Текст книги "Пушкинский Лицей"

Автор книги: К Грот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

124

вольное мое отсутствие от предстоящего торжества останется не без всякого следа и с моей стороны.

Примите, Милостивый Государь, уверение в глубоком моем к Вам уважении

Сергей Комовский1.

Костенский – Вольховскому2

19 Октября 1830 г.

Любезнейший Владимир Дмитриевич!

Потрудитесь благодарить Гг. моих товарищей за сделанное мне приглашение: оно для меня лестно тем более, что этим самым показывает, что любовь товарищей первого выпуска пылает все так же и в 1830 году, как и в 1811-м. – Но мне к крайнему сожалению нельзя быть участником вашего веселия, я страдаю горлом вот уже четыре недели, ничего не могу ни есть, ни пить.

Поверь мне, любезнейший Владимир Дмитриевич, что это истинная правда. Повеселитесь, господа, и без меня, а за здоровье больного хоть рюмку.

Вам преданный К. Костенский.

Вольховский – Яковлеву3

17 октября 1833, Тифлис.

Любезный Михаил Лукьяныч, вероятно, получил ты давно ответ на первое твое послание. Вместе же со вторым дошли мне и законы Ваши. Хвала Вам и честь за обширный труд Ваш, но бо

1 С Д. Комовский скончался вскоре по открытии памятника, а именно 8 июля того же года

: О Конст. Дм. Костенском мы знаем только, что он вышел из Лицея с чином X кл. и поступил на службу в Министерство Финансов. Он скончался очень скоро после этого письма, в конце 1830 г Почему-то бар. Корф в своем известном перечне с характеристикой товарищей {в Дневнике) опустил Костенского, равно как и А. И. Мартынова, – Эта записочка была напечатана мною в статье "Празднование лицейских годовщин", стр. 12.

3 Влад. Дм Вольховский, в Лицее прозванный "Sapientia" и "Суворочка", получивший 1-ую золотую медаль и блестяще начавший свою военную карьеру, но рано

125

юсь, исправно ли у вас переплетают, ибо в моем экземпляре в томе XIV, Свода Уставов благочиния, части V-й, книги 1-й, главы 1-й недостает страниц 3-й и 4-й, т. е. половины 6 и вполне параграфов 7, 8, 9, 10, 11, 12 и 13, кроме примечания к последнему, помещенному на странице 5-й. И так, для чести твоей, как знаменитого начальника Высокой Законотворящей Типографии, прошу выслать мне печатные означенные две страницы, а то весь экземпляр по почте отправлю с просьбою на Высочайшее имя в Правительствующий Сенат, и тогда ты, если не будешь за искажение законов достойно казнен, то, по крайней мере, подвергнешься уплате всех издержек тяжбы с процентами и рекам-биями. Впрочем, за оказываемое мною ныне снисхождение тебе следовало бы доставить мне безденежно оглавление законов, без коего трудно рыться в оных для справок. Кажется, у Вас вышло что-то похожее; если же необходимо, то вышлю и деньги.

По записке г. Карузи в Канцелярию Главноуправляющего в Грузии нет никакого делопроизводства, но только известно, что вообще наше начальство противится отмежеванию в частное владение разных земель, нужных для общественных надобностей, между прочим, и для наделения кочующих народов. Рад бы содействовать к побуждению начальника Кавказской области дать г. Карузе благоприятный ответ, но он человек неприступный и всякое ходатайство бесполезно для изменения единожды изъявленного им мнения, если не будет опровергнута справедливость онаго. Если г. Карузе будет отказана земля, то полагаю, что г. Министр Финансов найдет справедливым вознаградить сделанные им издержки на отмежевание.

Поздравь Корнилова с вступлением в законный брак: дай Бог

ее кончивший (рол. 1798 г. в Москве, умер в 1841, в своей Харьков, дер., Изюмск. уезда), один из наиболее выдававшихся по уму, способностям и особенно характеру – товарищей Пушкина, хорошо известен в литературе лицейской старины. Очерк его биографии и характеристика были сообщены уж не раз, и потому повторять их здесь было бы излишне, и я ограничусь указанием на эти источники. Еще в 1844 г. вышла в Харькове брошюра "О жизни генерал-майора Вольховского" (без имени автора), принадлежащая перу его товарища и шурина Ив. Вас. Малиновского. Этот материал – для времени Лицея дополнен б. М. А. Корфом (Записка Корфа в книге Грота, стр. 52-53 и Дневник его, Русск. Стар. 1904, июнь, стр. 552-53) и Я. К. Гротом (его книга, стр. 71-73). См. также письмо Вольховского к Пушкину (там же, стр. 175). Срв. еще изд. Соч. Пушкина, под рел. Венгерова I, стр. 134-136, а также в моих статьях "Из лицейской старины" (Истор. Вести. 1905, июль и авг.) и "Празднование лицейских годовщин" и проч. – Настоящее письмо не было напечатано.

126

ему счастия. Уведомь, когда до тебя дойдет очередь. Что же Сте-вен все не решается -а пора бы. Ты, я думаю, не позабыл, что Федернельке наш считался недоделанным: нимфы заморские не докончили ли его? Не изменил ли он N...? а, впрочем без шуток обними его и скажи, что я серьезно горевал, когда у меня в 1831 г. пропал жандарм с бумагами, и при оных печать привезенная им мне из Сибири. Как бы он короткими пальцами своими подмахнул мне длинное послание, а есть что рассказать: да я думаю, ему попрежнему, на месте не сидится – все плыть хочется1.

Поклонись и другим нашим. Надеюсь, что ты бываешь у Модеста Андреевича. Малиновский им не нахвалится: а правду сказать и других скотов-братцев не ругает и напечатал мне препыш-ную им похвалу, не исключая даже Юдина, который успел заслужить опять титул друга его, только не мог ничего сказать о Мартынове и Бегребнице2, без слуху будто бы пропавших.

Прощай. Кончается лист, приходит время к отправлению почты – и я по-прежнему остаюсь

весь твой Владимир Вольховский. Надеюсь, что получу от кого-нибудь реляцию о 19-м октября.

Пущин – родным и Е. А. Энгельгардту (Из Сибири)3

Из письма Jeannot* к сестрам 1827^

... 13 декабря. Пишу роковое число и, невольно забывая все окружающее меня, переношусь к вам, милые сердцу моему.

1 Здесь – надо думать – В. разумеет Ф. Ф. Матюшкина, употребляя его лицейское прозвище. К. Г.

2 Под этим лицейским прозвищем (в первом лиц. журн. "Вестник" он назван "Гре-бениц") разумеется барон Пав. Фед. Гревениц (род. 1798, ум. 1847); он служил в Минист. Иностр. Дел и был директором архива М-ства. См. о нем Грота, "Пушкин" и пр., стр. 188. К. Г.

3 Помещаю здесь несколько писем И. И. Пущина, а именно к бывшему директору Лицея Е. А. Энгельгардту (с семьей которого он был в тесной дружбе и с которым переписывался до конца). Это – самые давние письма из сохранившихся. Три из них были мною напечатаны в моей статье об И. И. Пущине. ("Истор. Вестн.", 1905 г., авг., стр. 432-435), где сообщены еще подробности о переписке Пущина с друзьями и родными из Сибири, но ввиду их интереса и для полноты настоящего маленького собрания писем товарищей Пушкина я не могу не перепечатать их здесь. К этой переписке я надеюсь еще вернуться в другой раз.

4 Так звали И. И. семья Энгельгардтов и товарищи в Лицее.

5 Письмо сохранилось в копии Энгельгардта.

127

Много успел со времени разлуки нашей передумать об этих днях, – вижу беспристрастно все происшедшее, чувствую в глубине сердца многое дурное, худое, которое не могу себе простить, но – какая-то необыкновенная сила покорила, увлекала меня и заглушала обыкновенную мою рассудительность, так что едва ли какое-нибудь сомнение – весьма естественное – приходило на мысль и отклоняло от участия в действии, которое даже я не взял на себя труд совершенно узнать, не только по важности его обдумать. – Ни себя оправдывать этим, ни других обвинять я не намерен, но хочу только заметить, что о пагубном 14 декабря не должно решительно судить по тому, что напечатано было для публики. – Будет время, когда-нибудь, что несколько пояснится это дело для многих, которые его видят теперь, может быть, с другой точки. Я скажу вам только, что вникая в глубину души и сердца, я прошу Бога просветить меня и указать мне истину. Е. А.1 принимает только: хорошо и худо; поэтому я обвиняю себя безусловно; то, что мы сделали, перед законом – худо, мы преступники, и постигшая нас гибель справедлива. Но, признавая пагубные последствия наших необдуманных начинаний, я не могу не надеяться на того Судию, который судит не по тому, что делают слабые, слепые смертные, а по тому, что хотят они делать. Он нам судия!.. Он, поддержавший меня поныне, даст мне силу перенести участь, которая в отдаленности кажется ужаснее, нежели вблизи и на самом деле. Меня здесь мучит только ваше обо мне горе меня мучит слеза в глазах моего Ангела-Хранителя, который в ужасную минуту моей жизни, забывая о себе, думал еще спасти меня. Простите, Е. А., простите родные, все, то горькое горе, которое я навлек на вас. Не осудите только прежде свидания со мною, не здесь – так там. Да, я буду с вами там, я буду с вами, родные, безвинные на сем мире; я буду с Вами, Е. А., и Вы меня примете опять. Нет, не опять, вы меня никогда из сердец ваших не отдалили; я в них – нашу связь, нашу любовь, нашу дружбу – ни приговоры светских судилищ, ни 7.000 верст, ничто не расторгнут; эта связь простирается и за нынешнюю мою могилу в Чите и за последнюю могилу, которая меня отсюда освободит. – Прощайте, родные, прощайте, Е. А. – Простите, простите!..

Т. е. Егор Антонович Энгельгардт.

128

Пущин – Энгельгардту1

Иркутск, 14 декабря 1827.

Вот два года, любезнейший и почтенный друг Егор Антонович, что я в последний раз видел вас, и увы! может быть в последний раз имею случай сказать вам несколько строк (sic) из здешнего тюремного замка, где мы уже более двадцати дней существуем. Трудно и почти невозможно (по крайней мере я не берусь) дать вам отчет на сем листке во всем том, что происходило со мной со времени нашей разлуки – о 14-м числе надобно бы много говорить, но теперь ни место, ни время, и потому я хочу только, чтобы дошел до вас листок, который верно вы увидите с удовольствием; он скажет вам, как я признателен вам за участие, которое вы оказывали бедным сестрам моим после моего несчастия, – всякая весть о посещениях ваших к ним была мне в заключении истинным утешением и новым доказательством дружбы вашей, в которой я, впрочем, столько же уверен, сколько в собственной нескончаемой привязанности моей к вам. – Эти слова между нами не должны казаться сильными и увеличенными – мы не на них основали нашу связь, потому я смело их пишу, зная, что никакая земная причина не нарушит ее; истинно благодарен вам за утешительные строки, которые я от вас имел, и душевно жалею, что не удалось мне после приговора обнять вас и верных друзей моих, которых прошу вас обнять; называть их не нужно – вы их знаете; надеюсь, что расстояние 7 тысяч верст не разлучит сердец наших. Я часто вспоминаю слова ваши, что не трудно жить, когда хорошо, а надобно быть довольным, когда плохо. Благодаря Бога, я во всех положениях довольно спокоен и очень здоров – что Бог даст вперед, при новом нашем образе жизни в Читинской, что до сих пор от нас под большим секретом, и потому я заключаю, что должно быть одно из двух: или очень хорошо, или очень дурно. – Тяжело мне быть без известий о семье и о вас всех – одно сердце может понять, чего ему это стоит; там я найду людей, с которыми я также душою связан, – буду искать рассеяния в физических занятиях, если в них будет какая-нибудь Цель; кроме этого буду читать сколько возможно в комнате, где

1 Собственноручное письмо И. И. Пущина.

5 Зак. 689 129

живут, как говорят, тридцать человек. Не знаю, как и где вас вообразить; при свидании с родными я узнал, что вы с Фрицом тогда были в Финляндии, и мне кажется, что вы теперь там поселились, но зачем, сам не знаю. Теперь же вся ваша семья пристроена, и Воля, который теперь большой Владимир, верно уже государственный человек. – Если эти строки дойдут до вас, то я надеюсь, что вы, если только возможно, напишете мне несколько слов. Если родные имеют право писать к нам, то и вам правительство не откажет прибавить несколько слов, – для меня это будет благодеяние. Где и что с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке1, что он воюет с Персианами – не знаю, правда ли это, – да сохранит его Бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне3 целую ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастья всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.

Ваш верный J. Рои..,

Пущин – Энгельгардту3

Чита, 14-го марта 1830г.

На днях получил доброе письмо ваше от 8-го Января, почтенный, дорогой мой друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и как будто перенесло к вам, где бывал так счастлив. Спасибо вам за подробный отчет о вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех благодарю. – Об себе я ничего особенного не имею вам сказать, могу только смело вас уверить, что каково бы ни было мое положение, я буду уметь его твердо переносить, и всегда найду в себе такие утешения, которых никакая человеческая сила не в состоянии меня лишить. Я много уже перенес и еще больше предстоит в будущем, если Богу

1 В. Д. Вольховский.

2 Жена Е. А , рожденная Витекер (Whitaker), ум. 1858 г.

3 Писано собственноручно Последующие письма И И. (из Петровской тюрьмы) были писаны от его имени женами декабристов (бар Розен, М. Юшновской, Нарышкиной, Кн. Е. И. Трубецкой и кн. М. Н Волконской).

130

угодно будет продлить надрезанную мою жизнь; но все это я ожидаю, как должно человеку, понимающему причину вещей и непременную их связь с тем, что рано или поздно должно восторжествовать, несмотря на усилия людей – глухих к наставлениям века. Желал бы только, чтоб все, принимающие в судьбе моей участие, не слишком горевали обо мне: их спокойствие меня бы еще более подкрепило.

Не откажите мне, почтенный друг, в возможности чем-нибудь отсюда вам быть полезным в расстроенных ваших обстоятельствах, – зная ваши правила, я понимаю, как вам тягостно не предвидеть близкого окончания ваших дел. Пришлите мне какое-нибудь сочинение на французском языке, с которого перевод мог бы быть напечатан на русском и с выгодою продан, – я найду средства скоро и по возможности хорошо его перевести и отсюда его к вам доставить. Вы этим доставите величайшее утешение. У нас здесь много книг прекрасных, но я не знаю, что может лучше разойтись. Vous etes sur les lieux, Vous devez le savoir bien mieux que moi1. Может быть это мечта, но мечта для меня утешительная, сладостная. Объяснений между нами не нужно: я пойму, если вы пришлете мне какую-нибудь книгу и скажете в письме, что она вам нравится, тогда я прямо за перо с некоторыми добрыми друзьями и спечем как пирог. Но увы! когда еще этот листок до вас долетит и когда получу ответ? – Мильон верст!

Человек странное существо: – мне бы хотелось еще от вас получить, или, лучше сказать, получать письма, – это первое совершенно меня опять взволновало. Скажите что-нибудь о наших чугунниках2 – об иных я кой-что знаю из газет и по письмам сестер но этого для меня как-то мало. Вообразите, что от Мясоедова получил год тому назад письмо – признаюсь никогда не ожидал, но тем не менее был очень рад.

Шепните мой дружеский поклон тем, кто не боится услышать голоса знакомого из-за Байкала. Надеюсь, что есть еще близкие сердца. Но Бога ради, чтоб никто не знал из неосторожных, что я кой-как к Вам постучался в дверь и на минуту перенесся в круг доброй семьи, которую вечно буду любить. Маленькой Annette мильон поцелуев от дяди /Ту...

1 Вам на месте виднее, чем мне (франц)

!Т. е. то вари шах-лицеистах (1-ю выпуска), так звавших дру! друга по чугунным кольцам, розданным им Е. А в знак прочности лицейского союза. К. Г.

5' 131

Еще последняя просьба: не откажите мне – помогать советами добрым моим сестрам, если они будут иметь в них нужду при могущей скоро случиться перемене в их семейных делах. Хотя при жизни отца оне и не в большом порядке, но я с ужасом думаю, что будет, если он скончается. Бог вам поможет. – Прощайте, будьте счастливы, сколько Вам желает искренний друг ваш.

Баронесса А. В. Розен – Е. А. Энгельгардту1 (по поручению Пущина)

Петровский Завод, 27-го ноября 1830.

Милостивый Государь Егор Антонович!

С удовольствием исполняю поручение Ивана Ивановича, который просит меня передать вам чувства, возбужденные в нем последним вашим письмом, начатым на Уральском хребте и оконченным в Петербурге. Вот, сколько я помню, собственные слова и выражения того из ваших воспитанников, который везде и всегда будет неизменным и признательным вашим другом и почитателем.

Он просил сказать доброму своему Егору Антоновичу, что он совершенно ожил, читая незабвенные для него строки, которыми так неожиданно порадован был 10-го сего месяца. Письмо ваше служит ему новым доказательством драгоценной и утешительной для него дружбы, которая ни временем, ни обстоятельствами не изменяется. Хотя он никогда в ней не сомневался, но тем не менее убеждаться в ней приятно. Сладко жить в памяти добрых друзей! – По крайней мере вы узнаете, что верный вам прежний Jeannot все тот же; что он не охлажден тюрьмою, с той же живостью чувствует, как и прежде, и сердцем отдохнул при мысли, что добрый его старый Директор с высот Уральских отыскивал отдаленное его жилище и думу о нем думал. Спасибо вам, почтенный человек! Верьте, что чувства ваши достойным образом разделяются, и что понятен стон благородной вашей души, скорбящей о бедствиях человечества. – В первом вашем письме вы

1 Бар. А. В. Розен, сестра товарища Пущина И. В Малиновского, женившегося

впоследствии (1834г.) на сестре Пущина, Марии Ивановне. На другой сестре М. В. Малиновской женился тогда же другой их товарищ В Д Вольховский. Декабрист А. Е. Розен женился еще до рокового бунта (в нач. 1825 г.). Жена догнала своего мужа в Сибири.

изложили весь ваш быт и сделали его как бы вновь причастным семейному вашему кругу. К сожалению, он не может вам дать того же отчета – жизнь его бездейственная, однообразная! Живет потому, что Провидению угодно, чтоб он жил; без сего убеждения с трудом бы понял, к чему ведет теперешнее его существование. Впрочем не огорчайтесь: человек, когда это нужно, находит в себе те силы, которые и не подозревал; он собственным опытом убед! лея в сей истине и благодарит Бога.

Провидение посетило бедствием Россию; ужасная болезнь свирепствует.1 Плачевное сие известие из Отечества сильно потрясло наши сердца, – мы просили прислать священника и с коленопреклонением вознесли к Небу недостойные, но искренние наши мольбы о родных, друзьях и всех страждущих.

Смерть Саврасова его поразила2; в душе пожелал ему светлой вечности и сказал с вами: ему теперь легче! Не стало одного доброго товарища, который кому-нибудь мог быть полезен, а он (т. е. Пущин) жив и здоров. Как это все понять?

Напомните о нем почтенной доброй Марье Яковлевне; скажите ей, что он часто воображением переносится к ней, чтобы, как прежде бывало, подышать тем спокойствием, которым она умела наделять всех окружающих ее. Надеется, что вспомнит его все ваше зрелое, а тогда юное потомство, всем от души желает возможного в сем мире счастия. Дайте ему весточку о лицейских его товарищах; о некоторых из них он ничего не слыхал с самой разлуки с вами; всех их помнит и любит по-прежнему. Бедная Марья Петровна! чем ее утешить, кроме живого участия в горестной судьбе ее.

Пусть эти строки хотя несколько изъяснят вам его чувства, которые погаснут не прежде, как погаснет его жизнь. Любите его домашних, не оставляйте их; дружба ваша – истинное для них утешение. Прощаясь с вами с родственным сердцем, просит, да поможет вам Бог во всех ваших начинаниях и делах.

Муж мой вместе со мною приносит вам и любезной Марье Яковлевне свое почтение. Желаю, чтоб письмо сие было для вас утешительно и остаюсь

Вам преданная А. Розен.

1 Холера. Настоящее письмо все исколото, как тогда водилось. К. Г. 1 Умер за границей от чахотки, см. выше. К. Г.

132

133

Бар-сса А. В. Розен – А. И. Пущиной1 (по поручению И. И.).

Петровский завод, 19 марта 1831.

В прошедший раз я наскоро отвечала вам, любезная Анна Ивановна, на письмо ваше от 18-го генваря, полученное братцем вашим 4-го сего месяца. Вдобавок он поручает мне сказать вам, что ему более нежели приятно всякое откровенное ваше излияние чувств и просил вас никогда не щадить его, как бы мрачно ни было ваше расположение; хотя он не в состоянии ничем утешить вас, но слышать тайный голос вашего сердца, разделять самые его горести – есть уже для него отрада, на которую он имеет полное право по истинной его дружбе к вам – Известие о смерти Дельвига сильно поразило Ивана Ивановича. Да сохранит Бог жену его и дочь!

На прошедшей, то есть на второй неделе поста, Иван Иванович ГОВОРИЛ: на алтарь милосердого Бога принес он искренние молитвы о родных, друзьях и о всех страждущих. В субботу он приобщился Святых Тайн. ...2

Иван Иванович, зная вполне доброту Егора Антоновича, решается вновь его беспокоить сим поручением и просить его вместе с Владимиром Ивановичем похлопотать о деле Всеволода, если возможно доставить детям свидание и утешить отца уведомлением.

Извините, добрая Анна Ивановна, что весь почти лист занят чуждым для вас предметом; братец ваш просит вас быть посредницей в этом деле и заранее уверен в успехе оного. – Обнимая вас всех от души, целуя у батюшки и матушки руки, он остается неизменным вашим другом.

Желая вам и любезным сестрицам всевозможного спокойствия и утешения, остаюсь навсегда

Вам преданная А. Розен.

1 Писано тем же лицом, что предыдущее и последующее.

2 Здесь следует изложение просьбы И. И. к Е А. похлопотать о сыновьях декабриста В. И. Штейнгеля. К. Г.

134

Бар-сса А. В. Розен – Е. А. Энгельгардту.

Петровский завод, 5-го февраля 1832.

Милостивый Государь Егор Антонович,

К сожалению моему, до сих пор не могла исполнить препоручения Ивана Ивановича изъявить вам искренюю его благодарность за письмо Ваше от 27-го ноября, которое он с необыкновенным удовольствием получил 5-го генваря нынешнего года. Это было для него одним из самых приятных подарков на новый

год.

Вы знаете слишком хорошо Ивана Ивановича, чтоб нужно было уверять вас в участии, которое он не перестает принимать во всем касающемся до вас; время, кажется, производит над ним действие совершенно противное обыкновенному вместо того, чтоб охлаждать его привязанности душевные, оно еще более их укрепляет и развертывает. Грустно ему было читать в письме вашем о последнем 19-м октября. Прискорбно ему, что этот день уже так мало соединяет людей около старого Директора. Передайте дружеский поклон Ивана Ивановича всем верным союзу дружбы; охладевшим попеняйте. Для него собственно этот день связан с незабвенными воспоминаниями; он его чтит ежегодно памятью о всех старых товарищах, старается сколько возможно живее представить себе быт и круг действия каждого из них. Вы согласитесь, что это довольно трудно после столь продолжительной и, вероятно, вечной разлуки. – Воображение дополняет недостаток существенности. При этом случае Иван Иванович просит вас напомнить вам его просьбу, о которой, по поручению его, писала уже к вам: он желал бы иметь от вас несколько слов о каждом из его лицейских товарищей. Вы верно не откажете исполнить когда-нибудь его желание, – это принесет ему истинное удовольствие.

Про себя он ничего не может вам сказать особенного. Здоровье его постоянно хорошо – это не безделица при его образе жизни. Время, в котором нет недостатка, он старается сократить всякого рода занятиями. Происшествий для него нет – один день, как другой, следовательно рассказывать ровно нечего. Благодаря довольно счастливому его нраву, он умеет найтись и в своем теперешнем положении и переносить его терпеливо. – В

135

минуты и часы, когда сгрустнется, он призывает на помощь рассудок и утешается тем, что всему есть конец! – так проходят дни, месяцы и годы....

Дорогой Марье Яковлевне Иван Иванович целует руку; часто, очень часто об ней вспоминает. Просит сказать всем вашим миллион поклонов. Слова ваши о потерянной вами внучке тронули его до глубины души. Он сердечно жалеет об Августе Яковлевиче, лишившемся доброй и милой своей супруги. Вы ничего не говорите о маленькой Annete. Иван Иванович был у вас, когда вам принесли этого ребенка. Минута сия сильное сделала на него впечатление.

Посещайте иногда на досуге дом Пущиных. Иван Иванович просит вас об этом, зная, как приятно сестрицам его видеть вас; он так им благодарен за необыкновенную и деятельную их привязанность к нему, что не знает, как бы их утешить. – С удовольствием исполнила я поручение Ивана Ивановича, и желала бы, чтоб в этом письме вы сколько-нибудь узнали верного и неизменного вашего друга.

Почтенной Марье Яковлевне приношу мое почтение, с коим и к вам пребуду.

А. Розен.

ПИСЬМА ЛИЦ, БЛИЗКИХ К ПЕРВЕНЦАМ ЛИЦЕЯ

К вышепомешенной коллекции сохранившихся у меня писем из переписки товарищей Пушкина считаю уместным присоединить несколько писем лиц, бывших близкими к поэту, его товарищам и Лицею, – писем, имеющих отношение к разработке материалов для биографии поэта и к исследованию лицейской старины. Большая часть их печатается впервые.

С. Л. Пушкин – Князю П. А. Вяземскому1

1 февраля 1838.

Любезнейший князь Петр Андреевич!

Я бы желал, чтобы в заключение Записок биографических о покойном Александре, было сказано, что Александр Иванович Тургенев был единственным орудием помещения его в Лицей и что через 25 лет он же проводил тело его на последнее жилище. Да узнает Россия, что она Тургеневу обязана любимым ею поэтом! Чувство непоколебимой благодарности побуждает меня просить вас об этом. – Нет сомнения, что в Лицее, где он в товарищах встретил несколько соперников, соревнование способствовало к развитию огромного его таланта. Вот что я писал Александру Ивановичу и потом к вам, но письмо мое в то время, не знаю почему, до вас не дошло. – Благодарю еще раз княгиню за 29-е число.

Весь и всегда ваш С. Пушкин.

1 Это письмецо отца поэта было уже напечатано Я. К. Гротом в его кн. "Пушкин" и пр., стр 287-88. Оно писано на 3-й день после первой годовщины кончины поэта.

137

Кн. П. А. Вяземский – Я. К Гроту.

Homburg vor der Hohe (без даты, относится видимо к 1874 г.1).

Я не нашел у Анненкова ("Вестник Европы"2) отметки Пушкина о 1814г.

Во всяком случае не мог он видеть Карамзина в течение этого года. Может быть, ребенком видел он его в Москве у отца своего, да и то невероятно. По крайней мере, не помню Сергея Львовича в Москве ни у Карамзина, ни у себя. Карамзин, вероятно, знал его, но у него не бывал.

Из Москвы в Петербург в 1816г. с Карамзиным ехал я один. Жуковский был уже в Петербурге. Василий Львович приехал в Петербург или перед нами или вслед за нами, но положительно не с нами, а в обратный путь примкнул к нам. С ним по дороге и заезжали мы в Линей, вероятно по предложению Вас. Львов. Оставались мы там с полчаса, не более. Не помню особенных тогда отношений Карамзина к Пушкину. Вероятно, управляющие Лицеем занимались Карамзиным. А меня окружила молодежь: я и сам был тогда молод. Тут нашел я и Сергея Ломоносова, который за несколько лет пред тем был товарищем моим или в иезуитском пансионе, или в пансионе, учрежденном при Педагогическом институте – в точности не помню. Пушкин был не особенно близок к Ломоносову3 – может быть напротив. Ломоносов и тут был уже консерватором, а Пушкин в оппозиции против Энгельгардта и много еще кое-кого и кое-чего. – Но как-то фактически сблизили их и я и дом Карамзиных, в котором по летам бывали часто и Пушкин и Ломоносов, особенно в те времена, когда наезжал я в Царское Село. Холмогорского в Ломоносове ничего не было, т. е. ничего литературного. Он был добрый

1 ПисановответнавопросыЯ. К. по случаю составления его статьи "Старина Царскосельского Лицея" (в Сборн "Складчина" 1874), где и рассказано о свидании Карамзина с Пушкиным в 1816 г.

2 Разумеются статьи П. В. Анненкова "А. С. Пушкин в Александровскую эпоху" в "Вестнике Европы*, 1873, ноябрь и лек. и 1874, янв. и февр. К. Г.

3 По рассказу И. И. Пущина (его "Записки", стр 9-10), Пушкин познакомил его еще до окрытия Лицея (ко!да все уже съехались и Петербург), при представлении будущих лицеистов Министру, с Ломоносовым и Гурьевым, и все они четверо потом часто сходились у В. Л. Пушкина и у Гурьевых. К. Г.

малый, вообще всеми любим и, вероятно, не без служебных способностей, потому что совершил довольно блистательную дипломатическую карьеру, любим был Поццо-ди-Борго и занимал посланнические посты. Упоминание о нем Вас. Львов, ничего не значит, кроме обыкновенной и вежливой любезности.

О предполагаемой поездке Пушкина incognito в Петербург в дек. 25-го года верно рассказано Погодиным в книге его "Простая речь", страницы 178 и 179'. Так и я слыхал от Пушкина. Но, сколько помнится, двух зайцев не было, а только один. А главное, что он бухнулся бы в самый кипяток мятежа у Рылеева в ночь 13-го на 14-ое дек.: совершенно верно.

Письма моего к Булгакову не помню, и было ли оно напечатано – не знаю. Спросите Барсукова, а если успеете, Бартенева. Во всяком случае, если Вам угодно, печатайте его. В статье Анненкова есть неверности и много провициального, как у многих из наших литературо-публицистов. Видно, когда говорят они о так называемом высшем обществе – впрочем, и в самом деле высшем, – что говорят они по слухам, и что это общество для них terra incognita2.

Вот все, что могу отвечать Вам на Ваши вопросы, да и места нет для большего разглагольствования. Мое сердечное почтение А. В. Плетневой. Что переписка его?

Неизменно Вам преданный Вяземский.

Я. К Грот – К. К. Гроту3

СПб.27сент, 1872.

Матюшкин провел лето близ станции Бологое, но не на своей даче4, а у кн. Эристовой5; там жил он в маленькой комнате, из

1 Изд. 2, 1874; отд. II, стр. 22-23; о том же рассказывает и В. И. Даль. См. Л. Майков "Пушкин и Даль", в своей книге "Пушкин", Спб. 1899, стр. 420-21. К. Г г неведомая земля (лат,)

3 Матюшкин скончался 16-госент. Это письмо писано через 10 дней – Я. К. Гротом к своему брату (лицеисту VII к.), жившему за границей (в Всве, в Швейцарии).

4 Называвшейся "Заимка", см. ниже.

5 Вдовы его покойного друга, лицеиста II курса, кн. Д. А. Эристова {ум. 1858 г.).

138

139

которой и не выходил (по слабости мочевого пузыря). Это и мало питательная диета, без мяса, очень ослабили его. В августе, по совету доктора Ланга, он переехал в Петербург на прежнюю свою квартиру, перешел на мясную пишу с хорошим вином и скоро начал заметно поправляться. Но тут вдруг с ним сделался удар, и он слег в постель (паралич был в ногах, и уже во 2-й раз; 1-ый был весною). Сначала он был весел, всех узнавал, но однажды вдруг не стал видеть, и доктора мог узнавать уже только по голосу, а на другой день впал и вовсе в бессознательное состояние. Вечером, 16-го числа, он просто уснул, без страданий, навеки. В последние дни было сделано завещание, формальное, при нотариусе и лицейском Комовском, но по смерти оказалось, что М. либо не успел, либо забыл подписать это завещание. В нем он отказывал свою прелестную дачу одному из сыновей лицейского Данзаса, а не взятую за несколько лет аренду – какой-то несовершеннолетней своей воспитаннице. Но это завещание, конечно, недействительно; за несколько лет было сделано им другое, которое он отменял этим.