Текст книги "Реквием (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
– ТЕОДОР УИЛЬЯМ МЕРЧАНТ!
Слова разносятся по коридору, как пушечный выстрел. Тео застывает, неподвижный, как статуя, один окровавленный кулак поднят за головой. Медленно парень опускает его.
Никто не произносит ни слова.
На полу Себастьян хнычет, закрывая лицо руками; это чудо, что парень все еще в сознании; по правилам, он должен был потерять сознание где-то между десятым и пятнадцатым ударом Тео.
У меня невероятно кружится голова, но мне удается пробраться туда, где Тео нависает над Себом, все еще повернувшись ко мне спиной. Его плечи приподнимаются вокруг ушей, напряжение исходит от него, как дым. Ему не потребовалось бы много времени, чтобы сорваться и снова начать выбивать дерьмо из своего друга. Я кладу руку ему на плечо, и, как по волшебству, напряжение покидает его; парень оседает, его мышцы расслабляются, как будто мое прикосновение дало ему разрешение выпустить ярость, которая пожирала его. Однако Тео далек от спокойствия и свирепо смотрит на Себа сверху вниз, его волосы растрепаны и всклокочены.
– Скажи ей, почему ты это сделал, – требует он.
Себ кашляет, кровь стекает по его подбородку.
– Что ты ожидаешь от меня услышать?
– Скажи ей, – повторяет Тео, его тон обещает еще больше насилия, если парень не подчинится.
Себ смеется, тяжело вздыхая.
– Отлично. Хочешь, чтобы я вел себя хорошо? Я буду играть чертовски хорошо. Нелепо…
Низкий, угрожающий рокот вырывается из горла Тео.
– Хорошо. Хорошо! Черт, – Себ смотрит на меня сквозь быстро опухающие веки. – Я бросил в тебя банку, потому что это очевидно. Ты та, кто побежал к Форд и рассказала ей о вечеринке.
– Я этого не делала!
– Чушь собачья. Ты ушла рано, до того, как появилась охрана. Ты единственная, кто не был наказан…
– О чем ты говоришь? Я не могу уехать отсюда. У меня комендантский час, как и у всех остальных!
– Ты единственная, кого не вызвали на сцену, – выплевывает Себ. – Из тридцати четырех учеников ты единственная, кого Форд не заставила выйти на сцену, чтобы танцевать или петь, как какую-нибудь гребаную обезьяну. Объясни это.
– Я…
Ох. О, мой Бог. Мир заходит в тупик. Парень прав. Как я могла это пропустить? Меня действительно не призывали ни к чему. Почему-то я просто предположила, что это наказание ко мне не относится, и все. Как я могла быть настолько слепа? Как такая мысль не пришла мне в голову? Я бормочу, пытаясь найти какое-то логическое объяснение этому, но никакие слова не приходят на ум.
– Я… я не могу этого объяснить. Не знаю, почему Форд не вызывала меня. Но не я рассказала ей о том, что происходило у озера. Какого хрена я должна была ей рассказывать?
– Ты довольно ясно дала понять, что в ту ночь испытывала отвращение ко всем нам. Ты стояла там в том дурацком гребаном пальто и осуждала нас всех. И когда твой парень решил сбежать…
– Он не мой гребаный парень! Иисус, блять, Хр… – я замолкаю, не в силах справиться с жаром, нарастающим внутри меня.
У меня кружится голова. Думаю, кровотечение замедлилось, но я все еще чувствую струйку крови, стекающую по задней части шеи. Я, блять, не могу с этим справиться. Не могу справиться ни с чем из этого. Я уже должна была вернуться в «Фалькон-хаус». Тео должен был быть за решеткой, или унижен, или еще хуже. А теперь Себастьян гребаный Уэст называет его моим парнем?
Тео выглядит пораженным, когда протягивает руку, пытаясь взять меня за руку.
Я отшвыриваю её, рыча, когда поворачиваюсь к нему.
– Нет! Ты не имеешь права прикасаться ко мне. И не можешь защищать меня. Не притворяйся, что я, блять, что-то для тебя значу!
Парень выглядит опустошенным, разбитым моими словами, но у меня нет сочувствия к этому дьяволу. Он играл со мной. Играл с моими эмоциями. Вывернул меня наизнанку этой гребаной игрой, в которую он играет.
– Можешь оставить при себе свою дурацкую информацию о Генри. Мне все равно, что ты знаешь. Это больше не имеет значения. Просто держись подальше. А ты… – я обращаю свой гнев на Себастьяна. – Я, блять, не сдавала тебя Форд. Мне насрать на тебя, или на него, или на кого-то еще в этом богом забытом месте. Подойди ко мне еще раз, и я порву твою гребаную глотку.
Я стремительно убегаю от них, на ходу подхватывая с земли свою сумку.
– Убедись, что она доберется до кабинета медсестры, Лани, – тихо говорит Тео позади меня.
– Мне не нужна помощь, – огрызаюсь я в ответ. Лани выглядит опустошенной этим. Чувство вины впивается в меня когтями – это не ее вина. Она была только мила и добра ко мне, но я буду кричать, если мне придется провести еще одну секунду с кем-то из этих людей прямо сейчас.
Я сама схожу к медсестре.
Затем вернусь в свою комнату, и сама соберу свои вещи.
А потом, да поможет мне бог, несмотря ни на что, я тащу свою задницу обратно в «Фалькон-хаус».
12
СОРРЕЛЛ
Мне понадобилось наложение швов. Четырех. Медсестра угрожает побрить волосы у раны, но когда я скалю на нее зубы и говорю, что ей лучше даже не пытаться, она отступает и соглашается зашить рану, если я пообещаю сохранить ее в чистоте.
Она ничем не поможет, когда дело дойдет до отправки меня обратно в Сиэтл.
Как и Форд.
Директор едва моргает, когда я врываюсь в ее кабинет и начинаю выдвигать свои требования.
– Боюсь, это не так просто, мисс Восс. Существуют процедуры и протоколы, когда ученик желает покинуть «Туссен». Мне нужно оформить документы. Я должна поговорить с твоим опекуном…
– Я хочу уйти, директор Форд. Вы, черт возьми, не можете держать меня здесь.
Форд окидывает меня оценивающим взглядом. Откладывает ручку, какие бы заметки она ни делала в лежащем перед ней блокноте, теперь это забыто.
– Ладно. Хорошо. Все в порядке. Успокойся. Мы с этим разберемся…
– Хорошо. Тогда скажите Джереми, что я полечу с ним на самолете, когда он приземлится здесь сегодня днем.
– Это невозможно, мисс Восс.
– Вы только что сказали…
– Я знаю, что я сказала, но Джереми в отпуске. Прилетает сменный пилот, но он не аккредитован для перевозки пассажиров. И не может забрать тебя. Джереми вернется сюда только в следующую среду.
– Никакой следующей среды. Мне нужно выбраться отсюда сегодня. Вы не можете держать меня здесь, – повторяю я.
– Я не держу тебя здесь, – спокойно говорит она. – Ты свободна уйти. Я попрошу чартерную компанию организовать другой самолет, но их расписание расписано на неделю вперед, и они не изменят его только ради нас. Я уже пыталась…
– Тогда старайтесь усерднее.
Директор Форд тихо смеется, качая головой, ее раздражение ясно.
– Поверь мне, если бы я думала, что звонок им что-то изменит, то я бы так и сделала. Можешь сама позвонить им напрямую, если хочешь, – она указывает на телефон на своем столе. – Номер вот здесь.
Директор Форд думает, что я не раскрою ее блеф? Пусть подумает еще раз. Я обхожу ее стол и хватаю телефонную трубку, вытаскивая карточку с надписью «Частные авиатуры Си-Эн– Пи» с обложки папки, лежащей поверх стопки документов.
Набираю номер. Я наполовину ожидаю, что это не сработает, что Форд играет со мной какую-то шутку, но это не так. Кто-то берет трубку после четвертого гудка. Я объясняю, что меня нужно забрать из академии «Туссен», но агент на другом конце провода совсем не помогает.
– Я понимаю ваше затруднительное положение, мисс, но ничего не могу поделать. У меня связаны руки. Сейчас у нас очень скудный штат сотрудников, и у нас просто нет свободных пилотов. И поскольку ваш директор сообщил нам, что школа не нуждается в транспорте для своих учеников, чтобы какое-то время ездить туда и обратно в город, мы воспользовались возможностью обслужить несколько наших самолетов. Даже если бы у нас был аккредитованный пилот, который мог бы совершить полет, три наших самолета в настоящее время разобраны на части в цехе…
Я вешаю трубку. Извиняющаяся улыбка директора Форд вызывает у меня желание разгромить ее гребаный кабинет.
– Среда не так уж далеко, Соррелл. Всего пять дней. Могу я предложить тебе использовать это время, чтобы по-настоящему подумать о выборе, который делаешь. То, что сделал Себастьян, достойно порицания, и поверь мне, он понесет последствия за свои действия. Но если есть хоть малейший шанс, что ты передумаешь…
– Его нет.
Женщина закрывает глаза, делая глубокий вдох.
– Если есть шанс, что ты могла бы это сделать, тогда я настоятельно призываю рассмотреть все свои варианты. «Туссен» – это не тюрьма. Это уважаемое учебное заведение, и ты могла бы многому здесь научиться, если бы просто…
Я поворачиваюсь к директору Форд.
– Я вызову такси.
Она разводит руками, снова кивая на телефон.
– Не стесняйся попробовать. Но ты сама видела дорогу. Она непроходима. На земле нет ни одной таксомоторной компании, которая рискнула бы своими машинами, приехав сюда. Ни за какие деньги в мире, – качает головой директор. – Местность слишком опасная. И даже если бы это было не так, ты не сможешь воспользоваться одним из тех агрегаторов такси без приема сотового.
– Я могу воспользоваться Wi-Fi, чтобы заказать его, – выплевываю я. Но прежде чем она успевает сказать что-нибудь в ответ на это, я вспоминаю объявление, которое директор сделала ранее. Интернет академии отключен на следующую неделю.
Святое гребаное дерьмо, Вселенная прямо сейчас сговаривается против меня. Клянусь, я вот-вот взорвусь.
– Просто сделай глубокий вдох, Соррелл. Я знаю, что это не идеально, но…
Конец фразы директора Форд прерывается хлопком двери ее кабинета, когда я захлопываю ее за собой.
13
СОРРЕЛЛ
Раньше я боялась темноты. Когда была маленькой, я каждую ночь плакала, пока не засыпала, боясь монстров, которые прятались в тени, ожидая, чтобы выскользнуть из своих укрытий и причинить мне боль, когда я ослаблю бдительность.
Мне было семь лет, когда я узнала, что самые страшные монстры, те, что способны причинить тебе наибольшую боль, не утруждают себя тем, чтобы прятаться в темноте. Это люди, которые сначала обещали заботиться и обеспечивать тебя, а потом поднимали на тебя кулак. Они прикасались к тебе в тех местах, которые ты умоляла не трогать. Те, кто забивал твою голову ложью, заставляя верить, что они хорошие, только для того, чтобы причинить тебе боль так, как ты даже представить себе не мог.
Я не боялась темноты после того, как усвоила этот урок.
Теперь я сижу в темноте, наслаждаясь бархатистостью тишины, которая приходит вместе с ней. Моя комната – это могила. За дверью, отделяющей меня от остальной части «Туссена», все остальные спальни пусты; все девушки с моего этажа спустились в общую комнату, чтобы поиграть в бильярд, поговорить и посмотреть фильмы. Форд, во всей своей благожелательной красе, все-таки решила открыть для нас двери общей комнаты. Ноэлани постучала около восьми, умоляя меня спуститься и присоединиться к ним, если я буду чувствовать себя достаточно хорошо. Я не ответила.
Теперь моей голове лучше. Что-то в этом роде. Больно только когда прикасаюсь к ране, оставленной там, благодаря Себастьяну, о котором Ноэлани сообщила мне через дверь, что он заперт в своей комнате до рассмотрения сегодняшнего «инцидента» административным советом школы.
Лани, вероятно, думала, что я буду чувствовать себя более комфортно, если буду знать, что Себастьяна там не будет, но его присутствие мало что значит для меня. Мне насрать на него. Я была серьезна, когда сказала ему раньше, что разорвала бы ему глотку. Я сделаю гораздо хуже, если он снова попытается причинить мне боль. Я знаю, как иметь дело с такими придурками, как он.
Уже почти десять, когда в мою дверь снова стучат.
Я так долго этого ждала. Страшась этого. Зная, что это произойдет.
– Уходи, Тео.
– Открой дверь, малышка. Я хочу поговорить с тобой.
– Думаю, я очень ясно дала понять, что не хочу с тобой разговаривать
– Я не уйду, пока мы не поговорим.
– Тогда надеюсь, тебе понравится слоняться по коридорам.
– Я могу превзойти тебя по упрямству, – говорит мне Тео.
Ха. Я в этом очень сомневаюсь. Рейчел всегда утверждала, что я самый упрямый человек, которого она когда-либо встречала, и она знакома с Рут, так что это действительно о чем-то говорит.
– Просто отвали. Я сказала все, что хотела тебе сказать.
– О, правда? – Я могу представить себе дерзкий изгиб его рта. Мысленный образ, который я вызвала в воображении, как парень прислоняется к двери моей спальни, проводя рукой по своим растрепанным волосам, заставляет меня покраснеть.
Я выдыхаю сквозь нарастающий гнев и отпускаю его, натягивая одеяло на голову. Пуховое одеяло не сможет полностью блокировать звук его голоса, но оно, безусловно, приглушит его до такой степени, что я, возможно, не смогу разобрать слов.
– Разве ты не хочешь заставить меня взять на себя ответственность за то, что случилось с Рейчел? – говорит Тео.
Я сбрасываю одеяло, лежа очень, очень неподвижно на матрасе. Черт. Я слышала, как он это сказал. Парень манипулировал мной, обещая информацию об этом таинственном парне Генри, и у этой манипуляции отвратительный привкус, от которого я не смогу избавиться в течение нескольких дней.
– Как будто ты когда-нибудь это сделаешь, – рычу я.
– Я никогда не был из тех, кто уклоняется от ответственности, когда сделал что-то не так, – тихо говорит он.
Ну и наглость у этого парня. Как он может прийти сюда и сказать мне нечто-то подобное? Я встаю и пересекаю спальню, моя кровь кипит. Когда открываю дверь, Тео стоит точно так, как я его себе представляла, прислонившись к стене, руки в карманах. Призрак синяка расцветает на его челюсти, злой и фиолетовый; три веснушки под глазом выделяются необычайно темные на фоне его кожи в тусклом освещении коридора. Его волосы убраны с лица назад. Никакой дерзкой, самоуверенной ухмылки. Одетый в белую футболку с длинными рукавами и рваные синие джинсы, низко сидящие на бедрах, его вид вызывает странное, ошеломляющее ощущение, пробегающее по моему телу. По какой-то причине его ноги босые.
Я противостою ему.
– Где, черт возьми, твоя обувь?
Тео издает смешок.
– Это твой первый вопрос? Где, черт возьми, моя обувь?
– Что за человек бродит по школе среди ночи босиком? – шиплю я.
Глупо расстраиваться из-за чего-то настолько странного и незначительного, но вид его босых ног сделал со мной нечто такое, что мне не нравится, и нападать на парня за это кажется единственно логичным поступком.
– Я всего на этаж выше, малышка, – говорит он мне. – Ковер довольно мягкий. Не думал, что порежусь о битое стекло или что-то в этом роде. Хотя, думаю, никогда не знаешь наверняка. В следующий раз кто-нибудь может швырнуть в тебя бутылкой колы. Говорят, в бутылке она вкуснее.
– Я не в настроении спорить с тобой. Скажи все, что пришел сюда сказать. Мне нужно собрать вещи.
– Ты думаешь, что я убил Рейчел, – заявляет Тео. – Поэтому ты приехала сюда. Чтобы наказать меня.
Я пристально смотрю на него. Если он хочет перейти к делу, пусть будет так. Наконец-то я поговорю с ним об этом.
– Да. Именно поэтому я здесь. Потому что хотела, чтобы ты страдал так же, как страдала она.
– Как умерла Рейчел, Восс? – спрашивает он. Такой спокойный. Такой собранный. Этот вопрос пугает меня.
– Ты знаешь, как она умерла. Ты был там. Ты был причиной ее смерти.
– Мы это установили. Но как она умерла? В чем я виноват? – Он не отрицает, что ее смерть была его виной. Значит, я не ошиблась в этом убеждении. Тогда какого рода дерьмо он пытается провернуть с помощью этой линии допроса?
– Она была в машине. Ты был за рулем.
Парень слегка наклоняет голову, хмуря темные брови.
– Я?
– Слушай, у меня нет терпения на эту чушь. Ты был за рулем. Рейчел сидела на пассажирском сиденье. Ты был пьян. Что-то… что-то выскочило на дорогу, и ты врезался в это. Рейчел выбросило из машины.
– Она была пристегнута ремнем безопасности?
– Я… я не знаю. Откуда, черт возьми, мне знать?
– Где ты была, когда все это случилось?
– Я была там! Я была с тобой!
Тео кивает, как будто принимая все это во внимание.
– Значит ты была на заднем сиденье?
– Где еще я могла быть?!
– И ты не пострадала, когда машина разбилась? Осталась невредимой?
– Боже, какого хрена ты делаешь, Тео? Думаешь, что сможешь надавить на меня, играя в двадцать вопросов? Я была там, – твердо говорю я. – И знаю, что произошло. Я знаю, что видела.
Тео стоит там, не двигаясь, настороженно наблюдая за мной, пока я кричу на него.
– Тогда ладно.
– Тогда ладно? Что, черт возьми, должно означать?
– Мне жаль. Я глубоко сожалею о том, что убил ее. Я никогда не хотел, чтобы это случилось. Я ненавижу то, что с ней случилось, так же сильно, как и ты, поверь мне.
– Значит, ты признаешь это? Признаешь, что убил ее? Что это твоя вина, что она умерла? – Мой голос хрипит от эмоций, сдавливающих мне горло. Глаза горят от непролитых слез. Не думала, что буду чувствовать себя так, когда он, наконец, возьмет на себя ответственность за то, что сделал. Полагала, что буду чувствовать себя оправданной. Победившей. Не это… это… болезненное чувство потери и паники, которое овладело мной сейчас.
Измученное, мрачное выражение мелькает на лице Тео. Он – воплощение опустошения.
– Это моя вина, что ее нет. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы изменить это…
– ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЭТОГО ИЗМЕНИТЬ! – рычу я. – ОНА, БЛЯТЬ, МЕРТВА!
Парень отшатывается в ответ. Как будто я ударила его в сто раз сильнее, чем Себастьян, и сила удара потрясла его до глубины души.
– Я понимаю это, – тихо говорит Тео.
– И теперь, из всех людей во всей этой школе, ты преследуешь меня. Ее лучшую подругу. Того, кто ненавидит тебя больше всего на свете. У тебя чертовски крепкие нервы.
– Я ничего не могу поделать со своими чувствами, – шепчет он.
– И ты думаешь, что просто появившись здесь, признавшись в том, что сделал, и сказав, что сожалеешь об этом, все станет лучше? Что я смогу просто так простить тебя за то, что ты сделал, и лягу с тобой в постель, как будто все это больше не имеет значения? За кого ты меня принимаешь?
Его глаза полны боли, сложные оттенки зеленого, насыщенного коричневого и золотого смещаются и переплетаются, когда Тео пристально смотрит на меня. Он глубоко вдыхает и говорит:
– Я думаю, что ты человек. И что ты не можешь справиться со своими чувствами так же, как и я.
У основания моего горла встает комок. Почему я не могу глотать? Почему мои глаза так сильно горят, так полны слез? Почему я так сильно хочу пойти к нему, когда мне нужно быть как можно дальше от него?
– Это не имеет значения, Тео. Все это не имеет значения. Мне никогда не следовало приезжать сюда. Это была ошибка. Я не могу ничего исправить, оставаясь здесь. Причинение тебе боли не поможет. И быть рядом с тобой – это гребаное наказание…
– Ты можешь уйти, но это ничего не изменит. Обещаю тебе, этого не будет, – говорит Тео. – Ты не перестанешь заботиться обо мне.
– Почему бы мне вообще заботиться о тебе? – Я могла бы прокричать эти слова. Выкрикнуть их ему в лицо. Это было бы похоже на освобождение. Однако вопрос звучит как шепот, полный боли и отчаянной тоски, которую я чувствую до самых корней своей души. Я не могу этого понять.
Тео выглядит таким измученным. Челюсть сжата, взгляд суров, брови сведены над переносицей. Руки сжаты, как будто он на войне, готовый снова сражаться. Сражаться со мной? С самим собой? Кто, черт возьми, знает. Парень проводит языком по зубам, прищурившись, глядя на меня.
– У меня нет ответов на все вопросы. Я знаю только то, что знаю. Что я хочу тебя. А ты хочешь меня. Все остальное меркнет по сравнению с этим.
Мое сердце физически болит.
– Просто уходи.
Парень медленно качает головой.
– Я не могу этого сделать. Не могу оставить тебя сейчас. Ты знаешь, что не могу.
– Я не спрашиваю тебя. Я говорю тебе. Я хочу, чтобы ты ушел!
Его голос мягкий и полный муки, когда Тео говорит:
– Если так сильно хочешь, чтобы я ушел, тогда почему плачешь?
Рыдание вырывается из моего рта словно по сигналу. Я даже не заметила, что мои слезы перелились через край и текут по щекам. Очертания лица Тео расплываются, когда мои глаза наполняются слезами, эти странные, нежелательные эмоции набухают в моей груди до такой степени, что переполняют меня.
– Черт. Иди сюда, – отталкивается от дверного косяка Тео, вынимая руки из карманов. Он пытается притянуть меня к себе, но я отталкиваю его, останавливая. – Господи, Восс. Просто прекрати, блять, бороться со мной! Я не причиню тебе вреда!
Что-то внутри меня ломается. Просто разлетается на миллион осколков. Я так долго делала все, что могла, стараясь держать себя в руках, но есть пределы тому, на что я способна. Это мой порог. Я дошла до того, что физически не могу больше сдерживать все это, и вот оно выплескивается наружу. Силы покидают меня. Моя ярость и гнев стремительно улетучиваются, оставляя после себя только замешательство и потребность в объятиях Тео.
Я позволяю ему обнять меня. Парень притягивает меня к себе, прижимая к своей груди, и буря внутри меня утихает. Это горькое лекарство; несправедливо, что мне нужно это, чтобы почувствовать себя лучше. Кто-нибудь еще. Буквально любой другой человек в мире был бы лучше Тео, и все же именно он успокаивает мое бешено колотящееся сердце и укрощает панику в моих венах. В его объятиях я чувствую себя как на якоре, в безопасности, какой, по-моему, никогда раньше себя не чувствовала, и какое облегчение это приносит? Это все.
Я зарываюсь лицом в его футболку, вдыхая его запах. Мята и бергамот. Зимний дождь и обещание снега. Теперь это так знакомо, что пробуждает что-то внутри меня, побуждая к жизни. Мускулистая грудь Тео изгибается под моими руками, когда парень крепче обнимает меня, поднимая. Я не возражаю. Даже когда он наклоняется и поднимает меня как следует, баюкая на руках как ребенка, и несет в мою спальню. Я обвиваю руками его шею сзади и цепляюсь за него изо всех сил, рыдая в его рубашку, позволяя всему этому уйти, поскольку постепенно вся боль и страдания, которые я пережила и носила с собой в последнее время, наконец, дают трещину, высвобождаются и отпадают.
Тео садится на край моей кровати и обнимает меня. Ничего не говорит. Не торопит меня. Он нежно покачивает меня взад-вперед, время от времени прижимаясь щекой к моей макушке. Через некоторое время воздух в его легких начинает вибрировать, звучать, наполняться басами, и парень начинает напевать.
Это музыкальное произведение, которое он играл в зрительном зале. Ту же самую музыку, которую я напевала в машине в тот день, когда Гейнор высадила меня в «Туссене». Не знаю, откуда я ее знаю, но знаю. Меня внезапно охватывает отчаяние. Так надоело чувствовать грусть, злость и вину. Я хочу почувствовать что-то еще, что угодно еще, всего на пять гребаных минут.
Тео перестает напевать, когда я поднимаю голову с его груди.
– Если ты собираешься снова начать кричать на меня… – начинает он.
Но я прерываю его своими губами.
Обхватив ладонью его затылок, я притягиваю его голову ближе, чтобы поцеловать жестче, и тепло его кожи под моей ладонью обжигает меня до костей. Я так долго хотела прикоснуться к нему. Мне просто необходимо было прикоснуться к нему. Кладу другую руку ему на грудь и чувствую, как его пульс учащается в такт моему, когда я заставляю его губы раскрыться и скольжу языком в его рот.
Тео стонет, отчаянно и настойчиво, тяжело дыша через нос, целует меня в ответ, и меня накрывает приливной волной облегчения. Он целовал меня раньше. Много раз приставал ко мне, но я никогда не была той, кто пытался поцеловать его. Мысль о том, что парень может отвергнуть меня, была ужасающей, но мне не нужно было беспокоиться. Реакция Тео ошеломляет. Он руками скользит по моей спине, вниз по рукам, вверх, чтобы обхватить мое лицо. Зарывается пальцами в мои волосы, грубо оттягивая их назад. Отрывает свой рот от моего, чтобы оставить дорожку из жгучих поцелуев вниз по моему горлу, и мой желудок сжимается. Сжимаю бедра вместе, между ног разгорается жар, и я точно знаю, как далеко это зайдет, если я не остановлю это сейчас.
Я должна. Но… не могу.
– Восс. Черт, Восс, ты, блять, убиваешь меня, – выдыхает Тео. – Я хочу твою киску. Хочу, чтобы ты оседлала мое гребаное лицо. Мне это чертовски необходимо.
Жар обрушивается на меня – раскаленная кочерга, обжигающая прямо в моей сердцевине. Отчаяние в его тоне соответствует настойчивости, которую я чувствую, царапая когтями по моему позвоночнику. Обычно я бы съежилась от такого наглядного заявления. Парни и раньше говорили мне непристойности, но меня это всегда смущало. Однако в том, что только что сказал Тео, не было ничего постыдного. Я уже знаю, как хорошо он владеет своим языком. Никто не мог так целоваться и не знать, как подступиться к девушке. И я так сильно хочу, чтобы он заставил меня кончить вот так, я действительно, блять, хочу этого.
На секунду у меня кружится голова; Тео сдвигается, поднимаясь на ноги, но ненадолго – как раз достаточно времени, чтобы развернуть меня так, чтобы мы оказались грудь к груди, и чтобы обвить моими ногами вокруг своей талии. Затем парень снова садится на кровать и снова целует меня.
Не могу сказать, взрывается ли у меня в голове фейерверк или это молнии. Это не должно иметь значения, но имеет – один из этих вариантов используется для празднования важных событий; другой вызывает стихийные бедствия и убивает людей. В любом случае, необузданная энергия, бурлящая в моем мозгу, невыносима, когда Тео языком исследует мой рот, покусывает и дразнит мои губы своими зубами. Скользит руками вниз, по моей рубашке, пока не обхватывает обе мои груди ладонями. Парень не нежен, когда начинает мять их, перекатывая и пощипывая мои затвердевшие соски через ткань моего топа и тонкий кружевной бюстгальтер, который я ношу.
– Я собираюсь заполнить все твои дыры, – говорит Тео. – Хочу, чтобы мой член был у тебя во рту. В твоей киске. В твоей заднице. Я хочу заставить тебя, блять, кричать. Я так чертовски долго хотел услышать свое имя на твоих губах…
Схватив меня за бедра, он дергает меня вниз, покачивая бедрами, и я чувствую, как его твердость трется об меня через джинсы. Его член тверд, как армированная сталь. Когда парень двигает бедрами подо мной, прижимаясь ко мне навстречу, ощущение умопомрачительное. Удивительное. Все, что я когда-либо могла себе представить.
Я отклоняю бедра назад, ожидая, когда парень двинется вперед, а затем, когда он это делает, я двигаюсь навстречу, так что мы оба двигаемся согласованно, оба одновременно надавливаем. Тео теряет свой чертов разум. Пальцами впивается в мои ягодицы, пока раскачивается взад-вперед.
– Я собираюсь трахнуть тебя так чертовски сильно, – цедит Тео сквозь зубы. – Собираюсь прижать тебя к себе и заставить кончать снова, и снова, и снова. Ты будешь умолять меня остановиться.
Не буду. Я никогда не захочу, чтобы он остановился. Я борюсь с материалом его рубашки, сжимая ее в кулаке и поднимая вверх по его телу, решив раздеть его в ближайшие пять секунд. Однако Тео кладет руку мне на запястье, качая головой.
– Нет. Не сейчас.
Хорошо. Справедливо. Я могу согласиться с этим. Тео разворачивается, опрокидывая меня на спину на кровать. Я борюсь с пуговицей на его джинсах – слава богу, на нем нет гребаного ремня, – пока парень борется с моими. Его руки работают быстрее, чем мои. Я задыхаюсь, когда парень рывком стягивает мои штаны с бедер, а затем срывает их с моих ног. Мои трусики идут к пижамным шортам. С дикой, животной улыбкой на лице Тео опускается между моих ног и раздвигает их еще шире, приподнимаясь на локтях.
Глубоко удовлетворенный рык признательности поднимается из его горла, когда он осматривает меня.
– Твою мать, Боже. Черт возьми, ты прекрасна. У тебя самая красивая киска, которую я, блять, когда-либо видел.
Мои щеки горят ярко и горячо.
Тео протягивает руку и, используя кончики указательного и среднего пальцев, раздвигает меня, его дыхание прерывается, когда он исследует часть моего тела, которую никто никогда раньше не исследовал так тщательно.
– Такая. Блять. Мокрая, – шипит он. – Готовая для меня.
Я откидываю голову на одеяло и закрываю глаза. Мою кожу покалывает, как будто по ней пробегает электрический ток. Соски болят так сильно, что это причиняет боль. Мне нужно, чтобы он прикасался ко мне как следует. Мне нужны его пальцы на моем клиторе, его язык… что-нибудь. Мне нужно почувствовать, как его член толкается внутри меня, прежде чем я сойду с ума. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Если этого не произойдет в ближайшее время, думаю, что могу умереть.
– Пожалуйста. Пожалуйста! – Никогда не думала, что буду умолять. Не для этого. Не его. Но вот я здесь…
– Все в порядке, малышка. Я дам тебе то, что тебе нужно. Все в порядке. Ш-ш-ш.
Тео ласкает меня, кончик его языка исследует мою влажность, находит и поглаживает тугой пучок нервов на вершине моих бедер, и каждый мускул в моем теле напрягается. Мои ноги дрожат. Мой позвоночник изгибается над кроватью. Я бы закричала, если бы у меня в легких была хоть капля воздуха. Вспышки света пронизывают темную пустоту за моими веками, освещая мою голову.
Я действую, не задумываясь, запуская руки в волосы Тео. Я знала, на что это будет похоже – очертания его головы, лежащей у меня между ног. Мои пропитанные потом сны давали мне проблески, даже если я не могу их вспомнить. Реальность этого такая же опьяняющая, так же ненормальная. Парень проводит кончиком языка по мне, от входа до самого клитора, и мои бедра сжимаются, обхватывая его голову. Я осознаю, что делаю, и расслабляю их, меня охватывает легкое смущение, но Тео упирается во внутреннюю часть моей ноги.
– Нет, Восс. Сожми их покрепче. Я хочу почувствовать, как сильно ты этого хочешь. И есть худшие способы умереть. Если уйду, уткнувшись лицом в твою киску, это будет с улыбкой на лице.
О.
Боже.
Мой.
Я подчиняюсь ему, сжимая бедра вокруг его головы, толкая его на себя. Мне нужно больше, больше, больше. Я хочу быть обнаженной перед ним, вся я должна быть выставлена напоказ для него, чтобы он мог изучать и исследовать меня на досуге. Хочу, чтобы он использовал меня. Хочу отказаться от всякого контроля над этим кошмаром. Впервые за несколько месяцев я хочу чувствовать что угодно, только не грусть. Я хочу чувствовать себя хорошо.
Тео снова проводит языком по моему центру. Пламя жара усиливается в моем животе, поднимается в грудь, обжигая там. Полоса напряжения на спине, вездесущая, никогда не ослабевающая, наконец отпускает, и мое тело еще глубже погружается в кровать. Я испускаю прерывистый вздох, когда чувствую новое давление – пальцы Тео, погружающиеся в мое отверстие. Я – центральная точка ярко горящей звезды, когда парень просовывает их внутрь меня и находит чувствительную точку внутри, о существовании которой я даже не подозревала. В сочетании с ощущением его языка, томно работающего над моим клитором, я чуть не разрываюсь на части прямо здесь и сейчас.
