Текст книги "Пушкинский Лицей"

Автор книги: К Грот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Письмо из города Лицея

Сегодня, друг мой, ровно год как я поселился в сем городе2. Тебе уже известны многие местные примечательности оного; -теперь поговорим о самых жителях. В течение всего этого времени я не упускал ни одного случая узнать их короче и подробнее, ибо они заслуживают

1 Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат

2 Т. е. после перехода на старший курс.

462

все внимание наблюдателя. Я познакомился с большею частью оных, присутствовал в их обществах и теперь кажется имею об них довольно правильное и ясное понятие.

Особенно поразила меня любовь и привязанность их к отечеству. Не хочу здесь философствовать, и не буду рассматривать причин сей прекрасной добродетели; во многих она достигла до степени страсти и даже энтузиазма; вы холодные жители Л...1 может быть в этом месте бросите друг на друга насмешливую, придворную улыбку – энтузиазм, энтузиазм! ха! ха! ха!.. к несчастью вероятно и в сем городе найдутся многие люди, которые бы то же сказали, – но Бог с ними; пусть смеются, а я с сердечным удовольствием повторю: Лицеяне любят свое отечество, любят сильно и пламенно. Недавно разговаривал я с одним из здешних патриотов – разговор коснулся Лицея: он с жаром схватил меня за руку: – Государь мой! В Лицее много хорошего, ибо мы все так любим его... Кто из граждан наших не может сказать: здесь научился я благородно чувствовать и мыслить, – научился любить добродетель, ненавидеть порок, – научился говорить правду без страха, смело защищать невинность, дерзко вооружаться противу несправедливости, любить человечество, восхищаться прекрасным, высоким – и гнушаться низким и подлым!.. Так, Государь мой, в Лицее всякий научится сим чувствованиям, – всякий, у кого сердце склонно к добру... горе! горе!-тому, кто и здесь останется с обыкновенными мыслями... это пустой, ничтожный человек – отошлите его в другой город:-я горжусь именем Лицеянина; я считаю себя первым сыном России, первым подданым ее Государя; первым ее защитником и хранителем... От нас должны излиться на нее благодетельнейшие лучи просвещения; высокие чувствования, коими дышим, должны некогда одушевить всю Россию -да будет Лицей источником их; Государь мой! какая благородная цель! Ах! ежели когда-нибудь я должен буду оставить место сие, – ежели когда-нибудь в бурном океане света – страсти и коварные люди вовлекут меня в горести и бедствия... на краю ужасной бездны, под навесом грозящей тучи – Лицей спасет меня, любезное имя его оживит увядшую душу, – чувство добродетели снова закипит в этом пламенном сердце – и грозная бездна сокроется от взоров моих...

Из этих слов ты уже можешь видеть – сколько Лицеяне привыкли к своему отечеству; разумеется, это не ко всем относится! и в Риме и в Спарте были люди, которые не славились патриотизмом – и здесь есть граждане, которые довольно равнодушны к Лицею.

Это прекрасное чувство есть источник многих других, столь же благородных и редких, которые свойственны большей части граждан и составляют славу и благоденствие Лицея.

Всякий – или почти всякий – принимает живейшее участие в том, что касается до Лицея. Гражданин, который уличен в каком-либо худом, бесчестном поступке, подвергается всеобщей ненависти: – все избегают его. все прекращают с ним связи. Его поступок, говорят они,

Петербурга.

463

делает нам стыд, чернит нас, – это пятно, падающее на все общество, он вреден для Лицея, следственно не достоин нашей дружбы.

Великодушие, просвещенный образ мыслей Лицеян и их начальника, многие преимущества, коими пользуются и проч. навлекли всему городу множество врагов сильных и опасных. – Если б ты видел, как они ненавистны Лицеянам: все, все до одного ненавидят их; как часто имена их предаются здесь проклятию, как часто злоба народная изливается в саркастических, язвительных насмешках, и с какою смелостью, с какою силою... О! ты бы удивился этому после светских разговоров столицы, -ты бы подумал, что переехал в новый мир...

В обиде причиненной одному -все граждане принимают живейшее участие. Это было для меня самым новым явлением, самым приятным и трогательным, после того как в продолжение 20 лет всей моей жизни я видел в свете одних эгоистов, которые никогда о других не заботятся и весь мир заключают в самих себе... Недавно же случился здесь самый разительный пример такого тесного соединения граждан. – Когда-нибудь опишу тебе сие происшествие со всею подробностью. Теперь осталось еще многое говорить о духе и свойстве жителей.

Лицеяне имеют многих друзей, которые им привержены и готовы жертвовать всем для счастия их; граждане умеют – быть хотя и не совсем – благодарными, и большая часть из них любят искренно и постоянно своих друзей-покровителей. О сем предмете скажем после несколько слов, которые здесь могут прервать связь наших замечаний.

Откровенность царствует между гражданами, где дело идет о публичных вещах; но разность характеров и некоторые другие обстоятельства – особенно склонность к насмешкам – не позволяют, к сожалению, распространяться и увеличиться сей прекрасной добродетели... Последнее особенно заставляет каждого быть осторожным в словах своих, а у некоторых совершенно отнимает язык.

Из всего этого ты видишь, любезный друг, что город Лицей представляет в жителях своих нечто особенное, привлекательное и любопытное. Многие одинаковые чувства, их одушевляющие, которых главные я тебе вычислил и описал, в разных отношениях должны необходимо соединять их тесно между собой. Всякий гражданин может иметь особенный характер, особенный образ мыслей, желаний; но из любви к Лицею, он готов для граждан оного жертвовать оными – и вот в чем состоит хорошее товарищество, которым Лицеяне так гордятся, и слава Богу до сих пор могут хвалиться. Но друг мой! все на свете непостоянно, и хорошее товарищество может также рушиться-ты видел в чем оно здесь обнаруживается, – из чего оно проистекает – причина прекрасная: любовь к отечеству; но так ли любовь сия во всех пламенна, продолжительна, сильна, основательна, чтобы можно было всегда надеяться от нее таких благодетельных следствий; да и теперь даже, все хорошее, что мы до сих пор описали в Лицее, – все ли она произвела, – нет ли других обстоятельств тому способствовавших, могущих прекратиться? – По крайней мере многие Лицеяне в том со мною не сомневаются и страшатся

464

как самого ужасного несчастия, чтобы прекрасное здание не рушилось

на котором основано благоденствие, слава и величие их отечества т е истинное товарищество. – Есть везде люди, которые на развалинах общего согласия готовы утвердить свою славу, которые ждут только удобного случая, чтобы принять начальство нал какою-нибудь партиею, и которым спокойное и мирное состояние общества мало благоприятствует, ибо им в то время не дают иметь большого влияния на дела оного; и так честолюбие, зависть, слабость и легкомыслие, – все соединяется, чтобы разрушить это здание... потребно всей осторожности, всей осмотрительности, самой пламенной ревности и самой неутомимой деятельности истинных патриотов, чтобы предупредить сию угрожающую опасность.

После сего главного обозрения характера жителей Лицея -вот тебе некоторые отдельные замечания, необходимые для точного о них понятия.

Большая часть из них чрезывачайно легкомысленны и судят обыкновенно без всякой основательности; например, они воображают, что у них правление свободное; между тем как начальник их имеет самую неограниченную власть: воображают, что могут противиться, между тем как воля его есть закон, за нарушение которого он имеет право наказывать смертию (на нашем языке изгнанием), и потому, что он добр, снисходителен, кроток, ласков, умерен и никогда не пользуется совершенно своею властью, они думают, что он не имеет оной, – и считают нарушением их прав все, что принимает он к ограничению свободы, которую сам даровал им и следственно, если находит не нужною, и отнять может. Впрочем, это одна из немногих истин, которую не должно отваживаться говорить здесь публично, – хотя касается до дел публичных; за нее тебе достанется множество колкостей и грубостей; никто не поймет или не захочет понять, – и решительно назовет ее ложью. – Вот еще пример нерассудительности: ты знаешь уже, что всякий бесчестный поступок считается здесь самым ужасным преступлением. Никто не осмелится здесь нарушить явно честное слово или обещание; всякий уверен, что это низко, и несмотря на то, многие не считают за худое дело вывернуться из обещания, т. е. нарушить смысл оного, не нарушая наружности. Недавно жители Малого Лицея какими-то поступками навлекли негодование здешних. Чтобы прекратить с ними короткие связи – по большинству голосов решились не участвовать в играх, празднуемых ими на огромной площади, к обоим городам прилежащей. – Слова были в точности исполнены – площадь опустела; но зато все внутренние площади и улицы Малого Лицея наполнились их защитниками из нашего города. – Боюсь впрочем, чтобы не всегда одно легкомыслие было причиною таких поступков – боюсь, чтобы под видом этой слабости не скрывалась тайна пренебрежения справедливости и честности. Теперь поступили они совершенно иначе с жителями Малого Лицея, но о том здесь не место говорить.

Лицеяне славятся своим товариществом, но многие о сем слове не имеют точного понятия, – другие совершенно ошибаются в значении

465

оного. Так напр., они думают, что все должны защищать гражданина, какой бы ни был его поступок, ежели дело идет о правах наших.

От сей нерассудительности и легкомыслия происходит холодность и равнодушие к некоторым предметам, заслуживающим более внимания и участия, равнодушие, которое горестно видеть между такими людьми, как Лицеяне. Защищая мнимые права свои, они редко думают о том -против кого защищают их; -редко бывают умеренны, и самых истинных друзей своих, которых они любят и почитают, не страшатся огорчать самым жестоким образом,– часто осыпают их укоризнами и даже поносят. Есть однако между ними многие благомыслящие, которым больно видеть такое грубое чувство, явно обнаруживаемое в их отечестве. Я не осуждаю, говорил мне один из них, этой ревности к свободе, которую вы между нами примечаете. Сам я не вижу в ней большого счастья, но так как согражданам она кажется необходимою, то именно для предупреждения всяких несогласий, для сохранения нашего товарищества, – я готов иногда вместе с ними противиться узаконениям Начальника, слишком ограничивающим круг наших действий. Здесь я поступаю против собственного чувства – я жертвую – ибо люблю и почитаю Начальника более, нежели мнимые права наши; я должен буду огорчить его, хотя мне это больно; – повторяю еще – я жертвую многим для товарищества, но пусть же и они что-нибудь для него пожертвуют, пусть не заставляют они нас краснеть изъявлением самых грубых, недостойных чувств. Вы видели напр., недавно, как оскорбили они Консула С...1; это еще простительно, ибо по их мнению было необходимо; но после того радоваться, торжествовать!., неужли и это было необходимо?.. Ах! будем все умеренны – и истинное товарищество останется еще надолго уделом Лицея.

Как кажутся тебе мысли сии? Я по крайней мере с ним согласен. Он говорил мне с чувством, с жаром и при последних словах слезы показались в глазах его... он поглядел тихонько на обе стороны – и скорее отер их.. О! друг мой! я расхвалил тебе прежде Лицей, – сказал даже, что многие в нем умеют чувствовать сильно, даже с энтузиазмом... но и здесь слезы не смеют показываться, и здесь энтузиазм, хотя его более в Лицее, чем в другом месте, – и здесь должен он скрываться в глубине души...

Если ты поражен какою-нибудь прекрасною, высокою мыслью, если ты горишь любовию к Отечеству и желанием принести ему пользу, если душа твоя очарована, изумлена прелестями и ужасами природы, если сердце твое тронуто глубоко каким-нибудь великодушным поступком, – словом, если ты сильно чувствуешь и хочешь сообщить свое чувство другому: – приходи в Лицей – здесь многие поймут тебя, многие наедине разделят их; но страшись обнаруживать их пред публикою, – она заражена духом нынешнего света и ею управляют злые, холодные насмеш

1 Вероятно Сакена (фон-дер Остен-Сакена, Ал. Фед.). служившего в Лицее с 1817 по 1824 г.

466

ники, которые с презрением назовут тебя сентиментальным и учтивым образом прогонят.

Лицеяне известны по своему образованию. Все читают книги – Вольтер, Рейналь, Верто, Шиллер, Герен и проч. проч. здесь очень известны, но поверишь ли? Нигде в обществах и в публичных собраниях не услышишь о том ни слова. – Я, не зная того, что такие разговоры здесь не в моде, заговорил однажды о Шиллере, моем любимом поэте. Все смотрели на меня с удивлением, замолчали и потихоньку разошлись. Я стоял, разинув рот и развеся уши... ах! Лицеяне, как я в вас ошибся!!. Впоследствии времени я привык к их разговорам, – и немудрено привыкнуть: это отголосок тех, которых наслушался я в П...1. Беспрестанные насмешки, иногда удачные, иногда противные, громкие восклицания, анекдоты все почти выдуманные, пустые замечания, споры об именах, платьях, орденах или шляпах людей, над которыми хотят смеяться и даже жаркие споры: – вот все, что слышишь, – и горе тебе, если ты не знаешь, что такой-то человек в сером фраке с черною плосковатою шляпою называется так-то; что у кондитера Л. нет более мороженного, что повар Г. хуже другого ты не будешь принят ни в какие общества, или по крайней мере будешь молчать в них, сложа руки и поникнув головою.... Здесь издаются иногда журналы: в них всем жертвуют, чтобы рассмешить публику, но о вкусе ее нельзя сказать ничего привлекательного. Имя какого-нибудь известного смешного лица производит более хохоту, нежели тонкая шутка, забавная мысль или острота. Иногда помещаются здесь сочинения, требующие большого размышления, но на них мало кто обращает внимание, и даже часто чтение оных заглушается разговорами и криками публики. Если б по случаю сие письмо было напечатано, то оно вероятно имело бы ту же участь, – единственно от того, что это длинное, слишком серьезное сочинение. Никогда почти не рассуждают о том, что было читано; это хорошо, это мне нравится, это очень хорошо, это скучно: в сих словах заключается вся критика наших господ слушателей; а никто не скажет, что такое-то место особенно хорошо или худо, чем оно хорошо, чем худо, – что бы должно выпустить, что прибавить и т. д. – Нет! это слишком ученая материя, – какое нам до того дело – мы не философы, мы светские люди, должно быть к таким вещам всегда хладнокровным, всегда быть рассеянным... И так из сего ты видишь, любезный друг, что образование в Лицее не на такой ноге, как ему должно быть и как многие думают. Я же сказал: все читают книги, но читают для того, чтобы прочесть, для славы, и то не в Лицее, а в других городах, посещаемых жителями, ибо у нас можно очень обойтись без этой славы. – Не забудь, что нет правил без исключения, и здесь особенно исключение не маловажно: на 25.000 ж.2 может придется 10.000, которые совершенно преданы образованию, любят иногда – даже слишком рассуждать, сочинять и проч. – и удиви

Петербурге. 1 На III курсе было, действительно, 25 воспитанников.

467

тельно, что сии люди, будучи в таком числе, не могли переменить духа лицейской публики!..

Лицеяне суть самые ревностные почитатели моды, только не в одежде, а в разговорах, в занятиях, а иногда и в пище. – Я говорю о большей части. Все почти здесь делается из подражания. Если многим нравится какое-нибудь кушание, то другие, хотя не любят оного, находят его самым вкусным. Кому-то вздумалось пить чай после ужина, и чрез несколько дней во многих домах ввелось то же в обыкновение. Один смельчак вздумал прогуляться ночью по руине – и на другой день набралось несколько охотников итти на кладбище. Некто вздумал было чертить – и в короткое время явилась целая Академия рисовальщиков; какой-то ветренный академист вышел – и Академия опустела. Сегодня все тебя любят, потому что друзья твои говорят о тебе – пусть они замолчат, пусть враги твои скажут несколько слов – и тебя возненавидят, единственно из подражания, один за другим... Вчера целый день говорили о Якове Ильиче, сегодня о вчерашней свадьбе, завтра будут говорить об остротах нового Петра Микулина и тому подобное.

– Вот тебе, друг мой, довольно странностей про Лицеян. – Ты видишь везде добро смешано со злом; боюсь даже, что все их пороки не заставили тебя забыть о их добродетелях – о любви к отечеству и примерном товариществе. Но это моя вина – надобно было менее говорить о последнем и более о первом. Не забудь также и того, что везде худая сторона перевешивает хорошую, везде более недостатков, нежели совершенств. Притом добродетели, проистекая из чистых источников, кажется, имеют менее оттенок (sic), нежели пороки, которых страсти образуют и делают чрезвычайно многообразными. Всякий день печатают комедии в которых осмеиваются все новые, да новые пороки или слабости, достойные сожаления или смеха – и когда это кончится? – И так я надеюсь, что последние замечания мои не изгладят в тебе хороших понятий, которые старался я сначала внушить тебе о Лицее. – Люблю его, – он того достоин. – По крайней мере я привязан к нему, как к отечеству, и всем готов жертвовать для его счастия.

1821 года. Ноября 8.

В дополнение к помещенным здесь памятникам литературных занятий и упражнений воспитанников Ш-го курса, нельзя не упомянуть здесь еще об одной их категории, образчики которой сохранились не в бумагах отца, но были у меня в руках, быв одолжены мне для ознакомления – владельцем их, внуком директора Е. А. Энгельгардта, бароном Ф. Р. Ос-тен-Сакеном1. Это именно рукописные драматические пьесы, которые игрались в эту эпоху в Лицее воспитанниками не только III-го, но также 11-го и IV-ro курсов.

За что приношу ему мою искреннюю признательность.

468

Пьесы эти немецкие и французские. Директор Энгельгардт видимо поощрял эти лицейские спектакли, считая их полезным развлечением в смысле общего развития молодежи и усовершенствования в языках. При действующих лицах в этих пьесах обозначены и имена игравших их воспитанников. В точности время исполнения обозначено только при одной (французской) пьесе – 13 окт. 1818 г. Вероятно и прочие относятся приблизительно к эпохе около 1820г., когда воспитанники П-го курса были уже близки к выходу из Лицея, a IV-ro вскоре затем (ос. 1820) вступили в Лицей, тогда как Ш-ий курс переходил в старшее отделение.

Пьесы тщательно переписаны в переплетенные тетрадки разного формата. Их всего восемь. Мы дадим их краткий перечень, с поименовани-ем участвовавших воспитанников:

I. Die bildsaule Peters des Grossen.

Schauspiel in einem Akt.

II. Die Zerstreuten.

Ein Lustspiel (разыграна воспитанниками II курса).

Personen:

Staubwirbel,Major.............................................Eristoff.

Menzkorn, Capitan............................................Dansas.

Karl, sein Sohn..................................................Dubensky.

Cristian, des Majors Diener...............................Longer.

III. Er 1st nicht so dumm, wie er aussieht.

oder Wer andern erne Grube grabt fallt selbst hinein.

Posse in einem Akt, nach dem Franzosischen frei bearbeitet (исполнена теми же).

Personen:

Herr Mathias Federkief, Notanus publicus........Dansas.

Stibswedel, Apotheker und belesprit v .... Eristoff.

Baldrian Klau, Sohn eines Pachters /Vettern.....Dubensky.

Herrmann Muller, Schreiber dei dem Notarial. Tscharnysch, Johnathan, Bedienter Federkiel's.......................Longer.