник. Послышалась музыка.

– Видишь, еще играют. А если будет тревога, то я спрячусь в Писарках, в туннеле.

– Прямо не знаю, как быть. Если тебя отпущу, буду бояться. Вчера какого страха натерпелась! Ну, ладно, беги Лойзик.

– А если у Крупичковых дома никого не будет и не будет тревоги, то я заверну на Жабовршек к Ганзликам. Ведь пан Ганзлик работает с папой, так я на обратном пути забегу еще к ним.

– Ну беги, смотри, будь осторожен. Возьми с собой кусок хлеба… Подожди, возьми булку.

– Я не голодный, мама!

– Слушай, что тебе говорят, и возьми булку!

Лойзик сунул в карманы две булочки и позвал Франтика. Франтик попрощался, и ребята выскочили на улицу.

– Ты можешь пойти со мной, Франтик? Я иду на Каменомлынскую.

– Могу.

– А тебе не надо за травой?

– Нет, это я просто так сказал.

– Я очень рад, что ты идешь со мной.

По дороге на Каменомлынскую они все время пытались что-нибудь придумать, но так ничего и не придумали. У Крупичковых опять никого не было дома. Мальчики долго звонили, но напрасно. Мимо шла женщина, наверно соседка Крупичковых, она сказала:

– Ребята, напрасно звоните, их нет дома. Пани Крупичкова ушла еще утром на завод, чтобы узнать, что с ее мужем, он с позавчерашнего дня не вернулся с завода…

– Видишь, Франтик, и пан Крупинка не вернулся. Наверно, и пан Ганзлик не пришел. Вот что я тебе скажу… На Жабовршек мы не пойдем, а лучше пойдем в город, прямо на завод. Сегодня непременно что-нибудь узнаем. И про папу, и про пана Докоупила. Я думаю, лучше нам не сидеть дома. Я все время думаю о том, что бабушка Докоупилова передаст платок и будильник в полицию.

– Лойзик! Ты думаешь, она уже передала в полицию?!

– Все может быть.

– Ну, тогда мы пропали! Они, конечно, нас найдут. Меня уж точно, это ведь мой носовой платок!

– Поэтому нам и нельзя дома сидеть… Пойдем в город. Может, пана Докоупила не забрали в гестапо, раз ты говоришь, что бабушка ничего про это не знала. Мало ли что люди болтают… Побежали, поедем на трамвае. Может, первый или шестой ходит…

– А У тебя есть деньги?

– Пять крон. На заводе имеется список всех, кто погиб или ранен. Вот увидишь, мы там что-нибудь узнаем… Домой все равно мы вернуться не можем.

– Это правда. Я бы дома умер со страху.

На конечной станции мальчики узнали, что трамвай идет только до улицы «У Новых садов». Лойзик спросил, где эта улица находится, и, когда узнал, что недалеко от вокзала, сказал Франтику:

– Поехали, хоть этот кусок проедем, а уж от вокзала я дорогу знаю.

Они сели в почти пустой вагон.

– Думаю, далеко мы не уедем, – сказал кондуктор пассажиру, давая ему билет. – После десяти всегда начинается налет.

Кондуктор был прав. Только они приехали к старому Брно, завыли сирены, это означало непосредственную опасность. Трамвай остановился, и человек десять, которые там были, выскочили. С ними вместе и Лойзик с Франтиком. Люди спешили в укрытия.

– Слышишь, самолеты!

– Ага, прямо над головой.

Мужчина, за которым они бежали, сердился, что не объявили тревогу раньше, а то объявляют, когда самолеты над головой.

– Лойзик, куда мы бежим?

– Туда, за людьми, они бегут в укрытие.

– Послушайте, я бегу на Шпильберг! – воскликнул один из бегущих.

– На Шпильберг? Ни за какие коврижки. Сколько там сбросили бомб! Пошли со мной. Пробежим через Рыбарскую улицу к ярмарке и через реку на Червены копец. Там будет безопаснее.

Все побежали к Рыбарской улице, и мальчики за ними. Внезапно Лойзик услышал свистящий звук, такой звук вчера он слышал несколько раз и потому знал, что это падают бомбы. Он огляделся, куда бы прыгнуть… Франтик бежал в пяти шагах от него. Лойзик хотел позвать друга, но яркая вспышка света ослепила его, земля исчезла из-под ног, и острая боль пронзила тело. Он потерял сознание.

IX

– Сестра, как прошла у мальчика ночь? Он спал?

– Ночью еще бредил, пан доктор.

– Какая у него температура? (Сестра подала доктору температурный листок.) Хм, тридцать девять и шесть. А утром мерили?

– Да, пан доктор, вот утренняя температура.

– Тридцать семь и четыре. Так, сегодня четвертый день, как он пришел в сознание?

– Да, пан доктор.

– Вы уже знаете, как его зовут?

– Пока еще нет. Я его спрашивала несколько раз, но он все время говорит какую-то ерунду. Называл несколько имен, все время спрашивает, не в гестапо ли он, и несколько раз твердил, что какой-то Франтик ни в чем не виноват, что он ничего не украл…

– Ну, хорошо. Назначения те же: компрессы на ушибы, на ссадины мазь и каждый день перевязки.

Перед тем как отойти от постели больного, доктор положил руку на обнаженную грудь мальчика. Тот открыл глаза. Какое-то мгновение мальчик глядел отсутствующим взглядом, потом вдруг пристально посмотрел на врача.

– Где я?

– Ну где ты можешь быть, мальчик? Лежишь в больнице.

– А почему?

– Почему? Разве ты сам не чувствуешь почему? Разве у тебя ничего не болит?

– Болит, голова ужасно болит.

– Ну, вот видишь. Лежи спокойно, и все пройдет. Денька через два будешь уже молодцом… А как тебя зовут?

– Почему вы хотите это знать?

– Каждый, кто лежит в больнице, должен быть записан. А потом, мы хбтим сообщить твоим родителям, что ты здесь, они ведь не знают, что с тобой случилось. Ты из Брно?

– Да.

– Не бойся, скажи, как тебя зовут.

– У меня ужасно болит голова.

– Сестра, смените ему компресс!

– Сейчас, пан доктор.

– Кто это был?

– Это сестра. Сейчас она положит тебе новый компресс, чтобы у тебя не так сильно болела голова.

– Сестра? У меня нет сестры… Нет, я больше вам ничего не скажу. А то вы еще и папу арестуете.

Врач взял мальчика за руку, посчитал пульс и велел сестре, которая меняла компресс, подготовить шприц. Мальчик лежал, повернувшись спиной к врачу, он даже не чувствовал, когда врач протирал ему кожу спиртом, но, когда доктор вонзил иглу, с испугом повернул к нему голову.

– Я ничего вам не скажу, ничего… Каждый день вы меня бьете, каждый день меня мучаете, но я не проговорюсь!

– Спокойно, паренек, спокойно, вот увидишь, сейчас тебе станет легче. Ты ничего не должен говорить, а мы ничего не хотим знать. Подождем, пока тебе не станет лучше, а тогда поговорим. Не бойся нас, мы желаем тебе только добра.

– Послушай, мальчик, – наклонилась к нему сестра, – если бы ты сказал, как тебя зовут, мы бы написали твоим родителям – и папа пришел бы тебя навестить. Ведь он о тебе беспокоится.

– Папа дома?

– Ты же знаешь, что дома.

– Правда, папа дома?

– Ну, конечно. Мы хотим, чтобы он навестил тебя. Как только получит от нас письмо – сразу придет.

– Правда?

– Ну конечно, только скажи нам, как тебя зовут.

– Кого зовут? Ах, того?.. Вы хотите его тоже арестовать. Нет, ничего я вам не скажу.

– Глупыш, никого мы не хотим арестовывать. Зачем нам кого-то арестовывать?

– Правда, вы его не арестуете? Не скажете папе, что я назвал его фамилию?

– Папе? Я думаю, папа будет рад, что ты нам сказал, как его фамилия, чтобы он мог к тебе прийти.

Мальчик посмотрел вокруг, словно боялся, чтобы никто не услышал, и прошептал:

– Докоупил.

– Докоупил? – повторила сестра и записала фамилию на листочке. – Где он живет?

– Лесная улица, дом 87. А вы не арестуете его?

– Ничего не бойся, он скоро к тебе придет.

– Он дома? – выкрикнул мальчик.

– Ну, мы ему напишем, и он к тебе придет. Только лежи спокойно и ничего не бойся. А как тебя зовут?

– Лойзик.

– Лойзик. Такое хорошее имя, а ты не хотел нам его сказать.

Сестра написала перед фамилией Докоупил еще имя Алоиз. Погладила Лойзика по щеке и подошла к врачу, который осматривал пациента на соседней кровати.

– Пожалуйста, сестра, посветите мне сюда. Это ужас, какая всюду темнота!

Сестра посветила врачу электрическим фонариком, потом врач что-то диктовал сестре и она записывала.

– Здесь невозможно работать, невозможно! – воскликнул доктор. – Свет отвратительный, воздух как в уборной…

Врач был прав. В брненской больнице св. Анны во второй половине апреля 1945 года больные и врачи находились в тяжелых условиях. Из-за постоянных налетов все отделения перевели в подвал. В подвале, в маленьких кельях и в коридорах больные лежали, как говорится, один на другом. Только у самых тяжелых были отдельные постели. Остальные больные и раненые, как правило, лежали по двое на носилках и матрацах прямо на полу. Из-за ежеминутно объявляемой тревоги не было возможности даже проветрить помещение. Электропроводка была повреждена, и помещения освещали свечками и электрическими фонариками. Необходимого для тяжелобольных покоя не было и в помине. Все время прибывали раненые, санитары везли их по длинным коридорам на колясках, а колеса были без шин и страшно грохотали по каменным плитам коридора.

Взрывы бомб и стрельба зениток сотрясали стены больницы. Во время налетов прибегали люди, дежурившие на крыше, и звали врачей и сестер помочь гасить зажигательные бомбы.

Лойзик почти все время бредил. Среди этого шума и беготни в полумраке подвала он никак не мог понять, куда он попал, и его фантазия рисовала картины одну страшнее другой. Люди с мигающими фонариками, длинные, странные тени пугали его.

Он немало наслушался рассказов о страшных подземных казематах гестапо на Шпильберге и в Кауницах, где мучили людей, и сейчас был уверен, что оказался в гестапо. Но как? Это было для него загадкой. Последнее, что он помнил, – это поездку с Франтиком на трамвае. Что было потом, он не знал. Лойзик потерял память от сотрясения мозга, когда его подбросило воздушной волной на Рыбарской улице. Теперь он думал о Франтике. Где он? И почему у него, у Лойзика, все время спрашивали фамилию пана Докоупила? Наверное, они уже все знают… Конечно, Лойзика били, ведь у него болит все тело. Здесь гестапо, а ему говорят, что это больница. Разве он не знает, как бывает в больницах? Там все совсем по-другому, ведь он же навещал в больнице Тоника Новотных, когда тот сломал руку. Ох, как у Лойзика все болит! В ушах страшный шум, а тут еще все время стрельба! Наверно, людей расстреливают, а может быть, пана Докоупила. И Лойзика опять будут бить и колоть иглами. Мальчику стало так жутко, что он закричал. Прибежала сестра.

– Что с тобой, Лойзик? Что ты кричишь? Лежи спокойно! Почему ты встаешь? У тебя болит голова?

Лойзик поднялся на постели и рухнул снова. Сестра держала его за плечи и гладила по щеке.

– Пожалуйста, пани, дайте мне попить, пожалуйста, пить…

– Сейчас дам тебе пить, только успокойся. Тебе нельзя еще подниматься. Понимаешь, нельзя!

Сестра принесла ему кружку холодного чая. Лойзик жадно пил.

– Пожалуйста, скажите мне правду, где я?

– Ты же знаешь, что в больнице. Тебя привезли сюда с улицы после налета.

– После налета? А когда был налет?

– Налеты сейчас каждый день и каждую минуту. Мы уж не знаем, куда класть раненых. Видишь, сколько их тут?

– А тот пан, который здесь был, он не из гестапо?

– Шалый парень! Что ты все талдычишь про гестапо? Это был доктор.

– Тогда почему он меня колол и все время что-то выспрашивает?

– Лойзик, довольно тебе разговаривать, лежи спокойно. Еще будешь пить?

– Больше не хочу.

– Тогда лежи спокойно, а захочешь пить или есть, позови меня.

Лойзик успокоился и даже закрыл глаза.

– Ну, вот и хорошо, поспишь, и легче станет.

Сестра побежала к другому больному поправить ему постель. Молодой человек, к которому подбежала сестра, сказал:

– Бедняга мальчик. Все еще бредит. Но странно, что он все время говорит о гестапо.

– Может, у них дома побывало гестапо, перед тем как он попал под бомбежку. Кто знает…

– Сестра, вы не знаете, где его нашли?

– Вроде на Рыбарской улице. В тот раз там было, кажется, пять раненых и двое убитых. Мальчика, похоже, подняло воздушной волной и бросило на землю. У него сотрясение мозга. Целый день не приходил в сознание.

– Еще чудо, что жив остался.

Вот уже три дня, как у Лойзика упала температура, а хороший сон прибавил сил. Он мог уже сидеть на кровати, не испытывая резкой боли. Даже попробовал встать на ноги, но у него тут же закружилась голова. «Жаль, – подумал Лойзик, – что тут такие потемки». Теперь он уже понял, что находится в больнице, но, сколько ни старался, не мог вспомнить, как он здесь очутился. А куда делся Франтик? Знают ли дома, что он, Лойзик, в больнице? Вернулся ли папа? А пан Докоупил?.. Ох, всего этого могло бы не быть, если бы не будильник… Лойзика вдруг охватила такая тоска, такое отчаяние, что он разрыдался. Сначала он плакал в подушку, но потом не смог совладать с собой и, сотрясаясь всем телом, громко зарыдал. Сосед по койке и еще кто-то из темноты стали спрашивать, что с ним случилось. Лойзик не мог промолвить ни словечка. Позвали сестру.

– Что с тобой, Лойзик? У тебя что-нибудь болит?

– Не-е-е, ни-и-и-чего.

– Грустно стало? Ну, конечно, тебе грустно.

– Да-а-а.

– Лойзик, через несколько дней будешь дома. За тобой придет папа и возьмет тебя домой. Не плачь, ведь ты не маленький. Тут в соседней палате есть еще один такой же герой, и ему тоже все время грустно. Я, когда смотрела на температурный листок, заметила, что вы с Франтиком из одного квартала.

– Фра-а-н-тик? – всхлипнул Лойзик.

– Ну да, Франтик, подожди, как его фамилия…

– С-сме-кал?

– Правильно, Франтишек Смекал.

– Пра-а-вда?

– Это твой товарищ? Так я приведу его к тебе. У него рука сломана. И голова болела. Только он раньше тебя пришел в сознание и не бредил.

Лойзик перестал плакать, только всхлипывал.

– Успокойся, Лойзик, а я посмотрю, что делает Франтик, вам вместе будет веселей, правда?

– Сестричка, – сказал кто-то из темноты, – сегодня русские, наверно, совсем близко? Строчит пулемет, раньше такого звука не было.

– И пушки стреляют близко, – добавил еще кто-то.

– Я пока еще ни с кем из города не говорила и не знаю, что там нового. Вот приедет «скорая помощь», тогда спрошу.

Лойзик дрожал от нетерпения. Значит, Франтик жив?! Что же с ними обоими тогда приключилось? Может, Франтик знает? Скорее бы сестра за ним сходила…

Когда сестра открывала дверь, то столкнулась с санитаром. – Сестра, нужны носилки, – задыхаясь, произнес санитар. – Откуда я их возьму?

– Но ведь у вас лежат на носилках…

– Лежат, а куда я их дену?

– Мы вам вернем носилки на ночь.

Нашлись двое больных, которые днем могли и не лежать.

– Йозеф, ты где? Иди сюда! Двое носилок есть…

– Бегу, Рудольф, бегу! – откликнулся в дверях второй санитар и продолжал: – Люди, знаете новость? Русские уже в Лисковце, говорят, что взяли Жабовршки! Они уже в Брно!

Санитар назвал еще несколько предместий Брно, назвал и район, где жил Лойзик.

Значит, у него дома уже Советская Армия. Лойзик так этого ждал! А он лежит в больнице и ничего не увидит…

Больные захлопали в ладоши, а двое ходячих от радости стали прыгать, не думая уже о том, есть ли среди больных какой-нибудь немец. У брненских немцев теперь душа ушла в пятки. Они сами трясутся от страха. Да что говорить, еще неделю тому назад начали улепетывать из города.

– Слышите пулемет? Ясно, это наверху, на улице. Вчера его не было слышно!

Санитары и сестра ушли. Больные заговорили разом. Многие жалели, что не могут посмотреть, как немцы бегут из Брно.

– Слышите? Опять где-то рядом строчит пулемет!

В дверях появилась сестра. Она вела мальчика, у которого рука была в гипсе и на перевязи.

– Франтик! – крикнул Лойзик.

– Лойзик!

– Ну вот, мальчики, теперь вам будет веселей. Лойзику уже лучше, можно положить вас на одну постель. Хочешь?

– Да! – в один голос воскликнули мальчики.

Франтик сел на постель Лойзика, и они оживленно заговорили. Сейчас Лойзик был даже рад, что в подвале такая темнота. Впрочем, и при свете никто не обратил бы на них внимания. Все были заняты событиями, происходящими на улицах города.

– Послушай, Франтик, что с нами тогда случилось? Ты хоть что-нибудь помнишь?

– А разве ты не знаешь?

– Я ничего не могу вспомнить.

– Ну, когда мы были на той улице, не знаю, как она называлась, ну, где мы вышли» из трамвая и побежали… Там еще протекал не то какой-то ручей, не то речушка. Вдруг я услышал такой противный свистящий звук, а потом уже ничего не помню. Проснулся уже здесь, в больнице.

– А я и этого не помню. Представляешь, Франтик, на нашей улице уже Советская Армия!

– Ну да?!

– Только что сказал санитар, ну, тот, который носит раненых…

– А мы торчим тут…

– И все из-за этого проклятого будильника…

– Не говори так громко…

– Хоть бы узнать, что стало с паном Докоупилом.

– Ой, Лойзик, зачем мы только это сделали?.. Мальчишки на нашей улице уже встречают советских солдат, а мы…

– Тебе, Франтик, еще хорошо, ты можешь бегать, а у меня голова кружится…

– В первый день и у меня голова кружилась.

– Хорошо, что теперь будем лежать вместе! У тебя очень болит рука?

– Сейчас уж не так, а болела!.. Так болела, что я спать не мог.

– Слышишь, какая на улице стрельба?

– Знаешь, Лойзик, раненые лежат даже в коридорах.

– Посмотреть бы, что творится у нас на улицах!

– Там уже небось цветут все деревья…

– Представляешь, ребята сейчас не учатся и бегают по улицам!

– Ага, и смотрят на советские танки, на пушки!

– О чем это в коридоре так кричат? Слышишь?

– Пойду посмо… – Франтик не успел договорить, как двери распахнулись и в сопровождении нескольких врачей вошел высокий человек в военной форме.

– Лойзик, – зашептал Франтик, – это русский! Советский солдат!

– Правда! Это русский…

Русский офицер стал спрашивать врачей, все ли больные здесь чехи. Ему посветили фонариком на все постели. Ходячие больные даже подошли к дверям. Офицер улыбнулся, подал им руку и что-то сказал по-русски. Мальчики только поняли, что немцы бегут, что скоро будет конец войне. Франтик, сгорая от любопытства, протиснулся поближе к русскому.