Текст книги "Реванш (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
В воскресенье дела идут немного лучше. Гроза утихает, и даже появляется солнце. Я провожу вторую половину дня, время от времени проверяя портал Роли Хай, ожидая увидеть ужасную синюю надпись в верхней части экрана, объявляющую, что школа возобновляет занятия завтра. Уже почти стемнело, когда сайт обновляется и появляется окно, подтверждающее, что утром жизнь будет продолжаться в обычном режиме. Когда я вижу его, меня охватывает тошнотворная волна нервов. Я не получала больше ни одного сообщения с тех пор, как последнее пришло в пятницу утром, но идти через двери средней школы Роли все равно будет напряженно. Я буду ходить по коридорам, вглядываясь в лица других студентов, задаваясь вопросом, кто из них сказал мне убить себя на хрен.
Я до сих пор не рассказала Алексу ни об этом из этих сообщений. Я собираюсь. Знаю, что неразумно скрывать от него что-то подобное, но... мне просто нужно немного времени. Он взбесится, когда я покажу ему сообщения, и я хочу притвориться еще на один день, что все может быть нормально для нас.
В воскресенье вечером я набираюсь храбрости, чтобы снова прокрасться в комнату для гостей, но на этот раз я не раздеваюсь догола и не требую, чтобы меня душили. Алекс уже спит. Он даже не шевелится, когда я откидываю одеяло и забираюсь в постель рядом с ним. Он просыпается только тогда, когда я провожу рукой по его груди, прижимаясь к нему сбоку. Его лицо в профиль – сплошные тени и блики. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я вижу, что буря, которую он пережил, отступила.
– Dolcezza, – шепчет он. – Sei la mia vita (прим.с италь. Ты моя жизнь).
Простыни шуршат, когда он поднимает руку и кончиком указательного пальца проводит линию вниз по моей переносице и над губами. Я наклоняюсь к нему, и он нежно, нежно целует меня в губы, до боли сладко, но эта вспышка огня все еще существует между нами, готовая в любой момент вспыхнуть и сжечь весь мир дотла.
– И что это значит? – шепчу я, когда он отстраняется.
Алекс слегка улыбается.
– Это значит... что я сделаю для тебя все, что угодно. Это значит, что я слаб для тебя.
Мое сердце то ли распухает, то ли разрывается, не могу сказать точно. Я не единственная, у кого было трудное прошлое. Алексу пришлось пережить большую долю несчастий и трудностей, с которыми ему пришлось бороться, и переживания, которые ему пришлось вытерпеть, сделали его невероятно сильным. Будучи сильным, он сохранил свою жизнь, удерживал в целости и сохранности... так что слышать, как он говорит мне, что я сделала его слабым? Ну... я действительно не знаю, как к этому относиться.
ПОЛУЧЕНО ТЕКСТОВОЕ СООБЩЕНИЕ:
+1(564) 987 3491: Сука. Ты думаешь, что ты лучше нас? Ты никчемность. Держи голову опущенной, или ты сдохнешь.
Глава 9.
Сильвер
Борьбу за власть в средней школе можно сравнить с политической борьбой во многих странах Южной Америки. В течение многих лет в государстве существует диктатура. Низшие классы управляются одним единственным тираническим угнетателем, одержимым желанием удержать людей на своих местах. И вот народ восстал, сверг деспота, и все погрузилось в полный хаос.
Различные фракции соперничают за превосходство, противоборствующие стороны борются, чтобы подняться над другими. Безраздельно царит анархия. Народ наконец-то свободен, но вдруг нет никаких правил и никаких последствий для плохо продуманных действий. Люди начинают шептаться за спиной, что, может быть, при тиране все-таки было лучше. По крайней мере, тогда они знали, в какую сторону идти.
Без Кейси, вальсирующей по коридорам и вселяющей страх в сердца своих сокурсников, Роли Хай практически перевернута с ног на голову. Все эти различные группировки пытаются заполнить вакуум власти, и похоже, что скоро все станет ужасно. Когда мы с Алексом приезжаем в понедельник утром, на заполненной стоянке уже собралась огромная толпа, и похоже, что разразилась третья мировая война. Я все еще нервничаю из-за сообщения с угрозой, которое получила сегодня утром, того самого, которое мне едва удалось скрыть от Алекса, когда он протянул мне мой телефон, и поэтому мои нервы уже звенят, когда вопль перекрывает крики и насмешки.
– Какого хрена? – бормочет Алекс себе под нос.
Он выиграл игру «камень-ножницы-бумага», который мы устроили, чтобы выбрать, кто будет вести машину, поэтому он заглушил двигатель Nova и передал ключи мне, выходя из машины, чтобы посмотреть, что, черт возьми, происходит.
Большая часть снега, выпавшего во время шторма, уже растаяла, и мне приходится перепрыгивать с одного участка бетона на другой, чтобы не наступить в ледяные лужи по щиколотку, пока я иду за Алексом; даже несмотря на то, что он носит свои белые Стэн-Смиты, Алекс, кажется, не замечает, что он пробирается через четыре дюйма воды.
– Грязная шлюха! Я выбью тебе чертовы зубы!
Из толпы собравшихся студентов раздаются радостные возгласы. Они образуют кольцо, четыре человека глубиной, вокруг чего-то, похожего на яростную кошачью драку. Один из парней из футбольной команды, Бронсон Райт, резко поворачивается с сердитой гримасой на лице, когда Алекс пытается протолкнуться через толпу. В ту же секунду, когда Бронсон видит, кто его толкнул, он отступает, закатывая глаза.
– Извини, старик. Я думал... – Бронсон не договаривает. Он просто отодвигается в сторону, чтобы Алекс мог пройти мимо.
Так было с тех пор, как после стрельбы в школе снова начались занятия. Во всех смыслах этого слова Алекс был таким же изгоем, как и я. Люди были заинтригованы им. Они были напуганы им, но даже с неустанным преследованием Зен они не приняли его. Теперь все изменилось. Люди все еще смотрят на него с подозрением и страхом, но выражение их лиц также окрашено уважением.
Алекс Моретти напал на Леона Уикмена и получил за это пулю. Алекс Моретти чуть не погиб, убивая убийцу. Алекс Моретти теперь стал для наших одноклассников – полубогом, которого они одинаково любят и ненавидят.
Бронсон из лагеря «Мы ненавидим Моретти», так как он в футбольной команде, но он и не глуп. Он знает, что ему надерут задницу, если он начнет какие-то неприятности. Алекс берет меня за руку и ведет рядом с собой сквозь толпу. Бронсон свирепо смотрит на меня, когда я шаркаю мимо него, пронзая меня насквозь острыми кинжалами. Очевидно, то, что я с Алексом, ничего для него не значит. Я все еще та девушка, которая причинила неприятности королю Роли Хай. Хотя три парня из футбольной команды погибли, когда Леон вошел в школу и открыл огонь, Сэм Хоторн среди них, но Джейкоб Уивинг, к сожалению, все еще жив и здоров, и он нисколько не изменился. Он все еще хочет наказать меня за то, что я унизила его, когда он насиловал меня. А это значит, что все его тупые дружки по-прежнему заняты задачей сделать мою жизнь как можно более несчастной.
Интересно, что бы они сказали, если бы узнали, как был напуган их славный лидер в той музыкальной кабинке. Будут ли они все ещё слепо следовать за ним, если узнают, какой он трусливый кусок дерьма?
Обычно я опускала голову и избегала злобного взгляда Бронсона, но не сегодня. Я дала себе обещание и намерена его сдержать. Я больше не позволю этим придуркам запугивать меня. Им этого больше не удастся. Сделав глубокий вдох, я лучезарно улыбаюсь Бронсону, одаривая его ослепительной улыбкой, в которой есть едва заметный намек на снисхождение. Очевидно, он этого не ожидал. Его хмурый взгляд исчезает, вместо этого Бронсон расширяет глаза от шока и удивления.
– Лживая маленькая сучка, – шипит он мне вслед.
В прошлом я могла бы притвориться, что не слышу его, но сегодня утром я бросаю взгляд через плечо, скучающе выгнув бровь, и этот жест производит желаемый эффект —похоже, у него пар идет из ушей, он чертовски зол.
– Арргхх! Убирайся... нахрен ... от меня!
Алекс пробивается сквозь толпу, и там, в середине круга тел, стоит Зен, согнувшись пополам, пойманная Розой Хименес в ловушку. Когда Кейси была рядом, Роза была вторым эшелоном королевской семьи Роли. Она встречалась с Лафлином Вудсом в течение последних трех лет, но за это время Зен, должно быть, сделала более пятидесяти выпадов в сторону её парня. Зен всегда находила забавным флиртовать с ним, постоянно пытаясь трахнуть его, хотя знала, что это причинит боль Розе, потому что тогда это не имело значения. Она была неприкасаемой. Одна из самых желанных Сирен Кейси Уинтер. До тех пор, пока Кейси прикрывала ей спину, Зен могло бы сойти с рук даже убийство. Однако теперь, когда Кейси находится почти в сотне миль отсюда, в Сиэтле, похоже, что Зен открыла для себя, что такое расплата, и ей это не очень нравится.
Роза обхватывает рукой горло Зен, рывком ставя ее на колени, и девушка кричит, когда грязный снег на парковке заливает ее джинсы.
– Ну же тварь. И что ты собираешься делать? Что ты сделаешь? – рычит Роза. Толпа кричит, некоторые из них скандируют, призывая Зен встать, но большинство встает на сторону Розы.
– Всыпь ей!
– Сделай ей больно, Роза!
– Убей эту суку!
Я с ужасом смотрю, как Роза достает из заднего кармана сверкающий кусочек серебра, и вдруг у нее в руке оказывается жестоко выглядящий зазубренный охотничий нож.
– Вот дерьмо! – Парень, стоящий рядом со мной, зануда из компьютерного клуба, замечает оружие и, развернувшись, бежит к зданию школы.
Половина остальных зрителей делает то же самое, пятясь от сцены с поднятыми руками и страхом в глазах. Другая половина замерла не моргая, их ноги вросли в землю.
Рука Алекса крепче сжимает мою. Я уже вижу, как он прыгает в эту схватку, ставя себя в очередную опасную ситуацию, которая может стоить ему жизни, и ужас расцветает у меня в груди уродливым цветком. Не в этот раз, Моретти. Этого не случится. Другой рукой я обхватываю его за плечи и впиваюсь пальцами в кожаную куртку. Он тут же оглядывается на меня, в его лице появляется напряжение, и я качаю головой.
– Не надо... Боже, пожалуйста, не надо... не в этот раз.
Роза держит нож перед лицом Зен, показывая ей лезвие.
– Как ты будешь трахаться с чужими парнями, когда у тебя все лицо изрезано, сука? – сплевывает Роза. – Ты все еще думаешь, что это смешно, да? Все еще думаешь, что это твое Богом данное право пытаться взять то, что тебе не принадлежит?
Когда-то я любила Зен. Она была одной из четырех других людей во всем мире, которые действительно знали, какая я на самом деле. Я бы сделала все, чтобы защитить ее. Чуть больше года назад я бы сама набросилась на Розу, отчаянно желая убрать ее подальше от моей подруги, но теперь вокруг моего сердца поднимается холодный щит безразличия. Это действительно чертовски плохо, но есть такая вещь, как справедливость, она должна быть, и слишком многим людям сошло с рук слишком многое в Роли Хай. Может быть, пришло время людям расплачиваться за свои грехи.
Зен кричит, высокий, пронзительный, жалостливый звук, и моя холодная как камень решимость колеблется. Роза морщится, тычет ножом в лицо Зен, и я вижу решимость в ее глазах. Этим утром она здесь не для того, чтобы напугать Зен, а чтобы причинить ей боль. Наблюдать решимость на лице Розы – реально тревожно.
Когда же мы стали такими? В какой момент изнасилование, убийство и нападение стали приемлемыми для учеников этой школы? Был ли какой-то определяющий момент, который заставил одного из нас сорваться? Может быть, действия этого единственного человека тогда позволяли трем другим людям отбросить обычную порядочность и взять все, что они хотели? Может быть, все это было результатом цепной реакции боли и страдания из-за одного маленького, определяющего момента, который мог бы показаться незначительным в то время, но теперь несет ответственность за восемнадцать жизней?
Роза наносит удар, но не выполняет свою угрозу и не режет лицо Зен. Вместо этого она хватает в охапку волосы Зен, срезает и распиливает ее дикие, упругие кудри, а затем позволяет им развеваться на ветру.
– Нет! Нет, нет, только не волосы. Пожалуйста! – всхлипывает Зен.
Ее волосы были частью ее личности с тех пор, как я ее знаю. Зен – один из самых тщеславных людей, которых я когда-либо встречала. Отрезать ей волосы? Это почти то же самое, что оставить шрам на ее лице. По крайней мере, это не навсегда.
– Во имя всего святого, что здесь происходит?! – Гневный рев директора Дархауэра раскалывает воздух надвое, заглушая даже крики толпы.
Он врывается в толпу людей, его темно-синий галстук развевается на ветру через плечо. Его брюки от костюма промокли до самых лодыжек. Роза смотрит на него снизу вверх, секунду поколебавшись, но не отпускает ни Зен, ни нож.
– Мисс Хименес. Какого хрена здесь происходит? – Я никогда не слышала, чтобы Дархауэр ругался. Даже после перестрелки. Его лицо такое багровое, что кажется, будто его голова вот-вот лопнет от давления, нарастающего внутри. – Разве нам не хватит этого на всю жизнь? – требует он. – Какого черта ты здесь делаешь? Как ты думаешь, что теперь будет?
– Я не знаю, – признается Роза. – Мне на самом деле все равно, что будет дальше. Этой маленькой шлюшке просто нужно было заплатить…
– Брось нож, Роза, – скрежещет зубами Дархауэр. Его руки лежат на бедрах, голова опущена, плечи тяжело вздымаются. – Клянусь тебе, если ты сейчас бросишь нож, мы приложим все усилия, чтобы уладить это. Если ты этого не сделаешь, то ситуация будет вне моего влияния.
Зен всхлипывает, слезы текут по ее щекам. Наши взгляды встречаются на долю секунды, и впервые за целый год я не вижу в них ни отвращения, ни презрения. Меня встречает только страх.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Роза. – Вне вашего влияния?
– Как ты думаешь, что я имею в виду? Шериф Хейнсворт уже едет. Мисс Гилкрест звонит твоим родителям, пока мы разговариваем. Если шериф въедет на эту стоянку и увидит, что ты держишь на острие ножа другую девушку, тебе будет очень плохо. Очень, очень плохо.
Роза сглатывает, вертя нож в руке. Она пристально смотрит на директора, изучая его лицо, возможно, ища какой-то признак того, что он лжет. Ее плечи расслабляются, тело расслабляется, и на секунду мне кажется, что она собирается отпустить Зен. Но затем Роза откидывает голову Зен назад, хватая еще одну гигантскую пригоршню ее волос, и безумно распиливает их, отрезая все больше и больше волос Зен острым как бритва ножом.
– Роза!
Стоящий рядом со мной Алекс качает головой, глаза его суровы, челюсти сжаты.
– Твою мать, – бормочет он себе под нос. – Это как в долбаном «Повелителе мух». Я думал, что Роли Хай – одна из самых хороших школ.
Зен всхлипывает, когда Роза заканчивает свою безумную работу, бросая последнюю прядь волос Зен прямо ей в лицо. Ее волосы острижены так близко к голове, что в тех местах, где лезвие Розы касалось кожи видны порезы; тонкая струйка крови бежит вниз по голове, следуя изгибу черепа, огибая ухо и спускаясь вниз по шее.
Вдалеке над деревьями, окружающими Роли Хай, раздается пронзительный вой и рев полицейской сирены.
Роза Хименес роняет нож.
Алекс все это время был сосредоточен на девочках.
Он не замечает мрачного присутствия Джейкоба Уивинга, стоящего в стороне от толпы и взглядом стреляющего в меня ножами, словно замышляя мою очень медленную и мучительную смерть.
Глава 10.
Алекс
Монти: не смог достать сумку. Привезешь её сюда к четырем часам? У меня есть новости о ситуации с Уивингом.
Главная шутка в школе, что миссис Уэббер, наша учительница математики, настолько близорука, что не сможет разглядеть автобус, прежде чем он ее переедет. Почти полная слепота этой женщины работает в мою пользу, когда я открыто отвечаю на сообщение Монти со своего места в конце класса.
Я: Конечно. Увидимся.
Я не задаю никаких вопросов. Я ничего не говорю ни о ситуации с Уивингом, ни о том, что он обещал помочь уничтожить всю семью. Будет лучше, если я даже не буду вводить их фамилию в сообщение. По словам Монтгомери, все по-прежнему шло по плану. Согласно просьбе Сильвер, любой трюк, который старик припрятал в рукаве, законен и не причинит никакого физического вреда Джейкобу, но я все меньше и меньше рад данному обещанию.
Я хочу нарушить закон.
Я хочу причинить боль Джейкобу.
Я хочу, черт возьми, убить его.
К счастью, у Сильвер нет никаких занятий с этим куском дерьма. Может быть, администрация школы и не поверила ей, когда она пришла к Дархауэру и рассказала ему о случившемся, но они, черт возьми, все равно убедились, что у них не совпадает расписание занятий. Как я слышал, по просьбе мистера Уивинга. Он не хотел, чтобы лживая, мстительная, злобная маленькая сучка была рядом с его сыном. Вот это была гребаная шутка. Задницу Джейкоба следовало бы избить до полусмерти, а потом бросить в долбаную тюрьму. Вместо этого с Сильвер обращались как с мусором, и ее выгнали из класса в наказание за то, что она якобы рассказывала сказки. Это разве справедливо?
В Беллингеме было жестоко. То дерьмо, что там творилось, вызывало у большинства людей кошмары, но даже там администрация вела дела строго по правилам. Если обнаруживалось, что кто-то издевается или преследует других студентов, они исчезали. А заявление о сексуальном насилии? Черт возьми, копы были бы там еще до того, как ты успел бы произнести слово «изнасилование».
Роли любит выставлять перед внешним миром благоустроенный фасад. Многие богатые ублюдки посылают своих детей сюда в свете того факта, что ближайшая частная школа находится далеко в Сиэтле, и они хотят держать своих детей рядом. Само здание прекрасно, и все удобства совершенно новые... но по своей сути Роли – это гнилое гребаное яблоко. Откусите, и вам придется бороться с чем-то мерзким, что оставит неприятный вкус во рту.
В этом году за ниточки дергает семья Уивинг, с их несносно большими пожертвованиями футбольной команде и нежеланным присутствием мистера Уивинга в школьном совете, но Джейкоб выпустится из Роли через год, и интерес мистера Уивинга к школе закончится вместе с выпуском его сына. У меня нет ни тени сомнения в том, что найдется еще один назойливый родитель с глубокими карманами, который с радостью вступит в брешь, как только Калеб Уивинг выйдет и заберет с собой чековую книжку. Именно так все здесь и происходит.
Независимо от того, как это произошло, я рад, что Сильвер не придется сидеть в классе с Джейкобом. А мне, с другой стороны, не так уж повезло. Мы вместе на занятии по истории, а также на испанском, английском и графическом дизайне; я обнаруживаю, что сижу рядом с ним по крайней мере раз в день, и мне нужны все силы, чтобы не ударить кулаком в лицо больного ублюдка.
Через тридцать минут после того, как я отвечаю на сообщение Монти, раздается звонок, и я быстро выбегаю из класса. Сильвер находится на другой стороне здания, так что шансы увидеть ее между уроками невелики, но на этот раз она не является причиной, по которой я бегу с математики. Есть кое-кто, кого я планирую навестить, и я не хочу, чтобы Сильвер знала об этом.
Я нахожу Киллиана Дюпри рядом с раздевалкой мальчиков, разговаривающего с неандертальцем, который думал начать драку со мной сегодня утром за то, что я столкнулся с ним. Киллиан видит, как я несусь к нему по коридору, смотрит в мои глаза и чуть не обделывается. Перед стрельбой он, возможно, попытался бы сбежать до того, как я до него доберусь, но это уже не так просто, учитывая, что он прикован к инвалидному креслу.
Он карабкается, пытаясь обогнуть Бронсона, но слишком много людей суетится вокруг, загромождая коридор, и он не в состоянии пробиться сквозь толпу. Его приятель даже не протягивает ему руку помощи и не убирается с дороги.
Когда я наконец добираюсь до Киллиана, мои волосы встают дыбом, и раскаленный жар обжигает мне спину. Я сжимаю руки в кулаки, представляя, как приятно было бы врезать ему костяшками пальцев по лицу.
– Мы с тобой немного поболтаем, – сообщаю я ему.
Киллиан работает челюстью, неуверенно глядя на меня снизу вверх. Он был высоким парнем до того, как одна из пуль Леона попала ему в спину и раздробила три позвонка. Он использовал свой рост и телосложение, чтобы запугать всех вокруг. Киллиан использовал тот факт, что был намного больше Сильвер, чтобы причинить ей боль. Должно быть, для него стало настоящим ударом то, что теперь ему приходится поднимать глаза, чтобы встретиться взглядом с каждым учеником в Роли.
– Иди нахер, придурок. Мне нечего тебе сказать, – выплевывает он.
Может быть, он надеется, что в школе все еще витает какое-то остаточное уважение к нему. Может быть, так оно и есть на самом деле, и люди, которых он ежедневно топтал, пока не потерял способность пользоваться ногами, все еще боятся его, так или иначе.
С другой стороны, я никогда его не боялся. Если он думает, что сможет запугать меня своим поведением, то будет чертовски разочарован.
– Не страшно. Мне не нужно, чтобы ты что-то говорил. Тебе нужно только слушать.
Я быстро хватаюсь за ручки на спинке его инвалидного кресла, отталкивая его от раздевалки.
– Эй! Эй, отвали от меня, Моретти. Ты совершаешь большую ошибку. Джейк просто с ума сойдет, когда узнает об этом!
Ха. Бедный ублюдок. Я слегка наклоняюсь и толкаю его к двойным дверям возле технологического блока, направляясь к выходу. Только он может слышать мои слова сквозь болтовню и сплетни наших одноклассников.
– Ты думаешь, что Джейку теперь есть до тебя дело, Киллиан? Ты думаешь, что теперь от тебя будет хоть какая-то польза? Ты больше не играешь в футбольной команде. Ты будешь бесполезен в драке, если Джейк попадет в беду. Единственное в чем ты теперь полезен Джейкобу Уивингу – это отвлечение внимания. Он бы толкнул тебя на встречную полосу, если бы думал, что это принесет ему какую-то пользу. Кроме того... я готов поставить деньги на то, что он даже не хочет больше с тобой водиться.
Быть парализованным ниже пояса было бы ужасным исходом для любого человека. Маленькая часть меня не пожелала бы такой участи своему злейшему врагу, но знаете что? К черту эту маленькую часть меня. Это именно то, чего заслуживает Киллиан Дюпри.
Многие смотрят, как я вывожу Киллиан из здания школы, но никто не делает ничего, чтобы остановить меня. Этот кусок дерьма, Бронсон, вероятно, побежал, как маленькая сучка, которая должна пойти и найти Джейкоба, но это не имеет значения. То, что я должен сказать Киллиану, не займет много времени, и даже если бы это было так, я не боюсь Джейкоба гребаного Уивинга. Пусть он, бл*дь, приходит, если это его беспокоит.
Небо ясное, такое бледное, что оно почти белое, когда я толкаю Киллиан вниз по пандусу к деревьям за техническим блоком. Вдоль небольшой тропинки, за линией деревьев, есть крутой склон, который ведет к небольшому оврагу, в который можно спуститься по небольшим камням. Некоторые студенты любят покурить травку в маленьком скрытом овраге, но из-за такого большого снегопада за последние несколько дней невозможно даже увидеть, где находится спуск, не говоря уже о маршруте, чтобы спуститься к нему.
Шины инвалидной коляски Киллиана прочные, с глубокими протекторами, которые легко впиваются в снег.
– Хорошая у тебя тут машинка, Киллиан. Неплохо устроился, а? Эта штука, должно быть, стоила довольно дорого.
– Да пошел ты, чувак. Куда, черт возьми, ты меня тащишь? – Киллиан делает все возможное, чтобы сохранить внешнее достоинство, но я слышу разочарование и смущение в его тоне, смешанные со здоровым страхом. Это очень умно с его стороны – бояться. Я был бы чертовски напуган, если бы оказался на его месте, а бойфренд девушки, которую я изнасиловал, толкал меня в темный, жуткий лес, где мое тело могло быть найдено только весной.
Я не даю ему ответа на его вопрос. В конце концов, я уже не первый раз на родео. Я знаю, что страх – это исключительно психологический зверь. Он гноится и жиреет на спине того, что может быть гораздо большим, чем питается тем, что есть. Чем дольше Киллиан будет беспокоиться о том, что я с ним сделаю, тем лучше.
Мне всего лишь нужно пройти еще пятьдесят футов по маленькой заснеженной тропинке, которая прорезает деревья, прежде чем мы скроемся из виду, но я прохожу лишние пятьдесят просто на всякий случай. И все это время, пока я толкаю его вперед, Киллиан лепечет как сумасшедший.
– Ты не захочешь этого делать, парень, я тебя предупреждаю. Ты еще пожалеешь об этом, по-крупному. Мой отец отправит тебя за это в гребаный Стаффорд-Крик. Моретти, ты когда-нибудь раньше сидел в тюрьме строгого режима? Они съедят тебя живьем, мать твою. Алекс? Алекс! Черт, да ладно тебе, чувак. Нет никакой необходимости сходить с ума из-за гребаной девчонки. Они все сумасшедшие, а? Ты же знаешь, как это бывает. Они слишком много пьют, трахаются, не хотят выглядеть шлюхами, поэтому начинают швыряться грязью. Ты же знаешь, какие они, старик! Послушай, остановись! Стой, стой, хорошо, ладно! Господи, мать твою! Отлично. Это была не моя идея. Это все была идея Джейка. Мы с Сэмом даже не знали, что он задумал, пока он не привел ее туда. Никто из нас не прикасался к ней. Сильвер Париси не в моем вкусе. Я… бл*дь! Мне нравятся рыжие! Я ее не трогал!
Я останавливаюсь, стискивая зубы так сильно, что кажется, будто они вот-вот сломаются от напряжения. Я медленно обхожу кресло Киллиана, снег скрипит под моими кроссовками.
В глазах Киллиана настоящий ужас. Он пытается оттолкнуться от меня, вернуться туда, откуда мы приехали, но колеса его кресла лишь тонут в более рыхлом снегу, в котором я его припарковал. Намеренно медленно, с намеренно пустым лицом, я присаживаюсь на корточки перед Киллианом, чтобы оказаться на его уровне. Парень, который причинил боль моей Сильвер, хнычет, вытирая нос тыльной стороной ладони.
И все же я ничего не говорю.
– Ну ладно, старик. Ладно. Хорошо. Я действительно это сделал. Я действительно прикасался к ней. Я действительно трахнул ее. Но ты не понимаешь, что это такое, парень. Джейк – чертов психопат. Ты идешь против него, и это все равно что подписать себе смертный приговор. Это место – не прогулка в парке. Ты должен попытаться вырваться вперед, быть лучше всех остальных, или... или тебя просто обойдут. Без Джейка я бы остался позади.
– Итак. Это всё? Все твои доводы? Ты насильно сунул свои пальцы внутрь девушки... ты жестоко изнасиловал ее из-за своего социального положения?
– Нет! Нет, ты не слушаешь… Погоди, какого черта? Ты куда собрался?
Я полагаю, что между этим местом и входом обратно в Роли в общей сложности около ста сорока футов. Для Киллиана вполне возможно будет вернуться в здание, но это точно не будет весело. Его кресло теперь почти бесполезно для него. Он не сможет проехать обратно по тропинке без посторонней помощи, и я ни хрена ему не помогу. Я уже начал пробираться обратно к зданию. Останавливаюсь, поворачиваясь к нему лицом.
– Ты изнасиловал девушку, и вот ты здесь, и все равно остался позади. И, судя по тому, что я слышал, ты полностью парализован ниже пояса, а, Дюпри? Я не врач, но даже я знаю, это означает, что твой член больше никогда не будет работать. Я бы сказал, что это чертовски поэтично, не так ли?
– Ну же, парень, пожалуйста! Если ты оставишь меня здесь, я, бл*дь, замерзну насмерть!
– Ах, не будь таким пораженцем, Киллиан. Какой смысл сдаваться, даже не попытавшись сделать это? Есть все шансы, что ты успеешь попасть внутрь, прежде чем замерзнешь насмерть. Впрочем, ты прав. Здесь довольно холодно. Если бы я был на твоем месте, то начал бы ползти.
Глава 11.
Алекс
Моя совесть подобна недоразвитой мышце. Она редко используется, поэтому с годами атрофировалась. Но она все равно время от времени дергается и рефлексирует, когда я размышляю о чем-то действительно ужасном из своего прошлого... или когда замышляю что-то действительно чертовски мерзкое на будущее. Однако сегодня, возвращаясь в Роли, я абсолютно ничего не чувствую, наслаждаясь теплом, пока иду на занятие по статистике. Мысль о том, что Киллиан сидит на холоде, ожидая, что кто-то придет и найдет его, спасет и отвезет внутрь, чтобы ему не пришлось плюхнуться на живот и ползти обратно в школу, как чертова змея, которой он и является? Я в восторге от этого. Температура на улице минусовая. Ученики Роли Хай не настолько глупы, чтобы бродить там в такую погоду, а это значит, что вероятность того, что кто-то наткнется на него, крайне мала. Ему придется взвесить свою гордость против воли к жизни, и в конце концов он примет решение. Он будет ползти и в ту же секунду поймет, каково это – быть уязвимым, униженным и оскорблённым.
То, что я только что сделал, определенно не нарушает правила, установленные Сильвер. По сути, я их официально не нарушал. По крайней мере, я не думаю, что это так. Я и пальцем не тронул Киллиана, так что меня нельзя винить за то, что я причинил ему боль. Отказаться помочь кому-то, если он окажется в сложной ситуации? Хмм. А вот это уже серая зона. У этого вопроса есть две стороны, орел и решка на монете морали, которая потенциально может упасть любой стороной. Но мне на это наплевать. У меня нет никаких гребаных сожалений.
Можно было бы возразить, что Вселенная уже воздала должное Киллиану, лишив его способности ходить, лишив возможности снова заниматься сексом, но я не верю ни в карму, ни в Божественный суд Вселенной. Моя мать верила в Бога и всех святых католической церкви. Она предпочитала видеть божественную руку в своей повседневной жизни, приписывая даже самые незначительные совпадения и неудачи удовольствию или неодобрению своего Всемогущего Создателя.
Я не знаю, существует ли Бог. Но вот, что я точно знаю: если мы были созданы какой-то высшей силой, и существует некое равновесие, по которому мы должны отвечать за свои поступки, то нас точно не попросят ответить за наши грехи в этой жизни. Хорошие люди умирают ужасной смертью, в то время как самые злые существа, какие только можно себе представить, ходят в лучах солнца, и удача благоволит им на каждом шагу.
Эта жизнь – хаос. Каждый путь, действие, решение и последствия – это жребий, и никто не наблюдает за нами, складывая колоду, корректируя наши результаты, направляя ход нашей жизни так или иначе. Называйте меня черствым. Называйте меня безжалостным. Называйте меня как хотите, черт возьми. Это не имеет значения. Я не буду полагаться на всемогущих божеств, фей, божественных духов, инь, ян или постоянно расширяющуюся Вселенную, чтобы научить ублюдков, которые причинили вред Сильвер, что будут последствия того, что они сделали с ней. Нет, так или иначе, я лично позабочусь об этом.
Статистика проходит как в тумане. Звенит звонок на обед, и все направляются в кафетерий. Я же собираюсь в библиотеку – Ха! Я – в гребаной библиотеке! – где мы с Сильвер встречаемся за обедом каждый день, когда у меня в кармане жужжит телефон.
