Текст книги "Пушкинский Лицей"

Автор книги: К Грот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Ты говоришь мне, что Французская Опера тебе не совсем понравилась, жалею; но знатоки своего дела, советовавшие мне перевести се, не одного с тобою мнения; – прости, если я держусь их стороны. Я говорю о ней без сравнения с другими пьесами – suum cuique!2 – но сюжет этой пьесы не очень обыкновенный: оригинальность ее и отличает, особливо развязка прекрасна: где видно, чтобы старик, опекун {которых во всех комедиях обманывают обыкновенно) так хорошо провел молодых, которые сами думали восторжествовать над его особою? Согласись, что это ново, – впрочем, я переводил с неисправного подлинника – и переводил одну неделю. Это уж я говорю не в защиту пьесы, которой перевод, опять вопреки твоему мнению, довольно посредствен. Но у дружбы, как и у страха, глаза всегда велики!

Другую комедию, переведенную мною, уже я рекомендовал тебе, но la recommandation etait un peu outreV. – Жаль, что не могу тебе послать ее в целом, ибо у меня самого нет ее. – Посылаю тебе сцену из оной: здесь перевод был труднее, – саг quoique cette comedie n'ait pas un grand merite, malgre tout elle est une grande comedie4 в 5 действиях в стихах. Вот тебе ее содержание. Филипп, Герцог Бургундский, находит как-то пьяного сонного мужика на улице и философ-Государь вдруг задумывает сделать над ним испытание. Он велит перенести его (пьяного Григория,

1 Волы и попался (франц.)

2 каждому свое! (лат )

} рекомендация была немного чрезмерной (франц.)

4 ибо хоть эта комедия и не имеет много достоинств, все-таки это большая комедия (франц.)

91

героя пьесы) в царские чертоги и нарядить в царскую порфиру. Мужик просыпается – вообрази его удивление! – Придворные однако же успевают уверить его, что он в самом деле герцог – и новый герцог вступает в управление. Автор умел употребить все способы представить самою тяжкою царскую должность: его попеременно мучат то в царском совете, то объявлением войны, то прошением рассудить тяжбы и т. п. – Наконец, доводят Григория до того, что он проклинает свою новую должность и жалеет о мужичьем своем состоянии. Этого только Филипп и дожидался. Напоив до пьяна, опять переносят его на улицу: он просыпается – вообрази опять его удивление. – Это главное в пьесе. – Есть эпизоды, о которых я молчу: такова, наприм. сцена, которую присылает тебе твой друг

Алексей Илличевский.

P. S. Со временем больше.

1816-й год

XVIII

Генваря 16 дня 1816г.

Благодарю тебя, любезный друг! за письмо твое; я его получил уже с неделю, и еще не собрался отвечать тебе – прости мне за это с свойственным тебе великодушием, ежели я со свойственною мне искренностию объявлю тебе причину моего молчания. У нас завелись книги, которые по истечении срока должны были отправиться восвояси, – я хотел прочесть их, не хотел пропустить времени и сделать преступление против законов дружества и условий нашей переписки. – Теперь je change de style1: становлюсь на твоем месте, тебя воображаю на моем. Было ли у нас условие, спрашиваю тебя грозным голосом судьи, церемониться перед другом, утаивать то на языке, что сердце сказать хочет? -Ты понимаешь, что я говорю о второй просьбе, которую ты удовольствовался наметить точками. Нет! нет! этого я тебе никогда не прошу, а в доказательство того исполняю первую твою просьбу в точности.

я переменяю положение (франц.)

92

Пушкин и Есаков1 взаимно тебе кланяются – тебе и Гофману, а к ним и я присоединяю свои комплименты. Кстати о Пушкине: он пишет теперь комедию в пяти действиях, в стихах, под названием Философ. План довольно удачен – и начало: то есть 1-е действие, до сих пор только написанное, обещает нечто хорошее, – стихи и говорить нечего, а острых слов – сколько хочешь! Дай только Бог ему терпения и постоянства, что редко бывает в молодых писателях; они то же, что мотыльки, которые не долго в одном цветке покоятся, – которые так же прекрасны и так же, к несчастию, непостоянны; дай Бог ему кончить ее – это первый большой ouvrage2, начатый им, – ouvrage, которым он хочет открыть свое поприще по выходе из Лицея. Дай Бог ему успеха – лучи славы его будут отсвечиваться в его товарищах.

И так еще одно благодеяние для меня исполнено тобою, еще одно кольцо прибавлено к той цепи, которая возлагается на меня благодарностью. Я разумею жизнь Эйлера, Нет, мой друг, я не отказываюсь еще от моего намерения, и в будущности, увидим, может быть, исполнение. Но теперь недостает мне материалов, и так что было мне прошлого разу говорить тебе об

этом?

С Ахматовым переписка моя идет через пень-колоду. И что в самом деле может быть несноснее переписки в стихах, – какое принуждение, какая лесть; прибавь еще к тому, что я самого Ахматова (которого принужден называть первым другом, предметом чувств и мыслей, идеалом сердца и души, которому противу воли должен я петь такую же бессмыслицу о дружбе, каково Кантово определение любви) едва только помню, следственно не знаю ни свойств его, ни характера – сколько неудобств! но что делать, с волками надо по волчьи выть.

Прощай, любезный мой anti-Ахматов, пиши мне, пиши, если хочешь сделать мне одолжение, требуй всего: услуживать тебе есть первое удовольствие твоего

Царскосельского друга Алексея Илличевского.

1 Семен Семенович Есаков, вышедший из Лицея в гвардию, был после полковником артиллерии и погиб в царстве польском, в 1831 г. во время войны. Я. Г. * трул (франц.)

93

Из письма Илличевского Фуссу от 16 января 1816г.

XIX

П февраля 1816г.

Любезный друг Павел Николаевич,

Правда! ты виноват, что мы получаем по одному только письму в месяц (отвечаю тебе твоими же словами): 1-ое потому, что ты имеешь более меня свободного времени, 2-е потому, что за тобою остановилось дело, – вот тебе и ответ и выговор за долгое молчание. Если он тебе покажется brusque1, то ты вправе наказать меня: задуши меня своми письмами, так, чтобы я принужден был нанять извозчика, чтоб он вывозил из Лицея негодную бумагу.

Вторую просьбу твою, или лучше приказание, говоря языком дружбы, исполню. Теперь не могу, ибо пишу это письмо impromptu2, хотя впрочем поэты пишут impromptu целые ночи, но на сей раз я не поэт!

Прошу покорно доставить мне Дмитрия Донского, не русского, разумеется, а немецкого. – NB. Теперь Есаков в городе, и может тебе кланяться сам за себя, сколько ему угодно. Г-ну Гофману мое почтение.

Благодарю тебя за то, что ты нас поздравляешь с новым Директором, – он уже был у нас; если можно судить по наружности, то Энгсльгардт человек не худой – vous sentez la pointe3. He поленись написать мне о нем подробнее, это для нас не будет лишним. Мы все желаем, чтобы он был человек прямой, чтоб не был к одним Engel4, а к другим hart5.

Это, кажется, вздор, чтоб нас перевели в Петербург6, – хотя мы это сами слышали и от людей, достойных вероятия. Признаться, это известие не всем равно приятно, и я сам не желаю, чтоб это обратилось в событие: причин на это много, но болтать некогда. Прочти! Прости! Прости!

Lizes – pardonnez – adieu6.

незаслуженным (франц.) – экспромтом (франц.) ' шутка понятна (франц.) 1 ангелом (нем.) 'суровым (нем.)

' Уже тогда носились такие слухи, осуществившиеся только в 1844 г. К. Г. ' Прочтите – простите – прощайте (франц.)

95

Pardonnez за то, разумеется, что на этот раз хорошее не в великом количестве – понимаешь.

Алексей Илличевский.

XX

28 февраля; известен год и место.

Теперь, может быть, в эту минуту мы пишем вместе, я к тебе и ты ко мне, если верить твоему обещанию. Поэтому ты видишь, что я получил последнее письмо твое, разумеется, последнее по сие время, – не дай Бог, чтоб ты лишил меня лучшего удовольствия получать твои письма, всегда исполненные остроты и нежных уверений в дружбе. Но подожди, j'aurai bien ma revanche1.

Теперь, может быть, в эту минуту ты посылаешь ко мне Дмитрия Донского, а я к тебе желаемую тобою Балладу, подивись проницательству дружбы – вопреки тебе самому я узнал, чего ты хочешь; это не Козак2, а Поляк?, баллада нашего барона

Дельвига.

Краткое известие о жизни и творениях сего писателя. Антон Антонович Барон Дельвиг родился в Москве 6-го августа 1798 года от благородной древней Лифляндской фамилии. Воспитанный в Русском законе, он окончил (или оканчивает) науки в Импер. Лицее. Познакомясь рано с Музами, музам пожертвовал он большую часть своих досугов.

Быстрые способности (если не гений), советы сведущего друга – отверзли ему дорогу, которой держались в свое время Анакреоны, Горации, а в новейшие годы Шиллеры, Рамлеры, их верные подражатели и последователи; я хочу сказать, он писал в древнем тоне и древним размером – метром. Сим метром написал он К Диону, К Лилете, К больному Горчакову – и написал прекрасно. Иногда он позволял себе отступления от общего правила, т. е. писал ямбом: Поляк (балладу), Тихую жизнь (ко

1 я еще возьму реванш (франц.)

2 У нас есть баллада и Козак, сочинение А. Пушкина. Mais, on nepeut desirerce qu' on ne connaitpas. Voltaire, Zaire. А. И. (Перев.. "Но: нельзя желать того, что не знаешь Вольтер, Заир". – прим, ред.]

3 Она приложена к письму. См. ниже. К Г

торую пришлю тебе – мастерское произведение!) и писал опять прекрасно. Странно, что человек такого веселого шутливого нрава (ибо он у нас один из лучших остряков) не хочет блеснуть на поприще Эпиграмм.

Поклонись от меня Г-ну Гофману и поблагодари его за книгу le Printemps d'un Proscrit1, которую он принял на себя труд прислать ко мне. Жаль, что я не могу ею воспользоваться: мне нужно было четвертое издание, а она к несчастию еще хуже моего экземпляра; мой экземпляр третьего, его же первого издания. Есаков перешлет ее к нему обратно, это его дело. Мой долг был приятнее – мне надлежало благодарить.

Читая твой анекдот, я вспомнил другой анекдот, который будет ему родной братец: одна дама (видно, всем дамам пришлось грешить) сказала, говоря о своем брате: // a re^u une poule (пулю вместо balle) dans le caviar de sa jambe (в икру ноги – beau ruthenisme!2,) et on lui a passe la cavalerie (т. е. кавалерственный орден) a travers les epaules. Этот, кажется, не хуже твоего.

А знаешь знаменитые изречения Генерала Уварова? Qui est ce qui a commande 1'aile gauche? спросил его Бонапарте при заключении мира в прошедшие кампании. – Je, Votre Majeste, отвечал он со свойственным ему бесстрашием.

В другое время он спрашивал у Французов с ним бывших ипе pipe a regarder, подзорную трубку – вместо lunette d'approche!

Вот тебе задача – прочти следующие стихи так, чтоб в них была мера последние два, ты видишь, без рифм: чего же недостает? отгадай!

Какая здесь гора крутая, Взойдем медлительной стопой, Любезный друг мой, На ону;

Намарав столько глупостей, не нужно мне подписываться – виден сокол по полету, – однако ж, usus est tyrannus3: так ли?

Алексей Илличевский.

Весна изгнанника (франц.) вот влияние русского языка! (франц.) 1 обычай – деспот (дат.)

4 Зэк. 689

97

XXI

Марта 20 1816 г.

Браво Фусс! вот еще одно письмо, теперь нечего винить тебя в неисправности, если только так же продолжаться будет. За это вот тебе и награда или лучше две награды: 1) Мое письмо будет короче; 2) посылаю тебе с ним две гусарские пьесы нашего Пушкина – гусарские потому, что в них дело идет о гусарах и о их принадлежностях1. Обе прекрасны! – Почитай их, покамест еще не затоплен наводнением.

Как же это ты пропустил случай видеть нашего Карамзина – бессмертного Историографа Отечества? Стыдно, братец, – ты бы мог по крайней мере увидеть его хоть на улице; но прошедшего не воротить, а чему быть, тому не миновать – так нечего пустого толковать! Ты хочешь знать, видел ли я его когда-нибудь? как будто желаешь найти утешение, если это подлинно случилось. Нет, любезный друг, и я не имел счастия видеть его; но я не находил к тому ни разу случая. Мы надеемся, однако ж, что он посетит наш Лицей, и надежда наша основана не на пустом. Он знает Пушкина и им весьма много интересуется; он знает также и Малиновского2 – поспешай же, о день отрад! Правда ль? говорят, будто Государь пожаловал ему вдруг чин Статского Советника, орден Св. Анны I класса и 60.000 рублей для напечатания Истории. Слава великодушному монарху! горе зоилам гения!

Признаться тебе, до самого вступления в Лицей я не видел ни одного писателя, но в Лицее видел я Дмитриева, Державина, Жуковского, Батюшкова, Василия Пушкина и Хвостова; еще забыл: Нелединского, Кутузова, Дашкова. В публичном месте быть с ними гораздо легче, нежели в частных домах, – вот почему это и со мною случилось. Прощай! не могу писать более, скажу откровенно, – я болен несколько головою. Ответ твой возвратит мне здоровье и силы и оживит мысли мои. Прощай еще раз.

Алексей Илличевский.

1 "Усы" и "Слеза" Обе были приложены к письмам К. Г

г Ивана Вас , воспитанника Лицея, сына директора и племянника начальника Моск. Архива И.Д.Алексея Федоровича Малиновского. К Г.

98

ПИСЬМА ДРУГИХ ПЕРВЕНЦЕВ ЛИЦЕЯ

Кроме писем Илличевского, сохранились в архиве 1-го курса еще отдельные письма нескольких первокурсников друг к другу, а также нескольких наставников (гувернеров) к ним – из эпохи лицейского шестилетия, а равно из последующих времен. Все они представляют, разумеется, ценный материал для характеристики как лицейского быта и отношений, так и самих корреспондентов.

Хотя некоторая часть этого маленького собрания писем была уже напечатана (впрочем по большой части в извлечениях1), однако ж согласно нашему плану и для полноты нашего издания, я помещаю здесь все имеющиеся у меня письма, без всяких пропусков.

К этой коллекции, в виде дополнения, я присоединю несколько писем других лиц, посторонних лицею, но близких к его первенцам и из другой эпохи, – писем, вызванных лицейскими воспоминаниями и разработкой материалов о Пушкине и Лицее.

Письма Матюшкипа к товарищу Созоновичу2

No 1

Царское Село, 10 Июня 1817 г.

Публичные испытания, которые продолжались 16 дней, были причиною, что я не писал к тебе уже около месяца, не пеняй на меня – ты знаешь, что я ленив писать письма, но ты, который прежде всегда делал выговоры за лаконический слог мой, ты мне не писал около восьми месяцев. Я не знаю, как сие объяснить; последнее письмо мое к тебе послал я брату, но он тебя не нашел в Москве. Это я отправлю к А. А. Антонскому3.

1 В известном сборнике Я К Грота

1 Сохранились в черновых тетрадях Матюшкина, вместе с путевыми его заметками Оба письма помешены друг за другом – в тетрадке (в 4-ку) довольно толстой синей бумаги, на 9 стран. Рукопись обрывается на полуслове

3 Известный ученый писатель Ант Ант Прокопович-Антонский, бывший инспектором, а потом директором Московского Благородного Университетского пансиона К Г.

4* 99

Кажется, он должен знать, где ты находишься; я надеюсь скоро получить ответ, а не то не прогневайся, если от меня ни строчки

не увидишь.

Вчера, любезный Сережа, был у нас выпуск: Государь на оном присутствовал, посторонних никого не было: все сделалось так нечаянно, вдруг; я выпущен с чином коллежского секретаря; ты конечно поздравишь меня с счастливым началом службы. Еще ничего не сделавши – быть X класса. Конечно это много, но мы судим по сравнению: некоторые выпущены титулярными советниками, но об этом ни слова.

Я вознагражден тем, что Директор наш Е. А. Энгельгардт, о котором я писал к тебе уже несколько раз, обещал доставить мне случай сделать морское путешествие. Капитан Головнин отправляется на Фрегате "Камчатке" в путешествие кругом света, и я надеюсь, почти уверен итти с ним.

Наконец мечтания мои быть в море исполняются; дай Бог, чтоб ты был так счастлив, как я теперь. Однако мне не достает товарищей, – все оставили Царское Село, исключая меня. Я, как сирота, живу у Е. А., но ласки, благодеяния сего человека день ото дня, час от часу меня более к нему привязывают. Он мне второй отец. Не прежде как получу известие о моем счастии (ты меня понимаешь), не прежде я оставлю Царское. Шестилетняя привычка здесь жить делает разлуку с ним весьма

трудною.

Прощай, любезный Созонович, до радостного свидания. Вот тебе наша прощальная песня, ноты я тебе не посылаю, потому что ни ты, ни я в них толку не знаем, но впрочем скажу тебе, что музыка прекрасна: сочинение Tepper de Ferguson, а слова

б. Дельвига,

Ты об них сам судья: может они стоят музыки. Прощай.

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: Шествуйте сыны!

Тебе, наш Царь, благодаренье,

Ты сам нас юных съединил,

И в сем святом уединеньи

На службу музам посвятил.

Прими ж теперь не тех веселых

Беспечной радости друзей,

100

Но в сердце чистых, в правде смелых,

Достойных благости Твоей.

О матерь, вняли мы призванью,

Кипит в груди младая кровь!

Одно лишь есть у нас желанье:

Всегда к тебе хранить любовь.

Мы дали клятву: все родимой,

Все без раздела, кровь и труд,

Готовы в бой неколебимо,

Неколебимо в правды суд.

Благословите положивших

Святой отечеству обет

И с детской нежностью любивших

Вас, други наших резвых лет.

Мы не забудем наставлений,

Плод ваших опытов и дум,

И мысль об них, как некий гений,

Неопытный удержит ум.

Прощайте братья, руку в руку,

Обнимемтесь в последний раз,

Судьба на вечную разлуку

Быть может съединила нас.

Друг на друге остановите

Вы взор с прощальною слезой.

Храните, о друзья, храните

Ту ж дружбу с тою же душой!

То ж к правде пылкое стремленье,

Ту ж юную ко славе кровь,

В несчастье гордое терпенье,

А в счастье всем равно любовь.

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: Шествуйте сыны!

Прощайте братья, руку в руку,

Обнимемтесь в последний раз,

И поклянемся мы разлуку

Провесть как разлученья час.1

1 Последние два стиха – лучший и более осмысленный вариант вместо:

"Судьба на вечную разлуку

Быть может породнила нас",

как читаем в общепринятой редакции.

Эта, приведенная здесь, редакция – несомненно самая ранняя, первоначальная. Она повторена и в известном отдельном издании – брошюре (с музыкой), 1835 г ,

101

No 2

Царское Село, 18 июля 1817г.

Друг есть неоцененное сокровище, без которого жизнь наша есть единое токмо бытие. Если бы возможно было смертному вознестись выше земли и видеть строение натуры, источник солнцев, какое бы приобрел он себе от сего знание (и) удовольствие, если б он никому из подобных себе не в состоянии был сообщить чувствований своих и мыслей.

Я теперь, любезный друг, наслаждаюсь жизнью; прошедшее доставляет мне приятное воспоминание; настоящее меня радует – а будущее составляет все мое счастие.

Позволь с тобою поговорить, любезный друг, позволь с тобою разделить мое счастие. Ах, если б я был с тобою, я бы бродил с тобою по густым аллеям Царскосельского сада, рассказывал бы тебе о прошедшем счастливом времени, представлял бы тебе еще блаженнейшую будущность.

Теперь же хожу один, задумываюсь, мечтаю: каждое дерево, каждая беседка рождают во мне тысячу воспоминаний счастливого времени, проведенного в Лицее.

Царскосельский дворец построен в 1744 году Графом Растрелли, напоминающим век Людовика XIV, век вкуса и роскоши, и несмотря, что время истребило яркую позолоту, коею были густо покрыты кровли, карнизы, статуи и другие украшения, все еще может почесться великолепнейшим дворцом в Европе. Еще видны на некоторых статуях остатки сей удивительной роскоши, предоставленные дотоле одним внутренностям царских чертогов. Когда Императрица Елизавета приехала со всем двором своим и иностранными министрами осмотреть оконченный дворец, то всякий, пораженный великолепием его, спешил изъявить Государыне свое удивление; один французский министр Маркиз дела Шетарди не говорил ни слова. Императрица заметила его молчание, хотела знать причину его равнодушия,

где текст, написанный рукою Е. А. Энгельгардта, налитографирован на обороте последнего листа Та, что напечатана в "Сыне Отечества" 1817 г., вероятно, – исправленная бар. Дельвигом для печати В П Гаевский, не знакомый с настоящим списком, ошибочно считал нашу редакцию – позднейшей ("Современник", 1853, т. 37, стр. 86-88.)

102

и получила в ответ, что он не находит здесь главной вещи – футляра на сию драгоценность.

Я слышал также, что когда Екатерина приказала выкрасить зеленою краскою кровлю, то многие подрядчики предлагали более 20.000 черв, за дозволение собрать оставшееся на ней золото.

Внутренность дворца совер.....(на этом текст обрывается).

Матюшкин – Яковлеву1

Севастополь, 14-е Февраля 1837г.

Пушкин убит – Яковлев, как ты это допустил – у какого подлеца поднялась на него рука!

Яковлев, Яковлев, как ты мог это допустить? – Наш круг редеет, пора и нам убираться.

Адрес на письме следующий:

Его Высокородию Михаилу Лукьяновичу Яковлеву.

Ст. Петербург.

У Полицейского моста на Екатерининском канале – в доме бывшего Библейского общества у Михайловского театра.

1 После Лицея, из товарищей Пушкина самыми близкими ему (с лучшими своими друзьями в стенах Лицея, Пущиным и Малиновским, он судьбою был разлучен очень скоро) были Матюшкин и Яковлев, с которыми его связывала самая сердечная товарищеская дружба. Понятно, какое потрясающее впечатление на них произвела трагическая смерть поэта. Глубокий, безотрадный вопль любящего сердца слышится в строках Матюшкина, укоряющего своего друга в том, что он допустил эту роковую развязку Любопытно сопоставить с этим слова И. И. Пущина по поводу ужасного известия: "если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России .." (см. ниже письмо А. И. Малиновского к Я К. Гроту)

Матюшкина я имел случай характеризовать выше. Здесь надо сказать несколько слов о Яковлеве. Михаил Лукьянович Яковлев (род. 1798 г., ум 1868 г.), переведенный в Лицей из Московского Университетского благородного пансиона, впоследствии известный "лицейский староста", собиратель лицейского архива, восторженный хранитель лицейских преданий и устроитель лицейских сходок – "годовщин 19 октября", был в Лицее очень любим и популярен среди своих товарищей, главнейше благодаря своему веселому нраву, неисчерпаемой изобретательности на всякие затеи, забавы и шутки и своей музыкальности: он пел, играл на скрипке, был композитором,

103

увидеть вас лично и поздравить с праздниками. Батюшка ваш и Матушка кланяются вам из Москвы и препоручили мне доставить вам при сем прилагаемую посылку, которую, так как я сам не мог вас видеть, просил переслать к вам общего нашего друга Федора Васильевича. При столь верном случае позвольте не упустить рекомендовать себя, равно как и гостинец, вашей дружбе и расположению. С моим к вам почтением честь имею пребыть,

Милостивый Государь мой,

Вашим покорным слугою

Иван Петрович Фуфайкин.

Из переписки С. Д. Комовского.

И. П. Фуфайкин – Яковлеву1

1816г. Декабря 22, Суббота. Милостивый Государь

Михаиле Лукьянович!

Крайне сожалею, Милостивый Государь мой Михаиле Лукьянович, что время не позволило мне при проезде чрез Царское

актером и замечательным подражателем, за что получил у товарищей прозвище "пая-са" (см ниже стр. 110). Подобно многим товарищам, он писал также стихи и особенно басни, над которыми подшучивал Пушкин ("Пирующие студенты": "Забавный право ты поэт, хоть плохо басни пишешь ..") О роли Яковлева, как "лицейского старосты" на годовщинах 19 октября, см. нашу статью "Празднование лицейских годовщин при Пушкине и после него". (СПб 1910 г ).

М. А. Корф, быв очень близок с М. Л., называл его "хорошим товарищем, надежным в приязненных своих сношениях". Служебная карьера М. Л была довольно удачна. Он начал ее в Московском Сенате, но, по словам Корфа, ему сперва очень не везло; но потом, с переходом во II Отделение Собственной Е В. Канцелярии (к Сперанскому), все поправилось. Одно время он был директором типографии П отделения и наблюдал за печатанием "Истории Пугачевского бунта" своего друга См. о нем еще ниже, стр. 1 10– 1 13

1 Кто был .этот Фуфайкин – нам не известно: очевидно кто-то близкий к семье Яковлева. Родители Яковлева жили в Москве, где – как знаем воспитывался сперва и их сын в Моск. Универс. Благородном пансионе.

Иконников – Комовскому1

Теперь обстоятельство меня с тобою, любезный мой, разлучило; но бывший твой гувернер уверен, что дружба между тобой и им утвердится разлукой, что пространство, которое тебя отдалит от него, соединит его с тобою большею любовию, доверенностию, искренностию и всегдашним, если можно, воспоминанием вместе с моим товарищем и другом Сергеем Гавр.2.

А. Иконников.

1 Алексей Никол Иконников, первый гувернер в Лицее, служивший там не более года (до конца октября 1 8 1 2 г.), но оставивший добрую память в питомцах своих – при всех своих чудачествах и несчастной слабости к вину О первых свидетельствует Пушкин в известной своей характеристике И-ва (в "Отрывках из Лицейских записок"}. Вспомним симпатичный отзыв об И-ве в "Записках" б М. А. Корфа. Иконников поощрял занятия воспитанников литературой и поэзией (см ниже, в главе о лиц журналах) и школьные спектакли, в которых сам принимал деятельное участие (см. рассказ Корфа). Он был внук знаменитого актера Дмитриевского. По словам Пушкина, он имел дарования, писал изрядно стихи и любил поэзию. Уволен он был из Лицея, вероятно, за свою страсть к напиткам. Эта записочка – очевидно прощальная, вписана в записную книжку Комовского.

2 Т. е. Чириковым. К. Г.

104

105

Кюхельбекер – Комовскому1

Я несколько раз получил в награду за самые лучшие намерения величайшие неприятности. И если бы не Ты, могу Тебя уверить, что никогда не решился предостеречь кого бы то ни было. Я знаю, что Ты очень добрый и честный мальчик, но не худо быть и осторожным. – Как искренний твой друг, который никакой прибыли не имеет Тебя обманывать или клеветать на кого бы то ни было, прошу Тебя быть осторожнее в рассуждении некоторых из наших господ. Помни, что нет ничего легче, как потерять свое доброе имя и что, будучи потеряно, оно невозвратимо.

Кюхельбекер.

Чириков – Комовскому2

Царское Село, бсент. 1814г.

Любезный Сергей Дмитриевич!

Встревоженный вашим письмом, полученным мною 26 августа, я поспешил на другой день к вашим родителям, нашел их в добром здоровье и вручил от вас письмо, писанное вами 10 августа, которого, по причине безвыходного моего пребывания в горнице, прежде вручить им не мог. Батюшка ваш уведомил меня, что в прошедшее воскресенье (считая от 26 Августа назад) был в

1 Эта записочка писана на небольшом листке синей бумаги; сбоку приписано "издери" (чего К. не исполнил); относится она по-видимому к первой эпохе лицейской жизни I -го курса Можно сопоставить это дружеское обращение К-ра к К-му (который видимо пользовался полнейшим доверием) с рассказом самого Комовского о товарищах и товарищеских отношениях в Дневнике его, о предостережениях, которые он делал товарищу Корфу (см. выше).

2 Серг. Гавр. Чириков, учитель рисования и гувернер, пробыл в Лицее более 30 лет и за свой добрый нрав и обходительность пользовался любовью и доверием воспитанников. Он, как и его друг Иконников, сочувствовал литературным занятиям лицеистов и сам пописывал стихи (хотя и плохие). В первое время лицеисты проводили свободное время у Чирикова: там составлялся их литературный кружок На квартире его, как известно, долго сохранялись на стене строки, набросанные рукою Пушкина. См. о нем воспоминания в заметках М. А. Корфа. Комоиский был любимцем Чирикова, как он сам упоминает в своем дневнике.

106

Лицее, что вы находитесь здоровы и пр. и пр. Мне весьма жаль, что никакого не получаю известия в рассуждении моего здесь долгого пребывания, т. е. мне бы хотелось знать, не гневается ли на меня Степан Степанович1, и какого он о мне по сему обстоятельству мнения... Даже и Комочек меня о сем, при всей своей откровенности, до сего времени не уведомил.

Я время провождаю здесь в большой скуке, заниматься ничем не могу, словом: я бы крайне желал поскорее оставить Петербург и возвратиться к моей должности. Глаза мои, слава Богу, лучше, но все слабы, и я думаю, что и по приезде моем в Лицей не вдруг примусь я за труды.

В минуты, в кои с вами беседую, беседую также с Фотием Петровичем3 и Алексеем Николаевичем3, и минуты сии для меня приятны, говорим о вас и пр. пр. Но извините: мы идем все трое в Академию Художеств смотреть различные произведения любителей Художеств. Жаль, весьма жаль, что вас с нами нет. Прощайте.

Уведомьте Федора Федоровича4, что я нигде не нашел такого ножа, какой ему угоден; все те, кои я видел у Курапцова и у прочих продавцов, все те, повторяю, ножи без шил, и я с прискорбием возвратился домой. Кланяйтесь, пожалуйста, от меня любезным вашим товарищам: Кн. Ал. Мих. Горчакову, Вл. Дм. Вольховскому, Сем. Сем. Исакову5), Арк. Ив. Мартынову6, Матюшкину и пр., Илличевскому, Пущину, Малиновскому и пр. Скажите, или лучше извините меня перед ними, что я никому из них особенно не писал: мне по слабости глаз моих опасно.

С любовию к вам пребываю ваш усердный Чириков.

P. S. На будущей неделе я буду иметь удовольствие вас лично видеть, и потому вам надобности нет в адресе.

1 Фролов, инспектор Лицея (одно время исправлял должность директора). 3 Калинич (тоже гувернер).

3 Иконников

4 Матюшкин.

5 О нем см. выше, стр. 93, а также биограф, заметку Б. Л. Модзалевского (с портретом) в изд. "Пушкин и его современники", в. II (1904 г.), стр. 27-31. К. Г.

6 См. выше, стр. 85.

107

Комовский – своей матери1

Воскресенье, 24 февраля 1818.

Слава Богу, любезная Маменька, вчерашний день мы благополучно приехали в 2 часа пополудни в Москву, и если б я уверен был, что и у вас дома все живы и здоровы, то я бы совершенно был спокоен. Хотя мы не много на дороге останавливались, однако ж должны были ехать более четырех суток. Первые два дня погода была хорошая, дорога также, и ехать было довольно приятно; но, не доезжая до Новгорода, одна из ехавших с нами повозок сломалась. Мы, между тем, уехали с Папенькой вперед; тут пошла дорога самая худая, снежная и покрытая сугробами, глубиною аршина в 1 1/2.

К несчастию нашему, нельзя нам было хорошо закрыться в повозке, потому что от первых еще толчков гвоздь, на который надевался фартук нашей повозки, отскочил, холодный ветер, особенно на заре, дул беспрестанно в лицо, снег засыпал всю коляску, лошади насилу тащили повозку, взбираясь из ямы на пригорок, для того, чтоб спуститься в другую яму; и так, по клюкву ягоду, тише нежели охтянки возят у вас молоко, ехали мы около 300 верст до самой Москвы. Передок повозки нашей весь разбило, однако ж белье, платье и пр. довезли мы хорошо. И подивитесь, любезная Маменька, как я выдержал эту поездку, столь продолжительную и притом крайне беспокойную; я не только не замерз, но даже от беспрестанных качаний, как в шлюпке во время бури, мне и тошно не делалось. Одну только ночь провел очень скучно, с середы на четверг; мы проезжали Валдайские горы, ночь была пасмурная, и мы, голодные и продрогнув от холода, проехали целые две станции, не выходя из повозки. То кинет вправо, то ударится влево; то подымет вверх, то бросит в яму, и эти 56 верст тащились мы с 3-х часов ночи до полудня, так что я, выходя из терпения, начинал было раскаиваться, зачем поехал, и мне, изнуренному голодом, стужей, толканьем и качаньем, чуть было не сделалось тошно.